4.3. Психические аномалии и преступное поведение
Прежде чем подробно рассматривать предложенную тему, обратимся к статистике.
• Среди подростков, совершивших тяжкие преступления (при рассмотрении дел, по которым производство судебно-психиат рической экспертизы являлось обязательным), было 53,1% лиц с психическими аномалиями¹.
• При рассмотрении уголовных дел об умышленных убийствах при отягчающих обстоятельствах выяснилось, что более 10% общего числа осужденных имели то или иное отклонение в психике².
• Из всех лиц, осужденных в исследуемом регионе за убийство (1976 - 1979 гг.), 15,1% признаны невменяемыми, 56,23% - вменяемыми, но имеющими различные психические аномалии³.
• Результаты обследования 224 подростков-правонарушителей, состоящих на учете в детских комнатах милиции, показали, что среди них 42, 86% оказались с психопатиями и психопатическими чертами, 10,2% - с неврозами и невротическим развитием⁴.
Среди, совершивших умышленные убийства, хулиганство, изнасилования, кражи, грабежи и разбои, а также среди бродяг и лиц, нанесших тяжкие телесные повреждения, более половины имеют психические аномалии, а среди, совершивших тяжкие преступления против личности аномальные составляют около 68%. Из всех, совершивших названные общеуголовные преступления, психопатов было до 10% с учетом здоровых, а без учета - около 20%, лиц с остаточными явлениями черепно-мозговых травм - около 6%, а без учета здоровых - около 10%. Удельный вес преступников, страдающих органическими заболеваниями центральной нервной системы, составил соответственно немногим более 3% и около 6%⁵.
Интересные данные приводят авторы статьи “Преступность и психические аномалии”⁶. Психически аномальных среди всех обследованных ими преступников оказалось 68,71%, при этом среди несовершеннолетних доля вменяемых с психическими аномалиями равна 57,4%, а среди взрослых - 71,1%. Выявилась также следующая закономерность распространенности психических аномалий (данные в процентах): психопатия - 14,17, психопатические черты характера - 18,24, поражения центральной нервной системы органического происхождения - 18,66, травматического происхождения - 18,04, хронический алкоголизм - 16,6.
Из числа убийц и лиц, нанесших тяжкие телесные повреждения, оказалось (в процентах): психопатов - 16,50, лиц с психопатическими чертами характера - 18,60, с остаточными явлениями поражения центральной нервной системы органического происхождения - 12,28, травматического происхождения - 18,16(Антонин Ю.М., Виноградов М.В., Голумб Ц.А. Преступность и психические аномалии //Советское государство и право. 1979, № 7. С. 100.) . В другом исследовании приводятся такие цифры: среди преступников около 30% - это лица с психическими аномалиями, а среди насильственных преступников -60 - 70%(Антонян Ю.М. Криминальная психиатрия как частная криминологическая теория //Советское государство и право. 1990, № 10. С. 44.).
 
¹ Королев В.В. Роль психических аномалий, не исключающих вменяемости, в преступном поведении несовершеннолетних /Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 41. - М„ 1984. С. 32.
²Личность преступника. - Казань. 1972. С. 76.
³Чечель Г.И.Влияние психических аномалий на назначение и отбытие наказания / Личность преступника и уголовная ответственность. - Саратов, 1981. С. 129.
⁴ Кузнецова Н.Ф. Преступность и нервно-психическая заболеваемость. Вестник Московского Университета, серия “Право”. 1977, № 3. С. 18.
⁵ Антонян Ю.М., Гульдан В.В. Криминальная патопсихология. - М.> 1991. С. 4. ⁶ Антонян Ю.М., Бородин С.В. Преступность и психические аномалии. -М., 1987. С. 13.
 
Данные судебной статистики и выборочные исследования ученых свидетельствуют об относительно высоком проценте совершения неправомерных действий лицами с низкой социальной активностью, страдающими алкоголизмом, психопатическими проявлениями и т.п. Например, в спецшколах, специальных профессионально-технических училищах и колониях для несовершеннолетних правонарушителей 52,6 - 66,1% составляют подростки с психическими аномалиями¹.
В своем исследовании Н.Ф. Кузнецова и Н.С. Лейкина приводят такие цифры: судебно-психиатрическая экспертиза признала, что среди лиц, совершивших убийства при отягчающих обстоятельствах, 49% имели такие психические отклонения, как психопатия, психопатоподобные состояния².
В числе убийц, признанных судом вменяемыми, взрослых, страдающих психопатией, было примерно 37%, а несовершеннолетних - 42,5%³. Проведенное коллективом кафедры психиатрии Алтайского мединститута широкое обследование подростков с противоправным поведением выявило у 45% психопатическую и препсихопатическую структуру(Семке В.Я. Указ. раб. С. 102.).
 
¹ Лазарев В.В. Выявление закономерностей правомерного поведения // Советское государство и право. 1983, № 11. С. 25.
² Кузнецова Н.Ф., Лейкина Н.С. Криминологический аспект соотношения социального и биологического //Советское государство и право. 1977, № 9. С. 110.
³ Дубинин Н.П., Карпец И.И., Кудрявцев В.Н. Указ. раб. С. 224.
 
Э.Ф. Побегайло, ссылаясь на проведенные им исследования, пишет, что каждый третий или четвертый убийца в настоящее время имеет какие-либо психические отклонения, а в начале 60-х гг. их имел только каждый шестой или седьмой¹ .
Еще один автор приводит не менее впечатляющие цифры: из десяти психически аномальных семь человек в результате судебно-психиатрической экспертизы признаются вменяемыми². По нашим данным, из 100% лиц, виновных в совершении преступлений и прошедших судебную психолого-психиатрическую экспертизу в Институте им. Сербского, в среднем 74 - 75% признаются имеющими те или иные психические отклонения, не устраняющие вменяемости. При этом среди лиц с психическими аномалиями подавляющее большинство (71%) получили диагноз “психопатические черты характера”, что неравнозначно психопатии.
Приведенная выше статистика показывает не только высокий уровень психических аномалий среди преступников, но и в определенной степени обусловленность противоправного поведения аномалиями психики.
Психофизиологическая часть нашего исследования при всей ее важности позволяет прийти лишь к одному несомненному выводу: соответствующие психофизиологические процессы в норме и аномалии детерминируют поведение и являются одним из основных слагаемых противоправных реакций. Вместе с тем данное положение необходимо интериоризировать в уголовно-правовой теории, законодательстве и правоприменении путем правовой интерпретации механизма этого явления, его пределов и значения результатов для ответственности и наказания. В юриспруденции по этому вопросу проявляется осторожность. В.В. Королев в своем исследовании³ утверждает, что психические отклонения не являются и не могут являться главной причиной противоправных деяний, хотя многие виды психических аномалий изменяют поведение человека. Ссылаясь на большую распространенность среди психически аномальных противоправного поведения, он пишет: “Вместе с тем существование определенных корреляций между психической неполноценностью и преступностью не вызывает сомнений”. Проведенные автором исследования позволили ему установить корреляционную связь между конкретными аномалиями и конкретным видом преступных посягательств. Так, оказалось, что к совершению корыстных преступлений в большей степени предрасположены олигофрены.
 
¹Побегайло Э.Ф. Насильственная преступность: современные тенденции, перспективы борьбы //Советское государство и право. 1988, №9. С. 76.
²Мuxeeв P.И.Проблемы вменяемости и невменяемости в советском уголовном праве. - Владивосток, 1983. С. 84.
³ Королев В.В. Роль психических аномалии, не исключающих вменяемости, в преступном поведении несовершеннолетних /Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 41. - М., 1984. С. 30.
 
Весьма осторожны в своих оценках о влиянии аномалий психики на противоправное поведение Н.П. Дубинин, И.И. Кар пец, В.Н. Кудрявцев¹. С одной стороны, они вовсе не отрицают, что генетически заданный процесс устраняет возможность выбора варианта поведения, а с другой - считают, что только от самого субъекта зависит содержание совершаемого поступка, поскольку он в состоянии оценить и учесть существенные объективные факторы окружающей действительности. Из их рассуждений следует, что совершающий поступки субъект лишен биологических особенностей, и в частности корреляций, обусловленных ДНК. В заключении авторы признают, что определенные выводы о связи генетических факторов с преступностью на современном уровне развития науки сделать затруднительно.
В последующем один из авторов данной книги счел возможным солидаризоваться с таким положением: “В криминологии, к сожалению, еще не уделено достаточно внимания роли психических переживаний, эмоций и чувств человека в совершении преступления. Между тем следует указать на определенную роль психических факторов в механизме индивидуального преступного поведения, которая отчетливо проявляется, например, при анализе насильственных преступлений против личности”².
Тем не менее в криминологии уже давно уделялось пристальное внимание корреляции психических аномалий и преступного поведения. Еще задолго до Ломброзо немецкий ученый доктор Галль сформулировал доктрину неудержимых влечений к преступлению, согласно которой человек в ряде случаев есть жертва склонности к противоправному поведению³. Вслед за ним доктор Морель в своих “Клинических этюдах” развивал мысль о наследственном предрасположении к преступлениям.
 
¹ Дубинин Н.П., Карпец И.И., Кудрявцев В.Н. Указ. раб. С. 84.
²Механизм преступного поведения. Под ред. В.Н. Кудрявцева. - М., 1981. С. 108.
³См.: ДршьД.А. Учение о преступности и мерах борьбы с ней. - С.-Пб, 1912. С. 286.
 
. Он писал, что преступления очень часто находят свое объяснение в прирожденных порочных наклонностях¹. Тюремный врач Томсон был убежден, что преступность наследственна и ссылался при этом на корреляцию между психическими аномалиями и криминальным поведением².
Современные исследователи-генетики высказывают мысль, которая раньше могла вызвать бурю негодования. В.Г. Колпаков полагает, что “генетическое участие в формировании преступного поведения есть, оно просматривается”³. На основе полученных специалистами данных можно лишь с уверенностью сказать, что наследуются аномалии психики, которые могут оказывать влияние на преступное поведение. В. Гурьева, анализируя психические особенности подростка, совершившего разбойное нападение, отмечает: “Налицо парциальный психофизиологический инфантилизм, определивший особенности криминального замысла”⁴. Исследователь говорит здесь о прямой связи между конкретным криминальным поведением и конкретной психической аномалией.
На эту же связь указывает и Е.К. Краснушкин: “...бандиты, эти корыстные насильники-преступники, в большинстве эпилептоиды или родственные им импульсивные; воры, простые карманники, “домушники” и другие, “по тихой”, беспечные, веселые, трусливые, - инстабли или гапертимики, но, как только для вора требуются больше дерзости, насилия, например для вора-взломщика, так и тип меняется, тут больше эпилептоидов; конспиративному характеру укрывательства отвечает обычно шизоидный тип самого указателя; несложная задача “стоящего на стреме” (караульщика) выполняется торпидным (вялым) дебиликом;
в мошенничестве помимо вооруженных плутов участвуют циклоиды и шизоиды, как более сложные психопатические типы, ибо само мошенничество по своим механизмам да и на основании криминальной статистики - преступление более культурного общества; наконец для убийства нужен враг общества с его душевной тупостью или родственный с ним в этом отношении шизоид”⁵.
 
¹ Дриль Д.А. Указ. раб. С. 230.
²Там же. С. 312.
³Лескин Ю. Если это действительно так... // Знание - сила. 1.991, №10. С. 69.
⁴ Гурьева В. Судебно-психиатрическая экспертиза несовершеннолетних // Советская юстиция, 1989, № 5. С. 20.
⁵ Краснушкин Е.К. Криминальные психопаты современности и борьба с ними / Преступный мир Москвы. - М., 1991. С. 200.
 
Прямую связь между психопатией и криминальным поведением видели также И.М. Фарбер, И.Н. Введенский, П.Б. Ганнушкин, причем первый прямо называл психопатов криминоидами. На взаимосвязь между импульсивным преступным поведением и психическими расстройствами, не исключающими вменяемости, указывал А.Ф. Зелинский. При этом он полагал, что аномалия снижает сознательньш контроль за поведением, нарушая тем самым субординацию личностных установок и выводя на первый план бессознательное¹.
Ю.М. Антонян совершенно справедливо усматривает связь аномалий с преступлением. Отдавая должную дань социальным детерминантам, которые в совокупности с психическими аномалиями оказывают непосредственное и прямое воздействие на решение субъекта, он пишет: “Мы полагаем, что аномалии психики (в качестве условия, а не причины) влияют и на сам факт преступных действий, и на их вид”². Так, он считает, что определенные аномалии оказывают влияние на совершение преступлений против личности. Выделяя конкретные разновидности преступлений, которые могут быть совершены при посредстве психических аномалий, Антонян и другие авторы между тем осторожно относятся к иным видам преступлений. Тем не менее они отмечают, что личности с психическими аномалиями представляют собой криминологический тип, подчеркивая таким образом связь между аномалией и преступностью.
Нельзя не согласиться с тем, что аномалии личности вкупе с социальными условиями способны спровоцировать преступное поведение. Проведенный нами анализ актов судебных психолого-психиатрических экспертиз ВНИИ общей и судебной психиатрии им. В.П. Сербского с достоверностью подтверждает данный вывод. В большинстве своем акты прямо или косвенно подчеркивают наличие у подэкспертных, признаваемых вменяемыми, аномалий психики, которые при соответствующих эмоциогенных обстоятельствах могут сыграть решающую роль. Например, Жумаев А.М., проходивший стационарную судебно-психиатрическую экспертизу во ВНИИ им. В.П. Сербского в связи с обвинением по ст. 102 (п. “г” и “е”) и 117 (ч. 4) УК редакции 1960 г., характеризовался трусливым, лживым, несдержанным, вспыльчивым, эгоистичным, склонным к проявлению садистских тенденций, эгоцентричным, обидчивым. Эксперты указали, что данные свойства его психики проявились при совершении им преступлений.
 
¹ Зелинский А.Ф. Осознаваемое и неосознаваемое в преступном поведении. -Харьков, 1986. С. 84.
² Антонян Ю.М., Бородин С. В. Преступность и психические аномалии. - М 1987. С. 39.
 
Аффективные преступления урегулированы в Особенной части действующего УК Российской Федерации - в ст. 107 (убийство, совершенное в состоянии аффекта) и ст. 113 (причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта). Комментаторы этих норм справедливо ссылаются на данные психологии и психиатрии¹, отмечая, что “аффект представляет собой сильное и относительно кратковременное эмоциональное состояние, которое развивается в критических условиях при неспособности субъекта найти адекватный выход из опасных, чаще всего неожиданно сложившихся ситуаций”². Юристы при этом вводят дополнительное условие, не вытекающее из психологии. Так, считается, что сильное душевное волнение возникает немедленно как ответная реакция на тяжкое оскорбление или насилие. Например, по УК РСФСР редакции I960 г. разрыв во времени между тяжким оскорблением или насилием и возникшим сильным душевным волнением не давал возможности квалифицировать убийств в состоянии аффекта.
Однако для понимания феномена “состояние аффекта” необходимо учитывать психофизиологические качества субъекта. Физиологическая основа поведения - афферентный синтез - способен объяснить это. Психологи и юристы пользуются в своих исследованиях такими понятиями, как характер и степень аффекта³. По их мнению, характер аффекта связан с импульсом, его вызвавшим, и в законе определен указанием на тяжесть нанесенного оскорбления или насилия. Что касается степени аффекта, то, как полагают психологи, “вопрос о зависимости степени аффекта от внутренних условий его развития и протекания, прежде всего от личности, особенностей эмоциональной реактивности и состояния интеллекта субъекта, т.е. от своеобразия психологической и биологической “почвы” развития аффекта, практически не разработан”(Кудрявцев И.А. Указ. раб. С. 106.).
 
¹См.: Бородин С.В. Квалификация убийства по действующему законодательству. - М., 1966. С. 126; Загородников Н.И. Преступления против здоровья. - М., 1969. С. 82 - 83.
² Вшюнас В.К. Психологические механизмы биологической мотивации. - М., 1986. С. 181.
³ Кудрявцев И.А. Судебная психолого-психиатрическая экспертиза. - М., 1988.
 
Аффект, будучи сильным эмоциональным возбуждение, есть целостное состояние психики, определенный динамический модус ее функциональной организации. Как целостное состояние, он имеет свои особенности, заключающиеся в наличии динамических моментов, т.е. преобладании процессов возбуждения над процессами торможения, при этом “у разных людей подверженность таким эмоциональным вспышкам или взрывам, аффективным разрядкам различна: она зависит от особенностей темперамента”¹. Отсюда следует, что холерик, например, гораздо в большей степени подвержен аффективному взрыву, чем меланхолик. Кроме того, некоторые виды неврозов, психопатий и иных аномалий, при которых процессы возбуждения преобладают над процессами торможения, также оказывают соответствующее влияние на динамику аффективного “взрыва”.
Лица, характеризующиеся аномалиями, подвержены аффективным реакциям гораздо в большей степени, чем субъекты, у которых процессы возбуждения и торможения находятся в норме. И это обстоятельство должно учитываться судебно-следственными органами. Законодатель в определенной мере обязывает правоприменителей учитывать влияние аномалий на преступное поведение, предусмотрев в пункте “з” ст. 61 УК Российской Федерации соответствующее смягчающее обстоятельство, которое по отношению к обстоятельствам, перечисленным в ст. 107 и 113, является родовым. Буквальное толкование этого пункта позволяет предположить, что практически любое эмоциогенное воздействие способно вызывать аффективную реакцию. Однако следует учитывать, во-первых, возможность широкого понимания права, а во-вторых, различную реакцию людей на однородные раздражители.
Аффективные действия в психологической литературе обычно связываются с импульсивным поведением. Так, Рубинштейн пишет: “сильное эмоциональное возбуждение создает напряжение, при котором любой повод может вызвать разрядку. Такой разрядкой и является вызвать непомерно большую вспышку”². Выделив слово “любой”, автор тем самым акцентировал внимание на побуждающих свойствах аффекта, когда даже ничтожный повод может вызвать преступное поведение. Из этого можно сделать вывод, что нормы ст. 107 и 113 УК Российской Федерации, как и пункт “з” ст. 61, ориентированы на психически нормальных и аномальных субъектов, что полностью соответствует данным психофизиологии.
 
¹ Рубинштейн С.Л. Указ. раб. - М., 1989. Т. 2. С. 154.
²Там же. С. 154.
 
Из психологических и психиатрических исследований известно, что люди воспринимают однородные возбуждающие факторы различно, что зависит от их психической конституции. Это означает, что понятие “тяжкое оскорбление” должно соотноситься с психофизиологическими особенностями субъекта. Однако судебная практика игнорирует это важное обстоятельство, в результате чего допускаются ошибки. Так, в деле Гараева, осужденного по ст. 102 УК РСФСР (редакции 1960 г.), было указано, что измена жены явилась причиной убийства, в связи с чем его действия должны быть переквалифицированы на ст. 104. Фабула дела такова: Гараев, подозревая жену в сожительстве со своим племянником, пришел домой в неурочное время и застал ее в постели с племянником, после чего и убил последнего.
Теперь для сравнения приведем другой пример из судебной практики. Плисский познакомился с Атрашайте. В брак они вступили, уже имея общего ребенка. Вскоре у жены установились близкие отношения с Ш., о чем они прямо сказали мужу. Не желая развода, Плисский пригласил Ш. к себе домой для разговора. Во время ужина он раздраженно реагировал на смех жены и ее разговор на литовском языке с Ш. Когда та пошла в комнату ребенка, Плисский, сняв со стены декоративный топорик, последовал за ней, и убил, нанеся множественные ранения в области головы, а затем пытался покончить с собой.
По материалам дела ясно, что Плисский остро переживал разрыв с женой, ночевал на работе, обращался за содействием в сохранении семьи к другим лицам. Кроме того, судебно-психиатрической экспертизой он был признан “психопатической личностью”. Как же поступает в этой ситуации суд? Первоначально назначается максимальное наказание в виде 12 лет лишения свободы по ст. 104 УК Литовской ССР (редакции 1960 г.), предусматривающей ответственность за умышленное убийство. Затем, ссылаясь на тяжесть содеянного и особенности личности виновного, судебная коллегия постановляет снизить наказание до восьми лет лишения свободы в рамках этой же статьи, даже не обсуждая вопрос об аффекте. Вне всякого сомнения, что позиция суда в данном деле не только не соответствует, но прямо противоречит понятию “сильное душевное волнение”, разработанному в психологии. Назначив Плисскому столь большое наказание (в сущности, для лица, впервые совершившего преступление, поводом для которого послужила психологическая провокация, нет разницы между восемью и 12 годами лишения свободы) за деяние, без сомнений совершенное в аффективном состоянии, вряд ли суд вправе ссылаться на необходимость исправления субъекта этого преступления. В данном случае налицо талион в его самом одиозном выражении. Неисправленные ошибки такого рода непростительны и способны лишь порождать новых преступников.
Ошибки в квалификации подобного рода преступлений, увы, нередки. И хотя зачастую они исправляются оперативно, тем не менее факт этот тревожный. Так, Белозерова была осуждена по ст. 103 УК РСФСР (редакции 1960 г.) за убийство мужа, который в нетрезвом состоянии избивал ее на почве ревности и в день убийства вновь намеревался ее избить, требуя денег. Судебная коллегия по уголовным делам переквалифицировала это деяние на ст. 104, указав, что действия мужа носили провоцирующий характер, а сама виновная характеризуется судебно-психиатрической экспертизой как аффективно неустойчивая психопатка.
Следующий пример еще более наглядно показывает влияние психических аномалий на совершение аффектированных преступлений. Осужденный Максимов, отбывая наказание, работал слесарем в мебельном цехе. За период работы у него сложились неприязненные отношения с Кулаковым, работавшим старшим слесарем, и осужденным Кузьменковым, работавшим на складе. 16 июля 1985 года утром Кулаков не допустил Максимова к работе, объяснив, что это распоряжение начальника цеха. Взяв самодельный нож, Максимов пришел в мебельный цех и, подойдя к Кулакову, спросил его, за что он отстранен от работы. Кулаков ответил, что в этом он не виноват, а виноват Кузьмен ков. В этот же день Максимов во время возникшей ссоры ножом нанес Кузьменкову удар в область грудной клетки, от которого потерпевший скончался. После этого Максимов пошел в слесарную мастерскую мебельного цеха, где также в ходе ссоры четырьмя ударами ножа в левую часть грудной клетки убил Кулакова.
Максимов был осужден по пункту “з” ст. 102 УК РСФСР (редакции I960 г.). Однако судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР приговор отменила и направила дело на новое расследование. Основным аргументом, выдвинутым коллегией, было то обстоятельство, что суд не учел наличие у Максимова черепно-мозговой травмы, которую он перенес раньше и последствия которой могли сказаться на совершенном насильственном преступлении. В данном случае перед нами блестящая иллюстрация положения Рубинштейна о ничтожном поводе, который в определенных случаях может вызвать неадекватно бурную аффективную реакцию. В приведенном примере жертвами убийства явились те, кто участвовал в эмоциогенной ситуации, играя роль необходимого раздражителя.
Известно влияние памяти на формирование поведенческих реакций. В стадии афферентного синтеза память помогает формировать акцептор результатов и таким образом поведение в целом: “Произвольное вызывание нужного воспоминания способно обеспечить требуемый или желаемый эффект”'. Память, как известно, подразделяется на два блока - неосознаваемого и осознаваемого. В первом блоке огромную часть занимает филогенетический опыт, а также следы онтогенеза, до времени ушедшие в тень. Онтогенетические следы памяти зависят от впечатлительности субъекта, которая характеризуется силой и устойчивостью соответствующего воздействия: “У разных людей в зависимости от особенностей их темперамента бывает различна и устойчивость впечатления: у одних впечатление - даже сильное - оказывается очень нестойким, другие длительно не могут от него освободиться. Впечатлительность - это всегда индивидуально различная у людей разного темперамента аффективная чувствительность. Она существенно связана с эмоциональной сферой и выражается в силе, быстроте и устойчивости эмоциональной реакции и впечатления”².
В контексте изложенного имеет смысл рассмотреть пример, приводимый в книге Ю.М. Антоняна и В.В. Гульдана³. М., признанный виновным в убийстве соседа по дому и нанесении тяжких телесных повреждений его жене и знакомой, долгое время конфликтовал с соседом, упрекая последнего в нарушении тишины и порядка. Он неоднократно вызывал милицию, жалуясь при этом, что соседи шумят и нарушают общественный порядок, мешая ему с матерью отдыхать. Отличаясь излишней резкостью, вспыльчивостью и педантизмом, М. не переносил разговоров на сексуальные темы и резко выступал против малейшего отступления от установленного порядка, будь то на работе или дома. Он не терпел также любого поведения, которое, по его мнению, нарушало моральные каноны.
 
1 Иванников В.А. Психологические механизмы волевой регуляции. - М., 1991. С. 100.
² Рубинштейн С.Л. Указ. раб. С. 213 - 214. ' Антонин Ю.М., Гульдан В.В. Криминальная патопсихология. - М., 1991.
С. 43 - 44.
 
Однажды соседи М. пригласили в гости свою знакомую. Со слов потерпевшей, они вели себя тихо, тем более что в гостях были малолетние дети. Однако М. посчитал, что соседи безобразничают и, поднявшись к ним, сделал замечание. Соседка ответила, что гости уже уходят. Когда гости проходили мимо квартиры М., дверь в которую была приотворена, тот выскочил и стал кричать на соседей, упрекая их в том, что они топают у его двери. При этом М. ударил соседа. Из квартиры выбежала мать М., которую соседка оттолкнула. Тогда М. взял в квартире топор и стал наносить им удары по голове сначала соседу, потом его жене и знакомой. Сосед умер, а его жене были причинены тяжкие телесные повреждения. Судебно-психиатрическая экспертиза признала М. психопатической личностью.
Что в данном случае явилось мотивом убийства? Психофизиологическая часть исследования дает ответ на этот вопрос: память, следы которой проявились из бессознательного, представляя собой роковую силу применительно к данному типу нервной системы. То обстоятельство, что соседка оттолкнула мать убийцы, было последней искрой, которая заставила ярко вспыхнуть тлеющий на бессознательном уровне “огонь мщения” за безнравственные поступки. Память, “бросая” в сознание образы воспоминаний, создала мотив - доминанту, отвергающую все другие возможности. Динамические мотивы, согласно теории афферентного синтеза, в психике М. стали преобладать над смысловым содержанием и избирательной направленностью действий, и в этой психологической ситуации М., обладая присущей именно ему нормой реакции, был обречен на тот поступок, который он и совершил. Следует отметить, что специалисты не нашли у него ни психопатии, ни невроза, а лишь психопатические черты характера, т.е. причиной конкретной поведенческой направленности был дисбаланс динамической системы, характерный для любых психических аномалий и в то же время в большинстве случаев не имеющий конкретного определения (психопатические черты - это не психопатия, а лишь нечто, ее напоминающее).
С учетом изложенного представляется неверным мнения криминалистов о том, что промежуток во времени между противоправными действиями и реакцией на них означает отсутствие аффекта. Согласно этому мнению, мать встретившая через много лет на улице убийцу своего ребенка и убившая его, не может быть осуждена за аффективное убийство. Однако сильное эмоциональное возбуждение в случаях подобного рода есть итог образа, который выталкивает в сознание долговременная память.
Очевидно, что настало время смещения законодательных и правоприменительных акцентов посредством приведения теории и практики в соответствие с существующими реалиями. В этой связи необходимо, во-первых, предусмотреть примечание к ст. 107 и 113 УК такого содержания: суд не связан в своем решении о признании деяния как совершенного в состоянии аффекта промежутком во времени между провоцирующим обстоятельством и реакцией на него, а во-вторых, установить разумную, логически обоснованную санкцию.
Максимальный срок лишения свободы, установленный в ч. 1 ст. 107 составляет три года, в ч. 1 ст. 108 (убийство при превышении пределов необходимой обороны) - до двух лет. Однако на практике не всегда удается отличить убийство при превышении пределов необходимости от убийства в состоянии аффекта. По этому поводу в юридической среде существовали и существуют сомнения. Так, в постановлении № 14 пленума Верховного Суда СССР “О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств” от 16 августа 1984 г. неоднократно подчеркивается, что состояние необходимой обороны сопряжено с аффективным состоянием психики, а это непременно нужно учитывать в процессе судебного разбирательства. Обороняясь от общественно опасного посягательства, субъект, естественно, зачастую испытывает сильное душевное волнение, что может сказаться на средствах и времени отражения посягательства. Учитывая психофизиологические особенности лица, находящегося в состоянии аффекта, который характерен и для состояния необходимой обороны, было бы целесообразно уравнять максимальные сроки санкций соответствующих статей и в санкции ч. 1 ст. 107 УК предусмотреть максимальный срок лишение свободы в два года. Такое решение было бы оправданным не только с позиций психофизиологии и психологии поведения, но и с точки зрения одного из основных принципов права - принципа справедливости. Было бы целесообразно также установить в санкциях ст. 113 УК максимальный срок лишения свободы - один год.
Преступления, совершаемые в состоянии аффекта, являются итогом неосознаваемых импульсов: “Унаследованность, видоти пичность, стереотипичность аффективных реакций свидетельствует о том, что в их организации решающую роль играют механизмы инстинкта, формирование таких инстинктов на ранних этапах филогенеза вполне естественно, так как необходимость в средствах, обеспечивающих защиту и нападение (именно с этими формами поведения прежде всего связан аффект) существовала на протяжении практически всей эволюции и не могла не отразиться на развитии соответствующих инстинктов”¹. При наличии аномальной психики описанный выше механизм проявляется гораздо чаще и быстрее, чем при нормальной психике.
В афферентном синтезе доминирует бессознательная память, которая поглощает обстановочную афферентацию и выводит субъекта на диктуемый ею путь противоправного развития ситуации согласно потребности в удовольствии (удовлетворении). Именно поэтому при аффективных преступлениях сознание “сужается”. Ю.М. Антонян отмечает в связи с данным обстоятельством: “Изучение личностных особенностей преступников, совершивших преступления с особой жестокостью, показало, что у них присутствуют те же основные качества, что и у всей массы насильственных преступников. Это прежде всего импульсивность, высокий уровень агрессивности, наличие аффективных установок и соответствующих стереотипов поведения, а также субъективный подход к трактовке жизненных ситуаций”².
Психопатии и неврозы характеризуются доминированием не только возбуждения над торможением, но и торможения над возбуждением. Последнее характерно для людей меланхолического склада характера. Процесс афферентного синтеза у них длится дольше, чем у лиц с другими типами темперамента. В частности , информация о состоянии организма, необходимая для окончательного принятия решения, заставляет субъекта колебаться, что в ряде случаев приводит к преступлениям, характеризующимся как неосторожные. Следовательно, при рассмотрении, например, автотранспортных преступлений следует учитывать такие психофизиологические качества субъекта, как особенности восприятия и время двигательных реакций.
 
¹ Вилюнас В.К. Психологические механизмы биологической мотивации. - М., 1986, С. 181.
² Антонян Ю.М. Преступления, совершаемые с особой жестокостью //Государство и право. 1992, № 9. С.65.
 
Конкретная психическая аномалия может быть свойственна лишь конкретному преступному опыту и не свойственна другому. Так, астенический психопат с чертами тревожности и неуверенности в себе из-за постоянно свойственных ему колебаний и нерешительности не принял вовремя необходимого решения и не предпринял необходимых мер, вследствие чего наступили опасные последствия, и эти психопатические особенности, являющиеся для суда смягчающими вину обстоятельствами, должны быть раскрыты и истолкованы суду с клинической стороны¹. Для иллюстрации приведем данные о распределении преступников по характеру психических аномалий (в процентах): психопатоподобные черты характера - 31; психопаты - 20,8; признаки неврастении - 20,6; признаки психоастении - 10,4; олигофрены - 10,3; истерики - 6,9. Итак, в общем количестве психически аномальных лиц, совершивших преступления, доминируют лица с психопатоподобными чертами и психопаты. Следует отметить, что акты судебно-психиатрических экспертиз, проводимых во ВНИИ общей и судебной психиатрии им. В.П. Сербского, не содержат данных об акцентуациях характера некоторых лиц, поскольку последние считаются в психиатрии нормой. Вместе с тем, отмечая психопатоподобные черты характера, специалисты не отождествляют их с психопатами, но выделяют признаки, аналогичные тем, которые свойственны акцентуациям.
Надо отметить, что в юридической литературе в течение ряда лет недооценивались значение психических аномалий в механизме преступного поведения, а также необходимость учитывать этот механизм в индивидуализации ответственности и наказания. Советские судебные психиатры на протяжении многих лет, ведя вполне оправданную в методологическом плане борьбу с неоломброзианскими взглядами, нередко полностью игнорировали психические аномалии (в том числе и умственную неполноценность) как возможный источник опасных для общества действий.
Ни на теоретическом, ни тем более на эмпирическом уровне не проводились исследования о возможном влиянии иных особенностей психики на формирование преступного поведения. Психофизиологические особенности субъекта, заключающиеся в дисбалансе динамических процессов, вообще не были предметом рассмотрения со стороны криминалистов. Был упущен большой пласт поведенческих детерминант, оказывающих влияние и на преступное поведение. Поэтому в судебно-медицинских и других документах, играющих важную роль в правоприменении, не фиксируются иные особенности психики, способные оказывать влияние на поведение субъекта.
 
¹ Лунц Д.Р. Проблема невменяемости в теории и практике судебной медицины. - М„ 1966. С. 104.
 
Приведенное выше распределение преступников по характеру психических аномалий свидетельствует, что психопаты и лица с психопатоподобными чертами отличаются эгоцентричностью, неадекватными реакциями в купе с эмоциональной насыщенностью (часто - злобностью), а истерики склонны к фантазированию и театральности поведения, им необходима аудитория. Видимо, эти особенности и определили доминирование психопатов и психопатоподобных и минимальный уровень истериков в общей картине преступности аномальных лиц.
Эти же аномальные особенности психики проявляются и в самих преступных деяниях. Для истериков характерными оказались такие преступные деяния, как кража чужого имущества, совершенная в соучастии (ст. 114, ч. 2, 3) , - 47,7% всех преступлений, совершенных ими. Тяга к театральности и показным эффектам оказала влияние на тип их преступного поведения.
Лица с диагнозом “психопатия или психопатоподобное состояние” чаще всего наносили умышленные тяжкие телесные повреждения (ст. 108, ч. 1 ) - 11%, совершали хулиганские действия с квалифицирующими признаками (ст. 206, ч. 3) - 19%, оказывали сопротивление работнику милиции при отягчающих обстоятельствах (ст. 191 ч. 2) - 14%, совершали изнасилование (ст. 117)- 9%.
Психопаты и психопатоподобные совершали и хищения, однако в отличие от истериков в подавляющем большинстве случаев хищения были сопряженны с насилием. Для них также характерны насильственный грабеж (статья 145, часть 2) - 19%, разбой (ст. 146, ч. 2, пункты “в” и “т”) - 9,2%. Для психопатоподобных состояний с преобладанием тормозных процессов свойственны такие преступления, как неосторожное убийство (ст. 106) - 9% и нарушение правил безопасности движения с квалифицирующими обстоятельствами (ст. 112, ч. 2) - 10,1%. Примерно такое же доминирование, как у психопатов и психопатоподобных, наблюдается у лиц, имеющих неврастении и психастении. При этом психастеники чаще других совершают умышленные убийства с особой жестокостью (ст. 102, пункт “т”) -10,5%.
Удельный вес женского пола среди аномальных преступников весьма незначителен - 5,7%. Статистика показывает, что основным видом преступлений, совершенных представительницами женского пола с психическими аномалиями, оказались кражи, причем женщины-истерички, как и мужчины-истерики, совершали их в большинстве случаев в соучастии (76,8%). Характерным преступлением для психопаток и имеющих психопатоподобные черты явились умышленные убийства (9,1%) и тяжкие телесные повреждения (7,8%). В остальном же показатели преступлений, совершенных женщинами с психическими аномалиями, совпадают с аналогичными показателями мужской преступности.
 
¹Здесь и далее, ссылки на статьи даны по УК РСФСР редакции 1960 г., по которому квалифицировались рассматриваемые деяния.
 
Приведенные данные не должны рассматриваться как отождествление конкретных преступных аномалий с конкретными видами преступлений. Однако известно, что для истериков присуща групповая преступная деятельность, тогда как для психопатов - в основном преступления насильственного характера, которые совершаются в одиночку. Можно также утверждать, что наличие аномалий, но, разумеется, в совокупности со средовыми влияниями, способно детерминировать преступное поведение.
Контрольные вопросы
1. Какие точки зрения существуют в юридической науке по поводу корреляции между уровнем психических аномалий преступников, детерминирующих их поведение?
2. Каким образом аффективные преступления соотносятся с понятием аномальности и как они регулируются нормами УК РФ?
3. Как память влияет на формирование поведенческих реакций и как временной фактор этого влияния сказывается на рассмотрении преступлений, совершенных в состоянии аффекта?
4. Как юристы оценивают роль психических аномалий в механизме преступного поведения при индивидуализации норм ответственности и наказания, предусмотренных УК РФ?
4.4. Вопросы теории опасного состояния
Теория опасного состояния с постреволюционных времен и до наших дней вызывает крайнюю неприязнь ученых мужей, которые, видимо, забыли ее исторические корни, что мешает с позиций этой теории подвергнуть анализу современное уголовное законодательство. А между тем одно из первых исследований ее, причем довольно обстоятельное, встречается в диалогах Платона “Протагор” и “Горгий”. Высказывая идею охраны общества от опасного преступника, философ подразделял лиц, преступивших закон, на поддающихся и не поддающихся исправлению, что в дальнейшем получило блестящее развитие в исследованиях Фер ри, который, выделяя преступников привычных и случайных, обосновывал такое подразделение именно с этих позиций.
Платон, классифицируя преступников на поддающихся или не поддающихся исправлению (по его определению - излечимых или неизлечимых), преследовал две цели. Во-первых, максимально обезопасить общество от угрозы, исходящей от лиц, потенциально и очевидно способных совершить преступление. Во-вторых, охраняя общественное спокойствие посредством нейтрализации опасных личностей, дифференцировать подход к ним, чтобы оставаться в рамках справедливости и гуманности. В этой связи Платон полагал, что для поддающегося исправлению преступника необходимо предусмотреть особое пенитенциарное учреждение, которое он предлагал именовать домом исправления. Помещая сюда преступников, следует исходить из того, что всякий, кто совершает зло, совершает его не по доброй воле, что преступник достоин сострадания так же, как и тот, кто является жертвой зла,и обращаться с ним следует мягко. Сострадание к ближнему, даже если он преступил дозволенную черту, и вместе с тем его изоляция от общества для обеспечения общественного спокойствия - квинтэссенция теории опасного состояния.
В дальнейшем, благодаря немалым усилиям известного криминалиста А. Принса, теория опасного состояния получила некоторые иные акценты, на которые и ссылались противники, пытаясь доказать ее ущербность и, более того, реакционность. Так, Принс предлагал заменить понятие моральной ответственности критерием опасного состояния преступника, который в то время имел довольно расплывчатые черты. Он ратовал за неопределенность наказаний в отношении преступников, состояние которых признано опасным. При этом сроки наказания могут продлеваться в зависимости от усмотрения компетентных лиц, могущих судить о снижении опасных для общества психофизиологических проявлений субъекта.
Принс рассматривал предлагаемые меры исключительно под углом зрения обеспечения общественной безопасности. Он вовсе не имел в виду некомпетентное усмотрение, ставящее судьбу виновного в зависимость от желаний и настроений лица, решающего вопрос о продлении сроков наказания. Принс считал необходимым компетентный прогноз консилиума специалистов, на основе которого можно было бы делать вывод о необходимости дальнейшей изоляции лица от общества либо об успехах ресоциализации. Более того, исследователь предлагал меры, способные удержать лицо от совершения преступления. В числе таких мер, которые и на сегодняшний день являются обязательными для работы по профилактике преступлений, Принс называл благоустройство городов, борьбу с трущобами, повышение роли социального законодательства, предназначенного исключить нищету, повышение роли воспитания подростков, работу с дефективными. Что же в том дурного? Вольно или невольно, но российский законодатель учел в УК РФ пожелания Платона, Принса, а также других исследователей, посвятивших свои труды разработке теории опасного состояния. Это нашло отражение прежде всего в формулировке общих начал назначения наказания, а также в системе наказаний, что предусмотрено в Общей части и нормах Особенной части УК.
Согласно ст. 60 УК РФ наказание должно назначаться с учетом возможности достижения его целей, в качестве которых ст. 43 указывает, в частности, на возможность исправления виновного и предупреждение совершения новых преступлений. Значит, длительность наказания напрямую связывается со способностью лица к ресоциализации (как и тяжесть назначаемого наказания в целом).
Исправление представляет собой достаточно длительный процесс изменения “мотивационной базы” субъекта, который в определенных случаях сопряжен не только с карательными потенциями наказания, но и с психологическим воздействием на виновного, в результате которого прогнозируется переоценка его ценностных ориентаций. Исходя из требований ст. 60 УК, субъект, способный исправиться достаточно быстро или не нуждающийся в применении суровых мер наказания, заслуживает более либерального подхода к решению его участи. Если же при этом иметь в виду ст. 6, устанавливающую императив взаимодействия личности виновного и назначаемой меры уголовно-правового воздействия, тогда суд обязан исследовать особенности личности виновного, дабы не нарушить принцип справедливости как основополагающий принцип уголовной юстиции в целом (не лишне напомнить, что термин “юстиция” переводится с латыни именно как справедливость).
Учет личности виновного при назначении наказания предполагает изучение многообразных личностных комплексов и компонентов, которые в итоге дают правоприменителю возможность составить мнение о социальной запущенности индивида. В частности, исследованию должны подлежать аномалии психики, играющие далеко не последнюю роль в формировании преступного решения.
Социальная запущенность индивида, в свою очередь, свидетельствует о необходимости конкретного вида и конкретной длительности (если речь идет о срочном наказании) государственно-правового воздействия на лицо, признанное виновным в совершении преступления. Если субъект нуждается в длительном воздействии со стороны государства для того, чтобы не представлять собой в дальнейшем опасность для общества и если для снятия “криминальной напряженности” индивида необходима суровая мера наказания или его большая продолжительность (когда речь идет о срочном наказании), то согласно ст. 60 УК такое наказание и должно быть назначено. А если особенности лица, виновного в совершении преступления, позволяют достичь целей наказания более либеральными средствами и методами, тогда именно они и должны быть применены.
Статья 44 УК РФ предусматривает 11 разновидностей наказания (здесь не учитываются два вида наказания, которые могут быть применены только в качестве дополнительных), выбор которых зависит от возможности эффективного воздействия на виновного с целью обеспечения перспективной безопасности общества, т.е. от общественной опасности лица. Речь идет именно о выборе, который в каждом конкретном случае позволяет сделать ст. 64 УК, причем вне зависимости от санкций норм Особенной части. Определенные смягчающие обстоятельства, предоставляющие возможность выбрать из законодательного перечня статьи более мягкий вид наказания, чем предусмотрено в Особенной части кодекса (ч. 2 ст. 64), свидетельствуют ни о чем ином, кроме как о возможности ресоциализации субъекта без применения суровых мер наказания. В сущности, в этих и других подобных случаях правоприменитель делает прогноз об опасности личности, который и является фундаментом назначения соответствующего вида и длительности государственно-правового воздействия. Как видим, теория Ферри - Принса о случайных и привычных преступниках в современном УК РФ представлена достаточно широко.
Сделанный вывод подтверждается также наличием таких наказаний, как смертная казнь и пожизненное лишение свободы. Несомненно, что они преследуют лишь одну цель - обезопасить общество от криминальной угрозы преступника, для которого исправительное государственно-правовое воздействие бесцельно и бессмысленно.
Аналогичная картина с системой наказаний существует в соответствии с нормами Особенной части УК: альтернативные наказания служат лишь одной цели - максимально соблюсти принцип справедливости при прогнозе опасности лица, виновного в совершении преступления. Например, за кражу (ст. 158 УК РФ) законодатель предлагает несколько вариантов судебного решения - штраф, обязательные работы, исправительные работы, арест, лишение свободы. Очевидно, что выбор конкретного варианта государственно-правового реагирования на кражу в значительной мере зависит от прогноза опасности личности виновного. Это находит подтверждение при анализе положений ст. 68 УК РФ, которая прямо ориентирована именно на опасность субъекта.
Рецидив есть свидетельство криминальной направленности (интенции) лица, которая непременно должна быть отражена в решении правоприменительных органов. Часть 2 ст. 68 УК устанавливает в этой связи императив, согласно которому наказание при рецидиве обязательно должно быть не ниже половины максимального срока наиболее строго вида наказания, предусмотренного в санкции статьи Особенной части. Вряд ли законодатель имел в виду при установлении указанного требования значение объекта уголовно-правовой охраны для нормального развития общества. Несколько краж направлены на один и тот же объект (если брать нюансы), но их совокупность свидетельствует о преступной направленности лица, о его “злой воле”, как говорили старые криминалисты, что находит отражение в нормах о рецидиве. Рецидив, таким образом, свидетельствует об опасности лица, в связи с чем законодатель устанавливает необходимость длительного воздействия на него посредством уголовно-правовых мер принуждения. Альтернатива санкций в случае рецидива не играет никакой роли, ибо опасность лица безаппеляционно презюмируется, а реакция государства естественным образом такой презумпции соответствует в виде назначения строгих мер, способных в конкретном случае негативного прогноза достичь целей наказания.
Применительно к прогнозу опасности аномальных следует обратить внимание на гл. 15 УК РФ, предусматривающую порядок назначения принудительных мер медицинского характера. Включение ее в состав УК в расширенном виде (в прежнем УК также была глава о принудительных мерах медицинского и воспитательного характера, но весьма куцая) есть, во-первых, естественное следствие регламентации аномального состояния психики в ст.22, с которой, по существу, началась новая эпоха развития российского уголовного законодательства, а во-вторых, иллюстрация практического использования основополагающего постулата теории опасного состояния, который заключается в обеспечении общественной безопасности.
Согласно ст. 97 УК РФ принудительные меры медицинского характера могут быть применены не только к невменяемым, совершившим опасное деяние, но и к виновным, которые по своему психическому статусу к вменяемым не относятся, а страдают психическими расстройствами, не исключающими вменяемости, т.е. к аномальным. Если необходимость принудительного лечения невменяемых, совершивших преступление, сомнений не вызывает, то почему такому лечению должны подлежать правонарушители, которые относятся к категории вменяемых, но обладающих определенными психическими нюансами, связанными с дисбалансом моторной сферы? Часть 2 ст. 97 дает ответ на этот вопрос: для того чтобы избежать причинения этими лицами иного существенного вреда. В ст. 98, посвященной целям применения принудительных мер медицинского характера, неопределенность термина “возможность причинения иного существенного вреда” раскрывается так: принудительные меры медицинского характера применяются, в частности, для предупреждения совершения лицами новых преступлений.
Таким образом, получается следующая картина: субъект, совершивший преступление, совершил его под немалым воздействием психических аномалий, детерминированных соответствующий поведенческий акт. Эти аномалии, способствующие агрессивным реакциям неадекватного толка в ответ на раздражители, выступают в качестве оснований для негативного прогноза его поведения в дальнейшем. В соответствии с таким прогнозом субъект помещается в специальное медицинское учреждение, благодаря чему устраняется опасность реального воплощения психической агрессии вовне. Он содержится в медицинском учреждении столь долго, сколько это необходимо для его эффективной ресоциализации, о возможности которой правоприменитель опять-таки судит по прогнозу специалиста (ст. 102 УК РФ).
Принудительные меры медицинского характера наказанием не являются, а выступают лишь в роли мер безопасности, способствующих воплощению идей Платона о необходимости защиты общественных интересов от любого рода преступной агрессии. Применение таких мер безопасности строится на судебном усмотрении, в основе которого находится данный специалистами прогноз о возможности агрессивного проявления со стороны подэкспертного. Однако ни в коем случае нельзя утверждать, что расширение мер безопасности за счет применения соответствующих норм к лицам, не являющимся невменяемыми, но имеющими психические аномалии, режим усмотрения (дискреционный режим) устанавливает в ущерб или в противовес режиму законности. Глава 15 УК РФ, нормы которой полностью посвящены разрешению вопросов опасного состояния, имеет позитивную направленность, преследуя основополагающую цель юстиции - обеспечение общественной безопасности. Если государство призвано защищать своих граждан от преступных посягательств, то оно должно это делать со всей эффективностью, используя доступные меры, не выступающие за рамки справедливого обращения с правонарушителем. Нормы гл. 15 УК РФ в этом смысле следует признать новаторскими.
Несомненно, меры медицинского характера справедливы, если преступление явилось фатальным итогом дисбаланса психических процессов. Применение наказания в таком случае было бы мало оправданной жестокостью, свойственной одиозному талиону с его непременным требованием “ока за око”. Субъект, разумеется, должен претерпеть за то, что нарушил правила общежития. Но прежде необходимо излечить его, снять “психическую нагрузку агрессии” и таким образом принять все доступные меры, чтобы он был безопасен для общества. Если государство игнорирует нравственные, либеральные и справедливые возможности купирования преступной агрессии из-за сложности применения соответствующих мер, тогда его нравственные основы вызывают обоснованные сомнения. Общество должно заботиться не только о стаде, но и о заблудших овцах.
Применение норм гл. 15 УК РФ строго регламентировано в самом уголовном законе, поэтому широкое усмотрение, которое действительно в состоянии подменить законность, в данном случае неприемлемо.
Помимо уголовного кодекса, теория опасного состояния представлена и в других нормативных актах посредством выделения так называемых групп риска. Например, Закон РФ “Об оружии” (ст. 13) предусматривает перечень лиц, которым запрещается выдача лицензии на приобретение оружия: не достигшим необходимого возраста (учет так называемой возрастной невменяемости, благодаря установлению которой в гражданском праве субъект, не достигший 18-летнего возраста, считается частично недееспособным); не 'представившим медицинское заключение об отсутствии противопоказаний к владению оружием; имеющим судимость за совершение умышленного преступления; отбывающим наказание за совершенное преступление; совершившим повторно в течении года административное правонарушение, посягающее на общественный порядок или установленный порядок управления; не имеющим постоянного места жительства.
Интересно отметить, что связывая запрет выдачи лицензии на владение оружием с совершенным правонарушением, закон со всей очевидностью предлагает учитывать опасность личности субъекта. Устанавливается правило невыдачи лицензии не любому преступнику, а лишь такому, который совершил умышленное преступление. А умысел обязательно предполагает сознательную и целенаправленную преступную деятельность, что значительно отличает этот вид психического отношения к содеянному от преступной неосторожности. Наличие умысла само по себе свидетельствует об опасности личности виновного, что и утверждается в специальной литературе. Неосторожность также предполагает сознательную и целенаправленную деятельность лица, но в данном случае это относится к поведению, а не к преступному результату, тогда как в случае умысла преступная интенция направлена именно на результат, создавая таким образом ауру опасной личности.
Аналогичный вывод следует из интерпретации пункта, посвященного запрету выдачи лицензии лицу, дважды совершившему в течении года административное правонарушение. Греки в данном контексте говорили: “Кто может правило нарушить без зазренья, нарушит и закон”. Нарушив правила дважды, субъект проявляет свою склонность к дезадаптированному поведению, что вызывает естественное опасение уполномоченных органов. При этом закон указывает не на любые административные правонарушения, а лишь на такие, которые свидетельствуют о социально релевантной направленности лица, т.е. посягающие на общественный порядок или установленный порядок управления. Остальные правонарушения из разряда административно наказуемых не носят столь явной печати “злобесного собацкого умысла”, как выражался Иван Грозный.
В качестве иллюстрации упоминания в нормативных актах об опасном состоянии личности посредством выделения групп риска можно упомянуть Закон РФ “О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации”. В ст. 6 содержится перечень лиц, могущих заниматься этой деятельностью, примерно аналогичный тому, в соответствии с которым не выдается лицензия на владение оружия: состоящие на учете в органах здравоохранения по поводу психического заболевания, алкоголизма или наркомании; которым предъявлено обвинение в совершении преступления; уволенным с государственной службы, из судебных, прокурорских и иных правоохранительных органов по компрометирующим их основаниям.
Итак, во-первых, сомнения по поводу упоминания опасного состояния личности лишены, как видим, фактических и юридических оснований. Во-вторых, претензии критиков в адрес адептов осмысления и придания этой теории статуса важного и справедливого инструмента для практической работы на ниве предупреждения преступлений бездоказательны. Единственный аргумент - возможность злоупотребления. Но такая возможность существует у любого служащего - от министра до дворника. Уголовное законодательство также представляет такую возможность весьма широко. Это, например, оценочные признаки довольно большого числа норм Особенной части, а также общей части УК, система наказаний и возможность назначения наказания, примерный перечень смягчающих обстоятельств и т.д.
Основной вывод, который можно сделать на основании изложенного в главе материала, заключается в том, что психические аномалии влияют на преступное поведение, хотя и не определяют конкретный вид преступного деяния. Констатация этого факта имеет принципиальное значение как для уголовного права, так и для уголовного процесса и уголовно-исполнительного права. Известно, что принцип справедливости, закрепленный законодателем в ст. 6 УК РФ, является одним из основополагающих принципов уголовного права, в рамках которого он воплощается двояко.
Во-первых, исходя именно из этого принципа, законодатель предусмотрел ст. 107 УК (умышленное убийство, совершенное в состоянии аффекта), ст. 113 (причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта), ст. 61 (примерный перечень смягчающих наказание обстоятельств) и т.д. Перечисленные и ряд других норм УК подобного рода позволяют учитывать провоцирующие преступный акт детерминанты, которые имеют прямое отношение к психофизиологическим особенностям человека, в качестве обстоятельств, значительно смягчающих участь виновного.
Психофизиологические особенности субъекта преступления нашли отражение и в конкретных нормах УК, посвященных мерам социальной защиты в отношении лиц с психическими аномалиями. Речь идет прежде всего о ст. 22, предусматривающей определенные особенности уголовной ответственности лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости. Благодаря появлению этой нормы, столь важной с точки зрения принципа справедливости уголовной ответственности, правоприменитель получил возможность выделять наряду с психически нормальными и больными правонарушителями лиц с пограничным состоянием психики, что, несомненно, должно быть отражено на их уголовной ответственности в случае совершения преступления. Кроме того, в гл. 15 УК Российской Федерации предусмотрены принудительные меры медицинского характера, которые не являются наказанием, но тем не менее могут быть применены судом, а посему имеют определенные репрессивные свойства. Они распространяются также на лиц, совершивших преступления, чья психика отягчена аномалиями, не относящимися к числу патологий. Так называемый принцип двухколейности, когда наряду с наказанием предусматриваются некарательные меры социальной защиты, вполне учитывает психическую интенцию лица, совершившего преступление и в силу своих психических особенностей представляющего опасность для общества.
Во-вторых, принцип справедливости в рамках УК учитывается законодателем при определении целей наказаний и общих начал его назначения. Называя в качестве одной из главных целей наказания восстановление социальной справедливости (часть 2 ст. 43), законодатель вместе с тем обязывает суд учитывать личность виновного, дабы не выйти за рамки гуманности и справедливости. В свою очередь,личность виновного (в отличие от субъекта преступления, являющегося юридически формализованным элементом состава преступления) представляет собой совокупность психофизиологических и психологических качеств лица, которые и могут быть одним из оснований применения ч. 3 ст. 60 УК Российской Федерации.
В УПК личность виновного учтена гораздо более полно, чем в УК. Так, пункт 5 ст. 342 императивно требует учета личности осужденного при назначении наказания, которое в противном случае отменяется или изменяется. А в ст. 392 заявлено, что при наличии данных об умственной отсталости несовершеннолетнего, не связанной с душевным заболеванием, должно быть обязательно выявлено, мог ли он полностью сознавать значение своих действий.
Таким образом, уголовно-процессуальный кодекс задолго до появления норм УК о психических аномалиях, предлагал учитывать их. Теперь закрепление психических аномалий в материальном праве еще более эффективно отразится на процессуальном правоприменении, в частности при избрании меры пресечения, производстве следственных действий, в ходе судебного заседания.
Что касается уголовно-исполнительного права, то здесь учет психофизиологических особенностей лица, виновного в совершении преступления и отбывающего наказание, не менее важен. Основной целью исправительно-трудового воздействия на осужденного является его исправление и перевоспитание. Но для того чтобы минимально достичь поставленных перед исправительно-трудовыми учреждениями целей, необходимо такое психологическое воздействие на осужденного, которое было бы способно изменить его предпочтения, ценностные смыслы, психологически переориентировать.
Принцип двухколейности нашел отражение и в Уголовно-исполнительном кодексе Российской Федерации, принятом Государственной Думой 18 декабря 1996 г. Так, в ст. 18 установлено положение, согласно которому лицам, страдающим психическими аномалиями, не исключающими вменяемости и осужденным за совершенное преступление к наказанию, связанному с изоляцией от общества, применяются принудительные меры медицинского характера, способные купировать психические отклонения, дабы цели наказания были эффективно достигнуты.
Контрольные вопросы
1. Каковы исторические истоки теории опасного состояния?
2. Как основные вопросы теории опасного состояния отражаются в Общей и Особенной частях УК РФ?
3. В каких нормативных актах, помимо Уголовного кодекса, учитывается опасность личности субъекта и почему в этой связи юридическая наука выделяет так называемые “группы риска”?
4. В каких нормах УК РФ законодательно закреплен принцип справедливости в отношении учета психофизиологических особенностей субъекта преступления?