Литературно-музыкальная композиция по творчеству И. Северянина.

Игорь Северянин
«Мой стих серебряно – бриллиантовый
Живителен, как кислород».


Ведущий. Конец октября 1941 года. Через оккупированную границу Эстонии, из Нарвы в Таллинн, медленно пережидая заторы и часами простаивая на полустанках, тянулся поезд. Полутемные вагоны были забиты людьми, голодными и промерзшими до костей. В углу, скрючившись и поминутно заходясь в кашле, сидел старый, и, казалось, очень больной человек. Он всю дорогу держался за сердце, молчал, и только изредка что-то шептал на ухо, сопровождающей его маленькой, бедно одетой женщине. Этого смертельно больного человека звали Игорь Лотарев. Мало кто узнал бы в нем Игоря Северянина, знаменитого Короля поэтов, друга Маяковского и Брюсова, в предреволюционные годы, возможно, самого модного и громкого российского поэта.
Спустя 2 месяца – 20 декабря в 11 часов Северянина не стало.

Ведущий. Я мысленно переношусь к его могиле в Таллинне и пробирает озноб от слов, высеченных на надгробье:
«Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб».
И мысли вереницей сменяют одна другую. Я думаю о поэте, о его стране, о том, чем она была для него, и о том, чем он сам мог для нее стать.

Чтец.
Я не лгал никогда никому,
Оттого я страдать обречен,
Оттого я людьми заклеймен,
И не нужен я им потому.
Никому никогда я не лгал.
Оттого жизнь печально течет.
Мне чужды и любовь, и почет
Тех, чья мысль - это лживый закал.
И не знаю дороги туда,
Где смеется продажная лесть.
Но душе утешение есть:
Я не лгал никому никогда.

Ведущий. Я перелистываю страницу за страницей сборники поэта и никак не могу взять в толк, за какие провинности стихи Северянина всячески игнорировали? Впервые путешествуя по его поэтической стране, я попала в царство любви и молодости, роскоши и таланта.

Чтец.
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо, остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! и берусь за перо!

Чтец.
Что за счастье – быть вечно вдвоем!
И ненужных не ждать визитеров,
И окружных не ткать разговоров,-
Что за счастье – быть вечно вдвоем!
Быть с чужою вдвоем нелегко,
Но с родною пьянительно сладко:
В юбке нравится каждая складка
Пьется сельтерская как «клико»!..
И «сегодня» у нас – как «вчера»
Но нам «завтра» не надо иного:
Все так весело бодро, здорово!
Море, лес и ветров веера!

Ведущий. Сборник стихов Игоря Северянина просит в собеседники снова и снова. Мне хочется заучивать эти «жасминовые», «фиалковые», «незабудковые» поэзы и лиризы. Заучиваю. Так и тянет читать их вслух. Читаю и перечитываю.


Чтец. В парке плакала девочка: «Посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломана лапочка,-
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю»
И отец призадумался, потрясенный минутою,
И простил все грядущие и капризы, и шалости
Милой маленькой девочке, зарыдавшей от жалости.


(Под музыку Шопена исполняется вальс. На фоне.)
Чтец. Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж
Королева играла - в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил её паж.
Было всё очень просто, было всё очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
. И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До рассвета рабыней проспала госпожа
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.


Ведущий. До недавнего времени имя Игоря Северянина упоминалась, как олицетворение чего-то напускного, вычурного, сумасбродного. В качестве довода, как правило, приводились слова: «Я, Гений – Игорь Северянин, Своей победой упоен: Я повсеградно оэкранен и повсесердно утвержден»

Ведущий. Пусть не повсеградно, но в Москве в 1918 году был избран «Королем поэтов», оставляя Маяковского вторым, а Бальмонта – третьим. Кажется Маяковскому это обидно, хотя, не подав виду, он бросает в публику: «Долой Королей – они нынче не в моде!» и примирительно Северянину наедине: «Не сердись, я их одернул – не тебя обидел. Не такое нынче время, чтобы игрушками заниматься!»

Ведущий. Но для Северянина это были не игрушки. Он принимает свое избрание всерьез:
Отныне плащ мой фиолетовый
Берета бархат в серебре.
Я избран Королем поэтов,
На зависть нудной мошкаре.
В душе порывистых приветов
Неисчислимое число.
Я избран Королем поэтов,
Да будет подданным светло!


Ведущий. Облачившись в свой «фиолетовый плащ», он отбывает из Москвы в Петербург, а потом за пределы России. Навсегда.

Ведущий. Это не изгнание и не бегство. Автора грезофарсов несет бурным потоком обстоятельств: он отбывает в Эстонию, на дачу. И не вина его, а беда в том, что дачный сезон растянулся на всю жизнь

Чтец
О России петь – что стремиться в храм
По лесным горам, полевым коврам
О России петь – что весну встречать,
То невесту ждать, что утешить мать
О России петь – что тоску забыть,
Что Любовь любить, что бессмертным быть!

Ведущий. Он тяжело тосковал по Родине. И с каждым годом все острее. Ностальгия безжалостно грызла душу. Россия была совсем рядом; туда спешил по Финскому заливу пароход, оттуда нам полями и лесами прилетал вдруг ветерок и освежал лицо. А он не мог сесть в поезд и выехать в родной город на Неве.

Ведущий. Обстоятельства всякий раз складывались так, что в самый последний момент что-то препятствовало его возвращению. И только новые стихи, бередя незаживающую рану – ностальгию, демонстрировали всю тяжесть переживаний, от которых наворачивались слезы.

Чтец. И будет вскоре весенний день,
И мы поедем домой, в Россию
Ты шляпу шелковую надень:
Ты в ней особенно красива
И ты прошепчешь: «Мы не во сне?..»
Тебя со смехом ущипну я
И зарыдаю, молясь весне
И землю русскую целуя!

Ведущий. Тема России возникает внезапно в ноябре 1917. С этого момента – непрерывный, неостановимый, захлебывающийся монолог.

Чтец.
Нет, я не беженец, и я не эмигрант,-
Тебе, родительница, русский мой талант,
И вся душа моя, вся мысль моя верна
Тебе, на жизнь меня обрекшая страна!..
Мне не в чем каяться, Россия, пред тобой:
Не предавал тебя ни мыслью, ни душой

Чтец. Бывают дни: я ненавижу
Свою отчизну – мать свою.
Бывают дни: её нет ближе.
Всем существом её пою.
Я – русский сам, и что я знаю?
Я падаю. Я в небо рвусь.
Я сам себя не понимаю,
А сам я – вылитая Русь!


Ведущий. Собственно, кем остался в русской литературе Игорь Северянин? Скандалистом, эпатирующим почтенную публику: «Я – гений Игорь - Северянин»? Экспериментатором, изобретателем словечек – однодневок вроде «грезёр», «сюрпризёрка»? Да – гением! Да- Королем! А еще человеком, убежденным, что мир, достойный любви, должен быть прост. Прост и ласков. Прост и мил. Как песня. Как сердце поэта. «Истина всегда проста». Просто сказать людям: живите мирно и будьте, как птицы небесные.

Чтец. Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нем толпа пустая,
Стихов принципиально не читая,
Раз нет в них ананасов и авто.
Фокстрот, кинематограф и лото –
Вот, вот куда людская мчится стая!
А между тем душа его простая
Как день весны! Но это знает кто?
Благословляя мир, проклятье войнам
Он шлет в стихе, признания достойном,
Слегка скорбя, подчас слегка шутя
Над всею первенствующей планетой
Он в каждой песне, им от сердца спетой,
Иронизирующее дитя.


Звучит песня «Памяти поэта».








13 PAGE \* MERGEFORMAT 14215