Сценарий литературной композиции Жёны декабристов

Литературная гостиная

«Да будут незабвенны ваши имена»
Жёнам декабристов посвящается

Действующие лица

1,2,3,4 ведущих, Трубецкая и губернатор, Волконская, её муж и Раевский, Пушкин (?), Муравьёва, (Пущин // Дюма, Муравьёв (?)), Анненкова, император и его супруга,

Когда я говорю
О думах чистых,
Когда хочу понять любимой суть,
Я слышу голос женщин-декабристок,
Я вижу их сибирский тяжкий путь.

Когда сверяю горести людские,
И преданность,
И верность в трудный час,-
Волконские и рядом – Трубецкие
Стоят передо мною всякий раз.

Они страдали, плакали, как дети,
Они такую силу обрели!
Всё потеряв
На этом грешном свете,
Они лишь верность милым сберегли.

Их обжигала северная стужа,
Тоска и смерть
Стучала в их окно.
Чтоб умереть за честь и дело мужа –
Не всякой это женщине дано
1 Ведущий: Итак, маршрут составлен. Лошади готовы, кибитка погружена. Сейчас зазвенит колокольчик. До Иркутска 5379,5 вёрст.

2 Ведущий: Мы отправляемся в путь вслед за Екатериной Трубецкой и Марией Волконской, Александрой Муравьёвой и Полиной Анненковой. Они были первыми из тех, кого потом назовут декабристками.

3 Ведущий: Как молоды они были тогда, как обаятельно женственны, умны, образованны, какая заманчивая жизнь открывалась перед ними – в роскоши. В любви, в поклонении окружающих.

4 Ведущий: Говорят, что полы в особняке графа Лаваля, отца Екатерины Трубецкой, были выстланы мрамором, по которому ступал римский император Нерон. В их доме висели картины Рубенса и Рембрандта Редчайшие собрания антично скульптуры, огромная, в пять тысяч книг, библиотека.
На балах у Лавалей собиралось до 600 гостей, и среди них известнейшие люди эпохи: Жуковский, Крылов, Пушкин, Грибоедов, Вяземский

Трубецкая

Покоен, прочен и легок
На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два
Его попробовал сперва. ()
Творя молитву, образок
Повесил в правый уголок
И – зарыдал
Да, рвём мы сердце пополам
Друг другу, но, родной,
Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Прости. Прости!
Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет.

Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет
Я буду помнить глубоко
В далёкой стороне
Не плачу я, но нелегко
С тобой расстаться мне!
О, видит Бог!.. Но долг другой,
И выше, и трудней
Меня зовёт Прости, родной!
Напрасных слёз не лей! Далёк мой путь, тяжёл мой путь.
Страшна судьба моя,
Но сталью я одела грудь
Гордись – я дочь твоя!
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край!
И ты о город роковой,
Гнездо царей прощай!
1 Ведущий: Многое уходило из жизни Екатерины Трубецкой. Навсегда. Безвозвратно. Но, как оказалось, собравшись в дальний путь, ещё не всю чашу страданий испила верная женщина

Царь: Жёны сих преступников потеряют прежние звания дети, прижитые в Сибири, поступят в казённые заводские крестьяне.

Трубецкая: Согласна.

Царь: Ни денежных сумм, ни вещей многочисленных взять им с собой дозволено быть не может.

Трубецкая: Согласна.

Царь: Ежели люди, преступники уголовные, коих за Байкалом множество, жуткие люди, погрязшие в пороках, надругаются над вами или убьют, власти за то ответственности не несут.

Трубецкая: Согласна.

2 Ведущий: Бессменно день и ночь в пути
На диво слаженный возок,
А всё конец пути далёк!
Её в Иркутске встретил сам
Начальник городской.

Губернатор: Пришёл я – встретить вас.

Трубецкая: Велите ж дать мне лошадей!

Губернатор: Прошу помедлить час.
Дорога наша так дурна,
Вам нужно отдохнуть

Трубецкая: Благодарю вас! Я сильна
Уж недалёк мой путь

Губернатор
Всё ж будет вёрст до восьмисот,
А главная беда:
Дорога хуже тут пойдёт,
Опасная езда!..
Два слова нужно вам сказать
По службе, - и притом
Имел я счастье графа знать,
Семь лет служил при нём.
Отец ваш редкий человек
По сердцу, по уму,
Запечатлев в душе навек
Признательность к нему.
К услугам дочери его
Готов я весь я ваш

Трубецкая: Но мне не нужно ничего!
Готов ли экипаж?

Губернатор: Покуда я не прикажу,
Его не подадут

Трубецкая: Так прикажите ж! Я прошу

Губернатор: Но есть зацепка тут:
С последней почтой прислана
Бумага

Трубецкая: Что же в ней?
Уж не вернуться ль я должна?

Губернатор: Да-с, было бы верней.

1 Ведущий: Надо отдать справедливость: прежде, чем губернатор Иркутска предъявил княгине ту самую бумагу, он всячески пытался убедить Трубецкую вернуться домой. Какие только доводы он ни приводил: ваш отъезд чуть не убил вашего отца, здешние места бедны, холодны, темны и невежественны

Губернатор

Вам не придётся с мужем быть
Минуты глаз на глаз;
В казарме общей надо жить,
А пища: хлеб да квас.
Пять тысяч каторжников там
Озлоблены судьбой,
Заводят драки по ночам.
Убийства и разбой;
Короток им и страшен суд,
Страшнее нет суда!
И вы, княгиня, вечно тут
Свидетельницей Да!
Поверьте, вас не пощадят,
Не сжалится никто!
Пускай ваш муж – он виноват
А вам терпеть за что?

Трубецкая
Ужасна будет, знаю я,
Жизнь мужа моего.
Пускай же будет и моя
Не радостней его!
Всем вашим пыткам не извлечь
Слезы из глаз моих!
Покинув родину, друзей,
Любимого отца,
Приняв обет в душе моей
Исполнить до конца
Мой долг,- я слёз не принесу
В проклятую тюрьму –
Я гордость, гордость в нём спасу,
Я силы дам ему!
Презренье к нашим палачам,
Сознанье правоты
Опорой верной будет нам.



Губернатор

Прекрасные мечты!
Но их достанет на пять дней.
Не век же вам грустить?
Поверьте совести моей,
Захочется вам жить.
Здесь чёрствый хлеб, тюрьма, позор,
Нужда и вечный гнёт,
А там балы, блестящий двор.
Свобода и почёт

Трубецкая
Благодарю, благодарю
За добрый ваш совет!
И прежде был там рай земной,
А нынче этот рай
Своей заботливой рукой
Расчистил Николай.
Там люди заживо гниют –
Ходячие гробы,
Мужчины – сборище Иуд,
А женщины – рабы.
Что там найду я? Ханжество,
Поруганную честь,
Нахальной дряни торжество
И подленькую месть.
Вернуться? Жить среди клевет,
Пустых и тёмных дел?..
Там места нет, там друга нет
Тому, кто раз прозрел!

3 Ведущий
Назавтра тот же разговор,
Просил и убеждал,
Но получил опять отпор
Почтенный генерал.
Все убежденья истощив
И выбившись из сил,
Он долго, важен, молчалив,
По комнате ходил
И наконец сказал

Губернатор: Быть так!
Вас не спасёшь, увы!..
Но знайте: сделав этот шаг,
Всего лишитесь вы!

Трубецкая: Да что же мне ещё терять?

Губернатор: За мужем поскакав,
Вы отреченье подписать должны
От прав своих!

Трубецкая

У вас седая голова, а вы ещё дитя!
Вам наши кажутся права
Правами – не шутя.
Нет! Ими я не дорожу,
Возьмите их скорей!
Где отреченье? Подпишу!
И живо – лошадей!..

Губернатор

Бумагу эту подписать!
Да что вы?.. Боже мой!
Ведь это значит нищей стать и
И женщиной простой!
Всему вы скажите прости,
Что вам дано отцом,
Что по наследству перейти
Должно бы к вам потом!
Права имущества, права
Дворянства потерять!
Нет, вы подумайте сперва –
Зайду я к вам опять!..
4 Ведущий

Ушёл и не был целый день
Когда спустилась тьма,
Княгиня, слабая, как тень,
Пошла к нему сама.
Её не принял генерал:
Хворает тяжело
Пять дней, покуда он хворал,
Мучительных прошло,
А на шестой пришёл он сам
И круто молвил ей

Губернатор: Я отпустить не вправе вам,
Княгиня, лошадей!
Вас по этапу поведут
С конвоем

Трубецкая: Боже мой!
Но так ведь месяцы пройдут
В дороге?..

Губернатор
Да, весной,
В Нерчинск придёте, если вас
Дорога не убьёт.
Навряд версты четыре в час
Закованный идёт;
Посередине дня – привал,
С закатом дня – ночлег,
А ураган в степи застал –
Закапывайся в снег!
Да-с, промедленья нет числа,
Иной упал, ослаб

Трубецкая
Я этого ждала
Но вы, но вы, злодей!..
Неделя целая прошла
Нет сердца у людей!
Зачем бы разом не сказать?..
Уж шла бы я давно
Велите партию сбирать –
Иду! Мне всё равно!

Губернатор
Нет! Вы поедете!.. Боже мой!..
Простите! Да, я мучил вас,
Но мучился и сам,
Но строгий я имел приказ
Преграды ставить вам!..
Я вас старался напугать.
Не испугались вы!
И хоть бы мне не удержать
На плечах головы,
Я не могу, я не хочу
Тиранить больше вас
Я вас в три дня туда домчу
Эй! Запрягать, сейчас!

1 Ведущий (Пушкин)
Я помню море пред грозою: Как я завидовал волнам, Бегущим бурной чередою С любовью лечь к ее ногам! Как я желал тогда с волнами Коснуться милых ног устами! Нет, никогда средь пылких дней Кипящей младости моей Я не желал с таким мученьем Лобзать уста младых Армид, Иль розы пламенных ланит, Иль перси, полные томленьем; Нет, никогда порыв страстей Так не терзал души моей!


2 Ведущий: Эти стихи Пушкин в 1820 году посвятил юной Марии Раевской, дочери отважного генерала, героя войны с Наполеоном, праправнучке Ломоносова.

3 Ведущий: В 1825 году Мария Раевская вышла замуж за князя Сергея Григорьевича Волконского. Он был старше её на 20 лет
Первый год замужества ещё был на исходе, когда Сергей уже сидел за затворами крепости в Алексеевском равелине.

4 Ведущий: А самой Марии было всего 20 Совсем ещё юная, она оказалась центром, вокруг которого скрестились интересы многих людей. И ей пришлось принять на свои хрупкие плечи ответственность и за себя, и за Сергея Григорьевича, и за только что рождённого Николеньку, и за родителей своих

1 Ведущий: Что придавало ей силы? Любовь? Но, по её словам, тот первый год их совместной жизни принёс им отчуждение. Что же тогда?

2 Ведущий: Из «Записок» Волконской: «Если даже смотреть на убеждения декабристов как на безумие и политический бред, всё же справедливость требует сказать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслужить уважения соотечественников. Кто кладёт голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество».

3 Ведущий: По запискам этой великой женщины в 1872 году Н.А.Некрасов закончил 2 часть свой знаменитой поэмы «Русские женщины» - «Княгиня Волконская». Как и в мемуарах, повествование здесь ведётся от 1 лица.

Как дорого стоил мне первенец мой!
Два месяца я прохворала.
Измучена телом, убита душой.
Я первою няню узнала.
Спросила о муже. – Ещё не бывал!
«Писал ли?»- И писем нет даже.
«А где мой отец?»- В Петербург ускакал.
«А брат мой?»- Уехал туда же.
«Мой муж не приехал, нет даже письма,
И брат, и отец ускакали,-
Сказала я матушке: - Еду сама!
Довольно, довольно мы ждали!»
«Где муж мой? – отца я спросила.-
Не пишет он?» Глянул уныло
И вышел отец Недоволен был брат,
Прислуга молчала, вздыхая.
Заметила я, что со мною хитрят,
Заботливо что-то скрывая
Нет чувства мучительней тайной грозы.
Я клятвой отца уверяла,
Что я не пролью ни единой слезы,-
И он и кругом всё молчало!
Любя, меня мучил мой бедный отец;
Жалея, удваивал горе
Узнала, узнала я всё наконец!..
Прочла я в самом приговоре
Я в крепость поехала к мужу
Недаром над ним пронеслася гроза:
Морщины на лбу появились,
Лицо было мертвенно бледно, глаза
Не так уже ярко светились,
Но больше в них было, чем в прежние дни,
Той тихой, знакомой печали;
С минуту пытливо смотрели они
И радостью вдруг заблистали,
Казалось, он в душу ко мне заглянул
Я горько, припав к его груди,
Рыдала Он обнял меня и шепнул:
Волконский: «Здесь есть посторонние люди».
Потом он сказал, что полезно ему
Узнать добродетель смиренья,
Что, впрочем, легко переносит тюрьму,
И несколько слов ободренья
Прибавил По комнате важно шагал
Свидетель: нам было неловко Сергей на одежду свою показал:
Волконский: Поздравь меня, Маша, с обновкой,-
И тихо прибавил: - Пойми и прости».
Глаза засверкали слезою,
Но тут соглядатай успел подойти,
Он низко поник головою.
Я громко сказала: «Да, я не ждала
Найти тебя в этой одежде,-
И тихо шепнула:- Я всё поняла,
Люблю тебя больше, чем прежде»-
Волконский: «Что делать? И в каторге буду я жить
(Покуда мне смерть не наскучит)».
- Ты жив, ты здоров, так о чём же тужить?
(Ведь каторга нас не разлучит?)
Волконский: «Так вот ты какая!»- Сергей говорил,
Лицо его весело было
Он вынул платок, на окно положил,
И рядом я свой положила.
Потом, расставаясь, Сергеев платок
Взяла я – мой мужу остался
Нам после годичной разлуки часок
Свиданья короток казался,
Но что ж было делать! Наш срок миновал –
Пришлось бы другим дожидаться
В карету меня подсадил генерал,
Счастливо велел оставаться
Великую радость нашла я в платке:
Целуя его, увидала
Я несколько слов на одном уголке;
Вот что я, дрожа, прочитала:
Волконский: «Мой друг, ты свободна. Пойми – не пеняй!
Душевно я бодр и – желаю
Жену мою видеть такой же. Прощай!
Малютке привет посылаю»

Как только одна я осталась.
Я тотчас услышала в сердце моём,
Что надо и мне торопиться.
Мне душен казался родительский дом,
И стала я к мужу проситься.
Теперь расскажу вам подробно, друзья,
Мою роковую победу.
Вся дружно и грозно восстала семья,
Когда я сказала: «Я еду!»
Не знаю, как мне удалось устоять,
Чего натерпелась я Боже!..
Была из-под Киева вызвана мать,
И братья приехали тоже:
Отец «образумить» меня приказал. Они убеждали, просили,
Но волю мою сам господь подкреплял,
Их речи меня не сломили!
А много и горько поплакать пришлось
Когда собрались мы к обеду,
Отец мимоходом мне бросил вопрос:
Раевский: «На что ты решилась?» - «Я еду!»

Отец промолчал промолчала семья Я вечером громко всплакнула.
Качая ребёнка, задумалась я
Как входит отец, - я вздрогнула
Ждала я грозы, но, печален и тих,
Сказал он печально и кротко:
Раевский: «За что обижаешь ты кровных родных?
Что будет с несчастным сироткой?
Что будет с тобою, голубка моя?
Там нужно не женскую силу!
Напрасна великая жертва твоя,
Найдёшь ты там только могилу!»
И ждал он ответа и взгляд мой ловил
Раевский: «Я сам виноват! Я тебя погубил! –
Где был мой рассудок? Где были глаза?
Уж знала вся армия наша
Прости! Не казни меня, Маша!
Останься!..»

И снова молил горячо
Бог знает, как я устояла!
Припав головою к нему на плечо,
«Поеду!» я тихо сказала

Раевский: «Посмотрим!
Одно повторяет твой глупый язык:
Поеду! Сказать не пора ли,
Куда и зачем? Ты подумай сперва!
Не знаешь сама, что болтаешь!
Умеет ли думать твоя голова?
Врагами ты, что ли, считаешь
И мать, и отца! Или глупы они
Что споришь ты с ними, как с ровней?
Поглубже ты в сердце своё загляни,
Вперёд посмотри хладнокровней.
Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой»

Ушёл он, грозящий и гневный,
А я, чуть жива, пред иконой святой
Упала – в истоме душевной

«Подумай!..» Я целую ночь не спала,
Молилась и плакала много.
Я Божию Матерь на помощь звала,
Совета просила у Бога,
Я думать училась: отец приказал
Подумать нелёгкое дело!
Давно ли он думал за нас - и решал,
И жизнь наша мирно летела?..

Я только в последний, двадцатый свой год
Узнала, что жизнь не игрушка.
В последнее время моя голова
Работала сильно, пылала;
Меня неизвестность томила сперва.
Когда же беду я узнала,
Бессменно стоял предо мною Сергей,
Тюрьмою измученный, бледный,
И много неведомых прежде страстей
Посеял в душе моей бедной.

Я всё испытала, а больше всего
Жестокое чувство бессилья.
Я небо и сильных людей за него
Молила – напрасны усилья!
И гнев мою душу больную палил,
И я волновалась нестройно.
Рвалась, проклинала Но не было сил.
Ни времени думать спокойно.

Теперь непременно я думать должна –
Отцу моему так угодно.
Пусть воля моя неизменно одна,
Пусть всякая дума бесплодна.
Я честно исполнить отцовский наказ
Решилась, мои дорогие.
Отец говорил: «Ты подумай о нас,
Мы люди тебе не чужие:
И мать, и отца, и дитя, наконец,-
Ты всех безрассудно бросаешь,
За что же?» - Я долг исполняю, отец!
«За что ты себя обрекаешь
На муку?»- Не буду я мучиться там!
Здесь ждёт меня страшная мука.
Да, если останусь, послушная вам,
Меня истерзает разлука.
Не зная покоя ни ночью, ни днём,
Рыдая над бедным сироткой,
Всё буду я думать о муже моём
Да слышать упрёк его кроткий. ()
Делила с ним радость, делить и тюрьму
Должна я Так небу угодно!..
Простите, родные! Мне сердце давно
Моё подсказало решенье.
И верю я твёрдо: от Бога оно,
А в вас говорит сожаленье.
Да, ежели выбор решить я должна
Меж мужем и сыном – не боле,
Иду я туда, где я больше нужна,
Иду я к тому, кто в неволе!
1 Ведущий: Вдумаемся, вслушаемся в эти слова, чтобы понять порыв той далёкой юной дворянки, почувствовавшей необходимость в своём поступке.

2 Ведущий: Поступком было и её решение жить с мужем в тюрьме 15 лет! Но судьбе было угодно обрушить на хрупкие плечи этой, как оказалось, сильной женщины новый ряд нравственных испытаний.

3 Ведущий: В 1828 году Мария Волконская получила известие о смерти сына – Николушки

4 Ведущий: А вскоре после смерти сына – смерть горячо любимого отца. Прощаясь с дочерью, Раевский сказал: «Смотри! Через год возвращайся домой, не то – прокляну!..» Конечно, мужественный генерал не собирался посылать дочери проклятье – он сказал это от великой сердечной муки за свою Машеньку.

Раевский: Уходя из жизни, Николай Николаевич Раевский обвёл глазами семью свою, собравшуюся в грустную минуту, и, остановив взгляд на портрете Машеньки, произнёс: «Вот самая удивительная женщина, которую я когда-то знал!»

1 Ведущий: И эта вчерашняя избалованная поклонниками, комфортом девочка, встретившись в Сибири с Трубецкой, нашла слова поддержки и утешения для подруги.

Волконская: Не знала я, что впереди меня ждет!
Я утром в Нерчинск прискакала,
Не верю глазам, - Трубецкая идет!
?Догнала тебя я, догнала!?
- Они в Благодатске! - Я бросилась к ней,
Счастливые слезы роняя...
В двенадцати только верстах мой Сергей,
И Катя со мной Трубецкая!
Кто знал одиночество в дальнем пути,
Чьи спутники – горе да вьюга,
Кому провиденьем дано обрести
В пустыне негаданно друга,
Тот нашу взаимную радость поймёт

Трубецкая: Устала, устала я, Маша!

Волконская: Не плачь, моя бедная Катя! Спасёт
Нас дружба и молодость наша!
Нас жребий один неразрывно связал.
Судьба нас равно обманула,
И тот же поток твоё счастье умчал,
В котором моё потонуло
Что мы потеряли? Подумай, сестра!
Игрушки тщеславья немного!
Теперь перед нами дорога добра,
Дорога избранников Богом!
Найдём мы униженных, скорбных мужей.
Но будем мы им утешеньем.
Мы кротостью нашей смягчим палачей,
Страданье осилим терпеньем.
Опорою гибнущим, слабым, больным
Мы будем в тюрьме ненавистной
И рук не положим, пока не свершим
Обета любви бескорыстной!..
Чиста наша жертва,- мы всё отдаём
Избранникам нашим и Богу
И верю я: мы невредимо пройдём
Всю трудную нашу дорогу

2 Ведущий: Трубецкой разрешили видеться с мужем два раза в неделю. В тюрьме, в присутствии офицера и унтер-офицера. Князь и его верная жена не могли предать друг другу и сотой, тысячной доли того, что чувствовали

3 Ведущий: А в остальные дни княгиня брала скамеечку. Поднималась с нею на склон сопки, откуда был виден весь тюремный двор – так ей удавалось хоть издали посмотреть на своего любимого – на Сергея Николаевича Трубецкого.

Анненкова: Заключенных всегда окружали солдаты, так что жёны могли видеть их только издали. Князь Трубецкой срывал цветы на пути своём, делал букет и оставлял его на земле, а несчастная жена подходила поднять букет только тогда. Когда солдаты не могли этого видеть.

Лишь горячее любящее сердце женщины, верной подруги, могло согреть души всё потерявших дворян, отправленных на каторжные работы в сибирские рудники. Как же жарко пылали эти сердца!

4 Ведущий: А как трогательна была встреча Александры Григорьевны и Никиты Михайловича Муравьёвых!

Муравьёва: Под конвоем провели меня по пустому тюремному двору Дежурный отворил дверь, и я шагнула в полутьму.
В какой-то подвал я вступила
И долго спускалась все ниже; потом
Пошла я глухим коридором,
Уступами шел он: темно было в нем
И душно; где плесень узором
Лежала; где тихо струилась вода
И лужами книзу стекала.
Я слышала шорох; земля иногда
Комками со стен упадала;
Я видела страшные ямы в стенах;
Казалось, такие ж дороги
От них начинались. Забыла я страх,
Проворно несли меня ноги!
Вперед
Впотьмах наугад побежала...
Господь, коли хочет, везде проведет!
Не знаю, как я не упала,
Как голову я не оставила там!
Судьба берегла меня. Мимо
Ужасных расселин, провалов и ям
Бог вывел меня невредимо:
Я скоро увидела свет впереди,
Там звездочка словно светилась...
И вылетел радостный крик из груди:
«Огонь!» Я крестом осенилась...
Я сбросила шубу... Бегу на огонь,
Как бог уберег во мне душу!
Попавший в трясину испуганный конь
Так рвется, завидевши сушу...
И стало, родные, светлей и светлей!
Увидела я возвышенье:
Какая-то площадь... и тени на ней...
Чу... молот! работа, движенье...
Там люди! Увидят ли только они?
Фигуры отчетливей стали...
Вот ближе, сильней замелькали огни.
Должно быть, меня увидали...
И кто-то, стоявший на самом краю,
Воскликнул: "Не ангел ли божий"
Смотрите, смотрите!? - Ведь мы не в раю:
Проклятая шахта похожа
На ад! - говорили другие, смеясь,
И быстро на край выбегали,
И я приближалась поспешно. Дивясь,
Недвижно они ожидали.


Вдруг кто-то воскликнул: "Идет он! идет!"
Окинув пространство глазами,
Я чуть не упала, рванувшись вперед, -
Канава была перед нами.
«Потише, потише! Ужели затем
Вы тысячи верст пролетели, -
Чтоб на горе нам всем
В канаве погибнуть - у цели?»
Мой муж торопился, но тихо шагал.
Оковы уныло звучали.
Да, цепи! Палач не забыл ничего
(О, мстительный трус и мучитель!), -
Но кроток он был, как избравший его
Орудьем своим искупитель.
Пред ним расступались, молчанье храня,
Рабочие люди и стража...
И вот он увидел, увидел меня!
И руки простер ко мне: "Саша!"
И стал, обессиленный словно, вдали...
Два ссыльных его поддержали.
По бледным щекам его слезы текли,
Простертые руки дрожали...
И я подбежала... И душу мою
Наполнило чувство святое.
Я только теперь, в руднике роковом,
Услышав ужасные звуки,
Увидев оковы на муже моем,
Вполне поняла его муки,
И силу его... и готовность страдать!..
Невольно пред ним я склонила
Колени - и, прежде чем мужа обнять,
Оковы к губам приложила!..

Муравьёв: Я почувствовал, что жена ищет руку мою. И тут я понял, в чём дело, ощутив в руке свёрнутую бумагу. Едва жена ушла, я торопливо развернул листок, уже ощущая, что это привет оттуда, из России, которую мне не вряд ли суждено увидеть.

1 Ведущий: Почерк был ему знаком: летящий, взвихренный метельным окончанием слов, строк. Ошибиться было невозможно.

2 Ведущий (Пушкин)
Во глубине сибирских руд Храните гордое терпенье, Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра, Надежда в мрачном подземелье Разбудит бодрость и веселье, Придет желанная пора:
Любовь и дружество до вас Дойдут сквозь мрачные затворы, Как в ваши каторжные норы Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут и свобода Вас примет радостно у входа, И братья меч вам отдадут.

3 Ведущий: Подруги по изгнанию дали Александре шутливое прозвище мурашка. Но каким же твёрдым и несгибаемым характером обладала эта хрупка с виду, золотоволоса красавица. Дочь несметно богатых родителей – воспитанная, образованная, обладающая тонкостью вкуса и суждений!

4 Ведущий: И сколько жизней декабристов было спасено ею – её участием, помощью, добрым сердцем.

Пущин: В самый день моего приезда в Читу призывает меня к частоколу Муравьева и отдаёт листок бумаги, на котором неизвестной рукой выведено было:
(2 Ведущий: В самый день приезда Ивана Пущина в Читу призвала его к частоколу Муравьева и отдала листок бумаги, на котором неизвестной рукой выведено было)
(Пушкин) Мой первый друг, мой друг бесценный! И я судьбу благословил, Когда мой двор уединенный, Печальным снегом занесенный, Твой колокольчик огласил. Молю святое провиденье: Да голос мой душе твоей Дарует то же утешенье, Да озарит он заточенье Лучом лицейских ясных дней!
Отрадно отозвался во мне голос Пушкина. Увы! Я не мог даже пожать руку той женщине, которая так радостно спешила утешить меня воспоминаниями друга.
(Отрадно отозвался для Ивана Пущина голос великого поэта. Увы! Он не мог даже пожать руку той женщине, которая так радостно спешила утешить Пущина воспоминаниями друга)

1 Ведущий: Не имея возможности сразу же по прибытии в Сибирь передать эти стихи Ивану Пущину, два года хранила их Александра Муравьёва! Она будто чувствовала, что сберегает частицу духовного богатства России.

2 Ведущий: А все ли знают, что именно Александре Муравьёвой мы во многом обязаны тем, что можем сегодня видеть лица декабристов, запечатлённые талантливой кистью одного из них – Николая Бестужева?

3 Ведущий: Бумагу и краски для Николая Бестужева и весь необходимый инструмент – всё это выписывала из Москвы и оплачивала через свекровь Александра Григорьевна.

4 Ведущий: Какая же всё-таки это была удивительная женщина! Всегда весёлая и спокойная с виду, она разрывала свою жизнь и своё сердце между чувством любви к присутствующему мужу и к трём, оставленным там. В Москве, детям.

1 Ведущий: А печалиться было о чём: через год после отъезда матери умер сын, а обе дочери, лишённые материнской ласки, тяжело заболевают. Одна умерла совсем юной, другая сошла с ума. Но никогда ни единым словом не проговорилась Александра Муравьёва мужу о своём горе, а чтобы чаще видеть его, сняла квартиру напротив тюрьмы.

Муравьёва: Александра Григорьевна Муравьёва умерла в конце ноября 1832. Дни в Забайкалье стояли студёные, земля закаменела, и надо было оттаивать, чтобы вырыть могилу. Вызвали каторжников, обещая им заплатить, чтобы они всё сделали быстро и хорошо. Каторжники возмутились: «Какие деньги? Мы же мать хороним, понимаете? - мать! Так не обижайте нас, разве деньги могут заменить её доброту?»

2 ведущий: После смерти родителей дети декабристов должны были отдаваться в казённые учебные заведения, где не имели права носить фамилии родителей своих, а назывались по имени отца. Софья Никитина – под такой фамилией была записана в Екатерининский институт дочь Муравьёвых, родившаяся в ссылке. Но на фамилию «Никитина» она ни разу не отозвалась.

3 Ведущий: Она словно бы и не слышала этой фамилии.

1 Ведущий (Александра Федоровна): Однажды в Екатерининский институт приехала императрица Александра Федоровна. Все воспитанницы склонились в учтивом поклоне, и только Софья стояла несколько в стороне. Императрица, проходя под звуки музыки, милостиво улыбалась девушкам, здоровалась, а они отвечали: «Добрый день, матушка! Здравствуйте, матушка! Благодарю Вас, матушка!» И вот Александра Федоровна приблизилась к дочери Муравьёвых. Императрица погладила воспитанницу по голове, а та сдержанно сказала: «Благодарю Вас, Ваше Величество!»

4 Ведущий: (Александра Федоровна) Разумеется, царица спросила удивленно: «Что же ты меня матушкой не называешь, как все?» А девушка ответила: «У меня только одна мать, и она похоронена в Сибири»

1 Ведущий: Великий выдумщик и фантазёр Александр Дюма говорил, что история для него – гвоздь, на который он вешает картину.

2 ведущий: «Гвоздём» для него бывал какой-нибудь исторический факт или личность, рассказывая о которых, Дюма считал вправе фантазировать, менять, домысливать. Иначе вряд ли произошёл эпизод, описанный самим Дюма.

Дюма(Александра Федоровна): Однажды царица уединилась в одном из своих будуаров для чтения моего нового романа. Во время чтения отворилась дверь, и вошёл император Николай 1. Увидев мужа, императрица спрятала книжку под подушку.

Царь (остановившись против своей августейшей супруги) Вы читали?

Александра Федоровна: Да, сударь.

Царь Хотите, я скажу, что Вы читали? () Вы читали роман Дюма «Записки учителя фехтования»

Александра Федоровна: Каким образом вы узнали это, сударь?

Царь Ну вот! Об этом нетрудно догадаться. Это последний роман, который я запретил

3 ведущий: Почему Николай 1 запретил этот роман, современникам было хорошо известно. Дело в том, что героями романа «Записки учителя фехтования» были не выдуманные, живые люди – поручик кавалергардского полка Иван Александрович Анненков и француженка Полина Гебль, выведенные в романе под именами Алексея Ванникова и Люизы Дюпон.

4 ведущий В марте 1826 года Ивану Анненкову исполнилось 24 года. Свой день рождения он встретил в камере Петропавловской крепости. О чём он думал, сидя на жёсткой койке в тот день: о матери, не принявшей никаких мер для облегчения участи сына? О прошлой вольготной жизни? А может, о встречах с милой француженкой, напевающей пахнущую детством французскую песенку?

Анненкова: Однажды, когда я сидела в кругу моих подруг, те шутили и выбирали себе женихов. Дошла очередь и до меня, и я ответила, что ни за кого не пойду, кроме русского. Я, конечно, говорила это тогда, не подумавши, но странно, как иногда предчувствуешь свою судьбу. И как-то неожиданно, как будто помимо моей воли, я заключила контракт с домом Демонси и по контракту должна была ехать в Россию.

1 ведущий: Так началось путешествие француженки Полины Гебль к сибирячке Прасковье Анненковой.

2 ведущий: Ему было 23 года, ей – 25. Молодые люди горячо полюбили друг друга, но обвенчаться не могли, а, зная крутой нрав матери Анненкова, Анны Ивановны, на тайный брак не решались.

3 ведущий: После восстания на Сенатской площади император обещал поручику Анненкову сгноить его в тюрьме, что выполнялось с неукоснительной точностью.

Анненкова: А в это время, в апреле 1826 года, у Полины Гебль родилась дочь.
От меня, как от незамужней женщины, отвернулись друзья. Лишённая работы, больная, я. тем не менее, предпринимала самые отчаянные попытки узнать что-либо о судьбе Ивана.
А однажды холодным декабрьским утром 1826 года я узнала, что ночью Анненкова с товарищами увезли в Сибирь. Один из солдат передал мне записку, в которой была только одна фраза на французском: «Встретиться или умереть!»
Конечно же, я помчалась к любимому

2 ведущий: Как-то Александр Бестужев в знак уважения к этой удивительной женщине надел ей на руку браслет с тем. Чтобы она с ним не расставалась до самой смерти. Браслет и крест, на нём висевший, были окованы железным кольцом из цепей, которые носил её муж.






Анненкова

По дороге столбовой
Колокольчик заливается:
Что, не парень удалой
Белым снегом опушается?
Нет, то ласточкой летит –
По дороге красна девица.
Мчатся кони От копыт
Вьётся лёгкая метелица.
Кроясь в пухе соболей,
Вся душою вдаль уносится;
Из задумчивых очей
Капля вслед за каплей просится:
Грустно ей Родная мать
Тужит тугою сердечною;
Больно душу оторвать
От души разлукой вечною.











Сердцу горе суждено.
Сердце надвое не делится,-
Разрывается оно
Дальний путь пред нею стелется.
Но зачем в степную даль
Свет-душа стремится взорами?
Ждёт и там её печаль
За железными затворами.

«С другом любо и в тюрьме!-
В думе молвит красна девица.-
Свет он мне в могильной тьме
Встань, неси меня, метелица!
Занеси в его тюрьму
Пусть, как птичка домовитая,
Прилечу я – и к нему
Притаюсь, людьми забытая!»






Вот и подошло к концу наше заочное путешествие. Очень не хочется, чтобы имена этих удивительных, стойких, верных обетам любви, долга женщин не забывались И, прощаясь сегодня с ними, хочется вновь вспомнить слова Некрасова:

Высок и свят их подвиг незабвенный!
Как ангелы-хранители они
Явилися опорой неизменной
Изгнанникам в страдальческие дни.

Пленительные образы! Едва ли
В истории какой-нибудь страны
Вы что-нибудь прекраснее встречали?
Их имена забыться не должны!..















?Волконская!? - вдруг закричал Трубецкой
(Узнала я голос). Спустили
Мне лестницу; я поднялася стрелой!
Все люди знакомые были:
Сергей Трубецкой, Артамон Муравьев,
Борисовы, князь Оболенский...
Потоком сердечных, восторженных слов,
Похвал моей дерзости женской
Была я осыпана; слезы текли
По лицам их, полным участья...
Но где же Сергей мой? "За ним уж пошли,
Не умер бы только от счастья!
Кончает урок: по три пуда руды
Мы в день достаем для России,
Как видите, нас не убили труды!"
Веселые были такие,
Шутили, но я под веселостью их
Печальную повесть читала
(Мне новостью были оковы на них,
Что их закуют - я не знала)...
Известьем о Кате, о милой жене,
Утешила я Трубецкого;
Все письма, по счастию, были при мне,
С приветом из края родного
Спешила я их передать. Между тем
Внизу офицер горячился:
?Кто лестницу принял? Куда и зачем
Смотритель работ отлучился?
Сударыня! Вспомните слово мое,
Убьетесь!.. Эй, лестницу, черти!
Живей!.. (Но никто не подставил ее...)
Убьетесь, убьетесь до смерти!
Извольте спуститься! да что ж вы?..? Но мы
Всё вглубь уходили... Отвсюду
Бежали к нам мрачные дети тюрьмы,
Дивясь небывалому чуду.
Они пролагали мне путь впереди,
Носилки свои предлагали...

Орудья подземных работ на пути,
Провалы, бугры мы встречали.
Работа кипела под звуки оков,
Под песни, - работа над бездной!
Стучались в упругую грудь рудников
И заступ и молот железный.
Там с ношею узник шагал по бревну,
Невольно кричала я: "Тише!"
Там новую мину вели в глубину,
Там люди карабкались выше
По шатким подпоркам... Какие труды!
Какая отвага!.. Сверкали
Местами добытые глыбы руды
И щедрую дань обещали...

Вдруг кто-то воскликнул: "Идет он! идет!"
Окинув пространство глазами,
Я чуть не упала, рванувшись вперед, -
Канава была перед нами.
?Потише, потише! Ужели затем
Вы тысячи верст пролетели, -
Сказал Трубецкой, - чтоб на горе нам всем
В канаве погибнуть - у цели??
И за руку крепко меня он держал:
?Что б было, когда б вы упали??
Сергей торопился, но тихо шагал.
Оковы уныло звучали.
Да, цепи! Палач не забыл ничего
(О, мстительный трус и мучитель!), -
Но кроток он был, как избравший его
Орудьем своим искупитель.
Пред ним расступались, молчанье храня,
Рабочие люди и стража...
И вот он увидел, увидел меня!
И руки простер ко мне: "Маша!"
И стал, обессиленный словно, вдали...
Два ссыльных его поддержали.
По бледным щекам его слезы текли,
Простертые руки дрожали...

Душе моей милого голоса звук
Мгновенно послал обновленье,
Отраду, надежду, забвение мук,
Отцовской угрозы забвенье!
И с криком: "Иду!" я бежала бегом,
Рванув неожиданно руку,
По узкой доске над зияющим рвом
Навстречу призывному звуку...
?Иду!..? Посылало мне ласку свою
Улыбкой лицо испитое...
И я подбежала... И душу мою
Наполнило чувство святое.
Я только теперь, в руднике роковом,
Услышав ужасные звуки,
Увидев оковы на муже моем,
Вполне поняла его муки,
И силу его... и готовность страдать!..**
Невольно пред ним я склонила
Колени - и, прежде чем мужа обнять,
Оковы к губам приложила!..

И тихого ангела бог ниспослал
В подземные копи - в мгновенье
И говор, и грохот работ замолчал,
И замерло словно движенье,
Чужие, свои - со слезами в глазах,
Взволнованы, бледны, суровы -
Стояли кругом. На недвижных ногах
Не издали звука оковы,
И в воздухе поднятый молот застыл...
Все тихо - ни песни, ни речи...
Казалось, что каждый здесь с нами делил
И горечь, и счастие встречи!
Святая, святая была тишина!
Какой-то высокой печали,
Какой-то торжественной думы полна.

?Да где же вы все запропали?? -
Вдруг снизу донесся неистовый крик.
Смотритель работ появился.
?Уйдите! - сказал со слезами старик. -
Нарочно я, барыня, скрылся,
Теперь уходите. Пора! Забранят!
Начальники люди крутые...?
И словно из рая спустилась я в ад...
И только... и только, родные!
По-русски меня офицер обругал,
Внизу ожидавший в тревоге,
А сверху мне муж по-французски сказал:
?Увидимся, Маша, - в остроге!..?




3 Ведущий: А дорога-то в Сибирь была ох, как нелегка!

Волконская: В Иркутске проделали то же со мной,
Чем там Трубецкую терзали
Байкал. Переправа – и холод такой,
Что слёзы в глазах замерзали.
Потом я рассталась с кибиткой моей
(Пропала санная дорога).
Мне жаль её было: я плакала в ней
И думала, думала много!
Дорога без снегу – в телеге! Сперва
Телега меня занимала,
Но вскоре потом, ни жива, ни мертва,
Я прелесть телеги узнала.
Узнала и голод на этом пути,
К несчастию, мне не сказали,
Что тут ничего невозможно найти,
Тут почту бурята держали.
Говядину вялят на солнце они
Да греются чаем кирпичным,
И тот ещё с салом! Господь сохрани
Попробовать вам, непривычным!


По дороге столбовой
Колокольчик заливается:
Что, не парень удалой
Белым снегом опушается?
Нет, то ласточкой летит –
По дороге красна девица.
Мчатся кони От копыт
Вьётся лёгкая метелица.

Кроясь в пухе соболей,
Вся душою вдаль уносится;
Из задумчивых очей
Капля вслед за каплей просится:
Грустно ей Родная мать
Тужит тугою сердечною;
Больно душу оторвать
От души разлукой вечною.

Сердцу горе суждено.
Сердце надвое не делится,-
Разрывается оно
Дальний путь пред нею стелется.
Но зачем в степную даль
Свет-душа стремится взорами?
Ждёт и там её печаль
За железными затворами.

«С другом любо и в тюрьме!-
В думе молвит красна девица.-
Свет он мне в могильной тьме
Встань, неси меня, метелица!
Занеси в его тюрьму
Пусть, как птичка домовитая,
Прилечу я – и к нему
Притаюсь, людьми забытая!»





































Поэт вдохновенный и милый,
Поклонник кузины, что рано почил,
Безвременно взятый могилой.

И Пушкин тут был... Я узнала его...
Он другом был нашего детства,
В Юрзуфе7 он жил у отца моего.
В ту пору проказ и кокетства
Смеялись, болтали мы, бегали с ним,
Бросали друг в друга цветами.
Все наше семейство поехало в Крым,
И Пушкин отправился с нами.
Мы ехали весело. Вот наконец
И горы, и Черное море!
Велел постоять экипажам отец,
Гуляли мы тут на просторе.

Тогда уже был мне шестнадцатый год.
Гибка, высока не по летам,
Покинув семью, я стрелою вперед
Умчалась с курчавым поэтом;
Без шляпки, с распущенной длинной косой,
Полуденным солнцем палима,
Я к морю летела, - и был предо мной
Вид южного берега Крыма!
Я радостным взором глядела кругом,
Я прыгала, с морем играла;
Когда удалялся прилив, я бегом
До самой воды добегала,
Когда же прилив возвращался опять
И волны грядой подступали,
От них я спешила назад убежать,
А волны меня настигали!..

И Пушкин смотрел... и смеялся, что я
Ботинки мои промочила.
?Молчите! идет гувернантка моя!? -
Сказала я строго... (Я скрыла,
Что ноги промокли...) Потом я прочла
В "Онегине" чудные строки.8
Я вспыхнула вся - я довольна была...
Теперь я стара, так далеки
Те красные дни! Я не буду скрывать,
Что Пушкин в то время казался
Влюбленным в меня... но, по правде сказать,
В кого он тогда не влюблялся!
Но, думаю, он не любил никого
Тогда, кроме Музы: едва ли
Не больше любви занимали его
Волненья ее и печали...

Юрзуф живописен: в роскошных садах
Долины его потонули,
У ног его море, вдали Аюдаг...
Татарские хижины льнули
К подножию скал; виноград выбегал
На кручу лозой отягченной,
И тополь местами недвижно стоял
Зеленой и стройной колонной.
Мы заняли дом под нависшей скалой,
Поэт наверху приютился,
Он нам говорил, что доволен судьбой,
Что в море и горы влюбился.
Прогулки его продолжались по дням
И были всегда одиноки,
Он у моря часто бродил по ночам.
По-английски брал он уроки
У Лены, сестры моей: Байрон тогда
Его занимал чрезвычайно.
Случалось сестре перевесть иногда
Из Байрона что-нибудь - тайно;
Она мне читала попытки свои,
А после рвала и бросала,
Но Пушкину кто-то сказал из семьи,
Что Лена стихи сочиняла:
Поэт подобрал лоскутки под окном
И вывел всё дело на сцену.
Хваля переводы, он долго потом
Конфузил несчастную Лену...
Окончив занятья, спускался он вниз
И с нами делился досугом;
У самой террасы стоял кипарис,
Поэт называл его другом,
Под ним заставал его часто рассвет,
Он с ним, уезжая, прощался...
И мне говорили, что Пушкина след
В туземной легенде остался:
&lauqo;К поэту летал соловей по ночам,
Как в небо луна выплывала,
И вместе с поэтом оы пел - и, певцам
Внимая, природа смолкала!
Потом соловей, - повествует народ, -
Летал сюда каждое лето:
И свищет, и плачет, и словно зовет
К забытому другу поэта!
Но умер поэт - прилетать перестал
Пернатый певец... Полный горя,
С тех пор кипарис сиротою стоял,
Внимая лишь ропоту моря...?
Но Пушкин надолго прославил его:
Туристы его навещают,
Садятся под ним и на память с него
Душистые ветки срывают...

Печальна была наша встреча. Поэт
Подавлен был истинным горем.
Припомнил он игры ребяческих лет
В далеком Юрзуфе, над морем.
Покинув привычный насмешливый тон,
С любовью, с тоской бесконечной,
С участием брата напутствовал он
Подругу той жизни беспечной!
Со мной он по комнате долго ходил,
Судьбой озабочен моею,
Я помню, родные, что он говорил,
Да так передать не сумею:
?Идите, идите! Вы сильны душой,
Вы смелым терпеньем богаты,
Пусть мирно свершится ваш путь роковой,
Пусть вас не смущают утраты!
Поверьте, душевной такой чистоты
Не стоит сей свет ненавистный!
Блажен, кто меняет его суеты
На подвиг любви бескорыстной!
Что свет? опостылевший всем маскарад!
В нем сердце черствеет и дремлет,
В нем царствует вечный, рассчитанный хлад
И пылкую правду объемлет...

Вражда умирится влияньем годов,
Пред временем рухнет преграда,
И вам возвратятся пенаты отцов
И сени домашнего сада!
Целебно вольется в усталую грудь
Долины наследственной сладость,
Вы гордо оглянете пройденный путь
И снова узнаете радость.

Да, верю! недолго вам горе терпеть,
Гнев царский не будет же вечным...
Но если придется в степи умереть,
Помянут вас словом сердечным:
Пленителен образ отважной жены,
Явившей душевную силу
И в снежных пустынях суровой страны
Сокрывшейся рано в могилу!

Умрете, но ваших страданий рассказ
Поймется живыми сердцами,
И за полночь правнуки ваши о вас
Беседы не кончат с друзьями.
Они им покажут, вздохнув от души,
Черты незабвенные ваши,
И в память прабабки, погибшей в глуши,
Осушатся полные чаши!..
Пускай долговечнее мрамор могил,
Чем крест деревянный в пустыне,
Но мир Долгорукой еще не забыл,
А Бирона нет и в помине.

Но что я?.. Дай бог вам здоровья и сил!
А там и увидеться можно:
Мне царь ,,Пугачева" писать поручил,
Пугач меня мучит безбожно,
Расправиться с ним я на славу хочу,
Мне быть на Урале придется.
Поеду весной, поскорей захвату,
Что путного там соберется,
Да к вам и махну, переехав Урал..."

Поэт написал "Пугачева",
Но в дальние наши снега не попал.
Как мог он сдержать это слово?..













13PAGE 15


13PAGE 142415