Сценарий классного часа «ХАТЫНЬ – БОЛЬ И ГНЕВ»

Сценарий классного часа
«ХАТЫНЬ – БОЛЬ И ГНЕВ»
Разработала Мишалова Л.В..

Цели и задачи:
воспитание у студентов гражданственности, патриотизма.
обобщение и систематизация знаний студентов о ходе Великой Отечественной войны;
развитие интереса к истории;
воспитание чувства гордости за свой народ, чувство преданности своему Отечеству.
Оснащение: магнитофон, проектор, запись голоса Левитана о начале войны, видеоэкскурсия по мемориальному комплексу «Хатынь»
Участники: ведущие, чтецы
Рекомендации по проведению: данное мероприятие можно проводить накануне празднования Дня Победы или Дня Памяти жертвам Хатыни 22 марта. В роли ведущих могут выступать студенты группы (не более 5 человек).

Ход классного часа.
(На фоне боя колоколов)
Ведущий. Слышали вы в Хатыни
Траурный перезвон?
Кровь от ужаса стынет
Только раздастся он.
Кажется, ты в пустыне,
Выжжено все дотла.
Этой военной Хатыни.
Плачут колокола.
Ведущий. И этот звон болит во мне,
Перед симфонией печали
Молчу и плачу в этот миг.
Как дети в пламени кричали!
И до сих пор не смолк их крик.
Над белой - тишиной Хатыни
Колокола, как голоса
Тех, что ушли в огне и дыме за небеса.
« Я Анна: Анна - издалека.
О где ты мама, мама - издалека.»
Ведущий. Могильный здесь царит покой.
Не пахнет сеном и пенькой,
Не слышно шума старых лип –
Лишь ветра всхлип
Да прясла скрип.
Ведущий. Там стал семейным склепом каждый дом,
Долиной смерти стало поле;
Там делается каждый шаг с трудом,
А сердце ранено так больно.
Ведущий. А жить им хотелось.
А жизнь так манила
Всё в небо ушло,
черным облаком сплыло.
Остались, на годы в военных туманах
Одни только печи на. мертвых полянах.
Ведущий. Слушайте, люди! К вашим сердцам обращаются колокола Хатыни. С гневом и болью рассказывают Они о трагедии этой деревни.
Ни на одной самой подробной географической карте вы не найдете сегодня этой белорусской деревни. Она была уничтожена фашистскими карателями весной 1943 года.

Звучит «Песня о Белоруссии»

Это была небольшая белорусская деревня в двадцать шесть домов, прикрытая от ветров белоствольными березами и вознесшимися вверх соснами, уютная и компактная, с журавлями над колодцами возле хат, с густыми кустами сирени в палисадниках. Её мужчины пахали поля и косили травы, женщины растили детей и доили коров.
Ведущий. Наипервейшей гордостью хатынцев был лён. Зацветает он ; бывало голубыми озерами, колышется, с небосводом сливается. А когда созреет волокнистый, шелковистый, - медные коробочки – бубенцы долу клонятся, звенят. Ах, до чего же хорош был лён.
Да разве одними льноводами славилась Хатынь. Здесь были и знаменитые доярки; пчеловоды, кузнецы и трактористы. Самым прославленным был кузнец Антон Аскевич. Его считали настоящим волшебником. Возьмет в руки прут железный - катится подкова, серебряным полумесяцем блестит серп назубренный. Вот такие умельцы ковали счастье в Хатыни.
Ведущий. Тогда не новинками были в хате радио, газета, книга, электрический свет. Город со своим бытом, со своей культурой, наукой и музыкой, как говорится, пришел в Хатынь.
Ведущий. И в то горькое лето дружно роились пчелы, наливались колосья в поле, густые травы шумели в лугах. Радостью наполнились сердца хлеборобов и вдруг, огнем и дымом дохнул, железом и свинцом хлестнул, тротилом и порохом взрывался июнь 1941 года. Война!

(Пластинка «Вставай страна огромная» начало войны)

Ведущий. Встретили хатынцы в своем лесу зверей, которых здесь никогда и не было, и которых война выгнала из родных лесов. «Все живьё убегает от зверей - фашистов - подумали хатынцы. Может и нам доведется скоро податься в другие места. А может не придет сюда война? Может, обломает свои железные зубы на границе, может, разобьет свой железный лоб о каменные громады Минска? Может, не постигнет нас участь беженцев?»
Ведущий. Из белого облака вынырнул вражеский самолет , полоснул из пулемета, грохнул бомбами по дороге. Упал в придорожную дорогу косырь. Перенесли его на луг, положили под луговой осиной. Человек умирал.
Проклиная беззвучно врага:
Уходил, как выходят из боя;
А его не пускали луга,
А его не пускали стога.
Здесь в родстве он был с каждой копною.
Он к калинам всем сердцем прирос
И к березам, звенящим листвою.
Ведущий. Отступили солдаты . А в лесах создавались партизанские отряды. И хатынцы помогали партизанам одеться, обуться , прокормиться. Оккупанты очень боялись партизан. И не зря, те нападали на них и днем и ночью. Бьют из засад, жизни не дают, народные мстители фашистам. Каждый куст, каждое дерево стреляет. Вот и приказали: спилить деревья, вырубить кусты на двести метров от дороги. Будто это спасет!
Ведущий. Рубанули партизаны в то утро по фашистам. Те ехали грабить, добро людское хватать. А тут из лесу партизаны. Когда стрельба стихла гитлеровцы к лесорубам. «Всех перестреляем.» А ехали каратели в Хатынь грабить. А было это 22 марта 1943 года. Запомните эту дату!!!
Ведущий. Некогда еще не было жителям Хатыни, как в то мартовское утро.«Что то у меня душа не на месте, - говорит сосед старый Карабан .Не доброе чует душа. Слышите, собака воет? А ещё, гляньте: кота нет в хате. Не добрый знак. Быть какой-то беде. От нее кот удрал »
Ведущий. А у него, у деда Андрея, в хлеву все утро мычит и мычит корова, словно бы удрать хочет. Ой, дурной знак. Скотина она чует.
Ведущий.
А старый Карабан рассказал какой ему сон приснился.
Вышел в поле - расцветает лен,
Да не синий лен - кровавый леи.
Я иду распаханной межою,
Вижу : бор встает передо мною,
Не зеленый бор - кровавый бор.
Дышит мне в лицо коленным жаром,
И чабрец , что стлался , как ковёр ,
Вымело дыханием пожара.
Я то в сны не верю не на грош,
Только этот в душу пал тревогой
Стекла в окнах принимает дрожь,
Прогудела стылая дорога. Налетели , нахлынули каратели. Все люди были в деревни, не успели еще разойтись по делам, когда в Хатынь ворвались на машинах около трехсот карателей. Командовал ими лютый палач Дирлевангер, давно уже купанный в людской крови, умывшийся слезами вдов и сирот, девчат и матерей.
Он приказал всех хатынцев выгнать из хат на улицу. Солдаты в каждую щель, в каждый закуток заглянули, всех гнали на улицу : мужчин, стариков, женщин, детишек, больных и слабых старух. Кто успел обуться, а кто и босиком. Тех у кого старость или болезнь отняли ноги, вели под руки ; а тех кто ещё не научился ходить , несли на руках.
Ведущий. И куда же нас гонят? Что эти злодеи с нами сделают. Уже всех в одну толпу собрали, Всех загоняют в сарай. Сожгут нас в этом овине! Боже милостивый, сжалься, пощади! Ой , беда! Невыносимой болью полоснул этот крик по сердцу молодой матери. Она все прижимала к себе сыночка, платком его прикрывала, будто платок мог заслонить его, маленького, слабенького от смерти. «Неужели и его, моего жавороночка не пожалеете? », - думала в отчаянии мать.
Ведущий.
Ах, горюшко-горе, сыночек родной!
Сухими губами шептала
А может, не станут они над тобой,
Глумиться? Ты прожил так мало!
Не видел, как вишня весенней порой,
Как груша в саду расцветала:
Не слышал, как трубно кричат журавли,
Как годы пророчит кукушка.
Ну, хоть бы одни истоптал сапоги,
Прочел бы хоть первую книжку.
Ты слышишь наш тятька! Приди! Помоги!
Спаси не меня - так сынишку.
Ведущий. Нет, никто не придет, не спасет маленького. Сама спасай, ты - мать! И она стала потихоньку пробираться к заборам. А может, выберемся, уйдем от беды, и она прижала маленького к груди, бросилась бежать. Вдогонку за ней - рослый солдат. Схватил, поволок, толкнул, а самую гущу толпы.
Когда каратели направились к хате Ивана Ясжевича , его восьмилетняя дочь Лена, выскочила через окно во двор и побежала в лес; чтобы разыскать отца. Вот и лес рядом. И тут-то её заметили каратели, они стали стрелять в девочку. А она, верткая, резвая, как ласточка, то за кустиком скроется, то в борозду упадет - никак в неё не попасть. Тут один бросился за Леной.
Куда было тягаться малышке с этой верзилой. Догнал, выстрелил.
Загнали всех в овин. Здесь и Иосиф Барановский и его восемь детей льнут к отцу. Спасите, не дай погибнуть. И вдруг жуткий крик .-«Горим!» Пламя пролезало, проточило соломенную крышу. Люди бросились к воротам. Затрещали ворота , распахнулись. Свежем ветром дохнуло в овин, свинцовым ливнем хлестануло. Люди назад ринулись в овин, на них падала горящая солома, жерди. Трещат волосы, дымится одежда.
Ведущий. Догорала жизнь Хатыни, догорали жизни людей, догорала их доля, их песня, их мечты и надежды. Занялась вся Хатынь. Пожар сметал, заглатывал все живое и неживое. День и ночь горела Хатынь.
Ведущий. Сто сорок девять живых душ сожрало лютое пламя. Сто сорок девятьживых сердец поглотил лютый пожар. Там где был овин, межголовешек в серой зале чернели обгоревшие кости. Зола и пепел. Головешки и пепел. Ещё и на завтра, и на третий день на остывшим пепелищем стоял густой , тяжелый запах. Из мертвых воскрес Иосиф Каменский. Отнесли его к леснику. Нежилец на белом свете человек. Спасу! Буду жить - сказала Мария Анисимова, местный врач, и спасла. Вернула его к жизни! А ещё кто остался в живых, кто, спася в то кровавое, обоженное мартовское утро.
Ведущий. Витя Желобокович. Семь лет. Когда распахнулись ворота , он бросился бежать . Следом мать. Скосили, бросили наземь пули женщину. Падая, она своим телом заслонила сына. Фашисты думали убиты. А Витя, раненный в руку тихо лежал возле безмолвной, мертвой матери. Так она дважды дала сыну жизнь.
Ведущий. Антосик Барановский. Двенадцать лет; ранет в обе ноги, когда убегал из огненного ада. Потихоньку он пополз, пока сугроб у забора не скрыл его. Там подобрали его добрые люди., вылечили.
Ведущий. Володя Яскевич. Тринадцать лет. Когда гитлеровцы стали сгонять людей в овин, он выскочил со двора, выбежал в поле. Его заметили, пуля просвистела над головой, а он в яму. Там был раньше картофель. Володя, затаившись сидел в яме, когда все стихло, бросился в Хатынь. Деревня вся в огне. Ни живой единой души. Где искать родных?
Молчала Хатынь, -
Свети ему месяц высокий,
Средь бора дорогу ему укажи,
Которой он хаживал прежде.
Мальчишка шагает, мальчишка бежит.
Навстречу последней надежде.
Саша Желобокович. Двенадцать лет. Спасла его от смерти лошадь, не дала сгореть в овине. Когда он увидел фашистов во дворе стояла запряженная лошадь. Заберут бандиты! А как без лошади? Отец сказал: садись скорее сын и гони к тетке в Замостье. Там меня жди. Рад мальчишка «Не досталась фашистам лошадь! А что же отца так долго нет?» Но ни одной живой души не осталось в Хатыни. Всех пеплом развеяли, дымом пустили по белому свету.

(Минута молчания)

- Никто не вернулся в Хатынь. Некому было её восстанавливать. Не стало 149 хатынцев, 75 из них детей. 186 белорусских деревень были сожжены гитлеровцами вместе с жителями и уже не воскресли. Горстями песка и золы легли они в урны единственного в мире Кладбища деревень в хатынском мемориале.
Ведущий. Мемориал был открыт 5 июля 1969 года. Бежит , устремляясь вперед широкая асфальтированная лента шоссе Минск - Витебск. Обычные дорожные знаки по сторонам. И вдруг справа , на 54-м километре , - тревожный указатель ... Хатынь. Смолкают песни, обрываются оживленные беседы. Машины меняют маршрут - поворачивают вправо, к месту трагедии. Каждый километр четко отбивают мраморные глыбы - первая, вторая, третья, четвертая, пятая. И вот мемориал. Место трагедии. Жизнь ушла отсюда, она сгорела в огне, застыла в каменных обломках. Это произошло весной, когда вся природа возвращалась к жизни, а Хатынь умирала, умирала долго и мучительно.
В центре мемориала возвышается бронзовая скульптура Непокоренного Человека - человека, вынесшего на своих плечах все тяготы войны, вставшего живым из огня. Боль и гнев , скорбь и месть выражены на лице его. А руки, нагруженные крестьянские руки, горестно и бережно держат тело замученного ребенка. И кажется, бронзовые уста Непокорного говорят «Будь проклят фашизм!»
На тридцать лет пережил Каминский свою деревню, своего Адася, которого, ещё живого, поднял на руки, чтобы выйти с ним навстречу людям, чтобы бессильно стать среди онемевшего родного леса. Невысокий, неразговорчивый Иосиф Каминский лег в землю недалеко от своих односельчан. Бронзовый Каминский с сыном на руках остался, Чтобы вечно вглядываться с тревогой в каждого, кто идет к нему, вечно напоминать о своем неизбывном отцовском горе, чтобы стоять не отрывным от Кладбища деревень, от Стены памяти узников концлагерей, от черного мрамора на месте сарая, от трех зеленых березок. Там суровые надписи, холодные цифры, молчаливые плиты, а тут он - человек, измученный, обессиленный, но непокоренный и живой.
Справа от скульптуры увековечено место сожжения хатынцев. Черные гранитные плиты символизируют обрушившуюся крышу сарая, образно языков пластики рассказывают о разыгравшейся трагедии. Клинообразная дорога из белого мрамора символизирует последний путь жителей Хатыни и обрывается у крыши-плиты. Прислушайтесь, люди! Сердцем прислушайтесь!
Ведущий. И вы услышите тяжелый топот кованых сапог и глухие стоны. Это стонет сама земля, принявшая муки, кровь и смерть 149 хатынских женщин, стариков, детей. Они навсегда слились с многострадальной землей Хатыни. Их остатки покоятся в братской могиле. Над могильным холмом - Венец Памяти из белого мрамора. На ней - обращение вставших из пепла хатынцев к тебе, ко мне, к нам живущим :
«Люди добрые, помните: любили мы жизнь, и Родину нашу и вас, дорогие. Мы сгорели живыми в огне. Наша просьба к вам: пусть скорбь и печаль обернутся в мужество ваше и силу, чтобы смогли вы утвердить навечно мир и покой на земле. Чтобы отныне нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не умирала! »
И наш ответ погибшим: «Родные вы наши. Головы в скорби великой склонив, стоим перед вами. Вы не покорились фашистским убийцам в черные дни лихолетья. Вы приняли смерть, но пламя любви вашей к Родине нашей вовек не погаснет.
Память о вас в народе бессмертна, как вечна земля и вечно яркое солнце над нею!
Остановитесь люди! Склоните головы!»

Минута молчания.

Ведущий. Дорожка из серых железобетонных плит ведет к бывшей деревенской улице. На месте каждого из 26 сгоревших домов лежит первый венец сруба. Только сделан он не из дерева - из бетона, и цвет его радует глаз, он серый, пепельный. Внутри сруба - тревожный силуэт обелиска, увенчанного колоколом. На обелиске - мемориальная доска с фамилиями и именами заживо сожженных хатынцев.
Волнует сердце открытая перед каждым домом калитка, тоже серая, тоже из бетона, калитка, приглашающая зайти в дом, которого нет. Больно становится при мысли, что никогда не заскрипит эта калитка живым деревянным скрипом, никогда не потянет дымком из печных труб - обелиском, никто напьется студеной воды из 4 деревенских колодцев, никогда и никто не услышит на улице звонкого, заливистого смеха жизнерадостной хатынской детворы. Обелиски, обелиски, обелиски...
Четыре колокола. Их двадцать шесть. Это хатынский набат. Он усиливает драматизм. Гневно и тревожно обличающе рассказывает миру о трагедии белорусской деревни. И предостерегает: « Люди , будьте бдительны!»
Над серой трубою,
над мемориальным гранитом
Колотится колокол
эхом войны незабытым.
Пусть Вечный огонь,
что зажжен в безутешной Хатыне,
Как всходы , как небо,
пылает зеленый и синий.
Пускай это полымя житом и жарким, и спелым.
Поклонится в ноги дворам ее окаменелым,
Порогу холодному, всей обезлюдевшей хате.
Пусть горе, уснувшее в камне, проснется в набате.
Куда бы тебя не забросили пути-дороги - нигде на земле, кроме как в Хатыне: ты не увидишь «Кладбище деревень», деревень, уничтоженных фашистами вместе с людьми, уничтоженных и не восстановленных. Хатынь не одна, 186 деревень вместе с людьми сгорели дотла в земле белорусской.

Литература:
Сборник стихов о ВОВ. – М., Литература, 1995.
Путеводитель по мемориалу Хатынь – Минск, 1986.

Заголовок 7 Заголовок 815