ГЛАВА VIII
О характере российских реформ:
капиталистическое обновление или деградация общества?
§ 28. Почему капитализм в России развивается втайне от общества?
Когда, говоря о целях развития российской экономики и российского общества, приходится затрагивать возможность капиталистического пути, всегда слышишь одно и то же стандартное возражение: понятие "капитализм" устарело, "чистого" капитализма в развитых странах давно нет, а есть те или иные виды смешанных экономик. Не пристало России повторять путь, который всеми уже отброшен.
Конечно, экономисты правы. Но применительно к России что-то здесь не договаривается. А вопрос стоит того, чтобы докопаться до сути.
Пожалуй, первым, кто во всей полноте поставил вопрос, строит ли Россия капитализм, был Рой Медведев. В его книге [17] есть раздел: "Десять препятствий на пути капиталистического развития России", где он перечислил социальные, политические, производственно-технические, территориально-географические, психологические, экономические, военные, идеологические, внешнеэкономические — словом, все мыслимые факторы, которые исключают успешность движения России по капиталистическому пути. Со всеми описанными автором негативными обстоятельствами движения России к капитализму нельзя не согласиться. Ситуация описана предельно четко.
Но остался без ответа главный вопрос: строит ли Россия капитализм?
Прежде всего отмечу наблюдение Медведева, которое в моем последующем анализе будет играть ключевую роль. Он пишет: “Наши новые реформаторы из окружения Ельцина опасаются слишком открыто использовать понятие "капитализм". Сам Президент ни в одном из своих программных выступлений не говорил о капитализме как о конечной цели проводимых в стране "структурных реформ"”. А между тем один из соратников Гайдара экономист Алексей Улюкаев считает победу Ельцина на выборах решающим успехом капиталистической революции. “Президентские выборы 1996 года, — писал Улюкаев, — событие историческое и судьбоносное... В том смысле, что, по выражению товарища Сталина, вопрос "Кто кого?" окончательно решен в России в пользу капитализма” [17. С. 4].Сам Гайдар тоже многократно оценивал трансформацию российской экономики именно как движение в сторону капитализма, подчеркивал, что деятельность его команды — это строительство капитализма (это не мешало ему позднее сетовать на негативные черты этого капитализма). Однако такие оценки в доступной печати достаточно редки.
Отмеченная осторожность в оценках целей реформ объясняется, с одной стороны, неопределенностью целей постсоветского развития страны. С другой стороны, описанная ситуация объясняется исторически сложившейся сложностью взаимоотношений между Россией, ее обществом и государством, с одной стороны, и капитализмом как "идеальным типом" и как реальной общественно-экономической формацией, с другой стороны. Эти отношения имеют свою длительную историю, которая все еще на памяти у немалой части населения нынешней России.
Главные вехи этой истории: дискуссия Ленина с народниками в 90-е годы XIX в. по вопросу о развитии капитализма в России [18];свержение царизма в России в 1917 г. под лозунгом борьбы с капитализмом и установления диктатуры пролетариата; истребление Сталиным "врагов народа" как якобы идеологов капитализма внутри партии и советского общества (20—50-е годы); борьба КПСС против "пережитков капитализма" в послевоенный период; внешнеполитический курс на борьбу против "капиталистического окружения" и др.
Более того, вся духовная жизнь эпохи СССР была пронизана идеологической борьбой против капитализма во всех его проявлениях и формах — начиная от "капиталистического окружения" и "буржуазной идеологии" и кончая "буржуазным искусством", "буржуазной наукой" и др. Поэтому понятия "капитализм", "капиталистический", 'буржуазный" в эпоху СССР приобрели одиозный смысл. Это были слова, с помощью которых власть как бы "метила" людей: подразделяла их на "наших" и "ненаших", на преданных строю и "чуждых элементов".
Все это оставило глубокий след в сознании общества: Миллионы людей в России ненавидят и (или) боятся капитализма. Сегодня это ощущается, например, в отношении российского общества к НАТО. Бесспорно, что это отношение "замешано" на традиционном "образе врага" — "капиталистического окружения", "капиталистической опасности" и др. Каков генезис всего этого?
Во-первых, понятие "капитализм" напоминает о недавно исповедовавшейся идеологии марксизма-ленинизма, где главным звеном был извращенный образ капиталистического мира. Ведь рассказы о капиталистической экономике в советских учебниках и монографиях по политэкономии действительно были грандиозным вымыслом. Поэтому сегодня многим (в первую очередь экономистам!) неприятно вспоминать, что еще недавно они верили во все это. А ведь реформу делают экономисты.
Во-вторых, бурная капитализация в постсоветской России рождает некое коллективное чувство вины: мол, боролись-боролись с капитализмом, а теперь сами встали на путь его "строительства".
В-третьих, наличие коммунистической оппозиции ограничивает возможность обсуждения перспектив развитие капитализма в России, так как чревато обострением политических конфликтов.
Совершенно естественно, что страна, которая прошла такую историю, не может иметь спокойного, объективного отношения к капитализму.
В эпоху перестройки и перехода к рынку все это вылилось в особые формы. Прежде всего, как выше отмечалось ссылкой на Роя Медведева, в официальных политические документах, где говорится о реформе, о переходе к рынку, понятие "капитализм" не используется. Это связано с тем, что вопрос о цели трансформации российского обществу вообще не ставится. А понятие "капитализм" делается необходимым лишь в ситуациях, когда обсуждаются цели движения страны.
Аналогична ситуация и с массовыми опросами общественного мнения. В описанных выше результатах массовый опросов выяснялось отношение жителей страны не к капитализму как к системе, а Лишь к одному фрагменту такой системы — к частной собственности. Отношение населения страны к капитализму в целом социологи не выясняют Идеологические ограничения здесь действуют железно: авторы анкет опасаются употреблять это понятие, опасаются спрашивать об этом жителей страны. Сложилось что-то вроде "заговора молчания".
Аналогична ситуация и в экономической литературе, включая и учебную. Например, в интереснейшем учебнике по экономике для школьников 9—11-х классов [19] понятие "капитализм" не используется.
С учетом всего этого ясно, почему, начиная перестройку, Горбачев не мыслил ее как переход к капитализму, т. е как процесс, обратный тому, который был начат Лениным 1917 г. Хотя, конечно, глубинные мотивы Горбачева с помощью рентгеновского аппарата не просвечивались, но похоже, что таких намерений у него не было. По крайней мере на ближайшую для того времени перспективу, например на 1985-1990 гг.
Сегодня же мы оказались "на грани капитализма".
Как бы ни относиться к нему, но любому ясно: различия между ним и советским социализмом весьма глубоки. Советские марксисты были правы, считая, что СССР и капиталистические страны — это два разных мира: противоположные экономики, противоположные политические системы, противоположные ценности. Наверное, не случайным был и курс коммунистов на создание "железного занавеса", строго отделявшего СССР от всего остального мира.
Но несмотря на все это, сегодня совершенно очевидно, что Россия строит капитализм. Хотя и делается это по-особому: "невербальное поведение" (реальное развитие экономики) — прокапиталистическое, а "вербальное поведение" (идеология, мнения, оценки) демонстрирует "фигуру умолчания".
Действительно, направленность перемен, происходивших в СССР начиная с 1985 г., прямо противоположна тем, которые происходили в России с 1917 г. до середины 80-х годов, когда коммунисты еще строили социализм и коммунизм. Поэтому естественно сравнить характер протекания этих двух процессов: перехода от капитализма к социализму и обратного перехода, от советского социализма к новому российскому капитализму.
Если отвлечься от некоторых "частностей" (таких, как материальное благосостояние населения в 1917 г. и в середине 80-х годов, особенности его менталитета в период революции и к началу горбачевской перестройки и др.), то можно сказать, что главное отличие сравниваемых процессов, т. е. движения от капитализма к социализму в эпоху революции 1917 г. и обратного движения от социализма к капитализму в 90-е годы XX в.,наверное, состоит в том, что первый переход происходил в форме радикальной революции, тогда как второй — в форме эволюционных изменений.
Напомню, понятие "революция" имеет два смысла: общефилософский и политический. В общефилософском смысле революция — это смена одного социального качества на Другое независимо от того, "летели" при этом чьи-то головы или нет. Бесспорно, что природа социального строя, введенного Ельциным, качественно иная, чем в горбачевский период. В этом смысле Россия пережила то, что философы вслед за Гегелем называют "качественным скачком": пережила смену качества системы.
Однако в политическом смысле переход от СССР к постсоветской системе не был революцией, а, напротив, произошел в основном эволюционно. Тогда как установление советской власти после 1917 г. происходило в форме политической революции.
Революционный характер развития событий в период и после 1917 г. привел к тому, что капиталистические отношения были подчистую ликвидированы, причем вместе с их носителями. Все, что грозило помешать воплощению в жизнь идеалов коммунизма, беспощадно уничтожалось. Во имя этого не жалели ничего. В результате облюбованная модель социализма действительно была реализована и главное — была создана социальная система, которая не только не мешала, но, напротив, много десятилетий способствовала поддержанию созданной экономической и политической модели общественного устройства.
В отличие от этого процессы, начавшиеся в середине 80-х годов, хотя и включали некоторые радикальные перемены (развал СССР и отказ от диктатуры КПСС), хотя и вызывали проявления насилия и жертвы (1991 и 1993 гг.), но происходили без уничтожения каких-либо социальных слоев и классов. Если социалистическая революция 1917 г. уничтожала все капиталистические институты дореволюционной России, то переход к капитализму 80—90-х годов, напротив, осуществлялся усилиями тех классов и групп, которые в СССР находились у власти и господствовали в экономике. Не стоит забывать, что Ельцин — это бывший секретарь Свердловского обкома КПСС.
Правда, к середине 1997 г. социальный состав властвующей элиты изменился: его руководящая верхушка — это уже не переродившаяся номенклатура, а новое поколение прокапиталистических политиков, которые сформировались в годы горбачевской перестройки. Гайдару, Б. Федорову, Чубайсу, Немцову, Коху, Нечаеву, Беляеву, Авену, Сысоеву и другим членам этой команды в начале перестройки было чуть больше 30 лет. Но инициатор капитализации вырос все же изнутри аппарата КПСС.
Именно эта особенность российской революции 90-х годов проявляется в нынешнем противостоянии двух основных политических сил:
1) властвующей элиты — пропрезидентской команды, сконцентрированной в аппарате исполнительной власти (в Правительстве, Администрации Президента, части Государственной Думы), и сросшихся с ними "новых русских" -банкиров, президентов крупных корпораций, фирм, фондов и т.п.;
2) оппозиционной элиты, сконцентрированной в законодательных органах власти.
Эти две силы олицетворяют две основные тенденции развития российского общества, две главные альтернативы: 1) движение к цивилизованному капитализму или 2) движение к начертанному еще Горбачевым "социалистическому выбору" с описанным мною выше "социалистическим рынком".
Выше я упоминала, что понятие "капитализм" ни в официальных документах, ни в прессе, ни в массовых опросах не используется. Но в каких терминах осмысливается реформирование российской экономики? Чаще всего используется категория "западная модель". Оппозиция, идеология которой "замешана" на "русской идее", говорит о неприемлемости западной модели экономики для России. Вот, например, мнение С. Бабурина: "Особенностью России на протяжении веков была общинная экономика и общинная культура. Социализм — или коллективизм — уходит корнями в нашу собственную историю. В чистом виде частная собственность как основа любого индивидуалистского общества у нас невозможна. Может быть, это плохо и страшно, но это так" [20].Под этим, безусловно, подписались бы многие известные политики как коммунистической ориентации (Зюганов, Илюхин, Лукьянов и др.), так и националистической (Жириновский и др.).
Итак, социальная ситуация в экономике такова: имеются две элитарные группы: прокапиталистическая, которая находится у власти, и антикапиталистическая, которая составляет оппозицию, но одновременно играет немалую роль в становлении новых экономических структур, занимает в них ведущие позиции. Идущая между этими группами открытая и скрытая борьба создает благоприятную почву для развития различных форм "теневой экономики". Возникающая новая система несет в себе двоякого рода черты — как советского социализма, так и некоего обобщенного (вненационального) капитализма. Этот синтез Авух противоположных систем породил обстановку "мут-Ион воды", которая придала возникающему обществу криминальный характер. В результате сегодня именно она занимает "командные высоты", подминая под себя и бывшие государственные, и новые частные предприятия.
Хотя всем ясно, что капитализация страны происходит но оппозиция не признает этого (довольно очевидного) факта, продолжает обсуждать альтернативы развития страны, грозит свергнуть прокапиталистическую власть.
Конечно, новые перевороты обществу не нужны. Но наличие духовной оппозиции, критика ею политического и экономического курса Ельцина проясняют реальную ситуацию. Это очень полезно, если учесть, что проводимый властями курс далек от открытости.
Итак, действительно ли Россия встала на путь капитализма?
§ 29. Ситуация в начале рыночных реформ: уход от социализма — но куда?
Экономическая реформа началась и проводится в ситуации, когда Россия сбрасывает с себя общественную систему, которая была названа социализмом. Когда население вынуждено "разрывать пуповину", связывавшую его с СССР, для большинства населения этот разрыв проходит болезненно. Ведь у тех, кто родился в 30—40, 50—60 и 70-е годы, с СССР связана вся или значительная часть их жизни. И даже самые молодые граждане, сегодняшние 18-летние, провели свое детство при советском социализме. Так что все 148-миллионное население сегодняшней России впитало в себя историю СССР, его далекое и недавнее прошлое: идеологию, уклад жизни, политические установки, моральные устои, культуру, искусство — все, что имело это общество, чем оно было богато.
Столь сильной связи населения России с советской системой способствовали два обстоятельства.
Во-первых, кровавое прошлое России, связанное с революцией, было в большой мере забыто, отодвинуто от живших поколений, закрыто мощными идеологическими барьерами: цензурой, мифами, официальными версиями истории СССР и истории КПСС. В советской исторической науке было множество мифов, предназначенных для того, чтобы доказать трудящимся, что до 1917 г. Россия была дикой, отсталой страной, что все блага им дала только советская власть. Поэтому в социальной памяти сохранилась лишь советская история, причем в ее официальном варианте.
Во-вторых, сильная идейная связь населения с советской системой объясняется тотальной идеологизацией всей жизни в условиях СССР. Любовь к советской системе воспитывалась с детства. Коммунистическое воспитание было главной заботой партии и государства. Оно носило всесторонний и последовательный характер. Поэтому оно давало свои плоды.
Однако начавшаяся в середине 80-х годов перестройка и последовавшие за ней экономические реформы привели к тому, что довольно однородное в прежние времена массовое сознание начало ломаться.
Прежде всего подверглись сомнению те идеологические стереотипы, которые сформировались за годы советской власти, давно стали привычными и представляли собой жизненное кредо миллионов людей. Почти бесспорным для них казалось, что лучшая в мире экономическая система — социализм, что привлечение иностранного капитала антипатриотично, частная собственность недопустима. Очевидным казалось, что богатство — это признак мещанства, перерождения, "вещизма", что торговля землей — это разграбление народного достояния, а свободная рыночная торговля — это спекуляция. Подавляющее большинство людей в СССР если и не идентифицировало себя с идеологией КПСС полностью и до конца, то, во всяком случае, свыклось с ней, приняло стереотипы сознания и поведения, необходимые для самосохранения. Известный экономист И. Бирман писал в 1983 г., что "большинство советского населения или индифферентно, или поддерживает режим. Ибо... хоть и медленно, хоть и с очень низкого уровня, но жизненный уровень рос в течение всего послевоенного времени. При всем недовольстве текущим положением люди замечали, что сегодня они живут лучше, чем вчера. Они рассчитывали, что завтра будут жить еще немного получше, а послезавтра еще лучше" [21].
Таким образом, поддержка режима держалась не только на вере в лучшую жизнь, но и на страхе потерять с трудом нажитые жизненные блага. К тому же в условиях жесткой цензуры почти никакой информации о преступлениях руководства КПСС и советского государства народ не имел. И при всем скептицизме и критичности по отношению к власти за почти 75-летний дореформенный период политики "кнута и пряника" народ не только смирился с этой политикой и с этой властью, но и сросся с ними.
Таблица 29
МНЕНИЕ ЧИТАТЕЛЕЙ "СИБИРСКОЙ ГАЗЕТЫ"
О ВОЗМОЖНОСТИ РЕАЛИЗОВАТЬ ЛОЗУНГИ СОЦИАЛИЗМА (в %)
| Удастся ли реализовать лозунги | Да | Нет | Не знаю |
| "Власть — Советам"' | 19 | 73 | 8 |
| "Фабрики — рабочим"' | 17 | 76 | 7 |
| "Земля — крестьянам"' | 26 | 67 | 7 |
| "Свободное самоопределение — нациям"' | 24 | 69 | 7 |
Однако первые ростки гласности, а затем лавина информации о масштабах жертв политики КПСС, об ущербе, нанесенном населению, природной среде, экономике, международному престижу страны, вызвали ценностный шок. "Сухой остаток" пережитого шока — разочарование в политике КПСС и в ее идеологии. Социализм вдруг предстал в массовом сознании как несостоявшаяся утопия. Из опроса, проведенного нами в январе 1990 г. среди читателей "Сибирской газеты" (табл. 29), видно, что в осуществление в СССР классических лозунгов советского социализма верили не более 1/4 опрошенных, не верили же 69—76%. Еще слабее оказалась надежда на выполнение программных обещаний КПСС. Ответы на вопрос, удастся ли КПСС и советскому государству обеспечить советским людям основные жизненные ценности, оказались весьма пессимистическими (табл. 30):в возможность получения от КПСС и государства обещанных социальных благ верили лишь 9—13% опрошенных, тогда как не верили в это 75—88% [22].Хотя масштабы этого опроса недостаточны для оценки мнения всего населения страны, но произошедшую к концу 80-х — началу 90-х годов переоценку социалистических ценностей среди интеллигенции он отражает. Кстати, о кризисе ценностей первым сказал М. Горбачев. Не случайно в эти годы он выдвинул казавшуюся тогда невероятной для советского режима идею общечеловеческих ценностей. Эта идея полностью расходилась с идеологией КПСС, опрокидывала ее.
Таблица 30
МНЕНИЕ О ВОЗМОЖНОСТИ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ОСНОВНЫХ ЖИЗНЕННЫХ ЦЕННОСТЕЙ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА (8 %)
| Удастся ли | Да | Нет | Не знаю |
| Достичь нормального уровня благосостояния | 11 | 80 | 9 |
| Создать нормальные жилищные условия | 9 | 88 | 3 |
| Обеспечить качественное медицинское обслуживание | 9 | 84 | 7 |
| Уменьшить загрязнение окружающей среды | 12 | 78 | 10 |
| Обеспечить защиту личности и политических прав, свободу слова и совести | 13 | 75 | 12 |
Вместе с верой в идеологию КПСС рухнуло множество идеологических принципов и правил поведения, десятилетиями составлявших "плоть и кровь" советского человека. Главное — потеряло смысл строительство социализма. Пустышкой оказался лозунг "Партия и народ едины". Превратились в миф общенародная собственность, движение страны к социальной однородности. Бессмысленными стали социалистическое соревнование, требование трудового героизма, подчинение личности воле коллектива, многие другие ценности КПСС и советского государства, внедренные в сознание миллионов людей. Люди оказались участниками грандиозного эксперимента — попытки перехода от несостоявшейся утопии социализма к еще очень далекой от их жизни и малопонятной реальности рынка и капитализма [23].
К началу объявления курса на рыночную экономику миллионы простых советских людей не имели о ней никакого понятия, а потому желания и возможности участвовать в этом процессе. Они не испытывали потребности иметь какую-либо собственность и тем более прилагать для этого какие-либо усилия. В опросах общественного мнения 1987—1988 гг. 60—70% людей (опрашивавшихся по достаточно представительным выборкам) предпочитали работать не в каких-либо новых, рыночных организациях — не в кооперативах, не на частных, совместных или тем более иностранных предприятиях. Они откровенно признавались, что самое важное для них — получать те, пусть минимальные, гарантии, которые давало им государство: хотя бы небольшую, но постоянную зарплату, очередь на жилье, путевки, места в детском садике, талоны на дефицитные товары [24]. Люди знали только одну форму использования их труда — государственную.
Правда, совсем другой была в это время номенклатура — те, кто работал в партийно-советском аппарате: партийные работники разного уровня, ответственные работники министерств и ведомств, многочисленные работники главков, объединений, трестов, аппарата местной власти и т.д. В отличие от рядовых рабочих, служащих, колхозников они имели понятие о собственности, понимали ее ценность и раньше всех ощутили потребность и возможность присвоить то, что можно. К началу рыночных реформ значительная часть государственной собственности уже была собственностью бывшей номенклатуры. "Золото партии" уже было спрятано за рубежом [25].
Все это не могло быть иначе, потому что два основных класса бывшего советского общества — правящая элита и народ — были воспитаны в разных традициях, приучены к разным стереотипам поведения: элита — распоряжаться государственным как своим, народ — не распоряжаться им как чужим, беспрекословно подчиняться распоряжениям начальства.
Однако при всех различиях "верхов" и "низов" все поколения людей, попавшие в перестройку, были сформированы советской системой, их личностные черты в основном соответствовали ей. Поэтому им было трудно ломать привычные, сложившиеся и считавшиеся самыми передовыми социальные традиции, стереотипы, отношения. Ведь общественные отношения существуют не только вне людей, не только в виде учреждений, инструкций, законов, но и внутри людей, в ценностях и нормах поведения, которые приобрели для них силу привычки.
В 1982 — 1989 гг. мы изучали управленческие кадры сельского хозяйства СССР. Эти исследования показали, что адресное доведение и выполнение директивных заданий, директивное планирование, фондирование и прочие элементы действовавшего хозяйственного механизма вошли в культуру специалистов и руководителей всех уровней, стали нормой их экономического поведения [26].Исследования показали, что у функционировавших в конце 80-х годов кадров — от министра до бригадира — были выработаны жесткие ориентиры на получение и выполнение директивных указаний, плановых заданий, на сложившиеся способы отбора и обновления кадров, формы отчетности и контроля.
Все это сфокусировалось в социальной ситуации, сложившейся в стране в связи с декларированием и попытками осуществления курса на рыночные отношения. Встала новая социальная проблема — противоречие между необходимостью быстрой рыночной переориентации экономики и типами работников, которые были унаследованы от советской власти за 3/4 века ее существования. Для перехода к рынку требовались компетентные самостоятельно действующие субъекты — собственники, причем не единицы или сотни, а миллионы. И не "тянущие" богатство на себя, тем более не ворюги, а честные, ориентированные на благо ближнего, на благо общества. Но их не оказалось [27].Для сознания народа была характерна скорее пассивность, чем желание что-то создавать, творить; стремление выжить, чем готовность к тем или иным новым акциям; боязнь будущего, нежели стремление работать на него; потребность найти "нишу", обеспечить спокойствие и благополучие себе лично, нежели государству, обществу, народу. Массовое экономическое сознание было еще далеко от такого, которое не только можно было бы считать рыночным, но хотя бы готовым к тому, чтобы стать таковым. Об этом свидетельствуют рассказы руководителей первых кооперативов, акционерных предприятий, союзов предпринимателей, возникавших в конце 80-х — начале 90-х годов. Создавая новые организации, их лидеры непосредственно соприкасались с людьми, понимали их поведение. Вот, например, что в начале 1991 г. писал президент Российского союза частных собственников В. Щекочихин: “Что хорошего можно ждать, если 100 членов кооператива начинают рассуждать или спорить до хрипоты, как им лучше "в рынок войти", когда нужно грамотное решение, скажем, о вложении или переброске капитала принять в одночасье?” Автор сетует на то, что простые люди остаются пассивными, не идут на борьбу с государством, мешающим развитию рынка [28]. Но ведь и в государственном аппарате те же люди, с той же некомпетентностью и пассивностью.
С учетом всего этого ясно, почему начатая в конце 1991 г. — начале 1992 г. правительством Ельцина—Гайдара рыночная реформа, предполагавшая ту или иную форму возвращения к капиталистической экономике, ввергла общество в состояние шока. Причем шока двойного: и экономического (реакция на либерализацию цен), и идейного (реакция на начало поворота, обратного революции 1917 г.: от социализма к капитализму).
Экономическая реформа в России пересеклась с ломкой политической системы и потому стала главной ареной политической борьбы. Политические перемены в России оказались весьма радикальными. Их главные звенья — распад СССР, отказ от КПСС как руководящей и направляющей силы общества, развенчание коммунистической идеологии, отказ от однопартийной системы, возникновение в стране нескольких десятков новых политических партий и общественных движений. Радикальность изменений в политике состояла также в попытках создания в России государственного устройства по типу западных демократий, во внедрении в общественное сознание таких идей, как легитимность власти, уважение к закону, свобода политического волеизъявления. Яркий показатель радикальности изменений — внедрение горбачевской "гласности": отказ от цензуры, провозглашение свободы печати и других средств массовой информации.
К тому моменту, когда пишется эта книга, от начала перестройки прошло более 12 лет. За эти годы страна смогла сбросить с себя немало политических институтов, на которых держалась власть КПСС и которые казались если не незыблемыми, то, по крайней мере, не поддающимися радикальным изменениям. В России начал формироваться новый тип государства. На повестке дня оказались такие исторически новые и конструктивные задачи, как установление нормальных взаимоотношений между Россией и Западом, Россией и новыми государствами, возникшими на месте бывших республик СССР, между центром и регионами, между законодательной и исполнительной властями, между разными политическими партиями. Все это породило борьбу разных социальных сил, столкновение новой политической элиты со старой, борьбу за то или иное перераспределение власти. Эта борьба проявилась в тех кровавых столкновениях, которые были в Москве 1 мая 1993 г. и 3— 4 октября 1993 г. В этой остроконфликтной ситуации начался и происходит переход к рынку.
Эта историческая ситуация весьма близка к той, которая была в России накануне революции 1917 г., когда активно обсуждался вопрос об ее культурной готовности к социализму. Как известно, тогда высказывались разные точки зрения. Меньшевики (Плеханов, Мартов, Суханов) были убеждены, что Россия не готова к социализму, что культурных предпосылок для социализма в стране нет. Аналогичную позицию отстаивали многие выдающиеся русские экономисты, например М. Туган-Барановский [29], Б.Д. Бруцкус [30] и др.
В отличие от этих и многих других представителей русской интеллигенции той эпохи Ленин, соглашаясь с фактом культурной отсталости России, убеждал, что для преодоления этой отсталости и обеспечения экономического подъема необходимы иные общественный строй и политическая система, что в рамках царизма передовые страны не догнать. И, следовательно, что для преодоления бескультурья России "большевики должны взять власть". Этой проблеме (как части проблемы революции 1917 г.) посвящена огромная советская литература, в том числе и периода перестройки [31; 32; 33].
Через 75 лет на новом витке истории перед Россией встал тот же вопрос — перспектива коренного изменения всего уклада жизни. Ведь провозглашенный правительством Ельцина курс на рыночную экономику означает возвращение к частной собственности. А это элемент того самого капитализма, неразвитость которого, по мнению народников, меньшевиков, легальных марксистов и многих других деятелей начала XX в.,делала Россию не готовой к социализму. Но готова ли она к капитализму сегодня, после 75-летнего господства тоталитарной системы? Не ожидает ли нас с рынком такой же итог, какой мы пережили с социализмом? Не получится ли вместо "цивилизованного рынка" нечто еще более тяжелое для общества, чем рухнувший социализм?
Ответа на этот вопрос Россия пока не имеет, срок еще мал. Нет ответа на вопрос, что даст начатый уход от прошлого, куда приведет рынок, как и на вопрос, необратимо ли движение к нему. Ответы на эти вопросы пока дают лишь наблюдения за ходом того процесса, который начался, за теми успехами и трудностями, которые на его пути возникают. Анализ хода этого процесса показывает: он натолкнулся на огромные трудности социального характера, связанные с жизнью и реакцией миллионов людей. Первым и главным, что определяло социальную ситуацию, было снижение жизненного уровня населения страны. По данным ВЦИОМа, к концу первых шести месяцев реформы, в июне 1992 г., доля жителей России, удовлетворенных своим материальным положением, составляла 7%, доля неудовлетворенных (полностью или в основном) — 89% [16].Население болезненно реагировало на усилившееся социальное расслоение общества, на резкие различия в оплате труда на государственных предприятиях и в новых, коммерческих структурах. По состоянию на июнь 1992 г., уровень основной зарплаты в негосударственном секторе был в 1,5 раза выше, а степень ее дифференциации — на 20% выше, чем в госсекторе [16].Правда, "первые ласточки" капитализма — российские миллионеры — еще не были столь заметны, как сегодня, в середине 1997 г. Но то, что в стране появились бедные и очень бедные, что различия в положении бедных и богатых углубились, — это стало фактом.
Таким образом, начало рыночных реформ в России пересеклось с глубокой ломкой традиционных социалистических ценностей — политических, идеологических, моральных. Эту ломку стимулировала перестройка. Курс на рыночную экономику был как бы логическим продолжением ценностной переориентации, которую породила гласность. Политическая переориентация, в частности резкая критика административно-командной экономики [34],взорвала ее основы. Теперь каждый мог вести себя, как он хотел, — уйти "на дно" или создать свою фирму, честно зарабатывать капитал или искать легкие пути наживы, работать только на себя или также и на общество, ориентироваться на легальные структуры или на преступные группировки. Свобода экономического поведения стала фундаментальной чертой новой социально-экономической ситуации, которая сложилась в России.
Ситуация была действительно новой: политическая система, идеология, отношение населения к власти, область его экономической свободы — все это резко отличалось от того, что было в СССР. И хотя за свободу населению приходилось платить высокую цену, но все же тогда казалось, что Россия на верном пути — ухода от административно-командной экономики и вхождения в рыночную. В начале реформы казалось, что путь этот более или менее прямой. Истинную длину этого пути общество сначала не ощущало. Тем более не ощущало того нового типа общества, которое придет на смену столь дружно разрушаемой административной системе.
Такова была социально-экономическая ситуация в России в начале рыночных реформ. Эта ситуация лишь усиливала те трудности возникновения рынка, которые порождались более глубокой причиной — структурными особенностями российской экономики, в частности ее отраслевой, производственной структурой: высокой долей оборонных предприятий в советской промышленности, большой долей и одновременно отсталостью сельскохозяйственного сектора и др. Так что особенности и трудности возникновения рынка определялись двоякого рода факторами: как производственными, так и социальными. Далее будут охарактеризованы особенности и трудности социального характера.
§ 30. Переход к рынку на фоне распада
Первая особенность состояла в том, что переход к рынку происходил на базе распада советской социально-экономической системы: огосударствленной экономики и административно-командной системы управления ею. Распаду этой системы способствовало всеобщее убеждение в необходимости повысить эффективность советской экономики. Уже в 60-е, а тем более в 80-е годы было ясно, что экономика СССР неспособна к поступательному развитию, что ей свойственны органические пороки — милитаристский и монополизированный характер, деградация отношений собственности, утрата нормальных хозяйственных мотиваций, уравнительное распределение, господство социального иждивенчества и государственного патернализма. Отсюда — нарастающее снижение эффективности использования ресурсов, инвестиций, разрушение природной среды. Отсюда же — расхищение рабочей силы, недоиспользование трудового потенциала работников.
Под влиянием этого убеждения М. Горбачев в середине 80-х годов объявил начало нового экономического курса, который звучал радикально: ускорение НТП, интенсификация экономики, перестройка управления и планирования, повышение организованности и дисциплины, улучшение стиля хозяйствования. Особо был выделен социальный резерв: "Сравнительно быструю отдачу можно получить, если привести в действие организационно-экономические и социальные резервы и в первую очередь активизировать человеческий фактор, добиться того, чтобы каждый на своем рабочем месте работал добросовестно и с полной отдачей" [35].Однако призыв, основанный лишь на идеологической традиции, был обречен на неуспех. К середине 80-х годов резервы трудового энтузиазма были давно исчерпаны. К тому же Горбачев потребовал от людей немалого: не просто "вкалывать", как в 30-е годы, но и обеспечить компетентность, инновационность, заинтересованность в успехе дела, ответственность, профессионализм, творчество, инициативу. С другой стороны, весь арсенал средств активизации работников оставался старым — партийные рычаги, апелляция к традиционным советским ценностям: коллективизму, трудовой дисциплине, соответствию слова и дела. Все это уже не срабатывало. Общество чувствовало это: ощущалось, что для оживления экономики нужны какие-то другие, более мощные рычаги воздействия на работников, на их трудовую мотивацию.
В этой обстановке в 1987 г. началась очередная попытка реформы хозяйственного механизма советской экономики в рамках социалистической системы власти, руководящей роли КПСС и государственной собственности на средства производства. Были продекларированы расширение самостоятельности предприятий, их самоуправление, самофинансирование и пр. Важным звеном реформы был выдвинутый Горбачевым курс на ослабление роли союзных министерств и ведомств, внедрение "новых форм хозяйствования". "Первыми ласточками" были Закон о предприятии (1987 г.) и Закон о кооперации (1988 г.) [9].При всей их непоследовательности права предприятий были расширены, а рамки мелочной опеки со стороны аппарата министерств, их контрольная роль ограничены. Централизованное планирование и фондирование постепенно теряли силу [36; 37].Хотя трудовые коллективы предприятий не становились свободно действующими предпринимателями и экономические показатели падали, но ограничения для возникновения новых собственников становились все более слабыми. Люди начинали чувствовать: впервые за многие десятилетия советской истории в стране начинает возникать какое-то подобие экономической свободы. Однако тогда никто еще не понимал, кому достанутся плоды этой свободы. Казалось, что они достанутся всем, всему обществу.
Таким образом, первая социальная особенность возникновения рынка в России такова: он возникал в процессе ослабления и развала мощных государственных структур происходивших под влиянием сдвигов в идеологии ЦК КПСС и принятия прорыночных правовых актов. Думаю что лидеры Политбюро, проводя этот курс, не осознавали всех его последствий. Но несмотря на это, ослабление государственных структур (проводившееся в обычном кампанейском стиле, в сжатые сроки) объективно вело к развалу старой системы государственного регулирования экономики. Рынок же возникал как побочное следствие курса на ослабление директивно-командной системы.
Важная деталь: под давлением ставшего очевидным кризиса экономики Политбюро ЦК КПСС (в лице Горбачева) согласилось на "регулируемый социалистический рынок". На том уровне понимания "рыночных реалий" казалось, что таковой возможен. Видимо, аппарат полагал, что хотя некоторые послабления предприятиям даются, но власть останется в его руках. Реализовать этот план не удалось, процесс пошел иначе.
С этим связана вторая социальная особенность возникновения рыночной экономики в России: его главной социальной базой стала старая номенклатура, аппаратчики — бывшие партработники и работники государственного аппарата всех уровней. Эти группы до начала реформ были ближе всего не только к власти, но и к собственности. Все правовые акты по изменению полномочий министерств и ведомств, по расширению самостоятельности предприятий проходили через них. Их руками создавались и "новые формы хозяйствования". Руководящие работники аппарата ЦК КПСС, Политбюро ЦК, отраслевых министерств, КГБ, МВД и пр. лучше кого-либо знали те "щели", которые образуются в системе управления. И под шум разговоров об очередной химере — "социалистическом рынке" — они начали создавать рынок отнюдь не "социалистический". Но какой?
На этот вопрос отвечает третья социальная особенность возникновения российского рынка — его полукриминальный или полностью криминальный характер [38].Первоначальный страх старых аппаратчиков перед вступлением в рынок определил такие приемы самозащиты, как использование подставных лиц,перекачка денег за границу. Уже одно лишь наличие запрета для должностных лиц заниматься бизнесом придало российскому рынку "теневой" характер. Частный сектор с самого начала оказался сращенным не только со старым государственным,но и с новым аппаратом управления,куда мигрировали бывшие работники партийного и советского аппарата.
Однако дефектный, криминальный характер зарождавшегося рынка объясняется не только первоначальным страхом старых аппаратчиков перед изменением их статуса, превращением в собственников. На самом деле криминальность определялась и серьезными экономическими причинами. Так, инфляция и связанные с нею экономические трудности государственного контроля привели к ослаблению усилий милиции по борьбе с преступностью. Огромные масштабы приобрело срастание милиции с частным бизнесом. Чрезмерные налоги толкали на поиски криминальных путей для выживания не только обычных граждан, но и работников правоохранительных органов.
Еще одна, четвертая социальная особенность возникающего рынка — остроконфликтный характер его формирования, вытекающий из идущей вокруг него политической борьбы. Всеобщее признание необходимости экономических реформ сопровождается их сдерживанием. Такова, например, ситуация с земельной реформой. Длительное непринятие Закона о частной собственности на землю привело к тому, что к лету 1993 г. не только не было значимого роста фермерства, но и, напротив, наблюдалась "дефермеризация". Свертывание фермерских хозяйств вызвало приписки численности фермеров. Проводимая политика налогообложения и кредитования фермерских хозяйств лишила их возможности иметь даже минимально необходимую техническую базу производства. Фермеры оказались в состоянии конфронтации как с центральной, так и с местной властью.
Конфликтный характер возникновения рынка связан также с характером экономики, которая унаследована Россией от СССР. По оценке Н. Шмелева, основная часть бывших советских предприятий (70% крупных заводов и 70% колхозов и совхозов) непригодна для вхождения в рынок, несовместима с ним и потому обречена на банкротство [39]. Это оказалось источником глубокого и массового конфликта между свертыванием производства на крупных, не поддающихся реформированию предприятиях и интересами массовых групп работников,их привычными претензиями и требованиями. Рабочие, служащие, специалисты, менеджеры, другие работники предприятий были не готовы менять гарантированную зарплату и государственные дотации на экономическую свободу. Ибо потери касались лично их, а приобретаемая свобода для подавляющего большинства трудящихся была абстракцией, химерой, полезной лишь для "новых русских". Выхолило так, что работники хотели получать одновременно и государственные дотации, и свободу от государственного регулирования. Эта ориентация проявляется и у администрации предприятий. С одной стороны, они широко используют экономическую свободу, создавая коммерческие структуры, заключая бартерные сделки, обходя налоги. С другой стороны, они продолжают требовать от государства дотации на выплату зарплаты и поддержание производства.
Наконец, пятая социальная особенность формирования рынка в России — его очень высокая социальная цена [40].Она состоит не только и не столько в снижении уровня благосостояния, сколько в утрате тех благ, которые давал социализм. Действительно, до реформы в СССР подавляющую часть социальных нужд работников удовлетворяли предприятия. Они обеспечивали свои коллективы жильем, местами в детских садах и яслях, обучали и повышали квалификацию работников, помогали в приобретении дефицитных товаров, организовывали летний отдых работников и их детей, заботились об их здоровье. Все это создавало у трудящихся не только ощущение своей социальной защищенности, но и привычку обращаться со своими нуждами в соответствующие местные инстанции: к администрации предприятия, в профком, в райисполком, СТК. Люди привыкли получать необходимые блага через такие организации по очереди, в зависимости от нуждаемости и трудового вклада. Поэтому жесткий курс Гайдара на банкротство убыточных предприятий и курс Ельцина на роспуск Советов вызвали у населения дополнительный шок. Оба эти курса, вышибая почву из-под ног директоров предприятий и аппарата Советов, поначалу создали сильную оппозицию рыночным преобразованиям.
Каковы глубинные причины трудностей возникновения рынка в России? К настоящему времени сложились три версии.
Первая версия — историческая. Формирование рынка длительный исторический процесс, он потребует нескольких десятилетий. Сегодняшние трудности — это следствие первого периода перехода, его начального этапа, который является самым болезненным. Все симптомы начального этапа вхождения в рынок: снижение уровня жизни населения, социальное расслоение, экономическая преступность — все это черты естественно-исторического процесса перехода страны от одной социальной системы к другой, от социализма к капитализму. Этот переход связан, с одной стороны, с ломкой политических и экономических отношений, привычного уклада жизни. С другой стороны, с формированием новых форм собственности и укладов жизни, которых исходная система не имела, к которым люди должны адаптироваться.
Вторая версия — идеологическая. Рынок — это элемент капитализма, и как таковой он антинароден: ведет к ограблению, эксплуатации народа, обогащению за его счет кучки капиталистов. Нынешние трудности России — это результат того, что к власти пришло антинародное правительство, ориентированное на капиталистическое развитие страны. Экономическая политика этого правительства направлена на поддержку частного сектора без учета интересов общества. Эта версия, заимствованная из наследия марксизма-ленинизма времен господства КПСС, с начала рыночных реформ широко используется оппозицией. Ее пресса (например, газета "Завтра") наполнена политическими обвинениями в адрес Ельцина и его аппарата в продаже Родины, в пособничестве преступному миру, коррумпированности, в предательстве своего народа.
Третья версия — национально-культурная. Рыночная система может быть сама по себе и хороша, но для России она не годится. Здесь есть такие национально-исторические особенности, которые исключают рыночную модель экономики. Это свойственный русскому народу коллективизм, общинный дух, неприятие индивидуализма, установка на уравнительность. Здесь есть "рациональное зерно". Но сторонники этой версии не дали пока четкого ответа на вопрос, соответствует ли русскому менталитету та модель экономики, которая была в бывшем СССР (ее полное огосударствление), и если не соответствует, то какая модель все же нужна. Вопрос о том, что представляет собой "национальная модель экономики", которую они декларируют, остается открытым.
Итак, получается, что по всем трем версиям социальные трудности перехода сегодняшней России к рынку естественны и неизбежны. Хотя по первой версии эти трудности вытекают из природы переходного периода, по второй — из модели рыночной экономики, по третьей — из русского национального характера, но все три фактора — длительность перехода, природа рынка, менталитет населения — неуправляемы. А значит, и социальные трудности перехода к рынку неустранимы, ослабить их невозможно.
Наверное, это действительно так. В чертах многих об-Ществ эпохи "первоначального накопления капитала" есть Немало сходного с тем, что происходит сейчас в России. Но верно и другое: в России трудности перехода к рынку усугубляются неопределенностью ее политического будущего. А эта неопределенность — пойдет ли страна по пути западных демократий или вернется к каким-либо формам тоталитаризма — усиливает уродливые черты становления рынка, не говоря уже о том, что политическая нестабильность ослабляет возможности экономических взаимодействий с западными фирмами и тем самым усиливает экономические трудности страны.
Однако политическая нестабильность — это результат борьбы интересов различных политических групп. Следовательно, трудности возникновения рынка в России "рукотворны", зависят от основных "игроков". А это значит, что эти трудности в принципе управляемы, преодолимы. Именно поэтому сегодня крайне важен анализ социальных причин трудностей реформирования российской экономики. Почему и для кого это важно?
Во-первых, для самого общества. Ведь чем лучше люди будут понимать то, что происходит, тем лучше они будут адаптироваться ко всему новому. Информированность придает дополнительные силы для преодоления трудностей, снижает эмоциональные стрессы от разного рода катаклизмов, которые преподносит жизнь. Во-вторых, анализ социальных трудностей реформирования экономики важен для властей, вырабатывающих экономическую политику. Непонимание социальных проблем реформирования общества — это одна из главных причин тех ошибок, которые делают правительство, Центральный банк России, Госкомимущество, другие организации, причастные к экономической реформе. В-третьих, анализ социальных трудностей экономической реформы важен для российских предпринимателей. Лучшее понимание ими трудностей, которые испытывает население страны, ускорило бы их "социальное взросление": развивало бы их установки на благотворительность, усиливало бы гражданские мотивы их деятельности. На нынешнем начальном этапе становления рынка вложения отечественных коммерческих структур в общенациональные программы, в решение социальных проблем страны ничтожно малы. Наконец, в-четвертых, анализ социальных причин трудностей перехода к рынку в России важен для западных предпринимателей. Лучшее понимание ими "социального контекста" рыночной реформы в России, в которой они участвуют, может облегчить их взаимодействие с представителями разных слоев российского общества и тем самым способствовать большей эффективности их работы в нашей стране.
Каковы же социальные истоки трудностей перехода России к рынку? В чем главная причина этих трудностей — в плохих политиках, в модели рыночной экономики, в особых чертах населения страны или в чем-то другом? Если ответить кратко, то главная трудность — в той истории, в тех 75 годах, которые предшествовали началу перехода к рынку. История не исчезает бесследно, она оставляет следы, наследство, поскольку "отпечатывается" на людях и на всем, что они создали, — на государственных структурах, на стиле деятельности сегодняшних политиков, на характере работы нынешних предприятий, на их директорах, специалистах, рабочих — на всем сегодняшнем обществе, которое несет в себе черты прошлого.
Деятельность всегда включает действия и поступки двоякого рода. Во-первых, старые, привычные, унаследованные от предыдущей жизни. Во-вторых, новые, требуемые нынешней жизнью. Конечно, точного соотношения старого и нового никто не знает и знать не может. Но наличие такой "смеси" неоспоримо. В обществе всегда борются два начала, две силы: консервативная и динамическая. В этих условиях возможны два пути реформирования общества и его экономики: естественно-исторический и волевой.
Естественно-исторический путь отличается тем, что новая экономика и новое общество рождаются в процессе естественных шагов истории. Этот путь обычно называют стихийным, ибо сознательная деятельность людей здесь не является решающей. Но если люди упускают инициативу, перестают сознательно творить историю, то она начинает творить сама. В этом случае изменения происходят в том темпе, с той глубиной, в тех направлениях, в каких позволяет сложившаяся в обществе ситуация. Изменения здесь зарождаются изнутри общества, идут не "сверху", а "снизу", осуществляются в меру готовности и состояния самого общественного организма. Поэтому такие естественно-исторические реформы обычно растягиваются на десятилетия или даже столетия.
В отличие от этого при волевом реформировании активной силой являются те или иные группы людей, выступающие в роли реформаторов, преобразователей. В этом случае результаты начинают зависеть от компетентности реформаторов, от тех программ, которые они реализуют, от социальных групп, на которые они опираются, от конкретных политических действий, которые они осуществляют. При этом типе реформирования высока вероятность ошибочных решений, а следовательно,и неудач. Но вместе с тем умные и решительные действия способны значительно сократить сроки реформационного периода.
В реальной жизни всегда присутствуют черты обоих путей. Так было и в российской рыночной реформе начала 1 90-х годов. С одной стороны, она была подготовлена историей СССР, и в первую очередь очевидными к тому времени принципиальными дефектами советской экономики, которые были ясны всем: западным и советским экономистам, партийно-советскому аппарату, простым советским людям. Однако в условиях существовавшего в СССР тоталитарного режима реформирование общества и экономики могло начаться только "сверху". Что и произошло в середине 80-х годов по инициативе сначала Горбачева, а потом Ельцина. Запущенная ими пружина перемен далее раскручивалась в соответствии с природой советского общества, созданного в предшествующие десятилетия. И хотя тут с наибольшей силой проявляло себя историческое прошлое, его ближайший к нам этап — советский, но сама реформа стала порождать новые обстоятельства, которых раньше в нашей истории не было. В итоге на конечный результат реформирования повлияли две группы взаимосвязанных факторов: унаследованные от прошлого и новые, которые складывались на этапе начавшейся реформы.
§ 31. Больное общество мешает экономике
По оценке авторов программы, разработанной в 1990 г. рабочей группой под руководством С.С. Шаталина, в России наблюдался "общий кризис всей социально-экономической системы, в том числе национально-государственного устройства, экономики и идеологии, — кризис, выявивший нежизнеспособность всех существующих структур" [13].Кризис общества влиял на ход реформ, снижал их результативность, вплоть до превращения реформ в свою противоположность: вместо обновления общества наблюдалась его дезорганизация.
То, что общество больно и что именно это препятствует оздоровлению экономики, было ясно задолго до рыночной реформы. Но в конце 80-х годов в сознании руководства КПСС произошел значительный сдвиг: было осознано, что для углубления экономических реформ необходима реформа политической системы. Как тогда казалось, решить экономические задачи, выдвинутые на апрельском (1985 г.) Пленуме ЦК КПСС, при сохранении диктатуры КПСС было невозможно. Политикой гласности Горбачев открыл путь к политическим реформам. Оппозиционность части высших слоев аппарата к перестройке толкала к более радикальным действиям по отношению к политической системе СССР. Но главное — начали формироваться альтернативные идейно-политические платформы, зародыши новых политических партий. Ведь переход к рынку в условиях однопартийной системы был невозможен. И она была взорвана. Курс на создание рынка требовал отказа от старых и создания множества новых социальных институтов: рынка труда, новой системы социальных гарантий, новой системы образования и подготовки кадров, нового законодательства и т.д. Если во времена апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС узким местом развития страны считалась экономика, то в конце 80-х годов им стали политическая система и состояние социальных проблем страны.
В табл. 31 показаны некоторые примеры старых и новых социальных проблем. Из этих примеров видно, что новые социальные проблемы, возникшие на этапе перехода к рынку, — это как бы развитие в новых условиях, выход на поверхность традиционных проблем, стоявших в СССР на протяжении всей его истории. Очень показательна в этом отношении безработица. С конца 20-х годов считалось, что в СССР безработицы нет. На самом деле она была, но в скрытой форме. Плановая экономика толкала предприятия на содержание избыточной рабочей силы. Об этом не говорили, но все это понимали. И первые же шаги к эффективной экономике вывели эту болезнь на поверхность. Другой пример — забастовки. Нет необходимости доказывать, что рабочие, колхозники, специалисты в СССР эксплуатировались. Проблемы условий и оплаты труда были больными для многих категорий работников, особенно в сельском хозяйстве, строительстве, легкой промышленности, в сфере культуры и др. Но партийные органы и КГБ совместно с администрацией предприятий настолько тщательно отслеживали ситуацию, что забастовки были единичными (как, например, в Новочеркасске в 1962 г.). Эти единичные факты скрывались, забастовочные волны не возникали. Но главное — людей сдерживал страх. Нынешние же волны забастовок — это продукт как раскрепощения работников, так и их неудовлетворенности своим положением, копившейся многие годы.
Таблица 31
ДВА ВИДА СОЦИАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ - УНАСЛЕДОВАННЫЕ И НОВЫЕ
| Виды социальных проблем | Новизна проблем | |
| Старые унаследованные от СССР | Новые возникшие на этапе перехода к рынку | |
| Политические | Вседозволенность власти и ее бесконтрольность | Конфликты в системе власти, борьба за власть |
| Терпимость народа к его эксплуатации властью | Открытый конфликт между народом и властью, недоверие к власти Конфликты между политическими партиями группами, движениями | |
| Экономические | Неэффективность управления экономикой Фиктивность экономических институтов Отчуждение народа от собственности | Номенклатурная приватизация Спад производства Рост безработицы Забастовки |
| Правовые и моральные | Неправовой характер власти Бесправие народа | Рост преступности правовой беспредел Коррупция Деморализация населе ния групповой эгоизм Ненависть к богатым |
Итак, при переходе к рынку обострились старые и возникли новые социальные проблемы. Какие из них сильнее всего мучают людей?
Судя по данным табл. 32, это новые проблемы, порожденные переходом к рынку. Они беспокоят от 31 до 84% опрошенных. Среди этих проблем лидируют рост цен, увеличение числа уголовных преступлений, спад производства. Что касается проблем, унаследованных от СССР, то, например, на "уход от идеалов социальной справедливости" указали лишь 7% населения. Только 4% озабочены угрозой военной диктатуры. Примечательно, что в семь раз большую долю опрошенных волнует слабость государственной власти.
Таблица 32
ПРОБЛЕМЫ, КОТОРЫЕ СИЛЬНЕЕ ВСЕГО ТРЕВОЖАТ НАСЕЛЕНИЕ (1993 г.) (в %)
| Процессы в обществе | |
| Рост цен | 84 |
| Рост числа уголовных преступлений | 64 |
| Спад производства в промышленности и сельском хозяйстве | 45 |
| Слабость, беспомощность государственной власти | 33 |
| Рост безработицы | 31 |
| Конфликты в руководстве страной | 30 |
| Ухудшение состояния окружающей среды | 29 |
| Нехватка продуктов питания | 28 |
| Кризис морали и культуры | 26 |
| Национальные конфликты | 20 |
| Коррупция, взяточничество | 20 |
| Вооруженные конфликты на границах России | 12 |
| Уход от идеалов социальной справедливости | 7 |
| Угроза военной диктатуры | 4 |
Вопросы, рассмотренные в этом разделе книги, позволяют сделать следующий вывод: в той системе связей между экономикой и обществом, которая сложилась в России к началу рыночных реформ, наблюдался порочный круг — стагнирующая экономика тормозила развитие общества, а псевдосоциалистическое общество с диктатурой КПСС тормозило развитие экономики. Для выхода из этого круга потребовалось сменить тип политической и социальной системы. Необходимость этого шага была осознана не сразу, но страна становилась на этот путь.
Уход от существовавшего в России советского социализма был возможен лишь в случае, если миллионы людей смогли бы адаптироваться к новым рыночным условиям, выработать новые социальные и экономические установки, освоить новые модели экономического поведения, выработать новую мотивацию труда. Возможно ли это?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо познакомиться с тем, как идут в России рыночные процессы.