История в рассказах Николая Михайловича Карамзина.



ЭССЕ НА ТЕМУ: «История в рассказах
Николая Михайловича Карамзина».
-344805-1878330
Николай Михайлович Карамзин является писателем-новатором, разрабатывавшим новое в европейской литературе направление, он всерьез обратился к жанру писем, использовав его возможности для свободной, передачи чувств своего героя и превращая повествование в задушевную исповедь. Новаторским в русской литературе было и то, что писатель положил в основу произведения свои личные впечатления от поездок по европейским странам. Естественно Карамзин был не первым русским, посетившим Европу, однако он был первым русским писателем, который, странствуя «с пером в руке», превратил путешествие по Европе в путешествие по глубинам человеческой души. 
Карамзин Н.М. в 1804 году берётся за огромный труд, над которым будет работать до конца своей жизни (более 20 лет): написание «Истории государства Российского». Работу над ней можно назвать подвигом жизни Карамзина. «История …» вдохновит многих русских писателей на создание произведений на исторические темы. «История государства Российского» — вот великое наследие Николая Михайловича Карамзина..  Карамзину предлагали стать министром народного просвещения, предлагали чины, звания, награды. Писатель от всего отказался, согласившись принять звание историографа. Это звание было настолько диковинным в России, что слуга записал его однажды в книге визитов: «Граф Истории». 
Обращение Карамзина к прошлому, к истории, приведшее его в конце концов к отходу от литературы и к официальному званию историографа, имело также специфический характер. Первая историческая повесть Карамзина - «Наталья, боярская дочь»; это был гимн добрым старым временам феодализма. Эта повесть содержит скорее утопию, чем историю. Карамзину, несмотря на то, что он хорошо был знаком с литературой раннего западного романтизма, не был свойственен глубокий историзм, возникший в этом литературном течении. Это сказалось даже в «Марфе Посаднице», повести, написанной уже тогда, когда Карамзин всерьез занимался изучением русской истории. Эта повесть на первый взгляд удивляет. Карамзин с большим подъемом изображает республиканские доблести Марфы и ее сторонников. Реакционный тупица П.И. Голенищев-Кутузов в доносе на Карамзина как на якобинца ссылался на «Марфу Посадницу». Но Голенищев-Кутузов был неправ. Повесть Карамзина нимало не революционна. Новгородские герои у Карамзина вне-историчны; это античные герои, в духе классицизма. И исторические воспоминания явственно тяготеют над повестью. Недаром рядом с «вечем» и «посадниками» у Карамзина фигурируют «легионы». Основным критерием ценности исторических событий оказывается у него сила. Карамзина не радует этот критерий ценности. Он ищет иных критериев ценности, прежде всего эстетических. От жизни, где сильный прав своей силой, он замыкается в круг сладостных эмоций, очень личных, очень нравственных, по его мнению, но смысл которых именно в создании фикции спасения от истории. В конце концов, за всеми проявлениями нравственной умиленности, эстетической чувствительности, исторической учительности Карамзина стоит неверие. В конце концов, Карамзину хочется только сохранить свой внутренний мирок переживаний, которые кажутся ему и высокими, и прекрасными. Карамзин умывает руки; он не желает принимать участия и в угнетении народа:  Пусть громы небо потрясают,  Злодеи слабых угнетают,  Безумцы хвалят разум свой.  Мой друг! не мы тому виной.  Мы слабых здесь не угнетали  И всем ума, добра желали;  У нас не черные сердца!  И так без трепета и страха  Нам можно ожидать конца  И лечь во гроб, жилище праха. * («Послание к И.И. Дмитриеву», 1794.)  Все в мире - государственное устройство, жизнь и смерть, любовь и нищета, героизм и подлость - все становится для Карамзина предметом эстетического преображения (конечно, это не значит, что он теряет черты отчетливого социального мировоззрения). Он эстет и скептик, для которого «красивое» и «умилительное» прекрасно, якобы, само по себе. Карамзин умиляется и даже восторгается счастливой жизнью свободных швейцарских крестьян в «Письмах русского путешественника», но это вовсе не обязывает его к мысли о желательности или необходимости перенесения соответственных порядков в Россию. Так, в очерке «Фрол Силин» он умиленно изображает идеального русского крестьянина, умеющего недурно устроиться и при крепостничестве, крестьянина-кулака, усердного и покорного. Он никого не хочет судить; как сложились условия жизни, пусть так и будет всегда, - вот чего он хочет.
Все, по Карамзину, хорошо, если только нет переворотов, которых он не любит все-таки, - все одинаково хорошо, а может быть, и одинаково плохо. Поэтому не стоит стремиться к новому; лучше не будет, а любоваться есть чем при всяких порядках; ведь можно любоваться даже горем, даже социальным злом, как это показал Карамзин в «Бедной Лизе». «Все прекрасное меня радует, - сказал сам Карамзин, - где бы и в каком виде ни находил его».