Контрольная работа по дисциплине : «История русской литературы второй половины ХХ–начала ХХI вв.»

МИНОБРНАУКИ РОССИИ
федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего образования
«Самарский государственный социально-педагогический университет»
Контрольная работа по дисциплине
Контрольная работа по дисциплине :«История русской литературы
второй половины ХХ–начала ХХI вв.»
Выполнила:
Студентка 6 курса ,з/о
Алеева Е.В.
Самара,2016
Свойства постмодернизма и жанровые признаки антиутопии в романе «Кысь».
Русский постмодернизм представляет собой уникальное явление и несет следующие характерные черты и особенности:
Первые черты русского постмодернизма появились как реакция и противодействие авангардной парадигме, причем развитие проходило, в основном, двумя путями:
через вырождение соцреализма (эквивалент модернизма на Западе) в соц-арт;
существование нелегальное в рамках второй культуры
Русский постмодернизм нес в себе и основные черты постмодернистской эстетики, как-то:
отказ от истины, отказ от иерархии, оценок, от какого бы то ни было сравнения с прошлым, отсутствие ограничений;
тяготение к неопределенности, отказ от мышления, основанного на бинарных оппозициях;
неприятие категории сущность, вместо нее - появление понятия поверхность (ризома), игра, случай, принятие категорий ризома, симулякр;
направленность на деконструкцию, т.е. перестройку и разрушение прежней структуры интеллектуальной практики и культуры вообще; феномен двойного присутствия, виртуальность мира эпохи постмодернизма;
отказ от идеи линейности, в русле которой автор предшествует тексту, порождает текст; текст допускает бесконечное множество интерпретаций, потерю смыслового центра, создающего пространство диалога автора с читателем и наоборот. Важным становится то, как выражается информация; преимущественное внимание к контексту;
текст являет собой многомерное пространство, составленное из цитат, отсылающих ко многим культурным источникам;
Тоталитарная система и национальные особенности обусловили яркие отличия русского постмодернизма от западного, а именно:
Русский постмодернизм отличается от западного более отчетливым присутствием автора через ощущение проводимой им идеи.
Он паралогичен по своей сути и вмещает в себя семантические оппозиции категорий, между которыми не может быть компромисса (М. Липовецкий).
Категория симулякра носит двусмысленный характер, выполняя одновременно функцию разрушения реальности и синтезируя новую реальность (при условии осознания их симулятивной, иллюзорной природы); категория Пустоты обладает онтологическим верховенством над всем остальным и является самостоятельной величиной (самоуглубленная и спокойная); категория Смерти выступает как универсальная стратегия перевода с одного культурного языка на другой, перехода к воссозданию новой реальности.В русском постмодернизме отмечается отсутствие чистоты направления (сочетания авангардистского утопизма и отголоски эстетического идеала классического реализма).
Русский постмодернизм рождается из поисков ответа на отличную от западной коллизию - на сознание расколотости культурного целого, не на метафизическую, а на буквальную смерть автора и складывается из попыток в пределах одного текста восстановить культурную органику путем диалога разнородных культурных языков.
Особенностью русского постмодернизма является так же архетип юродивого, который в тексте является энергетическим центром и выполняет функции классического варианта пограничного субъекта, плавающего между диаметральными культурными кодами и одновременно функцию версии контекста.
Роман Т. Толстой Кысь - это разрушение постмодернизма изнутри, средствами самой постмодернистской эстетики, осмысление тупиков, в которые заводит тотальная постмодернистская деконструкция.
В романе присутствуют все основные признаки постмодернизма. Его действие происходит через триста лет после Взрыва (разразившейся ядерной войны или же некой глобальной техногенной катастрофы, приведшей к изменению биологических форм жизни на Земле и вернувшей общество если не в доисторические времена, то уж точно в эпоху раннего средневековья). Главный герой Бенедикт - писарь в Рабочей Избе, где перебеляют произведения, созданные Набольшим Мурзой Федором Кузьмичом - от Колобка до Шопенгауэра. В силу своей профессиональной деятельности Бенедикт оказывается погружен в постмодернистскую ситуацию интертекста: в его сознании сталкиваются обломки прежних текстов, напрочь лишенные смысла и содержания.
Сюжет романа демонстрирует, в сущности, новые отношения автора и читателя в постмодернистской ситуации. Литература кончилась, все, что можно было написать, уже было написано - до Взрыва. В качестве единственного автора современности выступает Федор Кузьмич, который, на самом деле, выполняет функцию скриптора: он переписывает классические и любые другие тексты, вовсе не понимая их смысла, и отдает их затем в Рабочую Избу, передоверяя свою функцию другим скрипторам, в том числе и Бенедикту. Но сознание Бенедикта - это не столько сознание скриптора, сколько сознание читателя, рождение которого, по мысли Р. Барта, оплачивается смертью автора[9.стр36]. Именно Бенедикт пытается, в меру своих сил, осмыслить созданное скриптором Федором Кузьмичом и придать всему этому свой смысл.
По сути, здесь буквально реализована установка теоретиков постмодернизма: есть лишь текст, не обладающий смыслом; смысл сообщает ему читатель.
В романе могут быть выделены три группы персонажей, представляющих читателей разного уровня, обладающих разным объемом памяти, разными языками: Прежние - жившие до Взрыва, то есть в наше время, и обретшие после него странное свойство не стареть и не умирать, перерожденцы - они принадлежат тому же времени, но другой социальной группе, и голубчики - родившиеся после Взрыва.
Язык голубчиков в романе преобладает, в первую очередь это объясняется тем, что по большей части текст представляет собой несобственно-прямую речь Бенедикта. Толстая отмечала, что при создании их языка лексику заимствовать было легко, среди источников она называет словарь Даля, речь своей няни, из литературы - язык Андрея Платонова. Сложнее было с синтаксисом, с морфологией - это же не вполне литературный язык, допушкинский, допетровский отчасти, засоренный частицами, старинными глагольными формами. Это язык, причем устный, не книжный, условно говоря, русского средневековья.
Кроме того, язык голубчиков отличается отсутствием в нем переносных значений, тавтологичностью и часто алогичностью. При этом он может быть весьма поэтичен, сродни языку народного творчества. Язык голубчиков оказывается максимально приспособлен для выражения мифологических представлений о мире, с одной стороны, и для обсуждения насущных проблем сегодняшнего дня, с другой.
От Прежних они в первую очередь отличаются по языку: по виду определить кто из них кто - нельзя, зато безошибочно можно сказать это по речи: Прежние наших слов не понимают, а мы их.
Язык прежних - литературный, часто иронически-высокого стиля, для него характерны метафоричность и обилие уменьшительно-ласкательных форм (например голубчики).
Всякое функционирование какой-либо коммуникативной системы подразумевает существование общей памяти коллектива. Без общей памяти невозможно иметь общий язык. Однако разные языки подразумевают разный характер памяти (…) чем сложнее язык, тем более он приспособлен для передачи и выработки более комплексной информации, тем большей глубиной должна обладать его память.
Язык голубчиков к такой роли не приспособлен, память их не обладает глубиной вовсе. Как уже было сказано, они воспринимают мир соответственно постмодернистским представлениям, а все написанное - как текст, в котором надписи на столбе Никитские ворота, Глеб Клава, здесь был Витя и мат равнозначны. Тогда как для Прежнего значима только первая часть надписи - это историческая веха, тут стояли Никитские ворота.
В персонажах, представляющих третью языковую группу, сначала вовсе нельзя признать людей. Первый человеческий признак перерожденцев - речь, а точнее - мат. Мы уже отмечали, что голубчики не воспринимают переносных значений, описание перерожденцев соответствует буквально понятому слову скот. О них говорится тем же бранным просторечием, которое перерожденцы используют сами, но так как для голубчиков они в буквальном смысле животные, то и характеристики вроде морды хамские, ржут, огрызаются воспринимаются несколько иначе - бранное значение якобы снимается.
По первым же репликам определяется, какую социальную нишу занимали перерожденцы, если Прежние главным образом ассоциируются с советской интеллигенцией, то перерожденцы - это пролетарии, люди из народа, переехавшие жить в город и составившие в итоге городские низы, среду, где популярны блатные песни, городские слезные или жестокие романсы. Язык перерожденцев грубый, упрощенно-примитивный, насыщенный криминально-жаргонной, блатной, вульгарной лексикой.
Достаточно сложным языком обладают только Прежние, они, в отличие от перерожденцев и голубчиков, способны к выработке и передаче информации, к удвоению и передаче культуры, к чтению, в конце концов. А идеальный постмодернистский читатель, каковым в романе является Бенедикт, просто не владеет тем языком, который позволил бы ему освоить полученное культурное наследие.
Таким образом, предметом изображения в романе оказывается судьба русской литературной традиции в эпоху, последовавшую за культурным и литературным постмодернистским Взрывом, и судьба языка, его мутация - главное последствием взрыва по словам самой Толстой.
Жанровые признаки антиутопии, присутствующие в романах «Мы» Е. Замятина, «1984» Дж. Оруэлла, в романе «Кысь» обнаруживаются в способах изображения прошлого. Аналогичный гиперболизм, гротескность и ирония при обрисовке ритуализации жизни — еще одна особенность антиутопии. Там, где царит ритуал, невозможно свободное развитие личности. Напротив, «ее движение запрограммировано». «Сюжетный конфликт возникает там, где личность отказывается от своей роли в ритуале и предпочитает свой путь» [19]. В «Кыси» этот конфликт строится не только на столкновении в душе героя чувства неудовлетворенности жизнью и жажды найти утраченную гармонию мира, но и на противостоянии представителей «прежнего» поколения и поколения «нынешнего», связанном с решением одной из центральных проблем романа, — проблемы взаимоотношения интеллигенции и народа.
Названная проблема всегда была одной из ключевых в русской литературе. Исследователь-социолог В. Соловьев называл основной чертой русского духа, характерной для интеллигенции, «сознание своей греховности, неспособность возводить свое несовершенство в закон и право» [20]. Интеллигенция — это также та часть русского общества, которая возложила на себя бремя поисков ответа на вопрос: «Что делать?» во имя того, чтобы человек стал гармоничнее, а жизнь приблизилась к идеалу добра и справедливости.
Проблема «неоплатного долга» интеллигенции перед народом, сформулированная П. Лавровым, впоследствии переросшая в тему вины интеллигенции, также характерна для российской ментальности. Интеллигенция в лице русских писателей всегда пыталась найти общий язык с народом, проникнуться его сознанием и, наконец, проложить какой-либо мост через разделяющую их культурную пропасть. Единственную возможность сближения многие видели в противостоянии «критически мыслящей личности» любому автократическому режиму.
Традиции русской интеллигенции формировали многие писатели и поэты прошлых столетий: А. Радищев, К. Рылеев, И. Тургенев, Л.Толстой, Ф. Достоевский, А. Чехов. После революции 17-го года представители интеллигенции опять подтвердили свою честность, выступив в защиту прав человека (В. Короленко, М. Горький и др.). В XX веке вопрос о социальной роли интеллигенции обозначен в творчестве А. Блока, М. Булгакова, Б. Пастернака, Ю. Трифонова, В.Гроссмана, А. Солженицына.
В конце прошлого столетия интеллигенция уступает свои позиции, исторически возложенные на «рационально мыслящую личность». Об этом говорит в своей статье «Русский интеллигент уходит» Д. Гранин: политики, идущие к власти в начале 90-х и вскоре эту власть получившие, так остро нуждающиеся на тот момент в поддержке интеллигенции, более не видят в ней необходимости: «Интеллигенция, зачем она, она мало дает и много просит, какая от нее польза? Интеллигенция потеряла свою функцию, она уже не идет впереди, поскольку не знает, куда идти, да и позади у нее никого уже не осталось. Все разбрелись по движениям, партиям. Устали от споров и разговоров» [21].
Т.Толстая в своем романе проводит деконструкцию той функции интеллигенции, о которой несколько забыли в последнее время: нести просвещение в народ и сохранять культурное наследие прошлого. Интеллигентность в идеале представляется неким бескорыстным служением, стремлением к просвещению общества в моральном, эстетическом и научном аспектах не только словом, но и жизненным примером. В личностном плане интеллигент — человек образованный, стремящийся претворить в жизнь усвоенные гуманистические ценности, а потому отзывчивый и деликатный, но в то же время неколебимый в своих убеждениях. Именно такими изображены в романе «Кысь» Прежние.
Некоторые исследователи отмечали в способе изображения Т.Толстой окружающей ее реальности «гордыню потомственной аристократки». Б. Тух указывает характерную черту, присущую писательнице: «В Толстой ничего нет от кающегося интеллигента, каким был слушающий музыку революции Блок. Она учла предшествующий исторический опыт и знает, что музыка революции, как правило, отвратительная какофония»[22]. Эта мысль подтверждается позицией писательницы в процессе художественного разрешения проблемы взаимоотношения народа и интеллигенции в романе. В своем интервью газете «Московские новости» Татьяна Никитична призналась: «А вообще в этом "старинном споре славян между собой" я — на стороне интеллигента, а не народа, по одной простой причине: интеллигент, по определению, это тот, кто хоть что-то осознал, а народ — это тот, кто не осознал. Интеллигент — это тот, кто хочет блага не только для себя, а народ — только для себя лично. Интеллигент борется за чужие права, а народ — за свои собственные ... . Вот почему интеллигент иногда, и часто, ошибается ... , а народ всегда, будто бы, прав. И заметьте, ему, народу, НИКОГДА стыдно не бывает. И он НИКОГДА не испытывает потребности извиниться. А интеллигент постоянно извиняется, и никто его еще ни разу не простил»[23]. Двойственность решения данной проблемы проявляется в том, что Т. Толстая тем не менее ставит в центр романа «Кысь» тему народа: «Мне хотелось про жизнь и про народ. Про загадочный русский народ. Это тайна почище пирамиды Хеопса, будь то мужик, будь то власть, без разницы» [24].
Собирательный образ Прежних в романе «Кысь» выведен как антипод простым жителям Федор-Кузьмичска. Это поколение «бывших» (как говорили об уцелевшей интеллигенции в двадцатые годы прошлого века, после «Взрыва»- революции), тех, кто помнит жизнь до катастрофы и считает, что она была значительно лучше. Случайно уцелевшие, притихшие и униженные, они все стараются служить одичавшему народу, просвещать его: про первопечатника Федорова да про Пушкина напомнить (истинные хранители памяти). В образах Прежних находит воплощение давний спор о судьбах развития России (западники и славянофилы).
Литература:
Вайнштейн О.Б. Постмодернизм: история или язык? // Постмодернизм и культура: материалы "круглого стола" // Вопросы философии. М., 1993. №3. С. 3 - 7.
Зыбайлов Л.К., Шапинский В.А. Постмодернизм. М., 1993. С. 4.
В.Курицын. Русский литературный постмодернизм.- М., 2000
Крыжановская Оксана Евгеньевна. Антиутопическая мифопоэтическая картина мира в романе Татьяны Толстой "Кысь" : Дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 Тамбов, 2005 198 с. РГБ ОД, 61:06-10/274
Т. Толстая. Роман Кысь. М., Подкова, Иностранка, 2000
М.А.Черняк. Модель мира в современной антиутопии. М., 2002.