Юбилейный год Победы. Факты, наводящие на размышления размышления о тяготах воны и судьбах человеческих судьбах

Учимся критически оценивать.

К вопросу значения пакта Молотова-Риббентропа:

[ Cкачайте файл, чтобы посмотреть картинку ]
К вопросу о попытках пересмотра итогов войны:
[ Cкачайте файл, чтобы посмотреть картинку ]



К вопросу о судьбах ветеранов ВОВ:

[ Cкачайте файл, чтобы посмотреть картинку ]
Монахиня мать Адриана (Наталья Владимировна Малышева) (1921-2012). Армейская разведка, войну закончила лейтенантом. Награждена орденами Красного Знамени и Отечественной Войны, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда».

К вопросу о роли женщины в войне и стериотипах:
Женщины на войне: правда, о которой не принято говорить. «Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи Уходи У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами». Правда про женщин на войне, о которой не писали в газетах Ко Дню Победы блогер radulova опубликовала воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич. “Ехали много суток Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам – кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло – я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала”
[ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ] [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]
“Про любовь спрашиваете? Я не боюсь сказать правду Я была пэпэже, то, что расшифровывается “походно-полевая жена. Жена на войне. Вторая. Незаконная. Первый командир батальона Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно, когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: “Сестричка! Сестренка!”, а после боя каждый тебя стережет Из землянки ночью не вылезешь Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю Промолчали. Гордые! А оно все было Но об этом молчат Не принято Нет Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами. Отделили мне место, но какое оно отдельное, вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью от того, что махала руками, то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: “Ты чего?” Кому расскажешь?” “Мы его хоронили Он лежал на плащ-палатке, его только-только убило. Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро Прямо сейчас Нашли старые березы, выбрали ту, которая поодаль от старого дуба стояла. Самая большая. Возле нее Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место. Тут деревня кончается, тут развилка Но как запомнить? Как запомнить, если одна береза на наших глазах уже горит Как? Стали прощаться Мне говорят: “Ты – первая!” У меня сердце подскочило, я поняла Что Всем, оказывается, известно о моей любви. Все знают Мысль ударила: может, и он знал? Вот Он лежит Сейчас его опустят в землю Зароют. Накроют песком Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. А вдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не ела, в кармане носила. Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю Этот момент Бомбы летят Он Лежит на плащ-палатке Этот момент А я радуюсь Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал о моей любви Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину Это был первый”
“Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины Они кричали нам: “Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п наших мужиков. Фронтовые б Сучки военные” Оскорбляли по-всякому Словарь русский богатый Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. “Что с тобой?” – “Да ничего. Натанцевалась”. А это – мои два ранения Это – война А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились – сороковой размер. Непривычно, чтобы кто-то меня обнял. Привыкла сама отвечать за себя. Ласковых слов ждала, но их не понимала. Они мне, как детские. На фронте среди мужчин – крепкий русский мат. К нему привыкла. Подруга меня учила, она в библиотеке работала: “Читай стихи. Есенина читай”.

“Ноги пропали Ноги отрезали Спасали меня там же, в лесу Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги Положили на стол, и нет йода. За шесть километров в другой партизанский отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Без наркоза. Без Вместо наркоза – бутылка самогонки. Ничего не было, кроме обычной пилы Столярной У нас был хирург, он сам тоже без ног, он говорил обо мне, это другие врачи передали: “Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел. Не вскрикнет”. Я держалась Я привыкла быть на людях сильной” .. Подбежав к машине, открыла дверку и стала докладывать: - Товарищ генерал, по вашему приказанию Услышала: - Отставить Вытянулась по стойке “смирно”. Генерал даже не повернулся ко мне, а через стекло машины смотрит на дорогу. Нервничает и часто посматривает на часы. Я стою. Он обращается к своему ординарцу: - Где же тот командир саперов? Я снова попыталась доложить: - Товарищ генерал Он наконец повернулся ко мне и с досадой: - На черта ты мне нужна! Я все поняла и чуть не расхохоталась. Тогда его ординарец первый догадался: - Товарищ генерал, а может, она и есть командир саперов? Генерал уставился на меня: - Ты кто? - Командир саперного взвода, товарищ генерал. - Ты – командир взвода? – возмутился он. - Так точно, товарищ генерал! - Это твои саперы работают? - Так точно, товарищ генерал! - Заладила: генерал, генерал Вылез из машины, прошел несколько шагов вперед, затем вернулся ко мне. Постоял, смерил глазами. И к своему ординарцу: - Видал? . “Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: “Кисанька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую”. Ребенок У ребенка все должно быть детское Он засыпал со словами: “Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом”.
[ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ] [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]
“Лежит на траве Аня Кабурова Наша связистка. Она умирает – пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: “Как жаль, девочки”. Потом помолчала и улыбнулась нам: “Девочки, неужели я умру?” В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: “Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома” Аня не закрывает глаза, она ждет Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: “Дорогая моя, любимая доченька” Возле меня стоит врач, он говорит: “Это – чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины” Дочитали письмо И только тогда Аня закрыла глаза” “Пробыла я у него один день, второй и решаю: “Иди в штаб и докладывай. Я с тобой здесь останусь”. Он пошел к начальству, а я не дышу: ну, как скажут, чтобы в двадцать четыре часа ноги ее не было? Это же фронт, это понятно. И вдруг вижу – идет в землянку начальство: майор, полковник. Здороваются за руку все. Потом, конечно, сели мы в землянке, выпили, и каждый сказал свое слово, что жена нашла мужа в траншее, это же настоящая жена, документы есть. Это же такая женщина! Дайте посмотреть на такую женщину! Они такие слова говорили, они все плакали. Я тот вечер всю жизнь вспоминаю Что у меня еще осталось? Зачислили санитаркой. Ходила с ним в разведку. Бьет миномет, вижу – упал. Думаю: убитый или раненый? Бегу туда, а миномет бьет, и командир кричит: “Куда ты прешь, чертова баба!!” Подползу – живой Живой!” “Два года назад гостил у меня наш начальник штаба Иван Михайлович Гринько. Он уже давно на пенсии. За этим же столом сидел. Я тоже пирогов напекла. Беседуют они с мужем, вспоминают О девчонках наших заговорили А я как зареву: “Почет, говорите, уважение. А девчонки-то почти все одинокие. Незамужние. Живут в коммуналках. Кто их пожалел? Защитил? Куда вы подевались все после войны? Предатели!!” Одним словом, праздничное настроение я им испортила Начальник штаба вот на твоем месте сидел. “Ты мне покажи, – стучал кулаком по столу, – кто тебя обижал. Ты мне его только покажи!” Прощения просил: “Валя, я ничего тебе не могу сказать, кроме слез”. .. “Я до Берлина с армией дошла Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: “Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи Уходи У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами ” Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах” .. “Под Сталинградом Тащу я двух раненых. Одного протащу – оставляю, потом – другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике Там, в дыму, не разобралась Вижу: человек умирает, человек кричит А-а-а Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: “Возвращаться за немцем или нет?” Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих Это же Сталинград Самые страшные бои. Самые-самые. Моя ты бриллиантовая Не может быть одно сердце для ненависти, а второе – для любви. У человека оно одно”.

“Кончилась война, они оказались страшно незащищенными. Вот моя жена. Она – умная женщина, и она к военным девушкам плохо относится. Считает, что они ехали на войну за женихами, что все крутили там романы. Хотя на самом деле, у нас же искренний разговор, это чаще всего были честные девчонки. Чистые. Но после войны После грязи, после вшей, после смертей Хотелось чего-то красивого. Яркого. Красивых женщин У меня был друг, его на фронте любила одна прекрасная, как я сейчас понимаю, девушка. Медсестра. Но он на ней не женился, демобилизовался и нашел себе другую, посмазливее. И он несчастлив со своей женой. Теперь вспоминает ту, свою военную любовь, она ему была бы другом. А после фронта он жениться на ней не захотел, потому что четыре года видел ее только в стоптанных сапогах и мужском ватнике. Мы старались забыть войну. И девчонок своих тоже забыли” .. “Моя подруга Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится Военфельдшер Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: “Зачем ты порвала?” Она плачет: “А кто бы меня замуж взял?” – “Ну, что же, – говорю, – правильно сделала”. Еще громче плачет: “Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело”. Представляете? Плачет.” . “Мы поехали в Кинешму, это Ивановская область, к его родителям. Я ехала героиней, я никогда не думала, что так можно встретить фронтовую девушку. Мы же столько прошли, столько спасли матерям детей, женам мужей. И вдруг Я узнала оскорбление, я услышала обидные слова. До этого же кроме как: “сестричка родная”, “сестричка дорогая”, ничего другого не слышала Сели вечером пить чай, мать отвела сына на кухню и плачет: “На ком ты женился? На фронтовой У тебя же две младшие сестры. Кто их теперь замуж возьмет?” И сейчас, когда об этом вспоминаю, плакать хочется. Представляете: привезла я пластиночку, очень любила ее. Там были такие слова: и тебе положено по праву в самых модных туфельках ходить Это о фронтовой девушке. Я ее поставила, старшая сестра подошла и на моих глазах разбила, мол, у вас нет никаких прав. Они уничтожили все мои фронтовые фотографии Хватило нам, фронтовым девчонкам. И после войны досталось, после войны у нас была еще одна война. Тоже страшная. Как-то мужчины оставили нас. Не прикрыли. На фронте по-другому было”. “Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет Приглашать на встречи А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины – победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими У нас, скажу я вам, забрали победу Победу с нами не разделили. И было обидно Непонятно” .. “Первая медаль “За отвагу” Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: “Вперед! За Родину!”, а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась И они все встали, и мы пошли в бой” [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]


15