Троцкий Лев Давидович

	Загрузить архив:
	Файл: rom-0084.zip (49kb [zip], Скачиваний: 36) скачать

Министерство образования Российской Федерации

Реферат по истории

Тема: «Лев Давидович Троцкий»

Выполнил: Зуев Александр,

   группа 324.

г. Юрга, 1998 г.

За семьдесят с лишним лет его европейской и мировой известности (с конца 1917 г.) о Льве Троцком написаны десятки книг и сотни статей. Не многие из его современников удостаивались тако­го внимания. Сама его фамилия определила назва­ние политического и философского течения. И в этом есть загадка: он никогда не был главой какой-либо массовой партии, государства или национального движения, как, впрочем, и автором научных мо­нографий. Его литературное наследие в значитель­ной степени состоит из политических брошюр, хлестких публицистических выпадов против оппо­нентов, речей на собраниях и митингах, кратких газетных заметок. Факты его биографии от рожде­ния до смерти достаточно хорошо известны.

* * *

Родился Лев Давидович Бронштейн 26 октября 1879 г. в деревне Яновка Елизаветградского уезда Херсонской губернии, в семье зажиточного еврей­ского землевладельца. Его отец, Давид Бронштейн «неутомимым, жестоким, бес­пощадным к себе и к другим трудом первоначально­го накопления», по словам его сына, поднимался вверх. Приобретя в собственность около 100 десятин земли, еще несколько сот десятин арендовал у разных земле­владельцев. На полевые работы нанимал десятки людей. И хотя сам хозяин и его жена были людьми малограмотными, едва умевшими чи­тать, детям своим они хотели и имели возможность дать достойное образование. Детей, как обычно, было много. Правда, из восьми выжили четверо — два сына и две дочери. Моложе Левы была лишь Ольга, став­шая впоследствии женой Л.Б. Каменева. Мать умерла в 1910 г., а отец, разоренный Октябрьской револю­цией, перебрался в Москву. Около года Бронштейн-старший управлял государственной мельницей под Москвой и умер от тифа весной 1922 г., когда его сын уже был одним из высших руководителей ново­го государства.

В 9 лет Л. Бронштейна отдали в Одесское реаль­ное училище. В 7 классе он переводится в Николаев, где получает среднее образование. Уже в школьные годы проявляется его склонность к бунтарству, ли­тературному творчеству, «неформальному лидер­ству». В младших классах он вместе с товарищами издавал рукописный журнал, писал стихи, перево­дил на украинский язык басни Крылова. Дважды, во втором и пятом классах, у него происходят острые стычки с учителями, заканчивающиеся соответствен­но временным исключением и карцером плюс трой­кой по поведению. Учась в Николаеве, юноша увле­кается радикальными идеями того времени. В круг его интересов входят политическая и философская литература, газетная публицистика. Идеи народни­ков и марксистов дали единую гремучую смесь. Ха­рактер и молодость требовали прямого действия. К этому толкал и пример университетских городов — Петербурга, Москвы, Киева, где в 1896-1897 гг. про­ходили студенческие волнения. В 1897 г. 18-летний Лев Бронштейн и его друзья создали в Николаеве «Южнорусский рабочий союз». В течение ряда месяцев идут беседы в кружках, сходки, распростра­нение нелегальной литературы, написание первых прокламаций и их изготовление на гектографе. По­том первая публичная речь Троцкого на первомай­ской сходке. Сам он вспоминал впоследствии: «Зна­ния были недостаточны, и не хватало умения надлежащим образом преподнести их».

Серьезным испытанием стал первый арест. Не имевшие солидного опыта «нелегалы», как правило, проваливались весьма быстро, тем более что всегда находились добровольные доносчики. В январе 1898 г. по делу николаевской организации было аресто­вано более 200 человек. Пребывание в николаевской, херсонской, одесской тюрьмах, в одиночных каме­рах, с арестантской похлебкой и вшами, ставило проблему выбора.

Через аресты и недолгое тюремное испытание проходили в молодости многие общественные и го­сударственные деятели тогдашней Российской им­перии. Юный Лев Бронштейн не терял времени даром — и в тюрьме занимался самообразовани­ем. Используя школьное знание немецкого и фран­цузского, учил еще английский и итальянский, много читал, пытался писать серьезную работу о сущности масонства и материалистическом пони­мании истории. По пути в Восточную Сибирь, куда он был сослан на четыре года, Л. Бронштейн впер­вые услышал о Владимире Ульянове и проштуди­ровал его книгу «Развитие капитализма в России». Тюремные камеры, можно сказать, окончательно превратили молодого революционера в социал-де­мократа.

На два года местом жительства Льва стала Ир­кутская губерния. В московской пересыльной тюрьме он обвенчался с Александрой Львовной Соколовской, арестованной по тому же делу, которая была почти на 7 лет старше его. Здесь, в селе Усть-Кут (а позднее — в Верхоленске), они и поселились. Здесь же произошли первые встречи с Дзержинским, Урицким, другими будущими оппонентами и товари­щами по партии. Напряженная умственная работа сопровождалась сотрудничеством в газете «Восточ­ное обозрение», полемикой с народниками, анархис­тами. Возникли связи с местными социал-демократи­ческими организациями. Летом 1902 г. Лев Бронштейн решил бежать. В ссылке осталась жена с двумя до­черьми, младшей из которых не было еще и четырех месяцев. Впоследствии супруги встречались лишь из­редка, сохраняя идейную близость и дружбу.

В чистый бланк паспорта Лев вписал имя стар­шего надзирателя одесской тюрьмы Троцкого, взяв себе таким образом псевдоним, ставший со време­нем одним из самых известных. Первая останов­ка в Самаре. Там жил один из руководителей российских сторонников «Искры» Г.М. Кржижа­новский. Перед выездом за границу Лев Троцкий посетил Харьков, Полтаву и Киев. Через Вену, Цюрих и Париж осенью 1902 г. он приехал в Лон­дон. Человек достаточно бесцеремонный, ранним утром он уже стучался в квартиру Ленина. Дверь открыла Надежда Константиновна. И, по ее вос­поминаниям, после короткого представления (из писем Кржижановского здесь знали о будущем госте) у них сразу завязался долгий и интересный разговор.

Началась работа Троцкого для «Искры». Он пи­сал заметки, политические статьи, выезжал в Брюс­сель, Париж, другие города с докладами и лекциями для русских колоний. В Париже произошло его зна­комство с Натальей Ивановной Седовой, членом искровской группы. Эта встреча стала началом боль­шой любви и совместной жизни вплоть до самой гибели Троцкого. У них было двое сыновей — Лев (1906) и Сергей (1908).

Ленин был настолько доволен новым сотрудни­ком, что в марте 1903 г. предложил Г.В. Плеханову приниять Троцкого в члены редакции «Искры». Признавая недостатки литературной работы Троц­кого («перо... со следами фельетонного стиля, с чрез­мерной вычурностью»), Ленин в целом давал ему весьма лестную характеристику: «Человек, несомнен­но, с недюжинными способностями, убежденный, энергичный, который пойдет еще вперед». Из пись­ма видно, что Ленин рассчитывал на Троцкого прежде всего как на своего сторонника при голосованиях редакторов, так как отношения между двумя «трой­ками» («старики» — Плеханов, Аксельрод, Засулич и «молодые» — Ленин, Мартов, Потресов) нередко приобретали конфликтный характер. Поддержанная Мартовым, эта идея была начисто отвергнута Пле­хановым. «Перо вашего «Пера» (литературный псев­доним Троцкого) мне не нравится», — отве­чал он. Большинство все-таки решило приглашать Троцкого на заседания редакции с совещательным голосом.

Близость Ленина и Троцкого разрушилась, од­нако, через несколько месяцев, на II съезде РСДРП. Начинавшийся с надеждами на дружную работу съезд, как известно, раскололся при обсуждении Устава, особенно его первого пункта. Спор шел о степени централизма в создавшейся партии, о бу­дущем составе редакции «Искры». Вспоминая впо­следствии эти события, Троцкии писал: «Все мое существо протестовало против этого безжалостно­го отсечения стариков (Аксельрод, Засулич)... Из этого моего возмущения и вытек мой разрыв с Лениным на втором съезде. Его поведе­ние казалось мне недопустимым, ужасным, возму­тительным. А между тем оно было политически правильным и, следовательно, организационно не­обходимым». Но так он оценивал эти события че­рез много лет, а тогда со всем пылом молодости Троцкий, которого за выступление против Бунда Д.Б. Рязанов назвал «ленинской дубинкой», обру­шился на своего вчерашнего кумира.

Но и в рядах меньшевиков он пробыл недолго. К концу 1904 г. Троцкий — «вне­фрак­ци­он­ный» со­циал-демократ. Это еще одна отличительная его чер­та: особая позиция, не совпадавшая до конца ни с одной из существовавших группировок. Как отме­чал Мартов, это был «человек, который всегда при­ходит со своим собственным стулом». В этих словах точно подмечена важная особенность характера Троцкого как политика. Он обладал весьма слабым умением идти на политиче­ские и личные компромиссы, тяготел к определен­ной прямолинейности. Ему явно не хватало искусства быть дирижером «поли­тического оркестра», которое блистательно прояви­лось у Ленина. Поэтому Троцкий явился признанным вождем небольшого круга единомышленников, но был неспособен создать достаточно массовую партию, поведшую бы за со­бой широкие народные массы. Вместе с тем с Лени­ным и другими российскими радикалами его сбли­жала манера нетерпимого к оппонентам тона дискуссии.

Известие о расстреле 9 января 1905 г. застало Троцкого в Женеве. В феврале он на нелегальном положении в Киеве. Через некоторое время пере­брался в Петербург, писал прокламации, поддержи­вал связи с членом ЦК большевиков Л.Б. Красиным и группой меньшевиков. В это время Троцкий раз­рабатывает и пропагандирует теорию «перманент­ной революции». Его соавтором был известный деятель германской социал-демократии Парвус (Гельфанд А.Л.). Сам термин «перманентная», т. е. «не­прерывная», по отношению к революции был впер­вые употреблен Марксом в конце 40-х годов XIX в. Теперь Троцкий считал, что «русская революция со­здает... такие условия, при которых власть может (а при победе революции — должна) перейти в руки пролетариата». Отношения пролетариата и кресть­янства здесь рассматривались через призму положе­ния, что «крестьянство совершенно не способно к самостоятельной политической роли» и при перехо­де власти к пролетариату «крестьянству останется лишь присоединиться к режиму рабочей демокра­тии». Отвергая эсеровскую программу «социализа­ции земли», Троцкий видел выход в том, что проле­тариат будет «вносить классовую борьбу в деревню» и ему придется «искать опоры в противопоставле­нии деревенской бедноты деревенским богачам». Поэтому «рабочий класс России будет неизбежно раздавлен контрреволюцией в тот момент, когда крестьянство отвернется от него». Отсюда «ему ни­чего другого не остается, как связать судьбу... всей российской революции с судьбой социалистической революции в Европе». Ленин и Троцкий были единодушны в стремлении не допус­тить к власти буржуазию после свержения царизма, но Троцкий оказался «левее» Ленина, перепрыгнув через неизбежный, по мнению вождя, этап демо­кратической диктатуры пролетариата и крестьян­ства.

Осенью 1905 г. Троцкий вместе с Парвусом из­дает «Русскую газету», затем с меньшевиками — га­зету «Начало», публикует статьи в «Известиях», органе Петербургского Совета рабочих депутатов. Одновременно он становится (под фамилией Янов­ский) заместителем председателя Совета С.Г. Хрусталева-Носаря. Здесь проявились способности Троцкого к работе без отдыха, качества оратора и публициста. В эти дни теоретические разногласия большевиков и Троцкого во многом отошли на зад­ний план перед задачей непосредственной борьбы с царизмом. Пятьдесят два дня продолжалась деятель­ность Петербургского Совета. 3 декабря войска окружили здание Технологического института, где заседал Совет, и арестовали его депутатов.

Пятнадцать месяцев провел Троцкий в тюрь­мах столицы. Осенью 1906 г. начался судебный про­цесс, длившийся около месяца. На скамье подсуди­мых было около 50 человек. Приговор был довольно мягким: бессрочная ссылка в село Обдорское, что за Полярным кругом. Не доехав 500 верст до места назначения, Троцкий совершил побег. На оленьей упряжке с возницей, проехав около 700 километ­ров, он достиг Урала. Выдавая себя то за инженера из полярной экспедиции барона Толля, то за чи­новника, Троцкий добрался до железной дороги. На одной из станций неподалеку от Петербурга его встретила вызванная телеграммой Наталья Иванов­на. Навестив на Карельском перешейке Мартова и Ленина, он около трех месяцев с женой и сыном прожил недалеко от Гельсингфорса (Хельсинки). Здесь была написана книга о побеге — «Туда и Обратно». В мае 1907 г. Троцкий был участником V (Лондонского) съезда РСДРП с правом совещательного голоса.

Первая российская революция стала важным этапом в политической биографии Троцкого. Из спо­собного социал-демократического публициста, зна­комого лишь узкому кругу людей, он превратился в одного из самых известных деятелей дореволюци­онной России, которому предстояла новая эмигра­ция с неопределенными надеждами на будущее.

На семь лет его местом жительства стала Вена. Расширяется круг знакомств Троцкого с деятелями европейской социал-демократии. Он постоянный уча­стник конгрессов II Интернационала. Главным занятием стала литературная работа. С осени 1908 г. по апрель 1912-го Троцкий издавал газету «Правда», которая выходила в среднем два раза в месяц и доставлялась в Россию контрабанд­ным путем через Западную Украину или по Черно­му морю. Ближайшими его сотрудниками были врач, будущий советский дипломат и член ЦК в 1917 г. Адольф Абрамович Иоффе, и студент, будущий ми­нистр труда во Временном правительстве, один из лидеров меньшевиков Матвей Иванович Скобелев. В апреле 1910 г. была предпринята попытка нала­дить сотрудничество с большевиками. В Вену для ра­боты в редакции приехал свояк Троцкого Л.Б. Ка­менев, но после выпуска двух номеров газеты он редакцию покинул.

Эти годы стали временем наиболее резких споров и взаимных обвинений Троцкого и Ленина. Объясня­лось это в первую очередь тем обстоятельством, что после отступления революции 1905-1907 гг. в россий­ской социал-демократии выделились несколько тече­ний, боровшихся за влияние в местных организациях и среди промышленных рабочих: «ликвидаторы» во главе с П.Б. Аксельродом и А.Н. Потресовым, «отзо­висты», руководимые А.А. Богдановым и А.В. Луна­чарским, меньшевики-партийцы, руководимые Г.В. Плехановым, большевики-ленинцы и «внефракционный» социал-демократ Троцкий, национальные со­циал-демократические организации Латвии, Польши, Литвы и Кавказа, Бунд. Они по-разному оценивали первоочередные задачи рабочего движения и такти­ку борьбы. Если «ликвидаторы» подчеркивали, что «борьба за легальность, или, иначе — борьба за пол­ноправие рабочего класса, во всех сферах организа­ции и борьбы... выдвигается... как одна из основных революционных задач», то Ленин настаивал на необ­ходимости «направить все усилия на... использова­ние всех... легальных возможностей, чтобы собрать силы пролетариата... и также неуклонно восстановлять... нелегальные чисто партийные и... чисто проле­тарские организации... провести непримиримую борь­бу с ренегатами и независимцами-легалистами, подготовить то время, когда наша партия... укрепив и расширив партийную пролетарскую армию, поведет ее в новый бой». В свою очередь Троцкий обращал­ся к рабочим с призывами: «Не фракционная борьба с ликвидаторами, а... вовлечение рабочих-ликвидато­ров в общую партийную работу. То же самое — с отзовизмом! От кружков, группировок — к общепар­тийной группировке... От фракций и из фракций — к партии и в партию!»

Ленин прежде всего обвинял Троцкого во фра­зерстве, в беспринципности, постоянных шатаниях, утверждал, что политика того срывает восстановле­ние РСДРП. В ответ Троцкий писал, что ленинизм «несовместим с партийно-политической организа­цией рабочих, но зато великолепно расцветает на навозе фракционных межеваний». Отсюда и вза­имная крепость выражений. В январе 1911 г. в не­опубликованной заметке Ленин употребляет соче­тание «Иудушка Троцкий». В письме к Н.С. Чхеидзе Троцкий писал о склоке, «которую... разжигает сих дел мастер Ленин, этот профессиональный экс­плуататор отсталости в рабочем дви­жении».

К середине 1912 г. выявился успех большевиков в российском рабочем движении: проведение VI (Пражской) партийной конференции, итоги вы­боров в IV Государственную думу. По­пытка же Троцкого в августе 1912 г. собрать в Вене объ­единительную конференцию организаций РСДРП быстро обнаружила свою несостоятельность. Так на­зываемый «Августовский блок» раздирался внутрен­ними противоречиями. Троцкий как корреспондент газеты «Киевская мысль» едет на Балканы, где в ок­тябре 1912 г. вспыхнула война. Это, по словам само­го Троцкого, было для него «важной подготовкой... к 1917 году». Здесь перерастает в дружбу его знаком­ство с врачом, революционером, видным деятелем рабочего движения Болгарии и Румынии, затем — большевистской партии, X.Г. Раковским, позже расстрелянным по сталинскому приказу в сен­тябре 1941 г. в орловской тюрьме.

Вене, у Троцкого в 1908 г. родился вто­рой сын, Сергей. Семья жила не бедно, но скромно. Иногда приходилось закладывать вещи в ломбард, распродавать книги, хотя в основном литературный заработок обеспечивал существование.

1 августа 1914 г. началась первая мировая война. Отношение к ней изменило расстановку сил в меж­дународном рабочем движении. 3 августа Троцкий с семьей вы­ехал в Швейцарию, ибо ему грозило интернирова­ние. На немецком языке вышла его брошюра «Интернационал и война», за распространение ко­торой в Германии немецкий суд заочно приговорил автора к 8 месяцам тюрьмы. В ноябре 1914 г. с удос­товерением корреспондента «Киевской мысли» Троц­кий перебрался во Францию. Через полгода к нему присоединилась семья. В Париже незадолго до этого начала выходить газета «Голос», в которой со­трудничали В.А. Антонов-Овсеенко, А.М. Коллонтай, А.В. Луначарский, Ю.О. Мартов, М.С. Уриц­кий и другие. Троцкий быстро становится одной из центральных фигур в редакции, и, хотя груз ста­рых разногласий с Лениным давал о себе знать, в эти годы создава­лась политическая база будущего сближения. Ле­нин уже соглашался войти вместе с Троцким в редакцию издававшегося на немецком языке жур­нала «Предвестник», но в конце 1916 г. француз­ское правительство закрыло газету и выслало Троц­кого из страны. Англия, Италия, Швейцария отказали ему во въезде. Оставалась только Испа­ния. Через две недели в Мадриде его арестовала испанская полиция. Отсюда Троцкого хотели от­править в Гавану, и лишь вмешательство депута­тов-республиканцев и либеральных газет помогло ему получить разрешение выехать с семьей в Нью-Йорк. В январе 1917 г. Троцкий прибыл в США. За два месяца он успел написать немало статей, вы­ступить с докладами на русском и немецком язы­ках в ряде городов, поработать в библиотеке, изу­чая хозяйственную жизнь новой для него страны, стать одним из редакторов газеты «Новый мир» вместе с Бухариным, Володарским и Чудновским. Здесь и застала его весть о Февральской револю­ции.

Годы второй российской революции (1917-1920) стали наиболее замечательным временем для Троцкого-политика, государственного деятеля, вождя. Именно они навсегда вписали его имя в анналы исто­рии. В конце марта на норвежском пароходе Троц­кий с семьей отплыл в Европу, но через несколько дней в канадском порту Галифакс вместе с несколькими эмигрантами он был арестован и заключен в лагерь для немецких моряков. Под давлением Пет­роградского Совета Временное правительство вы­нуждено было вмешаться, и через месяц Троцкого и его товарищей освободили. Через Швецию и Фин­ляндию 5 мая 1917 г. он прибыл в Петроград. Как и Плеханова, Ленина, Чернова, его ждала здесь тор­жественная встреча. За заслуги 1905 года его включи­ли в состав Исполкома Петросовета с правом сове­щательного голоса.

Необходимо было определить свою политиче­скую позицию. Уже вечером в день приезда Троцкий выступал на общем собрании Петросовета. Об­суждался вопрос о создании коалиционного правительства. Против были большевики. Троцкий сказал: «Русская революция — это пролог к рево­люции мировой... Я считаю, что вхождение в ми­нистерство опасно... Я думаю, что следующий ваш шаг — это будет передача власти всецело в руки Советов рабочих и солдатских депутатов». Из это­го видно, что он сразу поддержал важнейшие ло­зунги большевиков. В организационном отношении он вошел в межрайонную организацию РСДРП, созданную в 1913 г. и объединявшую интернацио­налистов из бывших меньшевиков и большевиков. К межрайонцам принадлежали Луначарский, Уриц­кий, Иоффе и другие. Практически все они в это время работают в тесном кон­такте с большевиками.

Троцкий скоро становится одним из любимых ораторов на рабочих и солдатских митингах, в зна­менитом цирке «Модерн», где собирались тысячи людей. В июльские дни он агитирует за взятие влас­ти Советами, стремится удержать массы от анархии, в частности, спасает Чернова у подъезда Тавриче­ского дворца от натиска возбужденной толпы. Яркая картина этого эпизода содержится в воспомина­ниях Ф.Ф. Раскольникова: «Троцкий прыгнул на кузов... автомобиля и взмахом руки подал сигнал к молчанию. В одно мгновенье стало тихо, и воцарилась мертвая тишина. Громким, отчетливым голосом, отчеканивая каждое слово и тщательно вы­говаривая каждый слог, тов. Троцкий произнес ко­роткую речь: «...Товарищи кронштадтцы... краса и гордость русской революции! Я не допускаю мысли, чтобы решение об аресте министра-социалиста Чер­нова было вами сознательно принято... Кто тут за насилие, пусть поднимет руку». Тов. Троцкий оста­новился и обвел взглядом всю толпу... Толпа... за­стыла в немом молчании... «Гражданин Чернов, вы свободны, — торжественно произнес тов. Троцкий, оборачиваясь всем корпусом к министру земледе­лия».

Когда Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина и Зиновьева, Троцкий в газете «Новая жизнь» опубликовал письмо, в котором, в частности, говорилось: «...не может быть никаких логических оснований в пользу изъятия меня из-под действия декрета, силою которого подлежат аресту тт. Ленин, Зиновьев, Каменев... Я являюсь столь же непримиримым противником общей политики Вре­менного правительства, как и названные товарищи». Эту позицию он поддерживал и в устных выступле­ниях. 22 июля Троцкий был арестован и помещен в «Кресты». А через несколько дней, на первом засе­дании VI съезда большевиков, он вместе с Лениным, Зиновьевым и Каменевым был избран почетным председателем. Межрайонцы вошли в состав партии. В последний день работы съезда, 3 августа, было ре­шено объявить фамилии лишь четырех членов ЦК, получивших наибольшее число голосов. Из 134 голо­сов Ленин получил 133, Зиновьев — 132, Каменев и Троцкий — по 131 голосу. Так завершился период «небольшевизма» Троцкого.

Признанием новой роли Троцкого стало отно­шение к нему Ленина. Сам Троцкий писал: «Отно­шение Ленина ко мне в течение 1917 г. проходило через несколько стадий. Ленин встретил меня сдер­жанно и выжидательно. Июльские дни нас сразу сблизили». Действительно, 1 ноября, во время пре­ний в Петроградском комитете партии, Ленин на­звал Троцкого «лучшим большевиком» за его пози­цию по вопросу переговоров с меньшевиками и эсерами.

Тюремное заключение оказалось недолгим. Пос­ле разгрома корниловского мятежа Временное пра­вительство было вынуждено выпустить Троцко­го. 5 сентября он оказался на свободе, став одним из фактических руководителей партии. Он — главный политический оратор большевиков, активнейший участник выработки решений в ЦК и ПК РСДРП(б), в большевистской фракции Петросовета и ЦИКа. 25 сентября Троцкий стал председателем Петросо­вета. В тог­даш­ней политической системе это был один из самых решающих постов. Троцкий выступает за уход большевиков из так называемого Предпарла­мента, созданного по решению Демократического со­вещания. По оценке Суханова, это означало «только одну дорогу: на баррикады».

10 октября на заседании ЦК Троцкий голосовал за решение об организации восстания в бли­жайшее время. Именно при Петроградском Совете был со­здан Военно-революционный коми­тет — легальный штаб восстания. Вместе с тем Троцкий связывал проведение восстания с на­ча­лом работы II Всерос­сийского съезда Советов, что отличалось от пози­ции Ленина, настаивавшего на восстании до съезда. В конечном счете восстание началось 24 октября, а решающие события развернулись 25 октября, в день открытия съезда Советов. Вспоминая об этом дне, Бухарин писал: «25 октября Троцкий, блестящий и мужественный трибун восстания, неутомимый и пла­менный проповедник революции, от имени ВРК объ­явил в Петроградском Совете под гром аплодисмен­тов собравшихся, что «Временное правительство больше не существует». На заседании ЦК в ночь на 25-е при обсуждении нового правительства было принято предложение Троцкого называться не ми­нистрами, а народными комиссарами. 26 октября Троцкий сделал доклад о составе правительства на заседании съезда. Сам он стал наркомом ино­странных дел.

Надежным союзником Ленина Троцкий про­явил себя при внутреннем кризисе ЦК и Совнар­кома, происшедшем в первые же дни существова­ния новой власти. 29 октября ЦК большевиков пошел на переговоры о создании однородного социалистического правительства. «Правые» боль­шевики (Каменев, Зиновьев, Ногин, Рыков и др.) настаивали на соглашении. Ленину при активной поддержке Троцкого удалось сломить колебания членов ЦК и настоять на выдвижении условий, неприемлемых для правых эсеров и большинства меньшевиков. И хотя 4 ноября пятнадцать членов ЦК, наркомов и их заместителей ушли в отставку, Ленин и Троцкий одержали победу. В эти же дни Троцкий активно участвует в организации отпора войскам Керенского — Краснова, разгроме мяте­жа юнкеров в Петрограде. С Лениным выезжает на Путиловский завод, в штаб Петро­градского военного округа.

Относительно его прямых обязанностей — нар­кома иностранных дел — Троцкий признавал впо­следствии, что «дело все же оказалось несколько сложнее, чем я предполагал». Надежда на близ­кую европейскую революцию порождала уверен­ность, что дипломатическая работа для Советской республики — лишь кратковременный эпизод. От­сюда знаменитая фраза Троцкого: «Вот издам не­сколько революционных прокламаций к народам и закрою лавочку». Первой крупной акцией Троц­кого на новом посту была публикация тайных дого­воров, заключенных Россией со странами Антан­ты. Непосредственной организацией расшифровки и издания этих документов занимался помощник Троцкого матрос Николай Маркин. В течение не­скольких недель вышло семь желтых сборников, вызвавших ажиотаж разноязычной прессы. Пред­варительно их содержание опубликовали газеты. Этим большевики доказывали свое обещание по­кончить с тайной дипломатией. Но сам Троцкий с конца декабря находился в Брест-Литовске, возглав­ляя российскую делегацию на переговорах с Гер­манией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией. Там он выступал с пламенными речами, которые были рассчитаны не столько на партнеров по перегово­рам, сколько на широкие массы. Речи Троцкого печатали и немецкие газеты, а советская печать публиковала полные стенограм­мы заседаний.

Между тем в большевистском руководстве вспыхнули острые разногласия по вопросу заклю­чения сепаратного мира на тяжелейших условиях с германской стороны. Если Ленин обосновал необ­ходимость мира на любых условиях, то «левые ком­мунисты» агитировали за революционную войну. С особой позицией выступил Троцкий, выдвинув лозунг «Ни мира, ни войны», который означал пре­кращение войны, отказ от подписания мира и де­мобилизацию армии. Расчет был на скорую революцию в Германии и Австро-Венгрии и неспособ­ность Германии провести крупномасштабное на­ступление. Пользуясь отсутствием решения ЦК по этому вопросу, 10 февраля нарком по иностранным делам отказался принять немецкий ультиматум и сделал заявление, соответствовавшее его взглядам. Надо заметить, что расчеты Троцкого не были бес­почвенными. Министры иностранных дел Германии и Австро-Венгрии Кюльман и Чернин были готовы согласиться с формулой советского наркома. Но на совещании у кайзера 13 февраля победу одержала «военная партия». 18 февраля началось немецкое наступление. Концепция Троцкого оказалась оши­бочной. В этих условиях он при голосовании вече­ром 18 февраля поддержал предложение Ленина о немедленном обращении к немецкому правитель­ству с целью подписания мира. При обсуждении 23 февраля в ЦК новых, еще более тяжелых усло­вий с немецкой стороны Троцкий считал ленинские доводы недостаточно убедительными, но воздержался, что означало принятие ле­нинской резолюции о готовности немедленно заключить мир.

Одновременно Троцкий уходит с поста нарко­ма по иностранным делам и тут же получает новое назначение. 13 марта он становится народным ко­миссаром по военным делам, сменив на этом пос­ту И.И. Подвойского. 6 апреля он возглавил и Нар­комат по морским делам, а 6 сентября Троцкий стал председателем Реввоенсовета республики, создан­ного для руководства армией, флотом и всеми уч­реждениями военного и морского ведомств. Эти посты он занимал до 26 января 1925 г. В условиях жесточайшей гражданской войны, охватившей огромную территорию бывшей Российской империи, деятельность его безусловно имела решающее значение. Именно эти годы поставили Троцкого рядом с Лениным, сдела­ли его имя известным каждому жи­телю страны.

Как же случилось, что человек, никогда не слу­живший в армии, не имевший военного образования, не только оказался в роли верховного военачальника, но и, при всех своих недостатках, справился с этой задачей? Прежде всего Троцкий был политическим руководителем, предоставившим ре­шение военных задач профессионалам. Сам же решал главные проблемы — создание постоянной армии и ее аппарата, привлечение специалистов, офицеров и генералов царской армии, борьба с «партизанщи­ной» и установление железной дисциплины.

Большевики шли к власти, уверенные в скоро­течности будущей гражданской войны, в поддерж­ке подавляющего большинства широчайших масс, в колоссальных возможностях государства-комму­ны. Им казалось возможным справиться с полити­ческими противниками достаточно ограниченными средствами. 25 октября 1917 г. Троцкий говорил в Петросовете: «Мы все люди партий, и не раз нам придется скрестить оружие. Но мы будем руково­дить работами Петроградского Совета в духе права и полной свободы всех фракций, и рука президиу­ма никогда не будет рукою подавления мень­шинства».

Первые дни Октября, казалось, оправдывали эти ожидания: бескровное взятие Зимнего, осво­бождение плененных здесь юнкеров, а через не­сколько дней — генерала Краснова, первые судеб­ные приговоры новой власти с их пафосом «морального осуждения», освобождение из тюрь­мы деятелей старого режима — С.П. Белецкого, П.Г. Курлова, А.А. Вырубовой и других. В 1918 г. первомайская амнистия принесла освобождение даже В.М. Пуришкевичу. Но одновременно ре­альность все более рушила первоначальные иллю­зии: стачка служащих и интеллигенции, не же­лавших признавать новую власть, взаимные жестокости во время боев в Москве и при подав­лении выступления юнкеров в Петрограде, успех эсеров при выборах в Учредительное собрание, «самостийность» мест, не желавших выполнять рас­поряжения центральной власти, нарастающая вол­на анархии и разложения с их «пьяными бунта­ми» и бессмысленными убийствами, обоюдные расстрелы пленных на Дону и Кубани, жесточай­шее подавление финляндской революции в мае 1918 г. — все это ставило вопрос: как удержать власть, как обуздать стихию? К этому добавлялась общая усталость от войны, справедливое раздра­жение крестьянства продовольственной политикой Советской власти, произволом многих ее предста­вителей на местах. Война приобрета­ла огромные масштабы, затяжной характер и не­виданную жестокость. Достаточно сказать, что в 1919-1920 гг. в Красной Армии насчитывались сотни тысяч дезертиров. Реальной были пробле­мы мятежей, измены отдельных лиц и целых частей. С 26 июня по 4 июля 1918 г. на сторону противника перебе­жали один за другим трое командующих 2-й ар­мией на Восточном фронте. Это, безусловно, слу­чай уникальный, но весьма показательный. В феврале 1918 г. отказался выполнять приказы мат­росский отряд, выехавший на фронт под Нарву, а командир его, нарком П.Е. Дыбенко, не смог вос­становить порядок.

В этих условиях репрессии становятся неотъемле­мым элементом политики, в первую очередь во­ен­ной. Троцкий был убежден в необходимости этого. Позже он писал: «Нельзя стро­ить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ста­вить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади. Но армии все же не создаются страхом». Последняя фраза показывает, что он считал репрессии важным, но вовсе не главным моментом.

Наиболее отчаянным был 1918 г. В начале авгус­та белочехи взяли Казань и готовились перейти Вол­гу. 8 августа организованный накануне поезд пред­седателя реввоенсовета прибыл в Свияжск. Здесь Троцкий находился 25 дней, агитируя, организуя, угрожая, наказывая и требуя. 30 августа им был из­дан приказ № 31. В нем, в частности, говорилось: «Вчера по приговору военно-полевого суда... расстреляны 20 дезертиров. В первую голову расстреляны те командиры и комиссары, которые покинули вверенные им позиции. Затем расстреляны трусливые лжецы, при­кидывавшиеся больными... Да здравствуют доблест­ные солдаты!.. Гибель шкурникам! Смерть измен­никам-дезертирам!» Тогда же, не упуская случая подчеркнуть героизм и преданность кадровых офи­церов, невозможность обойтись без их знаний, Троц­кий 30 сентября 1918 г. предупреждает: «Пусть же перебежчики знают, что они одновременно предают и свои собственные семьи: отцов, матерей, сестер, братьев, жен и детей», и приказывает «представить... списки всех перебежавших... лиц командного соста­ва со всеми необходимыми сведениями об их семей­ном положении». За неустойчивыми частями вы­ставляются заградотряды, обязанные не допускать отхода без приказа. В своем знаменитом поезде пред­седатель Реввоенсовета носится по всем фронтам, привозя небольшие запасы снаряжения, командиров и агитаторов, поддерживая постоянную связь с Моск­вой. Его сообщения в Центр полны решительности и не ведают сомнений. Он телеграфирует Ленину и Свердлову осенью 1918 г.: «Причина постыдных не­удач на Воронежском фронте — в полной распущен­ности восьмой армии. Главная вина лежит на комис­сарах, не решавшихся принимать крутые меры. ...Полевые трибуналы приступили к работе. Произ­ведены первые расстрелы дезертиров. Объявлен при­каз, возлагающий ответственность за укрывательство дезертиров на совдепы, комбеды и домохозяев... Надеюсь, что перелом будет достигнут в короткий срок».

Вместе с тем Троцкий настаивал на том, что все репрессии должны проводиться в судебном по­рядке, напоминая о недопустимости самосудов в от­ношении пленных. В приказе от 10 декабря 1918 г. указывалось: «Строжайше запрещаю расстреливать пленных рядовых казаков». Это не было лишь фра­зой для внешнего пользования. В мае 1919 г. Троцкий писал Реввоенсовету 2‑й армии: «Разумеется, в боевой обстановке, под огнем, командиры, комис­сары... могут оказаться вынужденными убить на месте изменника, предателя, провокатора... Но за вычетом этого исключительного положения... рас­стрелы без суда... никоим образом не могут быть допущены». Однако мерой борьбы с этим в обста­новке войны были те же расстрелы. В приказе № 92 по войскам Восточного фронта от 1 мая 1919 г. подчеркивалось: «Сдавшихся или захвачен­ных в плен противников ни в коем случае не рас­стреливать... Самовольные расстрелы... будут бес­пощадно караться по законам военного времени». Стоит напомнить о приказе А.В. Кол­чака от 27 марта 1919 г. за № 273, по которому во­еннопленных красноармейцев двух категорий — «добровольцев из рабочих и бывших моряков и до­бровольцев из крестьян-хлебопашцев» — требова­лось «препроводить... в тюрьмы и лагеря... для по­следующего предания их... военно-полевому суду за государственную измену».

Большое внимание Троцкий уделял моральным стимулам. На многочисленных митингах отличив­шимся бойцам Троцкий раздавал серебряные порт­сигары. Был случай, когда подарков не хватило, нар­ком одному из красноармейцев вручил свои часы, а другому — свой браунинг. В конце августа 1918 г. он предложил учредить индивидуальный знак отличия. Это стало толчком к созданию первого советского ордена — ордена Красного Знамени. Кстати, мораль­ные меры широко применялись и в борьбе с дезер­тирством; в результате почти половина сбежавших добровольно вернулись в Красную Армию.

Крупнейшей заслугой Троцкого стало привле­чение военных специалистов. В годы гражданской войны в Красной Армии служила почти треть офи­церского корпуса, 82 процента командующих арми­ями и фронтами имели военное образование. Он под­черкивал, что «на одного изменника приходится сотня надежных, на одного перебежчика — два-три убитых». Эти годы были временем наи­более дружной работы Ленина и Троцкого. На VIII съезде партии, в отсутствие Троцкого, который срочно выехал на Восточный фронт, Ленин, отвечая ораторам из «Военной оппозиции», говорил: «Если вы... можете Троцкому ставить обвинения в том, что он не проводит политику ЦК, — это сумасшедшее обвинение. Вы ни тени доводов не приведете». В июле 1919 г., желая поддержать Троцкого в услови­ях споров в партийном руководстве и даже попытки Троцкого подать в отставку, Ленин на чистом блан­ке написал следующий текст: «Товарищи! Зная стро­гий характер распоряжений Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден в правиль­ности, целесообразности и необходимости для поль­зы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело». Наконец, 17 октября 1919 г., когда Троц­кий находился в Петрограде, отбивавшем атаки Юденича, Ленин в письме к нему, прилагая воззвание, заметил: «Спешил — вышло плохо. Лучше поставьте мою подпись под Вашим». Однажды Ленин сказал: «А вот указали бы другого человека, который способен почти в год организовать почти образцовую армию, да еще завоевать ува­жение военных специалистов».

Это впоследствии признавали и противники. Лидер эсеров В.М. Чернов писал: «Большевики до­казали, что самая суровая, даже самая беспощадная дисциплина в революционной армии возможна, что возможно в ней и безусловное единоначалие... В... армии большевиков было преодолено то, с чем су­ществование армии совершенно несовместимо: разъ­едающий ее дуализм и стихийная реакция на него в виде революционного самоуправства».

Но в эти же годы обостряются отношения Троцкого и Сталина. Вынужденный в военном отноше­нии подчиняться Троцкому как член Реввоенсовета ряда фронтов, но равный ему в партийных и госу­дарственных должностях (оба с марта 1919 г. были членами Политбюро ЦК, с 26 октября 1917 г. — нар­комами) Сталин с его самолюбием пытался вмеши­ваться в военные решения. Не менее самолюбивый и стремившийся приучить подчиненных к беспре­кословному исполнению приказов, Лев Давидович не склонен был терпеть подобные вещи. В роли ар­битра уже в 1918 г. приходилось выступать Ленину. Он стремился наладить их нормальную совместную работу.

Троцкий одоб­рял расстрел царской семьи, видя его смысл прежде всего в том, чтобы в условиях марта 1918 г. показать, что пути назад нет. Отношение к казачеству он выразил в тезисах «Руководящие начала бли­жайшей политики на Дону». Здесь, в частности, говорилось: «Наша политика не есть политика мес­ти за прошлое... Мы строжайше следим за тем, чтобы продвигающаяся вперед Красная Армия не производила грабежей, насилий и проч... В то же время мы требуем от населения всего, что необхо­димо Красной Армии...»

27 ноября 1919 г. Троцкий и Сталин были на­граждены орденом Красного Знамени. Весной 1920 г. Троцкий был назначен наркомом железнодорожно­го транспорта. Он пытался приказом № 1042 ввести жесткий график ремонта паровозов. Жесткие адми­нистративные меры первоначально дали определен­ный эффект. Но вскоре Троцкого освободили от этих обязанностей в связи с советско-польской войной. В 1920 г. он делает все, что было в его силах, для укрепления сложившейся военно-бюрократической системы, хотя и испытывает некоторые сомнения. Между тем «военный коммунизм» шел к своему за­кату.

В конце 1920-начале 1921 г. в партии вспыхну­ла так называемая дискуссия о профсоюзах. В ходе ее образовалось несколько платформ. При этом Троц­кий и Ленин заняли различные позиции. Споры меж­ду ними были довольно шумными. Ленин говорил о «гигантских ошибках» и «вопиющих неправильнос­тях» Троцкого, а тот упрекал Ленина в путанице, но оба подчеркивали свое уважение друг к другу. Все эти разногласия были сняты Кронштадтским мяте­жом и переходом к новой экономической политике. За подавление выступления кронштадтцев Троцкий был награжден вторым орденом Красного Знамени. Он поддержал и идеи НЭПа. Это было для него тем легче, что в феврале 1920 г. он внес в Политбюро предложения в связи с неэффективностью «продо­вольственной политики, построенной на извлечении излишков». Троцкий предлагал, в частности, заме­нить «изъятие излишков известным процентным отчислением... с таким расчетом, чтобы более круп­ная запашка или лучшая обработка представляли выгоду». Тогда против этого возражало большин­ство во главе с Лениным.

В 1921-1922 гг. Троцкий и Ленин работают в тесном единстве. Идет резкое сокращение ар­мии (к 1924 г. почти в 10 раз), флота. На первое мес­то выдвигается учеба, освоение накопленно­го опыта. Центральное место в жизни страны занимают экономические проблемы. Шел процесс постепенной нормализации внут­реннего и международного положения. Троцкий участвовал в теоретической разработке встающих перед страной вопросов. По его воспоминаниям, они с Лениным внимательно обсудили тезисы доклада о НЭПе на IV конгрессе Коминтерна. Речь шла пре­жде всего об использовании капиталистических ме­тодов и форм для социалистического строительства. Осенью 1922 г. в беседе наедине последовало пред­ложение Ленина Троцкому стать его заместителем по Совнаркому.

Идя на уступки в экономике, советское руко­водство не собиралось отказываться от монополии коммунистической партии на власть. Для этого началось привлечение интеллигенции, необходимой для развития экономики. Одновременно решительно преследовались те, кто мог представлять потенциальную политическую опасность. Во всех этих случа­ях Троцкий и Ленин занимали общую позицию.

В это время Троцкий, безусловно, оценивался как «второй человек» в руководстве после Ленина. Сам он достаточно благосклонно воспринимал стрем­ление части печати и окружающих сформировать культ его личности. В 1922 г. в параграфе 41 Полити­ческого устава Красной Армии была помещена его биография. Параграф заканчивался словами: «Тов. Троцкий — вождь и организатор Красной Армии. Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над всеми врагами Советской республи­ки». Одним из первых переименованных населен­ных пунктов стала Гатчина, получившая название «Троцк».

Впервые за несколько лет появилось и время для отдыха. Троцкий увлекался охотой, рыбной ловлей, но ему все чаще и больше докучали болезни: ради­кулит, простуды, обострение хронического катара желудка. Приближался но­вый этап политической биографии Л. Троцкого.

В конце мая 1922 г. Ленин перенес первый ин­сульт. Он вернулся к работе лишь в октябре, но 12 декабря стало последним официальным днем его работы. Затем, с 23 декабря по 6 марта 1923 г., на­половину парализованный, он диктовал свои письма и статьи. После нового приступа, повлекшего поте­рю речи, Ленин до конца жизни стал политическим мертвецом. В этих условиях идет раскол внутри По­литбюро и ЦК. Главную роль играло различие во взглядах на будущие пути развития страны, судьбы европейской революции, стремление партийно-со­ветского аппарата закрепить свое ведущее положе­ние.

Центральными фигурами конфликта оказались Троцкий и Сталин, бывший с апреля 1922 г. гене­ральным секретарем ЦК. Сталина поддерживали Ка­менев и Зиновьев. Столкновения проявились еще при обсуждении последних ленинских работ. Именно Троцкого просил Ленин о защите монополии внеш­ней торговли на пленуме ЦК, о поддержке группы грузинских коммунистов против линии Сталина-Орджоникидзе. Надо сказать, что сам Троцкий реа­гировал на эти просьбы достаточно уклончиво, ссы­лаясь на нездоровье. Эта позиция проявилась и в подписании им вместе с другими членами Полит­бюро, Оргбюро и Секретариата ЦК 25 января 1923 г. (на другой день после публикации ленинской статьи «Как нам реорганизовать Рабкрин», вызвав­шей недовольство аппаратчиков) секретного цирку­ляра губкомам партии, в котором подчеркивались болезнь Ленина и его отход от повседневной пар­тийной жизни.

Открытое столкновение Троцкого с большин­ством ЦК произошло осенью 1923 г. 8 октября он обратился с письмом в ЦК и ЦКК. К этому времени в стране обострился экономический кризис. Нарас­тала бюрократизация партийного аппарата. Сводки ОГПУ говорили о массовом недовольстве трудящих­ся своим положением, забастовках в различных от­раслях. Ряд членов партии в 1923 г. создали «Рабо­чую группу РКП», требовавшую организовать Советы рабочих депутатов на предприятиях, сделать проф­союзы органами контроля, «устранить господствующую в партии группу, которая окончательно ото­рвалась от рабочего класса». Пленум ЦК в сентябре 1923 г. заявил, что эта группа, как и группа «Рабочая правда», ведет «ан­ти­ком­му­ни­сти­ческую и антисовет­скую работу» и признал принадлежность к ним не­совместимой с принад­леж­ностью к РКП(б). Комиссия Дзержинского предложила обязать членов партии, зна­ю­щих о группировках, сообщить об этом в ОГПУ, ЦК и ЦКК. Пленум решил ввести в состав Реввоенсовета шесть членов ЦК, что озна­чало, конечно, ограничение позиции Троцко­го в ар­мии.

Главной темой своего письма Троцкий сделал проблему внутрипартийной демократии. Безусловно, обращение к этой теме человека, известного своим «чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела», удивляло многих и было широко использовано его противниками. Но сегодня видно, что Троцкий ухватил центральную проблему одно­партийной монопольной власти. Он настаивал, что «партийная демократия в тех, по крайней мере, пре­делах, без которых партии грозит окостенение и вы­рождение, должна вступить в свои права. Низы пар­тии должны в рамках партийности высказать, чем они недовольны, и получить действительную возмож­ность... создать ее организационный аппарат». Од­новременно Троцкий обвинял верхи партии в не­верной хозяйственной политике, в «ножницах цен» (несоответствие цен на промышленные и сельско­хозяйственные товары).

Далеко не соответствует истине стереотип восприятия Троцкого как деятеля, выступавшего за «ограбление» деревни для разви­тия промышленности, презиравшего рабочих и крестьян. Размышляя о «смычке» города и деревни, он писал: «Культурное шефство над деревней — превосходная вещь. Но базой смычки все-таки является плуг и гвоздь, дешевый ситец, дешевые спички... Нужно дать деревне доступные по цене сельскохо­зяйственные орудия и машины... Нужно дать деше­вые предметы домашнего крестьянского обихода». Впоследствии, оценивая сталинскую коллективиза­цию, Троцкий отмечал: «Паническая расправа над кулаком, распространившаяся на середняка, обо­шлась хозяйству не дешевле, чем иноземное наше­ствие», а сама коллективизация приняла «характер экономической авантюры». Наконец, говоря о про­блемах промышленности, он замечал, что «русский рабочий восприимчив, находчив, даровит», а «труд­ность — в общей организации труда».

Сразу же бюро Московского комитета РКП(б) и Президиум ЦКК расценили выступление Троцкого как «платформу» и попытку «организации фракции на этой платформе». 15 октября появилось «Заявле­ние 46-ти» в поддержку письма Троцкого. Оно ука­зывало на «фракционный режим» большинства, пред­лагало немедленный созыв совещания членов ЦК «с наиболее видными, активными» партработниками, имеющими разные точки зрения. В свою очередь члены и кандидаты в члены Политбюро в письме от 19 октября обвиняли Троцкого и авторов «Заявле­ния 46-ти» в многочисленных грехах и, главное, во фракционной работе и стремлении нарушить «един­ство партии». С тех пор на десятки лет эта формули­ровка стала самым страшным обвинением. Подго­товленный аппаратом расширенный Пленум ЦК и ЦКК 25-27 октября 1923 г. подавляющим большин­ством (102 голосами против 10 при 2 воздержавших­ся) осудил выступление Троцкого. 31 октября Н.К. Крупская, выступавшая здесь же, направила письмо Зиновьеву, в котором отмечала, что «за все происходящее приходится винить и нашу группу: Вас, Сталина и Каменева... Нельзя создавать атмосферу такой склоки и личных счетов... Хорошо, что меня не было, когда Петровский сказал, что Троцкий ви­новат в болезни Ильича, я бы крикнула: это ложь, больше всего В.И. заботил не Троцкий, а нацио­нальный вопрос и нравы, водворившиеся в наших рядах».

Между тем в партии разворачивалась дискус­сия. Учитывая авторитет Троцкого, Политбюро пред­ложило создать согласительную комиссию для раз­работки резолюции о партийном строительстве. 5 декабря комиссия в составе Зиновьева, Сталина и Троцкого после долгих споров приняла согласован­ный текст. Несмотря на болезнь (простудился на охоте в конце октября и проболел до весны 1924 г.), Троцкий опубликовал в «Правде» четыре статьи под общим названием «Новый курс». Здесь он разви­вал свои мысли о проблеме внутрипартийной де­мократии в условиях советской системы, пытаясь опереться на резолюцию Политбюро. Признавая не­обходимость недопущения других партий в период диктатуры пролетариата, Троцкий вместе с тем до­казывал, что сам запрет фракций не решает суще­ство вопроса. Главную опасность он видел в бюрократизме, в аппаратном режиме, поэтому на­стаивал на том, что «руководящие партийные орга­ны» должны прислушиваться «к голосу широких партийных масс, не считать всякую критику про­явлением фракционности», что не партия для аппа­рата, а аппарат «ею избирается и от нее не должен отрываться».

Оппоненты Троцкого главное внимание сосре­доточили на словах о партийной молодежи как барометре партии, о возможности перерождения пар­тийных кадров, обвиняя его в клевете на «старых партийцев» и напоминая о его меньшевистском про­шлом. Сторонники Троцкого сумели собрать значи­тельное число голосов в вузовских, армейских и учрежденческих ячейках. Любопытны практические предложения этих резолюций. Например, 14 декаб­ря 1923 г. собрание штаба политуправления, штаба ЧОН и управления военных сообщений Московско­го военного округа предлагало обеспечить полную и правдивую информацию о важнейших партийных решениях, ввести выборность партийных органов и ответственных работников аппарата, упразднить «ин­ститут всяких почетных членов, почетных председа­телей», прекратить присвоение имен здравствующих партийных работников любым объектам (городам, улицам, казармам), не проводить многочисленные юбилеи и т.д. В письме коммуниста Ф. Климова отмечалось, что «среди членов партии выработалась привычка считать своевременным и разумным лишь предложения «сверху»... Не редкость, когда комму­нист уподобляется тому солдату, который говорил, что за него «взводный знает».

Вместе с тем большинство рабочих ячеек под­держивало ЦК партии. В одном из писем тех дней говорилось: «Товарищи полагают, что быть винти­ком хорошего, не тормозящего рост партии аппара­та — роль не только не зазорная, но тысячу раз по­лезная».

В середине января 1924 г. XIII партконференция почти единогласно (125 против 3) одобрила по­зицию Политбюро, в специальной резолюции осудила оп­позицию как «явно выраженный мел­кобуржуазный уклон». Было продемонстрировано нежелание идти на компромиссы, прислу­­­шиваться к мнению мень­шинства. Самого Троцкого на конференции не было, он по совету вра­чей выехал в Сухуми. В дороге, на вокзале в Тифлисе, его настигла телеграмма о смер­ти Лени­на. Дополнительным ударом стала невозмож­ность присутствовать на похоронах: по прямому про­воду ему сообщили, что панихида состоится в субботу. Это было ложью. На самом деле по­хороны прошли в воскресенье, 27 января.

В Сухуми Троцкий работал над воспоминаниями о Ленине.

Очень важным было для него письмо Надежды Константиновны от 28 января: «Дорогой Лев Давидо­вич!.. То отношение, которое сложилось у В.И. к Вам тогда, когда Вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти».

Новый этап дискуссии вспыхнул осенью 1924 г., после выхода в свет третьего тома сочинений Троц­кого, где были собраны статьи и речи 1917 г., а в качестве предисловия предлагалась статья «Уроки Ок­тября». Автор доказывал свое единство с Лениным в тот период, а главными противниками в партии на­зывал Каменева и Зиновьева.

Безусловно, эта историческая работа имела «про­зрачную» политическую сверхзадачу. Поэтому не­медленно после ее выхода из печати началась широ­комасштабная кампания, в которой подавляющее большинство участников интересовало не выясне­ние исторической истины, а возможность нанести ответный удар. Особенно усердствовали Каменев и Зиновьев. Они организовывали требования исклю­чить Троцкого из руководящих органов и даже из партии. Против этого выступил Сталин, «гений ап­паратных игр», представший перед партией в орео­ле миротворца и получавший политическую выгоду от взаимных обвинений трех других партийных во­ждей. В январе 1925 г. Троцкий согласился подать заявление пленуму ЦК об освобождении его «от обязанностей председателя Революционного военного совета». Одновременно он предложил, чтобы Полит­бюро указало ему темы для литературной работы, подчеркивая свою готовность действовать «под лю­бым контролем партии». Троцкий был снят с поста наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета. Его сторонник К.Б. Радек прокомментировал дискуссии шутливой эпиграммой: «Опасные делишки — писать в России книжки. Ты, Лева, тиснул зря «Уроки Ок­тября». В мае 1925 г. Троцкого сделали председате­лем концессионного комитета, председателем науч­но-технического управления ВСНХ.

Но жизнь готовила еще один поворот. Одержав победу, раскалывается «тройка». Сталин поддержи­вает в это время Бухарина, считавшего возможными новые уступки крестьянству, преимущественное раз­витие в ближайшие годы легкой промышленности. Каменев и Зиновьев обвиняют их, прежде всего Бу­харина, в недооценке «кулацкой опасности», в «пра­вом уклоне». Вместе с тем они ставят под сомнение возможность победы социализма в одной стране, «последовательно социалистический» характер госу­дарственных предприятий, вспоминают о требова­нии Ленина снять Сталина с поста генсека. Откры­тое столкновение происходит в декабре 1925 г. на XIV съезде ВКП(б). Обе стороны используют аппа­ратные методы. Троцкий здесь не выступал. После поражения на съезде «новой оппозиции» в отноше­нии ее следуют оргвыводы: снятие Зиновьева и его сторонников с работы. Меньшинство ищет союзников. В этой обстановке в первой по­ловине 1926 г. происходит сближение Зиновьева и Каменева с Троцким. Снова подтверждается мысль о приоритете политических интересов над личными и родственными связями. В апреле-мае 1926 г. Троцкий вместе с женой выезжал на лечение в Германию. Между тем внут­рипартийная борьба нарастала. Играют роль и советско-английские отношения, и события в Китае, переворот в Польше и экономи­ческие проблемы СССР. Пленумы ЦК превращают­ся в место взаимных обвинений. Например, в авгус­те 1927 г. К.Е. Ворошилов обвинил Троцкого в чрезмерных расстрелах в годы гражданской войны, в том числе членов партии. Не выдержав, Троцкий крикнул с места: «Вы же лжете совершенно созна­тельно, как бесчестный каналья, когда говорите, что я расстреливал коммунистов». Ворошилов париро­вал: «Сами вы каналья и отъявленный враг нашей партии».

Постепенно организационные меры становились все жестче. 23 октября 1926 г. объединенный Пле­нум ЦК и ЦКК вывел Троцкого из состава Политбю­ро, где тот давно уже не играл активной роли. Ровно через год новый пленум исключил Троцкого и Зи­новьева из членов ЦК.

К борьбе с оппозицией Сталин привлекает ор­ганы ОГПУ. Информационные сводки ОГПУ тщательно фиксируют высказывания в под­держку Троцкого, расценивая их как анти­советские. Интересно, что «причиной подобной симпатии», по мнению информаторов, «яв­ляются, в частности, свобода группировок внутри партии... что, по мнению рабочих, есть шаг к свободе слова, поступков и т.д.». Из сводок же вид­но, что в ряде случаев антитроцкистские настрое­ния объяснялись антисемитскими мотивами. При перлюстрации писем политконтроль ОГПУ включал в меморандум выдержки, касавшиеся партийных споров. В 1927 г. начинаются аресты оппозиционеров, ис­ключение из партии, высылка из Москвы. 14 ноября 1927 г. ис­ключены Троцкий и Зиновьев. Через пять дней покончил са­моубийством многолетний друг Троцкого А.А. Иоф­фе. На его похоронах на Новодевичьем кладбище Троцкий произнес последнюю публичную речь. Со 2 по 19 декабря проходил XV съезд ВКП(б). Вы­ступления представителей оппозиции — Раковского, Каменева, Муралова — сопровождались неумолч­ным шумом зала, негодующими выкриками. Парадокс состоял в том, что завтрашние антиста­линцы, такие как А.И. Рыков, М.Н. Рютин, предла­гали выбросить оппозицию в «мусорную яму исто­рии», угрожали «в ближайшее время... увеличить... население тюрем». Съезд исключил из партии око­ло ста ведущих оппозиционеров, дав сигнал к рас­праве на местах. В различные города страны были высланы крупнейшие деятели оппозиции. Оправда­лось предсказание одного из сторонников Троцкого (расстрелянного в августе 1936 г.) С.В. Мрачковского: «Сталин обманет, а Зиновьев убежит». Уже че­рез несколько месяцев Каменев и Зиновьев пол­ностью признали свою вину перед партией и были возвращены в Москву. Их примеру последовали и многие другие. Это не спасло их всех от новых поношений в ближайшие годы, а затем и уничтожения.

Наряду с некоторыми другими несгибаемыми оставался Троцкий. 17 января 1928 г. его с женой и сыновьями доставили на Ярославский вокзал. По окружной дороге поезд вышел на среднеазиатское направление. Конечной целью была Алма-Ата. Здесь Троцкий провел около года. Это было время споров вокруг судьбы НЭПа. Вчерашние союзники, группы Сталина и Бухарина, теперь вели борьбу в «коридо­рах власти», стараясь пока не выносить ее на всеоб­щее обозрение. Естественно, Троцкий имел доста­точно большую информацию. Ему казалось, что новый курс Сталина «несомненно представляет со­бою попытку подойти к нашей постановке». Он был убежден, что оппозиция, т.е. прежде всего он сам, «держит руку на пульсе мирового исторического про­цесса, ясно видит динамику классовых сил, предви­дит завтрашний день и сознательно подготовляет его». Троцкий продолжает вести активную литера­турную работу, переписку со своими единомышлен­никами.

В декабре 1929 г. к нему приехал специальный уполномоченный ГПУ с требованием прекратить политическую деятельность. Троцкий категорически отказывается. Через месяц его знакомят с поста­новлением коллегии ОГПУ (от 18 января 1929 г.), которое предусматривало высылку Троцкого из СССР за провоцирование антисоветских выступле­ний и подготовку вооруженной борьбы против Со­ветской власти. Две недели семья Троцкого ждала в поезде в районе Ряжска, вблизи Рязани, решения вопроса о стране пребывания. Категорически отка­зывает германское правительство. Согласна Турция, почетным гражданином которой Троцкий вместе с Лениным и Фрунзе был объ­явлен в начале 20-х годов. 10 февраля на пароходе «Ильич» в сопровожде­нии агентов ГПУ из Одессы Троцкий, его жена На­талья Ивановна и старший сын Лев навсегда поки­нули СССР.

12 февраля 1929 г. Троцкий направил прези­денту Турецкой республики Кемалю Ататюрку за­явление: «Милостивый государь. У ворот Констан­тинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по своему выбору и что перейти границу я могу, лишь подчиняясь насилию». Начинается его жизнь в эмиграции. Но если первая и вторая эмигра­ции (1902-1904 и 1906-1917 гг.) были наполнены надеждами на будущую революцию, то теперь воз­можность возращения в СССР становилась все более призрачной. Это были годы сужавшегося круга друзей, единомышленников, родных и од­новременно годы неустанного отчаянного проти­востояния Сталину и его режиму. Революционер и марксист Троцкий оставался верен своим идеа­лам.

Местом нового жительства стал остров Принкипо, один из расположенных в Мраморном море Принцевых островов, некогда традиционное место для ссылки византийских вельмож. Здесь Троцкий продолжает и заканчивает начатую в ссылке рабо­ту над книгой «Моя жизнь». Это опять же не толь­ко мемуары, но, что естественно для политика, по­пытка дать свою версию исторических событий. Одновременно он стремится наладить связи со сво­ими сторонниками в СССР, размышляет над про­исходящим там. В 1931 г. он приходит к выводу, что «нынешний советский аппарат представляет собой бюрократическую плебисцитарную форму диктату­ры пролетариата». Между тем Сталин предпринимает новый этап политических репрессий. Начавшись в 1928 г. с ударов по старой интеллигенции, репрессии все сильнее обрушиваются на бывшую партийную оппозицию. Троцкий и его деятельность становятся для ОГПУ-НКВД необходимым компо­нентом для предъявляемых обвинений. Всех аресто­ванных обвиняли, как правило, в «троцкизме», в пропаганде его идей, связях с Троцким, выполнении его указаний, замыслах контрреволюционного пе­реворота. В советской печати Троцкий становится зловещим символом самых гнусных замыслов импе­риализма и фашизма в отношении СССР. Полити­ки, журналисты, карикатуристы соревнуются меж­ду собой в поисках самых уничижительных эпитетов, должных показать ничтожество и черноту души Троцкого. Нет преступления, в котором бы его не обвинили. К этой травле привлекаются зарубежные коммунистические партии, используются диплома­тические каналы. В 1932 г. Троцкого лишают совет­ского гражданства.

Международное давление сталинского руковод­ства дает свои плоды. Правительства стран Запад­ной Европы не жаждут видеть у себя человека с ре­путацией «знаменитого революционера», имеющего своих последователей во многих государствах. В се­редине 1933 г. Троцкий перебрался во Францию, но летом 1935 г. ему приходится, по временной визе, переехать в Норвегию. Наконец, 9 января 1937 г. на танкере, предоставленном норвежским правитель­ством, по приглашению одного из великих худож­ников XX в. Диего Риверы Троцкий прибывает в Мек­сику. Какое-то время он живет на вилле художника, но затем их отношения осложняются. В начале 1939 г. Троцкий переселяется в купленный в предместье Мехико большой дом, окруженный садом. Здесь ему предстояло провести последний год своей жизни.

Все 30-е годы Троцкий не прекращал политиче­ской деятельности. Прежде всего это была литературная ра­бота. Как журналист и публицист он был необычай­но плодовит. Кроме автобиографической книги «Моя жизнь» он пишет «Что же такое перманентная рево­люция?» (вышла в 1930 г. в Берлине). Тогда же вы­ходит двухтомная «История русской революции». Появляются работы «Сталинская школа фальсифи­каций», «Преданная революция», «Их мораль и наша», биографии Ленина и Сталина. С 1929 г. вы­ходит «Бюллетень оппозиции», с которым он посто­янно сотрудничает.

Одновременно Троцкий стремится создать «ин­тернационалистическую левую оппозицию». Его сто­ронники действуют во Франции, Испании, Греции, Китае, США, Южной Америке. В феврале 1933 г. в Париже прошла первая конференция создавшейся организации. Здесь отмечалось, что ее секции дей­ствуют в девяти странах. Был принят итоговый до­кумент — «Интернационалистическая левая оппо­зиция: задачи и методы». Летом 1938 г. там же, в Париже, был проведен учредительный конгресс IV Интернационала. Казалось, цель достигнута. Но на деле ни одна из секций не стала по-настоящему массовой партией, играющей у себя в стране се­рьезную политическую роль.

Наряду с общеполитическими мировыми проб­лемами Троцкий первостепенное внимание уделял положению в СССР, переходя от надежды к от­чаянию и вновь к надежде. 15 марта 1933 г. он пи­шет письмо в Политбюро ВКП(б) с призывом «воз­родить партию», предлагая собственную помощь. Вместе с тем именно он приходит к выводу, что за убийством Кирова скорее всего стоит Сталин. В боль­шом количестве публикаций Троцкий разоблачал лживость «мос­ков­ских процессов» 1936-1938 гг., демонстрировал не только логические несообразнос­ти, но и фактические ляпсусы, допущенные их орга­низаторами. Вместе с тем в его теоретическом бага­же появляются новые, более глубокие положения.

Если в 1932 г. он писал, что главное — «убрать Сталина», то в 1936 г. приходит к выводу, что про­блема гораздо серьезнее: «Устранение Сталина лич­но означало бы сегодня не что иное, как замену его одним из кагановичей, которого советская печать в кратчайший срок превратила бы в гениальнейшего из гениальных». И далее: «Дело идет... о том, чтобы изменить самые методы управления хозяйством и руководства культурой», подчеркивая необходимость «второй... революции». Он указывал на то, что «ста­линизм и фашизм, несмотря на глубокое различие социальных основ, представляют собой симметрич­ные явления». В сентябре 1938 г. Троцкий преду­преждал о том, что «советская, дипломатия попыта­ется теперь добиваться сближения с Германией». Конечно, далеко не все прогнозы и предупреждения Троцкого оказывались верными. Можно напомнить его слова, что в итоге предстоящей войны «слабей­шим звеном в цепи великих держав окажется на этот раз Япония» или объявление вступления СССР в Лигу Наций — предательством мировой революции и т.д. Но гораздо важнее и интереснее те момен­ты, где Троцкому удалось, что бывает весьма нечас­то, заглянуть в будущее. В работе «Что такое СССР и куда он идет? » он, в частности, видит выход в сле­дующих изменениях: «Бюрократическое самовластье должно уступить место советской демократии. Восстановление права критики и действительной сво­боды выборов есть необходимое условие дальней­шего развития страны. Это предполагает восстанов­ление свободы советских партий, начиная с партии большевиков, и возрождение профессиональных со­юзов. Перенесение на хозяйство демократии озна­чает радикальный пересмотр планов в интересах тру­дящихся... Молодежь получит возможность свободно дышать, критиковать, ошибаться и мужать. Наука и искусство освободятся от оков». Троцкий пытался написать политическую биографию Сталина, над ко­торой работал в 1939-1940 гг. Он успел подготовить к печати первые семь глав.

Между тем вокруг Троцкого кольцо сжималось все плотнее. Думается, что сам он был в определен­ной степени нужен Сталину в период «большого террора». Нужен как символ врага. Люди, близкие Троцкому, гибли один за другим. В мае 1937 г. в Испании исчез чешский гражданин Эрвин Вольф, личный секретарь Троцкого; в июле 1935 г. в Париже погиб Рудольф Клемент, один из технических секретарей IV Интернационала. Гибнут близкие и дальние родственники Троцкого. Еще в июне 1928 г. умерла от туберкулеза в Москве млад­шая дочь Нина. Ее муж еще до этого был сослан и затем репрессирован. Судьба внучки Вали осталась неизвестной. Старшей дочери Зине разрешили в начале 1931 г. с пятилетним сыном выехать из СССР для лечения от туберкулеза. В 1933 г. в Берлине в состоянии депрессии она покончила с собой. В СССР погиб ее муж, Платон Волков. В начале 1935 г. был арестован оставшийся на родине младший сын Троц­кого — Сергей. Талантливый инженер, автор ряда трудов по термодинамике и теории дизеля, он неза­долго до этого стал профессором Московского тех­нологического института. По так называемому «кремлевскому делу» его приговорили к пяти годам ссыл­ки, а в октябре 1937 г. расстреляли. В том же году погиб в курской тюрьме старший брат Троцкого Александр, чьего сына расстреляли в октябре 1937 г. Сестру Ольгу, жену Каменева, расстреляли осенью 1941 г. Вскоре после убийства Кирова была репрес­сирована жившая в Ленинграде первая жена Троц­кого — Александра Львовна Соколовская. Ближай­шим помощником отца был старший сын Троцкого, Лев. Он жил в Турции, затем в Париже, где редакти­ровал «Бюллетень оппозиции» (большевиков-ленин­цев), писал книги, брошюры, активно работал над созданием IV Интернационала. Лев умер при зага­дочных обстоятельствах в парижской клинике 16 февраля 1938 г., где ему делали операцию аппенди­цита.

Настает очередь самого Льва Давидовича. Он понимает, что за ним идет охота. 27 февраля 1940 г. он составляет завещание, повторяя: «Они нас не убили этой ночью. Они подарили нам еще один день». Принимаются меры предосторожности. У железных ворот дежурят охранники, в большин­стве американские троцкисты. В ночь на 24 мая 1940 г. в дом ворвались более двадцати вооружен­ных людей. Они похитили охранника Шелдона Харта, который через месяц будет найден мерт­вым, обстреляли из автоматов спальню Троцкого и комнату, где жил Сева Волков, внук, привезен­ный из Франции после смерти усыновившего его Льва-младшего. Бросили зажигательные гранаты и мощную бомбу (она не разорвалась). Нападение продолжалось минут двадцать. Командовал груп­пой выдающийся художник Давид Альфаро Сикейрос, коммунист, перед этим вернувшийся из Ис­пании. Был легко ранен Сева. Троцкий и Наталья Ивановна, укрывшиеся под кроватью, не пострадали, хотя в стене полиция насчитала около 70 пробоин. После этого события снаружи было вы­строено специальное караульное помещение для отряда мексиканских полицейских, стены дома об­ложили мешками с песком, устроили сигнализа­цию. Однако в доме появился будущий убийца в облике Жака Морнара, близкого друга Сильвии Аджелофф, вхожей в семью Троцкого. На самом деле это был 26-летний Рамон Меркадер дель Рио Эрнандес, лейтенант испанской республиканской армии, выполнявший специальное задание НКВД. Он познакомился с Сильвией в Париже летом 1938 г., так что операция готовилась задолго.

Сам Троцкий продолжал вести обычную жизнь: делал утром гимнастику, с удовольствием ухажи­вал за кроликами, работал над книгой о Сталине. Около 18 часов 20 минут 28 мая Жак Морнар (Ра­мон Меркадер) пришел к Троцкому с исправлен­ным текстом своей статьи, которую показывал ему за несколько дней до этого. Троцкий запретил охране обыскивать приходивших знакомых. Когда Лев Давидович сел за письменный стол, Жак вы­хватил из-под плаща укороченный ледоруб и уда­рил хозяина дома по голове. Несмотря на глубокую рану на черепе, Троцкий сумел швырнуть в напа­давшего книги, чернильницы, диктофон и сам бро­сился на него. На крики прибежала охрана. Троц­кого отвезли в госпиталь, где он умер 21 августа 1940 г. в 19 часов 25 минут. Через шесть дней его кремировали. Останки захоронили в саду возле дома. В 1962 г. рядом погребли урну с прахом На­тальи Ивановны, скончавшейся в Париже.

Убийца Троцкого, Рамон Меркадер, отсидевший 20 лет в мексиканской тюрьме, Герой Советского Союза, живший в Чехословакии и СССР, умер на Кубе в 1973 г. и был похоронен на Кунцевском кладбище в Москве под именем Рамона Ивановича Лопеса.

* * *

На 61-м году закончился жизненный путь Троц­кого, но остались его книги, его идеи, его последова­тели. Его имя еще долго будет привлекать внимание историков, философов, экономистов. О нем будут спорить.