Реферат на тему: Знаток, ценитель, вдохновенный певец Воронежа литературного

Муниципальное казенное общеобразовательное учреждение
Ударниковская основная общеобразовательная школа
Бутурлиновского муниципального района Воронежской области
Реферат на тему:
«Знаток, ценитель, вдохновенный певец
Воронежа литературного»
(по романам В.А.Кораблинова «Жизнь Кольцова», «Жизнь Никитина»)
Подготовила: Казанцева Алина,
обучающаяся 7 класса
Руководитель: Ефремова
Римма Митрофановна
2016год
Оглавление
План ______________________________________
Содержание реферата________________________
Литература_________________________________
Приложение________________________________
План
I. Введение.
1. Дилогия, спаянная единством замысла и воплощения.
2.Автор, присутствующий между строк.
II. Основная часть.
Почему именно Кольцов?
«С отрочества любил я Кольцова…»
Обаятельный образ поэта-степняка.
Дружба с рыцарями по духу, братьями по перу.
Ценность книги «Жизнь Кольцова».
Иван Никитин.
Глубинная сущность биографии Никитина.
Роман «Жизнь Никитина» - психологический этюд, внутренний монолог героя.
Центральная проблема романа- становление личности Никитина.
III. Романы, сработанные рукою настоящего мастера.
Воронеж - родина Алексея Васильевича Кольцова и Ивана Савича Никитина, чьи пламенные строки давно стали народным достоянием. В сознании уже нескольких поколений эти два имени неотделимы одно от другого и оба – от города, их взрастившего. Своим литературным авторитетом наш край прежде всего и, пожалуй, больше всего обязан именно им – Кольцову и Никитину.
В судьбе земляков-стихотворцев много общего. Настолько много, что их можно без натяжки назвать духовными братьями. И тот, и другой вышли из низкого, необразованного сословия (Кольцов вместе с отцом занимался разведением скота, Никитин торговал свечками на рынке, содержал постоялый двор, причём большую часть обязанностей взвалив на себя).
И тот, и другой посвятили свой талант изображению простого человека, его трудов, дум и чаяний. Наконец, и тот, и другой до рокового исхода вели изнурительную борьбу с враждебной житейской средой.
Один из них умер, когда второму было восемнадцать лет. Каждый не дотянул и до сорока. Похоронили их друг возле друга…
На книжной полке Кольцов с Никитиным тоже рядом. Теперь вот встретились и под общим переплетом – как действующие лица романа.
Да, перед нами не два разных произведения, написанных одним пером. Перед нами дилогия, спаянная единством замысла и воплощений. Даже логическая стыковка между частями соблюдена: впервые Никитин появляется на страницах книги в составе траурной процессии, провожающей на кладбище гроб с телом Кольцова.
- Кого хоронят? – спросили … у семинариста.
- Кольцова,- коротко ответил он.
- Это какой же Кольцов? Не подрядчик ли?
- Нет. Кольцов, сочинитель.
Две жизни, две биографии сливаются в одну – в горестную биографию художника-разночинца, неимоверным усилием воли преодолевающего препятствия на пути к свету.
Помимо двух главных героев есть в дилогии еще третий, присутствующий незримо, между строк, – автор. Нам передается тревога и сочувствие, с которыми следит он за судьбою Кольцова и Никитина…
Автор романов «Жизнь Кольцова» и «Жизнь Никитина» Владимир Александрович Кораблинов родился в селе Углянец Воронежского уезда Воронежской губернии (ныне Верхнехавский район Воронежской области). В двадцатые годы XX в. будущий писатель публикуется на страницах «Воронежской коммуны».
В апреле 1932 г. В. Кораблинова, художника издательства «Коммуна», арестовали и доставили во внутреннюю тюрьму ОГПУ. Ему и нескольким его друзьям и знакомым предъявили обвинение в антисоветской деятельности. Он оказался в одной камере с А. М. Путинцевым, известным учёным-фольклористом, проходившим по «делу краеведов».
Большой знаток и почитатель творчества А. В. Кольцова, Алексей Путинцев и подвигнул В. Кораблинова на замысел романа «Жизнь Кольцова», воплощённый лишь четверть века спустя.
Некоторое время после тюрьмы ему запрещено жить в Воронеже (жил в Казани, в Борисоглебске, на станции Графская). В Воронеж он вернулся в 1950 году, работал сначала художником в Воронежском областном книжном издательстве, затем в редакциях областных газет «Коммуна» и «Молодой коммунар». Энциклопедически образованный человек, Кораблинов становится центром притяжения, своеобразным «университетом» для Анатолия Жигулина, Василия Пескова и многих других молодых литераторов, спешивших на доброе и взыскательное слово старшего. Редактор газеты Б. И. Стукалин писал: «К нему шли и начинающие журналисты, и газетные «зубры», будучи уверенными, что он всегда даст дельный совет, подскажет свежую мысль, тактично поправит коллегу».
II. Первое прозаическое произведение – роман «Жизнь Кольцова» – было написано в 50-е годы и положило начало широкой известности автора из Воронежа. Роман экранизировали, по нему поставили спектакль, с огромным успехом прошедший на воронежской и московской сценах. С той поры романы, повести, рассказы В. Кораблинова неизменно находят своего благодарного читателя.
Первые главы романа « Жизнь Кольцова» печатались в альманахе «Литературный Воронеж» за 1954 год, а в 1956 г. издан в издательстве «Молодая гвардия» (Москва). В одном из интервью Кораблинов говорил: «Почему именно Кольцов? Прежде всего потому, что сама история его короткой жизни представляет собою готовый роман, ничего придумывать не надо – садись и пиши».  Кораблинов поведал о том, как рождался роман «Жизнь Кольцова». В послевоенном пригородном поезде всякий будний день, поутру и на ночь глядя, добирался он из Графской в Воронеж и обратно. Под бесконечное мелькание мачтовых сосен заповедного Усманского бора хорошо думалось. Зримые и мысленные картины, исторические вехи, имена, шли прихотливой чередой; одни тут же и улетучивались, другие завладевали мыслями и сердцем. В осенний вечер, когда пригородный невесть почему надолго остановился в глубине леса, «явился» поэт-прасол. С такой очевидностью характера, песенной души, поступков и даже «подсказывающими» речами – что оставалось только сесть за письменный стол.Кто-нибудь, очевидно, подумает: «Экую золотую жилу откопал Кораблинов!» А он и не откапывал. Эта самородная жила всегда была с ним, точнее сказать – в нем самом, в его сердце. Немногие знают, что еще в 1929 году «Неделя», литературное приложение к воронежской газете «Коммуна», опубликовала стихотворение В. Кораблинова «Воспоминание об Алексее Кольцове». Но интерес к поэту возник гораздо раньше.
«С отрочества любил я Кольцова, – говорит сам писатель, – за его изумительные стихи. С юношеских лет наивно гордился тем, что родился с ним на одном и том же месте русской земли, что то же небо, те же заречные дали виделись ему и мне. Но всегда над этой любовью, над этой наивной гордостью жило еще и чувство близкой родственности к поэту. Это, впрочем, понятно и свойственно всякому русскому. Где-то, за тридевять земель от Воронежа, спрашивают вас: откуда пожаловали? Вы отвечаете. «А-а, кольцовская родина!» И в глазах, в улыбке нового знакомца, может, сроду и не бывавшего в наших краях, но, как все русские, знающего и любящего Кольцова, – теплота родственной близости…»
Такой теплотою согреты и страницы романа. Перед нами возникает обаятельный образ поэта-степняка, слагавшего свои песни в бесконечных поездках верхом, не расстававшегося с заветной тетрадочкой даже в седле.
«… клал в холщовый мешок какую-нибудь из своих книжек и читал ее на привалах, а часто и в седле. Отец прозвал его «книгочеем», и это прозвище среди домашних пристало к нему на всю жизнь».
При чтении первых же страниц романа защемило сердце от несчастливой истории любви Кольцова к крепостной девушке Дуняше.
«Василий Петрович купил стряпуху Пелагею вместе с ее восьмилетней дочерью Дуняшей. Девочка росла вместе с кольцовскими дочерьми, как равная, как подруга; носила такие же, как и они, сарафаны, так же, как и они, училась грамоте, закону божьему и вышиванию на пяльцах. Но в то же время, конечно, и прислуживала им, словом, была чем-то средним между барышней и горничной. Дуня была всего тремя годами младше Алексея, и детьми они играли вместе».
Детская привязанность переросла во взаимную любовь.
«… Я знаю, меня женить хотят, только это совсем напрасно: никого мне, кроме тебя, не нужно. Как сказал, что на тебе женюсь, так и будет!
Но не суждено было сбыться мечтам. Отец категорически был против женитьбы сына: «…Зарезал, сукин сын! На ком жениться удумал? А! На купленной девке! На холопке!»
Отослал его в Задонщину и, воспользовавшись отсутствием сына, продал Дуняшу. Напрасно он пытался её отыскать. Лишь спустя несколько лет Алексей узнал, что Дуняшу выдали замуж за дурака, что она тяжело больна. Но встретиться с ней не успел: приехал на могильный холмик.
Уже трудно, невозможно оставаться безучастным к доле бедного сочинителя.
Незамедлительно проникаемся мы нежными симпатиями к человеку, на долю которого выпало столько испытаний, но который не позволил нравственно себя растоптать.
В воспоминаниях современников Кольцов нередко рисуется смиренным сочинителем-прасолом, настойчиво пытались зачислить по «ведомству» необразованных пиитов-самоучек. Даже похвалы по его адресу расточались весьма сомнительного качества.
Писателю же Кольцов видится не забитым, приниженным, не смеющим поднять голову, не малограмотным купчиком, погрязшим в тине житейской прозы. Трудно поверить, чтоб подобный недочеловек мог стать задушевным другом таких рыцарей духа, как Николай Станкевич и Виссарион Белинский, Андрей Сребрянский.
«В каморке возле сеновала вдвоем с Сребрянским они засиживались допоздна. Была уже зима, за окошком свистела пурга…Друзья читали стихи, рассказывали о себе, о том,  что их радовало и огорчало…
Отношения Кольцова и Сребрянского были такими, какие обычно называют дружбой в высоком смысле слова. Им постоянно хотелось быть вместе, вместе думать, читать, даже писать и спорить о прочитанном и написанном. Их роднило многое: плебейское происхождение, любовь к народу и русской природе, неодолимое стремленье к творчеству и, наконец, общий страшный враг – трудный, злобный и полный противоречий домашний быт».
Именно Станкевич увёз в Москву его тетрадку со стихами.
«Кольцов прочел новые стихи. Минуты две Станкевич сидел молча
– А знаете, – наконец заговорил Станкевич, – ведь вы не просто – поэт. Вы – явление.
– Как?! – Кольцов привстал даже. – Как вы сказали?
– Явление…Какой меркою мерить? Не знаю… Как судить о соловье? Поет – и все.
– Это меня, что ль, с соловьем равняете?
– Именно это мне пришло в голову: да, соловей!.. Завтра же отошлем в Москву».
«Книжка стихотворений Алексея Кольцова была отпечатана. Станкевич, посылая ему первые десять экземпляров, поздравлял с Новым годом и первой книжкой. Он писал, что о ней уже пошли разговоры и судят по-разному: одни говорят с восторгом, другие – с презрением; что Белинский хочет писать о Кольцове в «Телескопе».
Алексей держал в руках эту тоненькую, в зеленой обертке книжечку, листал ее страницы и глядел на свои стихи, не узнавая их. Вот «Не шуми ты, рожь», вот «Кольцо», вот «Очи, очи голубые»… Что было в них такого, изза чего одни хвалят, а другие ругают? Николай Владимирыч пишет: народные. Да как же им быть какими-то другими, когда вот это в Каменке, возле хоровода напелось; это – верхом в седле, когда перегоняли скотину на бойню; это – ночью на Хопре у рыбачьего костра… ; по деревням прижилось, поют, что ж такого».
Когда Кольцова познакомили с В.Белинским, радости его не было предела. С Белинским он говорил о жизни, о любви, о стихах.
«Кольцов, забыв обо всем, слушал, не отрывая глаз от Белинского. Каким близким казался ему этот человек, так дерзко и беспощадно громивший проклятое рабство! Какой собственной болью отозвалась в сердце Кольцова страшная судьба героя!.. Кольцов любовался им. «Этот человек знает свою дорогу», – подумал и спросил себя: «А я? И я, бог даст, узнаю».
Кольцов узнал и с честью прошёл пусть короткую, но полную исканий дорогу. Найти эту дорогу ему помогали его друзья и братья по перу: В.Жуковский, Н.Станкевич, А.Пушкин. А.Пушкин дал такую характеристику песням Кольцова:
«В твоих песнях такие нотки прозвучали, каких до сей поры и не слыхивали».
Впоследствии А.Кольцов посвятит Пушкину пьесу «Лес».
Ценность книги «Жизнь Кольцова» состоит в том, что автор не просто рассказывает эпизоды из жизни выдающегося литератора. Он их осмысливает, строит на них собственную концепцию. Перед нами не иллюстративный роман-биография, а роман-судьба.
Здесь перед В. Кораблиновым возникала опасность: впасть в противоположную крайность, подсластить образ народного поэта. К счастью, этого не произошло. Можно считать, что Кольцов, каким он выведен в романе, схож с оригиналом.
Противоречия, которые раздирают героя, не придуманы автором. Кольцов был земным существом – детски-бесхитростным и одновременно лукавым, столь же восторженным, сколь и деловитым. В нем удивительным образом сочетались практическая сметливость и романтика, покорность и удаль.
Но главное свойство кольцовской натуры – это желание вдохнуть жизнь полной грудью, чтоб «по жилушкам растеклось». В одном из писем поэта находим строки: «Я русский человек. Шапку снимем пред грозой, а в сердце кровь не остановим; холод по телу пустим, но в теле не удержим…» В этих словах – весь Кольцов с его внутренним пламенем, с его огненными страстями.
В произведении немало бытовых сцен. Это закономерно: из них складывались будни героя. Вместе с тем автор часто вводит его в дворянские салоны и литературные кружки. Кольцов только прикидывался там простачком. На самом деле он никогда не мог утолить в себе духовную жажду.
В. Кораблинов, однако, не стремится проникнуть в святая святых героя, обнажить самый процесс творения. Как создавал свои шедевры Кольцов, эту сокровенную тайну он унес с собою. Задача романиста не в том, чтобы показать, как рождаются художественные образы, а в том, чтобы убедить читателя, что они должны были родиться, и именно такие, а не иные.
Алексей Кольцов однажды замечательно выразился: «Великое дело – пахать большую ниву для пользы человека!» Сам он как раз и распахивал ее.
Сеять на эту ниву вскоре вышел Иван Никитин.
Странно было бы, если бы Кораблинов, создавший книгу о Кольцове, не обратился бы к образу Никитина. В нашем сознании образы народных поэтов-земляков неразделимы. Поэтический светильник, выпавший из рук измученного Кольцова, подхватил воспреемник-земляк.
В «Москвитянине» появилась статейка Второва: «У нас в Воронеже недавно обнаружилось ещё одно дарование…второй Кольцов».
Они — народные поэты. И писатель художественно запечатлел их органическое родство.Есть особая логика в том, что сначала появился у В. Кораблинова роман о Кольцове и лишь потом – о Никитине. Дело, разумеется, не во внешней хронологической канве (Кольцов родился на пятнадцать лет раньше Никитина), а в том, что писать о последнем несравненно труднее, чем о его предшественнике. Сама жизнь Кольцова кажется куда более «романической», чем участь Никитина. В первом случае к услугам биографа степное раздолье, скотобойня по колено в бычьей крови, пылкая любовь к крепостной девушке, столичные ресторации, дружба с Белинским, медленная смерть в постылом отцовском доме.
Во втором случае житейские тона более приглушены, размыты, не столь кричащи – однообразная череда времен года на постоялом дворе, открытие незадолго до кончины книжной лавки, робкая любовь, едва блеснувшая на закате дней. Только мучительное ожидание конца рядом с пьяницей - родителем напоминает нам аналогичную картину с Кольцовым. Темпераменту страстных песен Кольцова соответствует темперамент его судьбы. В душе Никитина клокотали чувства ничуть не менее кипучие (уйти от житейской беспросветности), но они почти не находили иного выхода, кроме как в стихах (да и то не всегда).
Читатель, берясь за биографическое повествование, рассчитывает погрузиться в чужую жизнь, как в стремительный полноводный поток, который вынесет на какие-то новые рубежи. Но у всякой реки, помимо бурных водоворотов, есть и глубинное, придонное течение, более важное для самого существования реки, чем верхний слой.
Биография Никитина представляет общественный интерес именно такой спрятанной от равнодушного ока глубинной сущностью. Личность Никитина, при ее кажущейся заурядности, является на редкость многогранной и емкой. Это одна из самых трагедийных фигур в отечественной словесности. Никитин-человек, без сомнения, заслуживает нашей памяти наряду с Никитиным-поэтом. Биография Никитина несколько богаче оттенками, чем его поэзия. Основной ее пафос – сохранить личностную полноценность, не дать захлестнуть себя хаосу бездуховности, особенно губительному в мещанской, торгашеской среде. Никитин был стихийным, народным интеллигентом.
Сложное дело — писать о таком человеке, как Никитин. Часто говорим – он совершил подвиг. Подвиг тем более трудный, что не мгновенный и всем видимый, а каждодневный и неприметный.«Продавая извозчикам овес и сено, я обдумывал прочитанные мною и поразившие меня строки, обдумывал их в грязной избе, нередко под крики и песни разгулявшихся мужиков. Сердце мое обливалось кровью от грязных сцен, но с помощью доброй воли я не развратил души…»
Умаянный дневными хлопотами на постоялом дворе, он в скромном уголке дома над раскрытой книгой или заветной тетрадкой со стихами, случалось, не смыкал глаз до утра ( эта тетрадка была примечена Иваном Ивановичем Дураковым, мещанином из Нижнедевицка, который остановился у них на постой). Никитин, обликом разительно походивший на Шиллера, творческому делу Шиллера себя без остатка и посвятил. И уже раннее его стихотворение «Русь» воспринято было основной Россией (кроме радикальных то революционных, то либеральных ненавистников страны) как искренняя песнь большого поэта. Но большие поэты на Руси редко живут долго. В пушкинском возрасте, тридцати семи лет от роду угасшему Никитину «вырыли заступом яму глубокую» рядом с Кольцовым, прожившим и того меньше.Роман «Жизнь Никитина» и написан в иной, нежели повествование о Кольцове, художественно-изобразительной манере: он — цепь психологических этюдов, сменяющих друг друга душевных состояний героя, в нем больше внутреннего монолога, погружений в творческую лабораторию. Зримо воспринимаешь образ Никитина и в окружении его друзей и знакомых по «второвскому» кружку, и на постоялом дворе возле лихих извозчиков, и среди бесшабашного торгового люда, и в книжной лавке. Никитин и впрямь — одна из самых скорбных и мужественных фигур русской словесности. Почувствовать Никитина — и мученика, и гражданина, и поэта — Кораблинову помогает редкостное качество писательского дара — чувствовать сам дух ушедшей эпохи, атмосферу времени. Разумеется, и отменное знание старого быта, и языка ушедшей эпохи. Отличный, сочный, меткий язык. Слушая, например, речь Саввы Евтеевича, отца поэта, как не увидеть человека во многих ипостасях: крепкую кость, честолюбивого крутого купчину, гордеца, воюющего с обстоятельствами, ломавшими его, наконец ,на все махнувшего рукой: «Пропади все пропадом!»Естественно, центральной проблемой романа является становление личности Никитина, вызревание в нем мастера. С детства познавший горький привкус жизни, лишенный образования, Никитин на ощупь, в потемках ищет выход в большое искусство. Не сразу он его находит. На первых порах эстетическое преображение действительности приводит к бегству от нее в возвышенные сферы чистой идеи. И лишь позднее, ценой горестных поражений, приходит Никитин в ряды некрасовской обличительной школы.
Совесть Никитина перед самим собой и потомками чиста – он в последние годы ни разу в стихах не сфальшивил, не солгал, не унизился перед власть имущими. И вот ведь удивительное дело: в быту, несмотря на грубость окружающих нравов, такой деликатный, легкоранимый, мягкосердечный (как сиделка, ухаживал за опустившимся отцом, не перешел недозволенной грани в отношениях с Н. А. Матвеевой, постеснялся, оказавшись в Питере, зайти к знаменитостям), Никитин в творчестве выказывает качества совершенно иные – бойцовский запал, готовность ринуться в битву без оглядки на последствия.
Стихотворец-дворник не умел и не хотел заискивать, подличать, у него была своя, «мещанская гордость», не позволявшая принимать, словно милостыню, благосклонность меценатов. Дороже лицемерных похвал мнимых друзей стало сознание личной и творческой независимости, право писать без подсказки. Только в силу внутренней стойкости Никитин преодолел искушения «чистого искусства» и вышел на просторную дорогу служения народу.
Никитину досталась горькая доля. Другой на его месте или заделался бы мелким коммерсантом, или опустился, запил. Никитин выбрал иной путь и – победил. Он сам выковал собственную судьбу. Его участь, как ни была она тяжка, – не житие великомученика, а жизнь, заполненная до предела ощущениями бытия.
Прекрасно сказал о Никитине его друг М. Ф. Де-Пуле: «Лучшая поэма, им созданная, – его жизнь; лучший тип – он сам». Можно добавить: биография Никитина – лучший из уроков, которые он нам преподал.
И я говорим спасибо писателю, который позволил еще раз воспользоваться этим уроком…
III. Честь и хвала тому, кто черпает материал для вдохновения в летописях родного края! Дело-то, в конце концов, не в географии избранной темы, а в ее принципиальной значимости и талантливом раскрытии.
Лучше всего доказал В. Кораблинов собственную правоту своим творчеством, и в первую очередь историко-биографической дилогией о поэтах-земляках А. Кольцове и И. Никитине.
Точно заправский летописец, он листает страницы минувшего, и я не без удивления открываю для себя землю, на которой живу. И выходит, что это не просто земля, а кладовая истории, и каждый шаг вперед не только приближает меня к будущему, но и возвращает памятью к героическому прошлому.
Кораблинов не служитель истории. Он ее поэт в прямом смысле слова.
Немало увлекательных книг создано В. Кораблиновым, но все-таки главное место среди них занимают именно романы-жизнеописания, посвященные Алексею Кольцову и Ивану Никитину. Это, бесспорно, наиболее зрелые вещи писателя. Они значительны уже в силу значительности самих же героев. Однако не только потому: они сработаны рукою настоящего мастера.
Владимир Кораблинов, автор «воронежского» цикла произведений, может кое-кому показаться литератором сугубо краеведческим: дескать, не выходит за узкие пределы местных мотивов. Сам В. Кораблинов с большим достоинством и совершенно справедливо ответил на подобные упреки: любая так называемая краеведческая тема, если она связана с яркими событиями и фигурами, перерастает в общую и единую тему, имя которой – Россия.
Список литературы
Будаков В. Владимир Александрович Кораблинов // Воронежцы : Знаменитые биографии в истории края / ред.-сост. Ю. Л. Полевой. – Воронеж: Кварта, 2007.
Кораблинов В. А. Жизнь Кольцова: роман / В. А. Кораблинов ; худож. О. Д. Коровин. – Москва : Молодая гвардия, 1956.
Кораблинов В. А. Жизнь Кольцова; Жизнь Никитина: романы / В. А. Кораблинов ; [авт. предисл. О. Г. Ласунский ; худож. Е. Г. Синилов]. – Воронеж: Центр.-Чернозём. кн. изд-во, 1976.
Кораблино В.А. Жизнь Никитина: роман/ В.А.Кораблинов; худож. А.Бучнев – Воронеж: Центрально-Чернозёмное книжное издательство, 1974
Ласунский О. Г. Кораблинов Владимир Александрович // Воронежская историко-культурная энциклопедия / под общ. ред. О. Г. Ласунского. – Воронеж, 2009.
Ласунский О. Г. Кораблинов Владимир Александрович // Имена Воронежа – 425 / гл. ред. М. Д. Карпачёв. – Воронеж: Центр духов. возрождения Чернозём. края, 2011..
Ласунский О. Литературная прогулка по Воронежу / О. Ласунский. – Воронеж : Центр духов. возрождения Чернозём. Края
Свиридов А.Человек – университет // Воронежские летописцы / А. Свиридов. – Воронеж : Центр духовного возрождения Чернозём. края, 2006.
Приложение
25146032385
Встреча А.Кольцова с А.Пушкиным (из книги « Жизнь Кольцова»)
18478592710
Скучно и нерадостно
Я провел век юности
В суетных занятиях,
Не видал я красных дней,
Жил в степи с коровами.
Грусть в лугах разгуливал,
По полям с лошадкою
Один горе мыкивал…
А.Кольцов (из книги «Жизнь Кольцова»)

Жизнь КольцоваПрижизненное издание.Воронеж, 1958 год. Воронежское книжное издательство. Роман "Жизнь Кольцова", ставший первым крупным прозаическим произведением Владимира Александровича Кораблинова (1906-1989), повествует о жизни великого русского поэта Алексея Васильевича Кольцова (1809–1842).

Центрально-Чернозёмное книжное издательство, Воронеж, 1974
-25400074295
Иван Саввич Никитин
1824-1861