Осетинская грамматика Андрея Шегрена

«ОСЕТИНСКАЯ ГРАММАТИКА» АНДРЕЯ ШЕГРЕНА
В этом году исполняется 175 лет изданию «Осетинской грамматики» академика Андрея Михайловича Шегрена. По этой работе ученые впервые могли подробно ознакомиться с происхождением осетинского языка, его строем, местом в кругу других языков мира.
Андрей Михайлович Шёгрен (1794 -1855), выдающийся российский языковед, историк, этнограф, путешественник.
Член-корреспондент Российской академии наук с 19 декабря 1827 г., адъюнкт по истории с 30 сентября 1829 г., экстраординарный академик по русской истории и древностям с 9 марта 1831 г., ординарный академик по Историко-филологическому отделению (филология и этнография финских и кавказских народов в России) с 5 октября 1844 г.
В истории изучения осетинского языка особое место занимает Андрей Михайлович Шёгрен. По происхождению финн, академик Российской академии наук, он много занимался филологией и этнографией финских (обнаружил вепсский язык) и кавказских народов в России.
В 1835-37 годах Шёгрен был в экспедиции на Кавказе, изучал осетинский и грузинский языки. По результатам путешествия в 1844 году он опубликовал на русском и немецком языках «Осетинскую грамматику с кратким словарём осетино-российским и российско-осетинским», первое научное исследование осетинского языка с выявлением таких грамматических категорий, как падежи, временные формы и формы спряжения глагола и т. д. Многие грамматические термины, предложенные Шёгреном в середине XIX века, используются в осетинской филологии до сих пор.В столице Шегрен продолжил свои занятия осетинским языком. Первоначально накопленный и частично осмысленный материал начал получать завершенный вид. Процесс этот оказался растянут во времени. В ноябре 1841 года один из его грузинских друзей, преподаватель тифлисской духовной семинарии П.И.Иоселиани (1809 – 1875), писал Шегрену: «что ваша грамматика? Семинария наша нуждается в ней. Мчедлов оставил нашу по училищу службу и поступил в гражданскую. Составленная им грамматика и вами разобранная оставлена в углу, а мы дожидаемся видеть у себя вашу. Поспешите» (15, с.194).
В конце 1844 года грамматика осетинского языка с кратким двуязычным осетинско-русским и русско-осетинским словарями была издана в Санкт-Петербурге. В том же году это сочинение, переведенное самим автором, вышло в немецкоязычной версии, соответственно с осетинско-немецким и немецко-осетинским словарями (Иронæвзагахур, dasistOssetischeSprachlehre, nebstKurzemOssetisch-deutschenundDeutsch-OssetischenWörterbuche. St.-Petersb., 1844).Русскоязычная версия была издана в двух частях, а немецкий дуплет – в одной. Работа имела посвящение – «...государю императору Николаю Павловичу всеподданнейшее и всеусерднейшее приношение». Если вспомнить, что поездка на Кавказ была осуществлена и затем продлена с личного ведома Николая I, то за словами этими проступает искреннее чувство признательности автора к российскому монарху.Даже визуальное знакомство с книгой впечатляет – это грандиозный труд подвижника от науки. Первая часть насчитывает 80 страниц предисловия и еще 580 – основного текста, есть подробное оглавление и введение. В пространном предисловии изложена история написания книги. Далее идет систематическое описание строя осетинского языка – от фонетики (раздел назван автором «Этимология») до частей речи – «Синтаксис». Вторая, словарная, часть грамматики насчитывает 23 страницы предисловия и 297 страниц первого научного словаря осетинского языка, к которому прилагается обратный русско-осетинский словарь – своего рода указатель к нему. При этом охвачена не только лексика двух диалектов осетинского языка, но приводятся и некоторые фразеологические сочетания.
В последние годы в Осетии все чаще затрагиваются вопросы статуса национального языка и его функций в обществе. В этой связи нельзя не отметить выдающуюся роль Шегрена. Ведь именно он разработал фонетические и грамматические нормы, ввел в оборот лингвистическую терминологию на осетинском языке, что имело большое значение для дальнейшего становления и развития профессиональной культуры осетинского народа. Вспомним, с какой ответственностью подходил ученый к решению вопроса об осетинской графике.
Прецеденты создания и бытования письма уже были. Однако они не удовлетворяли ни научным, ни практическим соображениям. В предисловии к «Осетинской грамматике» Шегрен писал по этому поводу: «Мне надобно было также избрать алфавит или русский, или грузинский. Соображая как будущую судьбу самих осетин, да и предпочтительную склонность тех из них к русскому письму, которые знали и то и другое, я решился в надежде на вернейший и лучший успех принять за основание русский алфавит, несмотря на то, что грузинский, кроме общего внутреннего достоинства, несравненно способнее к выражению звуков осетинскому языку свойственных, почему и Ялгузидзе не находил нужным придумывать более трех букв для южно-осетинского наречия, на котором он писал» (14, с.XVI – XVII).
Восхищаясь тонким расчетом и интуицией ученого относительно выбора графики, необходимо помнить и о косвенной его роли в деле отмены обучения осетин грузинскими буквами в октябре 1836 года.
Возвращаясь к вопросу о выборе осетинской графики, следует отметить, что мнение Шегрена было поддержано его последователями. Вс.Ф.Миллер (1848 – 1913), в частности, в 1882 году, говоря о проблеме выбора графики, писал, что тоже предпочел русскую, ввиду того, «что азбука, составленная из русской, уже существует у осетин около четырех десятилетий, что этой азбукой напечатан ряд осетинских книг (духовных и учебных) и что в типографском отношении она представляет большие удобства. Нам пришлось только критически проверить азбуку Шегрена и внести в нее некоторые изменения, чтобы достигла большей точности в передаче осетинских звуков» (16, с.187).
Развивая свою мысль о пользе, которую принесет осетинам изучение родного языка, Шегрен подчеркивал, что «способ к узнанию осетинского языка не менее должен принести пользы и учителям в таких кавказских учебных заведениях, в которые стали вступать и осетинские дети, которых число со временем еще более умножится и особливо если и самый их язык сделается, как и должно быть, особым предметом учения.
Чтобы споспешествовать с своей стороны по всем этим видам общественной пользы, я решился... издать сию грамматику на русском языке и вместе с тем присовокупить для учащегося осетинского юношества ко всем в языке потребным грамматическим техническим наименованиям приличный осетинский перевод или аналогические соответственные речения, почерпаемые из настоящих запасов существующего языка» (14, c.XIV- XV).
Разослав первые экземпляры только что изданной грамматики своим кавказским друзьям и помощникам, Шегрен сразу же получил подтверждение своим мыслям об учащемся юношестве. В феврале 1845 года преподаватель семинарии П.И.Иоселиани писал из Тифлиса: «Письмо и через неделю два экземпляра осетинской грамматики я получил. Благодарю за память. Один экземпляр грамматики передал Мчедлову и сообщил все то, о чем Вы ко мне писали. Двалишвили нет уже в живых. Шукаев цветет и здоровеет по службе. По желанию Вашему пришлите Ваши экземпляры грамматики, я их продам семинарии по цене, какую назначит Академия. Об этом я уже говорил ректору семинарии. Эти экземпляры очень нужны для семинарии (выделено мной. – В.У.) (15, с. 194).
Уже первые отзывы на его «Грамматику» по достоинству оценили научный подвиг ученого. Всех поражало, что «одинокому ученому посреди народонаселения мнительного и молчаливого, не имеющего ни письмен, ни образов, удалось постичь одним слухом такое множество грамматических форм, такие важные и новые диалектические различия, терпеливо, осторожно собрать все это, а потом из сих рассеянных материалов воздвигнуть грамматическое здание столь полное и столь благоустроенное» (17, II, с.42).Славное учреждение, членом которого имел честь состоять Андреас Шегрен, не осталось безучастным свидетелем яркого научного события. 5 октября 1844 года по представлению академика Ф.И.Круга ученый был избран ординарным академиком Императорской Санкт-Петербургской Академии наук по этнографии и языкам финских и кавказских племен, населяющих Российское государство. В феврале 1845 года Шегрен был произведен в статские советники.
Работа ученого получила европейское признание. На торжественном собрании всех пяти академий Королевского французского института в мае 1846 года из десяти представленных на конкурс сочинений по сравнительной филологии Вольнеевская «премия, состоящая из золотой медали, присуждена комиссией... академику Императорской академии наук Шегрену за его сочинение Грамматика осетинского языка с присовокуплением осетино-немецко-осетинского словаря». Комиссия при этом особо отмечала, что это «...творение ученое и добросовестное знакомит во всей подробности с одним из самых важных и занимательных наречий Кавказа (цит. по: 13, с.138). В январе того же года за свое сочинение Шегрен был пожалован датским королем орденом ДанеборгаIII степени.Достоинства этого научного труда отмечают все авторы, когда-либо писавшие о творчестве ученого (16, с.186; 18). В данном случае остановимся лишь на этнокультурной стороне вопроса. В рецензии на «Грамматику», опубликованную П.И.Иоселиани в 1845 году на страницах «Закавказского вестника», отмечен очень важный аспект проблемы. Назвав ученого «героем народным и благодетелем для всего племени иронов», автор пишет, что «народный герой окажет такую услугу, с которою не могут сравниться никакие средства в улучшении их нравственного, а затем физического быта (выделено мной. - В.У.). Дав языку направление и настроение, установив, так сказать, его законы, воздвиг себе памятник на все времена существования языка» (17, II, с.41).
Действительно, «Осетинская грамматика» и другая работа Шегрена – «Исследование об осетинском языке с особенным отношением к языкам индоевропейским» (19, р.571-652) – составили прочный фундамент научного осетиноведения. Они не только ввели осетинский язык в круг индоевропейской компаративистики, но и, по словам проф. В.И. Абаева, «разбудили дремавшие силы одаренного народа». Осетиноведческиештудии академика Шегрена послужили мощным стимулом к развитию профессиональной культуры осетин.
В осетинском фольклоре сохранился сюжет о книге, которая была якобы съедена козой («Нæчиныгнынсæгъбахордта»). В большей степени эта тема характерна для бесписьменных народов. Как показали исследования, мифологизированный сюжет о съеденном знании, как правило, объясняет культурные реалии, образ жизни и некие видовые признаки народа, утратившего письменность (20). Своим подвижническим трудом Шегрен вернул осетинам письменную традицию и книжное знание. С именем этого удивительного человека связано начало новой эпохи в истории осетинского языка и гуманитарной культуры народа.
После длительного перерыва, обусловленного изменением этнокультурной ситуации на Кавказе, осетинское слово получает широкую возможность печатного воплощения. Уже в 1848 году в Санкт-Петербурге под наблюдением Шегрена издается на осетинском языке «Книга хвалений, или Псалтырь/Стыдыйчиныг, кæнæПсалтир». В том же году в Тифлисе выходит в свет «Святое Евангелие/СыгъдæгЕвангели», переизданное затем в 1864 году.
Появление книг христианского содержания на осетинском языке позволило управляющему осетинскими приходами архимандриту Иосифу Чепиговскому и священникам из числа осетин ввести с 1860 года богослужение на родном языке. По словам священника Алексея Гатуева, «это произвело на христиан-осетин благотворное действие. Многие из влиятельных осетин во Владикавказе – Беса и АсланикоКоченовы, Асахмат Аликов, ТасоЖукаев; в Дигории – БарегКорнаев, База Дзилихов, Гула Гатуев, БекмурзаТогоев, ГетаБудаев; в Алагирском ущелье – СавкудзДзугаев, ТатариСаламов; в Туалии – Леван Хетагуров, Леван Кудзаев, Петр Хетагуров – стали очень близко к своим священникам и примером своим и делом старались утвердить население Осетии в христианстве» (17, III, с.289).В феврале 1860 года архимандрит Иосиф ставит перед администрацией края вопрос о введении и распространении грамотности среди осетин на их родном языке. Обосновывая положение о том, что это не только необходимо, но и вполне осуществимо, он в первую очередь ссылается на факт существования грамматики Шегрена и отмечает, что, кроме того, «есть между осетинами и лица, получившие достаточное образование и знающие грамматически как свой, так и русский язык, готовые потрудиться на пользу своих соотечественников в деле распространения между ними национальной грамотности. Таковые из духовных лиц: священник Колиев, священник Сухиев, дьякон Аладжиков, учитель Жускаев, учитель Караев, учитель Кантемиров, секретарь Грузинско-Имеретинской синодальной конторы Мжедлов, учитель тифлисской семинарии Чонкадзе и некоторые другие.
Из сих лиц некоторые и теперь уже занимаются переводами церковно-богослужебных книг на осетинский язык: есть в готовности перевод Евангелия, части Служебника, Требника, Часослова, Священной истории. Таким образом, и в отношении числа деятелей есть полная возможность скоро и правильно двинуть национальное осетинское образование и, прежде всего религиозное, как и у всех народов первое образование начиналось от церкви» (10, с.85).
В эти годы в Тифлисе был издан «Осетинский букварь», составленный все тем же архимандритом Иосифом Чепиговским. Впоследствии эта книга дважды переиздавалась – в 1864 и 1881 годах. В Осетии был открыт целый ряд церковноприходских школ. Более того, усилиями протоиерея Аксо Колиева (1823 – 1866) во Владикавказе открылась школа для девочек-осетинок – одно из первых учебных заведений подобного рода в регионе. В 1868 году в Санкт-Петербурге академиком А.А. Шифнером (1817 – 1879) были изданы «Осетинские тексты», собранные ЕлдзарикоЦораевым (1827- 1884) и Даниилом Чонкадзе (1830 – 1860). Они вошли в приложение к XIV тому Записок Императорской Академии наук. Это была первая публикация образцов осетинского фольклора – пословиц, сказаний, посвятительной речи, с переводами и соответствующими комментариями.
Иными словами, печатная продукция на осетинском языке уже к 60-м годам прошлого века была представлена различными жанрами. Естественно, что преобладала литература христианского содержания. Практические нужды растущей вширь церкви, необходимость постоянного общения священника со своей паствой, которая была отделена от него сложностью горного рельефа или расстоянием, – все это обусловило переход к книжному тексту. Кроме того, проповедь могла дойти до сознания прихожан и иметь успех лишь в том случае, если она велась на родном, понятном им языке.
Помимо этих, достаточно рациональных причин, была еще одна, связанная с духовным аспектом, проблема. Книга вообще и религиозная в частности позволяла просвещенному народу делать уверенные шаги в мир христианства, мир высокоразвитой европейской культуры. Шегрен подсознательно понимал это, о чем красноречиво свидетельствует хотя бы тот факт, что в своей «Грамматике» он в качестве иллюстративного материала использует христианский текст, а именно: «Отче наш/MaxФыд» (Мат. VI, 9). Причем приводит молитву в четырех версиях: иронский и дигорский варианты, фрагменты из катехизиса 1789 года и рукописного Евангелия в переводе Иалгузидзева (14, с.49 – 50). Своими изысканиями Шегрен не только открыл осетинам мир печатного слова и заложил основы их просвещенного будущего. Одновременно он дал возможность потомкам средневековых христиан, каковыми были аланы в X – XIII веках, вновь приобщиться к истинной духовности и вернуться в мир христианской культуры. Как об этом сказано в статье дореволюционного публициста Г.Цаголова, Шегрен «по справедливости должен считаться отцом современного осетинского алфавита... по его грамматике изучало свой родной язык старшее поколение осетинской интеллигенции» (17, V, с.204 – 205). Если помнить, что письменность вообще и книгопечатание в частности являются важным элементом этнического самосознания и культурного самовыражения, то значение труда Шегрена трудно переоценить. В сфере культуры он создал соответствующие предпосылки для эволюционного перехода осетинской народности в статус следующей этнической общности – буржуазной нации.
Как уже было отмечено выше, 5 октября 1844 года Шегрен избирается ординарным академиком по этнографии и языкам финских и кавказских племен, населяющих Россию. С этого года и вплоть до самой смерти, то есть в период с 1844 по 1855 год, он руководит Этнографическим музеем, ныне Музей антропологии и этнологии им. Петра Великого РАН. Это не случайно: даже беглое знакомство с материалами его кавказского путешествия подтверждает пристальный интерес ученого к этнографическим сюжетам.
В статье «О цели путешествия академика Шегрена» отдельным пунктом значится его намерение заняться «точнейшим исследованием осетинских нравов и обычаев», а в письме к графу С.С. Уварову о поездке в Дигорское ущелье вновь подчеркивается желание «собственными глазами увидеть и изучить на месте повседневный быт осетин именно в самой отдаленной части края». В этой связи интересно отметить, что путевые записки Шегрена, переизданные на французском языке в 1848 году, были озаглавлены так: «Путешествие по склонам Центрального Кавказа для углубленного изучения языка, обычаев и народных традиций горцев Осетии, совершенное в 1836 и 1837 годах господином Шегреном по заданию Санкт-Петербургской Императорской академии наук» (3, с.326; 5, т. II, №23, р.367; 21, т. I, р.129). Здесь мы вновь сталкиваемся с научными интересами этнолингвистического свойства, которые в определенной мере были реализованы в работах исследователя.
В мае 1837 года Шегрен предпринял поездку в Дигорское ущелье. Как было отмечено выше, это путешествие хоть и не удовлетворило интересы ученого в полной мере, но все же какой-то материал, в том числе и этнографический, ему собрать удалось. Предварительные итоги были изложены в работе «Описание дугорского народа». Девять страниц этой небольшой рукописи исписаны характерным для Шегрена мелким, бисерным почерком, который подчас нелегко разобрать. Фактически мы имеем дело с черновыми набросками, дающими между тем представление о спектре его научных интересов в сфере этнологии. Рукопись впервые, в начале 70-х годов, выявил в фондах Архива РАН в Санкт-Петербурге кандидат исторических наук Г.Н.Цибиров (2, с.68), а основные фрагменты ее были опубликованы лишь в 1891 году Т.Т. Камболовым (22, с.208-215).
Рукопись носит цельный, монографический характер. В форме тезисов в ней изложен широкий спектр вопросов. Охватываются сюжеты от хозяйственного быта и культуры жизнеобеспечения до социальной структуры и межэтнических связей населения западной Осетии. Шегрен рассматривает специфику хозяйственных занятий, обусловленных природно-географической средой. Указаны социальные и половозрастные аспекты культуры жизнеобеспечения, в частности пищевое табу и поведенческие нормы в трапезе: «Свинину старшины не едят, а простой народ ест. Перед и после обеда всегда моют руки. Сперва обедают старшие, а прочие стоят; когда они отобедают, подвигают столик ниже к дверям и там уже другие едят, а слугам (у старшин) остатки дают. Женщины не обедают с мужчинами» (22, с.214). Столь же любопытны штрихи о проксемии жилого дома и элементах традиционного женского костюма. Они свидетельствуют о профессиональном взгляде этнолога, выхватывающем из повседневности быта наиболее информативные детали.
Интересны сведения о соционормативной культуре. Шегрен обратил особое внимание на социальные институты аталычества, кровомщения и побочных жен, широко распространенные в дореформенной Осетии, отметил взаимовыгодную экономическую и политическую основу осетинско-кабардинских отношений в первой трети XIX века. О западно-осетинских феодальных фамилиях он, в частности, писал: «Каждая ветвь сих дворянских фамилий или лучше сказать, каждый дом из них состоит под защитой кабардинского князя, которого они называют своим господином. Сия защита нужна им для свободного хлебопашества, проезда по кабардинской степи за солью и пр. Кабардинские князья их же почитают родом почетных узденей, сии их сажают у себя, а собственных узденей редко сажают» (22, с.209).
«Описание дугорского народа» сделано в соответствии со специальной инструкцией, разработанной Шегреном на личном опыте полевой работы. В ней перечислены главные вопросы, на которые он считал необходимым обращать внимание при проведении этнографических исследований. Такие, например, как «пространство, занимаемое народом», «название народа, каким именно каждый себя и других соседних и других дальних называет», «род правления». Кроме этого в инструкцию входит множество и других вопросов – о телосложении, нравах и склонностях, одежде, жилище, образе жизни, занятиях, еде и напитках, обрядах, военном деле, религии, уровне образования, языке и различных видах народного творчества.