Дипломная работа на тему Лингвистическая характеристика речи политических деятелей (на примере казахстанских газет)


Министерство образования и науки Республики Казахстан
Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева
Бахтияркызы К.
Теоретическая и прикладная лингвистика
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
Специальность – «Русский язык и литература»
Астана 2015
Министерство образования и науки Республики Казахстан
Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева
Дипломная работа допущена к защите
_________________________________
Зав. кафедрой Международного права
д.ф.н., проф. Журавлева Е.А.
«____»___________________2015г.
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
На тему:
«Лингвистическая характеристика речи политических деятелей
(на примере казахстанских газет)»
по специальности – «Русский язык и литература»
Выполнил _____________ Бахтияркызы К.
Научный руководитель
д.ф.н., профессор ______________ Жунусова Ж.Н.
Астана 2015
Содержание
Введение
1 Теоретическая предпосылка научного исследования
Политическая лингвистика: понятийный аппарат
Текст и дискурс как многоаспектное лингвистическое явление
Политический дискурс – особый тип дискурса
Лингвистическая интерпретация политического дискурса на материале СМИ
СМИ в системе политической коммуникации
Политический дискурс и языковая личность
Лексико-грамматическая характеристика политических деятелей на страницах казахстанских газет
Заключение
Список использованных источников
Введение
Связь между языком и политикой проявляется, прежде всего, в том, что ни один политический режим не может существовать без коммуникации. Язык нужен политикам для того, чтобы информировать, давать указания, проводить законодательные акты, убеждать и т.д. Специфика политики, в отличие от ряда других сфер человеческой деятельности, заключается в ее преимущественно дискурсивном характере: многие политические действия по своей природе являются речевыми действиями. Не случайно ряд ученых считает, что политическая деятельность вообще сводится к деятельности языковой, а в современной политологии наблюдается тенденция рассматривать язык не столько как средство отражения политической реальности, сколько как компонент поля политики.
Особенностью языка политики как специального подъязыка является его доступность для понимания практически всеми членами языкового сообщества как следствие деспециализации политических терминов. Именно эта черта и позволяет некоторым исследователям отрицать существование языка политики. Масштабная деспециализация в политической коммуникации связана с тем, что политика – единственная профессиональная сфера, общение в которой ориентировано на массового адресата. Политическая коммуникация не просто опосредована средствами массовой информации, но СМИ фактически являются основной средой ее существования, вследствие чего язык политики оказывается лишенным свойства корпоративности, присущего любому специальному языку.
Актуальность. В современном обществе роль политической коммуникации занимает особое место, так как в государствах демократического строя открыто обсуждаются вопросы власти. Решение ряда проблем политического характера напрямую зависит от того, насколько адекватно эти проблемы были интерпретированы в речи. В последние годы отдельные политические проблемы стали объектом обсуждения как в научной, так и в публицистической литературе. Целые ряды научных изысканий посвящены изучению следующих вопросов.
Понятие «язык политики», его признаки, единицы, функции, жанровые разновидности все еще нуждаются в разграничении.
Особенности политического дискурса и ее степени манипулирования, раскрытие механизмов политической коммуникации представляется важным при определении характеристик языка как средства воздействия. Таким образом, способность манипулировать человеческим сознанием через язык вызывает особый интерес ученых.
Цель работы: дать лингвистическую характеристику речи политических деятелей, опубликованных в казахстанских газетах.
В задачи данной работы входят:
– выявление лингво-стилистических особенностей и средств выражения выступающих политических деятелей;
– изучение лексико-грамматических особенностей политиков
Объектом дипломной работы является политическая коммуникация на страницах казахстанских СМИ.
Предмет исследования: лингво-стилистические особенности современного политического дискурса на материале казахстанских газет.
Материалом для исследования послужили речи политических деятелей, опубликованные в общенациональной газете «Казахстанская правда» (далее КП), которая является главным источником официальной и деловой информации в республике, республиканской общественно-политической газете «Экспресс К» (ЭК), а также в газете «Вечерняя Астана» (далее ВА). Статьи отбирались приемом сплошного отбора.
Такое количество издательств было взято для того, чтобы сравнить и выявить совпадающие и отличительные моменты современного политического дискурса, напечатанных в казахстанских газетах.
Научная новизна дипломной работы заключается в том, что представлены комплексные анализы публицистических статей политического содержания последних лет ведущих казахстанских деятелей.
В данной работе будут рассматриваться как политические тексты, так и публицистические, включая заглавия и комментарии к ним.
Методы и приемы. В ходе исследования были использованы общенаучные и лингвистические методы и приемы: анализ и синтез, наблюдение, а также сопоставительный метод, метод комплексного анализа, имманентный анализ, описательный метод, прием сплошной выборки, систематизация и обобщение.
1 ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
1.1 Политическая лингвистика: понятийный аппарат
Язык и политика тесно взаимосвязаны, и связь эта прежде всего проявляется в процессе коммуникации, так как ни один политический режим не существует без общения. Язык выполняет различную функцию для политиков и нужен им для того, чтобы информировать, давать указания, проводить законодательные акты, убеждать и т.д. Отличительной чертой политики, в отличие от ряда других сфер человеческой деятельности, является ее дискурсивный характер: большинство политических деянии по своей специфике являются речевыми действиями. Не случайно ряд ученых соглашаются с мнением, что политическая деятельность в большинстве случаев сводится к деятельности языковой (Dieckmann 1975; Edelman 1988), а в современной политологии наблюдается тенденция рассматривать язык не столько как средство отражения политической реальности, сколько как компонент поля политики (Ealy 1981).
Что подразумевают исследователи, когда говорят: язык политики, политическая коммуникация, политический дискурс? Практически во всех работах эти термины используются как взаимозаменяемые (синонимы). На наш взгляд, два последних понятия действительно можно употреблять как нестрогие синонимы. А что касается политического языка, то существуют несколько различных точки зрения на его лингвистический статус. Одни исследователи, пользуясь этим термином как данным априори, не требуют какого-либо комментария, другие сомневаются по поводу существования феномена политического языка, третьи, не отрицают тот факт, что он существует и пытаются понять, в чем же заключаются его особенности.
Первая версия выражена, в частности, в работе таких исследователей, как А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич «Политический язык – это особая знаковая система, предназначенная именно для политической коммуникации: для выработки общественного консенсуса, принятия и обоснования политических и социально-политических решений...» [1].
Вторую точку зрения можно найти у Б.П. Паршина: «Совершенно очевидно, что чисто языковые черты своеобразия политического дискурса немногочисленны и не столь просто поддаются идентификации. То, что обычно имеется в виду под «языком политики», в норме не выходит за рамки грамматических, да, в общем-то, и лексических норм соответствующих идиоэтнических («национальных») языков – русского, английского, немецкого, арабского и т.д. Такие выходы имеют место и легко поддаются идентификации и объяснению лишь в крайних случаях – подобно тому, как лишь в крайних случаях идиостилистическое своеобразие в литературе затрагивает собственно язык или процессы вербализации (как у В. Хлебникова или А. Платонова в русской литературе)» [2]. П.Б. Паршин, делая выводы о том, что под языком политическим имеется в виду вовсе не язык, по крайней мере, подразумевается не только язык. Исходя из этого он выдвигает теорию о предмете политической лингвистики, которым является идиополитический дискурс, в свою очередь подразумевающий «своеобразие того, что, как, кому и о чем говорит тот или иной субъект политического действия» [2].
Точка зрения подобного характера выражена и в работе исследователя Д. Грейбера: «Политическим язык делает не наличие какого-то специфического вокабуляра или специфических грамматических форм. Скорее это содержание передаваемой информации, обстоятельства, в которых происходит распространение информации (социальный контекст), и выполняемые функции. Когда политические агенты (actors) общаются на политические темы, преследуя политические цели, то, следовательно, они говорят на языке политики» [3].
Последователи третьей точки зрения утверждают, что язык политики имеет не просто форму, а специфическое содержание, свойственное только ему. «В формальном отношении язык политики отличается лишь небольшим числом канонизированных выражений и клише» [4]. В качестве грамматических особенностей советского политического дискурса П. Серио выделяет «гипертрофированную тенденцию к номинализации и сочинению» [5]. Анализируя исследования П. Серио, Ю.С. Степанов смотрит на советский политический дискурс как на «первоначально особое использование языка, в данном случае русского, для выражения особой ментальности, в данном случае также особой идеологии». Такое особое использование, по мнению Ю.С. Степанова, «влечет активизацию некоторых черт языка и, в конечном счете, особую грамматику и особые правила лексики» [6].
Все же, не стоит отрицать существование «языка политики», так как нет оснований, и лучше всего следует рассматривать его как один из профессиональных подъязыков – вариантов общенационального языка. Более точным коррелятом устоявшегося в языкознании термина «профессиональные языки» является определение «профессиональные лексические системы» [7], поскольку специфические особенности профессиональных языков заключается в лексике, которая предназначена для наименования воспроизводящих той или иной предметной сферы деятельности.
«Что касается грамматики, то нам представляется неправомерным говорить о каких-то грамматических особенностях, присущих языку политики, впрочем, так же, как и другим специальным подъязыкам. На наш взгляд, тенденция к более активному употреблению определенных грамматических форм и конструкций еще не дает оснований говорить о наличии у того или иного подъязыка «особой грамматики». Применительно к политическому языку в литературе упоминаются такие особенности грамматики, как, например, тенденция к устранению лица при помощи номинализованных конструкций-девербативов и безагенсного пассива [8], инклюзивное использование личных местоимений мы, наш. Эти грамматические особенности, однако, в отличие от специальной лексики, не являются чертами, присущими исключительно политическому дискурсу – данные формы и конструкции используются и в других видах коммуникации (с различием в частотности и прагматической ориентации)» [17].
С представленной нами точки зрения теории дискурса, весь состав знаков, стоящих семиотическое поле политического дискурса, и есть то, чем обычно является язык политики. Язык политики представляет из себя не только специализированные знаки – как вербальные (политические термины, антропонимы и пр.), так и невербальные (политические символы, знаки и пр.), но и неспециализированные знаки. Изначально номинативно не ориентированные на данную сферу общения, однако, вследствие устойчивого функционирования в ней, приобретающие свою содержательную специфику (это, в частности, относится к личным местоимениям).
Одной из отличительных черт языка политики как специального подъязыка является его доступность пониманию практически всеми членами языкового сообщества как следствие деспециализации политических терминов. По этому признаку некоторые исследователи отрицают существование языка политики. Широкую деспециализацию в политической коммуникации связывают с тем, что политика – одна из немногих профессиональных сфер, информация в которой ориентировано на массового адресата. Политическая коммуникация не просто опосредована средствами массовой информации, но СМИ фактически являются основной средой ее существования, вследствие чего язык политики оказывается лишенным свойства корпоративности, присущего любому специальному языку.
Процесс деспециализации терминов (детерминологизации) обычно описывается как проходящий три этапа: 1) расширение употребления; при этом термины, используемые средствами массовой коммуникации, сохраняя свои терминологические характеристики, обнаруживают тенденцию к некоторому упрощению смысловой структуры; 2) употребление термина в неспециальных текстах и связанное с этим его переосмысление; такие нестандартные употребления, как правило, бывают экспрессивно маркированы; 3) новое нетерминологическое значение утрачивает свою экспрессивность, становится узуальным и фиксируется в словарях как производное, преимущественно нейтральное значение [9;10]. Разумеется, можно привести примеры полностью детерминологизированной политической лексики, вышедшей за пределы сферы политического общения – консенсус, диктатура, конфронтация [11]. Однако особенностью деспециализации в языке политики, в отличие от других профессиональных сфер, является масштабный, практически универсальный характер первого этапа детерминологизации основной массы специального словаря. Вероятно, это является одним из факторов смысловой неопределенности политического языка.
Для уточнения понятия «язык политики» (language of politics) необходимо также отграничить его от понятия «политический язык» (political or politicized language; возможный перевод – «политичный/ политизированный язык») [12]. Под «языком политики» понимается терминология и риторика политической деятельности, где политики выступают в своей профессиональной роли (подобно дискурсам других профессиональных сфер – религия, медицина, юстиция и пр.).
«Политический язык» не является прерогативой профессиональных политиков или государственных чиновников; это ресурс, открытый для всех членов языкового сообщества, он связан со специфическим использованием общенародного языка как средства убеждения и контроля, или, иными словами, это язык, применяемый в манипулятивных целях. К сфере политического языка относится также весь спектр проблем, связанных с политической корректностью и борьбой за чистоту языка [13]; [14].
Соглашаясь с проводимым А. Дэвисом разграничением, уточним, что эти понятия находятся в отношении пересечения: язык политики в значительном числе случаев является одновременно и языком манипуляций, хотя и не сводится к нему целиком: определенные аспекты языка политики, в частности, референтные знаки, выполняют сугубо информативную функцию. В то же время, «политический язык» используется в целях манипуляций во многих других сферах общения – в бытовом, рекламном, педагогическом, религиозном общении.
Одной из проблем, связанных с политическим использованием языка, является использование номинативно-классификационных возможностей языка как средства формирования взгляда на действительность (проблема ярлыка): язык может в какой-то степени решить или, наоборот, создать и заострить социальную проблему. Например, такие номинации, как drug abuse, mental illness, criminal, по мнению М. Эдельмана [15], фокусируются на слабостях и отклонении от нормы самого индивида, отвлекая внимание от факта ненормальной социально-экономической среды их существования. М. Эдельман также полагает, что ярлык welfare наводит на мысль, что проблема заключается в благотворительной помощи, поощряющей людей к безделью.
Итак, подводя итоги нашим рассуждениям, констатируем, что в дальнейшем в работе термины политический дискурс и политическая коммуникация мы будем использовать как равнозначные, а под языком политики будем понимать структурированную совокупность знаков, образующих семиотическое пространство политического дискурса.
Политический дискурс относится к числу терминов, употребляющихся в многочисленных работах как нечто общепонятное и не требующее пояснений. Выше уже обсуждались различные толкования термина дискурс в современной лингвистике. В данном случае нас интересует проблема содержания и объема понятия «политический» применительно к дискурсу.
Даже самые поверхностные размышления о том, какие речевые жанры включаются в сферу политического дискурса, вызывают вопросы, на которые не существует однозначных ответов. Например, к политическому или бытовому дискурсу относятся политические слухи и анекдоты? Интервью политика – это политический дискурс или дискурс масс-медиа? Следует ли включать в политический дискурс мемуары политиков, или они, как разновидность литературы (документальная проза), относятся к художественному дискурсу? Если исходить из того, что основной функцией политического дискурса является борьба за власть (агитация за власть, захват и удержание власти, ее стабилизация) [16], то ни один из названных жанров, на первый взгляд, не имеет к борьбе за власть непосредственного отношения и на этом основании должен быть исключен из сферы политического дискурса. Так, А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич считают, что политический дискурс образует «совокупность всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освященных традицией и проверенных опытом...» [1, 6]. При таком узком понимании политический дискурс ограничивается институциональными формами общения.
В рамках лингвистического дискурс-анализа стабильно активно развивается направление, получившее название «политическая лингвистика».
Предметом изучения современной политической лингвистики являются тексто-речевые и коммуникативно-риторические характеристики политического дискурса. Дискурсивный подход к анализу политических текстов – важнейший постулат политической лингвистики.25 (Чудинов А.П. Политическая лингвистика: Учебное пособие. 2-е изд., испр. М., 2007. С. 7, 85). Дискурс в политической лингвистике рассматривается с позиций следующих основных подходов: 1) когнитивный, 2) лексико-семантический, 3) лексико-стилистический, 4) нарративно-репрезентационный.
Политическая лингвистика исходит из того, что вся политическая терминология представляет собой систему метафор, то есть перенос понятий из неполитической семантической системы в сферу политического дискурса. В числе активно эксплуатируемых и трансплантируемых в политический дискурс семантических систем – военная, анималистская, спортивная, строительная, ориентационная. Отсюда – распространенность военной, анималистской, спортивной, строительной и ориентационной метафорики в политическом дискурсе. Примерами могут служить такие широко используемые в современной политической лексике термины как «холодная война», «ястребы» и «голуби», «избирательная гонка», «перестройка», «левые, «правые».
Итак, в определении границ политического дискурса мы исходим из его широкого понимания и включаем в него как институциональные, так и неинституциональные формы общения, в которых к сфере политики относится хотя бы одна из трех составляющих: субъект, адресат или содержание общения. Полевый подход к анализу структуры политического дискурса позволил выявить сферы его соприкосновения с другими разновидностями институционального дискурса (рекламным, научным, педагогическим, юридическим, религиозным, спортивным, военным), а также с неинституциональными формами общения (художественный и бытовой дискурс). Особую роль в бытии политического дискурса играет дискурс масс-медиа, являющийся в современную эпоху основным каналом осуществления политической коммуникации, в связи с чем правомерно говорить о тенденции к сращиванию политического общения с дискурсом масс-медиа.
1.2 Текст и дискурс как многоаспектное лингвистическое явление
В лингвистике текст определяется как «высшая реалия языка» [Золотова и др. 1998: 6]. Язык представляет собой код, систему знаков, которая не подлежит наблюдению непосредственно. Объем словарного запаса, и его реализация обнаруживаются в речи, которую люди строят в процессе коммуникации, и итогом этого процесса является текст. Один из классических определений понятию текст дает И.Р. Гальперина: «Текст – это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку» [Гальперин 2004:18].
Это определение текста – впрочем, как и другие, – не является общепринятым. На сегодняшний день существует более 300 определении текста. Некоторые исследователи считают текстом результат не только письменной, но и устной монологической речи: устный рассказ, устное рассуждение и т. д. Другие допускают, что текстами могут называться и спонтанные диалоги, «разговоры ни о чем», так как в репликах также реализуется определенный речевой замысел, «каковым может быть просто желание пообщаться» [Гольдин и др. 2003: 97]. Но все же типичным текстом признается построенное по определенным нормам письменное произведение.
Неоднозначность определения термина в современной лингвистике нет вызывает удивления так как текст стал особым объектом изучения языковедов лишь в XX в. До этого в традиционной грамматике Левицкого «основной единицей, являвшейся предметом всестороннего анализа <…>, было предложение. Причем это было отдельное предложение, извлеченное из контекста, из всей системы его внешних связей. Тем не менее исследователи не могли в конце концов не обратить внимания на наличие в составе предложения элементов, так или иначе указывающих на его связь с другими предложениями…» [Левицкий 2006: 63–64].
Ближе к концу XX века текст начали воспринимать как особого объекта нашло свое отражение в разных трудах ученых-лингвистов, например, в академической «Русской грамматике» 1980 г.
Но нельзя определять термин как только грамматическое явление. Текстом может называться лишь результат осознанного речетворческого процесса, который является осмысленным, соответствует ситуации, доступный пониманию адресата. Это можно заметить в определении Николаевой: «Текст (от лат. texstus – ткань, сплетение, соединение) – объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность. <…> В языкознании текст – последовательность вербальных (словесных) знаков. Правильность построения вербального текста, который может быть устным и письменным, связана с соответствием требованию „текстуальности“ – внешней связности, внутренней осмысленности, возможности своевременного восприятия, осуществления необходимых условий коммуникации и т. д. Правильность восприятия текста обеспечивается не только языковыми единицами и их соединениями, но и необходимым общим фондом знаний, коммуникативным фоном, поэтому восприятие текста связывается с пресуппозициями» [Николаева 1990: 507].
Связанное и осмысленное сообщение создается не только языковыми единицами, как предпологает большинство людей, но и из знаков и символов других типов. «Современная культурология считает текстом как словесные, так и несловесные сообщения (ритуал, музыка, кинематограф, живопись, город как архитектурный „текст “, составленный градостроителем, ментальность и т. д.) <…> поскольку, как считают современные структуралисты и постструктуралисты, все знание человека о себе и окружающем мире заключено в слове, то можно говорить и о Тексте Культуры (Ю. Лотман), и о Тексте Жизни (Р. Барт)» [Миловидов 2000: 10]. Понимание текста как «осмысленной последовательности любых знаков» [Николаева 1990: 507] – это его семиотическое понимание. «Семиотика (от греч. semein – знак, признак) (семиология): 1) научная дисциплина, изучающая общее в строении и функционировании различных знаковых (семиотических) систем, хранящих и передающих информацию, будь то системы, действующие в человеческом обществе (главным образом язык, а также некоторые явления культуры, обычаи и обряды, кино и т. д.), в природе (коммуникация в мире животных) или в самом человеке (например, зрительное и слуховое восприятие предметов; логическое рассуждение); 2) система того или иного объекта, рассматриваемая с точки зрения семиотики в 1-м значении (например, семиотика данного фильма; семиотика лирики А.А. Блока; семиотика обращений, принятых в русском языке и т. п.). <…>
Существуют три семиотических членения (уровня, аспекта) – синтактика, семантика, прагматика. Синтактика определяется как отношение между знаками, главным образом в речевой цепи и вообще во временной последовательности; семантика в общем виде – как отношение между знаконосителем, предметом обозначения и понятием о предмете; прагматика – как отношение между знаками и тем, кто их использует. В прагматике языка особенно интенсивно исследуются два центра – субъект речи и адресат речи, а также связанные с ними „точки референции “, выражающиеся дейктическими словами, местоимениями, относительными временами глагола и т. д.» [Степанов 1990:440,441].
В живой коммуникации, как правило, вербальный текст в той или иной мере дополняется (в некоторых случаях заменяется) невербальными средствами. Зачастую устная речь сопровождается жестами, мимикой, а письменная – изображениями: таблицами, рисунками, фотографиями, диаграммами (создается инфографика). Помимо этого, письменная речь может быть оформлен разными шрифтами, что в некоторых случаях также имеет значение (сравните, например, «экспрессивный заряд» шрифтов Comic Sans и Monotype corsiva). Элементы ербальных и невербальных средств в живом человеческом общении образуют семиотическое единство. При этом лингвистический анализ применяется лишь к вербальным средствам.
Существование множественности толкований термина текст не позволяет считать термин каноническим, т. е. удовлетворяющим условиям однозначности. На сегодняшний день одним из спорных вопросов является, такой текстовый параметр, как объем («протяженность») текста.
Критерий определения границ текста обуславливаются далеко не языковыми причинами. Начало и конец текста зависят от реальной речевой ситуации (от коммуникативной ситуации). Ученые-лингвисты опираются на следующий постулат: предназначением текста является передача какой-то ни было информации, а «передача и восприятие смысла (информации) является базовой задачей процесса коммуникации, без разрешения которой акт коммуникации не может состояться» [Откупщикова 1982: 30]. По этой причине границей текста условно считают момент перехода к новой информации, к новому смыслу, хотя этот момент осознается скорее интуитивно, субъективно. «Законченность мысли может быть определена как понятность текста: если текст не вызывает никаких дополнительных вопросов, если он понятен без них, значит, он завершен» [Левицкий 2006: 90]. Ученые предлагают в каждой определенной ситуации «членения» потока мысли на тексты руководствоваться следующим правилом: «Если данная последовательность предложений (или данное предложение) не связана со следующей за ней последовательностью (предложением) семантически, что выражено при помощи того или иного языкового способа связи, то мы имеем в данном случае границу связного текста» [Откупщикова 1982: 30]. Вышесказанное правило основывается на «признании цельности и связности» главными свойствами текста.
«В современной лингвистике текста внимание прежде всего акцентируется на двух главных свойствах, составляющих существо текста, – на цельности и связности. Эти свойства предполагают связь, объединение текстовых элементов в одно целое, затрагивая разные стороны организации речевого произведения. Цельность предполагает внутреннюю законченность, смысловое единство текста. Связность заключается в сцеплении элементов текста между собой, причем не только элементов, следующих в тексте непосредственно друг за другом, но и на некоторой дистанции друг от друга. <…>
В зарубежной лингвистической литературе связность и цельность также признаются основными признаками текста. Чаще всего ученые рассматривают их отдельно друг от друга <…>, но иногда их объединяют под одним названием, например „когерентность текста“. Под этим термином понимается специфическая взаимосвязь конституентов текста, наблюдаемая на различных уровнях: а) между предложениями на грамматическом уровне („грамматическая когерентность“), б) между пропозициями на тематическом уровне („тематическая когерентность“), в) между речевыми действиями (иллокуциями) на прагматическом уровне („прагматическая когерентность“). <…>
Т. ван Дейк предпочитает говорить о двух видах связности, характеризующих разные уровни дискурса. Локальная связность определяется отношениями между соседними пропозициями. Глобальная связность имеет более общую природу и характеризует весь дискурс в целом или его большие фрагменты… Но в принципе, здесь речь идет также о связности и цельности – центральных понятиях современного лингвистического анализа текста» [К.А.Филиппов. Лингвистика текста 2003: 134–136].
«Основными, фундаментальными признаются следующие положения теории текста.
1. Любой связный текст – это некое сообщение, порожденное автором текста и предназначенное для восприятия реципиентом (следовательно, любой т текст, с точки зрения автора, заключает в себе информацию, неизвестную для реципиента, т. е. слушателя, адресата, получателя информации).
2. В нормальных условиях речевого общения предложение функционирует не изолированно, а лишь в составе связного текста.
3. Предложение включено в контекст и в конситуациюречи, и его полный смысл может быть распознан лишь при обращении к этому контексту или конситуации» [Н. Кузнецова. Публицистический текст. Лингвистический анализ: 2010, 8]
Осмыслив эти положения и проанализировав любой существующий текст любого стиля, заметим, что действительно трудно извлечь предложение из связного текста, «вырвать» его из словесной ткани, сохранив при этом его смысловую «самодостаточность» (по крайней мере, с воспринимаемым в данный момент предложением этого сделать нельзя: что значит, например, вне контекста сочетание «эти положения»?). Следовательно, мы готовы к тому, чтобы принять еще одно определение текста: «Текст представляет собой почти жестко фиксированную, передающую определенный связный смысл последовательность предложений, связанных друг с другом семантически, что выражено различными языковыми способами» [Откупщикова 1982: 30].
Одной из наиболее известных зарубежных теорий, посвященных описанию общих свойств текста, является концепция Р.-А. де Богранда и В. Дресслера о семи «критериях текстуальности». Под текстуальностью понимается совокупность тех свойств (признаков, параметров), которые присущи тексту: 1) когезия, 2) когерентность, 3) интенциональность, 4) воспринимаемость, 5) информативность, 6) ситуативность, 7) интертекстуальность. Большинство свойств уже упомянуты в предыдущих разделах, теория позволит обобщить их. Представление теории дано, в частности, в монографии К.А. Филиппова.
«Когезия. Данный критерий затрагивает способ образования поверхностной структуры текста. Иными словами, это ответ на вопрос, каким образом соотносятся друг с другом компоненты текста, т. е. те слова, которые мы реально слышим (при восприятии устного текста) или видим (при восприятии письменного текста). <…> Компоненты поверхностной структуры текста соединяются друг с другом посредством грамматических форм и грамматических отношений. <…>
Стандартным примером когезивных отношений признаются отношения между местоимением и его антецедентом (прономинализация): Позвонил Пауль. Он приедет завтра. <…> Следующим средством является полная или частичная рекурренция (повтор): Пауль позвонил. Пауль очень взволнован… При эллипсисе: Я люблю тебя! – Я тебя тоже! – восполнение элинированных компонентов производится на основе содержательного единства описываемой ситуации. <…>
В качестве когезивных средств де Богранд и Дресслер называют также порядок слов, сочинительные средства связи, а также временные формы глагола.
Когерентность. Этот критерий охватывает чисто содержательные (точнее, когнитивные) взаимосвязи в тексте. <…> Когерентность текста основывается на смысловой непрерывности „мира текста“, т. е. смысловых отношений, лежащих в основе текста… „Мир текста“ не обязательно должен соответствовать реальному миру: речь идет о мире, заложенном в основу текста говорящим, его знанием и его интенциями. „Мир текста“ состоит из концептов и отношений между концептами. <…>
В примере У людей искусства особые амбиции. Искусник – это фамилия. Все восхищаются ее искусством. Это трехсложное слово. Программа отличается искусным оформлением. Искусницу зовут Катрин каждое предложение фрагмента содержит средства связи с другим предложением или другими предложениями. К ним относятся лексемы с общим корневым значением, а также местоимения. Тем не менее трудно усмотреть наличие общего смысла у этого фрагмента, потому что в нашем сознании отсутствует слепок подобных взаимосвязей в действительности. А раз смысловая непрерывность „мира текста“ нарушена, то нарушена и когерентность данного фрагмента. <…>
Интенциональность. Под этим признаком понимается намерение производителя текста построить связный и содержательный текст. Этот текст служит определенной цели (например, сообщить кому-либо знание или достичь какой-либо конкретной цели). <…>
Воспринимаемость. Данный термин (как и интенциональность) пришел из теории речевых актов. <…> Под воспринимаемостью понимают ожидание реципиента получить связный и содержательный текст, который является для него нужным или значимым. Эти ожидания реципиента основываются на знакомстве с типами текста, социальным и культурным контекстом, избирательностью целей. <…> Воспринимаемость подразумевает также уместность в той или иной коммуникативной ситуации применяемых языковых средств. <…>
К достоинству приведенной выше трактовки интенциональности и воспринимаемости текста можно отнести уравнивание ролей двух участников акта коммуникации – говорящего лица и реципиента: и тот и другой являются активными партнерами по общению, в своем речевом поведении они учитывают индивидуальные особенности друг друга.
Информативность. Под этим термином понимают степень новизны или неожиданности для реципиента представленных текстовых элементов. <…>
Ситуативность. Текст всегда несет в себе отпечаток той ситуации, в которой он возникает и используется. Особенности ситуации диктуют определенные нормы коммуникативного поведения партнеров, например, при приветствиях, напоминаниях, при отдаче приказа и т. п. Говорящий должен правильно оценить ту или иную ситуацию, чтобы затем адекватно представить ее в тексте. <…>
Интертекстуальность. Данный критерий можно трактовать двояко: во-первых, как соотнесенность конкретного экземпляра текста с определенным типом текста и, во-вторых, как его соотнесенность с другим текстом / другими текстами.
Первый вариант трактовки данного признака в своей основе опирается на различные активно развиваемые ныне текстовые классификации, т. е. на выделение неких классов текстов, обладающих определенным (типичным) набором содержательных и/или формальных признаков (например, интервью, доклад, конспект и т. п.). <…>
Когда говорят об интертекстуальности как соотнесенности с другими текстами, то прежде всего имеют в виду такие специфические речевые жанры, как критика и пародии, весь смысл которых заключается в постоянном соотнесении одного речевого произведения с другим. Однако данная проблема, конечно, не исчерпывается изучением только критических и пародийных произведений. „Интертекстуализмы“ – так некоторые лингвисты называют сигналы-отсылки от одного текста к другому – начинают выдвигаться на передний план лингвистического интереса» [Филиппов 2003: 119–132].
Так как текст является многоаспектным понятием, существуют несколько подходов к его изучению, в том числе в российской лингвистике. Л.Г. Бабенко называет среди них следующие:
«1) лингвоцентрический (аспект соотнесенности «язык – текст»);
2) текстоцентрический (текст как автономное структурно-смысловое целое вне соотнесенности с участниками коммуникации);
3) антропоцентрический (аспект соотнесенности «автор – текст – читатель»), внутри которого выделяются следующие направления: психолингвистическое, прагматическое, деривационное, коммуникативное, речеведческое (жанрово-стилевое);
4) когнитивный (аспект соотнесенности «автор – текст – внетекстовая деятельность»)» [Бабенко 2004: С. 12–14].
Сложившийся в конце XX в. «плюрализм» в понимании текста и в его исследованиях привел к тому, что, по словам В.А. Миловидова, «современная филология все чаще демонстрирует явную неудовлетворенность понятием „текст “» [Миловидов 2000: 21] и отказывается употреблять его без пояснения через синонимические понятия. Важнейшим из таких понятий оказался дискурс.
Историческая многозначность термина дискурс
На этот день понимание термина дискурс представителями разных научных школ различно. Впрочем, следует указать, что и в работах одного и того же исследователя, например, в работах классика теории дискурса Мишеля Фуко, этот термин может выступать в разных значениях.
«Следует признать <…>, что сам термин дискурс получает множество применений. Он означает, в частности:
1) эквивалент понятия „речь“ в соссюровском смысле, т. е. любое конкретное высказывание;
2) единица, по размеру превосходящая фразу, высказывание в глобальном смысле; то, что является предметом исследования „грамматики текста“, которая изучает последовательность отдельных высказываний;
3) в рамках теории высказывания, или прагматики, „дискурсом“ называют воздействие высказывания на его получателя и его внесение в „высказывательную“ ситуацию (что подразумевает субъекта высказывания, адресата, момент и определенное место высказывания);
4) при специализации значения 3 „дискурс“ обозначает беседу, рассматриваемую как основной тип высказывания;
5) у Бенвениста „дискурсом“ называется речь, присваиваемая говорящим, в противоположность „повествованию“, которое разворачивается без эксплицитного вмешательства субъекта высказывания;
6) иногда противопоставляются язык и речь (langue/discours) как, с одной стороны, система мало дифференцированных виртуальных значимостей и, с другой, как диверсификация на поверхностном уровне, связанная с разнообразием употреблений, присущих языковым единицам. Различается, таким образом, исследование элемента „в языке“ и его исследование в речи;
7) термин „дискурс“ часто употребляется также для обозначения системы ограничений, которые накладываются на неограниченное число высказываний в силу определенной социальной или идеологической позиции. Так, когда речь идет о „феминистском дискурсе“ или об „административном дискурсе“, рассматривается не отдельный частный корпус, а определенный тип высказывания, который предполагается вообще присущим феминисткам или администрации;
8) по традиции А. Д. определяет свой предмет исследования, разграничивая высказывание и дискурс: высказывание – это последовательность фраз, заключенных между двумя семантическими пробелами, двумя остановками в коммуникации; дискурс – это высказывание, рассматриваемое с точки зрения дискурсного механизма, который им управляет. Таким образом, взгляд на текст с позиции его структурирования „в языке“ определяет данный текст как высказывание; лингвистическое исследование условий производства текста определяет его как „дискурс“» [Серио 1999: 26–27].
Обзор классических и новейших толкований терминов текст и дискурс дает Н.В. Петрова, приводя обширнейшую библиографию по теме: «Текст есть продукт процесса порождения и интерпретации. Дискурс представляет собой динамический процесс, частью которого является текст. Таким образом, анализ текста – это лишь часть анализа дискурса. Понимание дискурса как сложного коммуникативного события при лингвистическом подходе (как сложного семиотического события – при широкой трактовке понятия „текст“) становится более или менее устойчивым на настоящем этапе развития науки, как и различение понятий „дискурс“ и „текст“: текст (вербальный или невербальный) рассматривается лишь как часть дискурса, его знаковый продукт» [Петрова 2003:125,129].
Несколько иное соотношение понятий представлено в монографии К.Ф. Седова: «Дискурс – объективно существующее вербально-знаковое построение, которое сопровождает процесс социально значимого взаимодействия людей <…>. Текст – это не что иное как взгляд на дискурс только с точки зрения внутреннего (имманентного) строения речевого произведения. В рамках такого понимания термины дискурс и текст соотносятся как родовое и видовое понятия» [Седов 2004: 8, 9].
В современной отечественной когнитивной лингвистике дискурс становится предметом изучения в большей степени синхронных [Елизарова 2000; Попова 2001; Грушина 2001; Хомякова 2002 и др.] и, значительно реже, исторических исследований, в которых термин дискурс применяется к деловым текстам XVI–XVII вв. Это противоречит традиции, представленной, в частности, в статье Н. Д. Арутюновой в «Лингвистическом энциклопедическом словаре». В соответствии с традицией «термин „дискурс“, в отличие от термина „текст“, не применяется к древним и другим текстам, связи которых с живой жизнью не восстанавливаются» [Арутюнова 1990: 137].
Таким образом, термин дискурс употребляется в том случае, когда исследователь стремится подчеркнуть связь текста – «произведения речетворческого процесса» – с «живой жизнью», с прагматической ситуацией. Особенно ярко эта связь проявляется в проекции на использование языка в СМИ. Его исследователи предлагают следующее толкование термина: «С нашей точки зрения, дискурс – это ограниченный вполне определенными временными и общими хронологическими рамками процесс использования языка (речевая деятельность), обусловленный и детерминируемый особыми типами социальной активности людей, преследующий конкретные цели и задачи и протекающий в достаточно форсированных условиях не только с точки зрения общих социально-культурных, но и конкретных индивидуальных параметров его реализации. <…> В понятие дискурса не вводится ограничений ни на тип речевой деятельности (устный или письменный), ни на участников этой деятельности (ср. монолог, диалог, полилог), зато вводится противопоставление дискурса и текста (как любого результата указанного процесса) и фокусировка внимания на рассмотрении дискурсивной деятельности on-line, т. е. по мере его протекания и осуществления – планирования, программирования и реализации» [Язык СМИ… 2004:131].
1.3 Политический дискурс – особый тип дискурса
При выделении типов дискурса необходимо иметь представление о том, где пролегает граница между разными дискурсами. Этим вопросом задавались исследователи многих типов дискурса. Так, в исследовании Л.Филлипс рассматривался дискурс о проблемах окружающей среды и политической акции в Дании по этому поводу на материале интервью отдельных людей и социальных групп [31]. Перед автором встала дилемма: считать данный дискурс политическим или научно-популярным, посвященным вопросам экологии. Подобные сложности возникали и при анализе медицинского дискурса: выделять ли дискурс об альтернативных методах лечения в рамках медицинского или рассматривать его в качестве самостоятельного типа, учитывая тот факт, что первый имеет своеобразную лексику, отражающую отличные от традиционных способов оздоровления организма [21. С. 220]. Столкнувшись с такого рода проблемой при изучении военного дискурса, Н.Фэркло выделил не только военный дискурс, но и дискурс военного нападения, а внутри последнего предложил рассматривать официальный дискурс военного нападения и фиктивный дискурс военного нападения [27. C. 95]. Таким образом получается, что дискурсивный материал можно разделить на бесчисленное множество типов дискурса.
В попытке найти ключ к решению проблемы типологии дискурса Л. Филлипс и М. Йоргенсен советуют относиться к дискурсу в значительной степени как к «аналитической концепции» и определять его границы «стратегически по отношению к целям исследования»: цели исследования определяют позицию, «которую исследователь занимает относительно материала и, следовательно, то, что можно рассматривать как отдельный дискурс». При этом, однако, они подчеркивают необходимость учитывать социальные институты и организации, поскольку речь идет об анализе языка, используемого в различных сферах социальной жизни [21. С. 219–224].
Рассмотрим принципы структурирования политического дискурса. В связи с этим целесообразным представляется проанализировать дефиниции слова «политика», что, на наш взгляд, может помочь определить границы интересующего нас явления. Анализ толковых словарей, как русскоязычных, так и англоязычных, свидетельствует, что это понятие весьма многозначно и может использоваться в узком и широком смысле. Этимологически лексема восходит к древнегреческому слову πολιτική – «государственная деятельность», образованному от πόλις – «город, государство», и означает искусство управления государством, деятельность органов государственной власти, которая зависит от общественного строя и экономических отношений [11; 33]. Это определенным образом направленная деятельность государства или социальных групп в различных сферах: экономике, социальных и национальных отношениях, демографии, безопасности и т.д. Кроме того, слово «политика» может означать вопросы и события общественной, государственной жизни [13]. Это – узкое значение, связанное с понятием и функциями государства.
В широком смысле слово «политика» используется для обозначения программы действий, различных видов деятельности человека, общественного института по руководству кем или чем-либо. В таком случае можно говорить о политике организации, об образовательной политике на уровне городского муниципалитета, о семейной политике и т.п. Данная лексема может использоваться также для обозначения совокупности действий и мер, направленных на достижение определенных целей.
Заметим, что в английском языке существует несколько однокорневых лексем, близких по значению – policy, politics, polity. Слово policy используется в значении «политика, линия поведения, установка, стратегия, а также политический курс». Cемантическую структуру лексемы politics составляют следующие компоненты: политика, искусство управления, стиль и принципы поведения; политическая жизнь, деятельность, события, взгляды, убеждения; политическая линия, т.е. идеи и деятельность, осуществляемые с целью получения власти в стране или за еепределами [29]. Данная лексема означает также искусство или науку о том, как влиять на идеи и убеждения отдельных личностей или общества в целом. И, наконец, polity обозначает форму правления, общественный или государственный строй, устройство [25; 29; 33].
Следует отметить, что понятие «политика» составляет единицу описания в различных специальных словарях, таких как социологический, философский, политологический, в которых акцентируются различные аспекты его значения. Так, в социологическом словаре делается акцент на социальной стороне понятия: «сфера деятельности, связанная с отношениями между классами, нациями и другими социальными группами, основным содержанием которых является завоевание, удержание и пользование властью; деятельность общества как целого в определенном направлении, осуществляемая с помощью соответствующих обществ, организаций (политических партий), а также деятельность классов и иных социальных групп, связанная с определением содержания и форм, задач и функций государства, а также его взаимоотношений с другими государствами»[18].
Философская интерпретация понятия близка к социологической, однако в ней делается акцент на власти и государстве. В своей статье в «Новейшем философском словаре “Словопедия”» В.С. Тарасов дает следующее определение этому понятию: «политика – сфера деятельности человека, связанная с распределением и осуществлением власти внутри государства и между государствами. Политика как особая форма социальной деятельности возникает вместе с государством и той иерархической системой власти, которая призвана обеспечить в обществе гражданский порядок на основе четкого разграничения отношений господства и подчинения» [19]. Возникновение термина «политика» связывают с одноименным трактатом Аристотеля о государстве, правлении и правительстве [32].
Политологическое толкование термина включает три компонента: 1) определенная сфера общественной жизни, которая служит для согласования общих и частных интересов, осуществления господства и поддержания порядка, реализации общезначимых целей и руководства людьми, а также регулирования ресурсами и управления общественными делами; 2) способ совместной и индивидуальной активности социальных субъектов, вид деятельности и социального поведения; 3) тип социальных отношений (между индивида-ми, группами и т.д.), вид человеческого общения. Политологи при описании феномена «политика» прибегают к понятиям polity, policy, politics, используемым в английском языке. Так, с понятием polity связывают институциональную политику, определяемую конституцией, парламентами, системой специализированных органов государственной власти (судебной системой) и т.д. Понятие policy представляет политический курс, стратегию поведения. И, наконец, politics передает процессный характер политического термина, политическое волеизъявление, которое может приобретать интеллектуальные, оценочные и социально-психологические формы [3].
Политика, как деятельность в сфере институциональной общественной жизни, может осуществляться на разных уровнях: 1) на низшем уровне, который включает решение местных вопросов: жилищные условия, муниципальное образование, общественный транспорт и т.п.; 2) на локальном, или региональном уровне, который предполагает государственное вмешательство; политика на этом уровне осуществляется группами и институтами, заинтересованными в развитии своего региона; 3) на национальном уровне, который занимает центральное место в теории политики, что определяется положением государства как основного института распределения ресурсов; 4) на международном уровне, на котором основными субъектами политической деятельности выступают суверенные государства [3]. Соответственно, выделяют мировую, внешнюю, внутреннюю, региональную, военную, экономическую, демографическую, правовую, экологическую и др. виды политики.
Для определения объема понятия «политика» важно замечание политологов, что ее роль как особой сферы общественной жизни обусловлена тремя свойствами: универсальностью, т.е. ее всеобъемлющим характером, способностью воздействовать на любые стороны жизни, элементы общества, отношения, события; включенностью, или проникающей способностью, т.е. возможностью безграничного проникновения во все области и, как следствие, атрибутивностью, т.е. способностью сочетаться с неполитическими общественными явлениями, отношениями и сферами[3].
На основе семантической структуры понятия «политика» можно определить объем феномена «политический дискурс»: узкое понимание политики предполагает институциональный дискурс, в то время как дискурсивная реализация политики в широком смысле реализуется в неинституциональном дискурсе.
Узкого определения политического дискурса придерживается Т.А. ван Дейк, по мнению которого политический дискурс – это дискурс политиков, реализуемый в виде правительственных документов, парламентских дебатов, партийных программ, речей политиков. Ограничивая политический дискурс деятельностью политиков, т.е. профессиональными рамками, ученый подчеркивает его институциональный характер [4; 26].
Е.И. Шейгал в своем исследовании предлагает полевой подход к анализу структуры дискурса политики и считает дискурс политическим, если к сфере политики относится хотя бы одна из трех составляющих: субъект, адресат или содержание речевого произведения.
В центре поля находятся первичные жанры (программные документы, заявления, речи, дебаты и т.д.), а на периферии – вторичные, или маргинальные жанры, сочетающие в себе элементы политического и других видов дискурса (например, аналитические статьи, бытовые разговоры, письма в редакцию, карикатуры, пародии и т.д.) [23. C. 244 – 245]. Таким образом, полевой подход, по мнению автора, позволяет выявить сферы соприкосновения политического дискурса с другими разновидностями институционального дискурса (научным, педагогическим, юридическим, религиозным и др.), а также с неинституциональными формами общения (художественный и бытовой дискурсы). По сути, этосодержательно-тематический принцип, основанный на характере референции текста. Отмечая особую роль СМИ в реализации политического дискурса, благодаря которым он становится публичным, адресованным широкой аудитории, исследователи говорят о тенденции к сращиванию политического дискурса с дискурсом масс-медиа [15. C. 90; 23].
Рассмотрение дискурса с позиции авторства также позволяет очертить объем понятия политический дискурс. Так, с точки зрения субъекта речи С.Н. Плотникова предлагает разделить политический дискурс на дискурс политиков и дискурс реагирования. Термин «дискурс реагирования» означает любой дискурс, произведенный в качестве реакции на дискурс политика [14]. Дискурс реагирования вторичен по отношению к политическому дискурсу в том смысле, что реагирующий всегда выступает в роли человека отвечающего.
И если дискурс политика является институциональным, то дискурс реагирования носит неинституциональный характер [7; 14].
В целом, широкое рассмотрение политического дискурса на основе содержательно-тематического принципа и адресанта может варьироваться и включать следующие его разновидности [см., напр.: 2; 9; 16; 22; 23]:
– институциональный политический дискурс, в рамках которого используются тексты, непосредственно созданные политиками и используемые в политической коммуникации (политические документы, парламентские речи и дебаты, публичные выступления и интервью политических лидеров и т.д.). Сюда же можно отнести официальный политический дискурс, связанный с аппаратной коммуникацией, в рамках которой создаются тексты, предназначенные для сотрудников государственного аппарата;
– масс-медийный (медийный) политический дискурс, в рамках которого используются тексты политической тематики, созданные журналистами и распространяемые посредством прессы, телевидения, радио, интернета;
– тексты, созданные «рядовыми гражданами», которые, не являясь профессиональными политиками или журналистами, эпизодически участвуют в политической коммуникации. Это могут быть разного рода письма и обращения, адресованные политикам или государственным учреждениям, письма в СМИ, связанные с политическими событиями и др.;
– политические детективы, политическая поэзия, а также тексты политических мемуаров;
– посвященные политике тексты научной коммуникации.
Безусловно, упомянутые речевые произведения можно считать политическим дискурсом. Вызывает сомнение, однако, правомерность включения в структуру политического дискурса таких жанров как политический детектив и политическая поэзия. Скорее это область беллетристики, которая основана на художественном вымысле и, если и отражает реальные события, то сквозь призму художественного осмысления действительности. Вместе с тем в число системообразующих признаков политического дискурса, наряду с такими, как институциональность, информативность, смысловая неопределенность, фатомность, федеистичность, эзотеричность, дистанцированность и авторитарность, театральность, динамичность и т.д. [см.: 23. С. 57–91], целесообразно, на наш взгляд, включить параметр «реалистичность», или жизненность (отражение жизненной ситуации, злободневность, насущность), который характеризует политический дискурс как актуальный. Кроме того, этим жанрам не свойственны важные черты, которые приписываются политике и, соответственно, политическому дискурсу – универсальность и включенность (т.е. способность проникать во все сферы жизни).
Что касается политических мемуаров, то они, как правило, описывают реальные события и могут быть отнесены к институциональному или неинституциональному дискурсу в зависимости от того, созданы ли они действующим или бывшим политиком. Это относится и к научному политическому дискурсу: политолог, создавший текст, может представлять определенный институт, а может выражать собственное мнение, не совпадающее с мнением организации или редакции.
Представим разграничение различных видов политического дискурса в соответствии с содержательными характеристиками и адресантом в следующей таблице:
Виды политического дискурса
Институциональный Неинституциональный
Дискурс политика
аппаратный (служебный, внутренний);
политический дискурс, ориентированный на общение внутри государственных или общественных
структур;
политический дискурс в публичной
политической деятельности (политические документы, парламентские речи и дебаты, публичные выступления и интервью политических лидеров и т.д.);
политические мемуары (действующего политика)
Дискурс политика
политические мемуары (бывшего политика)
Дискурс реагирования
политический дискурс, осуществляемый журналистами и распространяемый посредством прессы,
телевидения, радио, интернета;
научный дискурс (политолога), посвященный вопросам политики
Дискурс реагирования научный дискурс (политолога), посвященный вопросам политики; политический дискурс рядовых граждан, не являющихся профессионалами в данной области;
письма в СМИ, связанные с политическими событиями
В данной работе не затрагиваются свойства, выделяемые разными авторами в политическом дискурсе, которые также могут рассматриваться как его индикаторы, например: полемичность, пропагандистская лозунговость, идеологизация, претензия на абсолютную истину, метафоричность и др. [22; 23; 28].
Таким образом, анализ семантической структуры понятия «политика», равно как и различные ракурсы рассмотрения – содержательно-тематический на основе лингвистических параметров (анализа лексики, грамматических структур, метафор) и коммуникативно-прагматический, т.е. с точки зрения субъекта речи, или адресанта – позволяют применить широкий подход к определению политического дискурса и включать в него как институциональный, так и неинституциональный виды дискурса, автором которого является политик или который адресован политику как дискурс реагирования на политические события.
2 ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА НА МАТЕРИАЛЕ СМИ
2.1 СМИ в системе политической коммуникации
Язык политики входит в литературный язык как его важнейшая составная часть. Сюда относятся выступления и речи лидеров партий и государства, решения съездов, листовки, прокламации, политические передачи телевидения,
радио, политические материалы и жанры газет, журналов и др. И хотя язык политики входит в литературный язык, он образует относительно самостоятельную сферу внутри него (как, например, язык науки), которая оказывает сильней-шее влияние на весь литературный язык.
В отличие от других стилевых образований язык политики лишен, как правило, узкоспециальных средств.
И весь состав политического словаря – это, за редкими исключениями, общеупотребительная и общедоступная лексика. В этом заключается одна из языковых причин сильного воздействия языка политики на массы, на литературный язык. Главная же содержательная причина – заключенный
в языке политики прагматический потенциал. Политика затрагивает интересы каждого человека, поэтому и язык ее обладает сильнейшим воздействием.
Рассмотрим подробнее, как осуществляется это воздействие, но в соответствии с общей темой данной монографии будем иметь в виду язык политики не во всем его объеме, но прежде всего язык политики в СМИ, в данном разделе – в языке газеты. Именно через каналы массовой информации язык политики становится достоянием литературной речи.
В лингвистическом плане язык политики – это прежде всего общественно-политическая лексика, широко и обильно представленная в СМИ. Общественно-политическую лексику можно определить как часть словаря литературного языка, которую составляют названия явлений и понятий из области политической жизни, т. е. из сферы политической, социально-экономической, мировоззренческо-философской.
Общественно-политическая лексика получила распространение во многих стилях. Она встречается и в разговорной речи, и в языке художественной литературы, и в официально-деловом, научном стилях. Но особенно важно значение общественно-политической лексики в газете (шире – в СМИ), освещающей события внутренней и международной жизни. По употребительности, удельному весу, концептуальной значимости обозначаемых понятий общественно-политическая лексика занимает центральное место в газете, составляет ядро ее лексико-фразеологического фонда. Так, в первой сотне знаменательных слов в Частотном словаре языка газеты слова общественно-политической тематики составляют 22% – 22 слова. В известном смысле общественно-политическая лексика – это своеобразная терминология публицистики, неотъемлемая часть газетного лексикона, так как содержание последнего – прежде всего общественно-политическая тематика. Поэтому общественно-политическая лексика не является специальной в газете. Это своя, подлинно публицистическая (газетная) лексика. При этом среди различных пластов общественно-политического словаря наиболее употребительна лексика, выражающая важные идеологические понятия. Ее можно назвать концептуальной.
Эта лексика отражает суть, политическое содержание переживаемого обществом исторического момента.
Общественно-политическая лексика особенно восприимчива к социальным воздействиям, что объясняется ее природой. Обозначая понятия и явления, близко касающиеся жизни, интересов людей, общественно-политическая лексика подвергается социально-идеологической дифференциации, отражающей различные политические, идеологические устремления тех или иных слоев, групп социума. В результате в общественно-политических словах, прежде всего концептуальных, развивается оценочная окраска. Оценочность есть всегда следствие «включения в семантическую структуру слова дополнительных элементов, отражающих классовую, социально-групповую оценку называемого, обозначаемого предмета, явления. Оценка варьируется в зависимости от субъекта речи, ее адресата, которые воспринимают общественную деятельность с определенных классово-идеологических позиций».
Таким образом, концептуальная лексика, обладая социально-оценочной окраской, выражая основные понятия, содержание, направление публицистики, выделяется в ней как один из важнейших ее разрядов; это своеобразная терминология газетно-публицистического стиля, связанная с выражением важнейших идеологических понятий.
Следует отметить, что даже многие нейтральные с обще-стилистической точки зрения общественно-политические слова (не имеющие стилистических помет в толковых словарях) облекаются в газете, в текстах общественно-политического содержания оценочной экспрессией.
Так, большая группа общественно-политических слов – некоторые термины политической экономии, конкретной экономики, философии, других социальных наук – не содержат в своей семантике социально-оценочных элементов (капитализм, феодализм, монархия, маркетинг, лизинг, производство, прибыль, накопление, выборы и др.). Однако в речи, в контексте они могут приобретать социально-оценочную окраску.
Важно отметить подвижность в приобретении общественно-политическими словами оценочности, изменении ее под влиянием меняющейся социальной действительности. Так, некоторые слова, такие, как бизнес, бизнесмен, монопольный, монополия, изменили знак оценки: негативную (часто ироническую) сменили на нейтральную и даже позитивную.
Таким образом, общественно-политическая лексика составляет ядро газетного словаря, терминологию газеты как в качественном отношении – передает важность, значимость выражаемых этими словами понятий, их социальную оценку, так и в количественном отношении – составляет значительную долю в общем объеме лексики газеты. Близка к общественно-политической лексике, прежде всего по функции, газетная оценочная лексика. Этот многообразный влиятельный в газете лексический пласт удовлетворяет острую потребность газетно-публицистической речи в выражении социальной оценки предметов, явлений общественной жизни. Формируемый из разных слоев общелитературной лексики, анализируемый разряд используется в газете как единый, однородный в функциональном и стилистическом отношении. Практически весь литературный язык выступает материалом для формирования характерной системно организованной газетной оценочной лексики. Но некоторые лексические пласты особенно продуктивны. Это прежде всего специальная лексика (преимущественно некоторые ее разряды), книжная, разговорная.
Хотя газетная оценочная лексика, строго говоря, не является общественно-политической (во всяком случае, не всегда), она близка к ней по оценочной функции и не выделяется на ее фоне в стилистическом отношении.
Употребляясь вместе с общественно-политической лексикой, газетная оценочная лексика поддерживает и развивает заложенные в ней смыслы, оценочную направленность. Поэтому ее не следует резко отделять от общественно-политической лексики. Напротив, обе эти группы составляют единый в функциональном отношении пласт, во многом определяющий стилевой облик газеты.
Формирование важнейшего разряда газетной оценочной лексики, близкой к общественно-политической, определяется действием газетно-публицистической специализации.
Специализация языковых средств – общестилевой принцип. Он действует в каждом функциональном стиле, создавая средства, соответствующие установке, конструктивному принципу того или иного стиля.
В языке газеты специализация определяется принципом социальной оценочности. Он обусловливает выбор источников пополнения газетного словаря, состав лексики, направление и характер ее развития, выступает как основа ее системной организации. В результате газетно-публицистической специализации создается новая, иная, по сравнению с общелитературным языком, системность организации лексики.
С принципом социальной оценочности связан и процесс метафоризации специальной лексики – один из продуктивнейших источников пополнения газетного словаря.
Особенность газетно-публицистической метафоризации специальной лексики заключается не в сужении значения, как, например, при переносном использовании разговорно-бытового слова в научном стиле, не в отработке его логического содержания, а, напротив, в закреплении обобщенного широкого значения, создающего благоприятную почву для развития в слове оценочности. Очень проницательно писал об этом процессе Ю. Н. Тынянов: «…Для того, чтобы убедить, нужны сглаженные слова; такие слова имеют большую эмоциональную убедительность. Ведь когда слово сглаживается, – это значит, что оно имеет настолько широкий лексический объем, что в каждом конкретном случае оно уже не имеет “своего" специфического значения, – но является как бы названием всего лексического объема, своим собственным названием. Оно совершенно отвыкается от конкретности, но в нем остается клубок ассоциаций, очень эмоциональный, хотя и спутанный».
Метафоризация, тесно связанная с расширением значения, непосредственно ведет к приобретению словом оценочности. Даже сам выбор источников метафоризации имеет оценочный характер. Например, использование в качестве метафор «космической» лексики и фразеологии имеет, как правило, позитивно оценочный характер. Употребление «зрелищной» лексики дает обычно негативно оценочный эффект.
Выбор отраслей наук, из которых черпается специальная лексика, носит традиционный и закономерный характер.
Исследователями справедливо отмечалось, что метафоризации подвергаются прежде всего термины наук общественно значимых, актуальных в тот или иной период. Так, в 30 – 40-е гг. ХIХ в. наиболее активно вовлекались в общелитературный язык термины математики, механики, астрономии, отчасти химии, в 60–80-е гг. – термины физики, биологии и медицины.
В современной публицистике на первый план выдвигаются искусство (театр, музыка, цирк и т. д.), литература, медицина, спорт. Особое место занимают области науки и техники, связанные с освоением космоса, космоплавание. Социальный авторитет той или иной области общественной жизни, к которой принадлежит метафоризируемая специальная лексика, как бы переходит на переносно используемые слова, обозначающие новые понятия. В этом прежде всего заключается мотивировка отбора сфер специальной лексики в качестве источников метафоризации. Главная же цель и назначение метафоризации специальной лексики – извлечение социально-оценочного (позитивного или негативного) эффекта. О продуктивности фактора метафоризации специальной лексики свидетельствует серийный характер этого процесса.
Метафоризации подвергаются целые тематические группы, имеющие однородный (в пределах серии) экспрессивно-оценочный характер. Индивидуальное употребление слова на фоне типизированного переносного использования лексико-тематической группы дополняет, обновляет последнюю.
Ср., например, группу слов, обозначающих стихийные силы природы: буря, гроза, облако, ураган, смерч, гром, туча, тайфун, шквал, шторм и др. Почти все слова этой тематики подвергаются метафоризации. Использование их носит регулярный функционально тождественный экспрессивно-оценочный характер. Смысловое различие заключается в выражении силы, размаха того общественного явления или события, которое обозначается словом данной серии. По степени интенсивности переносного значения слова образуют своего рода шкалу и различаются в газетно-публицистической речи по этому признаку. Ср.: буря возмущения, валютные бури, шквал разоблачений, ветер перемен.
Лексическая система языка газеты имеет открытый характер, т. е. в любом произвольно взятом синхронном срезе лексики обнаруживаются закономерно взаимодействующие и взаимосвязанные лексические разряды. Конкретный же состав лексем, входящих в эти разряды, относительно постоянен лишь для определенного периода. В диахроническом плане он подвижен, подвержен регулярным изменениям. Открытый характер лексической системы газеты обусловливает и процессы развития литературного языка.
Литературный язык испытывает постоянное воздействие языка газеты (шире – СМИ) и особенно важнейшей ее составной части – языка политики, социально и концептуально значимой, определяющей не только характер и направление деятельности СМИ, но и выбор слова, стилевой облик и многие другие качества. Но газета не просто переносит политические слова и термины на свои страницы. Она нередко в соответствии с идеологическими установками меняет их смысл, вкладывая в них разное содержание, оценку. Ср., например, такие слова, как свобода, демократия, содержание каждого из которых может быть прямо противоположным в зависимости от идейных установок партий, движений, групп. Используя общественно-политическую лексику, газета нередко толкует ее по-своему.
В прагматической структуре политической коммуникации представители СМИ выполняют роль медиатора – посредника между политиками и народом. В нашем понимании роль эта в какой-то мере близка роли адресата-ретранслятора, но не вполне с ней совпадает. Коммуникативная задача адресата-ретранслятора заключается в получении сообщения и доведении его до действительного адресата (Почепцов 1986). Медиатор, как нам представляется, отличается от ретранслятора, во-первых, тем что далеко не всегда он является тем адресатом, которому политик-адресант намеренно передает сообщение для озвучивания перед массовой аудиторией – нередко журналист получает текст косвенным путем, выступая в активной роли «охотника за информацией». Во-вторых, процесс «ретрансляции» у медиатора, как правило, сопровождается его собственным вкладом в коммуникацию, и, таким образом он выступает в роли соавтора политика.
В зависимости от степени такого «соавторства» можно выделить следующие функциональные варианты роли журналиста-медиатора:
– собственно ретранслятор (озвучивает напрямую высказывания политика);
– рассказчик (высказывания политика передаются не цитатно, а в пересказе);
– конферансье (его функция сводится к представлению политика и темы, по которой тот собирается выступать);
– интервьюер (предоставляя слово политику, контролирует ход коммуникации, выражает свою точку зрения);
– псевдокомментатор (ангажированный журналист, который говорит «как бы от себя», но при этом озвучивает точку зрения определенного политика);
– комментатор (ближе всего стоит к роли самостоятельного агента политического дискурса, так как прежде всего выражает свою точку зрения, цитируя и пересказывая высказывания политиков).
В большинстве случаев, речь политических деятелей в газетах передается частично и с комментариями специальных корреспондентов. Они в свою очередь, прибегая к закону экономии языковых средств, передают суть сказанного различными способами: пересказ содержания с частичными цитатами спикера или же простое сокращение текста. В казахстанских газетах чаще всего встречаются журналисты-комментаторы и журналисты-рассказчики. Так, например, в номере №87 (17445) от 18.05.12 журналист Наталья Терентьева ежедневной общественно-политической республиканской газеты «Экспресс К» дает пояснение в начале: «Вчера сенатора Гани Касымова в очередной раз разгневала телекухня, потчующая зрителей всякой дрянью. Его рецепт пилюли от безнравственности – создание общественного телевидения и учреждение должности зама премьер-министра по идеологии. Кандидатов на ответственный пост парламентарий пока выдвигать не стал», комментирует в ходе: «Благодаря телевизионной вседозволенности, по мнению народного избранника, молодежь снова устраивает разборки в духе 90-х». Подобное явление наблюдается и в газете «ВА» в номере от 20 ноября 2014года: «Сокращать потоки казахстанских туристов за рубеж необходимо в Казахстане. Такое мнение на заседании общенациональной коалиции демократических сил «Казахстан-2050» высказал председатель «Партии патриотов» Гани Касымов, сообщает корреспондент "Вечерней Астаны"». Сотрудники СМИ не ограничиваются вступительными словами, но также завершают косвенной речью, передавая слова политика другими языковыми средствами: «… сказал Гани Касымов, отметив, что выделение огромных бюджетных средств, которые пойдут на строительство дорог через Национальный фонд, надо увязать с местным бюджетом. По его словам, при развитии инфраструктуры будет развиваться внутренний туризм и уменьшаться внешний».
В «КП» пояснения даются только перед новым высказыванием, подготавливая читателя к основной информации: «Президент Нурсултан Назарбаев объявил о новой экономической политике "Нұрлы жол", передает корреспондент."Мы часть мировой экономики…", – сказал Президент». [КП; 2014], или же подзаголовки к каждой новой мысли в тексте: «Адаптироваться к новым реалиям… Экономить с умом и не на людях…» при этом используя различные языковые «приемы» такие как трансформы, инверсия, парцеляция, цитата и т.д.
В зависимости от источника один и тот же текст представляется по-разному. На сегодняшний день в Казахстане существует более пятидесяти общественно-политических газет государственного уровня. Не исключено, что большинство издательств, преследуя определенные цели, прибегают к различным способам рекламны для привлечения большого количества читателей. Заголовки статьей являются одной из важных компонентов публикации в том числе политического содержания. «Заголовок – главный тезис любого газетного материала – как средство организации внимания, воздействия и внушения играет большую роль в журналистике. Он привлекает, подготавливает восприятие, рекламирует текст» [Д.С. Сурова. Заголовок как компонент публицистического (газетного) текста в прагматическом аспекте: 2010, 3]. Именно заголовкам в силу важности этой единицы в газетном тексте уделяется особое внимание как самим автором, так и адресатом. Заголовок берет на себя важнейшие функции текста.
В связи с ростом роли СМИ в восприятии человеком действительности возрастает количество работ отечественных и зарубежных лингвистов, исследующих различные аспекты журналистского творчества, функций СМИ в современном мире, проблемы языковой личности. (российские ученые - В.Г. Костомаров, Г.Я. Солганик, К.И. Былинский, казахстанские ученые - В.И. Жумагулова, Е.А. Журавлева, Н.И. Гайнуллина, Б.Ж. Раимбекова, Г.П. Байгарина, М.С. Абишева, Б. Ахатова, В.Т. Абишева, Д. В. Сизов, Д. Сурова и др.).
Воздействие на адресата осуществляется с помощью экспрессивных средств языка и речи. Экспрессивность как понятие имеет неоднозначную трактовку, рассматриваясь как часть семантики слова, за пределами структуры значения слова. Ее относят к семантическим, синтаксическим, стилистическим категориям. Экспрессивная функция опирается на коннотативное значение слова (конструкции), являющееся результатом приращения к денотативному значению дополнительных семантических компонентов (оттенков, сем, элементов, значений, окрасок).
Коннотация является семантической категорией, которая связана со всеми эмоционально-оценочными, образными, стилистическими компонентами значения слова. Подчеркивая полиструктурность терминологическое многообразие ее составляющих сводится в реферируемой диссертации к термину «компонент».
С точки зрения прагматики в качестве компонентов в состав коннотации нами включаются:
- эмоциональность, которая понимается как выражение средствами языка переживаний и чувств человека: «Есть такая служба – родину развивать» (ЭК №207 (17565) от 7.11.1012). Здесь наблюдается переживание за страну, которая выражается нейтральной лексикой. Можно разглядеть, что автор имеет ввиду не наличие такой профессии, а делает акцент на этом. «Не выносите мне мозг» (ЭК № 87 (17445) от 18.05.2012). На этом заголовке можно увидеть крайнюю степень экспрессии, которая носит негативный характер. В контексте можно увидеть явно выраженную коннотацию: « Это невозможно смотреть! – вскипел Касымов, озвучивая депутатский запрос главе кабмина Кариму Масимову. – Насилие, разврат, криминальные истории, сериалы и убийства с утра до вечера» (ЭК № 87 (17445) от 18.05.2012).
- оценочность, как оценивание предметов, явлений, отношений в формате характеристик «хорошо» (+) – «плохо» (–), базирующихся на сфере общечеловеческих ценностей: «К курортным местам Казахстана невозможно подъехать ни на одном джипе - Г. Касымов» (ВА, 20 Ноября 2014). Один из заголовков, который соответствует нескольким критериям подряд. В первую очередь автор выражает свое отношение к казахстанским дорогам, применяя стилистический прием градацию, дает «плохую» оценку. Так же наблюдается эмоция, то есть переживание со стороны говорящего.
- образность как способность единицы создавать целостное наглядное представление на основе образного переосмысления действительности: «Время перемен – время возможностей» (КП 12.02.2015);
- стилистическое значение как приращение значений, указывающих на сферу употребления слова: Заголовок газеты «Экспресс К» № 159 (17517) от 29.08.2012 яркий пример тому: «Столичные учителя боятся "мышей"». Слабовыраженная экспрессия и стилистический прием игра слов, "мыши" в значении компьютерной мышки. Следующий заголовок из этой же газеты в номере 25 (17864) от 12.02.2014г. применен прием трансформ: «Хоть той, хоть падай», вместо общепринятого «хоть стой, хоть падай». «С дипломом в седло» вместо названия программы «с дипломом в село». Большинство заголовков раскрываются в ходе прочтения статей. Так, последние два названия не всем понятны сразу. Таково пояснение заголовка «Хоть той, хоть падай»: «Вчера министр культуры и информации Мухтар Кул-Мухаммед (на фото) раскрыл тайны закулисья: гонорары звезд шоу-бизнеса на закрытых вечеринках наших чиновников превышают расходы некоторых театров на постановки премьер. Об экономике в культуре и безденежье служителей Мельпомены он рассказал на заседании кабмина». «Той» в значении «праздник».
Заголовок «С дипломом в седло» звучит неоднозначно. Большинство может подумать об актуальной проблеме, которая беспокоит молодых специалистов – безработице. Но смысл данного заголовка кроется в другом: «В день столицы аким Астаны Имангали Тасмагамбетов запустил в городе новый вид общественного транспорта – велосипедный. Градоначальник лично оседлал новенький байк и прокатился от одной велостанции к другой». То есть некоторые заглавия становятся понятным при чтении текста.
Как правило, общественные газеты национального и государственного уровня прибегают к стандартным названиям с нейтральными фразами, высказываниями. Практический все названия национальной общественно-политической газеты «Казахстанская правда» носят такой характер: «Программа конкретных действий» (10.10.2014г.), «Нурсултан Назарбаев объявил о новой экономической политике "Нұрлы жол"» (11.10.2014 автор: Айнур Курамысова), «Госслужащие должны работать по закону – Назарбаев» (11.02.2015 автор: Ксения Воронина), «Время перемен – время возможностей» (12.02.2015 автор: Юлия Маргер, Рысты Алибекова, Досжан Нургалиев)
Таким образом, взаимодействие языка политики и языка СМИ имеет двоякий характер: политика насыщает язык СМИ политической лексикой, определяя во многом языковую характеристику СМИ. Язык СМИ воздействует в свою очередь на политический дискурс, меняя нередко содержание общественно-политической лексики в соответствии со своей позицией. И в итоге политические лексемы как бы расщепляются, приобретают многозначность, создавая омонимы на месте однозначных слов. Газета и другие СМИ значительно усложняют картину функционирования языка политики.
Это происходящее постоянно взаимодействие языка политики и языка СМИ получает отражение в литературном языке. Результаты этого процесса входят в литературный язык именно через каналы СМИ.
Будучи относительно самостоятельной сферой литературного языка, язык политики подлинную жизнь обретает прежде всего в СМИ. Последние вводят общественно-политическую лексику и фразеологию в общее употребление, делают те или иные слова и обороты фактами литературного языка. Поэтому при широком воздействии языка СМИ на литературный язык политический аспект языка СМИ имеет особое, важнейшее значение.
Благодаря СМИ граждане предстают в роли свидетелей, наблюдателей политических событий, однако они подвержены такому аналитическому прессингу, что интерпретация событий нередко приобретает большую значимость, чем само событие.
2.2 Политический дискурс и языковая личность
Одним из важнейших понятий, которыми оперируют исследователи дискурса, является «прагматическая ситуация». Это некая «сумма», с одной стороны, специфических типовых ситуаций («фреймов» и «сценариев»), с другой, личностно-психологических, индивидуальных моментов, обусловленных ментальными процессами участников коммуникации: говорящего (или пишущего) и его собеседника (или адресата письменного текста). Каждый из нас, создавая письменные и устные речевые произведения, вносит вклад в дискурс. «Совокупность знаний и умений, которыми располагает человек для участия в дискурсе», называется языковой личностью. Она включает «знание возможных ролей в коммуникации, владение первичными и вторичными речевыми жанрами, и соответствующими речевыми тактиками, и речевыми стратегиями» [Ревзина 2004: 410].
В определении исследовательских подходов к языковой личности классической стала теория Ю.Н. Караулова. Согласно этой теории, выделяются три уровня языковой личности:
1) вербально-семантический, единицами которого являются слова и отношения между ними (ассоциативные и грамматические связи), а стереотипами – «наиболее ходовые, стандартные словосочетания, простые формульные предложения и фразы» типа ехать на троллейбусе, купить хлеба и т. п.;
2) лингво-когнитивный (тезаурусный), включающий «обобщенные (теоретические или обыденно-житейские) понятия» и стереотипы – пословицы, поговорки, афоризмы, крылатые выражения, которые выражают «вечные» истины, незыблемые для данной языковой личности;
3) мотивационный, состоящий из коммуникативно-деятельностных потребностей личности, среди которых – «необходимость высказаться, стремление воздействовать на реципиента письменным текстом, потребность в дополнительной аргументации, желание получить информацию (от коммуниканта или из текста)», задающиеся «условиями сферы общения, особенностями коммуникативной ситуации и исполняемых общающимися коммуникативных ролей» [Караулов 1987: 53, 54].
В тексте, устном или письменном, проявляются разные уровни как языковой системы (о чем шла речь выше), так и языковой личности. «Следы языковой личности как автора, так и адресата, „отлитые в языке“ речевого произведения, можно извлечь из текста при помощи лингвистического анализа» [Чернышева 2007: 49].
В связи с тем, что человек (в том числе и как языковая личность) действует в разных ситуациях и сферах общения, исследователи обычно говорят не о дискурсе вообще, а о какой-либо его области, которая соотносится с определенной областью человеческой жизни и деятельности.
Язык каждого политического политика, являясь публичной, несет определенные функции: сообщающая и убеждающая, информирование и воздействие.
Современное состояние лингвистических исследований в значительной степени определяется стремлением к описанию языка в связи с его носителем – человеком. «Человекомерность» науки ориентирует на новое понимание дискурса и текста, заставляет видеть в них процесс и результат ментальной деятельности человека, аргумент, с помощью которого меняется картина мира в сознании реципиента [9; 10]. Антропоцентрический подход требует от лингвиста, интерпретирующего текст как в его структурно-смысловой, а также типологической целостности, так и по отношению к отдельным строевым моментам, выхода за рамки автономной самоценности языковых единиц, знаково определенной «конечности» и «завершенности» текстовой структуры и такого толкования текста, в котором последний предстает, прежде всего, как одно из функциональных проявлений своего создателя, направленное на самореализацию в качестве «языковой личности» и осуществление контакта с другими [9]. Человек – самая сложная система из всех известных науке, поскольку ее существование не укладывается ни в социальные, ни, тем более, в природные, биологические закономерности, ни даже в единство тех и других. Уровень сложности системы «человек» делает необходимым сопряжение философского, психологического, педагогического, этического, эстетического и культурологического аспектов ее анализа. Отсюда проистекает необходимость решения наиболее сложной задачи – разработки методологии сопряжения гуманитарного знания как наук о человеке не только с обществознанием и культурологией, но и с естествознанием. Новая смена ориентации в мире наук – формирование ан-тропоцентристской ориентации всей познавательной деятельности, в том числе науки о языке [4]. В качестве одного из центральных понятий языкознания закрепилось понятие «языковая личность», которое с полным основанием может трактоваться как проекция в область лингвистики соответствующего междисциплинарного термина, в значении которого преломляются философские, социологические и психологические взгляды на общественно значимую совокупность физических и духовных свойств человека, составляющих его качественную определенность [3]. Сам термин «языковая личность» был введен в лингвистику в 30-х годах XX в. В.В. Виноградовым, который исследовал вопрос о соотношении в произведении языковой личности, художественного образа и образа автора [2, с. 120]. Концепцию языковой личности, которая рассматривалась как центральное понятие лингво-дидактики, предложил в первой половине 80-х годов XX в Г.И. Богин. По его мнению, языковая личность – это «человек, который рассматривается с точки зрения его готовности исполнять речевые поступки, создавать и принимать произведения речи» [1, с. 14]. Особенный интерес для языковедов проблема языковой личности представляет в свете предложенного Ю.Н. Карауловым нового подхода, согласно которому «за каждым текстом стоит языковая личность». Под языковой личностью он понимает «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов)», различающихся степенью структурно-языковой сложности, глубиной и точностью отражения действительности, определенной языковой направленностью. Исходным параметром в описании языковой личности является порождаемый текст. Языковая способность личности не только и не столько заложена биологически, но и формируется в процессе общения. Этот уровень обеспечивает в анализе языковой личности закономерный и обусловленный переход от оценок ее речевой деятельности к осмыслению реальной деятельности в мире [6, с. 25-41]. С точки зрения С.Г. Воркачева, феномен языковой личности многогранен. Так, например, рассматривая человека как носителя языка, взятого со стороны его способности к речевой деятельности, т. е. комплекс психофизических свойств индивида, позволяющий ему производить и воспринимать речевые произведения, можно говорить о понятии «речевая личность». «Языковая личность», понимаемая как совокупность особенностей вербального поведения человека, использующего язык как средство общения, – это «коммуникативная личность». И, наконец, под «языковой личностью» может пониматься закрепленный преимущественно в лексической системе базовый национально-культурный прототип носителя определенного языка, своего рода «семантический фоторобот», составляемый на основе мировоззренческих установок, ценностных приоритетов и поведенческих реакций, отраженных в словаре, – «личность словарная, этносемантическая» [3]. Существующие в современной лингвистике подходы к изучению языковой личности могут быть сведены к следующим типам [5]: 1) психологический анализ языковой личности (в психологии разработано множество классификаций характеров – от античной модели темпераментов до теории акцентуированных личностей; при этом подчеркнем, что каждый из типов характеров так или иначе проявляется в коммуникации, т. е. может быть исследован с лингвистических позиций); 2) социологический анализ языковой личности (имеются в виду выделенные и описанные в социологии и социолингвистике языковые индикаторы определенных общественных групп – от индикаторов социальной идентичности в малых группах (семья, школьный класс, производственный коллектив) до индикаторов коммуникативного поведения больших групп (язык молодежи, тендерные характеристики речи, языковые индикаторы людей с низким образовательным цензом)); 3) культурологический анализ языковой личности (моделирование лингвокультурных типажей – обобщенных узнаваемых представителей определенных групп общества, поведение которых воплощает в себе нормы лингвокультуры в целом и оказывает влияние на поведение всех представителей общества, например «русский интеллигент», «американский адвокат», «немецкий офицер», «английский джентльмен»); 4) лингвистический анализ языковой личности (описание коммуникативного поведения носителей элитарной либо массовой языковой культуры, характеристика людей с позиций их коммуникативной компетенции, анализ креативного и стандартного языкового сознания). 5) прагмалингвистический анализ языковой личности, в основе которого лежит выделение типов коммуникативной тональности, характерной для того или иного дискурса. Под коммуникативной тональностью понимается эмоционально-стилевой формат общения, возникающий в процессе взаимовлияния коммуникантов и определяющий их меняющиеся установки и выбор всех средств общения. Объектом нашего научного исследования является языковая личность политика как главного системообразующего компонента политического дискурса. В последние годы наблюдается взрыв интереса к политической коммуникации. Эксплозивно развивающаяся наука привела к появлению политической лингвистики (лингвополитологии), что в условиях новой парадигмы было закономерно: уделяя первостепенное внимание тому, как язык функционирует в процессе коммуникации и как языковая личность актуализируется в языке, лингвисты обратили внимание на такую важную сферу применения языка, как политика [7, с. 203]. Таким образом, начиная со второй половины XX в., политическая коммуникация находится в центре внимания иссле- дователей – представителей гуманитарных наук и является одним из новых и весьма перспективных исследовательских объектов в области современной лингвистики (А.Н. Баранов, Э.В. Будаев, В.З. Демьянков, Е.В. Осетрова, A.A. Пушкин, А.И. Пичкур, Д.В. Шапочкин, Е.И. Шейгал, Г.Г. Хаза-геров, А.П. Чудинов, Т.В. Юдина). Интерпретация языковых данных в таком виде деятельности, как политика, требует междисциплинарного подхода – органической включенности информации из смежных наук в инструментарий анализа. Междисциплинарность не просто расширяет представление об объекте исследования, но и меняет предмет наблюдения, его местонахождение в пространстве гуманитарного научного знания и границы интерпретации. Уже перечень наук, влияющих на объем и направление интерпретаций политической коммуникации, свидетельствует о сложности выработки адекватного инструментария анализа: лингвистика, риторика, коммуникативистика, культурология, социология, социолингвистика, этнография, этнолингвистика, политология, политическая психология. Расширяется сфера применения результатов анализа политической коммуникации: журналистика, юриспруденция, межкультурная коммуникация, переводческая деятельность, связи с общественностью (политический менеджмент), имиджелогия, конфликтология. В каждой из этих сфер обнаруживаются специфические признаки политической коммуникации [8]. Политическая коммуникация, как известно, ориентирована на пропаганду тех или иных идей, эмоциональное воздействие граждан страны, побуждение их к политическим действиям. Главная функция данного вида коммуникации – борьба за политическую власть в процессе коммуникативной деятельности: политическая коммуникация призвана оказать прямое или косвенное влияние на распределение власти (путем выборов, назначений, создания общественного мнения и др.) и ее использование (принятие законов, издание указов, постановлений и др.). Политическая коммуникация отражает существующую политическую реальность, изменяется вместе с ней и участвует в ее преобразовании. Политическая коммуникация не только передает информацию, но и оказывает эмоциональное воздействие на адресата, преобразует существующую в сознании человека политическую картину мира. Политика, как известно, это многомерный феномен, проявляющийся в двух постоянно взаимодействующих измерениях – объективном и субъективном. В ходе изучения языковой личности по отношению к понятию «политик» можно выделить следующие типовые признаки, объединяющие его с другими типами языковых личностей: политик – это человек определенного возраста; определенного пола; родом из определенного физического/социального региона; занимающийся специфической профессиональной деятельностью и придерживающийся каких-либо политических взглядов. Но существует и ряд дифференцирующих признаков, выделяющих политика из ряда других типов личности по таким критериям, как, например: занятия политикой как профессиональной деятельностью, профессиональная принадлежность к какому-либо политическому институту; выполнение каких-либо политических функций и т. д. Политик выступает как когнитивно-речевой субъект собственного дискурса (Я-индивидуальное, политик как уникальная языковая личность) и как субъект институционального дискурса (Я-социальное, политик как представитель определенного социального института). Это обусловливает особенности речевой деятельности политика, закрепленной в создаваемых им текстах. Языковая личность политика представляет собой дискурсивно-текстовый феномен, в котором через разные тексты с разной степенью интенсивности проявляются как надындивидуальные, так и индивидуальные черты. Изучение подобных текстов как «следов дискурса» позволяет рассматривать языковую личность политика как динамический феномен, что выражается, с одной стороны, во взаимодействии трех уровней структуры языковой личности, предложенных Ю.Н. Карауловым: вербаль-но-семантического уровня, в котором отражается владение лексико-грамматическим фондом языка, когнитивного, репрезентирующего языковую картину мира, и прагматического, включающего в себя систему мотивов, целей, коммуникативных ролей, которых придерживается личность в процессе коммуникации [6]. С другой стороны, рассматривая языковую личность как динамический феномен, мы предлагаем представить ее структуру в виде функциональной системной модели как совокупности взаимодействующих в его речевом дискурсе коммуникативных стратегий и тактик. В ряду стратегий и тактик можно выделить как универсальные, отличающие речевую деятельность политика от речевой деятельности других типов языковой личности и накладывающие своей спецификой ограничения на данную языковую личность, так и индивидуальные стратегии и тактики. Это связано со сложным переплетением в политической деятельности человека объективных и субъективных факторов, в том числе названных выше. Универсальной стратегией речевой деятельности политика является персуазивная стратегия, направленная на достижение основной цели политической коммуникации – победу в борьбе за власть. Все эти особенности не могут не сказаться на характере стратегий и тактик, используемых политиками в их профессиональной политической деятельности, например стратегия самопрезентации, реализуемая посредством тактик самооправдания, тактики положительной самооценки, и стратегия дискредитации оппонента, реализуемая посредством тактики обвинения и тактики угрозы. Одним из возможных подходов к изучению языковой личности политика, на наш взгляд, может быть выделение релевантных признаков прототипической языковой личности политика, т. е. типичного представителя данной социальной группы, узнаваемого по специфическим характеристикам вербального и невербального поведения и выводимой ценностной ориентации и «вариативной» (индивидуальной) языковой личности политика, в структуре которой проявляются личностные, индивидуальные предпочтения субъекта дискурса на фоне общих, универсальных стратегий (персуазивная). Склонность личности к определенному речевому поведению объясняется тем, что из «всего богатства и многообразия каждая языковая личность выбирает, «присваивает» именно то, что соответствует устойчивым связям между понятиями в ее тезаурусе и выражает, тем самым, по Ю.Н. Караулову, «вечные, незыблемые для нее истины, в значительной степени отражающие, а значит, и определяющие ее жизненное кредо, ее жизненную доминанту» [6, с. 35]. Политик как языковая личность реализует себя в дискурсивных действиях, трансформируясь в дискурсивную личность. Говоря о личности политика как о дискурсивной личности, мы исходим из того, что это интерактивная личность, обладающая «коммуникативным паспортом» [9], т. е. системой универсальных и индивидуальных дискурсивных стратегий и тактик, когнитивных, семиотических, мотивационных предпочтений, сформировавшихся в процессах коммуникации и оставляющих свои следы в создаваемых текстах. Интегрирующим исследовательским феноменом, который позволяет организовать системное динамическое изучение процесса развития языковой личности политика как в прототипическом (нормативном, типологическом), так и в персонологическом (индивидуальном) аспекте, является, на наш взгляд, речевой портрет как совокупность речевых проявлений, действий языковой личности политика и общей совокупности его речевого поведения. Тем самым речевой портрет представляет собой результат применения этого метода, определенный срез, который устанавливает исследователь в процессе работы на основе текстоцентрического принципа изучения дискурса языковой личности. Понятие речевого портрета логично встраивается в антропоцентрическую парадигму современных лингвистических исследований. Анализ речевого портрета представляет собой характеристику разных уровней реализации языковой личности. Несмотря на значительное количество работ, посвященных анализу различных типов языковой личности и включающих те или иные аспекты изучения речевого портрета как такового (в первую очередь, по отношению к художественному тексту), исследованию речевых портретов современных политических деятелей Германии в дискурсивном аспекте и выявлению параметров их интерпретации с лингвистической точки зрения, на наш взгляд, не было уделено должного внимания. Говоря о речевом портрете, необходимо обратиться к понятию «имидж» политика, который во многом создается именно с помощью языковых и речевых средств и умений, так как речевое поведение лидера – его существенный параметр, который оценивается непосредственно адресатом, наблюдающим политика в беседе с журналистом, слушающего интервью по радио, читающего его в прессе. Для создания речевого портрета важны три стороны имиджа политика, т. е. того образа, который состоит из его собственного представления о себе как о политике, представления этого политика в СМИ и непосредственного представления публики как объектов политического воздействия. В речевом портрете наблюдается совмещение этих трех сторон. Как было выявлено нами в ходе исследований речевых портретов, деятельность ведущих современных немецких политиков строится на принципе преемственности, что традиционно для Германии. Это не может не найти своего отражения в речевой деятельности политиков. Риторика политических деятелей Германии основывается на национально-культурном понимании утверждения порядка и справедливости, а также главенствующего положения своей страны в Европе и мире. Таким образом, при изучении с лингвистических позиций системы и структуры языковой личности политика в политическом дискурсе, на наш взгляд, нужно иметь в виду, что и сам политический дискурс и языковая личность представляют собой динамические феномены синкретического характера. В языковой личности переплетаются речевые, коммуникативные, когнитивные параметры, а политический дискурс сочетает в себе как черты массмедийного, так и собственно политического дискурса. С другой стороны, синкретичность языковой личности заключается в том, что она действует и проявляется в поле дискурсивной практики. Политический дискурс – область реализации речевых стратегий политика. Областью реализации речевых тактик является текст. Для изучения языковой личности оптимальным уровнем являются речевые тактики, а любой текст, порождаемый языковой личностью, представляет собой реализацию ее интенций в конкретных речевых тактиках. 
2.3 Лексико-грамматическая характеристика политических деятелей на страницах казахстанских газет
С лингвистической точки зрения существует четыре подхода исследования политического дискурса как объекта анализа: 1. когнитивной, который представляет собой исследование его ментальной стороны, образующие стереотипы о политическом мире; 2. лексико-семантический, который рассматривает языковые структуры семантики, то есть фонетические, лексические, синтаксические; 3. Лексико-стилистический, выявляющие стилистические особенности речи; 4. Нарративно-рапрезентивный, который концентрируется на жанровых особенностях нарративов, описывающих, конструирующих и репрезентирующих в вербальной форме политические судьбы людей и институтов власти, политические события – исторические, коммуникативные.
Языковая личность, являясь важной частью политической коммуникации, способствует созданию определенного стиля речи. Причем каждая личность, вырабатывая свои особенности, прибегают к определенным закономерностям речетворческого процесса. Деспециализация политической речи является одной из особенностей такого процесса. Зачастую исследователи прибегают к мнению, что язык политики лишён окраски [Шейгал], и чтобы основная масса населения не нуждалась в толковании текстов, политики вынуждены говорить без каких-либо экспрессии и не применяя большого количества терминов, профессионализмов. В качестве примера можно привести статьи, где опубликованы речи ведущих политиков страны: «<…> У нас нет времени на раскачку. <…> Поддержку должны получить те отрасли, которые создают наибольший мультипликативный эффект на рост экономики. Жизнь вносит коррективы, и мы должны дополнить платформу партии новым содержанием. Правительство завершило разработку новой масштабной программы развития. Отвечая на вызовы, которые стоят перед нами, я объявляю о новой экономической политике "Нұрлы жол"» (КП, 11.11.2014 автор: Айнур Курамысова) Из того отрывка можно заметить просторечную лексику (раскачка – покачивание из стороны в сторону) – слово, которое понятно всем носителям русского языка, термин «мультипликативный эффект» (макроэкономический термин, обозначающий увеличение роста производства региона в результате инвестиций), который понятен для образованной половины населения, а все остальное является нейтральной лексикой, то есть доступны пониманию каждого носителя русского языка. Зачастую читатель оставляет за пределами внимания некоторые политические термины, которые представляют собой важный элемент как с политикой точки зрения, так и с лингвистической, так как часто сталкиваются в повседневной жизни, СМИ и т.д: «<…> Президент, подписав тогда соответствующий указ, обеспечил сильнейший рывок для развития страны. <…> Ведь 1997 год – это время азиатского кризиса. Но именно с той поры Казахстан поступательно шел по пути реформ. <…> Во многих странах первопричиной реформ является некий серьезный кризис, внешний или внутренний. <…> Глава государства, видя все сложные международные и внутренние процессы, наперед обозначает вектор развития. <…> формирование компактного, эффективного правительства, основанного на принципах корпоративного управления. Еще в 1999 году Казахстан (первым из постсоветских стран) создал Агентство по делам государственной службы. Появилась структура, напрямую занимающаяся госаппаратом. <…> в 2007 году указом президента был создан институт ответственного секретаря. Благодаря совместной с ответсекретарями работе в рамках указов о контроле и системе, оценки госорганов значительно улучшилась исполнительская, кадровая и финансовая дисциплина, проводится системная работа в сфере госуслуг и информатизации». (ЭК №207 (17565) от 07.11.2012 автор: В. Шпаков, спикер: Б. Байбек). В вышеприведенной статье отмечены те термины и понятия, которые часто употребляются политиками, причем не толкуются ни политиком, ни журналистом и остаются не раскрытыми общему пониманию. Однако некоторые понятия не требуют подробного описания: реформа, кризис, указ, вектор развития, вызов времени и т.д. Подобные термины не нуждаются в толковании, так как они используются широко и за пределами политики. А понятия внешний и внутренний кризис, азиатский финансовый кризис, корпоративное управление, Агентство по делам государственной службы, ответственный секретарь (ответсекретарь), государственные органы (госсорганы), исполнительская дисциплина, кадровая политика (в отрывке кадровая дисциплина в значении политика), финансовая дисциплина на первый взгляд просты и понятны, но все же остаются не раскрытыми, и читатели не знают какие функции выполняют те или иные понятия, остаются неизученными их дефиниции. Например, не все знают, что кадровая политика – это «совокупность правил и норм, целей ипредставлений, которые определяют направление и содержание работы с персоналом» [Управление персоналом: учебник для вузов/Под ред. Т.Ю. Базарова, Б.Л. Еремина. – 2-е изд., перераб. идоп. - М: ЮНИТИ, 2002. – 560с.], азиатский финансовый кризис (в статье азиатский кризис) – «экономический кризис в Юго-Восточной Азии, который разразился в июле 1997 года и стал серьёзным потрясением мировой экономики в конце 1990-х годов. Подоплёкой кризиса стал чрезвычайно быстрый рост экономик «азиатских тигров», который способствовал массивному притоку капитала в эти страны, росту государственного и корпоративного долга, перегреву экономики и буму на рынке недвижимости.» [википедия], и мало кто интересуется этим. Ответственный секретарь – это должностное лицо, которое относится к категории руководителей, в полномочия которого входят организация и контроль работ по планированию внутренних политических дел. Большинство руководствуется тем, что это секретарь какого-либо госслужащего, или же просто чиновник.
И в среднем в каждой большой статье можно встретить 10-15 понятии, использующихся только в политическом контексте. Это составляет 0,8% всей речи, в средних и малых – 5-7: «Говорят, команду собираем. Команда потом превращается в банду, как в Атырауской области. Сейчас мы работаем в новых условиях административной реформы, реформы государственной службы. Там есть специальный порядок, там есть резерв. И не смейте кого-то со стороны назначать на работу. Делайте, как в законе написано» (КП «Госслужащие должны работать по закону – Назарбаев» 11.02.2015, автор: К. Воронина, спикер: Н.А.Назарбаев), «Это было подчеркнуто Лидером нации на заседании политсовета нашей ведущей партии «Нур Отан». <…> Время проведения модернизации и реформ нашего государства по меньшей степени оказалось в 4 раза короче, чем у других стран. <…> В любом государстве социальный прогресс невозможен без экономического роста. <…> Дополнительную поддержку должны получить транспортная, энергетическая, индустриальная и социальная инфраструктуры, а также малый и средний бизнес» (ВА 14.11.2014 спикер: А. Джаксыбеков).
Широкое обращение приобретает концептуальная метафорика в политическом дискурсе, некое «развертывание» образных речевых структур посредством стилистических фигур, тропов: «<…> Здесь без слов понятно, как далеки эти темы от нашей реальной действительности. <…> По «советскому» варианту учились многие поколения, и до сих пор большинство учебных заведений выбирают именно ее. Но время на месте не стоит. Нам нужно идти вперед» (Международное Информационное Агентство Казинформ: http://www.inform.kz/rus/article/2489972). Как видим в отрывке приведены несколько примеры к тропам: переносное значение слова далекий (в значении сложная для казахстанских детей), идти вперед (в значении развиваться); метафора (вид тропа, в основе которого лежит ассоциация по сходству или по аналогии) время не стоит, действие человека переходит на время); метонимия (вид тропа, в основе которого лежит ассоциация по смежности): поколения (в значении представители поколении), большинство учебных заведении выбирают (та как учебное заведение не может выбирать, а делают это представители), образное выражение по «советскому» варианту в значении метода «зубрежки». Стилистические приемы являются частью политического дискурса, та как они помогают глубже понять суть той информации, которую хотел передать политик. Именно эти приемы делают политическую коммуникацию выразительнее и способствуют восприятию содержания статьи более гладко. «Нужно чтобы народ понимал, что если дорога ведется в Алаколь, для чего она строится? Будут там санатории или нет? Будут наши граждане миллионами уезжать в Турцию на отдых или на Балхаше будем развивать инфраструктуру? На строительство дорог закладывают хорошие серьезные средства. Хотя сейчас полное бездорожье. К нашим курортным местам невозможно ни на чем подъехать. Хотя сейчас полное бездорожье. К нашим курортным местам невозможно ни на чем подъехать. Поездов нет, автомобильные дороги - одни ухабы, любой джип любого производства сломается» (ВА от 20.11.2014). Из отрывка можно выделить такие приемы как градация (автомобильные дороги – одни ухабы), анафора (любой джип любого производства), просторечная лексика (любой), эмоциональный повтор (любой джип любого производства; будут…будут), риторический вопрос (народ понимал, что если дорога ведется в Алаколь, для чего она строится? Будут там санатории или нет? Будут наши граждане миллионами уезжать в Турцию на отдых или на Балхаше будем развивать инфраструктуру?), антитеза (будут…нет), гипербола (полное бездорожье, невозможно ни на чем подъехать) и т.д. Применяются так же синтаксические конструкции: «Вопрос о том, чтобы мы создали общественное ТВ, давно напрашивается» (ЭК от 18.05.2014 автор: Н. Терентьева). Таким образом говорящий делает акцент на главном. Прием риторическое восклицание часто используется политиками, так как он носит побуждающий характер и привлекает внимание: «Это невозможно смотреть!», а с помощью градации проблема проникает глубоко человеческому сознанию, носит убеждающий характер: «Это вопрос национальной, духовной, нравственной, культурной и идеологической безопасности», «Насилие, разврат, криминальные истории, сериалы и убийства с утрадо вечера!».
Насыщая язык оценочными средствами, журналистика расширяет возможности языка в этой области, обогащает синонимику, углубляет и уточняет семантику средств выражения, создавая многообразные варианты и оттенки оценочности. С чисто языковой точки зрения приобретение словом оценочной окраски следует рассматривать как обогащение, углубление его семантики, ибо слово в этом случае не только называет предмет, но и выражает к нему отношение со стороны говорящего (пишущего). Создавая многообразные средства оценочности, имеющие нередко и выразительный характер, газета (СМИ) удовлетворяет потребности общества в оценочном наименовании, квалификации предметов и явлений действительности.
Переносное использование специальной лексики, о котором говорилось выше, также совершается не без влияния языка политики, нуждающегося не просто в оценке, но нередко в экспрессивной оценке, усиливающей потенциал воздействия лексемы. Переносное использование специальной лексики если и не всегда рождает политические метафоры, то во всяком случае заостряет мысль, усиливает политический аспект речи. Цель метафоризации специальной лексики не столько украшение, индивидуализация, наглядность речи, сколько углубление, заострение мысли. Сюда пример
Глубинная суть метафоризации специальной лексики в газете (в публицистике) заключается в ее обобщенно-конкретном характере. Например
В газете метафоризируются, как правило, не конкретные предметы, а абстрактные понятия, что соответствует общей политической устремленности СМИ.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итоги анализа текстов показали, что язык политики представлен современным нормированным, понятным для общества, русским языком. Выявляя особенности политического дискурса, мы определили следующий ряд признаков:
- лексико-грамматические особенности:
в основном общественно-политическая лексика;
вкрапление просторечной лексики;
казахизмы и иноязычные вкрапления (Нурлы жол, аульный, аким, акимат, кайырлы кун, құрметті әріптестер!);
книжная лексика как средство выразительности (воспрянуть, чужды);
тенденция к устранению лица при помощи номинализованных конструкций-девербативов;
инклюзивное использование личных местоимений мы, наш;
преобладание имен существительных (36,5%);
преобладание именительного падежа;
употребление несчитаемых существительных во множественном числе;
преобладание повествовательных предложений (в среднем около 95%);
предложения относительно длинные, в большинстве случаев СПП;
парцелляция (Но время на месте не стоит. И нам нужно идти вперед);
инверсия (Но время на месте не стоит – Но время не стоит на месте);
- стилистические особенности:
тропы как средства выразительности. Небольшое количество метафор, метонимии, эпитета, а также присутствуют гипербола, сравнение, многозначные слова и т.д. (Амбициозные задачи, вектор развития, учебное заведение выбирает, правила игры, дороги – одни ухабы);
присутствие закона экономии языковых средств;
строгое соблюдение закона логической цепочки и закона связности;
применение стилистических фигур таких как риторический вопрос, риторическое восклицание, антитеза, оксюморон, градация, эллипсис, элементы сарказма и т.д.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новации. – М.: Знание, 1991. – 42 c.
Паршин П.Б. Понятие идиополитического дискурса и методологические основания политической лингвистики // www/elections.ru/biblio/lit/parshin.htm. – Архив 23 марта 1999.
Graber D. Political Languages // Handbook of Political Communication. – Beverly Hills, London: Sage Publications,1981. – P.195–224.
Corcoran P. E. Political Language and Rhetoric. – Austin: Univ. of Texas Press, 1979. – 216 p.
Sriot P. Analyse du discours politique Sovitique. – Paris: Institut d’Etudes slaves, 1985. – 362 p.
Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. – М.: Языки русской культуры, 1997. – 824 с.
Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка / Под ред. Б.А. Серебренникова. – М.: Наука, 1970. –604 с.
Рижинашвили И.У. Лингвистические механизмы тенденциозного представления событий в англо-американской периодике. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. – СПб, 1994. – 17 с.
Швейцер А.Д. Социальная дифференциация английского языка в США. – М.: Наука, 1983. – 215 с.
Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка. – М.: Высшая школа, 1989. – 216c
Ермакова О.П. Семантические процессы в лексике // Русский язык конца ХХ столетия (1985–1995). – М.: Языки русской культуры, 1996. – С. 32-66.
Davis A. Politicized Language // The Encyclopedia of Language and Linguistics / ed. R. E. Asher. – Oxford, New York: Pergamon Press, 1994. – P. 3211–3214.
Cameron D. Demythologizing Sociolinguistics: Why Language Does Not Reflect the Society // Ideologies of Language. – London: Routledge, 1990. – 245 p.
D’Souza D. Illiberal Education: The politics of Race and Sex on Campus. – New York: Free Press, 1991. – 319 p.
Edelman M. Political Language: Words that Succeed and Policies that Fail. – New York: Academic Press, 1977. – 164 p.
Водак Р. Язык. Дискурс. Политика/ Пер. с англ. и нем.– Волгоград: Перемена, 1997. – 139 с.
Шейгал
Абызова В.Н. К вопросу о методологии исследования текста // Текст как объект лингвистического анализа и перевода. М., 1984.
 Аймермахер К. Знак. Текст. Культура. М., 2001.
Анисимова Т.В. Типология жанров деловой речи (риторический аспект). Автореф. дисс…. д-ра филол. наук. Краснодар, 2000.
Аргументация в публицистическом тексте (жанрово-стилевой аспект): учеб. пособие. Свердловск, 1992.
Артемьева Е.Ю. Основы психологии субъективной семантики. М., 1999.
Арутюнова Н.Д. Дискурс. Перформатив // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
Ашуркова Т.Г. Деактуализация названий лиц в публицистическом стиле во второй половине XX – начале XXI в. Дисс…. канд. филол. наук. М., 2006.
Бабенко Л.Г. Филологический анализ текста. Основы теории, принципы и аспекты анализа. М.; Екатеринбург, 2004.
Бахтин М.М. (Под маской). Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка: статьи. М., 2000.
Богуславская В.В. Особенности многофакторного анализа текста //Русский язык: исторические судьбы и современность. М., 2004.
Бондарко A.B. Грамматическая категория и контекст. Л., 1971.
Бондарко A.B. Функциональная грамматика. Л., 1984.
Борисова И.Н. Русский разговорный диалог: структура и динамика. М., 2007.
Васильева A.M. О целостном комплексе стилеобразующих факторов на уровне макростилей // Функциональная стилистика: Теория стилей и их языковая реализация. Пермь, 1986.
Винокур Т.Г. Штамп речевой // Русский язык: энциклопедия. М., 1997.
Всеволодова М.В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса: учебник М., 2000.
Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 2004.
Гольдин В.Е., Сиротинина О.Б., Ягубова М.А. Русский язык и культура речи: учебник для студентов-нефилологов / Под ред. О.Б. Сиротининой. М., 2003.
Трушина Н.Б. Структура дискурса современных художественно-публицистических журналов // Русский язык на рубеже тысячелетий. Материалы Всероссийской конференции 26–27 октября 2000 г.: В 3 т. Т. 2. Динамика синхронии. Описание русского языка как этнокультурного феномена. Язык художественной литературы. СПб., 2001.
Гухман М.М. Литературный язык // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
Диалектика текста: В 2 т. / Отв. ред. А.И. Варшавская. СПб., 2003.
Добросклонская Т.Г. Язык средств массовой информации: учеб. пособие. М., 2008.
Дускаева Л.Р. Жанрово-стилистические особенности современных газетных текстов// Язык массовой и межличностной коммуникации. М., 2007.
Елизарова Т.В. Культурологическая лингвистика (Опыт исследования понятия в методических целях). СПб., 2002.
Желтухина М.Р. Специфика речевого воздействия тропов в языке СМИ: Автореф. дисс…. д-ра филол. наук. М., 2004.
Земская Е.А. Русская разговорная речь: Лингвистический анализ и проблемы обучения. М., 2004.
Золотова Т.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М., 1982.
Золотова Т.А. Роль ремы в организации и типологии текста // Синтаксис текста. М., 1979.
Золотова Т.А. Синтаксический словарь. Репертуар синтаксических единиц русского синтаксиса. М., 1988.
Золотова Т.А. Труды В.В. Виноградова и проблемы текста // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1995. № 4.
Золотова Т.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.
Ивин А.А. Основы теории аргументации. М., 1997.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград, 2002.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 2007.
Кубрякова Е.С. О термине «дискурс»и стоящей за ним структуре знания // Язык. Личность. Текст: Сб. ст. к 70-летию Т.М.Николаевой.М., 2005.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. URL: http://www.onlinedics.ru/slovar
/fil/p/politika.html
Плотникова С.Н. Политик как конструктор дискурса реагирования // Политический дискурс в России: Материалы постоянно действующего семинара / Подред. В.Н.Базылева, В.Г.Красильниковой. Вып. 8. М., 2005.
Ровинская Т.Л. Роль СМИ в деятельности «зеленых» партий (опыт США и ФРГ) // Вестник Московского ун-та. Серия 12. Политическиенауки. 2002. № 6.
Рыбакина А.В. Проблемы политического дискурса. URL: http//www.pglu/lib/publications/University_Reading
Серио П. Русский язык и анализ советского политического дискурса: анализ номинализации // Квад-ратура смысла: Французская школа анализа дискурса / Пер. с фр. и португ .М., 1999.
Социологический словарь. URL: http://www.onlinedics.ru/slovar/soc/p/politika.html
Тарасов В.С. Новейший философский словарь. «Словопедия». 2007. URL: http://www.slovopedia.com/6/207/770965.html
Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред.Д.Н.Ушакова. Т. 1. М., 1935; Т. 2. М., 1938; Т. 3. М., 1939; Т. 4, М., 1940. (Переизд. в 1947–1948 гг.); Репринт. изд. М., 1995; М., 2000. URL: http://ushdict.narod.ruПриложение 1
Экспресс К от 24.01.2014
Зачем Барби инвалидное кресло?
Автор: А. Кратенко
Почему за рубежом, например, в Германии и Америке делаются куклы в инвалидных колясках, а дети с интересом играют с ними? Потому что такие игрушки с детства делают человека толерантным по отношению к инвалидам, – сказал в ходе селекторного совещания с филиалами первый заместитель председателя партии "Нур Отан" Бауыржан Байбек.
Куколки с протезами, куколки на колясках. Играя с такими игрушками, ребенок с детства понимает, что кто-то из окружающих может заболеть, что где-то рядом живут люди-инвалиды. И в ребенке воспитывается доброе отношение к людям с ограниченными возможностями. Говоря об этом, Бауыржан Байбек отметил также, что, например, в Германии весь общественный транспорт приспособлен для того, чтобы им без труда могли пользоваться инвалиды. А для того чтобы у нас стало так, как в Германии, нужно воспитать в людях соответствующую культуру, изменить сознание.В своем очередном послании народу Казахстана президент Нурсултан Назарбаев поручил партии "Нур Отан" взять под свое крыло людей с ограниченными возможностями. На партийном совещании прозвучали цифры: в стране более 600 тысяч инвалидов, 400 тысяч из них трудоспособны, но только 51 тысяча имеет конкретные рабочие места и делает налоговые отчисления в бюджет.Партийцы намерены в кратчайшие сроки сдвинуть решение проблемы инвалидов с места. Так, к примеру, по Астане сегодня курсируют 360 автобусов, приспособленных для перевозки инвалидов-колясочников. Однако многие водители паркуют свои автобусы не по правилам, в итоге инвалиды не могут подняться в салон. Партия в состоянии решить этот вопрос, который к тому же не требует материальных затрат.Чтобы устроиться на работу, инвалидам порой приходится собирать много справок. Но ведь можно упростить этот процесс, тем более для людей с ограниченными возможностями.
Приложение 2
Вечерняя Астана, 20 Ноября 2014
К курортным местам Казахстана невозможно подъехать ни на одном джипе – Г. Касымов
Сокращать потоки казахстанских туристов за рубеж необходимо в Казахстане. Такое мнение на заседании общенациональной коалиции демократических сил «Казахстан-2050» высказал председатель «Партии патриотов» Гани Касымов, сообщает корреспондент "Вечерней Астаны".
- Нужно чтобы народ понимал, что если дорога ведется в Алаколь, для чего она строится? Будут там санатории или нет? Будут наши граждане миллионами уезжать в Турцию на отдых или на Балхаше будем развивать инфраструктуру? На строительство дорог закладывают хорошие серьезные средства. Хотя сейчас полное бездорожье. К нашим курортным местам невозможно ни на чем подъехать. Поездов нет, автомобильные дороги - одни ухабы, любой джип любого производства сломается. А самое главное - инфраструктуры нет. Сейчас мы дороги будем строить к Каспию, Балхашу, Алаколю. А там ничего нет. Кто это будет увязывать? Надо теперь дальше думать,
- сказал Гани Касымов, отметив, что выделение огромных бюджетных средств, которые пойдут на строительство дорог через Национальный фонд, надо увязать с местным бюджетом. По его словам, при развитии инфраструктуры будет развиваться внутренний туризм и уменьшаться внешний.
Приложение 3
Экспресс К, от 18.05.2012автор: Наталья ТЕРЕНТЬЕВА
Не выносите мне мозг
Вчера сенатора Гани Касымова в очередной раз разгневала телекухня, потчующая зрителей всякой дрянью. Его рецепт пилюли от безнравственности – создание общественного телевидения и учреждение должности зама премьер-министра по идеологии. Кандидатов на ответственный пост парламентарий пока выдвигать не стал.
– Это невозможно смотреть! – вскипел Касымов, озвучивая депутатский запрос главе кабмина Кариму Масимову. – Насилие, разврат, криминальные истории, сериалы и убийства с утрадо вечера!Благодаря телевизионной вседозволенности, по мнению народного избранника, молодежь снова устраивает разборки в духе 90-х.– Вопрос о том, чтобы мы создали общественное ТВ, давно напрашивается. Когда мы 5–7 лет назад это обсуждали, мы его заполитизировали, думали, как бы туда не прошли другие политические силы. Нет сейчас никаких противодействующих сил, – убежден депутат, – а заместитель премьер-министра, который будет координировать идеологическую деятельность государства, должен быть уже сейчас. Это вопрос национальной, духовной, нравственной, культурной и идеологической безопасности.
Приложение 4
Экспресс К от 12.02.2014
Автор: С. Абдрашитова
Вчера министр культуры и информации Мухтар Кул-Мухаммед (на фото) раскрыл тайны закулисья: гонорары звезд шоу-бизнеса на закрытых вечеринках наших чиновников превышают расходы некоторых театров на постановки премьер. Об экономике в культуре и безденежье служителей Мельпомены он рассказал на заседании кабмина.
Министра удручает, что состоятельные люди готовы выкладывать большие деньги за зрелища, в то время как храмы искусства бедствуют. Обнародованная им арифметика вряд ли обрадует театралов.
– В республиканских театрах на постановку одного спектакля затраты составляют свыше двух миллионов тенге, по сравнению с Россией это в 10-15 раз меньше, а в областных театрах выделяется в 10 раз меньше, чем в республиканских, – отметил министр.Если финансовые аппетиты ведущих и артистов заказников поражают воображение самой искушенной публики, то актеры театров согласны выступать за смешные деньги.– Артисты областных театров в среднем получают всего 30–40 тысячтенге, – сказал Мухтар Кул-Мухаммед. – В некоторых театрах слесарям, сантехникам и электрикам платят более высокую заработную плату, чем артистам.Выкроить прибавку к жалованьям театральных деятелей, как, впрочем, и всех других работников культуры, министр предложил из местных бюджетов. С тем, чтобы поддержать тех, кто в наше время предпочитает творчествобезудержному чесу.
Приложение 5
Экспресс К от 9.07.2014
С дипломом в седло
Автор:
В день столицы аким Астаны Имангали Тасмагамбетов запустил в городе новый вид общественного транспорта – велосипедный. Градоначальник лично оседлал новенький байк и прокатился от одной велостанции к другой.
Подобные велостанции действуют во многих городах мира. Суть идеи проста – человек может взять байк на специальной парковке, заплатить символические деньги за аренду, доехать до нужного места и оставить "двухколесного друга" в аналогичном пункте проката. Работают станции в автоматическом режиме. Французские велосипеды, на которые предлагается пересесть астанчанам, представляют собой надежный транспорт с корзиной для перевозки багажа, защитными элементами, скрывающими механизм, и антипрокольными шинами. Велосипед оборудован GPS-передатчиком, чтобы его можно было найти в случае угона. Кроме того, если байк не вернуть на парковку в течение суток, то колеса автоматически заблокируются. Так что угонять его бессмысленно. Первое время в Астане будет действовать 40 велостанций с двумя сотнями велосипедов, однако вскоре их количество увеличится в пять раз. Судя по живой улыбке, аким остался доволен поездкой.– Это не просто веяние времени, а потребность, поскольку город очень динамично развивается и растет, здесь уже почти миллион жителей, – заявил Имангали Тасмагамбетов.К слову, велостанции будут питаться солнечной энергией и по окончании сезона, который приходится на конец октября, будут демонтированы. Чтобы начать пользоваться велосипедами, нужно зарегистрироваться в офисе компании "Астана Bike", расположенном на левобережье. Стоимость абонемента на сезон составляет пять тысяч тенге. При этом все поездки между станциями длительностью не более 30 минут бесплатны. В случае превышения указанного срока включается повременная оплата проката: один час – 100 тенге, от двух часов – 250 тенге, третий час – 500 тенге, за каждый последующий час – 1 000 тенге.
Приложение 6
Экспресс К
Автор:
Аким Астаны Имангали Тасмагамбетов крайне обеспокоен тем, что учителя робеют перед компьютерами и равнодушны к Интернету. Из-за прохладного отношения педагогов к новым технологиям, по мнению акима, заглох чудесный проект по открытию веб-ресурсов для учеников.
– Не обижайтесь, коллеги, но проект пока закончился неудачей, – констатировал вчера аким на августовском совещании педагогических работников образования города. – Сами учителя Интернет до сих пор воспринимают как чуждый инструмент познания. Вы сами не заинтересованы в этом, боитесь подойти к компьютеру.
Тасмагамбетов привел в пример электронные инструменты заграничных школ: на веб-порталах висит расписание уроков и другая полезная информация.
– Ни один учебный день не начинается без прочтения бюллетеня, размещенного на сайте, – заявил градоначальник. – Там же – поздравления с днем рождения, перечень всех мероприятий: собрания, соревнования, дополнительные уроки и так далее. А также анонсы недели и самое интересное – слово дня. Это делается для того, чтобы ученики дали наилучшее определение слову, которое в этот день выставлено на сайт. Поверьте, если нам ввести такую практику, сайты оживут, воспрянут дети, а школьная жизнь выйдет на совершенно новый уровень.
Вчера же аким посоветовал специалистам Министерства образования и науки ввести в школьную программу логику, чтобы дети умели ориентироваться в потоке информации. Кроме того, аким убежден: вместо сочинений по литературе на заезженные темы ученикам нужно писать эссе, как это делают западные сверстники.
– В основе современного обучения должен стоять принцип развития умственных способностей ребенка, раскрывающих в первую очередь собственное мышление, а не механическое усвоение чужих мыслей, – отметил Имангали Тасмагамбетов. – Я не сторонник всего западного, но лучшие методики мы должны изучать и перенимать. Мы привыкли гордиться сложившейся у нас системой образовательных ценностей. По "советскому" варианту учились многие поколения, и до сих пор большинство учебных заведений выбирают именно ее. Но время на месте не стоит. Нам нужно идти вперед.
Напоследок глава столичного Союза отцов Куаныш Жуматаев, присутствовавший на встрече с педагогами, торжественно объявил: столичный аким принят в названное общество в качестве почетного отца. "Новобранец" ответил, что уже перешел в статус деда, но за приглашение очень благодарен.