К вопросу о причинах поражений Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны

	Загрузить архив:
	Файл: 240-1435.zip (113kb [zip], Скачиваний: 48) скачать

Московский Государственный Университет

им.  М. В. Ломоносова

 Химический Факультет

К ВОПРОСУ О ПРИЧИНАХ ПОРАЖЕНИЙ КРАСНОЙ АРМИИ В ПЕРВОМ ПЕРИОДЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Научная работа

студента 113 группы

Ляхова Антона Борисовича.

 Руководитель работы

доцент Сидоров А.В.

Второе издание, переработано автором в 1996-1998 гг.

Москва, 1998 г.

Содержание

Содержание .......................................................................................................	1
1. Введение ........................................................................................................	3
2. Мнения руководителей воюющих сторон о причинах поражений Красной Армии в начале войны ..........................................................................	3
3. Положение в мире в 1939 - первой половине 1941 г. .................................	4
4. Расположение войск сторон по состоянию на 21 июня 1941 г. .................	7
5. Ход боевых действий на советско-германском фронте в 1941 - 1942 гг. ..	13
5.1 Начало войны ..........................................................................................	13
5.2 Провал «блицкрига» ...............................................................................	13
5.3 Киевская катастрофа ..............................................................................	15
5.4 Битва за Москву ......................................................................................	17
5.5 Боевые действия зимой 1941/1942 гг. ....................................................	21
5.6 Весна и лето 1942 г. ................................................................................	22
5.7 Коротко о поражениях и неудачах Красной Армии после 1942 г. .......	28
5.8 Общие выводы ........................................................................................	29
6. К вопросу о «превентивном ударе» (по мотивам произведений В. Суворова) ..............................................................................................................	31
6.1 О численном соотношении танков и авиации СССР и Германии ........	32
6.2 О некоторых моментах, касающихся материальной части и тактики танковых, авиационных и артиллерийских сил СССР и Германии .......	35
Об истребительной авиации .....................................................................	35
О фронтовой бомбардировочной и штурмовой авиации ........................	38
О стратегической авиации .......................................................................	42
О танковых войсках ..................................................................................	46
Об артиллерии ..........................................................................................	52
6.3 О «главной мысли» В. Суворова ............................................................	53
6.4 О подчиненной роли обороны по отношению к наступлению .............	62
6.5 О мобилизационной готовности советской промышленности .............	64
6.6 Особенности расположения войск Красной Армии к лету 1941 г. ......	66
Про 9-ю армию .........................................................................................	66
Об «ударных» армиях ...............................................................................	68
К вопросу о «линии Сталина» ..................................................................	72
Про Пинскую военную флотилию ...........................................................	74
6.7 Второстепенные детали ..........................................................................	75
О «разрушении барьера нейтральных государств» .................................	75
Про 1 сентября 1939 г. .............................................................................	79
«Блестящие шедевры» подтасовки ..........................................................	80
К вопросу о «тайной мобилизации» .........................................................	83
О «заоблачных» номерах советских соединений ....................................	84
К вопросу о военных городках .................................................................	85
Экскурс в идеологию ................................................................................	87
Еще раз об индустриализации .................................................................	89
О «свидетельствах современников» ........................................................	90
«Сталин обманул Гитлера» ......................................................................	91
О наркоматах вооружения и боеприпасов ...............................................	92
6.8 Общие выводы ........................................................................................	94
6.9 Дальнейшая судьба концепции В. Суворова .........................................	94
7. Обсуждение роли некоторых факторов, обусловивших поражения Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны ....................	96
8. Выводы ..........................................................................................................	98
Список использованной литературы ...............................................................	99

1. Введение

Изучая историю Великой Отечественной войны, исследователь прежде всего сталкивается с обилием информации. Здесь нас встречает «избыток» фактического материала. Его становится невозможно включить в систему исследования целиком, так как тогда получится то, что в кибернетике называется «шумы». Представим себе следующее: в комнате сидят несколько человек, и вдруг все одновременно начинают говорить о своих семейных делах. В итоге мы ничего не услышим и ничего не узнаем. Обилие фактов требует избирательности. И точно так же, как акустики выбирают интересующий их звук, мы должны отобрать те факты, которые нужны для освещения избранной темы - причин поражения Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны.

Вопрос о причинах поражений Красной Армии в первый период Великой Отечественной Войны (1941 - 1942 гг.)  вызывал, вызывает и, вероятно, будет вызывать много споров самого различного характера. Кроме того, этот вопрос часто становится предметом разного рода политических спекуляций, вполне естественно, не способствующих, а мешающих выявлению истины.

В данной работе проводится анализ причин поражений Красной Армии на советско-германском фронте в 1941 - 1942 гг.. Особое внимание обращено на критический анализ некоторых широко распространенных точек зрения по данному вопросу. Затронуты также некоторые другие вопросы, касающиеся Великой Отечественной войны Советского Союза.

2. Мнения руководителей воюющих сторон о причинах поражений Красной Армии в начале войны

И. В. Сталин [1] объяснял поражения Красной Армии в начале войны следующим образом. Он выделял нации агрессивные, стремящиеся к военному переделу мира, и нации миролюбивые, которые не хотят войны. Агрессивные нации, планируя войну, заранее переводят все свое хозяйство на военные рельсы, во много раз увеличивают численность армии, насыщают ее новейшей техникой и в результате к началу войны имеют готовую «армию вторжения», и вся их экономика работает на нужды войны. Нации миролюбивые, в силу своего стремления к миру, не могут проводить тотальную мобилизацию, и поэтому их меры по подготовке к войне носят частичный характер, а все хозяйство в целом работает в режиме, приближенном к режиму мирного времени. К началу войны миролюбивая нация в имеет лишь «армию прикрытия мобилизации», задача которой - сдерживать наступление врага до тех пор, пока проводится мобилизация в стране, ставшей жертвой агрессии. В начале войны неизбежно отступление и потеря части территории, вследствие превосходства «армии вторжения» над «армией прикрытия мобилизации». Иногда к началу войны миролюбивые нации не имеют даже удовлетворительной «армии прикрытия мобилизации», что приводит к поражению в войне.

Другой причиной поражений Красной Армии в начале войны, по мнению И. В. Сталина, была достигнутая немецкими войсками оперативная внезапность.

Гитлер перед нападением на СССР был убежден в предопределенности конечного поражения Красной Армии. Его суждения по поводу «неизбежной» победы Германии над Советским Союзом не представляют для нас какого-либо интереса.

3. Положение в мире в 1939 - первой половине 1941 г.

К лету 1941 года гитлеровской Германии подчинялась вся Европа, кроме Британских островов. В Европе у Германии были союзники (Италия, Испания, Финляндия, Венгрия, Румыния, Болгария), а остальные европейские страны (кроме «нейтральных» Швейцарии и Швеции) были завоеваны. В союзе с Германией состояла и Япония.

Блоку агрессоров противостояли 3 крупных державы: СССР, Великобритания и США. Однако между этими тремя державами существовали крупные противоречия.

Все правящие круги Великобритании опасались войны с Германией, однако у них не было единого мнения по поводу того, каким образом отвратить военную угрозу.

Одна часть британского руководства считала необходимым не допустить войны и для этого воссоздать Антанту времен Первой мировой войны с Советским союзом вместо царской России. Они не без основания полагали, что при наличии военного союза между СССР, Францией, Великобританией и странами, граничащими с Германией, Гитлер не начнет войну, потому что такой союз имел бы подавляющее военное и экономическое превосходство над Германией. Во главе этой группировки стоял Уинстон Черчилль.

Другая часть британского руководства придерживалось той точки зрения, что для Великобритании представляют опасность и гитлеровская Германия, и Советский Союз. Они считали необходимым направить агрессию Германии на Советский Союз, добиться взаимного истощения воюющих сторон и потом продиктовать выгодные условия мира. Во главе этой группировки стоял премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен. Внешняя политика Великобритании в период с 1935 по 1940 г. определялась этой группировкой, а «черчиллевцы» находились в оппозиции [14].

Следует отметить, что по данному вопросу расхождения в британских правящих кругах носили не чисто межпартийный, а более сложный характер. Так, Чемберлен и Черчилль состояли в одной партии - в консервативной, в то же время видный деятель либеральной партии Ллойд Джордж был в мнении по данному вопросу солидарен с Черчиллем.

Германия и Япония не представляли опасности для существования Соединенных штатов Америки ввиду их географического положения. Правительство США интересовала перспектива ослабить взаимной войной все без исключения европейские государства и после войны занять господствующее положение в Европе. Кроме того, очень большие прибыли сулили Соединенным штатам военные заказы воюющих держав (СССР, Великобритании, но, естественно, не Германии).

Советский Союз находился в очень опасном положении - имел сухопутные границы и с Германией, и с Японией, и поэтому последовательно проводил политику, направленную на предотвращение войны. Однако поскольку в правящих кругах США и Великобритании возобладала линия на «сталкивание лбами» СССР и Германии, эта политика потерпела неудачу.

Таким образом, к лету 1941 г. блок агрессоров занимал охватывающее положение по отношению к СССР. С северо-западной стороны располагалась завоеванная Германией Норвегия и союзная ей Финляндия, с запада - сама Германия, завоеванная Польша, союзные Венгрия и Румыния. Со стороны Кавказа располагалась Турция. Она не входила в блок агрессоров, но была враждебно настроена по отношению к СССР, рассчитывая завладеть богатыми нефтью советскими территориями. В ходе войны на советской границе было 26 полнокровных турецких дивизий [9]. Это ставило под угрозу снабжение нефтью армии и промышленности, т. к. подавляющая её часть добывалась в то время в районе Баку и на Северном Кавказе.

В Иране, который также граничил с Советским Кавказом, вели активную деятельность германские спецслужбы, подготавливая государственный переворот. Это было также очень опасно ввиду угрозы советским нефтепромыслам. В конце августа 1941 г. для пресечения прогерманского переворота в Иран были введены советские войска [9]. Введение советских войск в Иран в то время, когда войск остро не хватало и Красная Армия терпела тяжелые поражения, может рассматриваться как свидетельство важности положения в Иране с точки зрения интересов СССР.

C восточной стороны, в Маньчжурии, располагалась японская Квантунская Армия, численность которой превышала 1 миллион человек. Она была развернута против СССР.

В сложившейся обстановке для агрессоров было бы выгодно навалиться на Советский Союз сразу со всех сторон, лишая возможности любого маневрирования силами. В пределе можно было бы рассчитывать на нападение на СССР с 5 сторон: с севера - Финляндия и Германия (через Норвегию), с запада - Германия с сателлитами, со стороны Кавказа - Турция и Иран, со стороны Средней Азии - через Иран, и с юго-востока - Япония. Однако нападение было совершено только с двух сторон - с севера и с запада.

В 1939 г. Японией было предпринято наступление с целью захвата части территории Монголии. Это наступление кончилось очень тяжелым поражением и выявило качественное превосходство Красной Армии над японской. Следствием этого стало то, что руководство Японии начало склоняться к тому, что не следует нападать на СССР, а нужно начать войну на Тихом океане [15,16]. Однако Квантунская армия осталась на месте развернутой против СССР и ее численность не уменьшилась, так как войну на Тихом океане должен был вести, конечно, флот, а не сухопутная армия. Численность сухопутных войск, участвовавших в операциях на Тихом океане, была относительно небольшой (менее 400 000 солдат и офицеров) [16]. С другой стороны, руководство Германии убедилось в слабости японских сухопутных сил и потеряло доверие к Японии. Япония не была заранее оповещена о нападении Германии на СССР.

Турция, вероятно, планировала напасть на СССР не сразу, а после того, когда станет очевидным поражение Советского Союза. Так или иначе, ход боевых действий после нападения Германии на СССР заставил турецкое правительство вести себя очень осторожно.

Таким образом, умелое применение ограниченных сил Красной Армии в Монголии, а также успехи советской дипломатии позволили предотвратить одновременное нападение на СССР Германии и Японии.

К лету 1941 года на стороне агрессоров был значительный перевес в промышленной области, как в общепромышленном, так и в военном производстве.

Данные за 1940 г.: СССР добывал угля 165,9 млн. тонн, выплавлял стали 18,3 млн. тонн. Германия добывала угля 257,4 млн. тонн (с союзниками 439 млн. тонн), выплавляла стали 19 млн. тонн (с оккупированными странами, но без союзников - 31,8 млн. т.). Военное производство в Германии (без союзников и оккупированных стран, 1941):  более 11000 самолетов, 5200 танков и бронемашин, более 7000 орудий калибра 75 мм и выше, около 1,7 млн. карабинов, винтовок и автоматов [8,9]. Военное производство в СССР (1/1/1939 - 22/VI/1941): самолеты 17745 (из них 3719 самолетов новых образцов), танки примерно 7000 (из них 1861 - Т-34 и КВ), артиллерийских стволов 29837 (любого калибра, в т. ч. ниже 75 мм, включая противотанковые) [8].

4. Расположение войск сторон по состоянию на 21 июня 1941 г.

К 22 июня 1941 г. в рядах Советских Вооруженных сил насчитывалось около 5 млн. человек, в германских (без союзников и сателлитов) 8,5 млн. человек.

Для нападения на Советский Союз были сосредоточены войска в количестве 5,5 млн. человек, более 50 тысяч орудий и минометов, 4300 танков, около 5000 боевых самолетов.

В приграничных округах и флотах СССР имелось 2,9 миллиона солдат и офицеров, 38 тысяч орудий и минометов, около 8 тысяч танков, из них 1475 танков Т-34 и КВ, более 7 тысяч самолетов, из них около 1500 самолетов новых типов и остальные - старых [7,8,15].

По танкам соотношение сил может быть оценено как незначительное превосходство СССР, так как танки Т-34 и КВ сильно превосходили немецкие образцы. Старые советские машины были хуже немецких и имели крайне ограниченные моторесурсы, т. е. были почти предельно изношены. (Подавляющее большинство этих машин было потеряно в первые дни войны, причем многие из них - не в боях. Их бросали вследствие неисправностей или разбирали на запасные части для ремонта оставшихся машин).

По авиации. Из примерно 1,5 тыс. новых самолетов: большая часть истребителей была равна по качествам немецким (ЛАГГ-3, ЯК-1), некоторые хуже (МиГ-3), тактические бомбардировщики несколько лучше, а штурмовики - намного лучше немецких. Старые самолеты катастрофически уступали немецким и имели очень ограниченные моторесурсы. В истребительной авиации куда большее значение, чем в других видах авиации и родах войск, имеет боевой опыт летного состава. В этом отношении немецкая истребительная авиация значительно превосходила советскую, в ее составе было большое количество асов. Учитывая это обстоятельство, приходим к выводу, что немецкая авиация, безусловно, могла быстро захватить господство в воздухе и прочно его удержать. Поэтому германское превосходство в авиации следует расценивать как подавляющее.

Количество артиллерии и минометов в германских войсках превосходило советский показатель примерно на 30%. В качественном отношении они были примерно равны. Следовательно, в артиллерии и минометах соотношение сил может быть оценено как ограниченное превосходство Германии.

Из числа 2,9 миллиона солдат и офицеров в западных округах 800 тысяч было призвано в мае 1941 г. [8] и к 22 июня находилось в строю менее месяца. Правда, призваны были резервисты, т. е. ранее служившие в армии. Однако без применения их знания и навыки быстро терялись, и их нужно было учить практически заново. К тому же их подготовка имела место давно, и не соответствовала техническому состоянию армии к лету 1941 г., что требовало их переучивания. Но и подавляющее большинство остальных солдат и офицеров не имели никакого боевого опыта. А германские пехотные части имели самый разнообразный боевой опыт - от Польской кампании до операций на Балканах. Следовательно, германская пехота по опыту и выучке превосходила советскую.

И в германской, и в советской армиях основная масса пехотинцев была вооружена винтовками. Однако, автоматов в немецких войсках было намного больше, чем в советских. При этом автоматами вооружалась в основном моторизованная пехота, десантные части, а также лучшие пехотные подразделения. Как показал опыт войны, эти части навязывали советской пехоте ближний бой, где превосходство автоматического оружия и лучшая выучка давали немецким войскам огромное преимущество. Численность немецкой пехоты в 2 раза превосходила численность советской. Таким образом, превосходство агрессора в пехоте следует признать подавляющим.

Таким образом, при незначительном перевесе советских войск по танкам и ограниченном перевесе немецко-фашистских войск - по артиллерии, агрессор имел подавляющее превосходство в пехоте и в авиации. Самыми слабыми у агрессора были танковые войска. А ведь именно на них гитлеровцы делали главную ставку! Их численная и качественная (в смысле качества материальной части) слабость была одним из основных факторов, обусловивших провал плана «Барбаросса».

Однако в целом войска вторжения агрессора превосходили советские войска приграничных округов и в количественном, и в качественном отношениях.

Ниже приведена расстановка сил блока агрессоров во главе с Германией и Советского Союза [8,15,20].

(Читая расстановку сил, следует иметь ввиду, что дивизия агрессора по численности личного состава и вооружения в среднем равнялась 2 советским.)

КРАЙНИЙ СЕВЕР.

Агрессоры. На севере Норвегии дислоцировалась германская армия “Норвегия” - 5 дивизий. Эта группа была нацелена на Мурманск. Южнее этой армии на протяжении нескольких сот километров крупных группировок войск не было. Далее шли 2 финские армии: Карельская армия (против Петрозаводска) и Юго-Восточная Армия (против Ленинграда). Всего в этих 2-x армиях насчитывалось 16 дивизий. Итого на фронте от Ледовитого Океана до Финского Залива насчитывалась 21 вражеская дивизия. Их действия поддерживались с воздуха германским 5-ым воздушным флотом, насчитывающим 900 самолетов.

Советские войска. Всю полосу от Ледовитого Океана до Финского Залива занимал Ленинградский Военный округ. В составе округа имелось 3 армии: 7- я, 14-я, 23-я. В их составе находилось 21 дивизия и 1 отдельная бригада. Число дивизий было равным, но советская дивизия была численно вдвое слабее германской и более чем вдвое - финской.

СЕВЕРО-ЗАПАДНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ.

Агрессоры. Дислоцировалась группа армий “Север” под командованием генерал-фельдмаршала В. фон Лееба. В её составе находилось 2 армии - 16-я и 18-я, и ударная группировка - 4-я танковая группа (командующий генерал-полковник Г. Гот) - всего 29 дивизий (23 пехотных, 3 танковых, 3 моторизованных). Действия группы армий поддерживались с воздуха 1-м воздушным флотом (1070 самолетов). Нацелена была на Ленинград.

Советские войска. Путь группе армий “Север” преграждал Прибалтийский особый военный округ (командующий генерал-полковник Ф. И. Кузнецов) - 2 армии: 8-я и 11-я. В их составе находилось 25 дивизий, в том числе 19 стрелковых, 4 танковые, 2 мотострелковых, и 1 отдельная стрелковая бригада.

ЗАПАДНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ.

Агрессоры. Здесь была сосредоточена наиболее мощная германская группа армий “Центр” (командующий генерал-фельдмаршал Т. фон Бок),  нацеленная прямо на Москву. В её составе имелось 2 армии - 4-я и 9-я, и 2 ударные группировки: 3-я танковая группа (командующий генерал-полковник Э. Гёппнер) и 2-я танковая группа (командующий генерал-полковник Г. Гудериан) - всего 50 дивизий (35 пехотных, 9 танковых, 6 моторизованных) и 2 бригады. Действия группы армий поддерживались с воздуха 2-м воздушным флотом (1670 самолетов).

Советские войска. Западный особый военный округ (командующий генерал армии Д. Г. Павлов)  - 3 армии - 3-я, 4-я, 10-я. Имел в своем составе 44 дивизий, в том числе 24 стрелковые, 12 танковых, 6 мотострелковых, 2 кавалерийские.

ЮГО-ЗАПАДНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ.

Агрессоры. Группа армий “Юг” (командующий генерал-фельдмаршал Г. фон Рундштедт). Составлена была по принципу “с бору по сосенке”. Главная и наиболее мощная группировка была на левом (для немцев) фланге - 2 армии: 6-я и 17-я, и 1-я танковая группа (командующий генерал-полковник Э. фон Клейст), нацелена была на Киев. Южнее: венгерские войска, 3-я румынская армия, 11-я армия (германская), 4-я румынская армия. Войска сателлитов Германии, может быть, нельзя называть слабыми, но они в качественном отношении не шли ни в какое сравнение с германскими. Перед ними стояли второстепенные наступательные задачи. Всего в составе группы армий “Юг” насчитывалось 57 дивизий (48 пехотных, 5 танковых, 4 моторизованных) и 13 бригад. Поддержка с воздуха: 4-й воздушный флот (1300 самолетов).

Советские войска. 2 военных округа - Киевский особый и Одесский.

Киевский особый военный округ (командующий генерал-полковник М. П. Кирпонос) - 4 армии: 5-я, 6-я, 12-я, 26-я. В их составе было 58 дивизий, в том числе 32 стрелковые, 16 танковых, 8 мотострелковых, 2 кавалерийские.

Одесский военный округ (командующий генерал-лейтенант Я. Т. Черевиченко) - одна армия (9-я). В составе округа было 22 дивизии: 13 стрелковых, 4 танковых, 2 мотострелковых, 3 кавалерийские.

Германское командование имело резерв: 24 дивизии (21 пехотная, 2 танковые, 1 моторизованная).

Из числа 149 дивизий и 1 бригады 4 западных приграничных округов 48 дивизий входили в состав первого эшелона армий прикрытия и были расположены от границы на 10 - 50 километров (стрелковые ближе, танковые дальше). Главные силы приграничных округов располагались в 80-300 километров от границы.

Очевидно, что сильнейшая, как в количественном, так и в качественном отношении группировка войск была создана Советским командованием на Юго-Западном направлении. Германским командованием, напротив, главная группировка была сосредоточена на Северо-Западном и Западном направлениях.

Существует широко распространенная точка зрения, что сосредоточение Советским командованием главной группировки войск на Юго-Западном направлении было большой ошибкой. В связи с этим необходимо рассмотреть этот вопрос подробно.

Действительно, с точки зрения формального оперативного искусства такое расположение войск было неправильным, так как главная группировка германских войск располагалась значительно севернее. В первые дни войны, особенно после окружения большой части сил Западного фронта, это сильно осложнило положение и привело к потере большой территории - Белоруссии, Литвы, Латвии, части Псковской, Калининской и Смоленской областей.

Однако, следует рассмотреть возможное развитие событий в том случае, если бы главная группировка советских войск была расположена на западном стратегическом направлении. Известно, что главная группировка гитлеровцев была создана на западном направлении не в последнюю очередь и потому, что было установлено сосредоточение наиболее сильной группировки Красной Армии на другом направлении (Юго-Западном). Это сделали для того, чтобы достичь на этом направлении решающего успеха, в то время как группа армий «Юг» будет громить Юго-Западный и Южный фронты, не давая перебрасывать войска на западное направление. Глубина наступательной задачи группы армий «Юг» на первом этапе плана «Барбаросса» была в 2 раза меньше, чем у групп армий «Север» и «Центр», так как сопротивление перед группой ожидалось более сильное (на первом этапе главной задачей группы армий «Север» был захват Ленинграда, группы «Центр» - захват Москвы, группы «Юг» - захват Киева. Расстояние от границы до Москвы вдвое больше, чем от границы до Киева.)

Если бы главная группировка Красной Армии была сосредоточена на западном стратегическом направлении, то почти нет сомнений в том, что такое сосредоточение было бы установлено германской разведкой. В пользу такого предположения говорит то, что германская разведка в основном верно установила расположение войск в западных округах. Здесь, вероятно, немаловажную роль сыграл тот факт, что в 1939 г. к СССР была присоединена большая территория, принадлежавшая до этого Польше, а также Литва, Латвия и Эстония, где было много германской агентуры, а среди жителей были сильны антисоветские настроения.

В таком случае с большой долей вероятности можно утверждать, что главная гитлеровская группировка была бы сосредоточена на юго-западном, а не на западном направлении.

Украина имела для СССР куда большее значение, чем Белоруссия, Латвия, Литва и полоска западной части РСФСР. Восточная часть Украины была одним из двух главных промышленных районов страны. Здесь находился Криворожский железорудный бассейн, Донецкий угольный бассейн и мощная промышленность. Ничего подобного не было в Белоруссии, Литве и Латвии. Украина имела большее сельскохозяйственное значение, чем Белоруссия, Литва и Латвия. Нельзя забывать и то обстоятельство, что территория Украины (ровные степи) была более удобна для действий крупных танковых соединений, чем территория Белоруссии (леса, болота). Значительно большее значение для СССР Украины подтверждает статистика военного производства. Захват гитлеровцами в июле 1941 г. Белоруссии, Литвы, Латвии и части территории РСФСР не помешал советскому военному производству довольно быстро расти, а потеря Советским Союзом в октябре-ноябре 1941 г. Криворожья, Харькова и большей части Донбасса привел к катастрофическому падению военного производства. Таким образом, защиту Украины следовало обеспечить в первую очередь.

Можно смело утверждать, что без сосредоточения сил Красной Армии преимущественно на юго-западном направлении положение Советского Союза оказалось бы еще худшим, чем имело место в действительности.

Германской разведкой был совершен просчет в оценке резервов, находящихся во внутренних военных округах СССР. После ввода в сражение в основном на западном направлении этих «не обнаруженных» резервов продвижение группы армий «Центр» было сильно задержано. Юго-Западный фронт также понес немалые потери, но не был, в отличие от Западного фронта, ни окружен, ни разбит, и был отброшен от границы на значительно меньшее расстояние, чем Западный фронт. Германские войска имели возможность собрать все силы в центр, сокрушить оборону советских войск у Смоленска и продолжить наступление на Москву. Сторонником такого шага был Г. Гудериан [8]. Однако германское командование на это не решилось, так как все более возрастала угроза удара Юго-Западного фронта во фланг и тыл группы армий “Центр”. 30 июля 1941 г. гитлеровское командование вынуждено было остановить наступление на Москву и все свои ударные, танковые и подвижные части бросили против Юго-Западного фронта. Юго-Западное направление теперь стало главным для немцев, то есть советское командование уже тогда, летом 1941 г., сумело навязать свою волю противнику! Другое дело, что из-за ошибок верховного командования Юго-Западный фронт был окружен и разбит. Но это уже не имеет отношения к довоенной расстановке сил.

Так что решение о сосредоточении летом 1941 г. самой крупной группировки Красной Армии была на юго-западном стратегическом направлении, было совершенно правильным.

5. Ход боевых действий на советско-германском фронте в 1941-1942 гг. и его

анализ

5.1 Начало войны

Германские вооружённые силы при нападении на СССР 22 июня 1941 г. сумели достигнуть оперативной внезапности. В первый же день войны было уничтожено 1200 самолётов, 900 из которых было уничтожено прямо на аэродромах, причем это были в основном новые, лучшие самолёты [11]. За несколько часов до нападения диверсионные группы перерезали во многих проводную связь с войсками. Это привело к потере управления многими соединениями, которые, в том числе и по этой причине, часто становились лёгкой добычей противника.

Оперативный успех вермахта обозначился сразу и очень решительно. 26 июня был взят Даугавпилс, 28 июня, на шестой день войны - Минск (около 350 километров от границы), 9 июля - Житомир, 16 июля - Смоленск. Южнее Смоленска был захвачен город Ельня с окрестностями («Ельнинский выступ»), откуда до Москвы оставалось не более 250 км. Однако с начала июля темпы продвижения германских войск стали резко падать, а потери расти. Если для того, чтобы пройти 350 километров от границы до Минска, им потребовалось 6 дней, то для того, чтобы пройти следующие 300 километров от Минска до Смоленска, потребовалось 18 дней. В целом ряде случаев германские войска начинали продвигаться лишь тогда, когда советские войска сами отступали. К концу июля 1941 г. окончательно выяснилось, что план «Барбаросса» оказался нереальным, гитлеровцы не смогли добиться решающего успеха ни на одном из трёх направлений, всё более и более втягиваясь в затяжные бои. Громадный воз нашествия по инерции ещё катился вперёд, но это было уже не планомерное стремительное продвижение по всему фронту, а судорожные рывки то в направлении Ленинграда, то в нижнем течении Днепра. Только за первые 3 недели войны германские войска потеряли 100 тысяч человек, около 1000 самолетов, половину всего количества танков (порядка 2000) [8]. Выручало немцев лишь то обстоятельство, что подбитые танки оставались в их руках, и их можно было ремонтировать.

5.2 Провал «блицкрига»

На конец июля - начало августа 1941 г. положение на фронтах выглядело таким образом [8]:

Ленинградский фронт. Здесь бои имели местное значение. На отдельных участках финские и немецко-фашистские войска продвинулись до 100 километров.

Северо-Западное направление. За первый месяц войны германские войска захватили Литву, Латвию, часть территории Эстонии и Псковской области. Однако все попытки прорыва к Ленинграду были отбиты с большими для них потерями. Только в августе, получив значительное усиление, группа армий «Север» продолжила наступление на Ленинград. Но теперь каждый шаг даже медленного продвижения давался с трудом. Темп наступления составлял не более 5 километров в сутки. Весь август шла упорная оборона Таллина и главной базы Балтийского флота. Лишь в сентябре 1941 г. по приказу Ставки Верховного Главнокомандования был оставлен Таллин.

Западное направление. Здесь немецкие войска к концу июля были прочно остановлены на рубеже Великие Луки - Ярцево - Кричев - Жлобин. Советские части, окруженные западнее Смоленска, были деблокированы и выведены из “котла”. Южнее Смоленска глубоко вдавался в расположение советской обороны Ельнинский выступ противника. В тылу частей Западного фронта был развернут Резервный фронт.

Полесские болота. Здесь между двумя клиньями, образованными немецкими войсками: до Киева и до Смоленска, держала оборону 5-я армия генерал-майора Потапова. Германские части лишь очень медленно выдавливали её на восток. Здесь образовался разрыв между флангами групп армий “Центр” и “Юг”.

Юго-Западное направление. Не сумев захватить Киев, соединения 1-й танковой группы перешли в наступление в общем направлении на юг и юго-восток, громя с фланга и с тыла советский Южный фронт, оборонявшийся перед румыно-немецкими войсками, и нацеливаясь на Крым. Здесь продвижение германских войск пока лимитировалось в основном доставкой горючего. Западнее же Киева фронт стабилизировался.

Даже германское командование стало понимать: потери велики, но результатам никак не соответствовали. Хотя войска на отдельных направлениях ещё продвигались, план войны был сорван. В сложившейся обстановке гитлеровское руководство вынуждено было пересматривать все свои планы на будущее, в первую очередь военные планы. Август 1941 г. вошел в историю как время кризиса в высшем руководстве вермахта. Понеся очень большие (порядка 250 тыс. человек) потери в Смоленском сражении, 30 июля противник вынужден был перейти здесь к обороне. Было решено продолжить наступление в двух направлениях - для захвата Ленинграда и соединения с финнами и для захвата Украины, Донбасса и открытия дороги на Кавказ. По завершении этого предполагалось начать наступление на Москву по трём сходящимся направлениям: с северо-запада, запада и юго-запада.

Задача советского командования в это время заключалась в том, чтобы вовремя установить направление дальнейших ударов противника и манёвру гитлеровцев противопоставить свой манёвр. При этом любое промедление и тем более просчёт мог ещё более ухудшить положение Советского Союза, т. к. в руках противника находилась тогда инициатива. Эта задача в Ставке и Генеральном штабе была решена в основном правильно, планы противника были разгаданы [8,15]. Однако это не помешало Красной Армии потерпеть очень тяжёлое поражение, даже более тяжёлое, чем в приграничных боях, предопределившее ход многих дальнейших событий и поставивших её на грань катастрофы.

5.3 Киевская катастрофа

21 августа 1941 г. 2-я танковая группа Г. Гудериана начала наступление от Гомеля на юг, обходя с востока полесские болота и выходя во фланг и в тыл Юго-Западному фронту. Хотя для противодействия этому ещё 16 августа был создан Брянский фронт, его создание, как выяснилось, было полумерой. Одновременно, добившись успеха на юге, начала наступление 1-я танковая группа Э. фон Клейста. Для срыва замысла окружения Юго-Западного фронта, как выяснилось впоследствии, необходимо было оставить Киев и полностью отвести Юго-Западный фронт за Днепр, использовав освободившиеся части для противодействия группам Гудериана и Клейста. Неоднократные предложения генералов Б. М. Шапошникова, А. М. Василевского, Г. К. Жукова об этом, которые делались начиная с 29 июля, Ставкой отклонялись. 15 сентября вокруг Юго-Западного фронта замкнулось кольцо окружения. Только в плен попало около 700 тысяч человек [8]. На Юго-Западном направлении образовалась очень большая, не заполненная никакими войсками «дыра». Танковые части Клейста продвигались на Донбасс, почти не встречая сопротивления. Освободившиеся группа Гудериана и другие войска были использованы для наступления на Москву.

Здесь следует обратить внимание на то, что направление главного удара противника было определено правильно, а суть ошибки состояла в том, что для противодействия замыслам противника были выделены недостаточные силы.

В последнее время вину за поражение под Киевом возлагают исключительно на И. В. Сталина, который-де «мнил себя гениальным полководцем и не считался с мнением профессиональных военных». В качестве примера приводят неоднократное отклонение им предложений Жукова и Василевского об отводе частей Юго-Западного фронта за Днепр. При этом «скромно» умалчивается, что на этом настаивала небольшая и далеко не самая авторитетная в тот период часть военных. Г. К. Жуков в тот период еще был откровенным выскочкой, за плечами которого была одна-единственная удачная операция - Халхин-Гол, а А. М. Василевский к тому времени еще вообще не имел боевых заслуг на высших командных постах. А против отвода частей Юго-Западного фронта за Днепр был командующий Юго-Западным фронтом М. П. Кирпонос и командующий всем Юго-Западным направлением С. М. Буденный [8], авторитет которого был в ту пору непререкаем. Следует учесть и то обстоятельство, что предложения об отводе исходили от высокопоставленных московских штабных работников, в то время как против отвода были командиры на местах. Сложились, в некотором роде, две «партии» военных, и Сталину надлежало сделать выбор между предложениями этих партий. С одной стороны - «московские штабные выскочки» (Г. К. Жуков в тот период - начальник Генерального штаба, А. М. Василевский - его заместитель), с другой стороны - авторитет героя гражданской войны и преимущество того, что-де «на месте виднее». К тому же отвод войск Юго-Западного фронта за Днепр означал сдачу врагу Киева без боя, что политически было крайне нежелательно. Таким образом, решение, принятое Сталиным, вполне естественно. Совершенно очевидно, что любой на его месте поступил бы точно так же.

Таким образом, действительная вина за поражение лежит на командующем Юго-Западным фронтом М. П. Кирпоносе и командующем Юго-Западным направлением С. М. Буденном.

Обвинения, что-де Буденный вообще был очень плохим командиром и что это было известно Сталину, следует отмести как необоснованные, так как об обратном говорит вся история гражданской войны, в которой он очень успешно командовал сильнейшим и лучшим объединением Красной Армии - Первой Конной армией. То, что его подготовка по вопросам тактики и стратегии войны в новых условиях - в условиях «войны моторов» была недостаточной, к тому времени вряд ли могло быть ясно, как бы ни хотелось кому-то доказать обратное.

Действия Красной Армии в первый месяц войны были крайне неудачными. Но неудачи и поражения первого месяца войны не были столь тяжёлыми, как это иногда представляется. Начало было неудачным, даже очень неудачным, но это был далеко не разгром. Ведь уже к августу 1941 г. продвижение вермахта было в основном остановлено. Гитлеровцы захватили довольно большую территорию, но ценой колоссальных потерь. Блицкрига не получилось, а война предстояла тяжёлая и длительная, в перспективе для них проигрышная. Преимущества, которые получила Германия в результате внезапности нападения, были исчерпаны. Время работало против гитлеровцев. Главные силы Красной Армии не были разбиты, а военное производство быстро росло.

Совсем иное дело - поражение в сентябре 1941 г. под Киевом. Ни внезапностью, ни подавляющим численным перевесом противника его объяснить невозможно. Кроме того, по последствиям оно было значительно тяжелее поражений первого месяца войны. Была окружена более чем миллионная группировка войск, качественно лучших во всей Красной Армии. В результате этого перед германскими войсками открылся простор действий на юге. Более того высвободились очень большие силы, что позволило немедленно начать наступление и на Москву. Прямым результатом этого поражения стала потеря одной из двух основных промышленных баз страны (криворожского железорудного района, харьковских заводов и значительной части Донбасса), вследствие чего резко упало военное производство. Таким образом, к октябрю 1941 г. на фронте создалось катастрофическое положение, которое было выправлено советским командованием с огромным напряжением.

5.4 Битва за Москву

Положение на фронтах к концу сентября 1941 г..

Север. Дальнейшее продвижение финских войск, захват Петрозаводска. Бои местного значения.

Северо-Западное направление. Блокирован Ленинград, но попытка его захвата сорвана. 22 сентября 1941 г. из состава группы армий “Север” изъята 4-я танковая группа. Противник перешёл к обороне. Командующий группой армий “Север” генерал-фельдмаршал В. фон Лееб снят с должности.

Западное направление. Здесь для наступления на Москву были собраны основные ударные силы вермахта - 3 (из 4) танковые группы. Соотношение сил к концу сентября приведено в табл. 1 [15]:

Таблица 1.

Соотношение сил сторон на Московском направлении к 30 сентября 1941 г.

	Советские войска	Германские войска	Соотношение сил
Люди	1250000	1800000	1.4   :   1
Артминстволы	7600	14000	1.8   :   1
Танки, САУ	990	1700	1.7   :   1
Самолеты	677	1390	2.0  :   1

(В графе «Германские войска» учтены войска сателлитов Германии.)

В результате успешной наступательной операции войск Западного и Резервного фронтов в августе - сентябре 1941 г. был ликвидирован ельнинский выступ противника.

Юго-Западное направление. Добившись большого успеха под Киевом, германские войска распространялись на восток без особого сопротивления. Рассчитывалось задержать их на линии Харьков-Таганрог.

27 сентября 1941 г. был издан приказ Ставки Верховного Главнокомандования, в котором говорилось о возможности наступления в ближайшие дни крупных сил противника на московском направлении [15]. Таковое началось на разных направлениях через 3-5 дней. Следовательно, внезапность в том смысле, в каком она была в начале войны, отсутствовала. Однако опять повторилось то же, что имело место в первые дни войны: глубокий прорыв бронетанковых сил противника, потеря управления войсками и их окружение. Опять создалось катастрофическое положение, выправленное советским командованием с огромным напряжением.

Операция “Тайфун” (кодовое наименование наступления на Москву) началась 30 сентября ударом 2-й танковой армии Г. Гудериана вдоль шоссе Глухов - Орёл. К 3 октября, пройдя до 200 километров, его армией был захвачен неподготовленный к обороне Орёл. Командование Орловским военным округом отсутствовало на месте, не были оставлены даже дозоры на дорогах к фронту, хотя о наступлении Гудериана уже было известно. Имевшаяся в Орле артиллерия попала в руки немцев без единого выстрела. Немецкие танки ворвались на его улицы, когда ничего не подозревающие советские граждане спешили на работу (до передовой было 200 км). После чего армия разделилась на 2 части: одна выступила на северо-восток, в сторону Тулы, вторая на запад, в сторону Брянска. 6 октября Брянск был занят германскими войсками, а Брянский фронт оказался в окружении. Группа, выступившая на Тулу, была задержана и потрёпана танковыми контратаками. К 2 октября, когда начали наступление главные силы группы армий “Центр”, прорыв армии Гудериана развалил советский фронт на протяжении сотен километров, управление было потеряно.

5 октября авиаразведкой в 150 километрах от передовой линии были обнаружены большие немецкие колонны, двигавшиеся по шоссе к Юхнову. Было решено нанести по колонне массированный бомбовый удар, но стараниями Особого отдела Красной Армии лётчиков обвинили в паникёрстве и в том, что они приняли за немцев своих, вылет бомбардировщиков отменили [15]. 6 октября Юхнов был занят противником. 14 октября был занят Калинин, Москве угрожало окружение. Западный фронт по сути дела надо было создавать заново. К 16 октября, перегруппировав силы, немецкие войска продолжили наступление на Москву. Но на этот раз фронт нигде не был прорван. За каждый шаг продвижения германские войска платили большой кровью. К 30 октября германское наступление выдохлось. Противник был остановлен в 70 - 100 километрах от Москвы.

Таким образом, катастрофическое поражение Западного фронта в начале октября 1941 года является, с одной стороны, следствием элементарного головотяпства вполне конкретных лиц (перечислять которых не имеет смысла), а с другой стороны, тем, что участки тактических прорывов немецко-фашистских войск не были определены и эти направления не были своевременно усилены.

15 ноября 1941 г. начался новый этап наступления германских войск на Москву. На этот раз главный удар пришёлся севернее Москвы, другой наносился армией Гудериана южнее Тулы. Планировалось окружить Москву, сомкнув клещи в районе Ногинска. Но на этот раз сосредоточение фланговых группировок врага было своевременно установлено советской разведкой. Кроме того, германское командование допустило грубейший промах: не организовало наступление в центре фронта, хотя сил здесь имело достаточно [8,15]. Это давало возможность советскому командованию снимать силы из центра и перебрасывать их против фланговых ударных группировок. Фланговые ударные группировки противника имели в своём составе недостаточно общевойсковых соединений, а ставка на бронетанковые войска в тех условиях себя не оправдала. Германским войскам удалось лишь оттеснить части Красной Армии на 70 - 100 километров. Большего враг сделать не мог, наступление захлебнулось. 5 декабря 1941 г. с подходом стратегических резервов Ставки началось контрнаступление советских войск под Москвой. 8 декабря Гитлер отдает приказ о переходе к обороне на всём Восточном фронте. Началась позиционная война.

Одновременно во второй половине ноября продолжалось наступление противника и на других направлениях. 21 ноября немцами был взят Ростов-на-Дону. На севере они вырвались к Тихвину, пытаясь соединиться с финскими войсками. Но и на севере, и на юге войска противника были скованы контрударами советских войск, и ничем не могли помочь наступающим на московском направлении. На юге в начале декабря Ростов-на-Дону у немцев отбили, а на севере тихвинский клин был ликвидирован.

Таблица 2.

Соотношение сил сторон к началу декабря 1941 г. [15].

	Советские войска	Германские войска	Соотношение сил
Люди	4200000	5000000	0.85  :   1
Артминстволы	22000	26800	0.8   :   1
Танки	1630	1500	1.1    :   1
Самолёты	2495	2500	1.0   :   1

Таблица 3.

Соотношение сил на московском направлении к 6 декабря 1941 г. [15].

	Советские войска	Германские войска	Соотношение сил
Люди	760000	800000	0.95 :   1
Артминстволы	6200	10400	0.6   :   1
Танки	670	1000	0.7   :   1
Самолёты	860	600	1.4   :   1

Довольно часто, особенно от битых германских генералов, исходят заявления, что-де в ноябре-декабре 1941 г. они потерпели поражение от «генерала Зимы». Провал планов окружения Москвы в октябре 1941 г. они также объясняют природным фактором - осенней распутицей. Так ли это?

Бесспорно, и погода, и природа сильно влияют на ход боевых действий. Но дело в том, что они влияют в равной степени на обе воюющие стороны. Когда говорят, например, что германские танки не заводились из-за мороза, надо иметь ввиду, что и советские танки находились в точно таком же положении, только их было значительно меньше. В грязи тонули как германские, так и советские грузовики. А нелетная погода была хуже для советских войск, чем для немецких, так как в авиации в данное время и на этом участке фронта советские войска имели перевес (см. табл. 3).

В октябре 1941 г. распутица была очень кратковременной [8]. Надежды Гитлера на успех наступления на Москву в ноябре 1941 г. в значительной степени основывались на том, что в первых числах ноября начались небольшие морозы, а небольшой еще снег не мешал маневрировать ни танкам, ни даже мотопехоте. Во дни ноябрьского «генерального наступления» гитлеровцев температура на направлениях главных ударов составляла минус 7-10^оС. По настоящему сильные морозы (до -50^оС) начались в начале декабря 1941 г., когда советские войска перешли в контрнаступление [15]. Также в этот период выпало большое количество снега, действительно затруднившего маневрирование. А вот при такой погоде обороняться действительно значительно удобнее, чем наступать! Таким образом, при внимательном рассмотрении роли погоды в ходе обороны Москвы оказывается, что погодные условия были более благоприятны для германских войск.

Да, гитлеровские войска не были готовы к зиме, что бесспорно неблагоприятно отразилось на дальнейшем ходе боевых действий. Но почему они не подготовились к зиме? Потому что германское  руководство рассчитывало, грубо говоря, пройтись налегке по Советскому Союзу, исчисляя срок кампании неделями и месяцами, и не готовилось к зимней войне. Значит, дело тут опять не в климате, а в политических и военных просчётах гитлеровской верхушки.

5.5 Боевые действия зимой 1941/1942 г.

Наступление Красной Армии на западном стратегическом направлении, начавшееся 5-6 декабря 1941 г., продолжалось до апреля 1942 г.. Советские войска продвинулись на 100-300 километров, но главная задача - окружение группы армий «Центр» не была выполнена. Группа армий «Центр» находилась лишь в полуокружении. Линия фронта имел крайне сложную, изрезанную форму. В тылу противника находились крупные группировки советских войск, снабжавшиеся по воздуху.

На Юго-Западном направлении была предпринята частная наступательная операция. Ее итогом стало образование «Барвенковского выступа», вогнутого в сторону противника.

Отличительной чертой боевых действий в этот период являлось отсутствие численного перевеса советских войск над германскими, а также самый острый за всю войну дефицит вооружения и боеприпасов из-за резкого падения военного производства.

Часто обвиняют советское командование в том, что оно зимой 1941/1942 гг. доводило войска в наступлении до предельной степени истощения, вследствие чего они-де несли чрезмерные потери. Конечно, без разного рода перекосов здесь не обошлось. Однако они объяснялись в основном отсутствием у советских войск опыта наступления. Но взгляните на соотношение сил! При отсутствии сколь-нибудь значительного численного перевеса над противником успешное продвижение советских войск объяснялось только тем, что у немцев полностью отсутствовали оборонительные сооружения. Однако имелось много оборонительных сооружений, созданных советскими войсками в оборонительный период битвы за Москву, которые были лишь несколько повреждены в боях. Некоторые рубежи были оставлены советскими войсками вообще без боя и значит, неповрежденными. Для их ремонта и приспособления для обороны «с другой стороны» гитлеровцам потребовалось бы совсем немного времени. Следовательно, любая маленькая передышка, данная германским войскам, привела бы к созданию укреплений, которые при тогдашнем соотношении сил, даже учитывая плохую подготовку гитлеровцев к зиме, прорвать было невозможно. Но если бы гитлеровцам удалось закрепится на ближних подступах к Москве, то с большой долей вероятности можно утверждать, что летом 1942 года город был бы захвачен гитлеровцами.

Таким образом, очевидно, что в той обстановке советское командование в этом отношении действовало правильно.

Действительный просчёт Ставки в тот период состоял в чрезмерном распылении сил по разным фронтам. На нескольких фронтах были организованы частные наступательные операции, не давшие в итоге заметных положительных результатов. На юге в результате наступления советских войск была освобождена довольно большая территория - «Барвенковский выступ», однако эта победа не имела смысла, так как этот выступ, вогнутый в сторону противника, лишь создавал угрозу окружения занимавших его войск, а гарантированно не допустить окружения при тогдашнем соотношении сил на фронте было невозможно. По выражению маршала Жукова, там получился «фронт вдвое больше, чем был, и весь в дырах». В результате такого распыления сил не был достигнут решающий успех на Западном направлении - окружение группы армий “Центр” не удалось, хотя победа была близка [8,15].

5.6 Весна и лето 1942 г.

Положение на фронтах к маю 1942 г..

Север и Северо-Запад. Линия фронта без существенных изменений по сравнению с октябрём 1941 г.. Бои местного значения.

Западное направление. Группа армий “Центр” отброшена от Москвы на 150-300 километров, находилась в полуокружении.

Юго-Западное направление. Фронт в основном по реке Миус, образуя мешок («Барвенковский выступ»), вогнутый в сторону противника. Его вершина «доставала» до станции Лозовая. В Крыму продолжалась осада германскими войсками Севастополя, войска Крымского фронта занимали восточную часть Крымского полуострова.

Таблица 4.

Соотношение сил сторон на фронте к маю 1942 г. [15].

	Германские войска	Советские войска	Соотношение сил
Люди	6200000	5100000	1.2  :   1
Артминстволы	57000	44900	1.3  :   1
Танки	3000	3900	1   :  1.3
Самолёты	3400	2200	1.5  :   1

Германские войска имели некоторый численный перевес над советскими, но в военном производстве положение было иным.

Таблица 5.

Военное производство СССР и Германии в 1942 г. [15].

(Германия - с оккупированными и союзными странами).

	CCCР	Германия	Перевес СССР
Артминстволы	33100	14000	2.4  :   1
Танки	24500	9300	2.6  :   1
Самолёты	25400	14700	1.7  :   1

Эти данные - за весь 1942 год, а к маю 1942 г. военное производство в СССР превысило германское примерно в 1.5 раза.

Тем не менее по общеэкономическим показателям (выплавка стали, добыча угля) СССР очень сильно (в несколько раз) отставал от Германии. До января 1942 г. гитлеровское правительство не снижало уровень производства товаров широкого потребления. Лишь в начале 1942 г. министр вооружений Германии А. Шпеер с большим трудом добился разрешения Гитлера сократить производство мирной продукции на 12%, переключив соответствующие мощности промышленности на войну [15]. Большего он сделать не мог, потому что германское правительство боялось снижением уровня жизни разложить тыл. Таким образом, моральный фактор - ведение Советским Союзом справедливой, освободительной войны - позволил переключить всю экономику на нужды войны, а Германия не имела возможности этого сделать, и имея значительно более высокий уровень общеэкономических показателей, чем СССР, начала сильно отставать от него военному производству.

При существовавшем соотношении сил объективно Германия не должна была добиться заметных успехов в летне-осенней кампании 1942 г.. Следовательно, очень крупные поражения Красной Армии в этот период объясняются только просчетами советского командования. Следует подробно рассмотреть, каковы были эти просчеты, чем были вызваны, а также, если это окажется возможным, установить конкретных виновных.

После всестороннего анализа обстановка весной 1942 г. Генеральный штаб пришел к следующим выводам. По мнению Генерального штаба, противник летом 1942 г. имел возможность вести крупные наступательные операции на двух стратегических направлениях - юго-западном и западном, причем считалось, что главный удар последует на западном направлении - по Москве. На юго-западном направлении предполагалось наступление второстепенной, но крупной группировки войск противника с задачей захвата нижнего течения Дона и прорыва на Кавказ, а также захвата Воронежа. Наиболее опасными оперативными направлениями считались тульско-московское и курско-воронежское [9]. На северо-западном направлении крупные наступательные операции гитлеровцев исключались.

Такая оценка обстановки ни у кого из высшего военного руководства СССР не вызвала существенных возражений, т. е. была общепринятой [9]. Следовательно, в стратегическом прогнозе действий противника летом 1942 г. все без исключения высшее военное руководство Советского Союза оказалось далеко не на высоте.

В действительности на западном стратегическом направлении гитлеровское командование планировало лишь сохранить существующее положение, а главный удар нанести на юго-западном стратегическом направлении с целью захвата Сталинграда и Кавказа. Также ошибочным оказался и прогноз насчет северо-западного направления - здесь гитлеровцами планировалась крупная наступательная операция - штурм и захват Ленинграда. Во исполнение этого плана 11-я немецкая армия летом 1942 г. была переброшена из Крыма под Ленинград [9], однако штурм Ленинграда не был организован из-за недостатка сил и неблагоприятного развития боевых действий на других направлениях.

И. В. Сталин и все без исключения высшие командующие были убеждены, что летом 1942 г. Советские Вооруженные силы не смогут вести широкомасштабных наступательных операций, и считали необходимым вести активную стратегическую оборону.

Однако вместе с тем почти все были убеждены в необходимости проведения частных наступательных операций с целью ослабления противника, а при благоприятных условиях - срыва его наступательных планов.

Г. К. Жуков считал необходимым организовать крупную наступательную операцию на западном стратегическом направлении с целью ликвидации ржевско-вяземского выступа противника. В то время он считал, что такая операция серьезно ослабит германские силы и принудит их отказаться от наступательных операций в ближайшее время. Однако после войны, получив из трофейных источников точные данные о противнике, Г. К. Жуков указал, что его выводы были «далеко не бесспорными», т. е. с большой долей вероятности ошибочными.

И. В. Сталин и некоторые другие военные руководители считал необходимым проведение не одной, а нескольких частных наступательных операций на разных участках фронта. Цель их состояла, с одной стороны, в отвлечении и рассредоточении германских резервов и внимания высшего руководства, мешая тем самым выполнению их наступательных планов, а с другой стороны - освобождению некоторых важных в военном и экономическом отношении объектов и районов (прорыве блокады Ленинграда, освобождении Харькова и Крыма).

Командование Юго-Западного фронта (командующий С. К. Тимошенко, член Военного совета Н. С. Хрущев) и Юго-Западного направления твердо настаивало на проведении частной наступательной операции из барвенковского выступа с целью освобождения Харькова. Они настойчиво убеждали верховное командование в обеспеченном успехе операции и не просили подкреплений у Ставки, считая, что справятся своими силами. Настойчивость командования фронтом привела к тому, что И. В. Сталин санкционировал операцию, начало которой было назначено на 12 мая. Так как главным стратегическим направлением тогда считалось западное, то операция Юго-Западного фронта, по его предположениям, должна была иметь отвлекающее значение. Кроме того, Харьков был очень важен в экономическом отношении. Немалую роль в положительном решении Сталина по данному вопросу, вероятно, сыграло то обстоятельство, что командование фронта не просило никаких подкреплений, а также то соображение, что-де «на месте виднее». Генеральный штаб возражал против проведения операции, указывая на опасность вражеского удара в тыл наступающей группировке советских войск и ее окружения. Однако Сталин приказал считать операцию внутренним делом фронта и высшему командованию в Москве в нее не вмешиваться [9]. Итоги этой наступательной операции хорошо известны - наступавшая группировка советских войск попала в окружение и была разбита.

Здесь И. В. Сталин проявил чрезмерное доверие к командованию Юго-Западного фронта, разрешив ему проводить операцию, опасность которой понятна даже неспециалисту при первом же взгляде на карту. Таким образом, вина за поражение под Харьковом лежит, с одной стороны на С. К. Тимошенко и Н. С. Хрущеве, а с другой стороны - лично на И. В. Сталине.

Весной 1942 г. также крайне неудачно шли боевые действия в Крыму. В начале 1942 г. был сформирован Крымский фронт (командующий Д. Т. Козлов) с целью освобождения Крыма. В январе-апреле 1942 г. было предпринято 3 попытки прорыва вражеской обороны, потерпевшие неудачу. Крымский фронт вынужден был перейти к обороне. Однако никаких мер по укреплению обороны не принималось, так как командование предполагало через некоторое время снова наступать. Однако наступление долго откладывалось. К маю Крымский фронт занимал оборону на самой узкой части полуострова, имея в своем составе 3 армии: 44-ю, 51-ю, 47-ю. Левый фланг, примыкавший к Черному морю, оказался слабым, но мер по его укреплению также не принималось. В результате 8 мая 1942 г. противник перешел в наступление против левого фланга Крымского фронта, прорвал оборону, и весь Крымский фронт потерпел тяжелое поражение, причем численный перевес был на стороне советский войск [9]. Здесь основной причиной поражения стало своеобразное «двоевластие» на Крымском фронте. С одной стороны, был командующий фронтом Д. Т. Козлов, с другой - представитель Ставки на Крымском фронте Л. З. Мехлис. Последний, вместо того, чтобы помогать командованию фронтом, указывать на ошибки и помогать их исправлять, мешал командованию, бесконечно перетасовывая руководящие кадры, устраивая многочасовые бесплодные совещания и отдавая приказы через голову командующего фронтом. Результатом явилось тяжелое поражение.

Таким образом, вина за поражение Крымского фронта в мае 1942 г. лежит, с одной стороны, на командовании фронтом во главе с Д. Т. Козловым, с другой стороны - на представителе Ставки Л. З. Мехлисе, а с третьей стороны - лично на И. В. Сталине, который вовремя не пресек «двоевластие» на и не заменил представителя Ставки на Крымфронте. Кроме того, не были точно определены обязанности представителя Ставки. Таковые были определены только задним числом - после поражения. Широко известно содержание его телеграммы Л. З. Мехлису от 9 мая: «Вы держитесь странной позиции наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы - не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что противник с утра будет наступать», а вы не приняли мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы ещё не поняли, что посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки.» Эта телеграмма была первым документом, определяющим обязанности представителя Ставки и меру его ответственности [9]. Следует указать, что за это поражение Л. З. Мехлис и Д. Т. Козлов были сняты с занимаемых постов и снижены в звании.

Другие 2 частные наступательные операции - под Демянском и под Ленинградом - также не дали положительных результатов. Советские войска почти не продвинулись вперед. Правда противнику был нанесен большой урон, но и потери советских войск были не меньше [8].

Поражение под Харьковым бесспорно неблагоприятно отразилась дальнейшем на ходе боевых действий, так как Юго-Западный фронт этой неудачей был сильно ослаблен, и когда гитлеровцы 28 июня 1942 г. начали генеральное наступление, советская оборона была прорвана в один день [8,9]. Что касается поражения в Крыму, то его влияние на обстановку на юго-западном направлении было значительно меньшим, так как 11-я немецкая армия, которая вела операции в Крыму, по их завершении (после взятия Севастополя 4 июля) не была использована для наступления на юго-западном направлении, а была переброшена под Ленинград [9].

Но поражение под Харьковым, что совершенно ясно, не было решающим для хода летне-осенней кампании. Это поражение облегчило немецким войскам прорыв советской обороны в самом начале наступления, но не более того. Почти нет сомнений в том, что и без поражения под Харьковым оборона Красной Армии в июне 1942 г. была бы прорвана, так как на этом направлении находились главные силы гитлеровской армии. Весьма вероятно, что в этом случае итоговое продвижение гитлеровцев было бы несколько меньше, чем имело место в действительности, но и в этом случае оно наверняка было бы весьма значительным.

Основной причиной неблагоприятного для Красной Армии развития боевых действий на юго-западном направлении летом и осенью 1942 г. явилась грубая ошибка Генерального штаба и Ставки Верховного Главнокомандования в отношении определения направления главного удара гитлеровцев. Вследствие этого просчета за Юго-Западным и Южным фронтом не были расположены резервные армии Ставки. Гитлеровские планы не были разгаданы никем из советского военного руководства, и предложений по радикальному усилению юго-западного направления резервами Ставки - единственной меры, способной не допустить глубокого продвижения германских войск на этом направлении - не поступало ни от кого, в том числе и от Г. К. Жукова. Следовательно, ответственность за крайне неблагоприятный ход боевых действий на юго-западном направлении лежит на всем без исключения высшем советском командовании. Это следует особенно подчеркнуть, так как в последнее время имеется склонность всю вину за это поражение возлагать исключительно на И. В. Сталина, который-де «мнил себя гениальным полководцем и не прислушивался к мнению профессиональных военных». Выше показано, что имело место совсем обратное - слишком внимательно прислушивался. Источником ошибки в определении стратегических планов противника на лето 1942 г. был именно Генеральный штаб, а остальные, в том числе и Сталин, «шли в русле» стратегических оценок Генерального штаба. Разногласия в высшем военном руководстве имели не принципиальный, а частный характер (количество и место проведения частных наступательных операций). В любом случае имело бы место достаточно глубокое продвижение гитлеровцев на юго-западном направлении, так как на этом направлении не было резервных армий Ставки, а наступали здесь главные силы германской армии.

Дальнейший ход событий летом и осенью 1942 г. явился следствием вышеописанного просчета Ставки и Генерального штаба.

5.7 Коротко о поражениях и неудачах Красной Армии после 1942 г.

В феврале-марте 1943 г. гитлеровским войскам удалось провести очень крупное контрнаступление на юго-западном направлении и в его ходе занять большую территорию, в том числе такие города, как Белгород и Харьков. Продвижение составило до 200 километров.

Здесь причиной стало своеобразное «головокружение от успехов». В свете побед Красной Армии под Сталинградом, на Кавказе и в Острогожско-Россошанской и Воронежско-Касторненской операциях общее поведение противника расценивалось советским командованием как отступление за Днепр с намерением остановить советские войска на рубеже этой водной преграды. Исходя из этого было допущено необеспеченное продвижение Красной Армии, силы были разбросаны, мощные ударные группировки на главных направлениях отсутствовали, а тылы и снабжение, как и всегда, сильно отставали. Произошло это потому, что предполагалось до Днепра только вести бой против слабых прикрывающих отрядов и преследовать отходящего противника. Действительно, имел место отход крупных соединений противника в районы Днепропетровска, Краснограда и Полтавы, который был вскрыт советской разведкой. Однако командование Юго-Западным фронтом все эти данные втискивало в рамки версии об отходе противника за Днепр, хотя уже выявились факты, заставившие его насторожиться. Сходное «головокружение от успехов» имело место и в Генеральном штабе [9]. В действительности войска противника отходили в указанные районы для того, чтобы оттуда при поддержке подошедших подкреплений начать контрнаступление.

Однако это не было катастрофическое поражение. Войска отходили в основном организованно, а случаев окружения советских частей не было. Как только в бой были введены резервы и за дело взялся Г. К. Жуков, гитлеровцы были практически сразу остановлены. С территориальной точки зрения последствия этого контрнаступления гитлеровцев также не были столь тяжелы, как кажется на первый взгляд. Ведь для недопущения такого контрнаступления следовало уже с конца января постепенно ставить советские войска в оборону. Следовательно, продвижение Красной Армии при таком предполагаемом развитии событий было бы несколько меньше, чем реальное максимальное продвижение в феврале 1943 г..

Таким образом, эта ошибка советского командования не являлась стратегической и была значительно меньше по масштабам и легче по последствиям, чем предыдущие. Однако даже такая по масштабам ошибка была допущена советским командованием в последний раз.

В заключение следует отметить, что контрнаступление в феврале-марте 1943 г. явилось первым и последним крупным успешным наступлением немецко-фашистских войск в зимних условиях на Восточном фронте.

После этого в действиях советских войск отсутствовали неудачи и поражения оперативного и стратегического масштаба. Однако тактические неудачи и поражения, в том числе и обусловленные грубыми ошибками отдельных командиров, имели место еще не раз. В качестве примера можно привести неоднократные срывы с тяжелыми потерями частных наступательных операций армий Западного фронта в 1943 - начале 1944 г., происходившие вследствие грубых нарушений правил организации и ведения наступления некоторыми командирами [9].

5.8 Общие выводы

В данном разделе рассматриваются ошибки, допущенные советским верховным командованием уже в ходе самой войны и явившиеся причиной неудач и поражений Красной Армии.

Крупные стратегические ошибки в ходе войны советским командованием были допущены три раза. Первая ошибка имела место в августе 1941 г. и состояла в недооценке силы ударов 2-й и 1-й танковых групп противника, вследствие чего Красная Армия потерпела катастрофическое поражение под Киевом. Наиболее тяжелым последствием этого поражения была потеря важнейших экономических районов, повлекшее за собой резкое падение военного производства. Уровень военного производства сентября 1941 г. был достигнут только почти год спустя. Второй просчет имел место зимой 1942 г. и состоял в распылении резервов Ставки по разным фронтам, а также в постановке войскам непосильных задач. Третий просчет имел место весной 1942 г. и состоял в неправильном определении направления главного удара противника. Следствием стал выход германских войск к Волге и на Кавказ.

Хотя это и не входит в прямые задачи настоящей работы, имеет смысл сравнить количество и масштаб стратегических ошибок, допущенных советским и германским верховным командованием.

Основные стратегические ошибки германского командования допущенные уже в ходе самой войны на Восточном фронте (то, что само нападение на СССР было крупнейшей и неисправимой ошибкой, не в счет):

1. Организация наступления на Москву в ноябре 1941 г.. Катастрофическая ошибка, которая привела к потере немецко-фашистскими войсками оперативно-стратегической инициативы. Им безусловно следовало еще в ноябре 1941 г. временно перейти к обороне.

Германское командование в июле направило свои главные усилия на Кавказ, а не на Сталинград, так как была допущена грубая недооценка силы сопротивления советских войск под Сталинградом. Главные силы были направлены на Кавказ, а на Сталинград наступала крупная, но второстепенная группировка германских войск, причем почти без танков [15]. Когда обнаружился этот просчет, группа армий, наступавшая на Сталинград, стала непрерывно усиливаться за счет группы армий, наступавшей на Кавказ. Это делалось ввиду того, что сталинградская группировка советских войск угрожала тылам германских войск, наступавших на Кавказ, и без разгрома этой группировки и взятия Сталинграда нельзя было продолжать наступление через Кавказ. Однако усиление сталинградской группировки было запоздавшим и город гитлеровцам взять не удалось. В результате обе группы армий намертво завязли: одна под Сталинградом, другая, ослабленная - на Кавказе. Германскому командованию, конечно, следовало с самого начала направить главные силы на Сталинград. Из анализа хода боевых действий ясно, что в этом случае город был бы взят. После этого, прочно обеспечив за собой излучину Дона и низовья Волги и отрезав тем самым Кавказ от «Большой земли», немецко-фашистским войскам следовало наступать через Кавказ на Баку. Это поставило бы СССР в катастрофическое положение, и, возможно, решило бы исход войны в пользу Германии, так как в районе Баку и на Северном Кавказе добывалась почти вся нефть в СССР, а организовать производство синтетического горючего в ходе войны было почти невозможно. К тому же в этом случае было бы весьма вероятно вступление в войну Турции (естественно, на стороне Германии). Последствия вышеописанного грубого просчета гитлеровцев усугубила нелепая переброска в июле 1942 г. 11-й немецкой армии из Крыма под Ленинград, где группа армий «Север» и без нее стояла достаточно прочно.

Таким образом, это была грубейшая стратегическая ошибка гитлеровского командования, по существу потерявшая единственный шанс Германии победить и окончательно решившая исход войны в пользу СССР. В результате этой ошибки советское командование окончательно перехватила инициативу [9,15].

2. Ошибка в определении направления главного удара Советских Вооруженных сил в зимней кампании 1942 г.. Осенью 1942 г. генеральное наступление Красной Армии предполагалось на центральном направлении - у Великих Лук и Смоленска, в то время как в действительности оно последовало под Сталинградом [15]. Последствия известны.

3. Абсолютно бредовый план летней кампании 1943 г., сорванный советскими войсками в самом начале.

4. Ошибка в определении направления главного удара Советских Вооруженных сил в летнюю кампанию 1944 г.. Гитлеровское командование ожидало главный удар Красной Армии на Украине, а советское генеральное наступление летом 1944 г. началось совсем в другом месте - в Белоруссии [9].

5. В августе-сентябре 1944 г. гитлеровское командование не вывело группу армий «Север» из Прибалтики, и эта группа армий была отрезана Красной Армией от главных сил Германии. Эту группу безусловно следовало своевременно вывести для усиления германской обороны на главных направлениях [8].

6. Ошибка в определении направления главного удара Советских Вооруженных сил в зимнюю кампанию 1944/1945 г.. Зимой 1945 г. гитлеровцы ожидали вторжения Красной Армии в Германию через Венгрию и Чехию, то есть с юго-востока, а на самом деле оно произошло прямо с востока - через Польшу [15].

Из сказанного ясно, что первый период Великой Отечественной войны (1941-1942 г.) представлял собой «комедию ошибок», допускаемых и немецко-фашистским, и советским верховным командованием. Обе стороны действовали неудовлетворительно, «обменявшись» тремя грубыми просчетами, каждый из которых кардинально менял ситуацию. Однако поскольку в первый период войны германские войска превосходили советские и в количественном, и в качественном отношении, а также из-за того, что в первый период войны в целом инициативой владело гитлеровское командование, последствия оказались крайне тяжелыми для Советского Союза.

Что касается последующего периода войны (1943 - 1945 гг.), то советское верховное командование сделало соответствующие выводы из этих фактов и стратегических ошибок более не совершало. А германское верховное командование многочисленные неудачи и поражения на Восточном фронте так ничему и не научили, и грубейшие стратегические просчеты продолжали иметь место до самого конца войны.

6. К вопросу о «превентивном ударе»

(по мотивам произведений В. Суворова)

В последнее время получила некоторое распространение точка зрения, согласно которой Советский Союз будто бы сам готовился к нападению на Германию, а Германия будто бы нанесла «упреждающий удар» по готовившейся к наступлению Красной Армии. В этой версии причиной поражений стало будто бы то, что Красная Армия была подготовлена к наступательной, а не к оборонительной войне. Основным проводником такой точки зрения является В. Б. Резун (псевдоним Виктор Суворов), изложивший ее в книгах «Ледокол» и «День М».

6.1 О численном соотношении танков и авиации СССР и Германии

Как один из основных аргументов в пользу своей версии В. Суворов выдвигает численное превосходство СССР в танках и в авиации. Приводимые им цифры значительно превосходят цифры, взятые из других источников, и не внушают особого доверия. Так, число танков в Красной Армии к лету 1941 года им оценивается в более чем 20 тысяч.

Откуда взялась эта цифра? Известно, что за годы первой пятилетки (1928 - 1932 гг.) было выпущено 4 тысячи танков и танкеток, за годы второй пятилетки (1933-1937 гг.) - 10 тысяч, и с 1 января 1939 г. по 22 июня 1941 г. - 7 тысяч [8]. Всего - 21 тысяча танков и танкеток. Следовательно, данные В. Суворова показывают общее количество танков, произведенное в СССР до 22 июня 1941 г. (до 1928 г. производства танков в СССР не было). Для получения числа боеспособных танков в Красной Армии из этого числа необходимо вычесть танки, потерянные в ряде малых войн, а также списанные из армии из-за выработки моторесурсов и по другим причинам. Но В. Суворов «забыл» это сделать. В действительности в строю в Красной Армии к 22 июня 1941 г. находилось около 10 тысяч танков, из них 8 тысяч - в западных военных округах [7].

Правда, и 8 тысяч танков в западных военных округах СССР - намного больше, чем 4300 танков, сосредоточенных Германией для нападения на Советский Союз, что на первый взгляд говорит будто бы в пользу версии В. Суворова. Но на самом деле большинство этих танков не могло быть использовано в наступательной войне. Причина - их почти исчерпанные моторесурсы.

Моторесурс - наработка машины с двигателем внутреннего сгорания (или самого двигателя) до состояния, исключающего дальнейшую эксплуатацию по техническим или другим причинам [6]. Это означает, что до выработки моторесурса вероятность отказа двигателя невелика, а после его выработки риск поломки быстро и резко возрастает, вследствие чего эксплуатация машины становится недопустимой. В боевых условиях отказ двигателя танка и особенно самолета означает безусловную гибель машины и экипажа, поэтому военная техника, выработавшая ресурс, подлежит обязательному списанию из армии, как правило, на металлолом.

Моторесурсы двигателей интересующего нас времени были очень малы. Современному человеку, вероятно, трудно себе представить, что ресурс большинства серийных советских авиационных двигателей конца тридцатых - начала сороковых годов составлял ... 70 - 100 часов [11]. Лишь у моторов для дальней авиации ресурс был несколько больше. Чуть лучше было положение с двигателями для танков - ресурс несколько сот часов.

Именно этим и объясняется те поражающие воображение непосвященного человека факты, когда, например, с 1 января 1939 г. по 22 июня 1941 г. советской промышленностью было выпущено более 17 тысяч самолетов, а в строю Красной Армии к лету 1941 г. самолетов было около 11 тысяч. Следовательно, куда-то исчезли 6 тысяч самолетов плюс все самолеты, произведенные до 1939 г.. Такое число самолетов не могло быть потеряно в боях ввиду того, что до 1941 г. Советский Союз не вел больших войн. Куда исчезли эти самолеты? Ответ прост: списаны по выработке моторесурса.

Положение с танками было примерно таким же. Из 21 тысячи танков, произведенных в СССР с 1928 по 22/VI 1941 г., в строю осталось около 10 тысяч машин. Остальные (за вычетом потерянных в малых войнах) были списаны по причине выработки моторесурса.

Моторесурс боевых машин неизбежно вырабатывается и в мирное время, так как необходимо готовить кадры танкистов и летчиков, и поддерживать их подготовку на должном уровне. Для этого существует единственное средство - постоянная тренировка, маневры и учения. Без этого воинские части быстро теряют боеспособность.

Известно, что среди находящихся в строю к лету 1941 г. советских танков и самолетов старых образцов у большинства моторесурс был почти выработан [8].

Предположим, готовится нападение СССР на Германию. Можно ли использовать танки и самолеты, у которых ресурс мотора почти выработан? Ответ очевиден - эти машины использовать нельзя.

Предположим, например, что некоторому советскому танку до полной выработки ресурса осталось 50 часов. Если бы произошло нападение СССР на Германию, то ресурс этого танка был бы исчерпан на четвертый-пятый день войны. Можно, конечно, игнорировать моторесурсы и попытаться использовать эти машины «до отказа», но практически невозможно, чтобы мотор после выработки ресурса проработал сколь-нибудь долго. Таким образом, даже в предположении полного отсутствия сопротивления противника (что едва ли возможно) большинство советских танков и самолетов вышло бы из строя в течение первой недели войны.

А вот в обороне можно использовать любой танк. Ясно, что при оборонительных действиях любой танк лучше, чем его отсутствие. В обороне можно использовать даже неисправный танк. Его можно отбуксировать в нужное место и вкопать в землю, используя как огневую точку. Вкапывание в землю танков и использование их как неподвижных огневых точек при оборонительных действиях было распространено в течение всей Великой Отечественной войны, особенно широко это применялось немцами [10].

Большинство старых танков и самолетов было потеряно в первые дни войны, причем значительная их часть - не в бою. Их бросали вследствие неисправностей, а также разбирали на запчасти для ремонта оставшихся машин.

О том значении, какое советское командование придавала старым машинам, красноречиво говорит такой факт: еще до войны запасные части к ним были сняты с производства (сами эти машины были сняты с производства еще в 1939 - 1940 гг.). Мотив этих действий ясен: необходимо было срочно наращивать производство новых танков (Т-34, КВ) и самолетов (ЯК-1, ЛАГГ-3, ПЕ-2, ИЛ-2). Сохранение производства запчастей к старым танкам и самолетам, даже в малых размерах, резко замедлило бы наращивание производства новых образцов техники, мешало бы ему, распыляя возможности промышленности.

А как обстояло дело с моторесурсами у гитлеровской армии?

До 1933 г. в Германии почти не было военного производства. Только с приходом Гитлера к власти обозначился курс на форсированное развитие военной промышленности. Но это - дело не одного года, так как сначала необходимо переоборудовать под военное производство существующие заводы и построить много новых. Только с 1937 г. военное производство Германии приобрело большие размеры. Следовательно, вся имевшаяся в немецкой армии танковая и авиационная техника выпущена не ранее 1937 г..

В 1939 - 1940 г. гитлеровская армия вела широкомасштабные войны, в которых потеряла много танков и самолетов производства 1937 - 1939 г.. К тому же даже те машины, которые не были уничтожены противником, в ходе интенсивных боевых действий выработали свой ресурс. Следовательно, к лету 1941 г. в вермахте подавляющая часть танковой и авиационной техники была 1940 - 1941 г. выпуска. Также следует учесть, что для нападения на СССР сосредотачивалась новейшая и лучшая техника, а относительно старые машины оставались в тылу для несения оккупационной службы.

Из вышесказанного ясно, что проблема моторесурсов и изношенных танков и самолетов в вермахте не стояла или, во всяком случае, стояла далеко не так остро, как в Красной Армии. В нашем распоряжении нет статистики, распределяющей технику, сосредоточенную для нападения на СССР, по годам выпуска, но ясно, что подавляющая часть танков и самолетов, с которыми гитлеровцы напали на Советский Союз, была выпущена в 1940 и 1941, в крайнем случае - в 1939 г..

Таким образом, «подавляющее превосходство Красной Армии над вермахтом в танках и авиации» является вымыслом В. Суворова и не соответствует действительности.

Вполне естественно, что рядовой читатель произведений Суворова - учитель, врач, рабочий, студент - понятия не имеет о моторесурсах боевых машин того времени. Но В. Суворов служил офицером в танковых войсках, и хотя бы по этой причине не мог об этом не знать. Также показателен факт приведения им фальсифицированных данных о численности танков в Красной Армии (20 тысяч вместо 10).

Можно сделать вывод, что здесь имеет место не ошибка добросовестного, но заблуждающегося исследователя, а злонамеренная попытка ввести в заблуждение некомпетентного читателя.

6.2 О некоторых моментах, касающихся материальной

 части и тактики танковых, авиационных и артиллерийских

сил СССР и Германии

Об истребительной авиации.

Основным, почти единственным истребителем германских ВВС к лету 1941 г. был «Мессершмитт-109Е». Эта машина имела скорость 570 км/час, была вооружена двумя пулеметами калибра 7,62 мм и 20-мм пушкой [11].

Основу советского парка истребителей составляли И-15, И-153, И-16. Базовая модель И-16 имела скорость 462 км/час, вооружение - 2 пулемета калибра 7,62 мм. Пушки не было, и поставить ее было нельзя. Модернизированные И-16 развивали скорость чуть больше 500 км/час [11]. Следовательно, по вооружению эти машины сильно уступали «Мессершмиттам». (И смотрите, как «мудро» В. Суворов «доказывает» обратное. Он берет совершенно недоступную, изданную на английском языке книгу никому не известного британского летчика (A. Price «World War II Fighter Conflict») и как ни в чем не бывало извлекает из нее суждение, что по вооружению И-16 превосходил МЕ-109Е в 2 раза, не приводя, между прочим, при этом какой-либо прямой цитаты. Не имея доступа к этой книге, трудно сказать, что именно было в ней на самом деле сказано и было ли сказано вообще. Но сравнение того, какое конкретно оружие стояло на «Мессершмитте» и И-16, сразу ставит все на свои места.) Что касается скорости, то даже последние модификации И-16 уступали МЕ-109Е более 60 км/час. Такое преимущество немецких машин в скорости, характеризовавшееся В. Суворовым как «незначительное», в действительности в воздушном бою имело решающее значение. Истребитель, имеющий скорость большую, чем у машины противника (неважно, на сколько), имеет возможность догнать самолет противника и практически беспрепятственно расстрелять его сзади. В принципе, очень большое преимущество над противником давало превосходство в скорости даже на 20 - 30 км/ч [11].

А базовая модель И-16 уступала в скорости даже немецким бомбардировщикам. Эффективно бороться с ними при помощи этой машины было невозможно. Оставалось в строю Красной Армии некоторое количество машин И-15 и И-153, характеристики которых были еще хуже.

Новые советские истребители (ЯК-1, ЛаГГ-3) по своим качествам были примерно равны МЕ-109Е. Они имели пушки одинакового калибра (20 мм), равное число пулеметов равного калибра (2 по 7,62 мм) и почти равную скорость. Однако, немецкий истребитель был создан в 1935 году и к 1941 году практически исчерпал возможности для модернизации. Советские машины были созданы в 1939 - 1940 гг. и имели значительные возможности для улучшения путем сравнительно небольших усилий конструкторов и без принципиальной смены технологии производства [11].

Отдельно следует сказать об истребителях МиГ-3. При создании этой машины считалось, что воздушная война будет вестись на больших высотах. МиГ-3 имел преимущество перед МЕ-109Е не только по высоте и скорости, но и по вооружению. Однако с началом войны оказалось, что МЕ-109Е избегали летать на тех высотах, где они были слабее МиГов. Оказалось, что только на больших высотах МиГ-3 превосходил в скорости «Мессершмитт», а на малых высотах он этого преимущества не имел. Кроме того, МиГ был тяжелее «Мессершмитта» и проигрывал ему в маневренности. В итоге, этот самолет оказался намного хуже немецкого и в октябре 1941 г. был снят с производства [11]. Таким образом, создание и массовое производство истребителя МиГ-3 было крупной ошибкой советской конструкторской политики. У В. Суворова случай с разработкой МиГ-3 не упоминается, так как увязать эту ошибку с подготовкой СССР к агрессивной войне, а также объявить этот самолет «самолетом нападения», по-видимому, невозможно.

В истребительной авиации большее значение, чем в других родах войск, имеет боевой опыт летного состава. Ясно, что в отношении опытности летчиков германская истребительная авиация превосходила советскую.

В. Суворов утверждает, что советское руководство отводило истребительной авиации второстепенную роль, рассчитывая будто бы на то, что при нападении на Германию вся ее авиация будет уничтожена на аэродромах. По его версии, летчиков истребительной авиации не готовили к ведению воздушных боев с противником, а имевшиеся истребители намечалось использовать как штурмовики.

Против этой версии имеются существенные возражения, по существу полностью ее опровергающие.

Во-первых, уничтожение вражеской авиации на аэродромах возможно только при определенных условиях и далеко не всегда удается. Во-вторых, даже в самом благоприятном случае внезапным ударом по аэродромам может быть уничтожена авиация только первой линии, а остальные самолеты поднимутся в воздух. В качестве примера можно привести удар немецкой авиации по советским аэродромам на рассвете 22 июня 1941 г., который, по общему мнению, был очень удачен. Эта удача состояла в уничтожении только 900 самолетов, а остальные успели подняться в воздух. Сравним это число с количеством самолетов в западных военных округах СССР - более 7 тысяч, и станет понятно, что удар по аэродромам имел лишь тактическое значение, а главная тяжесть завоевания господства в воздухе легла на плечи истребительной авиации.

Итак, уничтожение авиации противника на аэродромах имеет лишь вспомогательное значение, а полное завоевание господства в воздухе немыслимо без больших воздушных сражений. Следовательно, для ведения наступательных операций необходима сильная количественно и качественно истребительная авиация.

Такого мнения придерживалась и советская военная теория [9].

Общеизвестно, что германская армия была «армией нападения». Так вот, немецкие ВВС имели истребительную авиацию не просто сильную, а на тот период лучшую в мире.

Что касается утверждений В. Суворова о том, что летчиков истребительной авиации не готовили к ведению воздушных боев с противником, то это высказывание, мягко говоря, необоснованно и бездоказательно. Приведем, например, цифры потерь немецкой авиации в период с 22 июня по 19 июля 1941 г. (т. е. за первые 4 недели войны). Эти потери составили 1284 самолета, т. е. 26% от их первоначальной численности, и подавляющая их часть была уничтожена советскими летчиками - истребителями [11]. Следовательно, подготовка летного состава истребительной авиации к боям в воздухе была далеко не нулевой. Кроме того, из числа самолетов новых образцов, выпущенных советской промышленностью до войны, более 55% составляли истребители (более 2000 из 3719) [12]. Неужели такой акцент на выпуске именно новейших истребителей был сделан для того, чтобы ... использовать их только в качестве третьесортных штурмовиков? Вряд ли.

Однако, непонятно, зачем вообще В. Суворову понадобилось такое утверждение. Ведь, как было указано выше, на самом деле сильная истребительная авиация необходима не только для обороны, но и для ведения агрессивной войны. Ему, по логике вещей, следовало попытаться увязать внимание советского руководства к выпуску новых истребителей подготовкой нападения на Германию, а не объявлять «нулевой» подготовку советских летчиков к боям в воздухе и указывать на то, что советские истребители должны были быть использованы только для штурмовки наземных целей. Однако он не пошел на это, видимо, в погоне за сенсационностью материала, рассчитывая на то, что и в том виде, в каком оно есть, его «доказательство» будет достаточно убедительно для людей, знающих историю в объеме не больше курса средней школы (а таких подавляющее большинство).

О фронтовой бомбардировочной и штурмовой авиации.

Основным бомбардировщиком германских ВВС был самолет «Юнкерс-88». По своим тактико-техническим данным это был вполне современный бомбардировщик. Кроме того, имелись также бомбардировщики «Дорнье-217» и «Хейнкель-111». Из них первый по техническим данным был даже несколько лучше, чем «Юнкерс-88», а второй был сильно устаревшим. Этих самолетов на советско-германском фронте было относительно немного, и основным бомбардировщиком был «Юнкерс-88». Имелся также пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87». Эта машина была сильно устаревшей по своим техническим характеристикам, однако ее применение в качестве штурмовика при отсутствии противодействия истребительной авиации противника давало неплохие результаты [11].

Подавляющую часть бомбардировщиков Красной Армии составляли старые самолеты типа ТБ-3 и СБ, тактико-технические данные этих машин были очень низкими. В 1939 - 1940 гг. были разработаны бомбардировщик ПЕ-2 и штурмовик ИЛ-2. Эти машины к лету 1941 г. уже поступили на вооружение советских ВВС, но их было еще очень мало (до войны было выпущено 460 бомбардировщиков ПЕ-2 и 249 штурмовиков ИЛ-2) [12].

Первоначально ИЛ-2 был создан в двухместном варианте. Экипаж состоял из 2-х человек - пилота и стрелка-радиста. Последний управлял хвостовым пулеметом, предназначенным для защиты машины сзади. Однако по настоянию И. В. Сталина С. В. Ильюшин переделал штурмовик в одноместный, при этом был снят пулемет для защиты задней полусферы. После начала войны выяснилось, что атака вражеских истребителей сзади довольно эффективна для борьбы с этими машинами, вследствие чего штурмовые авиационные части стали нести потери. В итоге пришлось в ходе войны снова запустить в производство двухместный вариант самолета ИЛ-2.

В. Суворов утверждает, и на первый взгляд справедливо, что переделка этого штурмовика из двухместного в одноместный и снятие пулемета для защиты задней полусферы была связана с тем, что рассчитывалось использовать этот самолет при отсутствии в воздухе вражеских истребителей, что будто бы свидетельствует о расчете на использование этой машины только в наступательной войне и, следовательно, о подготовке нападения СССР на Германию. Так ли это?

Дело в том, что самолет ИЛ-2 был полностью бронированным. Попадание пуль любого калибра в любую часть этого штурмовика было относительно безопасно. Только попадание снаряда авиационной или зенитной пушки могло ее повредить или вывести из строя. Следовательно, задний пулемет вполне мог быть признан излишней предосторожностью.

Переделка самолета из двухместного в одноместный, в принципе, давала следующие преимущества. Во-первых, радикально снижалась полетная масса самолета за счет массы места стрелка-радиста, оружия и боекомплекта, а также веса самого стрелка-радиста. Такое снижение массы самолета при том же самом двигателе означала существенную прибавку в скорости и дальности самолета. Кроме того, отсутствие второго «фонаря» для стрелка-радиста улучшало аэродинамические характеристики машины, что также давало некоторое возрастание скорости, дальности и маневренности.

Рассмотрение положительных и отрицательных сторон переделки двухместного штурмовика ИЛ-2 в одноместный проведено в табл. 6.

Таблица 6.

Положительные и отрицательные стороны переделки двухместного штурмовика ИЛ-2 в одноместный.

Положительные стороны	Отрицательные стороны
1. Увеличение дальности полета самолета - полезно в любом случае.	1. Снятие пулемета для обороны задней полусферы самолета уменьшило сопротивляемость машины вражеским истребителям.
2. Увеличение скорости и маневренности - снижало возможность поражения машины из наземных зенитных орудий и также несколько улучшало сопротивляемость вражеским истребителям.
3. Снижалась потребность в обученном летном составе за счет ненужности второго человека на самолете.

Как видно, существуют существенные аргументы и за, и против переделки штурмовика ИЛ-2 из двухместного в одноместный.

Опыт войны показал, что аргументы «за» не то чтобы не верны, но недостаточны. Оказалось, что действие фактора «против» перевешивает действие всех факторов «за», и поэтому в связи с потерями в штурмовой авиации было решено вернуться к двухместному варианту самолета.

Можно ли допустить, что переделка ИЛ-2 была вызвана ошибкой, а не расчетом на ведение агрессивной войны при своем превосходстве в воздухе? Да, можно! Ведь здесь имеет место случай, когда и за, и против переделки имеют место сильные аргументы. Понятно, что в мирное время, при отсутствии опыта боевого применения самолетов, невозможно точно оценить «вес», важность каждого аргумента «за» или «против», а можно только приблизительно. Так что в этом случае ошибки вроде той, которая была допущена, вполне возможны.

Были и другие ошибки в конструкции ИЛ-2, обнаружившиеся только после начала войны. Например, качество бронестекла для фонаря летчика до войны не вызывало сомнений. Однако с началом войны эти стекла стали получать на два-три, а многие десятки пулевых и даже снарядных ударов. Выяснилось, что от этого стекло теряло прозрачность, из-за чего самолеты становились небоеспособными [11]. Новое бронестекло пришлось разрабатывать в пожарном порядке. Казалось бы, нужно было при испытаниях до войны провести массированный обстрел хотя бы одного образца стекла, однако этого сделано не было. Ясно, что уж такой дефект не был допущен советским руководством преднамеренно в связи с подготовкой наступательной войны. Понятно, что это именно просчет, причем достаточно грубый.

Кроме того, не надо забывать и о том, что все-таки этот самолет был первоначально создан в двухместном варианте. С. В. Ильюшин сопротивлялся указанию Сталина переделать самолет в одноместный и спорил с ним по этому поводу [12]. Следовательно, отсутствовала первоначальная установка на создание «самолета нападения», что говорит уже о многом. Ведь если бы готовилась агрессивная война против Германии, скорее всего перед С. В. Ильюшиным сразу была бы поставлена задача создания одноместного самолета. В таком случае не было бы затрачено время на переделку уже готового самолета и его можно было бы раньше запустить в производство. Не бесспорное соображение, но все таки...

По-видимому, можно считать, что очередное «доказательство» агрессивных намерений Советского Союза, основанное на технических данных штурмовика ИЛ-2, является плодом воображения В. Суворова.

Справедливости ради следует подчеркнуть, что здесь в отличие от предыдущих случаев и авторская точка зрения сомнительна, ибо опирается «всего лишь» на логические соображения. Однако и однозначно утверждать, что переделка штурмовика ИЛ-2 из двухместного варианта в одноместный свидетельствует о подготовке нападения СССР на Германию, нет абсолютно никаких оснований.

Также известно, что в 1939 - 1940 гг. разрабатывались не бронированные одноместные штурмовики более простых конструкций, чем ИЛ-2, под предварительным кодовым названием «Иванов». В. Суворов склонен усматривать в этом доказательство того, что Советский Союз готовился вести агрессивную войну. Может быть, он прав?

В 1939 г., после окончания войны в Испании, выявившей превосходство новых образцов гитлеровской техники над отечественной, советское правительство поручило разным конструкторам задачу создания большого количества образцов самолетов разного типа. Предполагалось впоследствии из большого количества новых образцов самолетов (нескольких десятков) выбрать лучшие. Конкуренция! Штурмовики, кроме Ильюшина, конструировали, например, Нейман и Сухой [12]. То, что у всех, кроме Ильюшина, самолеты оказались не бронированными, вполне естественно - в мировой практике тогда еще не было случаев бронирования самолетов, не было и технологии изготовления легкой авиационной брони. Таковая имелась лишь в КБ Ильюшина. Нигде в мире не создавались и многоместные штурмовики.

Следовательно, тот факт, что самолеты Неймана и Сухого были одноместными и не бронированными, не может служить доказательством того, что эти машины предназначались для агрессивной войны. Можно спросить: а как же использовать такие штурмовики в оборонительной войне? Ответ: большими группами под охраной истребителей для отражения вражеских атак на важнейших участках.

Так или иначе, из всех образцов штурмовиков, созданных в 1939 - 1940 гг., в массовое производство был запущен именно самолет ИЛ-2, а никакой не «Иванов». Остальные модели штурмовиков серийно не производились, и не присутствовали в сколь-нибудь значительных количествах в военно-воздушных силах СССР.

Утверждение В. Суворова о подготовке выпуска штурмовиков «Иванов» в огромных количествах - явный пример «литературного творчества». Если основная роль в будущей агрессивной войне отводилась штурмовику «Иванов», а не ИЛ-2, то как объяснить тот факт, что по состоянию на 22 июня 1941 г. ИЛ-2 находился в массовом производстве, а «Иванов» - нет? Особенно если вспомнить, что В. Суворов категорически утверждает, что нападение СССР на Германию было назначено на 6 июля 1941 г.. Неужели можно было запустить «Иванов» в массовое производство, выпустить его в значительных количествах и сформировать из них авиационные части за ... 2 недели!? Это ведь чепуха какая-то. Правда, В. Суворов пишет, что их основное производство намечалось уже в ходе войны, но все равно для организации массового выпуска этого самолета нужен был не месяц и даже не два. И зачем вообще нужно производить этот «Иванов», когда есть куда более совершенный ИЛ-2, уже запущенный в производство, зачем раздваивать усилия промышленности? Правда, ИЛ-2 был намного сложнее в производстве, следовательно, при всех прочих равные его выпуск был бы меньше, но и в бою ИЛ-2 был бы намного ценнее, чем «Иванов».

В. Суворов приводит статистику подготовки в огромных количествах пилотов в летных школах СССР (по его данным, более 100 тысяч), которых будто бы готовили для пилотирования штурмовика «Иванов». Однако в тексте нет абсолютно никаких указаний на то, из каких источников взята им эта статистика. Число, приведенное Суворовым, не внушает доверия, особенно если вспомнить, что имеются и доказаны факты прямой и грубой фальсификации им цифровых данных (как было, например, с числом танков в Красной Армии, см. выше). Мы предполагаем, что число подготовленных в СССР пилотов, приводимых в книге «День М», вполне возможно, выдумано самим В. Суворовым.

Таким образом, создание в СССР проектов и опытных образцов штурмовиков «Иванов» не свидетельствует о наличии агрессивных намерений у советского руководства.

О стратегической авиации.

В. Суворов указывает, что стратегическая авиация имела в рассматриваемый период очень большое значение. Он утверждает, что государство, ожидающее агрессии со стороны другого государства и готовящееся к обороне, должно было уделять преимущественное внимание строительству флотов стратегических бомбардировщиков, чтобы с началом войны разбомбить ключевые военные заводы противника и тем самым оставить ее армию без оружия, а государство, готовящее агрессивную войну, должно, наоборот производить большое количество легкой фронтовой авиации для того, чтобы разбить противника на фронте и в ходе быстрого продвижения захватить заводы противника действующими. По его мнению, для обороны Советский Союз должен был строить преимущественно тяжелые бомбардировщики, чтобы с началом войны начать систематические бомбардировки вражеских военных заводов и оставить ее армию без оружия. В таком случае, «пока немецкая армия дойдет до Москвы, это что же с Германией-то будет?» - вопрошает В. Суворов. Признавая, что стратегические бомбардировки возможны только с очень большой высоты (из-за огня противовоздушной обороны) и следовательно, «по площадям», с очень малой точностью бомбометания, он тем не менее утверждает, что германская военная экономика такими бомбардировками была бы быстро разрушена. Однако перед Великой Отечественной войной советское руководство уделяло внимание преимущественно постройке легкой фронтовой авиации, а стратегической авиации отводилось второстепенная роль, и этот факт он объявляет доказательством намерения СССР вести агрессивную войну.

К счастью, в ходе второй мировой войны были случаи применения больших флотов стратегических бомбардировщиков именно с теми целями, о которых пишет В. Суворов, и можно на основании твердо установленных фактов оценить их действительную эффективность. С марта 1942 г. английские, а затем и американские тяжелые бомбардировщики начали массированное бомбардировочное наступление на Германию, цель которого сводилась к разрушению военных заводов и объектов, а также к подрыву духа немецкого населения. В налетах участвовали, как правило, более тысячи тяжелых бомбардировщиков, и сбрасывалось при этом 2 - 4 тысячи тонн бомб. Например, типичный налет имел место 13 октября 1944 г., когда около 1000 английских тяжелых бомбардировщиков сбросили на Дуйсбург более 4,5 тысяч тонн бомб [2].

По данным, опубликованным в труде английских исследователей Ч. Вебстера и Н. Фрэнкленда (излагается по [11]), потери германского военного производства в результате бомбардировок союзной авиации составили: в первой половине 1943 г. - 3,2%, во второй половине 1943 г. - 6,9%, в первой половине 1944 г. - 2,4% (здесь за 100% принят уровень производства, который имел бы место при отсутствии налетов за исследуемый период, а количество реально произведенной продукции равно (100 - Х)%, где Х - приведенные выше цифры). Это явно не то, о чем пишет В. Суворов! Но может быть, предполагаемый уровень производства «без налетов» был рассчитан неверно? Рассмотрим производство, например, самолетов. В 1941 г. германское производство самолетов (с оккупированными странами и союзниками) составило около 11 тысяч, в 1942 г. - 14,7 тысяч, в 1943 г. - около 25 тысяч, в 1944 г. - 37,9 тысяч. Следовательно, бомбардировки союзников не помешали немецкому военному производству быстро и планомерно расти, а значит, и приведенные цифры потерь верны, по крайней мере, по порядку величины. Ясно, что потери составили не 80%, не 50 и даже не 20.

Разрушенные после налетов заводы быстро восстанавливались. В качестве примера можно привести первый налет союзной авиации на Любек 29 марта 1942 г.. Хотя город был «успешно сожжен» (применялись и зажигательные бомбы), спустя неделю производство в городе достигло 90% от уровня «до налета» [11].

Правда, мирное население переносила налеты довольно болезненно ввиду массового разрушения жилищ (они страдали в основном от крайне низкой точности бомбометания по заводам), однако вместо ожидаемого «падения духа» имело место прямо противоположное - озлобление немецкого народа и рост его решимости продолжать войну. Численность погибших от бомб не составляла сколь-нибудь существенной части населения Германии.

В 1944 г. союзная стратегическая авиация сбросила на территорию Германии более миллиона тонн бомб, однако нанести существенный ущерб ее военно-экономическому потенциалу не смогла [11].

Таким образом, опыт второй мировой войны показал, что строительство в больших количествах тяжелых многомоторных стратегических бомбардировщиков и массированные налеты этих машин на военные заводы противника - крайне неэффективное средство подрыва вражеского военно-экономического потенциала. Из приведенных данных ясно видно, что реальные возможности стратегической авиации преувеличены В. Суворовым в невероятной степени.

На его риторический вопрос: «Пока немецкая армия дойдет до Москвы, это что же с Германией-то будет?» существует единственный ответ: практически ничего не будет. В данном случае имеет место ситуация, когда несостоятельность взглядов В. Суворова прямо доказана опытом.

Следовательно, с точки зрения подготовки к оборонительной войне, руководство СССР поступило совершенно правильно, не уделяя преимущественного внимания тяжелым бомбардировщикам. Факт малого внимания советского руководства к этим машинам не может служить доказательством намерения Советского Союза напасть на Германию. Правда, этот факт не доказывает и обратного, потому что для ведения агрессивной войны большое количество стратегических бомбардировщиков тоже не нужно.

В. Суворов пишет, что в 20-х - 30-х гг. Советский Союз направлял основные усилия в конструирование и производство флотов тяжелых бомбардировщиков с целью угрожать военно-промышленному потенциалу потенциальных агрессоров, для того, чтобы «никто не мешал Сталину наращивать военную мощь». Однако обратимся к цифрам. В 1934 г. в составе советского военно-воздушного флота легкобомбардировочная, штурмовая и разведывательная авиация составила 50% от общей численности самолетов, истребительная авиация - 12,3%, а тяжелобомбардировочная авиация - 10,6% [11]! Следовательно, это утверждение Суворова - очередная басня для недалеких людей. К тому же дальность полета тяжелых бомбардировщиков того времени была менее 2 тысяч километров, следовательно - радиус действия менее 1 тысячи километров. В 1933 г. на переоборудованных под пассажирские самолеты бомбардировщиках ТБ-3 (Тяжелый Бомбардировщик - 3, принят на вооружение в том году) советская делегация летала в Рим, причем пришлось совершить 2 промежуточные посадки - в Киеве и в Вене [11]. Кого можно было напугать такой «стратегической» авиацией? Только граничащие с СССР второразрядные буржуазные государства, да и то вряд ли.

Правда, в 20-х - 30-х гг. в СССР действительно имело место увлечение конструированием тяжелых многомоторных машин. Но оно касалось авиации гражданского назначения.

А если взять, например, истребительную авиацию, то ее доля с 1934 г. до марта 1939 г. возрасла более чем в 2,4 раза (с 12,3% до 30% [11]) и к лету 1941 г. составила более 42% [8]. Доля легких бомбардировщиков, штурмовиков и разведчиков несколько снизилась. А тяжелых бомбардировщиков к лету 1941 г. было менее 8% (около 800 из 11 тысяч) [7]. Правда, во второй половине 30-х гг. их доля несколько возрастала, а потом начала падать. Но рост этот был кратковременным и не очень значительным. А вот доля истребителей росла быстро и постоянно.

Но, может быть, до 1941 г. в мировой военной теории господствовал ошибочный взгляд на роль стратегической авиации, может быть, было общепринятое мнение, что она эффективна для подрыва вражеского военно-экономического потенциала? Нет, никаких оснований к такому мнению нет.

Например, Франция в 30-х гг. и особенно в 1939 - 1940 гг. готовилась к оборонительной войне. Так вот, в данной ситуации строительство тяжелых бомбардировщиков в заметных количествах не отмечено. Почти все производимые во Франции самолеты представляли собой легкую фронтовую авиацию.

США и Англия в описываемый период также не производили преимущественно тяжелые бомбардировщики. Эти государства уделяли большое, но не основное внимание этому виду авиации.

Для США было вообще невозможно чье-либо нападение непосредственно на свою территорию. США создавали мощную и разнообразную авиацию (не только стратегическую), а также большое количество авианесущих кораблей, для того, чтобы иметь возможность воевать вне своей территории.

Географическое положение Англии, а также большой ее перевес на море сводил практически на нет риск вторжения германских сухопутных сил, что подтверждает тот факт, что гитлеровское руководство, отличительной чертой которого был авантюризм, не рискнуло даже предпринять такую попытку. Главной задачей британского правительства была не война с Германией, а удержание в повиновении своих многочисленных колоний. Стратегическая авиация с большим радиусом действия и большое количество авианосцев отвечали такой задаче.

Британские и американские налеты на Германию с 1942 г. были вызваны главным образом тем, что при отсутствии «второго фронта» и нежелании его открывать в связи с очень большими ожидаемыми потерями требовались эффектные, но желательно недорогие доказательства, что Германия под огнем не только на советско-германском фронте. Такие бомбардировки лучше соответствовали такой цели, чем операции малых сил союзников в Северной Африке.

Детально рассматривать в настоящей работе тактико-технические характеристики стратегических бомбардировщиков, пожалуй, не имеет смысла. Упомянем лишь, что книга В. Суворова создает у читателя преувеличенное мнение о технических данных советского самолета ПЕ-8, «дипломатично» таковых не приводя. В действительности они были даже несколько ниже данных американской машины B-17 («Flying Fortress»). У В-17 модификации времени начала второй мировой войны дальность равнялась 4800 км и скорость полета 490 км/час [11], в то время как у ПЕ-8 дальность полета равнялась 6000 километров при скорости 450 км/ч, причем такие данные имела модификация ПЕ-8, изготовленная к концу войны, а к ее началу данные этой машины были еще ниже [12]. Бомбовая нагрузка была примерно равной у обоих самолетов.

О танковых войсках.

В. Суворовым уделено очень большое внимание материальной части танковых войск, особенно танкам серии БТ: БТ-5 и БТ-7.

Основной особенностью танков БТ были съемные гусеницы. Эти машины могли двигаться как с гусеницами, так и без них - на катках. БТ-7 развивал скорость 53 км/час на гусеницах и 73 км/час на катках. Вооружены были эти машины 45-мм пушкой. Броня составляла около 15 мм [20]. Следовательно, машина была надежно защищена только от пуль калибра 7,62 мм. Ее броню пробивали уже пули калибра 12,7 мм. Моторы этих танков работали на бензине, и потому при попадании вражеского снаряда, как правило, легко вспыхивали.

В. Суворов указывает на «очень низкую проходимость» машин этой серии и заключает, что их «нельзя было использовать на советской территории». По его утверждению, эти машины были созданы для использования на территории иностранных государств, причем только таких, где были хорошие дороги. Эти танки будто бы предназначались для того, чтобы быстро наступать вдоль автострад, и, следовательно, для ведения агрессивной войны, в первую очередь, против Германии.

Отметим, что он приводит такой вывод без какого-либо обоснования, предварив его лишь словами «тщательно изучив технические характеристики танка БТ, можно сделать вывод...»

Верен ли этот вывод?

Действительно, проходимость у этих танков, хотя и не была катастрофически низкой, все же оставляла желать лучшего, особенно при движении на катках (на катках в период распутицы по грунтовым дорогам проходимость была не выше, чем у обычных грузовых автомобилей), и несколько лучше была проходимость на гусеницах. Однако это не говорит о том, что эти танки нельзя было применять на территории СССР. Если принять такое утверждение, то получается, что и обычный грузовой автомобиль, вследствие еще более низкой проходимости, чем у БТ-5 и БТ-7, тоже нельзя было применять на территории СССР? Это ведь ерунда какая-то. Грузовые автомобили до Великой Отечественной войны широко использовались в СССР, в том числе и в местностях с очень плохими дорогами. Потом, проводились в Советском Союзе многочисленные учения и маневры самого разного масштаба, в том числе и с использованием танков серии БТ, в том числе и во время распутицы.

К. К. Рокоссовский в книге «Солдатский долг» вспоминает, как в октябре 1941 г., в распутицу, он выводил из окружения механизированную группу. В связи с бездорожьем имевшиеся в группе грузовые машины часто застревали, и вытаскивали их из грязи с помощью ... танков БТ-7, которые не застревали.

В той же книге содержится свидетельство, что летом 1941 г. в Смоленском сражении танки БТ-7, пользуясь своей быстроходностью, рассеивали и обращали в бегство атакующие порядки неприятельской пехоты. Правда, из-за тонкой брони и использования в качестве топлива легкого бензина потери этих машин были весьма велики.

Так что применяли их на советской территории! И успешно.

Можно, правда, не верить Рокоссовскому. Но куда большие основания имеются для того, чтобы не верить В. Суворову.

Практика показала, что применение машин серии БТ на территории СССР было вполне возможно, причем не только в благоприятное время года, но даже в период распутицы. В это время их использование было действительно несколько стеснено по сравнению с другими сезонами, но не более того.

Однако В. Суворов не утверждает, что эти машины нельзя было применять только в период распутицы. Он пишет, что их на советской территории нельзя было применять вообще. Но это, как мы показали, совершенно неверно.

«Невозможность» применения БТ-5 и БТ-7 на территории Советского Союза - явное измышление, не соответствующее действительности.

А как насчет тактики использования этих танков? В. Суворов утверждает, что они предназначались для того, чтобы при внезапном нападении СССР совершать очень быстрые прорывы по автострадам. Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Описывая тактику применения машин этого типа, В. Суворов допускает смешение двух совершенно разных утверждений:

1. Наступление крупных танковых соединений, как правило, стараются вести вдоль больших дорог (в принципе, верное утверждение).

2. При наступлении крупных танковых соединений танки ездят по дороге (неверное утверждение, более того, бред).

В самом деле, как ни тяжело положение обороняющейся стороны, перекрытие больших дорог стараются обеспечить в первую очередь, и надо сказать, что, как правило, это удается. Что делают танковые части, встретив противника, занявшего оборону на дороге?

В таком случае они должны сделать следующее:

1. Всеми видами разведки установить, где имеется разрыв или слабое место в расположении войск противника.

2. Произвести быстрый маневр в сторону от дороги в направлении слабого или вообще не занятого противником участка, прорваться в этом месте и выйти в тыл неприятельской группировке.

3. По выходе в тыл противника отрезать пути его питания и сообщения, громить его с флангов и с тыла.

4. Выделить отряды для охранения и разведки, вести разведку противника дальше в глубину его территории на широком фронте.

Одновременно к фронту и частично к флангам вражеской группировки быстро подтягивается моторизованная пехота, действиями которой при поддержке артиллерии во взаимодействии с танками и авиацией окруженный противник быстро уничтожается. Далее, после обнаружения следующего очага сопротивления противника повторяется та же последовательность действий.

Мы видим, что основной метод действий танковых соединений в наступлении - маневр в сторону от дорог с целью отыскания слабых мест и «дыр» в построении противника, прорыва на этих участках во вражеский тыл, разведки противника на широком фронте и уничтожении его группировок с флангов и с тыла. Следовательно, подавляющую часть времени танки перемещаются не по дороге, а по бездорожью. Для этого, собственно, у танка и существуют гусеницы. К тому же слабые участки и «дыры» в построении противника обычно образуются в наиболее удаленных, глухих и труднопроходимых местах, и практически никогда - на больших дорогах. Как показывает опыт войны, даже в условиях быстрого наступления противнику обычно удается создать сильные заслоны на основных коммуникациях.

Но общее направление удара наступающей крупной танковой группировки действительно стараются выбирать так, чтобы оно проходило вдоль большой дороги. Почему? Ответ прост - необходимо наладить своевременное снабжение наступающей группировки. Танки при наступлении расходуют горючее и боеприпасы в огромных количествах, а большой запас с собой везти невозможно. Следовательно, для того, чтобы продолжать двигаться вперед, их доставка должна быть организована бесперебойно. Без отличной организации снабжения танковых дивизий, корпусов и армий вообще невозможно их успешное наступление. Большая дорога необходимо именно для того, чтобы своевременно подвозить горючее, боеприпасы, продовольствие, запасные части, подкрепления. Авиационное снабжение танковых частей очень неудобно, кроме того, требуемую массу грузов самолетами перебросить почти невозможно. Также для сопровождения транспортных самолетов нужно выделять немалое число истребителей, отвлекая их от выполнения боевых задач.

Но если машины серии БТ не предназначались для перемещения по автострадам, то для чего же тогда они вообще создавались? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к тому времени, когда проектировали эти танки, к концу 20-х - началу 30-х гг.. В это время единственным массовым подвижным родом войск была кавалерия. Каковы особенности использования кавалерии в войне? В условиях наступления она действует впереди главных сил армии или фронта, в тылу противника, атакуя его сзади, перерезая его коммуникации и нарушая связь. При наступлении противника кавалерия используется для коротких контрударов по его продвигающимся частям, по принципу «ударил-отскочил». Примерами такого применения кавалерии изобилует гражданская война. В то же время в условиях позиционной войны, при наличии сплошного фронта, как показал опыт Первой мировой войны, она практически бесполезна и потому используется главным образом как ездящая пехота.

Одной из главных особенностей конницы является ее неспособность обороняться в традиционном смысле этого слова. Главный тактический прием конницы и в наступлении, и в обороне - внезапный и очень быстрый «наскок» с последующим столь же быстрым «отскоком».

Когда в конце 20-х - начале 30-х гг. все большее значение стали приобретать танки, в принципе, было 2 возможности использования танков в армии:

1. Создание нового рода войск - бронетанковых.

2. Насыщение танками существующих родов войск - пехоты и конницы.

В Советском Союзе пошли как по первому, так и по второму пути. К началу 1936 года в Красной Армии имелось 4 механизированных корпуса, 6 отдельных танковых бригад и столько же отдельных танковых полков, 15 механизированных полков в кавалерийских дивизиях, более 80 танковых батальонов и рот в стрелковых дивизиях [8]. Картина эта не будет полной, если не указать, что немалая часть отдельных танковых бригад и полков входила в состав кавалерийских корпусов, а в составе механизированных корпусов имелась и конница.

Предположим, необходимо разработать танк, предназначенный для усиления кавалерии. Каковы же требования к такой машине?

1. Скорость. При атаке в конном строю лошадь кратковременно развивает максимальную скорость, на которую способна. А какую максимальную скорость способна развить лошадь? До 55-60 км/час [6]. Следовательно, чтобы поддержать такую конную атаку, «кавалерийский» танк должен развивать скорость не меньше (а лучше - больше).

2. Вооружение. Требования в порядке убывания важности: скорострельность, поражающая сила снаряда, меткость, дальность. Такой порядок важности качеств обусловлен тем, что стрельба должна была вестись, как правило, прямой наводкой при движении на большой скорости.

3. Проходимость. С одной стороны, должна быть довольно высокой, с другой стороны, вряд ли имеет смысл делать так, чтобы такой танк мог проходить там, где не может пройти лошадь.

4. Масса. Поскольку танк должен развивать очень большую скорость, он может быть только легким.

5. Броня. Поскольку танк должен быть легким, броня не может быть толстой. С другой стороны, с точки зрения кавалерийской тактики того времени, противопульной брони в большинстве случаев было вполне достаточно.

Ясно видно, что машины серии БТ очень хорошо удовлетворяют требованиям, которые предъявляются к танку, предназначенному для усиления кавалерии. Можно отметить только один существенный недостаток БТ по сравнению с «идеальным» кавалерийским танком - огнеопасность в связи с применением бензина в качестве топлива. Однако время дизельных двигателей тогда еще не пришло, и в мировом танкостроении положение было точно таким же. Например, двигатели немецких танков, спроектированных в начале 30-х годов, также работали на бензине. Огнеопасность танков тогда была общая беда.

Вполне естественно, что на усиление пехоты танки БТ не поступали - для этого существовали другие образцы машин, но на усиление кавалерии поступали почти исключительно БТ-5 и БТ-7 [8]. Немалое количество БТ поступало в механизированные корпуса, но и в этих корпусах также имелась конница.

Может быть, повышенное внимание советского руководства к коннице - очень подвижному роду войск, было вызвано существованием у него в то время агрессивных планов? Нет. Дело в том, что специфика кавалерии такова, что в маневренной войне эффективно с ней бороться тогда могла только кавалерия. Практически невозможно, чтобы конница была бы разбита пехотой. Поэтому она чрезвычайно нужна и полезна для обороны, для противодействия нападению, при которой любым агрессором тогда наверняка были бы применены большие массы конницы. Это было доказано опытом гражданской войны, которую Красная Армия вела в качестве обороняющейся стороны (как известно, белогвардейцы подняли мятеж против Советской власти, после чего началась иностранная интервенция). Практика показала, что эффективное сопротивление главной ударной силе белых - кавалерии возможно только при помощи крупных кавалерийских соединений Красной Армии.

Таким образом, танки серии БТ, заявленные В. Суворовым как «автострадные», в действительности были «кавалерийскими». Когда роль кавалерии в армии стала клониться к закату, перестали производить и БТ. В 1939 г. машины этой серии были сняты с производства.

Утверждение о том, что БТ-5 и БТ-7 нельзя было использовать на территории СССР, также не соответствует действительности.

Но главное даже не в этом. Все рассуждения В. Суворова о широком использовании танков БТ в предстоящей агрессивной войне не стоят и ломаного гроша хотя бы потому, что их перестали производить задолго до 1941 г..

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что создание танков серии БТ в конце 20-х - начале 30-х гг. и их производство в больших количествах в 30-х гг. никоим образом не является доказательством подготовки Советским Союзом агрессивной войны.

В. Суворов приводит данные о разработке в 1938 г. в СССР танка А-20, являвшегося по своим качествам несколько улучшенным аналогом БТ-7. Улучшение коснулось скорости на гусеницах (65 км/час против 53). На катках эта машина также развивала скорость 65 км/час. Выше установлено, что этот тип танков предназначен для кавалерии. Мог ли в 1938 г. разрабатываться усовершенствованный танк для кавалерии? Да, мог! Несмотря на то, что роль кавалерии в это время явно клонилась к закату, ряд субъективных факторов привел к тому, что в высшем военном руководстве СССР в то время сильно увеличилось влияние кавалерийского «лобби», в первую очередь С. М. Буденного, К. Е. Ворошилова, Г. И. Кулика. Следовательно, разработка нового «кавалерийского» танка в то время представляется весьма вероятной и являлась скорее своеобразным «эхом» репрессий части командного состава Красной Армии. Правда, уже в начале 1940 г. неудачи советских войск в войне с Финляндией сильно уменьшили влияние «старых кавалеристов». В хорошем согласии с этим находится то, что танк А-20 так и не приняли на вооружение и не запустили в производство, а было обращено преимущественное внимание на запуск в массовое производство танков Т-34 и КВ. В. Суворов указывает на то, что выпуск Т-34 и КВ, как оружия, предназначенного для применения на территории СССР, т. е. «оборонительного», тормозился советским руководством. Действительно, некоторые источники указывают на то, что отрицательное отношение «старой гвардии» к этим машинам на самом деле имело место. Но решения принимал И. В. Сталин, а его отношение к ним, что совершенно ясно, было принципиально иным. Если бы он не уделял первостепенного внимания этим машинам, невозможно было бы, чтобы к 22 июня 1941 г. был произведен 1861 танк Т-34 и КВ, в то время как все старые машины были задолго до этого сняты с производства.

Правда, В. Суворов приводит еще одно соображение в пользу своей версии, а именно - название: А-20. Ведь до этого названия танков начинались на Т («танк») или БТ («быстроходный танк»). Но этот аргумент, мягко говоря, сомнителен.

Но на каком основании В. Суворов так категорически утверждает, что буква «А» в названии танка означает «автострадный»? Откуда это взялось? Указания на источник, естественно, нет.

Рассмотрим некоторые другие названия. Моторы в СССР в 30-е гг. имели в начале названий вполне «нормальные», по критериям В. Суворова, буквы, например «М» - мотор, «АМ» - авиационный мотор. Однако двигатель для Т-34 почему-то назывался В-2. Почему не «М» («мотор»), не «Д» («двигатель», «дизель»), на худой конец, не «А» (был сделан целиком из алюминия), а именно «В»? А, от слова «вперед»! А куда «вперед»? Ясное дело, на Германию! Это шутка, конечно... Но категорическое заявление В. Суворова о том, что буква «А» в названии танка А-20 означает «автострадный», выглядит, мягко говоря, бездоказательным и принимать его на веру ни в коем случае нельзя.

Так или иначе, но танк А-20 не был принят на вооружение.

Еще одним «доказательством» агрессивных намерений СССР В. Суворов объявляет разработку плавающих танков и танкеток. Сначала о танкетках. Танкетка - класс машин, предназначенный для разведки и связи [6]. И та, и другая нужны как в наступлении, так и в обороне. С другой стороны, танкетка - машина «по определению» очень легкая, и для того, чтобы сделать ее плавающей, нужно лишь исключить проникновение в нее забортной воды. Это не так трудно. А плавучесть для машины разведки и связи - свойство весьма полезное.

Плавающий танк Т-40 в СССР действительно имелся. Он был вооружен 20-мм пушкой и пулеметами, был принят на вооружение постановлением Комитета Обороны от 19 декабря 1939 г. [20]. Как показал опыт Великой Отечественной войны, эти машины были незаменимы при форсировании широких водных преград, в то же время в оборонительных сражениях широкого применения для них найти не удалось, а значит, можно согласиться с тем, что этот танк был «наступательным». Следовательно, факт их разработки, постановки на вооружение и запуска в производство в какой-то мере может быть отнесен к подозрительным. Однако, разработка и выпуск в относительно небольших количествах «наступательных» машин вполне могли иметь место и при подготовке к оборонительной войне - в предвидении будущего контрнаступления, когда противник будет остановлен. Об этом речь пойдет несколько ниже. Кстати, а сколько танков Т-40 было выпущено к 22/VI 1941 г.? Этих цифр в распоряжении автора нет. Не приводит их и В. Суворов.

Об артиллерии.

Как известно, в начале 1941 г. были сняты с производства 45-мм противотанковые орудия и противотанковые ружья, что на первый взгляд является по меньшей мере странным. В чем дело?

Дело в том, что в то время немецкой разведкой были подброшены ложные сведения о состоянии немецких танковых войск. По этим данным, немецкие танки срочно перевооружались орудиями калибра до 100 мм и новой мощной броней. Следовательно, противотанковые ружья и 45-мм пушки не могли бы бороться с этой техникой. Малокомпетентное руководство Главного Артиллерийского Управления во главе с Г. И. Куликом оказались введенными в заблуждение и сняли с производства вышеприведенные виды оружия, хотя многие специалисты возражали. Одновременно запустили в производство противотанковые пушки калибра 57 мм и начали разработку 107-мм танкового и противотанкового орудия [13].

А зачем немцам была нужна такая дезинформация? Дело в том, что, по мысли немецких разведчиков, если бы ей поверили, то старые орудия были бы сняты с производства, а новые поставить на поток к лету 1941 г. не успели бы, что облегчило бы немецким танковым войскам добиться разгрома СССР. Действительно, объем производства 57-мм пушек к июню 1941 г. было еще очень мал, а старые 45-мм производить уже прекратили. К тому же снаряды 57-мм противотанковых пушек, созданными и производимыми для замены 45-мм орудий, обычно пробивали танки противника насквозь, что часто не причиняло особого вреда экипажу, танк сохранял подвижность (надо, чтобы снаряд пробивал броню только один раз и разрывался внутри). В итоге 57-мм орудия вскоре после начала войны были сняты с производства «из-за избытка мощности выстрела», и только с появлением у немцев танков «тигр» было начато вновь. А 45-мм противотанковые орудия и противотанковые ружья были с началом войны опять запущены в производство [13].

По-видимому, данное объяснение можно расценивать как вполне убедительное.

По заключению Г. И. Кулика, также не была принята на вооружение отличная 152-мм гаубица [8]. Но такие гаубицы - оружие скорее наступательное, чем оборонительное, нужное для «артиллерийского прорыва», в то же время как в обороне использовать ее нелегко ввиду низкой маневренности.

В конце 30-х гг. недооценивалось и такое оружие, как минометы. Конструкторское бюро, занимавшееся ими, даже было закрыто под предлогом «ненадобности этого вида оружия». Этот недостаток был исправлен только после финской войны, опыт которой показал их незаменимость [8,13]. Миномет - оружие универсальное, нужное как в наступлении, так и в обороне.

Между прочим, интересно, почему для 82-мм миномета был выбран именно этот калибр. Дело в том, что в германской и других иностранных армиях минометы имели калибр 81 мм. И для советского миномета был выбран калибр на 1 мм больше, чтобы из иностранных минометов советскими минами нельзя было стрелять. Легко понять, что такое решение никак не вяжется с подготовкой Советским Союзом агрессивной войны.

Рассмотрено большое количество фактов, имеющих отношение к материальной части и тактике применения танков и авиации СССР и Германии перед началом Великой Отечественной Войной и используемых В. Суворовым в качестве обоснования агрессивных намерений Советского Союза. Показано, что на самом деле ни один из них не может служить сколь-нибудь приемлемым доказательством их наличия (и только один-два из них внушает некоторые подозрения), в то время как немалое число фактов при внимательном анализе свидетельствует как раз об обратном.

6.3 О «главной мысли» В. Суворова

Настало, однако, время перейти от рассмотрения очень важных, но частных вопросов к «главной идее» версии В. Суворова о причинах поражений Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны. В чем она заключается?

C одной стороны, имеются многочисленные данные об очень напряженный подготовке Советского Союза к войне в предвоенный период. С другой стороны, после нападения Германии на СССР Красная Армия неоднократно терпела катастрофические поражения, следствием которых стал выход гитлеровских войск к Ленинграду, к Москве, к Волге и на Северный Кавказ. По мнению, высказанному В. Суворовым, здесь имеет место противоречие. Ведь если бы Советский Союз готовился к обороне, такого, по его мнению, быть бы не могло. Это «противоречие», по версии Суворова, разрешается тем, что СССР готовился к войне, но не к оборонительной. А если не к оборонительной, тогда к какой? Конечно, к наступательной.

Необходимо подвергнуть данную мысль всестороннему анализу.

Составим примерный план такого анализа - поставим вопросы, на которые нужно ответить. Вот эти вопросы:

1. Были ли в ходе Второй мировой войны случаи, когда государство, готовившееся к ведению упорной оборонительной войны на каком-либо театре, было бы внезапным ударом ненамного превосходящих сил противника быстро разбито?

2. Имелись ли в ходе Второй мировой войны случаи, когда хорошо подготовленная оборона на ожидаемом направлении наступления противника была бы тем не менее очень быстро прорвана и разгромлена?

3. Если такие случаи были, то при каких обстоятельствах они произошли, что способствовало такому развитию событий?

4. Если подобных случаев было больше чем один, то есть ли общие глубинные причины возникновения таких ситуаций?

Почему план именно таков? Если ответы на первые два вопроса будут положительны, то существование «противоречия», о котором говорит В. Суворов, по меньшей мере встанет под серьезное сомнение, а если анализ, о котором говорится в пунктах 3 и 4, покажет наличие глубинных закономерностей в возникновении таких ситуаций, то упомянутая «нестыковка» с полным основанием может быть отнесена к надуманным.

При рассмотрении опыта Второй мировой войны выясняется, что случаи, когда государство, готовившееся к упорной оборонительной войне на каком-либо театре, было бы тем не менее быстро разгромлено ненамного превосходящими силами противника, имели место. Таких прецедентов, если не учитывать нападение Германии на СССР, было по меньшей мере два.

 

1. Разгром Франции гитлеровцами летом 1940 г..

Как известно, 3 сентября 1939 г. Франция и Англия объявили войну Германии в ответ на нападение гитлеровцев на Польшу. Однако наступательных операций против немецких войск не проводилось, их войска ограничивались пассивной обороной. Общепринятой у нас и, вероятно, верной является точка зрения, что это было сделано для того, чтобы «развязать руки» гитлеровцам на Востоке, подтолкнуть к нападению на СССР. Так или иначе, 110 английских и французских дивизий, стоявшие против 23 германских дивизий, в сентябре 1939 г. оставались в совершенном бездействии [15].

Однако, французское правительство, не желая вести наступательных операций на Западном фронте, все же принимало меры, чтобы обезопасить себя на случай вторжения германской армии. С этой целью продолжали вестись интенсивные оборонительные работы по всей линии фронта (они начались еще в начале 30-х гг. постройкой «линии Мажино»). «В лоб» эту оборону прорвать было очень трудно. Однако, имелась возможность обойти французскую оборонительную линию через труднопроходимый гористо-лесистый район, который был слабо укреплен, так как французское командование переоценило его труднодоступность. После такого обхода положение обороняющихся могло бы стать крайне тяжелым. И стало.

Может быть, французское командование готовилось к обороне «спустя рукава»? Действительно, есть данные, хотя и не вполне бесспорные, о том, что оно рассчитывало на нападение Германии сразу на СССР, а не на Францию. Бесспорно, что после объявления войны Германии 3/IX 1939 г. оно не собиралось вести не только широкомасштабных наступательных операций, но и вообще каких-либо активных действий. Но, делая Германии авансы за нападение на СССР, французское правительство менее всего хотело поражения собственного государства, и перспектива оказаться «французским правительством» за границей или же филиалом германского оккупационного ведомства его не очень-то устраивала. Оборона готовилась всерьез.

Соотношение сил на Западном фронте к 10 мая 1940 г. (начало наступления германской армии) выглядело следующим образом: немецкие войска - 135 дивизий, 2800 танков, 2800 самолетов, англо-французские - 142 дивизии, 3130 танков, 2300 самолетов. Численность немецкой, французской и английской дивизии была примерно равной. В качественном отношении английские и французские самолеты и танки не уступали немецким. Следовательно, силы были равные. Следовательно, Франция к войне готовилась, причем к войне оборонительной. И тем не менее была молниеносно разбита.

Германское командование сумело достичь оперативной внезапности путем скрытного сосредоточения войск. Еще одним фактором, обусловившим поражение Франции, помимо внезапности, был грубый оперативный просчет французского командования.

2. Разгром японской Квантунской армии летом 1945 г..

Стратегически война с СССР не была для Японии неожиданностью. Подготовка к ней велась начиная по крайней мере с 1931 г.. В течение 30-х гг. на границе СССР и Монголии с Манчжурией постоянно сохранялась напряженность, постоянно случались пограничные конфликты, доходившие иногда и до боевых действий, в частности, на озере Хасан и реке Халхин-Гол. Против СССР была развернута Квантунская армия, численность которой к концу 30-х годов была доведена до 1 миллиона человек. Одновременно с «прощупыванием» прочности восточных рубежей СССР и работами по подготовке театра военных действий велись активные работы по созданию мощных укреплений. Эти работы велись все время с 1931 по 1945 г.. Особенно активно велись оборонительные работы начиная с 1943 г., когда наступил коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны, и перед Германией встала угроза конечного поражения в войне. Начиная с этого времени Квантунская армия ориентировалась на ведение только оборонительных действий (впрочем, при благоприятном исходе оборонительных действий не исключался подход крупных резервов и контрнаступление против Красной Армии). К лету 1945 г. вдоль границ с СССР имелось 17 укрепленных районов. Каждый из них занимал 50-100 километров по фронту и до 50 километров в глубину. Все сооружения - доты, убежища, склады и т. д. были соединены развитой системой подземных ходов, надежно прикрыты от воздействия артиллерии и авиации. Они были хорошо «встроены» в естественные препятствия, что очень усложняло задачу наступающих. В Северной Корее на границе с СССР было построено 4 укрепленных района. Был очень хорошо подготовлен к обороне Южный Сахалин и Курильские острова [16].

Квантунская армия насчитывала к лету 1945 г. 1 миллион человек. С качественной точки зрения эти войска были лучшими в японской сухопутной армии. Командующему армией подчинялись войска Маньчжоу-Го (марионеточного китайского государства). Эти войска были намного хуже обучены и вооружены, чем японские, но их было около 300 тысяч. Всего Квантунская армия насчитывала в своем составе 1,3 миллиона человек, 6640 орудий и минометов, 1215 танков, 1900 самолетов. Кроме того, у японцев имелись большие возможности укрепить эту группировку. В самом деле, из 7-миллионной японской армии 3,6 миллиона человек находилась на Японских островах, которые США не атаковали и не собирались атаковать в ближайшем будущем. Следовательно, эти войска были свободны, и могли быть переброшены в Маньчжурию для усиления обороны Квантунской армии. Резервы могли быть взяты и из Китая [16].

Советско-японский договор о ненападении был денонсирован советским правительством еще 5 апреля 1945 г.. Следовательно, с этого момента, и особенно после капитуляции Германии, война с Советским Союзом стала для Японии очень близкой и реальной. Были форсированы оборонительные работы в Манчжурии и усилена Квантунская армия. Только за июль 1945 г. ей было передано 4 дивизии и 400 боевых самолетов [9].

Было подготовлено также использование бактериологического оружия - бацилл чумы. Также были сформированы отряды смертников (камикадзе) [16].

Следовательно, Япония на Дальневосточном театре была очень хорошо подготовлена к обороне в ожидании удара советских войск. И тем не менее Красная Армия сумела достичь полной оперативной внезапности. Почему?

Ошеломляющий успех наступления советских войск лишь частично может быть объяснен их превосходством в силах. В самом деле, советские войска имели 1,5 миллиона человек, 26 тысяч орудий и минометов, 5500 танков и самоходных орудий, 3900 самолетов [9]. Советские танки и самолеты по качеству несколько превосходили японские. Следовательно, по пехоте силы были почти равны, и только по боевой технике Красная Армия имела солидное превосходство. Потери советских войск составили 32 тысячи убитыми, ранеными и пропавшими без вести - 2,1% от их первоначальной численности.

Для того, чтобы понять, что такой успех, какой имел место в действительности, не мог иметь место только из-за численного превосходства Красной Армии, рассмотрим, например, Берлинскую операцию, где элемент внезапности в действиях советских войск почти отсутствовал. К 16 апреля советские войска имели 2,5 миллиона человек, 41600 орудий и минометов, 6250 танков и самоходных орудий, 7500 самолетов. В районе Берлина противник имел более 1 миллиона солдат и офицеров, 10400 орудий и минометов, 1500 танков и САУ, 3300 самолетов [15]. Следовательно, Красная Армия имела куда более значительное превосходство, чем к августу 1945 г. - над японцами. Тем не менее потери советских войск в Берлинской операции составили более 250 тысяч убитыми и ранеными - более 10% первоначальной численности советской группировки (из них 102 тысячи убитыми). И сопротивлялась Берлинская группировка противника существенно дольше, чем Квантунская армия.

Таким образом, главным фактором, обеспечившим победу Красной Армии над японцами, была оперативная внезапность, касавшаяся как времени начала боевых действий, так и их плана. Почему же она удалось?

Во-первых, японское командование грубо просчиталось с определением срока начала войны. Оно сильно занизило пропускную способность Транссибирской магистрали. Это, с одной стороны, привело к тому, что начало войны предполагалось в конце сентября - октябре. Такому заблуждению способствовало еще то обстоятельство, что август на Дальнем Востоке - время дождей, а в сентябре-октябре устанавливается отличная сухая погода. С другой стороны, были значительно занижены оценки сил, которые советское командование, по мнению японцев, имело возможность сосредоточить на Дальний Восток. По их мнению, это было - не более 40 дивизий, в основном стрелковых [16]. Исходя из этого, штаб Квантунской армии разработал неверный план обороны. Примерно треть сил армии занимала «полосу прикрытия», рассчитывая задержать наступление, измотать и обескровить наступавших. Остальные силы дислоцировались в глубине китайской территории. (Кстати, примерно таким же был характер эшелонирования Красной Армии к лету 1941 г.. Из 149 дивизий в западных округах «полосу прикрытия» (10 - 50 км от границы) занимали 48 дивизий, а остальные находились в глубине (до 300 км) [8].) Они могли бы, по замыслам японских штабов, нанести контрудар на любом направлении, а затем, получив подкрепление, перейти и в контрнаступление. Кроме того, в случае неблагоприятного развития боевых действий войска планировалось отводить вглубь, на границы с Кореей [9].

С запада, со стороны Монголии, позиции Квантунской армии, защищал труднопроходимый горный хребет Большой Хинган. Японское командование не рассчитывало на возможность ударов вообще, а танковых тем более через эти горы. Исходя из этого, настоящей обороны по Большому Хингану не было, а отдельные полевые укрепления занимались относительно слабыми войсками.

Однако советским командованием планировался очень быстрый прорыв крупной массы танков через Большой Хинган на равнину, к Мукдену, являвшемуся центром обороны Квантунской армии, с падением которого ее оборона оказалась бы разрушенной. В необычности применения крупной массы танков, по мнению советского Генерального штаба, был ключ к успеху всей операции [9]. В этом он не ошибся. Для нанесения такого удара была использована 6-я гвардейская танковая армия, которая в Великой Отечественной войне имела очень большой опыт боевых действий в горных условиях.

Как известно, уже к исходу 13 августа, через 5 дней после начала войны, 6-я танковая армия перевалила через Большой Хинган, вырвалась на равнину и устремилась к Мукдену, пройдя за это время более 400 километров [9]. 14 августа японское правительство приняло принципиальное решение о полной и безоговорочной капитуляции.

Описывая просчеты японских штабов в подготовке к обороне на Дальнем Востоке, нельзя обойти и психологические моменты. В течение всей войны на Тихом океане японцы имели дело с противником, ведущим наступление медленно, очень осторожно, методично и даже с некоторой робостью. Понимали ли японские командующие, что огромный опыт советских войск в стремительных, маневренных операциях, полученный ими в войне с Германией, говорит о том, что и на Дальнем Востоке они скорее всего будут действовать таким же образом? Как будто понимали, но в том-то и дело, что «как будто». Существует расхожее мнение, что чужой опыт в принципе ничему научить не может, и в данном случае имело место нечто подобное. Ведь к 1945 г. японские войска ни разу не испытали на себе стремительных ударов противника. Американские войска наступали на них очень медленно и осторожно. Опыт Великой Отечественной войны они воспринимали, но воспринимали обобщенно, теоретически, а медленное методичное наступление противника было много раз испытано «на собственной шкуре».

Это показывает, что в действиях командующих и штабов далеко не все определяется сознательными решениями типа «надо действовать так-то и так-то». На командующих и штабы давит огромный груз опыта, традиций той армии, в которой они служат, сложившиеся стереотипы мышления (а они есть всегда). Все это создает у них подсознательные установки, которые часто оказывают на их действия не меньшее влияние, чем сознательные решения. Имели место в ходе войны Великой Отечественной войны стремительные прорывы советских танковых армий через горы? Да, имели место. Знали ли об этом в японских штабах? Да, знали. Можно ли было из этого сделать соответствующие выводы, укрепить оборону по Большому Хингану и усилить ее хотя бы двумя-тремя дивизиями? Конечно, можно. Даже 2-3 полнокровные дивизии, учитывая условия местности, могли бы составить серьезное препятствие на пути советских войск. Однако к 9 августа 1945 г. японских войск там почти не было, и советские танки почти беспрепятственно прошли через горы.

В. Суворов пишет: «Меня всегда удивляла эта нестыковка: войны все ждали, все к ней готовились, а вот нападения Германии никто не ждал. Оно для всех было внезапным. А может быть, ждали войны, но ... без нападения Германии?»

А не удивляет ли его такая вот, например, «нестыковка»? Летом 1945 г. японцы ждали войны с Советским Союзом, тщательно к ней готовились, но нападение СССР на Квантунскую армию для всех в Японии оказалось внезапным. Не собирается ли В. Суворов объяснить это тем, что летом 1945 г. Япония готовилась ... к нападению на СССР?

Случаи, когда сильная оборона, созданная на ожидаемом направлении удара противника, была бы тем не менее чрезвычайно быстро разгромлена, также имели место. В качестве наиболее яркого примера можно привести разгром советской обороны на Московском направлении в начале октября 1941 г., который был описан выше. Здесь группа армий «Центр» прекратила наступление еще 30 июля, и за 2 месяца советскими войсками была создана мощная оборона. Как известно, 27 сентября, за 3 дня до начала наступления гитлеровцев, был издан приказ Ставки, в котором содержалось предупреждение о наступлении в ближайшие дни крупных сил противника на Московском направлении. Следовательно, о внезапности не может быть и речи. Тем не менее оборона советских войск была быстро прорвана главным образом из-за того, что не были правильно определены участки тактических прорывов противника, а также из-за преступной халатности отдельных командующих.

В то же время за Вторую мировую войну не было случая, чтобы хорошо подготовленное нападение одного государства на другое не принесло бы первоначально больших успехов тактического и оперативного характера. При этом высшие командующие и штабы государств, становившихся объектами агрессии, почти всегда при подготовке к ведению оборонительной войны совершали грубые ошибки. Так в чем же дело? (Объяснение этого факта, базирующееся на превосходстве личных качеств маршалов и генералов нападающей стороны, можно отбросить сразу, как смешное и несерьезное.)

Суждение И. В. Сталина насчет «армии нападения» и «армии прикрытия мобилизации» (см. раздел 1) весьма здравое и объясняет количественное и качественное превосходство войск агрессора над армией объекта агрессии, если таковое есть. Однако оно далеко не полное. Никак не объясняется с его помощью, например, катастрофическое поражение англо-французских войск летом 1940 года, где германские войска не имели ни количественного, ни качественного перевеса, а противник сидел за мощными укреплениями.

Дело в том, что агрессивное государство еще до начала войны прочно владеет оперативно-стратегической инициативой. Ему принадлежит свобода выбора даты нападения, направлений ударов, и он может даже при равном соотношении сил в масштабах фронта создавать подавляющее превосходство в силах и средствах на направлениях главных ударов. Это очень важно, но еще не все.

Конфигурацию обороны противника разведка может установить достаточно точно, и агрессор приступает к планированию нападения, уже имея довольно достоверные сведения о расположении противника. Он вносит в план необходимые коррективы по мере поступления новых сведений. В то же время командование противоположной стороны не имеет возможности определить дату нападения и группировку наступающих войск, так как ударные группировки сосредотачиваются в последний момент, а за сохранностью секретности точных планов в генеральном штабе агрессора обычно очень хорошо следят. Если даже сосредоточение ударных группировок врага «засечено» разведкой до войны, сделать обычно ничего не удается - очень мало времени. К тому же в разведку поступает, как правило, большой объем разнообразной и часто противоречивой информации, а также дезинформация от противника. Точно установить, что есть что, сразу обычно невозможно.

Таким образом, получение сообщения о подготовке вражеского удара на каком-либо направлении не приводит к его немедленному усилению. Начинаются уточнения, проверки, обдумывание, также требующие времени. А его-то и нет! А как же разведка агрессора? Главное для нее - установить расположение вражеских укрепленных районов. Эти сооружения строятся долго и потом стоят на одном месте (в отличие от ударных соединений, которые «сегодня здесь, а завтра - там»), и даже при ведении противником систематической дезинформации есть достаточно времени, чтобы проверить, что истинное, а что ложное.

Нападающая сторона строит план действий, исходя из имеющейся точной картины расположения вражеских укрепленных районов и войск, имея сведения о слабых местах обороны противника (а такие есть всегда, абсолютно «ровной» обороны не бывает). На избранных участках создается подавляющий перевес в силах и средствах за счет ослабления второстепенных направлений. Разработка плана нападения при наличии точной картины расположения обороны противника - дело главным образом техническое и доступно обычному генералу средней руки. А обороняющейся стороне приходится строить план действий, исходя из чисто умозрительных предположений о действиях противника, причем рассматривать приходится не один вариант действия агрессора, а множество. Такой метод, естественно, приводит к частым ошибкам. Точно угадать план противника очень трудно и, как правило, это не удается. В то же время, если план все-таки разгадан и обороняющаяся сторона готовится его сорвать, перемещения войск, соответствующие такому положению дел, вполне могут быть вскрыты вражеской разведкой. План нападения в этом случае, как правило, еще может быть быстро изменен, так как сосредоточение ударных группировок проводится в самый последний момент.

Мы видим, что частые и грубые ошибки штабов при подготовке к оборонительной войне вызваны не субъективными, а объективными причинами - наличием в руках агрессора оперативно-стратегической инициативы. Однако, нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что подготовка к агрессивной войне, создание «армии нападения» предполагает повышение требований к личным качествам и уровню подготовки высшего командного состава по сравнению с мирным временем. Генерал «средней паршивости», который вполне терпим в спокойное время, будет неприемлем в «армии нападения». На ключевые командные посты в такой армии (командующие группами армий, танковыми армиями, воздушными флотами, командиры танковых и моторизованных корпусов и дивизий, начальники их штабов) будут назначены, естественно, лучшие из лучших.

Нельзя забывать и о психологии. Агрессор при нападении готов ко всему и вся, в то время как с другой стороны вступают в бой войска, еще вчера жившие мирной жизнью, что для них всегда является до некоторой степени шоком. Конечно, ведение массированной пропаганды в духе «если завтра война», многочисленные учения и учебные тревоги помогают уменьшить психологическое преимущество агрессора, но совсем устранить его нельзя.

Показано, что в богатом опыте Второй мировой войны имелись прецеденты, когда государство, готовившееся к ведению упорной оборонительной войны на каком-либо театре, подверглось тем не менее молниеносному разгрому. Имелись и случаи очень быстрых прорывов через сильную оборону, созданную на ожидаемом направлении наступления противника. В то же время в истории Второй мировой войны не было случая, чтобы нападение армии одного государства на другое не принесло бы первоначально больших успехов тактического и оперативного характера.

Показано, почему имело место такое положение дел.

Сделан вывод, что между напряженной подготовкой Советского Союза к оборонительной войне, с одной стороны, и большими успехами Германии в начале войны - с другой стороны, нет никакого противоречия. Следовательно, вывод о том, что Советский Союз готовился к нападению на Германию, проистекающий из этого надуманного «несоответствия», в действительности лишен основания.

6.4 О подчиненной роли обороны по отношению к

наступлению

Целью любой войны является победа над врагом. Средство - уничтожение его армии.

Совершенно очевидно, что армия противника не может быть разбита обороной. Наступление - единственный вид боевых действий, который может принести победу над врагом.

А как же оборона? Оборона нужна для того, чтобы изменить временно сложившееся неблагоприятное для воюющей стороны соотношение сил, удержать территорию, нанести противнику максимальные потери и выиграть время для наращивания военно-промышленного потенциала, увеличения численности армии. Конечной целью обороны является создание предпосылок для перехода в наступление с целью разгрома армии противника и достижения победы над ним.

Таким образом, оборона играет подчиненную роль по отношению к наступлению. Это фундаментальное положение стратегии, которое справедливо всегда. Оно действует и сейчас [9].

Следовательно, государство, готовясь к оборонительной войне и будучи уверенным в ее успехе, должно еще до войны начать подготовку к периоду, когда враг будет прочно остановлен и можно будет перехватить инициативу. В чем должна заключаться такая подготовка?

Она не должна заключаться в преимущественном производстве наступательных видов вооружения, сворачивании строительства укреплений - основные материальные ресурсы государства должны быть направлены «в оборону». Такая подготовка должна выражаться в следующем. Во-первых, должны быть созданы в образцах и подготовлены к массовому производству «наступательные» виды вооружений - уже в ходе войны заниматься этим будет некогда. Во-вторых, военная наука должна глубоко разработать проблему наступления, глубоко продумать тактику применения существующих видов вооружений в наступлении и внести соответствующие изменения в уставы армии - менять уставы и переучивать по ним личный состав в условиях войны - тоже очень трудно. Во всяком случае, лучше это сделать заблаговременно. Можно добавить сюда и третий пункт - начать формирование «наступательных» частей и соединений (типа воздушно-десантных дивизий), которые, когда позволит обстановка, будут быстро развернуты до полного состава.

Если имеется твердая уверенность в успехе оборонительного периода войны, то еще до ее начала обязательно необходимо создать предпосылки для успешного ведения наступательных операций, которые будут иметь место после того, когда противник будет прочно остановлен обороной.

В качестве примеров заблаговременного создания таких предпосылок можно указать, например, создание до войны в СССР плавающего танка Т-40 и начало формирования в апреле 1941 года 5 воздушно-десантных корпусов. С началом войны в целом воздушные десанты не использовались, лишь на Керченском полуострове, под Одессой и Киевом были случаи высадки небольших тактических десантов. Не использовались они и в качестве стрелковых подразделений из-за облегченного вооружения [20].

Сколько десантников было в этих корпусах к 22 июня 1941 г., в какой стадии находилось их формирование? В распоряжении автора таких данных нет. Однако известно, например, что зимой 1941/1942 гг. в районе Вязьмы был высажен 4-й воздушно-десантный корпус. Он насчитывал ... менее 7,5 тысяч солдат и офицеров [15]. Если остальные корпуса были не больше (а вряд ли для высадки под Вязьмой был использован корпус, укомплектованный хуже других) то всего в 5 корпусах было не более 35-40 тысяч человек. Так как после 22 июня 1941 г. десанты почти не использовались, эти войска почти не несли потерь. Следовательно, к 22 июня десантников в этих корпусах вряд ли было больше, чем 35-40 тысяч. Эта оценка грубая и небесспорная, но более точных данных в распоряжении автора нет. Этих данных не приводит и В. Суворов. Хотелось бы знать, почему.

Правда, В. Суворов пишет, что всего в Советском Союзе имелся миллион отлично подготовленных десантников. Но мы позволим себе не доверять этому утверждению в связи с его очевидной абсурдностью.

Можно сделать вывод, что те немногочисленные факты, которые действительно свидетельствуют о «наступательной» подготовке Советского Союза перед войной, указывают на предварительную подготовку к контрнаступлению, которое должно было начаться, когда противник будет прочно остановлен советской обороной.

6.5 О мобилизационной готовности советской

промышленности

Из большинства источников, заслуживающих доверия, исходят сведения, что перед войной высшее руководство Советского Союза рассчитывало, что период обороны после нападения Германии будет относительно непродолжительным, и скоро после начала войны Красная Армия будет иметь возможность перейти в наступление. Были ли эти надежды обоснованными?

Мобилизационная готовность советской промышленности было очень высокой. За первые 3 месяца войны производство пистолетов и револьверов выросло в 1,5 раза, винтовок - в 2 раза, крупнокалиберных пулеметов - в 5 раз, пулеметов Максима - в 7,5 раз, пистолетов-пулеметов Шпагина - в 9,2 раза, некоторых видов орудий - в 1,5 - 2 раза [13]. В сентябре 1941 г. в СССР было произведено 2329 самолетов [12], в то время как за весь 1941 г. производство самолетов в Германии было чуть больше 11 тысяч.

Этот быстрый подъем военной экономики был прерван в октябре 1941 г. захватом гитлеровцами одной из 2-х важнейших промышленных баз в стране, что привело к катастрофическому спаду военного производства, а уровень сентября 1941 г. был достигнут только год спустя. Но, как было установлено выше, это было обусловлено грубейшим просчетом, допущенным советским верховным командованием уже в ходе самой войны. А если бы оно действовало правильно, если бы в соответствии с рекомендацией Г. К. Жукова Юго-Западный фронт был вовремя отведен за Днепр, то можно смело утверждать, что захват немецко-фашистскими войсками важнейшего промышленного района не имел бы место, и дальнейшему росту военного производства ничего бы не помешало. В этом случае уже в начале зимы 1941/1942 гг. можно было организовать грандиозное наступление Красной Армии с рубежа Днепра, которое значительно превзошло бы по размаху то зимнее наступление, которое имело место в действительности. Это, скорее всего, сделало бы возможным победу Советского Союза в войне уже к исходу 1942 г., а, может быть, даже и раньше.

Таким образом, расчеты советского руководства на то, что оборонительный период войны после нападения Германии будет непродолжительным, и можно будет довольно скоро начать контрнаступление, были обоснованными.

В. Суворов пытается увязать высокую мобилизационную готовность советской промышленности с подготовкой нападения СССР на Германию. Но высокая мобилизационная готовность промышленности нужна и при подготовке оборонительной войны, поэтому факт того, что она была на очень хорошем уровне, совершенно ничего не доказывает.

Об эвакуации промышленности из Украины на Урал и в Сибирь В. Суворов отзывается так: «Кое-что было вывезено, но попробуйте вывезти хотя бы одну доменную печь». Так вот, доменную печь вывезти действительно очень трудно, но на металлообрабатывающих заводах (к которым относятся все военные производства), как известно, доменных печей не бывает. При эвакуации таких предприятий главный объект вывоза - станки и рабочие. И то, и другое вывезти было намного легче. И подавляющее большинство металлообрабатывающих заводов вместе с рабочими было успешно вывезено. В 1941 г. было эвакуировано более 1360 крупных предприятий [5]. На новых местах продукцию начали давать уже зимой 1941/1942 г., а к лету-осени 1942 г. стали уже работать в основном на полную мощность.

А как же, все-таки, с металлургией, которую почти невозможно было эвакуировать? Падение производства металла за счет потери этих заводов могло быть в какой-то мере компенсировано за счет перераспределения оставшегося металла в пользу военной промышленности. Падение выплавки металлов не было катастрофическим еще и потому, что пока металлообрабатывающие заводы были «на колесах», в сырье они, естественно, не нуждались. Пока на новых местах восстанавливались эти заводы, принимались меры по наращиванию мощности существующих восточных металлургических заводов (строительство, например, дополнительных печей), а также постройкой новых. Здесь существенную роль сыграли рабочие не подлежащих вывозу западных заводов, которые были эвакуированы. Сходным образом была решена и проблема нехватки угля - эвакуацией шахтерских кадров и усиление ими восточных угольных месторождений. Таким образом, видно, что военно-промышленный потенциал областей, занятых немецко-фашистскими войсками, был эвакуирован практически полностью, а сырьем (углем, металлом) их работа после восстановления была обеспечена, хотя и не без трудностей. Следовательно, военно-промышленный потенциал западных областей СССР был выведен из строя временно.

Доля занятых противником областей в общепромышленном и военном производстве СССР была равна не 85%, как указывает В. Суворов, а существенно меньше. Рассмотрим конкретные цифры. В районах, оккупированных гитлеровцами к исходу ноября 1941 г., до войны производилось: 63% всей довоенной добычи угля, 68% всей выплавки чугуна, 58% всей выплавки стали, 60% всего производства алюминия [5]. По производству вооружения и боеприпасов ситуация была такой же. Одним из наиболее тяжелых было положение в производстве самолетов, которое сократилось с 2239 в сентябре до чуть больше 600 в декабре 1941 г. [11,12]. Но и здесь потери составили, как нетрудно подсчитать, 73%, а никак не 85. (А в январе 1942 г. было выпущено уже 900 самолетов, так как часть эвакуированных предприятий начала давать продукцию.)

Всего за годы войны разрушению или остановке подверглось 66% мощностей промышленности СССР, а не 85. В эту цифру входят не только заводы на оккупированной территории, но и находившиеся в прифронтовой полосе и прекратившие из-за этого работу [5].

А общая валовая продукция промышленности СССР с июня по ноябрь 1941 г. сократилась не в 6 - 7, а в 2,1 раза [5].

Таким образом, данные В. Суворова о безвозвратной потере 85% промышленного потенциала СССР в 1941 г. - прямая и грубая ложь.

В. Суворов приводит длинный абзац цифр, характеризующих потери выпуска боеприпасов с августа по ноябрь 1941 г.. Цифры, действительно, велики. Но процент, который составляло производство выбывших из строя предприятий по отношению ко всему производству в СССР, «деликатно» не приведен ни по одной позиции.

Во-вторых, потери в военном производстве были временными, и уже к лету-осени 1942 г. эвакуированные заводы на новых местах стали давать продукцию почти в полном объеме.

По мере изгнания германских войск с оккупированных ими территорий довольно быстро восстанавливалось производство и в освобожденных Красной Армией районах.

6.6 Особенности расположения войск Красной Армии

к лету 1941 г.

Про 9-ю армию.

Эта армия была самой крупной по размеру на западной границе СССР. Она имела в своем составе 3 стрелковых корпуса, 2 механизированных корпуса, 1 кавалерийский корпус и укрепленные районы. Командовал ей генерал-полковник Я. Т. Черевиченко. 9-я армия была единственной в Красной Армии, командующий которой был генерал-полковник. Эта армия была расположена на границе с Румынией.

В. Суворов указывает на то, что расположение «самой мощной» армии на румынской границе не соответствует нуждам оборонительной войны и свидетельствует о подготовке Советским Союзом агрессии. По его версии, эта армия была создана для вторжения в Румынию, чтобы захватить румынские нефтяные промыслы и лишить Германию нефти. Это, мол, привело бы к тому, что немецкие танки и самолеты остались бы без горючего и таким образом была бы подорвана возможность Германии вести вооруженное сопротивление.

Однако здесь дело в том, что Я. Т. Черевиченко был в то же время и командующим Одесским военным округом [8]. В отличие от остальных западных военных округов, в которых было несколько армий, в 9-ю армию были сведены все силы этого округа - 22 дивизии.

Но может быть, Одесский округ занимал очень маленький участок границы? Для установления этого достаточно иметь карту и курвиметр. Так вот, из приграничных областей в состав Одесского военного округа входили Одесская область и Молдавия, в то время как советская граница севернее Молдавии до границы с Белоруссией относилась к Киевскому особому военному округу. Так вот, полоса Одесского округа составляла порядка 550 км, а соседнего Киевского - всего около 750 км, т. е. они были почти равны, в то время как Киевский особый военный округ имел 58 дивизий, а Одесский - всего 22. Оперативная плотность войск Одесского военного округа была в 2 с лишним раза ниже, чем Киевского особого, а следовательно, ни о какой ударной группировке Красной Армии на румынской границе не может быть и речи.

Все дело в том, что то количество войск, которое имелось в Одесском военном округе, было явно нецелесообразно дробить на несколько армий. Поэтому все войска округа были сведены в одну армию.

Могут спросить, а было же несколько армий в Ленинградском военном округе (21 дивизия и 1 бригада), Прибалтийском особом военном округе (25 дивизий и 1 бригада)? Но Ленинградский округ занимал полосу более 1200 километров в очень своеобразных условиях, и здесь было целесообразно иметь не одну большую армию, а несколько армий поменьше ввиду разбросанности войск и относительной изоляции друг от друга их группировок. А Прибалтийский округ имел не 22 дивизии, а 25 и еще 1 бригаду.

Что касается заявления В. Суворова насчет того, что «если бы 9-я армия была бы полностью укомплектована, в ней было бы 3000 танков», то на этот счет есть хорошая русская пословица: «Если бы, да кабы, да во рту росли грибы». К тому же цифра 3000 внушает большие подозрения. Ведь сам же В. Суворов утверждал, что полностью укомплектованная танковая дивизия - это 300 танков. Следовательно, в 4-х танковых дивизиях округа надлежало иметь лишь 1200 танков. А как же остальные 1800? Стрелковой дивизии по штатам, принятым в апреле 1941 г., полагалось иметь 16 танков [8], следовательно, на все 13 таких соединений - 208 машин. Остальные 1600 танков тогда приходятся на 3 кавалерийские и 2 мотострелковые дивизии, то есть по 320 на каждую. Это даже больше, чем, по В. Суворову, должно было быть в танковой дивизии. Такого, конечно, быть не может. Кавалерийская дивизия должна была иметь только один танковый полк, а мотострелковая - по сути дела та же стрелковая, только на автомашинах. Мы не имеет точных данных о штатах таких соединений, но все равно, как ни старайся «разместить» 1600 танков по 3 кавалерийским и 2 моторизованным дивизиям - никак не получается.

Таким образом, описывая 9-ю армию, В. Суворов «подловил» некомпетентного читателя весьма примитивным образом, сконцентрировав его внимание только на количестве частей и соединений в данной армии и «скромно» умолчав, что она занимала полосу границы почти вдвое больше, чем Прибалтийский военный округ, даже больше, чем Западный.

Между прочим, в данном случае в рассуждениях В. Суворова имеется еще одна грубая ложь. Он пишет, что потеря румынской нефти была бы смертельна для Германии. Это далеко не так.

Потребности Германии в жидком углеводородном топливе более чем на две трети удовлетворялась производством синтетического горючего из угля, а румынская нефть имела второстепенное значение. Следовательно, потеря нефтепромыслов в Румынии не повлияла бы существенным образом на способность Германии вести вооруженную борьбу. Опыт Второй мировой войны подтверждает это. Как известно, Румыния была освобождена советскими войсками в августе 1944 г., однако Германия продолжала ожесточенно сопротивляться еще 9 месяцев - до мая 1945 г. Простое сравнение хода боевых действий до августа 1944 г. и после него показывает, что потеря Румынии не повлияла существенным образом на способность Германии вести вооруженную борьбу. После августа 1944 г. армии СССР и союзников в общей сложности потеряли более 1 миллиона человек только убитыми. Германская армия за это время провела 2 крупных контрнаступления (декабрь 1944 г. - Арденны, март 1945 г. - озеро Балатон), много тактических контрударов, в сочетании с ведением упорной обороны на всех фронтах, особенно против СССР. Бывали моменты, когда германским ВВС удавалось даже захватить господство в воздухе (например, в феврале-маре 1945 г. на Берлинском направлении). Сильного дефицита танкового и авиационного горючего в Германии после августа 1944 г. также не было отмечено.

Об «ударных» армиях.

По В. Суворову, ударной является армия, если в ее составе имеется по крайней мере 1 механизированный корпус. Он указывает, что по этому критерию все армии первого эшелона Красной Армии, кроме двух армий на границе с Финляндией, могут быть названы ударными.

Что представляли из себя эти механизированные корпуса? Рассмотрим, например, 9-й механизированный корпус, входивший в состав Киевского особого военного округа, которым командовал К. К. Рокоссовский [10].

В его состав входили 35-я и 20-я танковые и 131-я моторизованная дивизии. Личным составом корпус был укомплектован относительно неплохо, хотя и не полностью. Танковый парк состоял из танков БТ-5, БТ-7, Т-26. Этих машин было меньше трети того, что положено по штату. Положение с моторесурсами танков было просто катастрофическим. Дошло до того, что К. К. Рокоссовскому пришлось почти полностью прекратить использование их в учебных целях «из опасений, что мы, танкисты, окажемся на войне вообще без каких-либо танков». Число автомашин в 131-й мотодивизии было ничтожным. Пехота танковых дивизий автомобилей не имела вообще. Поскольку вся пехота корпуса значилась моторизованной, у нее не было ни повозок, ни коней. Таким образом, основную массу войск корпуса составляла пехота, лишенная даже конского тягла. К. К. Рокоссовский указывает, что в соседних с его соединением 19-м и 22-м механизированных корпусах положение было не лучше.

Так может ли армия, в составе которой имеется такой вот «механизированный» корпус, считаться ударной? Ясно, что не может.

К лету 1941 г. опыт войны показал, что основной инструмент агрессии - танковая армия, а не моторизованный корпус. Для нападения необходимо было все танки сосредоточить в не более чем трех-четырех компактных группах. Как известно, для нападения на СССР в Германии было создано 4 танковые группы (армии). Из них 2 группы (2-я и 3-я) наступали совместно в одном направлении. То есть был создан 1 большой танковый «кулак» и 2 «кулака» поменьше. Когда Красная Армия стала вести наступательные операции, ей пришлось также формировать танковые армии и перед наступлением концентрировать танки таким же образом - 2-3, редко 4 большие группировки.

Такая ли группировка танков имелась в Красной Армии к лету 1941 г.? Нет, не такая. Танки находились в соединениях типа «дивизия - корпус» и были разбросаны равномерно по всем армиям «первого эшелона».

Рассмотрим дислокацию механизированных корпусов по округам [8,20].

Ленинградский военный округ имел 1 механизированный корпус в составе армии и 1 отдельную танковую дивизию в другой армии. Всего в округе было 21 дивизия и 1 бригада. Округ занимал полосу государственной границы 1275 км. Оперативная плотность войск - 61 км/дивизия.

Прибалтийский особый военный округ имел 2 механизированных корпуса в составе 2 разных армий. Всего было 25 дивизий и 1 бригада. Полоса государственной границы - порядка 300 км. Оперативная плотность войск - 12 км/дивизия, в т. ч. механизированных - 150 км/корпус.

Западный особый военный округ имел 2 механизированных корпуса в одной армии и еще 2 механизированных корпуса в 2 других армиях - всего 4 механизированных корпуса. Всего было 44 дивизии. Полоса государственной границы - чуть менее 500 км. Оперативная плотность войск - 11 км/дивизия, в т. ч. механизированных - 120 км/корпус.

Киевский особый военный округ имел 2 армии с 2 механизированными корпусами в каждой и еще 2 армии имели по 1 механизированному корпусу - всего 6 механизированных корпусов. Всего в округе имелось 58 дивизий. Полоса государственной границы - около 750 км. Оперативная плотность войск - 13 км/дивизия, в т. ч. механизированных - 125 км/корпус.

Одесский военный округ имел 2 механизированных корпуса в составе 9-й армии. Всего в округе - 22 дивизии. Полоса государственной границы - около 550 км. Оперативная плотность войск - 24 км/дивизия, в т. ч. механизированных - 270 км/корпус.

Итого, в западных округах + Ленинградском округе имелось 15 механизированных корпусов и 1 отдельная танковая дивизия.

Мы видим, что в Прибалтийском, Западном, Киевском особом военных округах оперативная плотность войск была примерно одинаковой. В Одесском военном округе она в 2 с небольшим раза ниже, чем в этих трех округах, а в Ленинградском - в 5-6 раз. Насыщенность танками войск всех пяти округов была примерно одинаковой.

Такое распределение танков - по 15 корпусам и 1 отдельной дивизии в составе 12 разных армий - вполне отвечало оборонительной задаче - любая армия в ожидании неприятельского танкового удара должна иметь танки для контрудара, чтобы задержать противника и нанести ему потери, выигрывая время для организации обороны и подтягивания резервов. Это было нужно, чтобы отразить танковую атаку с любого направления. Пока эти корпуса будут драться, можно установить, где противник наносит главный удар, и перебросить на этот участок подкрепления.

В то же время для агрессии нужно было иметь не 15 мехкорпусов и 1 отдельную танковую дивизию в составе 12 разных армий, а 2-4 большие танковые армии, т.е. 2-3-4 больших танковых «кулака», а не 12-15 маленьких. В масштабах военного округа все танки должны были быть сведены в одну армию.

Есть и еще одна деталь, красноречиво указывающая на то, что группировка танков в Красной Армии летом 1941 г. не была наступательной. Речь идет о механизированном корпусе и отдельной танковой дивизии в Ленинградском военном округе - против Финляндии. Для агрессии это совершенно не нужно. В случае нападения на Германию ожидать контрдействий со стороны Финляндии не приходилось бы, следовательно, здесь достаточно было иметь относительно небольшое прикрытие, и совершенно бесполезны были танки. Абсолютной глупостью выглядит предположение, что СССР одновременно с Германией собирался напасть еще и на Финляндию. Это ослабило бы основную группировку Красной Армии против Германии, затянуло бы тем самым войну, увеличило бы потери. Но если бы Советский Союз напал только на Германию и разбил ее, не трогая Финляндию, то после этого последней ничего не оставалось бы, как беспрекословно подчиниться Советскому Союзу. Таким образом, факт наличия в Ленинградском военном округе механизированного корпуса и отдельной танковой дивизии прямо противоречит версии о подготовке Советским Союзом агрессии против Германии.

В то же время этот факт вполне согласуется с подготовкой Советского Союза к обороне. Хотя финская армия и немецкая армия «Норвегия» находились на второстепенном, северном направлении, недооценивать их было очень опасно. Опыт советско-финской войны зимой 1939/1940 гг. показал, что финская армия была весьма сильна, и слабость противостоящей ей советских войск грозила катастрофическими последствиями - финны могли бы в этом случае захватить Ленинград, а немцы - Мурманск. Слабым местом финской армии и немецкой армии «Норвегия» было почти полное отсутствие танков, но это возмещалось мощной поддержкой 5-го воздушного флота, который имел около 900 самолетов. Следовательно, наличие танковых соединений для защиты Ленинграда с севера было очень желательно.

Никак не соответствует агрессивной задаче и расположение 2-х механизированных корпусов в Прибалтийском Военном округе. Достаточно одного взгляда на карту, чтобы понять, что с советской стороны нанесение здесь удара крупными танковыми соединениями бессмысленно. Кроме того, территория Восточной Пруссии, находящаяся перед Прибалтийским округом, была крайне неудобна для действия больших масс танков, и, что еще важнее, очень хорошо укреплена. Многочисленные оборонительные сооружения здесь создавались десятилетиями. При нападении на Германию применение танков на этом участке было возможно только для непосредственной поддержки пехоты, в крайнем случае - отдельными танковыми бригадами (это подтверждает и опыт Великой Отечественной войны).

Для агрессии против Германии эти 2 корпуса безусловно должны быть изъяты из состава войск округа и использованы для усиления главных ударных группировок - в Белостокском и Львовском выступах. Но этого не произошло.

В то же время наступление крупных немецких танковых сил из этого района было весьма оправданным и выгодным, так как он сильно вдавался вглубь советской территории и отсюда лежал наиболее удобный путь на Ленинград. Такое наступление действительно имело место - отсюда начала прорыв 4-я танковая группа группы армий «Север». С оборонительными целями - для противодействия таким действиям германской армии - в Прибалтийском особом военном округе действительно нужно было иметь крупные танковые соединения.

Из всего вышесказанного достаточно ясно видно, что группировка танков в первом стратегическом эшелоне Красной Армии летом 1941 г. соответствовала оборонительной, а не наступательной задаче.

Выполнили ли советские танковые корпуса свою оборонительную задачу? Да, выполнили. За первые три недели войны немецкие войска потеряли половину танков, участвовавших в наступлении [8], и подавляющую их часть - в сражениях с советскими танковыми частями. Следовательно, уже к 13 июля 1941 г. ударная сила немецко-фашистских войск сократилась наполовину. Группа армий «Центр», явно на последнем дыхании захватив 16 июля Смоленск, дальше продвинуться не смогла и 30 июля была поставлена в оборону, а группировку советских войск, окруженную около Смоленска, удалось деблокировать. 1-я танковая группа из группы армий «Юг» уже в июне 1941 г. контрударами советских танковых корпусов была задержана примерно в 100 км от границы и поставлена на грань полного разгрома. Только после ее основательного усиления танками из стратегического резерва она смогла продолжить наступление. Группа армий «Север» также понесла большие потери и без дополнительного усиления не могла уже наступать на Ленинград.

Опыт Второй мировой войны показал, что танковые соединения типа «дивизия-корпус» незаменимы для контрударов по наступающим группировкам противника, нанесения ему потерь и задерживания его продвижения в случае, если прорван фронт. В то же время для ведения наступления необходимы более крупные танковые объединения - танковые группы и армии.

Еще раз вспомним про 9-й механизированный корпус - типичный пример механизированного корпуса в Красной Армии к лету 1941 г. Этот корпус в том виде, в каком он был к 22 июня 1941 г., было практически невозможно использовать в наступательной войне. А вот в обороне, для контрударов по прорвавшимся танковым и моторизованным группировкам противника, он вполне мог быть (и был!) весьма полезен.

В. Суворов утверждает, что к 21 июня 1941 г. главные силы приграничных округов были сосредоточены непосредственно на границе. Это не соответствует действительности. В действительности из 149 дивизий и 1 бригады западных пограничных округов (без Ленинградского) только 48 дивизий находились на расстоянии 10 - 50 км от границы (стрелковые ближе, танковые дальше). А главные силы округов находились на расстоянии 80-300 км от границы [8].

К вопросу о «линии Сталина».

Сразу скажем, что оборонительные возможности «линии Сталина» - линии укрепленных районов на старой западной границе СССР - преувеличены В. Суворовым в невероятной степени. В действительности эта линия была построена в 1929-1935 гг., и ее долговременные сооружения не были вооружены артиллерией (ни зенитной, ни противотанковой) - только пулеметами. Только в 1938-1939 г. часть дотов была усилена артиллерийскими системами.

Утверждение о том, что перед Великой Отечественной войной «линия Сталина» была уничтожена, также не соответствует действительности. Уничтожение укрепленного района - это значит разрушение его сооружений: бетонных огневых точек, ходов сообщения и проч.. Ничего подобного не было, все это осталось в целости и сохранности. Со старых укрепленных районов снималась часть вооружения и сокращались их гарнизоны, потому что необходимо было создавать новые укрепления на новой западной границе. С некоторых участков было сняты вообще все войска и вооружение, а сами укрепрайоны содержались в состоянии консервации [8].

Это означало, что в любое время их могли занять воинские части, создав таким образом прочную оборону.

В. Суворов ставит знак равенства между полным уничтожением укрепленной линии и ее разоружением, что является грубой подтасовкой.

Но даже с «агрессивной» точки зрения разрушение «линии Сталина» было совершенно бессмысленно. В. Суворов пишет, что это делалось для того, чтобы укрепления не мешали советским войскам при подготовке наступления. Но ведь эта линия была построена вдоль старой границы. В 1939 - 1940 гг. западные рубежи СССР были выдвинуты на 200 - 300 км вперед за счет раздела Польши и присоединения Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии и северной Буковины. Таким образом, «линия Сталина» находилась на расстоянии 200 - 300 км от новой западной границы и помешать сосредоточению ударных группировок Красной Армии на границе с Германией и Румынией никак не могла.

А можно было не сокращать части, занимающие «линию Сталина» и не снимать с нее вооружение, а гарнизоны новой линии укреплений формировать за счет других источников?

Во-первых, такой метод требует большого количества войск и оружия. Во-вторых, если так было бы сделано, то в итоге получилось бы, что гарнизоны и вооружение распределены примерно поровну между двумя линиями, отстоящими друг от друга на 200 - 300 километров. С оперативной точки зрения это крайне невыгодно. Ведь это означает, что имеется 2 слабые (в смысле занимающих ее войск) линии вместо 1 сильной.

Распределить между 2-мя линиями войска примерно поровну - значит безусловно отдать первую лишь со слабым сопротивлением (если линия слабее в 2 раза, то время, нужное на ее прорыв, уменьшается куда сильнее, чем в 2 раза, а потери наступающей стороны уменьшаются при этом почти на порядок, не говоря уж о том, что вдвое сильнейшая линия, вполне возможно, могла и вообще устоять), и только на второй линии имелась возможность (причем далеко не стопроцентная) остановить противника. Применительно к ситуации лета 1941 года это означало - безусловно допустить быстрое продвижение немецких войск минимум на 200 - 300 километров (от новой до старо   й линии укреплений было именно столько) вглубь советской территории, а скорее всего дальше, так как на «линии Сталина» в таком случае находилось бы лишь около половины гарнизонов укрепрайонов, и лишь небольшая часть ее укреплений имела бы артиллерию, а остальные - только пулеметы. Очень вероятно, что мощными ударами танковых и моторизованных соединений на узких участках при массированной поддержке авиации и «линия Сталина» была бы прорвана, а ее уничтожение закончила бы пехота.

При таком варианте развития событий положение Красной Армии оказалось бы не лучше, а вполне возможно, даже хуже, чем имело место в действительности.

А что было на самом деле? Основные силы гарнизонов укрепрайонов были сосредоточены в первой линии. А старую линию укреплений по планам требовалось привести в боевую готовность и занять резервами к 10-му дню войны [8]. Однако получилось так, что сильными ударами первая линия была на узких участках быстро прорвана, и до второй линии противник дошел значительно раньше 10-го дня войны, и захвачена она была почти без сопротивления.

Непозволительно ставить знак равенства между наличием основной части гарнизонов укрепленных районов в первой линии и тем, что все силы Красной Армии были будто бы сосредоточены прямо на границе, что, как было показано, не соответствует действительности. «Все силы Красной Армии в приграничных округах» и «все гарнизоны укрепрайонов этих округов» - разные вещи.

Опыт войны показал, что при подготовке многополосной обороны главные силы обороняющихся частей находились в первой линии (исключение составляет лишь Курская битва, но там советские войска имели большой численный перевес над германскими). Тыловые линии содержатся в готовности к тому, чтобы в любой момент быть занятыми резервами и организованно отходящими войсками. Иногда это удается, иногда - и нет. Примером удачного отхода обороняющихся войск от линии к линии служит второй этап обороны Москвы (с 15 ноября 1941 г.), неудачного - оборона немецких войск на Берлинском направлении зимой 1944/1945 гг., где они имели 7 мощных оборонительных линий [15]. Глубина района, подготовленного к обороне, составляла около 500 км. Тем не менее советские войска быстро разбили войска противника, обороняющие первую линию, не дав им отойти, а быстрое продвижение танковых армий не дало неприятелю возможность занять тыловые линии резервами. В итоге все укрепленные рубежи были захвачены Красной Армией при минимальном сопротивлении, а часто вообще без него.

Нельзя упускать из виду и еще одно обстоятельство. Взглянув на карту, можно увидеть, что длина границы СССР от Балтийского до Черного моря после присоединения в 1939 - 1940 гг. новых территорий, уменьшилась более чем на четверть. Но меньшая протяженность границы означала, что при том же количестве войск можно обеспечить более плотную, а значит более прочную оборону, чем по старой границе, на «линии Сталина».

Таким образом, разоружение «линии Сталина» в 1939 - 1940 гг. никоим образом не доказывает, что Советский Союз готовился к ведению агрессивной войны против Германии.

Про Пинскую военную флотилию.

Факт формирования этой флотилии из расформированной в 1939 г. Днепровской В. Суворов считает еще одним «доказательством» подготовки СССР к нападению на Германию, указывая на существование Днепровско-Бугского канала, который давал возможность использовать эту флотилию в бассейне Вислы. Этот канал был построен в 1846-1848 гг. [6].

Что представляет из себя местность, где была дислоцирована Пинская флотилия? Это было Припятское Полесье - местность почти сплошь заболоченная. Реки в этой местности были очень полноводны, и их было много. Мостов было мало, они были деревянные и выдерживали только очень небольшую нагрузку. В этой местности действия сухопутных войск были очень затруднены, и военная флотилия могла бы быть (и была) очень полезна для обороны этого района.

В то же время этот район был стратегически важен, так как разделял единый поток наступающих с запада войск противника на 2 отделенных друг от друга группы армий. Быстро вытеснить отсюда советские войска немцы не могли, и потому армия, находящаяся в этом районе, могла угрожать флангам и тылам обоих групп армий, мешать их взаимодействию.

5-я армия, занимавшая Полесье, хорошо оборонялась, не раз нанося очень чувствительные удары немецким войскам. Умелые действия 5-й армии приводили буквально в бешенство все командно-штабные инстанции вермахта, вплоть до самого Гитлера. 21 августа 1941 г. за его подписью появился документ, обязывающий командующего группы армий «Центр» ввести в бой силы, гарантирующие уничтожения 5-й армии.

Таким образом, расположение Пинской флотилии в Полесье вполне отвечало оборонительной задаче. Ввиду характера местности, наличие сильной речной флотилии было необходимо для обеспечения прочной обороны этого района.

Что касается Днепровско-Бугского канала, то его наличие ровно ни о чем не говорит. Он существовал. И только!

6.7 Второстепенные детали

А нужна ли вообще эта глава? Ведь рассмотрены уже все основные пункты «доказательства» В. Суворовым намерения Советского Союза напасть на Германию летом 1941 г., показана их полная несостоятельность, и какой-либо неопределенности мнения по поводу его концепции быть уже не может. Но необходима яркая иллюстрация недобросовестных приемов, применяемых В. Суворовым. Этой задаче и подчинен данный раздел.

О «разрушении барьера нейтральных государств».

В. Суворов утверждает, что одно государство не может напасть на другое, если у них нет общих границ, и агрессивное государство должно стремиться прежде всего к установлению границ с предполагаемым объектом агрессии. И Гитлер, напав на Польшу, образовал их с предполагаемым объектом агрессии - Советским Союзом. Это правильно. А вот дальше начинается «сказка про белого бычка».

Утверждается, что И. В. Сталин более энергично занимался «разрушением барьера нейтральных государств», чем Гитлер. Приведем цитату.

«Ãèòëåð (ñ ïîìîùüþ Ñòàëèíà) óíè÷òîæèë ãîñóäàðñòâåííóþ âëàñòü òîëüêî â îäíîì èç ãîñóäàðñòâ ðàçäåëèòåëüíîãî áàðüåðà. Ñòàëèí (áåç ïîñòîðîííåé ïîìîùè) ñäåëàë ýòî â òðåõ ãîñóäàðñòâàõ (Ýñòîíèè, Ëàòâèè, Ëèòâå), ïûòàëñÿ ýòî ñäåëàòü â ÷åòâåðòîé ñòðàíå (Ôèíëÿíäèè) è àêòèâíî ãîòîâèëñÿ ýòî ñäåëàòü â ïÿòîé ñòðàíå (Ðóìûíèè), ïðåäâàðèòåëüíî îòîðâàâ îò íåå îãðîìíûé êóñîê òåððèòîðèè. Ãèòëåð ñòðåìèëñÿ ñäåëàòü òîëüêî îäèí ïðîëîì â ñòåíå, Ñòàëèí - ñîêðóøèòü âñþ ñòåíó. Íà âîïðîñ: «Çà÷åì Ñòàëèí ñîãëàñèëñÿ ïîìîãàòü Ãèòëåðó ðóáèòü îòíîñèòåëüíî óçêèé êîðèäîð ÷åðåç Ïîëüøó?» - ñàì æå Ñòàëèí îòâå÷àåò ÷åòêî è ÿñíî: «Èñòîðèÿ ãîâîðèò, ÷òî êîãäà êàêîå-ëèáî ãîñóäàðñòâî õî÷åò âîåâàòü ñ äðóãèì ãîñóäàðñòâîì, äàæå íå ñîñåäíèì, òî îíî íà÷èíàåò èñêàòü ãðàíèöû, ÷åðåç êîòîðûå îíî ìîãëî áû äîáðàòüñÿ äî ãðàíèö ãîñóäàðñòâà, íà êîòîðîå îíî õî÷åò íàïàñòü» («Ïðàâäà», 5 ìàðòà 1936 ãîäà).»

Этот абзац содержит такой великолепный букет лжи, недомолвок, уверток и подтасовок, что придется разбирать его по пунктам.

1. В. Суворов говорит, что Гитлер «ограничился одним проломом в стене нейтральных государств» между Германией и СССР. Это не соответствует действительности. Военную силу ему в самом деле пришлось применить только один раз - против Польши. Но 2 других государства, граничащих с СССР - Венгрию и Румынию, он превратил в полностью зависимые от себя мирным путем, о чем В. Суворов «деликатно» умолчал. Германия свободно проводила свои войска по их территории, а их собственные войска также находились в распоряжении Германии. Их армии приняли участие в нападении СССР, и с их территории атаковали Советский Союз и немецкие войска. Следовательно, никаким «одним проломом» Гитлер не ограничился, а «сломал стену нейтральных государств» на всем протяжении от Балтийского до Черного моря.

2. В. Суворов пишет, что «Сталин пытался сломать разделительный барьер нейтральных государств в четвертом месте - в Финляндии». Но Финляндия не относится к «барьеру нейтральных государств» между СССР и Германией, в чем легко убедиться, просто взглянув на карту. Латвия и Эстония к этому барьеру тоже не имели к нему никакого отношения - у них не было границ с Германией.

3. В. Суворов пишет: «Сталин активно готовился сделать это (т.е. разрушить барьер нейтральных государств) в пятом месте - в Румынии.» Это было бы верно, если бы ... Советский Союз и в самом деле готовился напасть на Румынию летом 1941 г., и неверно, если бы такая агрессия не готовилась. Но это же утверждение используется как аргумент в пользу того, что Советский Союз планировал нападение на Германию и Румынию. Следовательно, при обосновании утверждения он использует как посылку ... прямое следствие из обосновываемого утверждения, то есть фактически - само же обосновываемое утверждение. Не доказав его, он его же и использует для «доказательства» этого же самого утверждения. Это совершенно недопустимый софистический прием. Не угодно ли: то, что Сталин готовился к агрессии, следует из того, что ... Сталин готовился к агрессии. Блестящая аргументация, не правда ли!

4. Приступаем к самому главному пункту. Зададим вопрос: а объяснимы ли действия Сталина с той точки зрения, что никакой агрессии им вообще не готовилось? Оказывается, вполне объяснимы. Представим себе, что никакой активной внешней политики на западных границах Советский Союз не ведет. В таком случае: Польша попадала в руки Гитлера целиком, прибалтийские республики, вне всякого сомнения, он тем или иным способом присоединил бы. Тогда впоследствии немецкие войска начали бы наступление из районов на 200-300 км восточнее, чем фактически имело место, кроме того, удар также последовал бы еще и из Литвы, Латвии и Эстонии. Следовательно, Советский Союз оказался бы в намного более худшем положении, чем имело место в действительности, поэтому действия Сталина по отнесению на запад советской границы вполне оправданы с точки зрения подготовки к обороне против гитлеровской Германии. Нельзя забывать и о том, что присоединенные к СССР в 1939 - 1940 гг. территории исконно входили в состав Российской Империи, были отторгнуты от Советской России во время гражданской войны буржуазными государствами. Следовательно, их присоединение к Советскому Союзу являлось в какой-то мере восстановлением исторической справедливости. Таким образом, политика Советского Союза по присоединению западных территорий была вполне оправдана с оборонительной точки зрения. Ясно видно, что инициатива по «слому разделительного барьера нейтральных государств» исходила от Гитлера, а Сталин лишь использовал это в своих интересах, присоединяя к СССР западные, и, между прочим, исконно Российские земли. Если бы он этого не делал, хуже от этого было бы только ему (и вместе с ним всему советскому народу). Но особенность данной ситуации состоит в том, что такая политика в целом не находится в явном противоречии и с агрессивной доктриной СССР против Германии (единственное заметное несоответствие - финская война), и этим воспользовался В. Суворов. Он принял a priori, что Советский Союз имел намерение напасть на Германию, и сделал вывод, что при этом Советский Союз должен был бы вести примерно ту же политику, какую и вел в действительности. Но это не доказывает того, что Советский Союз имел агрессивные намерения, так как при их отсутствии должна была бы иметь место такая же политика. Здесь в рассуждениях В. Суворова имеет место тонкий прием подтасовки - незаметная подмена местами посылки и заключения. Он делает вид, что доказал, будто если Советский Союз вел ту политику, которую он вел, то из этого следует, что готовилась агрессивная война против Германии. Но он доказывал на самом деле обратное утверждение - если Советский Союз готовил агрессивную войну, то он вел бы именно такую политику, какую он вел. Последнее утверждение, в принципе, верно (хотя и с оговорками). Но из истинности второго утверждения никак не следует истинность первого. Первое утверждение - что из проводимой Сталиным политики однозначно вытекает наличие у него агрессивных намерений - В. Суворовым никак не доказано и даже не аргументировано. Повторимся еще раз: та политика, которую проводил Сталин - присоединение западных земель к СССР - вполне соответствует и отсутствию у него агрессивных намерений в отношении Германии.

5. Приведенная В. Суворовым сталинская цитата является лишь общей констатацией очевидной истины, не дающий никаких оснований полагать, что Сталин сам собирался сделать то, о чем говорил. Представим себе, что кто-либо сказал: «Для того, чтобы застрелить человека из пистолета, нужно его зарядить.» Это правильно, но можно ли на основании только этой фразы обвинить его в убийстве? Так что здесь в рассуждениях В. Суворова имеет место подтасовка смысла цитаты путем ее изъятия из исходного текста и втискивания в совершенно иной контекст. Например, вставкой в определенный текст фразы: «Для того, чтобы застрелить человека из пистолета, нужно его зарядить», являющейся лишь констатацией очевидной истины, можно приписать ей принципиально иной смысл: «Да, чтобы застрелить человека, я зарядил пистолет».

Рассмотрен всего один абзац, принадлежащий перу В. Суворова. Абзац на первый взгляд короткий и простенький, но тем не менее в нем применяется 5 различных, далеко не примитивных способов введения в заблуждение читателя. А между тем таких вот абзацев у него не один и не два - сотни и тысячи.

Но у этого абзаца есть еще одна отличительная черта. Для того, чтобы понять, что в нем содержится ложь, совершенно не нужно располагать какими-либо специальными знаниями - достаточно его внимательно прочитать. По сути дела, он сам содержит в себе свое опровержение.

В. Суворов пишет, что необходимо исчислять участие СССР во Второй мировой войне с сентября 1939 г., а не с 22 июня 1941 г.. Мотивируется это так: если участие Германии в войне исчисляется с сентября 1939 г., так как она в это время напала на Польшу, то участие Советского Союза в войне также должно исчисляться с того же времени, так как он тоже напал на Польшу и в том же самом месяце.

Здесь с В. Суворовым можно отчасти согласиться - действительно, слова о «взятии под защиту 13 миллионов западных украинцев и белорусов, которым угрожало гитлеровское рабство» - словесное прикрытие, причем не очень удачное, противоправного акта - вторжения советских войск в Польшу.

Но это ничего не меняет - наличие у Сталина агрессивных намерений в отношении Германии отсюда никак не следует.

Про 1 сентября 1939 г.

Как известно, 1 сентября 1939 г. гитлеровская Германия совершила нападение на Польшу, и в этот же день открылась сессия Верховного Совета СССР, которая в этот день приняла Закон о всеобщей воинской обязанности.

В. Суворов отмечает, что, с одной стороны, для созыва съезда нужно время, 7-12 дней, а, с другой стороны, для того, чтобы принять закон, нужно его написать, что также требует времени.

Он делает далеко идущие выводы из этого факта. Он утверждает, что тогда в мире еще никто не знал, что 1 сентября 1939 г. началась мировая война. Он говорит, что принятие такого закона показывает, что Сталин уже знал, что началась мировая война, и делает из этого вывод о том, что он уже в то время фактически начал мировую войну.

Такие утверждения трудно принимать всерьез, но и опровергать, как ни странно, тоже не так-то легко.

В. Суворов пытается скрыть, что началу Второй мировой войны предшествовал довольно длительный период нарастания международной напряженности, вызванной деятельностью Гитлера, Муссолини и японского правительства. При этом он «скромно» забывает о том, что еще до нападения на Польшу Германия уже аннексировала 2 государства - Австрию (в марте 1938 г.) и Чехословакию (отобрав часть территории в сентябре-октябре 1938 г., полностью аннексировала ее в марте 1939 г.). Далеко не мирно вел себя и Муссолини. Еще в 1935 - 1936 гг. он предпринял агрессию против Эфиопии, а 7 апреля 1939 г. напал на Албанию.

То время - 1938-1939 гг. характеризовалось тем, что напряженность в мире быстро, устойчиво и непрерывно возрастала.

Что касается Польши, то германо-польский договор о ненападении был разорван Гитлером еще ... 28 апреля 1939 г. [14]. Это свидетельствует о том, что напряженность отношений между Германией и Польшей уже к тому времени достигла крайней степени, и после этого, естественно, продолжала только нарастать.

Таким образом, принятие в СССР Закона о всеобщей воинской обязанности именно 1 сентября 1939 г. не может свидетельствовать о том, что инициатива в развязывании Второй мировой войны принадлежала Советскому Союзу.

Но В. Суворов делает еще одно заявление по данному вопросу.

Он утверждает, что и после нападения Германии на Польшу никто в мире не знал (кроме Сталина), что началась мировая война, что знали лишь о том, что идет германо-польская война. Он говорит, что пресса в «западных демократиях» писала исключительно о германо-польской войне, приводя даже цитаты из некоторых статей английских газет. Заметим, что, хотя слово «исключительно», когда его произносит В. Суворов, следует воспринимать крайне осторожно, но в данном случае нет никаких оснований ему не верить, и можно разве что приписать к «исключительно» слово «почти».

Общеизвестно, что 3 сентября 1939 г., то есть раньше, чем вышла статья, которую он цитирует, войну Германии объявили Великобритания и Франция. Следовательно, к моменту написания той статьи в войне находились Германия, Великобритания, Франция и Польша. Это какая война - германо-польская или мировая? Ответ очевиден.

А почему же газета писала именно о германо-польской войне?

Понимаете, одним и тем же словом «война» может быть названо и большое событие, и более мелкие события - «подсобытия» - которые включает в себя большое событие. Была например, Вторая мировая война - большое событие. Оно включало в себя «подсобытия» - Великую Отечественную войну, американо-японскую войну, германо-польскую войну и многое другое. Здесь и большое событие, и «вложенные в него» подсобытия называются одним и тем же словом - «война».

Известно, например, что советская пресса в 1941 - 1945 гг. писала почти исключительно о Великой Отечественной войне. Не собирается ли В. Суворов сделать отсюда вывод о том, что в 1941-1945 гг. в Советском Союзе о том, что идет Вторая мировая война ... не знали?

В статье, фрагмент из которой приводит В. Суворов, германо-польской войной называлось то, что происходило в то время между Германией и Польшей. Не удивительно, в сентябре 1939 г. что западная пресса писала в основном о германо-польской войне, так как только на этом фронте Второй мировой войны шли в то время активные боевые действия.

И в этом случае мы сталкиваемся с утверждением, для понимания ложности которого не нужны, кроме него самого, вообще никакие данные. Как и в предыдущем пункте, здесь мы имеем дело с утверждением, опровержение которого заключено в самом этом утверждении.

«Блестящие шедевры» подтасовки.

Приведем еще одну цитату из «Ледокола».

«Генерал армии С. М. Штеменко: «Перед самым началом войны под строжайшим секретом к границе стали стягиваться дополнительные силы. Из глубины страны перебрасывались пять армий» (Генеральный штаб в годы войны, С. 26).

Генерал армии С. П. Иванов: «Одновременно с этим к передислокации готовилось еще три армии» (Начальный период войны. С. 211).

Возникает вопрос: почему все восемь армий...» и т. д..

«Одновременно с этим...» C чем? Смешно было бы предположить, что Иванов при написании страницы 211 своей книги, употребляя слова «одновременно с этим», имел ввиду сведения о переброске к границе 5 армий, приводимые на странице 26 книги Штеменко. Вне всякого сомнения, это абсурд.

Для понимания того, что, собственно, хотел сказать С. П. Иванов в рассматриваемом случае, необходимо знать, что содержалось в данном месте его работы перед словом «одновременно». Но В. Суворов именно это и замалчивает. Он пытается создать впечатление, что цитируемая им фраза Иванова дополняет сообщаемое другим автором в совсем другой работе.

В чем суть подтасовки, допущенной в данном случае В. Суворовым?

Представим себе, что в книге А содержится утверждение: «Петров выпил бутылку водки», а в книге Б: «Петров заправил машину бензином. И потом Петров сел за руль». В интерпретации, аналогичной имеющейся у В. Суворова, это должно выглядеть так:

««Петров выпил бутылку водки» (А).

«И потом Петров сел за руль» (Б).

Возникает вопрос: а почему Петров, выпив бутылку водки и сев за руль...» и т. д..

Из примера ясно видно, каким образом при помощи примитивной манипуляции с цитатами из правды получается грубая ложь, в данном случае - что Петров сел за руль в пьяном виде.

Впрочем, когда речь идет о воображаемом Петрове со столь же воображаемой водкой, суть фальсификации понимают все, но при встрече с такого же рода утверждением в книге В. Суворова подтасовку распознают, как ни странно, относительно немногие.

Таким образом, простое сложение 5 армий, о которых говорит Штеменко, и 3 армий, упомянутых у Иванова, с получением результата - 8 армий, - не что иное, как очередной жульнический трюк В. Суворова. Понятно, что, «выдергивая» из разных источников данные о количестве перебрасываемых перед войной к границе советских армий и складывая полученные цифры, можно получить не только 8, но и 80, и даже 800 армий.

Что же могло содержаться в интересующем нас месте книги Иванова?

Ясно, что он мог иметь ввиду переброску или ее подготовку не для пяти, а, например, для двух или вообще одной конкретной армии, а затем указать, что то же самое имело место и для трех других армий. То, что он имел ввиду не переброску 5 армий, о которых писал Штеменко, а что-то другое, подтверждается тем, что В. Суворов не привел полной цитаты из «Начального периода войны», а начал ее с фразы «одновременно с этим» (правда, к сожалению, мы не имели возможности прямо проверить в книге С. П. Иванова, о чем именно говорилось в ней на странице 211. Но зато мы имели возможность проверить некоторые другие цитаты, приводимые В. Суворовым, например, из мемуаров К. К. Рокоссовского - как оказалось, выдергиванием одного предложения из текста и вставкой его в свой контекст он изменил его смысл на прямо противоположный. Но об этом речь пойдет несколько ниже.)

И здесь - в который уж раз! - мы встречаемся с «самоопровергаемым» утверждением. Здесь грубейшая подтасовка видна буквально «невооруженным глазом». Рассматриваемое утверждение самодостаточно для того, чтобы можно было установить наличие в нем фальсификации.

Вообще, такие утверждения очень часто встречаются у В. Суворова.

Создается впечатление, что таким образом он просто издевается над теми, кто ему верит, над теми, кто неспособен разглядеть даже такие, прямо скажем, примитивные шулерские приемы.

В. Суворов приводит как доказательство тайного стягивания артиллерии Красной Армии к границе для внезапного нападения на Германию свидетельство, имеющееся в воспоминаниях К. К. Рокоссовского - книге «Солдатский долг» [10]: «Было приказано выслать артиллерию на полигоны, находящиеся в приграничной зоне.»

Но на самом деле, по сведениям Рокоссовского, артиллерия на эти полигоны так и не была выслана. «Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию. Доказали, что можем отработать все упражнения у себя на месте. И это выручило нас в будущем.» - вот что пишет он после сообщения о приказе, которое цитирует В. Суворов.

Может быть, здесь со стороны Рокоссовского имеет место ложь, и артиллерия на самом деле была выслана к границе? Но для чего тогда придумывать «сказку» о том, что корпус отстоял свою артиллерию, когда обо всем этом можно было просто не писать? Или, на худой конец, написать правду, снимая тем самым с себя значительную долю ответственности за не очень удачные действия своего корпуса в первые дни войны? Оба эти варианта, особенно первый, вполне приемлемы, и идти на прямую ложь нет совершенно никаких оснований. Таким образом, если это свидетельство Рокоссовского ложно, то факт его публикации выглядит, по меньшей мере, весьма странно.

А вот если оно соответствует действительности, то почему бы об этом не написать?

Так что мы не видим оснований не доверять Рокоссовскому.

Но даже если свидетельство о том, что его корпус отстоял свою артиллерию, им выдумано, это мало что меняет.

Даже если так, В. Суворов все равно допустил грубое извращение смысла приводимой им цитаты, создавая у читателя впечатление, что Рокоссовский пишет о том, что артиллерия его корпуса на самом деле была выслана к границе. Но в действительности Рокоссовский сообщает прямо противоположное - артиллерия не была выслана к границе.

Да, недаром в народе говорят, что существует несколько видов лжи, в том числе и - цитирование.

К вопросу о «тайной мобилизации».

Аргументируя свою «теорию» о «тайной мобилизации» в Советском Союзе, В. Суворов приводит таблицу, характеризующую постепенное возрастание численности Красной Армии с течением времени. По состоянию 21 июня 1941 г. им приводится цифра 5,5 миллионов человек. Она завышена, хотя и незначительно (на 21 июня 1941 г. в армии и на флоте служили 4 миллиона 826 тысяч 900 человек. Еще 74900 человек служило в воинских формированиях других ведомств [17].) Но дело не в этом.

Дело в том, что численность вооруженных сил гитлеровской Германии по состоянию на ту же дату - 21 июня 1941 г. составляла 8,5 миллиона человек [8,15].

Но может быть, эта цифра неверна, завышена, а все советские источники взяли ее не из трофейных документов, а «с потолка», в целях маскировки подготавливавшейся агрессии? Как поступил бы в таком случае В. Суворов? Правильно. Он написал бы об этом БОЛЬШИМИ БУКВАМИ, привел бы правильную цифру из немецких источников и отпустил бы две-три увесистых оплеухи по адресу «лживых коммунистических историков». Он не мог бы этого не сделать, потому что цифра 8,5 миллиона человек имеется почти во всех советских книгах, где идет речь об истории Великой Отечественной войны. Он никак не мог бы пройти мимо этой цифры. Но тем не менее он эту цифру «деликатно» замолчал. Это - лучшее доказательство того, что она верна.

«Точила зубы» на Советский Союз не одна Германия. К 8,5 миллионам вражеских солдат и офицеров нужно прибавить всю численность армий Финляндии, Венгрии, Румынии, значительную часть вооруженных сил Италии. Не надо забывать и про Дальний Восток - про японскую Квантунскую армию. Там Советскому Союзу тоже приходилось держать крупные воинские контингенты.

Есть и еще 2 цифры, приводимые во всех советских источниках - Германия сосредоточила для нападения на СССР 5,5 миллиона солдат и офицеров, в то время как советские приграничные округа и флоты насчитывали в своем составе 2,9 миллиона солдат и офицеров. В. Суворов и этих данных «простодушно» не замечает. Из этого следует, что и они тоже верны.

Подавляющее большинство людей вообще не склонны запоминать цифры, особенно большие, особенно если они их прямо не касаются. Поэтому такое замалчивание для по крайней мере 90% читателей произведений В. Суворова прошло незамеченным.

Вообще говоря, только тех соображений, которые изложены в данном пункте, вполне достаточно, чтобы сразу отвергнуть версию В. Суворова, даже больше ничего не рассматривая.

О «заоблачных» номерах советских соединений.

Ими очень широко пользуется В. Суворов, описывая «агрессивные приготовления» СССР. Он показывает, например, что в составе Красной Армии имелись 112-я танковая, 200-я и 316-я стрелковые дивизии, в то время как Германия при нападении на СССР в первый день ввела в бой только 17 танковых дивизий.

Действительно, 22 июня 1941 г. гитлеровское командование ввело в бой 17 немецких танковых, 13 моторизованных дивизий и 123 пехотных, и 2 танковые, 1 моторизованную и 21 пехотную дивизию имело в резерве. Но пусть В. Суворов объяснит, каким образом в составе германской армии оказались 24-й, 39-й, 41-й, 46-й, 48-й и 56-й моторизованные корпуса! Эти корпуса упоминаются Г. К. Жуковым в его описании боевых действий июня-июля 1941 г.. Кстати, 56-й моторизованный корпус знаменит тем, что тогда, летом 1941 г. им командовал будущий генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн. Так что «заоблачные», даже еще большие номера соединений имели место и в германской армии. В. Суворов отыскал в составе Красной Армии к лету 1941 г. 112-ю танковую дивизию. Но ни 48-го, ни тем более 56-го механизированного корпуса в Красной Армии он не нашел - таких номеров в Красной Армии не было.

Была в составе Красной Армии к лету 1941 г. 316-я стрелковая дивизия. Хорошо. А в составе немецкой армии летом 1941 г. имелись 268-я и 292-я пехотные дивизии. Эти дивизии в августе 1941 г. вели бои с Советской Армией в районе Ельни [8], следовательно, они были сформированы до войны.

В. Суворов допускает крайне тенденциозное освещение событий, приводя номера советских дивизий и число дивизий немецких. Он утверждает, что принцип последовательности нумерации дивизий в Красной Армии соблюдался неукоснительно, и если была, скажем, 112-я танковая дивизия, то все номера от 1-й до 111-й были уже заполнены другими танковыми дивизиями. Но проверить это утверждение у нас нет никакой возможности - для этого нужно годами сидеть в архивах, что выходит за рамки задач данной работы. По-видимому, можно позволить себе этому утверждению не доверять.

Так или иначе, в вермахте принцип строго последовательной нумерации соединений, что совершенно очевидно, не соблюдался. Конечно, 56 моторизованных корпусов в немецкой армии не было и быть не могло. Но если этот принцип не соблюдался в вермахте, можно вполне допустить, что он не соблюдался и в Красной Армии.

Мы видим, что на самом деле в «соревновании» вермахта и Красной Армии по поводу номеров соединений имеет место приблизительно «ничья».

Общеизвестно, что советские соединения в целом были укомплектованы намного хуже, чем германские, что не осмеливается отрицать даже В. Суворов. Правда, он пишет, что «если все это (т. е. все части Красной Армии) полностью укомплектовать, то экономика рухнет немедленно». Но мы позволим себе не рассматривать данное утверждение - объем данной работы ограничен, а впереди у нас более важные вещи.

Таким образом, «доказательство» подготовки Советского Союза к нападению на Германию, основанное на демонстрации «заоблачных» номеров советских соединений, следует признать несостоятельным.

К вопросу о военных городках.

В. Суворов утверждает, что части, переброшенные накануне войны в западные округа, нельзя было долго оставлять в этом месте. Это мотивируется отсутствием в местах их новой дислокации каких-либо условий для боевой подготовки без которой они довольно быстро потеряли бы боеспособность.

В. Суворов утверждает, что эти армии до зимы нельзя было перебросить назад. Это мотивируется недостаточной пропускной способностью железнодорожного транспорта, а также тем, что многим армиям «некуда было возвращаться, кроме барачных городков для лесорубов», а также бессмысленностью такой переброски.

Далее он делает вывод, что раз войска нельзя было перебросить назад, и нельзя было оставлять на месте, то они должны были идти вперед - на Германию.

Утверждение, что армии, переброшенные в западные округа, нельзя было долго оставлять на месте ввиду отсутствия условий для боевой подготовки, не выдерживает никакой критики. Действительно, без напряженных занятий боеспособность войск падает, а условий для нее в новых местах дислокации для переброшенных частей не было. Но возможность создания условий для боевой подготовки на новом месте В. Суворовым не рассматривается и даже не упоминается! Он сам же признает, что жилье для солдат строить было не нужно: «Солдат может перезимовать где угодно - не в этом проблема.» Следовательно, строить нужно было только стрельбища, полигоны, танкодромы, учебные центры и т. д.. Ясно, что объем работ не очень большой. Их вполне могли быстро произвести местные жители в «добровольно-принудительном» порядке при помощи самих же солдат. Это могло быть сделано, например, после уборки урожая, когда из сельского хозяйства можно было бы забрать рабочую силу.

В. Суворов пишет, что многие армии не могли быть переброшены назад ввиду того, что их некуда было возвращать. Очень сомнительно! Ведь боевую подготовку они проходили во внутренних округах, а значит, условия для нее там были - их не могло не быть. А насчет «полного паралича железных дорог» в случае такой перевозки - явное преувеличение, о чем достаточно красноречиво свидетельствует опыт железнодорожных перебросок войск в Великую Отечественную войну.

А теперь насчет смысла обратной переброски. Дело в том, что нападение Германии могло произойти не в любое время, а только во вполне определенный период - с середины мая по середину августа, причем чем раньше, тем лучше, так как нужно было иметь запас хорошей погоды для того, чтобы завершить боевые действия до осенней распутицы - до октября. Ясно, что Гитлеру никогда бы не пришло в голову напасть во время распутицы и тем более зимой. Следовательно, в период с середины мая по середину августа численность войск в западных округах и их боевая готовность должна была быть выше, чем в другие сезоны. В сентябре, когда «опасный сезон» позади, а нападения по какой-либо причине не случилось бы, вполне можно было бы из некоторых соединений демобилизовать часть личного состава, а некоторые, возможно, вообще вернуть назад.

Мы видим, что предвоенная весенняя переброска советских войск в западные округа вполне согласуется с оборонительной задачей - начинался «опасный сезон». Утверждения, что эти войска нельзя было вернуть назад и нельзя было оставлять на месте, также не выдерживает никакой критики.

Мы уже рассматривали соотношение сил СССР и Германии и установили, что по численности личного состава немецкие войска вторжения вдвое превосходили войска советских западных военных округов, естественно, с учетом переброшенных туда советских войск.

Следовательно, рассматриваемое «доказательство» намерения Советского Союза напасть на Германию также несостоятельно.

В некоторых источниках имеются указания на то, что к сообщениям о том, что Германия собирается совершить нападение СССР 22 июня, И. В. Сталин относился с недоверием. В. Суворов по этому поводу пишет: «У коммунистических историков получается нестыковка: Сталин подтягивает войска к границе для отражения агрессии, в возможность которой он не верит!»

Здесь В. Суворов путает (по-видимому, сознательно) две совершенно разные вещи.

1. Веру в принципиальную возможность агрессии.

2. Доверие к конкретным сообщениям конкретных источников о конкретной дате нападения - 22 июня.

Эти вещи совершенно недопустимо смешивать. Ясно, что можно одновременно и верить в принципиальную возможность агрессии, и по каким-либо причинам не доверять конкретным источникам, сообщающим конкретную дату нападения. Таким образом, упомянутая «нестыковка» - надумана от начала и до конца. Если называть вещи своими именами, то здесь имеет место элементарное шулерство.

В. Суворов указывает, что указание о переброске войск к границе было отдано Сталиным до предупреждений разного рода источников о подготовке Германией нападения, и усматривает в этом еще одно «доказательство» его агрессивных намерений. Но выше установлено, что опасность нападения носила ярко выраженный сезонный характер, и была реальной только около 3 месяцев в году. В этой связи логично выглядит и указание о переброске войск в западные округа, отданное с таким расчетом, чтобы они прибыли в места новой дислокации к лету 1941 г.

Сведения типа тех, которые сообщал, к примеру, Рихард Зорге, вполне могли оказаться и ложными. А вот погода и природа, как известно, врать не умеют...

Экскурс в идеологию.

В 20-е гг. в Советском Союзе среди высшего партийного руководства были существенные разногласия по поводу перспектив построения социализма и коммунизма в СССР [4].

Одна часть высшего партийного руководства, во главе с Троцким, отрицала возможность построения социализма в отдельно взятой стране. Перспективы СССР они оценивали так: если в обозримом будущем не произойдет мировой революции - то Советский Союз вынужден будет капитулировать перед лицом мирового капитализма. Чтобы этого не произошло, необходимо любыми путями добиться мировой революции в обозримом будущем. Для достижения этого считалось допустимым использование любых средств, в том числе и развязывания мировой войны. «Россия - спичка для пожара мировой революции» - был неофициальный девиз троцкистов. Даже полное уничтожение России не казалось троцкистам и его сторонникам чрезмерной ценой за мировую революцию.

Эта идеология не оставалась общей декларацией, она воплощалась в конкретные действия и предложения. Например, в начале 20-х гг., после гражданской войны, Троцкий предлагал при помощи Первой Конной армии «экспортировать революцию» в ... Индию.

С Троцким и его сторонниками вел непримиримую борьбу И. В. Сталин. Он отстаивал идею о возможности построения социализма в отдельно взятой стране. Так как социализм, по его мнению - более прогрессивный строй, чем капитализм, он обеспечивает лучшие условия для развития экономики, науки и культуры, и Советский Союз должен стремиться к тому, чтобы стать мировым лидером в этих областях. В будущем это должно было бы привести к тому, что капиталистические страны по сравнению с СССР станут катастрофически отставать в развитии, а внутренние противоречия капитализма будут все сильнее и сильнее обостряться и приведут его к гибели путем пролетарской революции.

Но для форсированного развития Советского Союза, как воздух, нужен был мир. Поэтому Сталин выдвинул лозунг мирного сосуществования государств разных политических систем.

Легко понять, что предполагаемая подготовка Сталина к агрессии против Германии в 30-е гг. - 1941 г. не только не соответствует, но и прямо противоречит его идеологической установке - сделать Советский Союз мировым экономическим лидером. К 1941 г. СССР все еще сильно отставал по уровню развития от передовых капиталистических стран, и предполагаемая подготовка им агрессии с целью «завершения задач мировой революции» выглядит по меньшей мере преждевременной.

Может быть, идеология Сталина - лишь слова, а на самом деле он придерживался троцкистской точки зрения? Но если так, то как можно объяснить тот факт, что с Троцким и его сторонниками он вел бескомпромиссную борьбу - не на жизнь, а на смерть? Да и политика Сталина в 20-е - 50-е гг. никоим образом не может быть описана девизом «Россия - спичка для пожара мировой революции». В то же время программа превращения Советского Союза в мирового экономического лидера осуществлялась им с редкой настойчивостью. Таким образом, описывая свои глубокие расхождения с троцкистами, Сталин не лгал, по крайней мере в принципиальных вопросах. Между прочим, в сочинениях Сталина практически никогда не встречается словосочетание «мировая революция».

Бесспорно, что при реализации своей программы форсированного экономического развития СССР Сталин часто применял крайне жестокие меры, в ряде случаев не считаясь с очень большими человеческими жертвами. Но из это никоим образом не говорит о том, что имела мест подготовка к развязыванию агрессивной войны.

В. Суворов в качестве основного мотива подготовки Сталина к агрессии против Германии указывает «завершение задач мировой революции». Следовательно, здесь имеет место грубая подтасовка - приписывание Сталину троцкистской политической программы.

Получается, что Сталин, который, как всем известно, вел непримиримую борьбу с Троцким и его сторонниками, сам, оказывается, был ... троцкистом. Вот до какого абсурда доводит концепция В. Суворова!

Еще раз об индустриализации.

В. Суворов пишет, что форсированная индустриализация в СССР имела основной целью наращивание военного потенциала, а так как она началась до прихода Гитлера к власти, то однозначно указывает на то, что Сталин уже тогда имел агрессивные планы.

При этом «скромно» забывается общеизвестная истина, что стратегическая угроза Советской России существовала постоянно, с первого дня ее существования, и исходила она от западноевропейских капиталистических государств. Они широко поддерживали белогвардейцев. Они организовали антисоветскую интервенцию, закончившуюся, как известно, крахом. Но и после ее провала они не скрывали своего враждебного отношения к Советскому Союзу. Процесс только официального признания существования Советского Союза и установления с ним дипломатических отношений растянулся на десятилетия. Не говоря уж о крайней нежелательности существования в мире крупного социалистического государства, природные ресурсы СССР были весьма «лакомым кусочком» для крупных капиталистических государств. Планы антисоветского военного союза всех капиталистических стран существовали задолго до прихода к власти Гитлера.

Так или иначе, угроза Советскому Союзу со стороны капиталистического мира существовала постоянно и была весьма сильной.

В то время основным фактором, определяющим обороноспособность государства, был уровень развития тяжелой промышленности. Мощная тяжелая индустрия была нужна для того, чтобы в случае войны выпускать вооружение и военную технику в большом количестве, высокого качества и как можно дешевле. Не имеющее высокоразвитой тяжелой промышленности государство не могло существовать как независимое, оно неизбежно стало бы жертвой агрессии более развитого в этом отношении соседа.

Может быть, уровень развития тяжелой промышленности в СССР был вполне достаточен для оборонительных надобностей, а индустриализация была предпринята для того, чтобы добиться превосходства над предполагаемыми объектами агрессии? Рассмотрим цифры.

В 1929 г. в СССР было произведено 5,5 млн. тонн чугуна, 6465 млн. квт×ч электроэнергии. Для сравнения: в США - 42,3 млн. тонн чугуна и 126 млрд. квт×ч электроэнергии, в Германии - 13,4 млн. тонн чугуна и 30 млрд. квт×ч электроэнергии [3]. Как видно, имеет место катастрофическое отставание СССР от развитых стран по базовым показателям уровня развития тяжелой промышленности. Эти данные не будет полными, если не указать, что население Советского Союза существенно превосходило население и США, и Германии, следовательно, эти показатели в пересчете на душу населения показывают еще более неутешительную для СССР картину.

Можно видеть, что проведение форсированной индустриализации в Советском Союзе было буквально вопросом жизни и смерти страны. Широко известны слова И. В. Сталина: «Россия отстала от передовых промышленно развитых стран на 50-100 лет. Мы должны пройти это расстояние в 10 лет. Либо мы это сделаем, либо нас сомнут.»

Можно сделать совершенно однозначный вывод, что заявление В. Суворова о том, что индустриализация в СССР является признаком подготовки Сталиным агрессивной войны, «так как началась до прихода Гитлера к власти», является попыткой обманом ввести в заблуждение недостаточно компетентного читателя.

О «свидетельствах современников».

В. Суворов широко использует цитаты (не факты и цифры, подтвержденные источниками, а именно цитаты) из мемуарной литературы, главным образом второстепенных лиц - генерал-майоров, генерал-лейтенантов и т. п.. Стоит ли им доверять?

Мемуары пишутся не во время событий, а спустя десятки лет после них. Память человеческая несовершенна, кроме того, на авторов могли влиять разного рода личные мотивы, конъюнктурные, политические и иные соображения, кроме того, могла «давить» цензура.

Подавляющее большинство из воспоминаний, цитируемых В. Суворовым, писалось во времена хрущевской кампании «по разоблачению культа личности Сталина», где главный упор делался на изображение Сталина идиотом, самодуром, кровавым параноиком, а деятельность государственного аппарата СССР под его «мудрым» руководством - пределом маразма, или же маразмом без предела. При проведении этой кампании всеми, начиная с самого Хрущева, использовалась самая грубая ложь. Широко известно, например, его утверждение насчет руководства Сталиным войсками по глобусу, а также сообщение, что Сталин систематически заставлял свое ближайшее окружение пъянствовать.

Одним из проявлений «маразма» Сталина, широко популяризовавшимся хрущевской пропагандой, была его «чудовищная некомпетентность» как военного руководителя в сочетании с нежеланием «прислушиваться к мнению профессиональных военных». По мысли хрущевских «стратегов», ярчайшей иллюстрацией «идиотизма» Сталина явилось бы изображение того, что он считал немецкую армию очень плохой и слабой, что после нападения Германии на СССР ее армия будет разбита в первый же день, и вместо того, чтобы основательно готовиться к обороне, он готовил армию к наступлению, причем и готовил-то плохо, не особенно торопясь и напрягаясь. Вслед за этой версией, как водится, и «пошла писать губерния». Вряд ли «великим умам» Хрущева и его идеологов пришло в голову, что эта пропагандистская кампания подготовит почву для бредовых теорий, типа выдуманной В. Суворовым...

Может быть, для такого рода пропагандистской стряпни нужно было хоть какое-то реальное, фактическое основание? А какое «фактическое основание» лежит в основе утверждения Хрущева о руководстве Сталиным войсками по глобусу, о принудительном опаивании им водкой своего окружения? Конечно, никакого, все это грубый вымысел от начала и до конца.

Таким образом, содержащимся в мемуарах некоторых деятелей утверждения о «преступных ошибках Сталина» перед войной, о его «идиотизме», сведениям об оголтелой подготовке им наступления перед нападением Германии на Советский Союз не следует слишком доверять.

Разумеется, если бы не было возможности сделать однозначный вывод о ложности концепции В. Суворова, опираясь на проверенные цифры и факты, этими сведениями ни в коем случае нельзя было бы пренебрегать. Но таковое имеется и приводится выше, поэтому в рамках данной работы рассматривать их нет смысла.

Вспомним и о том, что возможно и такое, когда в контексте В. Суворова приводимая им фраза означает совсем другое, чем в исходном тексте. Со случаями, мягко говоря, слишком вольного обращения В. Суворова с цитатами мы ранее уже неоднократно сталкивались.

В. Суворов в «обосновании» своей концепции использует также сведения, которые будто бы были сообщены ему частным образом в большом количестве писем. Примером таких сведений может служить свидетельство, что: «Задолго до 22 июня 1941 г. во все военкоматы поступило по 4 разных опечатанных пакета с плакатами. 22 июня было передано распоряжение - из четырех пакетов 3 сжечь, а четвертый вскрыть и развесить. В нем был плакат «Родина-Мать зовет!»» Далее В. Суворов глубокомысленно замечает, что «куда Родина-Мать зовет, не сказано», и делает вывод, что в остальных 3-х пакетах были плакаты, из содержания которых прямо следовало, что Советский Союз совершил нападение на Германию.

Такого рода сведения относятся к разряду принципиально непроверяемых, поэтому каждый может расценивать такие «свидетельства» как угодно. Мы придерживаемся той точки зрения, что эти «сведения» В. Суворовым сфабрикованы, поскольку те факты и цифры, которые можно проверить, при их внимательном анализе однозначно свидетельствуют о несостоятельности его версии.

«Сталин обманул Гитлера».

В. Суворов ссылается на Хрущева, который говорил, что после подписания договора о ненападении с Германией в 1939 г. Сталин «радостно кричал, что он обманул Гитлера». Это заявление он принимает на веру без тени сомнения, представляя его еще одним «доказательством» своей концепции. Но Хрущев в своей «кампанией по борьбе с культом личности» часто использовал грубую ложь, что признает сам же В. Суворов, безапелляционно отвергая его утверждение насчет руководства Сталиным войсками по глобусу. Есть ли какие-либо основания считать, что в данном случае в отличие от многих других Хрущев сказал чистую правду? Нет, никаких оснований к тому не имеется. Оно находится в полном соответствии с остальными заявлениями Хрущева, связанными одной общей идеей - представить Сталина полным идиотом.

Рассказу о том, что Сталин после подписания пакта Молотов-Риббентроп «радостно кричал, что он обманул Гитлера» присущ очень большой недостаток - он лишен того, что называется «психологической правдой». Суммируя все то, что известно о личности Сталина, можно заключить, что он был совсем не склонен вести себя эксцентрично, «радостно кричать» что-либо, тем более в присутствии многих людей. Еще менее он был склонен «кричать «гоп» раньше, чем перепрыгнет», и слова о том, что он «обманул Гитлера», он произнес бы только после того, когда этот «обман» принес бы реальные плоды.

По-видимому, Хрущеву в данном случае верить не следует, а В. Суворову - тем более.

О наркоматах вооружения и боеприпасов.

Как известно, народный комиссариат оборонной промышленности в СССР в 1939 г. разделился на 4 - наркомат вооружения, боеприпасов, судостоительной и авиационной промышленности. В то же время в гитлеровской Германии этого не происходило, и всеми делами военной промышленности ведало одно министерство.

В. Суворов и из этого факта пытается состряпать еще одно «доказательство» агрессивных намерений Советского Союза. Мол, «агрессивный» Гитлер имеет одно военно-промышленное министерство, в то время как у «мирного» Сталина этими же делами ведают 4 учреждения в ранге министерства. Это-де говорит о том, что Сталин подготавливал экономику к ведению агрессивной войны.

Но дело в том, что в СССР и Германии был разный общественно политический строй. В Германии был строй капиталистический, основанный на частной собственности на средства производства, а в СССР - социалистический, основанный на общественной (или государственной - кому как больше нравится) собственности на средства производства.

Военная промышленность Германии состояла из очень небольшого числа крупнейших частных монополистических объединений. Эти объединения принадлежали частным лицам - капиталистам и управлялись набранным ими персоналом, а не каким-либо государственным учреждением. В СССР никаких капиталистов, конечно, не было, и та управленческая работа, которой в Германии занимались хозяева крупнейших монополий и нанятые ими служащие, в Советском Союзе также падала на плечи министерств (наркоматов). Ясно, что объем работы наркомата оборонной промышленности в СССР существенно превосходил объем работы аналогичного министерства в Германии. В связи с этим решение о разукрупнении этого наркомата в 1939 г. выглядит совершенно естественным.

Такая ситуация, когда в Советском Союзе было намного больше министерств, чем в капиталистических странах, была обусловлена объективными причинами - государство берет на себя ту управленческую работу, которой при капитализме занимается буржуазия и нанятый ею персонал. Такое положение дел имело место не только в 1939 - 1941 гг., но и в течение всей истории СССР. Так, в 70-е гг. в США было менее 10 министерств, а в Советском Союзе - намного больше 100, при том, что валовый продукт советской экономики был существенно меньше, чем экономики Соединенных Штатов Америки.

Можно сделать вывод, что данное очередное «доказательство» агрессивных намерений Сталина, как и все остальные, не стоит даже выеденного яйца.

В. Суворов как ни в чем не бывало заявляет, что нападение СССР на Германию было запланировано на 6 июля 1941 г.. Никакого конкретного обоснования не приводится, только общие слова. Он утверждает, что ему известно даже кодовое название плана нападения СССР на Германию - операция «Гроза». И опять никаких ссылок на источники. Но кодовое наименование такой операции, если бы ее план действительно существовал, можно было бы узнать только из двух источников: либо непосредственно увидев этот план, либо из частного сообщения одного из лиц, руководивших составлением этого плана - число таких людей ни при каких обстоятельствах не превысило бы 5-7 человек. Маловероятно, чтобы Жуков, Василевский, Шапошников или другой деятель такого же масштаба вообще когда-либо встречался с В. Суворовым, и уж совсем невероятно, чтобы они выдали ему такой «страшный секрет». То, чтобы В. Суворов своими глазами видел документы по этой операции, если бы они были, и вовсе невозможно. Кроме того, в книгах В. Суворова и намека нет, каким образом получены эти сведения. Остается обоснованно предположить, что название «Гроза» придумано им самим - «от фонаря».

Дошло до того, что В. Суворов заявил: «Все коммунистические историки вынуждены признать, что Сталин готовил агрессию, но, правда, на 1942 год». Но это, уж извините, полный бред.

И последний штрих. На обложках книг В. Суворова указано, что в СССР он был заочно приговорен к расстрелу. Но, как стало впоследствии известно, это не соответствует действительности...

На этом, пожалуй, и прекратим разбор «доказательств» намерения советского руководства напасть на гитлеровскую Германию - в задачи данной работы не входит полный анализ сочинений В. Суворова, от первой до последней буквы. И того, что уже рассмотрено, достаточно, чтобы сделать вполне определенные выводы о его концепции.

6.8 Общие выводы

Подробно рассмотрена версия В. Суворова о причинах поражений Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны. Эта версия состоит в том, что перед войной Красная Армия и весь Советский Союз готовились будто бы не к обороне, а к нападению на Германию, а Гитлеру будто бы удалось упредить наступление Красной Армии «превентивным ударом».

Показано, что эта версия абсолютно несостоятельна.

На основании анализа применяемых В. Суворовым методов обоснования своей концепции сделан вывод, что она является не ошибкой добросовестного, но заблуждающегося исследователя, а злонамеренной попыткой ввести в заблуждение недостаточно компетентного читателя.

6.9 О дальнейшей судьбе концепции В. Суворова

Советскими и российскими историками предприняты попытки опровержения концепции В. Суворова. Этим занимался, например, Д. Волкогонов. Но мы сознательно не пользуемся их работами, предпринимая независимое исследование по данному вопросу.

Как и следовало ожидать, издание произведений В. Суворова в России большими тиражами привело к тому, что немалая часть их читателей поверили его концепции. Поскольку почти во всех высших учебных заведениях существует курс «История Отечества», где для получения зачета часто требуется написание реферата, то неудивительно, что некоторые из студенческих работ по этой дисциплине посвящены анализу причин поражений Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны, и рассматривают эти причины, исходя из версии о «превентивном нападении» Германии на СССР.

Было отмечено появление нескольких рефератов, которые дословно списаны с сочинений В. Суворова, а в списке литературы приведены его сочинения, а также те источники, которые он цитировал. В предисловиях к таким работам обычно указывается, что это «лишь одна из версий, объясняющих причины поражений Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны, на взгляд автора, довольно правдоподобная и убедительная».

Однако одна из работ, в которой поражения Красной Армии в первый период войны объясняются «превентивном нападением» Германии, заслуживает того, чтобы о ней рассказать подробнее. Речь идет о реферате П. А. Михеева, студента МАИ (Московского авиационного института) «Причины поражений Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны» [20].

Чем он интересен? Он написан, по-видимому, в основном самостоятельно. Более того, автор тщательно отмежевывается от В. Суворова и его сочинений (они даже не приведены в списке литературы, хотя идея такой концепции вряд ли могла возникнуть без их влияния, рассматривая лишь советские источники, до целой системы аргументов в ее пользу самостоятельно дойти вряд ли возможно. Кроме того, целый ряд аргументов был, что совершенно ясно, просто заимствован автором реферата непосредственно у В. Суворова.) Тем не менее обоснование такого взгляда на причины поражений Красной Армии все же отличается от того, которое приводил В. Суворов. Чем же?

Во-первых, отброшена вся наиболее вопиющая проституция, присутствующая в работах В. Суворова. Не используются различного рода софистические приемы, махинации с цитатами, сомнительные сведения и т. п.. Оставлены только проверенные факты и цифры и опирающиеся на них рассуждения. Во-вторых, П. А. Михеев, как правило, не замалчивает тех сведений, которые скрывал от своих читателей В. Суворов (например, что к 21 июня 1941 г. Советский Союз в западных округах имел 2,9 миллиона солдат и офицеров, а германская армия на советской границе - более 5 миллионов).

Несколько отличается и конечный вывод, к которому пришел автор реферата. В. Суворов утверждал, что нападение Германии было вызвано только угрозой советского вторжения, а если бы такой угрозы не было, то нападения бы не произошло. П. А. Михеев отбросил такое утверждение.

Но аргументы В. Суворова, требующие очень вдумчивого анализа и довольно глубоких специальных знаний для понимания их ложности, П. А. Михееву оказались явно «не по зубам». Он вслед за В. Суворовым повторяет глупости, типа того, что танки БТ были «автострадными», что все армии «первого эшелона» Красной Армии были ударными, что Пинскую военную флотилию невозможно было использовать для обороны Полесья, что на границе с Румынией была создана ударная группировка Красной Армии и многие другие. Не поинтересовался он, например, и вопросом о моторесурсах.

Все это привело к тому, что он сделал неверный вывод, в целом признав правильной концепцию В. Суворова (но не ссылаясь на него).

Однако работа П. А. Михеева производит тем не менее значительно лучшее впечатление, чем остальные рефераты, опирающиеся на сочинения В. Суворова.

7. Обсуждение роли некоторых факторов,

обусловивших поражения Красной Армии в

первый период Великой Отечественной войны

До сих пор замалчивается такой фактор, обусловивший поражения Красной Армии в начале войны, как неустойчивость советских войск.

В ходе войны было захвачено или сдалось в плен 4 миллиона 559 тысяч советских солдат и офицеров, из них около четырех миллионов оказалось в плену в 1941 г.. Для сравнения: потери Красной Армии убитыми, умершими от ран и болезней, погибшими в катастрофах, а также покончившими жизнь самоубийством за всю Великую Отечественную войну составили 6 миллионов 885 тысяч человек [17]. Так, из 1 миллиона солдат и офицеров, оказавшихся в окружении в районе Киева в сентябре 1941 г., более 700 тысяч, т. е. более 70%, сдались в плен [8].

Осуждено в ходе войны 994 тысячи военнослужащих. Из них в штрафные подразделения направлено 422 тысячи, а в места заключения 436 тысяч. Не разыскано 212 тысяч дезертиров [17].

Из этих данных ясно, что заявления советской пропаганды о том, что «все сражались до последнего человека и до последнего патрона», является грубым приукрашиванием действительности. Неустойчивость частей и соединений была одним из главных факторов, обусловивших поражения Красной Армии в первый год войны. Проблема добровольной сдачи в плен бойцов и командиров стояла острейшим образом. Таким образом, жесткие меры по борьбе с паническими настроениями и сдачей в плен, такие как заградительные отряды или лишение всех льгот родственников сдавшихся в плен, являлись совершенно оправданными.

Многие считают, что главной причиной поражений Красной Армии в первый период войны являлись репрессии части командного состава в 1936 - 1939 гг., вследствие чего будто бы на командные должности были выдвинуты молодые и слабо подготовленные кадры.

Репрессии этих лет, как известно, затронули в основном звено от полка и выше и почти не коснулись рядового, сержантского и младшего офицерского состава.

Следовательно, если бы роль репрессий была велика, то главная причина поражений Красной Армии лежит в неудачных действиях командования от полка и выше.

Ставка Верховного Главнокомандования и Генеральный штаб действительно допускала в 1941 - 1942 гг. очень грубые ошибки. Но эти ошибки никак не могли быть однозначно объяснены репрессиями. Если рассмотреть персональных виновников, с чьей «подачи» были совершены эти просчеты, то среди них не найдется человека, который был бы «скороспелым» и малоопытным. Так, К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный еще в гражданскую войну командовали армиями, а С. К. Тимошенко - дивизией.

Могут сказать, что репрессированные маршалы и генералы, такие как Тухачевский, Блюхер, Егоров были лучше, чем Ворошилов, Тимошенко, Буденный. Но такие высказывания по сути мало чем отличаются от гадания на кофейной гуще. В гражданскую войну уцелевшие военачальники воевали ничуть не хуже расстрелянных. А вот, например, в операции на озере Хасан Блюхер показал себя далеко не с лучшей стороны.

Мы видим, что грубые ошибки советского верховного командования в 1941 - 1942 гг. не могут быть однозначно объяснены репрессиями. Равным образом недостаточно обоснованно и мнение, что уцелевшие военачальники были хуже репрессированных.

В звене от командиров полков до командования фронтов также имели место ошибки, порой очень грубые. Но в целом действия этого звена в первый период войны, в отличие от действий Ставки Верховного Главнокомандования, все-таки, по-видимому, можно признать удовлетворительными. К тому же утверждения о том, что при отсутствии репрессий таких просчетов было бы по меньшей мере на порядок меньше, выглядят весьма натянутым.

Основные причины поражений Красной Армии в первый период войны лежат не в среднем звене (командование от полков до фронтов), а «внизу» (неустойчивость войск) и «на самом верху» (просчеты Ставки и Генерального штаба).

Репрессиями могут быть объяснены, причем с очень большой натяжкой, только просчеты командования в звене от полка и выше. Но никак не может быть их следствием катастрофическая неустойчивость частей Красной Армии - вторая, не менее, а скорее всего, даже более важная причина наших катастрофических поражений.

Те 4 миллиона человек, которые сдались в плен в 1941 г. - разве это результат деятельности командования в звене от полка и выше? Нет, бежали, паниковали и сдавались в плен солдаты, сержанты и младшие офицеры, и не по вине полковников и генералов.

Что касается довоенных просчетов высшего советского руководства, то здесь репрессии тоже не при чем - все важные решения принимал лично И. В. Сталин.

Нельзя забывать и о том, что в 1939 - 1941 гг. значительная часть (около трети) арестованных военачальников были освобождены и возвращены в армию. Наиболее известны среди них К. К. Рокоссовский, А. В. Горбатов, М. Ф. Лукин.

Мы видим, что роль репрессий в причинах поражений Красной Армии, по-видимому, не слишком велика, и ее часто склонны преувеличивать. Однако и отрицать ее полностью тоже нельзя.

Правда, существуют и мнения в том духе, что репрессии в Красной Армии положительно отразились на ее состоянии и боеспособности. Такую точку зрения высказывал все тот же В. Суворов. Но и это, конечно, тоже неверно.

8. Выводы

Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что поражения Красной Армии в первом периоде Великой Отечественной войны не были обусловлены какой-либо одной главной причиной. Эти поражения стали следствием действия большого комплекса факторов, как объективных, так и субъективных.

Можно выделить 3 основные причины поражений Красной Армии.

n Превосходство германской «армии вторжения» над советской «армией прикрытия мобилизации», а также владение немецко-фашистским командованием оперативно-стратегической инициативой.

n Неустойчивость советских войск.

n Грубые просчеты Ставки Верховного Главнокомандования и Генерального штаба, допущенные уже в ходе самой войны.

Было уделено большое внимание анализу версии, согласно которой поражения Красной Армии были обусловлены тем, что Советский Союз готовился не к обороне, а к нападению на Германию. Показано, что эта версия абсолютно несостоятельна.

На основании анализа методов обоснования своей концепции, применяемых ее автором, сделан вывод, что она представляет собой злонамеренную попытку ввести в заблуждение недостаточно компетентного читателя.

Список использованной литературы

1. Доклад Председателя Государственного Комитета Оборон на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями города Москвы 6 ноября 1944 г.. В сб. «Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны», т. 2. М., 1946.

2. Календарь событий. В сб. «Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны», т. 2. М., 1946.

3. Политический отчет Центрального Комитета XVI съезду ВКП(б). В сб. «И. В. Сталин. «Сочинения»», т. 12. М., 1949.

4. И. В. Сталин. «Сочинения». тт. 5 и 6. М., 1949.

5. Н. А. Вознесенский. «Военная экономика СССР в период Отечественной войны». М., 1947.

6. Советский энциклопедический словарь. М., 1983.

7. Великая Отечественная война 1941 - 1945. Энциклопедия. М., 1985.

8. Г. К. Жуков. «Воспоминания и размышления», в 3 томах. М., 1990.

9. С. М. Штеменко. «Генеральный штаб в годы войны». М., 1975.

10. К. К. Рокоссовский. «Солдатский долг». М., 1980.

11. А. С. Яковлев. «Цель жизни». М., 1987.

12. А. И. Шахурин. «Крылья победы». М., 1985.

13. В. Н. Новиков. «Накануне и в дни испытаний». М., 1988.

14. И. М. Майский. «Кто помогал Гитлеру (из воспоминаний советского посла)». М., 1962.

15. Н. Н. Яковлев. «Маршал Жуков», в сб. «Избранные произведения». М., 1990.

16. Н. Н. Яковлев. «3 сентября 1945 г.», в сб. «Избранные произведения». М., 1990.

17. «Известия», 25 июня 1998 г., № 114 (25214). (Данные приведены со ссылкой на рассекреченный сборник Генерального штаба.)

18. В. Б. Суворов. «Ледокол». М., 1994.

19. В. Б. Суворов. «День М», М., 1994.

20. П. А. Михеев. «Причины поражений Красной Армии в первый период Великой Отечественной войны». М., 1995.