Сценарий литературно-музыкальной композиции «Не бывает любви несчастливой»

Учитель Дубинская В.К. Школа-гимназия № 3. Астана

Сценарий
литературно-музыкальной композиции
«Не бывает любви несчастливой»,
посвящённый дню рождения Ю.В.Друниной.

1. Исполнение песен фронтовых лет перед началом сценария.
2. Показ клипа о Дне Победы.
3. Номер танцевальной пары о мирном времени и тревожном.

66 лет назад закончилась самая кровопролитная, самая разрушительная война в мировой истории. Победа в этой величайшей из всех войн над фашизмом и милитаризмом стала важным рубежом в судьбах человечества. Она была оплачена жизнью десятков миллионов мужчин, женщин и детей, колоссальными разрушениями. Оставшиеся в живых хранят в памяти военное и довоенное прошлое. Булат Окуджава и Юлия Друнина писали о том, чем жили – впечатлениями от встреч с людьми, жили историей, о том, что на войне были их главные жизненные университеты.
Органическая ненависть к войне отложила отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Булат Окуджава так выразил свой взгляд на войну: «Ах, война, что ж ты сделала подлая»
Война – это суровое, жестокое единоборство, и радость побед, перемешанная с горечью потерь.

Об этом фрагмент из повести Б. Васильева «А зори здесь тихие» в исполнении учащихся 7 класса.

Подобная судьба на войне была и у Юлии Друниной.
(Текст сценария сопровождается слайдами).

Юлия Владимировна Друнина родилась 10 мая 1924 года в Москве, там же прошло её детство. Училась в школе, где работал её отец. Он был директором школы, преподавал историю. Отца Юля обожала. Он был для неё образцом справедливости, разума, порядочности. От него осознание Родины.
О Россия!
С нелёгкой судьбою страна
У меня ты, Россия,
Как сердце, одна.
Я и другу скажу,
Я скажу и врагу –
Без тебя,
Как без сердца,
Прожить не смогу
Она любила читать и не сомневалась, что будет литератором. В 11 лет начала писать стихи.
Над полями, над лесами
Птичий гомон, детский смех.
Быстро мелкими зубами
Пилит белочка орех.
Барабанной дробью дятел
Привечает громко нас.
О заботах, об утрате
Позабудем хоть на час.
Все печали позабудем
В ликовании весны.
Мы ведь люди, мы ведь люди –
Мы для счастья рождены!
Творческий путь Юлии Друниной длиною почти в полвека можно без преувеличения назвать поэзией человеческого достоинства. Это то редкий случай, когда поэт пишет, как живёт, и живёт, как пишет.
Веет чем-то родным и древним
От просторов моей земли.
В снежном море плывут деревни,
Словно дальние корабли.
По тропинке шагая узкой,
Повторяю – который раз! –
«Хорошо, что с душою русской
И на русской земле родилась!»
Её стихи пронизаны нежностью, теплом и болью:
Кто говорит, что умер Дон Кихот?
Вы этому, пожалуйста не верьте:
Он не подвластен времени и смерти,
Он в новый собирается поход.
Пусть жизнь его невзгодами полна –
Он носит раны словно ордена!
А ветряные мельницы скрипят,
У Санчо Пансы равнодушный взгляд –
Ему-то совершенно не с руки
Большие, как медали, синяки.
И знает он, что испокон веков
На благородстве ловят чудаков,
Что, прежде чем кого-нибудь спасёшь,
Разбойничий получишь в спину нож
К тому ж спокойней дома, чем в седле.
Но рыцари остались на земле!
Кто говорит, что умер Дон Кихот?
Он в новый собирается поход!
Кто говорит, что умер Дон Кихот?
Друнина всегда знала, чего хотела. При всей романтичности своего характера, так естественно совпавшего с чистотой помыслов её ровесников, она почти не совершала необдуманных поступков. Её порыв непременно соотносился с точным осознанием конечной цели. Но, приняв решение, она уже не отступала. Так, московская школьница, выросшая в интеллигентной учительской семье, она отринула все уговоры (и слёзы) родителей и ушла в 1942 году из 10 класса на фронт. Ушла в самое драматическое время, в самое пекло войны, в самый неспокойный род войск – в пехоту. И следом за нею идут её будущие стихи:
Школьным вечером,
Хмурым летом,
Бросив книги и карандаш,
Встала девочка с парты этой
И шагнула в сырой блиндаж.
До конца 1944 года служила санинструктором в стрелковом полку.
Могла ли я, простая санитарка,
Я, для которой бытом стала смерть,
Понять в бою,
Что никогда так ярко
Уже не будет жизнь моя гореть?
Могла ли знать в бреду окопных буден,
Что с той поры, как отгремит война,
Я никогда уже не буду людям
Необходима так и так нужна?..
Потом был артиллерийский полк.
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
От родного окопа
Одна
Ты должна оторваться,
И бруствер
Проскочить под обстрелом
Должна.
Ты должна.
Хоть вернёшься едва ли,
Хоть «Не смей!»
Повторяет комбат.
Даже танки
(Они же из стали!)
В трёх шагах от окопа горят.
Ты должна.
Ведь нельзя притвориться
Пред собой,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит
Получила два тяжёлых ранения. В первый раз осколок прошёл в двух миллиметрах от сонной артерии. Ещё бы миг, и всё могло окончиться фанерной звездой над затерявшимся на полях сражений обелиском.
Убивали молодость мою
Из винтовки снайперской,
В бою,
При бомбёжке
И при артобстреле
Возвратилась с фронта я домой
Раненой, но сильной и прямой –
Пусть душа
Едва держалась в теле.
После второго ранения, в конце 1944 года, Друнину окончательно демобилизовали. Хотя демобилизованной из солдатской юности она никогда себя не считала. Как невозможно уйти в запас из личной судьбы:
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И не отнят войной
Я – связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу:
«Нет, ничто не забыто,
Нет, никто не забыт,
Даже тот,
Кто в безвестной могиле лежит».
Она спасала солдат, видела нечеловеческие страдания, тысячи раз рисковала жизнью.
Всю жизнь
От зависти томиться мне
К той девочке,
Худющей и неловкой –
К той юной санитарке,
Что с винтовкой
Шла в кирзачах пудовых
По войне.
Неужто вправду ею я была?..
Как временами
Мне увидеть странно
Солдатский орден
В глубине стола,
А на плече
Рубец солдатской раны!
Она являет собою образ Поэта фронтового поколения. Эхо войны сопровождало её в последующие годы. Через много лет Друнина, быть может, напишет именно об этих днях, когда уже из мирного времени услышит от дорогого человека:
Я тебя
Представить не могу
В стоптанных солдатских сапогах -
и припомнит другой вечер, другую обстановку:
Миномёты били,
Падал снег.
И сказал мне тихо
Дорогой,
На тебя похожий человек:
- Вот лежим и мёрзнем на снегу,
Будто и не жили в городах
Я тебя представить не могу
В туфлях на высоких каблуках.

Не знаю, где я нежности училась, -
Об этом не расспрашивай меня.
Растут в степи солдатские могилы,
Идёт в шинели молодость моя.
В моих глазах – обугленные трубы.
Пожары полыхают на Руси.
И снова
нецелованные губы
Израненный парнишка закусил.
Нет!
Мы с тобой узнали по сводкам
Большого отступления страду.
Опять в огонь рванулись самоходки,
Я на броню вскочила на ходу.
А вечером
над братскою могилой
С опущенной стояла головой
Не знаю, где я нежности училась, -
Быть может, на дороге фронтовой
Самое сильное чувство, которое она испытала в жизни, - война.
Всё грущу о шинели,
Вижу дымные сны, -
Нет, меня не сумели
Возвратить из Войны.
Дни летят, словно пули,
Как снаряды года
До сих пор не вернули,
Не вернут никогда.
И куда же мне деться?
Друг убит на войне.
А замолкшее сердце
Стало биться во мне
Четырёхстишье, которое она написала в окопах, позже вошло во все антологии военной поэзии:
Я только раз видала рукопашный,
Раз – наяву. И сотни раз – во сне
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
После войны она поступила в Литинститут, но сделала это очень «по-военному». Она просто стала ходить на лекции и семинары в своей армейской одежде, и никто не решился её выгнать. А потом она успешно сдала сессию
Главные темы её творчества – любовь и война.
Что ещё мне в этом мире надо?
Или, может быть, не лично мне
Вручена высокая награда –
Я живой осталась на войне?

Нет, это не заслуга, а удача –
Стать девушке солдатом на войне.
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!
С восторгом нас, девчонок, не встречали:
Нас гнал домой охрипший военком.
Так было в сорок первом. А медали
И прочие регалии – потом
Смотрю назад, в продымленные дали:
Нет, не заслугой в тот зловещий год,
А высшей честью школьницы считали
Возможность умереть за свой народ.
За спиной Юлии Друниной всё ещё звучало как в пятидесятые годы, так и в последующие, эхо войны:
Мне близки армейские законы,
Я недаром принесла с войны
Полевые мятые погоны
С буквой «Т» - отличьем старшины.
Я была по-фронтовому резкой,
Как солдат, шагала напролом,
Там, где надо б тоненькой стамеской,
Действовала грубым топором.
Мною дров наломано немало,
Но одной вины не признаю:
Никогда друзей не предавала –
Научилась верности в бою.
Это стало её человеческим кодексом.
Удивительно, что в стихах Друниной нет никакого пафоса, театрального героизма. Из её строк можно с фотографической точностью узнать, какая мера напряжения, страдания и ужаса выпала в юности на долю, тех, которых теперь уже почти не осталось в живых, а тогда, ещё совсем дети, какой страшной беде заглянули они в глаза.
Мы родились два раза.
И вторым был День Победы –
Как забудешь это?..
И с той поры, далёкой той поры
Нет для меня святее даты, нету!
Все наши праздники люблю и чту.
Но День Победы это День Победы.
Душа летит в такую высоту –
За невернувшимися следом
Так опыт испытания человеческого духа в двадцатом столетии зашкаливает за все мыслимые и немыслимые пределы страданий.
Духовная высота, солдатская дружба, взаимовыручка, мужество – всё это для Юлии Друниной не просто однажды пережитое и обретённое, но и точка отсчёта. Планка поднята - в нравственном смысле - требовательно. Именно по этому уровню проверяется всё: собственные поступки и поведение друзей, своя и чужая любовь:
Нет в любви виноватых и правых.
Разве эта стихия – вина?
Как поток раскалённой лавы
Пролетает по судьбам она.
Нет в любви виноватых и правых,
Никого здесь нельзя винить.
Жаль безумца, который лаву
Попытался б остановить
У Друниной лирические стихи прекрасные.
Не бывает любви несчастливой.
Не бывает Не бойтесь попасть
В эпицентр сверхмощного взрыва,
Что зовут «безнадёжная страсть».
Если в душу врывается пламя,
Очищаются души в огне.
И за это сухими губами
«Благодарствуй!» шепните Весне.
Никем и никогда она не была понята так, как Алексеем Каплером – любимым мужем, который всегда шёл прямой дорогой совести рядом с другом и женой.
Не привыкла, чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку, меня.
Но в этот вечер, мирный, зимний, белый,
Припоминать былое не хочу.
И женщиной – растерянной, несмелой
Я припадаю к твоему плечу.
Это была красивая элегантная женщина, тщательно следящая за своей внешностью. А.Каплер бережно и нежно поддерживал Юлю на поворотах ухабах многие годы совместного пути. Его потеря обернулась для неё одиночеством.
Любовь проходит.
Боль проходит.
И ненависти вянут гроздья.
Лишь равнодушье –
Вот беда –
Застыло, словно глыба льда.
Совершенно не приспособленная к высиживаниям в президиумах и начальственным кабинетам, она решилась пойти в народные депутаты СССР, а затем стала и членом Верховного Совета. И её романтизм вскоре разбился о циничный напор внутреннего предательства, что стало для неё большой драмой.
Вот и нету ровесников рядом –
Не считаю я тех, что сдались.
Почему им «под занавес» надо
Так цепляться за «сладкую жизнь»?
Разве гордость дешевле опалы?
А холуйство – спасательный круг?..
Я устала, я очень устала
Оттого, что сдаются вокруг.
Это был период тяжелейших переживаний и сомнений. Это для неё явилось крушением целого мироздания, под обломками которого оказались погребёнными идеалы всего её поколения.
За утратою – утрата,
Гаснут сверстники мои.
Бьют по нашему квадрату,
Хоть давно прошли бои.
Что же делать? –
Вжавшись в землю,
Тело бренное беречь?..
Нет, такого не приемлю,
Не об этом вовсе речь.
Кто осилил сорок первый,
Будет драться до конца.
Ах, обугленные нервы,
Обожжённые сердца!..
И вот однажды, на переломе бытия, начинает катастрофически не хватать свежего воздуха, лишь последний выдох таланта парит, дрожа и замирая, над только что написанными стихами.
А всё равно
Меня счастливей нету,
Хотя, быть может,
Завтра удавлюсь
Я никогда
Не налагала вето
На счастье,
На отчаянье,
На грусть.
Я ни на что
Не налагала вето,
Я никогда от боли не кричу.
Пока живу – борюсь.
Меня счастливей нету,
Меня задуть
Не смогут, как свечу.
И когда потеряла потребность творить, приняла решение уйти из жизни по своей воле: физически не разрушенной, душевно не состарившейся. И даже уход из жизни был продуман до мельчайших подробностей: имела право выглядеть женщиной и после смерти. А свой поступок объяснила в предсмертном стихотворении:
Покрывается сердце инеем –
Очень холодно в судный час
А у вас глаза как у инока –
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Всё ж крещёная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы, -
За избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
Израненная войной, она не смогла пережить ещё одной трагедии страны – трагедии эпохи перемен Развал СССР Она встретила с тяжёлым сердцем. Не было страны, не было любимого мужа, иссякло вдохновение. 21 ноября 1991 года Юлии Друниной не стало. Она могла тысячу раз погибнуть на той войне, на которую ушла в 17 лет. А умерла по своей воле
Когда- то В.Г.Белинский высказал ключевой принцип общественной значимости творчества: «Время преклонит колена перед художником, которого жизнь есть лучший комментарий на его творения, а творения – лучшее оправдание его жизни». Примером абсолютного слияния жизни и поэзии была и остаётся Юлия Друнина.
15