Анализ произведения И. Бунина Чистый понедельник

Анализ произведения И.Бунина «Чистый понедельник» в родо-жанровом аспекте
«Чистый понедельник» - одно из самых замечательных и загадочных произведений Бунина. «Чистый понедельник» был написан 12 мая 1944 года, и вошел в цикл рассказов и новелл «Темные аллеи». В это время Бунин находился в эмиграции во Франции. Именно там, уже в преклонном возрасте, в оккупированной гитлеровскими войсками Франции, переживая голод, страдания, разрыв с любимой он создал цикл «Темные аллеи». Вот как он сам говорит об этом: «Живу, конечно, очень и очень плохо - одиночество, голод, холод и страшная бедность. Единственное, что спасает, - это работа».
Сборник «Темные аллеи» представляет собой собрание рассказов и новелл, объединенных одной общей темой, темой любви, самая разнообразная, тихая, робкая или страстная, тайная или явная, но все-таки любовь. Сам автор считал произведения сборника, написанные в 1937 - 1944 гг., своим высшим достижением. О книге «Темные аллеи» автор написал в апреле 1947 г.: «Она говорит о трагичном и о многом нежном и прекрасном, - думаю, что это самое лучшее и самое прекрасное, что я написал в жизни». Книга вышла в 1946 году в Париже.
Самым лучшим произведением этого сборника автор признавал рассказ «Чистый понедельник». Хорошо известна оценка новеллы, сделанная самим автором: «Благодарю бога, что он дал мне возможность написать «Чистый понедельник».
Как и остальные 37 новелл этой книги, рассказ посвящён теме любви. Любовь — это вспышка, краткий миг, к которому нельзя подготовиться заранее, которого не удержать; любовь — вне каких-либо законов, она словно говорит: »Там, где я стою, не может быть грязно!» — такова бунинская концепция любви. Именно так — внезапно и ослепительно — вспыхнула любовь в сердце героя «Чистого понедельника».
Жанр данного произведения – новелла. Поворотный пункт сюжета, заставляющий переосмыслить содержание, – неожиданный уход героини в монастырь. 
Повествование ведётся от первого лица, поэтому глубоко раскрываются чувства и переживания рассказчика. Повествователь – мужчина, вспоминающий, должно быть, лучший отрезок своей биографии, свои молодые годы и пору страстной влюбленности. Воспоминания сильнее его – иначе, собственно, и не было бы этого рассказа.
Образ героини воспринимается через два различных сознания: героя -непосредственного участника описываемых событий и дистанцированное сознание повествователя, который смотрит на происходящее через призму своей памяти. Над этими ракурсами надстраивается авторская позиция, проявляющаяся в художественной целостности, отборе материала.
Мировоззрение героя после истории любви претерпевает изменения – изображая себя в 1912 году, повествователь прибегает к иронии, вскрывая свою ограниченность в восприятии любимой, непонимание значения переживаемого опыта, которое он может оценить только ретроспективно. Общая тональность, в которой написан рассказ, говорит о внутренней зрелости и глубине повествователя.
 Новелла «Чистый понедельник» имеет сложную пространственно-временную организацию: время историческое (горизонтальный хронотоп) и универсальное, космическое (вертикальный хронотоп).Картина жизни России 1910-х годов в новелле противопоставляется Руси древней, вековой, настоящей, напоминающей о себе в храмах, старинных обрядах, памятниках литературы, как бы проглядывающей сквозь наносную суету:»И вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась теперь эта Русь».
«Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов – и разгоралась вечерняя, освобождающая от дневных дел московская жизнь: гуще и бодрей неслись извозчичьи санки, тяжелей гремели переполненные, ныряющие трамваи, в сумраке видно было, как с шипением сыпались с проводов зеленые звезды, - оживленнее спешили по снежным тротуарам мутно чернеющие прохожие…», - так начинается рассказ. Бунин словесно живописует картину московского вечера, причем в описании присутствует не только авторское видение, но и обоняние, осязание, слух. Через этот городской пейзаж рассказчик вводит читателя в атмосферу волнующей истории любви. Настроение необъяснимой тоски, тайны и одиночества сопровождает нас на протяжении всего произведения.
События рассказа «Чистый понедельник» происходят в Москве 1913 года. Как уже отмечалось, Бунин рисует два образа Москвы, определяющих топонимический уровень текста: «Москва – древняя столица Святой Руси» (где свое воплощение нашла тема «Москва – III Рим”) и Москва – начала XX, изображенная в конкретных историко-культурных реалиях: Красные ворота, рестораны «Прага», «Эрмитаж», «Метрополь», «Яр», «Стрельна», трактир Егорова, Охотный ряд, Художественный театр.Эти имена собственные погружают нас в мир праздника и изобилия, безудержного веселья и приглушенного света. Это Москва ночная, светская, являющаяся своеобразной антитезой другой Москве, Москве православной, представленной в рассказе храмом Христа Спасителя, Иверской часовней, собором Василия Блаженного, Новодевичьим, Зачатьевским, Чудовым монастырями, Рогожским кладбищем, Марфо-Мариинской обителью. Эти два круга топонимов в тексте составляют форму своеобразных колец, сообщающихся друг с другом через образ ворот. Перемещение героев в пространстве Москвы осуществляется от Красных ворот по траектории «Прага», «Эрмитаж», «Метрополь», «Яр», «Стрельна», Художественный театр. Через ворота Рогожского кладбища они попадают на другой топонимический круг: Ордынка, Грибоедовский переулок, Охотный ряд, Марфо-Мариинская обитель, трактир Егорова, Зачатьевский и Чудов монастыри. Эти две Москвы – два разных мироощущения, умещающихся в одном заданном пространстве.
Начало рассказа кажется обыкновенным: перед нами обыденная жизнь вечерней Москвы, но как только в повествовании появляются значимые места Москвы, текст приобретает другой смысл. Жизнь героев начинается определяться культурными знаками, она вписывается в контекст истории, культуры России. «Каждый вечер мчал меня в этот час на вытягивающемся рысаке мой кучер – от Красных Ворот к храму Христа Спасителя», - продолжает автор свое начало повествования – и сюжет приобретает какой-то сакральный смысл.
От Красных Ворот до храма Христа Спасителя простирается бунинская Москва, от Красных Ворот к храму Христа Спасителя каждый вечер этот путь проделывает герой, в своем стремлении увидеть возлюбленную. Красные Ворота и храм Христа Спасителя – важнейшие символы Москвы, а за ней и всей России. Один знаменует собой триумф императорской власти, другой – дань подвигу русского народа. Первый есть подтверждение роскоши и великолепия Москвы светской, второй есть благодарность Богу, который заступился за Россию в войне 1812 года. Следует заметить, что московский стиль в градостроительстве рубежа веков характеризуется странным соединением и переплетением всевозможных стилей и направлений. Поэтому Москва в тексте Бунина – это Москва эпохи модерна. Архитектурный стиль в тексте рассказа соответствует аналогичному процессу в литературе: модернистские настроения пронизывают всю культуру.
Герои рассказа посещают Художественный театр и концерты Шаляпина. Бунин, называя в «Чистом понедельнике» имена культовых писателей-символистов: Гофмансталя, Шницлера, Тетмайера, Пшибышевского и Белого, не называет Брюсова, он вводит в текст только название его романа, тем самым обращая читателя именно к этому произведению, а не ко всему творчеству писателя («- Вы дочитали «Огненного ангела»?- Досмотрела. До того высокопарно, что совестно читать».)Во всем своем великолепии и характерной московской эклектичности предстают «Прага», «Эрмитаж», «Метрополь»- известные рестораны, в которых проводят вечера герои Бунина. С упоминанием в тексте рассказа о Рогожском кладбище и трактире Егорова, где герои побывали в Прощеное воскресенье, повествование наполняется древнерусскими мотивами. Рогожское кладбище представляет собой центр московской общины старообрядцев, символ извечного русского «раскола» души. Вновь возникающий символ ворот сопутствует входящим. Бунин не был человеком глубоко религиозным. Религию, в частности православие, он воспринимал в контексте других мировых религий, как одну из форм культуры. Возможно, именно с этой культурологической точки зрения религиозные мотивы в тексте следует трактовать как намек на умирающую духовность русской культуры, на разрушение связей с ее историей, утрата которых ведет к всеобщему заблуждению, хаосу. Через Красные Ворота автор вводит читателя в московский быт, погружает в атмосферу праздной Москвы, в бурном веселье потерявшей историческую бдительность. Через другие ворота – «ворота Марфо-Мариинской обители» - выводит нас рассказчик в пространство Москвы Святой Руси: «На Ордынке я остановил извозчика у ворот Марфо-Мариинской обители…Мне почему-то захотелось непременно войти туда» . А вот еще один важный топоним этой Святой Руси – описание Буниным кладбища Ново-Девичьего монастыря: »Скрипя в тишине по снегу, мы вошли в ворота, пошли по снежным дорожкам по кладбищу было светло, дивно рисовались на золотой эмали заката серым кораллом сучья в инее, и таинственно теплились вокруг нас спокойными, грустными огоньками неугасимые лампадки, рассеянные над могилами». Состояние внешнего природного мира, окружающего героев, способствует сосредоточенно-углубленному восприятию и осознанию героиней своих чувств и поступков, принятию решения. Кажется, уходя с кладбища, она уже сделала выбор. Важнейшим топонимом в московском тексте рассказа является также трактир Егорова, вместе с которым автор вводит значимые фольклорно-христианские реалии. Вот перед читателем появляются «егоровские блины», «толстые, румяные, с разными начинками». Блины, как известно, символ солнца – пища празднично-поминальная. Прощеное воскресенье совпадает с языческим праздником Масленицы, тоже днем поминовения усопших. Примечательно, что на блины в трактир Егорова герои едут после посещения на кладбище Ново-Девичьего монастыря могил горячо любимых Буниным людей – Эртеля и Чехова. 
Сидя на втором этаже трактира, бунинская героиня восклицает: «Хорошо! Внизу дикие мужики, а тут блины с шампанским и Богородица Троеручица. Три руки! Ведь это Индия!»  Очевидно, это нагромождение символов и ассоциаций с разными культурами и разными религиями в одном православном образе Богородицы дает нам возможность неоднозначной трактовки этого образа. С одной стороны, это укоренившееся, слепое поклонение народа своему божеству – матери-Богородице, корнями своими уходящее в языческую первооснову, с другой – поклонение, готовое обернуться в слепой, жестокий в своей наивности народный бунт, а бунт в любом своем проявлении Бунин-писатель осуждал.    
 Сюжет рассказа «Чистый понедельник» основывается на несчастной любви главного героя, определившей всю его жизнь. Отличительная черта многих произведений И.А.Бунина – отсутствие счастливой любви. Даже самая благополучная история часто заканчивается у этого писателя трагически.
Первоначально может сложиться впечатление, что «Чистый понедельник» - имеет все признаки рассказа любовной тематики и его кульминацией является ночь, проведенная возлюбленными вместе . Но рассказ не об этом или не только об этом.... Уже в самом начале рассказа прямо говорится, что перед нами будет разворачиваться «странная любовь» между ослепительным красавцем, во внешности которого есть даже нечто «сицилианское» (однако он родом всего-навсего из Пензы), и «Шамаханской царицей» (так называют героиню окружающие), чей портрет дается в подробнейших деталях: в красоте девушки было что-то «индийское, персидское» (хотя и ее происхождение весьма прозаично: отец — купец знатного рода из Твери, бабушка — из Астрахани). У нее «смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный соболий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза», пленительные «бархатисто-пунцовые» губы, оттененные темным пушком. Так же подробно описывается ее любимый вечерний наряд: гранатовое бархатное платье, такие же туфли с золотыми пряжками. (Несколько неожиданным в богатейшей палитре бунинских эпитетов становится настойчивое повторение эпитета бархатный, который, очевидно, должен оттенить удивительную мягкость героини. Ho не забудем и об «угле», который, несомненно, ассоциируется с твердостью.) Таким образом, бунинские герои намеренно уподоблены друг другу — в смысле красоты, молодости, обаяния, явной неординарности внешности
Однако дальше Бунин осторожно, но весьма последовательно «прописывает» различия между «сицилианцем» и «Шамаханской царицей», которые окажутся принципиальными и в конечном счете приведут к драматической развязке — вечной разлуке. Героям «Чистого понедельника» ничего не мешает, они живут настолько обеспеченной жизнью, что понятие быта не слишком применимо к их времяпрепровождению. Бунин неслучайно буквально по крупицам воссоздает насыщенную картину интеллектуальной и культурной жизни России 1911—1912 гг. (Для этого рассказа вообще очень существенна привязанность событий к определенному времени. Обычно Бунин предпочитает большую временную абстрактность.) Здесь же, как принято говорить, на одном пятачке, сосредоточены все события, которые на протяжении первых полутора десятилетий XX в. будоражили умы российской интеллигенции. Это новые постановки и капустники Художественного театра; лекции Андрея Белого, читаемые им в такой оригинальной манере, что об этом говорили все; популярнейшая стилизация исторических событий XVI в. — процессов над ведьмами и романе В. Брюсова «Огненный ангел»; модные писатели венской школы «модерн» А. Шницлер и Г. Гофмансталь; произведения польских декадентов К. Тетмайера и С. Пшибышевского; рассказы привлекающего всеобщее внимание Л.Андреева, концерты Ф. Шаляпина... Литературоведы даже находят исторические несоответствия в изображенной Буниным картине жизни предвоенной Москвы, указывая, что многие из приведенных им событий не могли происходить в одно и то же время. Однако создается впечатление, что Бунин сознательно спрессовывает время, добиваясь его предельной плотности, вещественности, осязаемости.
Итак, каждый день и вечер героев заполнен чем-то интересным — посещением театров, ресторанов. Они не должны обременять себя трудом или учебой (известно, правда, что героиня учится на каких-то курсах, но зачем она их посещает — толком ответить не может), они свободны, молоды. Очень хочется добавить: и счастливы. Ho это слово может быть применимо только к герою, хотя и он отдает себе отчет, что к счастью быть рядом с ней примешивается мука. И все-таки для него это несомненное счастье. «Великое счастье», как говорит Бунин (а его голос в этом рассказе во многом сливается с голосом рассказчика).
А что героиня? Счастлива ли она? Разве не величайшее счастье для женщины открыть, что ее любят больше жизни («Правда, как вы меня любите! — сказала она с тихим недоумением, покачав головой»), что она желанна, что ее хотят видеть женой? Ho героине этого явно недостаточно! Именно она произносит знаменательную фразу о счастье, заключающую целую жизненную философию: «Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету». При этом оказывается, что придумана она не ею, а сказана Платоном Каратаевым, мудрость которого ее собеседник к тому же сразу объявил «восточной».
Стоит, наверное, сразу же обратить внимание на то, что Бунин, явно акцентируя жест, подчеркнул, как молодой человек в ответ на приведенные героиней слова Каратаева «махнул рукой». Так становится очевидным несовпадение взглядов, восприятия тех или иных явлений героем и героиней. Он существует в реальном измерении, в настоящем времени, поэтому спокойно, как неотъемлемую его принадлежность воспринимает все, в нем свершающееся. Коробки конфет для него такой же знак внимания, как и книга; ему в общем-то все равно, куда ехать — в «Метрополь» ли обедать, или бродить по Ордынке в поисках дома Грибоедова, сидеть ли за ужином в трактире, или слушать цыган. Он не чувствует окружающей пошлости, которая замечательно запечатлена Буниным и в исполнении «полечки Транблан», когда партнер выкрикивает «козлом» бессмысленный набор фраз, и в развязном исполнении песен старым цыганом «с сизой мордой утопленника» и цыганкой «с низким лбом под дегтярной челкой». Его не очень коробят пьяные люди вокруг, назойливо услужливые половые, подчеркнутая театральность в поведении людей искусства. И как верх несовпадения с героиней звучит его согласие на ее приглашение, произнесенное по-английски: «Ол райт!»
Все это не значит, конечно, что ему недоступны высокие чувства, что он неспособен оценить необычность, уникальность встреченной девушки. Напротив, от окружающей пошлости его явно спасает восторженная любовь, а то, с каким упоением и наслаждением он вслушивается в ее слова, как умеет выделить в них особую интонацию, как приметлив даже к мелочам (он видит «тихий свет» в ее глазах, его радует ее «добрая разговорчивость»), говорит в его пользу. Недаром при упоминании о том, что возлюбленная может уйти в монастырь, он, «забывшись от волнения», закуривает и едва ли не признается вслух, что от отчаяния способен зарезать кого-нибудь или тоже стать монахом. А когда действительно происходит то, что только возникало в воображении героини, и она решается сначала на послушание, а потом, видимо, и на постриг (в эпилоге герой встречает ее в Марфо-Мариинской обители милосердия), — он сначала опускается и спивается до такой степени, что уже, кажется, и возродиться невозможно, а потом, хотя и понемногу, «оправляется», возвращается к жизни, но как-то «равнодушно, безнадежно», хотя и рыдает, проходя по тем местам, где когда-то они бывали вдвоем. У него чуткое сердце: ведь сразу после ночи близости, когда еще ничто не предвещает беду, он ощущает себя и произошедшее так сильно и горько, что старушонка около Иверской часовни обращается к нему со словами: «Ох, не убивайся, не убивайся так!»Следовательно, высота его чувств, способность к переживанию не вызывают сомнения. Это признает и сама героиня, когда в прощальном письме просит Бога дать ему сил «не отвечать» ей, понимая, что их переписка будет только «бесполезно длить и увеличивать нашу муку». И все же напряженность его душевной жизни не идет ни в какое сравнение с ее духовными переживаниями и прозрениями. Тем более что Буниным намеренно создается впечатление, что он как бы «вторит» героине, соглашаясь ехать туда, куда она зовет, восхищаясь тем, что восхищает ее, развлекая ее тем, что, как кажется ему, может ее занять в первую очередь. Это не значит, что у него нет собственного «я», собственной индивидуальности. Ему не чужды размышления и наблюдения, он внимателен к переменам настроения своей возлюбленной, первым замечает, что их отношения развиваются в таком «странном» городе, как Москва.
Ho все же именно она ведет «партию», именно ее голос различим особенно явственно. Собственно, сила духа героини и делаемый ею в итоге выбор и становятся смысловым стержнем бунинского произведения. Именно ее углубленная сосредоточенность на чем-то, не сразу поддающемся определению, до поры до времени сокрытом от постороннего взгляда, и составляет тревожный нерв повествования, концовка которого не поддается ни логическому, пи житейскому объяснению. И если герой говорлив и непоседлив, если он может отложить мучительное решение на потом, предполагая, что все разрешится как-то само собой или в крайнем случае вовсе не задумываться о будущем, то героиня все время думает о чем-то своем, что только косвенно прорывается в ее репликах и разговорах. Она любит цитировать русские летописные сказания, особенно ее восхищает древнерусская «Повесть о верных супругах Петре и Февронии Муромских» (у Бунина ошибочно указано имя князя — Павел).
Однако следует обратить внимание на то, что текст жития привлекается автором «Чистого понедельника» в существенно переработанном виде. Героиня, знающая этот текст, по ее словам, досконально («до тех пор перечитываю то, что особенно нравится, пока наизусть не выучу»), смешивает две совершенно разные фабульные линии «Повести о Петре и Февронии»: эпизод искушения жены князя Павла, к которой в облике ее мужа является дьявол-змей, затем убитый братом Павла, Петром, - и историю жизни и смерти самого Петра и его жены Февронии. В результате создается впечатление, будто «благостная кончина» персонажей жития находится в причинно-следственной связи с темой искушения (ср. объяснение героини: «Так испытывал Бог»). Абсолютно не соответствуя действительному положению вещей в житии, данная идея вполне логична в контексте бунинского рассказа: «сочиненный» самой героиней образ не поддавшейся искушению женщины, которая даже в браке сумела предпочесть «суетной» телесной близости вечное духовное родство, психологически близок ей.
Еще интереснее то, какие оттенки подобная интерпретация древнерусской повести вносит в образ бунинского героя. Во-первых, он прямо сравнивается со «змеем в естестве человеческом, зело прекрасном». Сопоставление героя с дьяволом, временно принявшим человеческий облик, подготавливается уже с начала рассказа: «Я <. > был в ту пору красив <. > был даже «неприлично красив», как сказал мне однажды один знаменитый актер <. > «Черт вас знает, кто вы, сицилианец какой-то», - сказал он». В том же духе может быть истолкована в «Чистом понедельнике» ассоциация еще с одним произведением житийного жанра - на этот раз вводимая репликой героя, который цитирует слова Юрия Долгорукого из письма к Святославу Северскому с приглашением на «московский обед». При этом актуализируется сюжет «Чуда Святого Георгия» и, соответственно, мотив змееборчества: во-первых, приводится древнерусская форма имени князя - «Гюрги», во-вторых, сама героиня явно олицетворяет Москву (непоследовательность ее поступков герой определяет как «московские причуды»). Неудивительно, кстати, что герой в данном случае оказывается более эрудированным, чем любящая древности героиня: как сибарит он лучше знает все, что касается «обедов» (в том числе исторических), а как «змей» - все, что касается «змееборцев».Однако именно вследствие того, что героиня «Чистого понедельника» обращается с древнерусским текстом достаточно вольно, герой рассказа в подтексте оказывается и сам не только «змеем», но и «змееборцем»: в произведении он для героини - не только «сей змей», но и «сей князь» (как сама она - «княгиня»). Надо учесть, что в реальной «Повести о Петре и Февронии» Петр убивает змея в облике собственного брата - Павла; мотив «братоубийства» в рассказе Бунина обретает смысл, ибо подчеркивает идею «двусоставности человека, сосуществования и борения в нем «божеского» и «дьявольского». Разумеется, сам герой-рассказчик этих крайностей в собственном существе «не видит» и не противопоставляет; тем более невозможно упрекнуть его в какой-либо злонамеренности: роль искусителя он играет лишь невольно. Интересно, например, что хотя героиня утверждает, будто образ жизни, который они ведут, навязан героем («я, например, часто хожу по утрам или по вечерам, когда вы не таскаете меня по ресторанам, в кремлевские соборы»), - впечатление такое, что инициатива принадлежит как раз ей. В итоге «змей» оказывается посрамлен, соблазн преодолен - однако идиллии не наступает: совместное «блаженное успение» для героев невозможно. В рамках схемы «потерянного рая» герой воплощает в одном лице «Адама» и «Змея».
Посредством этих реминисценций автор в какой-то мере объясняет странности поведения героини «Чистого понедельника». Она ведет, на первый взгляд, жизнь, характерную для представительницы богемно-аристократического круга, причудами и обязательным «потреблением» разнообразной интеллектуальной «пищи», в частности - произведений упомянутых выше писателей-символистов. И в то же время героиня посещает храмы, раскольничье кладбище, при этом, не считая себя слишком религиозной. «Это не религиозность. Я не знаю что., - говорит она. - Но я, например, часто хожу по утрам или по вечерам, когда вы не таскаете меня по ресторанам, в кремлевские соборы, а вы даже не подозреваете этого…»
Она может заслушаться церковными песнопениями. He оставит ее равнодушной сама огласовка слов древнерусского языка, и она, как завороженная, будет повторять их... И разговоры ее не менее «странны», чем ее поступки. Она то зазывает своего возлюбленного в Новодевичий монастырь, то водит его по Ордынке в поисках дома, где жил Грибоедов (точнее было бы сказать, бывал, потому что в одном из ордынских переулков находился дом дяди А.С. Грибоедова), то рассказывает о своем посещении старого раскольничьего кладбища, то признается в своей любви к Чудову, Зачатьевскому и другим монастырям, куда постоянно ходит. И уж, конечно, самым «странным», непостижимым с точки зрения житейской логики является ее решение удалиться в монастырь, разорвать все связи с миром.
Ho Бунин как писатель делает все, чтобы «объяснить» эту странность. Причина этой «странности» — в противоречиях русского национального характера, которые сами являются следствием нахождения Руси на перекрестке Востока и Запада. Вот откуда в рассказе постоянно акцентируемое столкновение восточных и западных начал. Глаз автора, глаз повествователя останавливается на соборах, построенных в Москве итальянскими зодчими, древнерусской архитектуре, воспринявшей восточные традиции (что-то киргизское в башнях Кремлевской стены), персидской красоте героини — дочери тверского купца, обнаруживает сочетание несочетаемого в ее любимых одеждах (то архалук астраханской бабушки, то европейское модное платье), в обстановке и привязанностях — «Лунная соната» и турецкий диван, на котором она возлежит. В бое часов Московского Кремля ей слышатся звуки флорентийских часов. Взгляд героини также фиксирует «экстравагантные» привычки московского купечества — блины с икрой, запиваемые замороженным шампанским. Ho и ей самой не чужды такие же вкусы: к русской наважке она заказывает иностранный херес.
He менее важна и внутренняя противоречивость героини, которая изображена писателем на духовном распутье. Нередко говорит она одно, а делает другое: удивляется гурманству других людей, но сама с отличным аппетитом обедает и ужинает, то посещает все новомодные собрания, то вообще не выходит из дома, раздражается окружающей пошлостью, но идет танцевать полечку Транблан, вызывая всеобщее восхищение и рукоплескания, оттягивает минуты близости с любимым, а потом внезапно соглашается на нее...Ho в итоге она все же принимает решение, то единственное, верное решение, которое, по Бунину, было предопределено и России — всей ее судьбой, всей ее историей. Путь покаяния, смирения и прощения.
Отказ от искушений (недаром, соглашаясь на близость с возлюбленным, героиня произносит, характеризуя его красоту: «Змей в естестве человеческом, зело прекрасном...», — т.е. относит к нему слова из легенды о Петре и Февронии — о происках дьявола, пославшего благочестивой княгине «летучего змея на блуд»), которые предстали в начале XX в. перед Россией в образе восстаний и бунтов и послужили, по убеждению писателя, началом ее «окаянных дней», — вот что должно было обеспечить его родине достойное будущее. Прощение, обращенное ко всем провинившимся, — вот что помогло бы, по Бунину, России выстоять в вихре исторических катаклизмов XX в. Путь России — путь поста и отрешения. Ho так не случилось. Россия выбрала иную дорогу. И писатель не уставал в эмиграции оплакивать ее судьбу.
Наверное, строгие ревнители христианского благочестия не сочтут убедительными доводы писателя в пользу решения героини. По их мнению, она явно приняла его не под влиянием спустившейся на нее благодати, а по иным причинам. Им справедливо покажется, что в ее приверженности церковным обрядам слишком мало откровения и слишком много поэзии. Она и сама говорит, что вряд ли можно считать настоящей религиозностью ее любовь к церковной обрядовости. Действительно, слишком эстетизированнo воспринимает она похороны (кованая золотая парча, белое покрывало, вышитое черными письменами (воздух) на лике усопшего, слепящий на морозе снег и блеск еловых веток внутри могилы), слишком восхищенно внимает она музыке слов русских сказаний («перечитываю то, что особенно понравилось, пока наизусть не заучу»), слишком погружается в атмосферу, сопутствующую службе в церкви («дивно поют там стихиры», «везде лужи, воздух уже мягкий, на душе как-то нежно, грустно... », «все двери в соборе открыты, весь день входит и выходит простой народ»...). И в этом героиня по-своему оказывается близка самому Бунину, который тоже в Новодевичьем монастыре увидит «галок, похожих на монашек», «серые кораллы сучьев в инее», дивно вырисовывающиеся «на золотой эмали заката», кроваво-красные стены и таинственно теплящиеся лампадки.
Таким образом, в выборе финала рассказа важна не столько религиозная установка и позиция Бунина-христианина, сколько позиция Бунина-писателя, для мироощущения которого необычайно существенно чувство истории. «Чувство родины, ее старины», как об этом говорит героиня «Чистого понедельника». Еще и потому она отказалась от будущего, которое могло бы сложиться счастливо, потому решилась уйти от всего мирского, что невыносимо для нее исчезновение красоты, которое она ощущает повсюду. «Отчаянные канканы» и резвые полечки Транблан, исполняемые талантливейшими людьми России — Москвиным, Станиславским и Сулержицким, сменили пение по «крюкам» (что это такое!), а на месте богатырей Пересвета и Осляби — «бледный от хмеля, с крупным потом на лбу», едва не падающий с ног краса и гордость русской сцены — Качалов и «разудалый» Шаляпин.
Поэтому фраза: «Вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась теперь эта Русь» — совершенно естественно возникает в устах героини. Она имеет в виду безвозвратно уходящие чувства достоинства, красоты, благости, по коим безмерно тоскует и которые надеется обрести уже в монастырской жизни.
 Главный герой очень тяжело переживает трагический финал своих отношений с героиней. Подтверждением того служит следующий отрывок: «Я долго по самым грязным кабакам спивался, всячески опускаясь всё больше и больше.…Потом стал оправляться – равнодушно, безнадежно». Судя по этим двум цитатам, герой - очень чуткий и эмоциональный человек, способный на глубокое чувство. Бунин избегает прямых оценок, но позволяет судить об этом по состоянию души героя, по искусно подобранным внешним деталям, легким намекам. 
На героиню рассказа мы смотрим глазами влюбленного в неё рассказчика. Уже в самом начале произведения перед нами возникает её портрет: «Красота у неё была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие по своей густоте волосы, мягко блестящие, как черный соболиный мех, черные, как бархатный уголь, глаза». Устами главного героя передаётся описание мятущейся души героини, её поиски смысла жизни, волнения и сомнения. В итоге, перед нами во всей полноте раскрывается образ «духовной странницы».
Кульминация рассказа – решение возлюбленной героя уйти в монастырь. Этот неожиданный поворот сюжета позволяет понять неопределившуюся душу героини. Почти все описания внешности героини и окружающего ее мира даются на фоне приглушенного света, в сумраке; и только на кладбище в Прощеное воскресенье и ровно через два года после того Чистого понедельника происходит процесс просветления, духовной трансформации жизни героев, символична и художественная модификация мироощущения, изменяются образы света и блеска солнца. В художественном мире доминируют гармония и умиротворение: «Вечер был мирный, солнечный, с инеем на деревьях; на кирпично-кровавых стенах монастыря болтали в тишине галки, похожие на монашенок, куранты то и дело тонко и грустно играли на колокольне». Художественное развитие времени в рассказе связано с символическими метаморфозами образа света. Вся история происходит, будто в полумраке, во сне, освещенная одной лишь тайной и блеском глаз, шелковых волос, золотых застежек на красных выходных туфлях главной героини. Вечер, сумрак, тайна - вот первое, что бросается в глаза, в восприятии образа этой необычной женщины. 
Она символически неразделима и для нас, и для рассказчика с самым волшебным и загадочным временем суток. Однако следует заметить, что противоречивое состояние мира чаще всего определяются эпитетами спокойный, мирный, тихий. Героиня, несмотря на свое интуитивное ощущение пространства и времени хаоса, подобно Софии несет в себе и дарует миру гармонию. По словам С. Булгакова категория времени как движущего образа вечности к Софии «как будто не применима, поскольку временность неразрывно связана с бытием-небытием» а если в Софии отсутствует всякое не, то отсутствует и временность: Она все зачинает, все имеет в себе единым актом, по образу вечности, она вневременна, хотя несет в себе всю вечность;
  Противоречия, противопоставления начинаются с первого предложения,  с первого абзаца:
холодно зажигался газ – тепло освещались витрины,
темнел день - оживленнее спешили прохожие,
каждый вечер мчался  к ней – не знал, чем все это должно кончиться,
 не знал –  и стараться не думать,
каждый вечер встречались  – раз и навсегда отвела разговоры о будущем…
зачем-то училась на курсах – редко их посещала,
похоже было, что ей ничего не нужно – но книги  всегда прочитывала, шоколад съедала,
не понимала, как людям не надоест каждый день обедать – сама обедала с московским пониманием дела,
слабостью была хорошая одежда, бархат, шелка – на курсы  ходила скромной курсисткой,
каждый вечер ходила по ресторанам – посещала   соборы и монастыри, когда ее не «таскали» по ресторанам,
встречается, позволяет себя целовать – с тихим недоумением удивляется: «Как вы меня любите»...      
           Рассказ изобилует многочисленными намеками и полунамеками, которыми Бунин подчеркивает двойственность противоречивого уклада русской жизни, сочетание несочетаемого. В квартире героини стоит «широкий турецкий диван». Слишком знакомый и любимый образ «обломовского» дивана появляется в тексте восемь раз. 
Рядом с диваном – «дорогое пианино», а над диваном, подчеркивает писатель, «зачем-то висел портрет босого Толстого», по-видимому, известная работа И.Е. Репина «Лев Толстой босой», а через несколько страниц героиня цитирует реплику толстовского Платона Каратаева о счастье. С влиянием идей позднего Толстого исследователи обоснованно соотносят упоминание героя рассказа о том, что героиня «завтракала за тридцать копеек в вегетарианской столовой на Арбате».
Ещё раз вспомним о том её словесном портрете: «…Выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застёжками (а на курсы ходила скромной курсисткой, завтракала за тридцать копеек в вегетарианской столовой на Арбате)». Эти ежедневные метаморфозы — от утренней аскезы до вечерней роскоши — сверхсжато и зеркально отражают жизненную эволюцию Толстого, как она виделась ему самому — от роскоши в начале жизненного пути к аскезе в старости. Причём внешними знаками этой эволюции, как и у Толстого, служат предпочтения бунинской героини в одежде и в еде: скромная курсистка к вечеру преображается в даму в гранатовом бархатном платье и в туфлях с золотыми застёжками; завтракает героиня за тридцать копеек в вегетарианской столовой, однако «обедала и ужинала» она «с московским пониманием дела». Сравним с крестьянским платьем и вегетарианством позднего Толстого, эффектно и эффективно противопоставленным изысканной дворянской одежде и гастрономии (которым писатель приносил щедрую дань в молодости).
И уже совсем по-толстовски, разве что с неизбежными гендерными поправками, смотрится итоговый уход-бегство героини из и от этого мира, полного эстетически и чувственно привлекательных соблазнов. Даже обставляет свой уход она сходно с Толстым, присылая герою письмо — «ласковую, но твёрдую просьбу не ждать её больше, не пытаться искать, видеть». Сравним с телеграммой, посланной Толстым семье 31 октября 1910 года: «Уезжаем. Не ищите. Пишу».
Турецкий диван и дорогое пианино – это Восток и Запад, босой Толстой – это Россия, Русь в ее необычном, «корявом» и чудаковатом, не укладывающемся ни в какие рамки облике.Мысль о том, что Россия представляет собой странное, но явное сочетание двух пластов, двух культурных укладов – «западного» и «восточного», европейского и азиатского, что по своему внешнему облику, как и по своей истории, располагается где-то на пересечении этих двух линий мирового исторического развития, – эта мысль красной нитью проходит через все четырнадцать страниц бунинского рассказа, в основе которого, вопреки первоначальному впечатлению, лежит законченная историческая система, затрагивающая самые основные для Бунина и людей его эпохи моменты русской истории и характера русского человека.
Итак, оказавшись между двух огней – Западом и Востоком, в точке пересечения противостоящих исторических тенденций и культурных укладов, Россия сохранила вместе с тем в глубине своей истории специфические черты национальной жизни, непередаваемая прелесть которой для Бунина сосредоточена в летописях с одной стороны, и в религиозной обрядовости – с другой. Стихийная страстность, хаотичность (Восток) и классическая ясность, гармония (Запад) соединяются в патриархальной глубине национально-русского самосознания, согласно Бунину, в сложный комплекс, в котором главная роль отводится сдержанности, многозначительности – не явной,, а скрытой, затаенной, хотя по-своему глубоко и основательно. Одним из важнейших компонентов текста является его заглавие   «Чистый понедельник». С одной стороны, оно очень конкретно: чистый понедельник – нецерковное название первого дня Великого Пасхального поста.
В этот героиня объявляет о своем решении уйти от мирской жизни. В этот день закончились отношения двух влюбленных и закончилась жизнь героя. С другой стороны, название рассказа символично. Считается, что в чистый понедельник происходит очищение души от всего суетного, греховного. Причем в рассказе меняется не только героиня, избравшая монашеское отшельничество. Её поступок побуждает героя к самоанализу, заставляет и его измениться, очиститься.
Почему Бунин назвал свой рассказ так, хотя действие лишь небольшой, пусть и важной его части приходится на чистый понедельник? Вероятно, потому, что именно этим днем отмечен крутой перелом от масленичного веселья к суровому стоицизму поста. Ситуация резкого перелома не просто многократно повторяется в «Чистом понедельнике», а очень многое организует в этом рассказе
Кроме того, в слове «чистый», помимо значения «святой», парадоксально акцентируется значение «ничем не заполненный», «пустой», «отсутствующий». И вполне закономерно, что в финале рассказа в воспоминаниях героя о событиях почти двухлетней давности фигурирует отнюдь не Чистый понедельник: «незабвенным» здесь назван предыдущий вечер – вечер Прощенного воскресенья».
  Тридцать восемь раз «об одном и том же» писал И.Бунин в цикле рассказов «Темные аллеи». Простые сюжеты, обычные, на первый взгляд, бытовые рассказы. Но   для каждого же это и незабываемые, неповторимые  истории.  Истории, переживаемые болезненно и остро. Истории жизни. Истории, пронизывающие  и терзающие сердце. Никогда не забываемые. Бесконечные истории, как жизнь и память…