Сдавался/использовался | 1999г. |
Загрузить архив: | |
Файл: pda-0244.zip (16kb [zip], Скачиваний: 37) скачать |
В средневековой Японии религия несла в себе глубокие эмоциональные переживания, в ней концентрировались основные идеи искусства. Духовная жизнь страны определялась буддизмомо, синтоизмом и конфуциаством (идеи даосизма также имели место, но в сочетании, как правило, с дзен-буддизмом). Эти учения находили явное и неявное отражение в японском искусстве. В первом случае имело место прямое включение священных текстов в ткань художественного произведения. Цитирования сутр, особенно Лотосовой, изречения художественного образа. Во втором случае религиозные мотивы звучали лишь в душе мастера, привнося в его творения особую, прекрасно улавливаемую средневековым японцем атмосферу фунъики.
Крупный эстетик Идзири Масуро, указывая на своебразную религиозность традиционного японского искусства и отмечая при этом особо искусство чайной церемонии тяною и искусство составления икебана, пишет: «Если говорить о «мире цветка», то по началу он был «цветком, приносимым на жертвенный алтарь Будде», но в конце периода Намбокутё его предназначение стало меняться так же, как менялся и архетектурный стиль. Народная память крепко связывает это искусство с буддизмом и отчасти с китайскими учениями. Вот почему богатство эмоциональных и идейных ассоциаций в икебане имеет широкий спектр: от комологических представлений древних китайцев о соотношении потенций неба, Земля и Человека до иллюзии будийского алтаря.
Духовная подоплека чайной церемонии таною еще более сложна. Разумеется, как правильно отмечают все исследователи, на этот вид традиционного искусства оказал влияние Дзен-буддизм, его присутствие ощутимо в самом духе печальной изысканности, предельного даконизма убранства чайного домика и чайной утвари. Но проф. Идзири утверждает, что тяною гораздо глубже связана с синтоизмом, причем эта связь прослеживается не тольео на эмоциональном, но так сказать и на материальном уровне: путь к чайному домику – как бы короток он ни был – это символ того пути, который должен преодолеть каждый, совершающий паломничество в синтоистский храм.
Уникальный сплав религиозных учений с континента с исконно-японской религией синто способствовал формированию особой духовной атмосферы. Она прямо или косвенно влияла на формирование эстетических вкусов и взглядов средневекового художника. И продолжает формировать их и по сей день. Тем не менее, все эти учения сообщали эстетическим категориям, возникавшим в разные эпохи, ту или иную окраску, тот или иной оттенок чувства.
Если религии влияли на специфику гэйдо главныи образом косвенно, то эстетические категории и понятия, созданные крупнейшими мастерами гэйдо в недрах самого традиционного искусства, есть плоть и ровь этой специфики.
Традиционная японская эстетика была неотделима от непосредственного художественного творчества. Трактаты по теории того или иного вида искусства сочетались с практикой обучения методом микики (букв. «видеть и слышать»). В рамках устной традиции, преподаваемой из поколения в поколение путем непосредственного контакта мастера-учителя с учеником.
Художественной японской традиции была свойственна оригинальная, по-своему необыкновенно развитая эстетическая «система», уходящая корнями во времена создания первых поэтических анталогий «Манъесю» (760 г.) и «Кокинсю» (992 г.). Эта система эстетических представлений японцев постепенно обогощалась все новыми и новыми понятиями прекрасного.
Если взглянуть на философию творческого наследия мыслителей Востока, можно обнаружить ряд сменивших друг друга концепций посвященных таким вопросам как истина в творчестве художника.
Первый период кодай – с глубокой древности до V века — отмечен господством древних культур Дземон и Яей. Главная особенность этого периода, заключается в отсутствии письменности, но уже в наличии «устной литературы».
Следующая стадия тюсей. Это времена раннего феодализма (приблизительно VI-VIII вв.). В традиционной периодизации им соответвуют эпохи Асука-Нара-Хейан. Тюсей ознаменован появлением письменности, ярко выраженным влиянием Китая на духовную жизнь страны, культивированием утонченнсти в быту родовой знати. Это период возникновения сразу нескольких видов искусства: живописи, архетектуры, поэзии, скульптуры, литературы и музыки. По сути дела его можно назвать периодом становления японской эстетической мысли, и прежде всего пиком развития национальной поэтики в лице таких мылсителей как Ки-но Цураюки (?-945), Фудзивара Кинто (966-1041) и Фудзивара Садаиэ (1162-1241).
Третий период, кинсей («ближнее средневековье» или «развитый феодализм», XIV-XVII вв.) характеризуется, в первую очередь, влиянием на художественную мысль и творчество буддизма, особенно школы Дзэн. Он был необыкновенно богат на новые виды искусства. В поэзии нашел новый жанр ренга, в области сценических искусств – театр Но; возникло искусство чайной церемонии, искусство составления растительных композиций – кадо, искусство создания ландшафтных садов. Великолепное развитие получила архитектура. Это было время великих теоретиков Дзеами. (ок. 1363-1443) и Синкэя (1406-1475), поэтика которых прочно связана с мировоззрением дзэн-буддизма.
Значение эпохи Кинсей высоко оценивается многими японскими учеными, потому что именно в тогда искусство обретает серьезность, торжественность и отрешенность. Оно создается как бы под знаком смерти, потому всегда очень печально. Изысканная простота и меланхолическаы утонченность стали с тех пор неотъемлемыми атрибутами традиционного японского искусства.
Четвертый период, относящийся к эпохе позднего феодализма (середина XVII-XIX в.), именуется киндай «новое время». Во времена киндай поэзии появляется новый жанр – хайку, в литературе – жанр короткого рассказа, в областисценического искусства – городской театр Кабуки, тогда же достиг расцвета кукольный театр Дзерури.
Главным теоритическим достижением эстетики данного периода стала поэтика знаменитого стихотворца Мацуо Басё. Кроме того, появилась теория живописи Таномура Такэда и сравнительная культурология Мотоори Норинага.
Последний пятый приод гендай (современность) начинается с эпохи Мейдзи (1868) и длится до наших дней. «Период гендай представляет собой период знакомства с искусством Запада, подражания ему, его потребления и, наконец, его преодоления», - пишет профессор Имамити.
* * *
Характерной чертой мировоззрения древних японцев является нераздельность эстетического и этического. В летописях «Кодзики» и «Нихонги», а также в молитвословах «Норито» в качестве синкретического этико-эстетического идеала фигурирует светлое чистое праведное сердце. В древнеяпонском языке, иероглиф «красота» имел несколько значений, из которых основными являлись уцукусики (красивый) и ёси (добрый, праведный). Причем более важным значением было ёси.
Нередко представление о «доброй красоте» сочеталось с любовным переживанием, направляющим человека на добродетелеьные и прекрасные поступки. Подтверждение тому можно найти в многочисленных песнях, первозносящих как истинно прекрасный поступок самоубийство жены после смерти мужа.
Интересно, что первное эстетическое суждение, зафиксированное письменно, имеет любовную модальность. Имамити нашел такое суждение в хронике Кодзики в том эпизоде, когда божественная чета основателей японских островов Идзанаги и Идзанами оценили дрг друга как уцукусики. В настоящее время это слово означает «красивый», однако в древности уцукусики, гораздо больше означало «любимый», и было окрашено сильными личными переживаниями.
Хотя уцукусики – одна из подкатегорий «прекрасного» и даже омонимична его нынешнему обозначению, она стоит дальше от «объективного» понимания «прекрасного», в его современном смысле, чем другая зафиксированная в «Кодзики» прокатегория – уруваси. На страницах памятника эта категория впервые появилась в соетании уруваси отоко (отоко – мужчина) и имела оттенки смысла: красивый, правильный, прямой, честный, изящный. Уруваси, полагает имамити, можно отнести к категориям эстетического ряда, но по сравнению с современным его значением, ее объем шире: она включала в себя этические элементы («праведный», «честный»), поэтому сейчас ее нельзя употреблять в качестве чисто эстетической.
Любопытно, что в сознании древнего японца совершенство было связано с полным раскрытием жизненных сил, символом которых высупали растения.
Неоспоримым является влияние формы, цвета, фактуры дерева на японскую скульптуру и архетектуру. Архитектуру, которая дос их пор черпает вдохновение в эстетике окружающих гор и лесов и которая бережно сохраняет природную естественность деревянных материалов в лучших образцах самых модерновых построек.
Еще в древний период на японских островах складывалось эстетическое мировоззрение; оно пока что входило как элемент в синкретический мировоззренческий комплекс, но именно здесь коренятся истоки специфики гэйдо: и символика цвета, и этическое «изменение» красоты, и повышенное внимание к жизни растений – все эти особенности японского восприятия красоты стали неотъемлемым и чертами эстетики гэйдо. Что касается непосредственно самой эстетики и искусства гэйдо, то до недавнего времени даже япоснкие ученые ограничивались в своих исследованиях лишь малой частью, возникших в ее русле эстетических категорий: моно-но араварэ, югэн, ваби-саби, ма и некоторыми другими. Между тем данные понятия появлились не вдруг и имели длительную историю формирования.
Так, предтечей эстетической мысли Японии по праву можно считать составителя и автора Предисловия к поэтической анталогии «Кокинвакасю» («Собрание старых и новых песен Ямато», 905 г.) Ки-но Цураюки. Однако первым, кто теоретизировал поэтику, был Фудзивара Кинто (966-1041), испытавший сильное воздействие китайской теории живописи и каллиграфии. Именно он ввел в поэтический обиход категорию сугата, форму, получившую развитие в дальнейшей истории. Фудзивара предложил считать лучшими те поэтические произведения, в которых в предельно сжатой форме выражен максимум чувств. Мастерство поэта, считал он, заключается в способности вызвать у читателя амари-но кокоро (букв. «избыток сердца»), то есть такие эмоции, которые присутствуют в самом стихотворении, но присутствуют неявно в подтексте, между строк. Амари-но кокоро Фудзивара Кинто явилось предшественником ёсэй и ёдзё – одно из основных приемов поэзии и категорий поэтики.
Наибольшего в эпоху средневековья расцвета концептуальные поиски японских эстетиков достигают в творчестве Фудзивара Саидаиэ (Тэйка; 1162-1241). Развивая поэтику Тадаминэ, он предложил несколько новых ролей эсетических категорий. Фудзивара Тейка веделял четыре базвых поэтических принципа: югэн, котосикарубекиё, рейё и усинтай.
Югэн, в данно классификации имеет значение «тишина, спокойствие». Котосикарубеки – это принцип естественности, согласования с природой; рейё символизирует грациозность, изящество. Наконец, усинтай, или «глубина сердца» – принцип, по мнению Фудзивары, самый важный. «Глубина сердца» указывает на необходимость сложения песни или стиха только в результате сильного переживания, эмоционального напряжения, каковое должно быть адекватно передано читателю или слушателю.
Воззрение Фудзивары Тайка стали очередным звеном в непрерывной цепи развития японской эстетической мысли, для которой еще со времен «Кодзики» было характерно представление о единстве красоты и добра. Не случайно он писал, что «красота песни - стихотворения находится в тесной связи с праведностью содержания, в единстве прекрасного и доброго, поскольку в «дао» нераздельно переплетены искусство и мораль.
Следующий этап развития понятийного аппарата японской эстетики связан с творчеством таких крупнейших практиков и теоретиков искусства, как Синкэй (1406-1475) и Сётэцу (1381-1459). С одной стороны, эти мыслители развивали категориальный аппарат своих предшественников, с другой - они привнесли в него переосмысленный эстетический опыт буддийских учений Сингон, Тэндай и Дзэн. Синкей, теоретик поэзии, в произведении «Сасамэгото» ввел понятие гудо (праведность) в отношении поэзии, ее идеального облика. Достичь в поэзии нравственной высоты, уверял он, можно за счет приобщения поэта к религиозному опыту, в частности, опыту школы Тэндай.
Требования «праведности», распространившееся в поэзии и на другие виды искусства, знаменовало поворот от игрового момента к серьезности почти религиозного толка. Именно буддизм придал пониманию прекрасного оттенок глубокой тайны, неявленности в феноменальном мире, лишь намекающей на мир ноументальный.
Характерезуя искусство того периода, Басё писал, что «танка Сайгё, ренга Соги, пейзажи Сессю и чайное искусство Рикю едины в своей основе». Под основой подразумевалось, конечно, по-буддийски понятая реальность, которая одновременно присутствует и не присутствует – как бы пульсирует – в феноменальном мире. С другой стороны, следует отметить и единство группы приемов, применявшихся будийски ориентированными художниками для обозначения вечно ускользающей и не имеющей постоянной формы «истинной» реальности. В рамках каждого вида искусства вырабатывалось свое главное средство, свой главный метод выражения такого «ускользания».
Вершиной осмысления религиозного опыта в искусстве является категория югэн. Как было сказано ранее, впервые сам термин югэн возникает в поэтике Фудзивара Садаиэ, но окончательно его содержание оформилось позднее, в трудах Сётэцу и Дзэями.
Следующий этап развития эстетического категориального аппарата связан с именами Мацуо Басё и мастера чайной церемонии Сэн-но Рикю. Басё эстетически осмыслил даосизм Лаоцзы и Чжуанцзы. Именно от даосов он перенял принципы самоуглубленности, грубоватой простоты, «естественности», безыскусности. Эти принципы нашли воплощение и в страничсеком образе мити, «он увидел горизонты новых эстетических категорий».
Вклад Басё в сокровищницу японской эстетической мысли чрезвычайно велик и состоит, в частности, во введении в художественный и теоритический оборот категории саби и ваби. Первначально поэт трактовал их как «спокойствие», «умиротворенность». Однако в ходе изменения и развития его творческих взглядовразвивались и эти категории, приобретая все новые и новые смысловые оттенки и становясь все более труднодосягаемыми. Саби и ваби посвящена обширная литература. Но при этом, обычно упускается из виду существенная характеристика, дополняющая палитру ваби: то, что данная категория имеет оттенок «возвышенного».
Однако, главным источником эстетического своеобразия является сам процесс бытования традиционного искусства. Отношение к искусству художника, особенности его восприятия зрителем, особенности становления художника. Специфика тренажа – все, что делает гэйдо уникальным искусством.
Позиции традиционного искусства в Японии сильны, как наверное нигде в индустриально развитых странах. Оно насчитывает миллионы поклонников, посвящающих свой досуг занятиям калиграфией и аранжировкой цветов, сочинению стихов танка, хайку и участию в любительских спектаклях. Но и Кабуки. Соответственно, существует огромное количество обществ и кружков любителей традиционного искусства. Если даже и можно говорить о падении его престижа, то дишь в отношении молодежи, но и та, как показывает практика, с возрастом непременно возвращается к традиции.
Эстетическое воспитание здесь – давняя традиция, и одно это дает основание надеяться, что в Японии пока что не иссяк источник живой воды для древа традиционных искусств: они найдут и таллантливых исполнителей, и заинтересованных слушателей.
Список литературы:
1. Григорьева Т.П. Японская художественная традиция, м., 1979.
2. Санович В. Очерк японской классической лирики. М., 1977.
3. Искусство Востока: Проблемы эстетического своеобразия. Под ред. И.Р. Еолян, С.-Петербург, 1997.