Экономический образ мышления
| Загрузить архив: | |
| Файл: ref-14027.zip (35kb [zip], Скачиваний: 48) скачать |
ПЛАН
Введение
1.
2.
3. Важность общественного сотрудничества
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
Список использованной литературы
Введение
Хорошие механики могут легко обнаружить поломку в вашем автомобиле, потому что знают, как он работает, будучи в полной исправности. Многие люди считают экономические проблемы сложными потому, что не имеют ясного представления о нормально функционирующей экономике. Они похожи на механиков, чья практика ограничивалась изучением одних только неисправных двигателей.
Если мы долгое время полагали нечто самоочевидным, то даже понять, к чему же, собственно говоря, мы так привыкли, становится очень трудно. По этой причине мы редко обращаем внимание на существующий в обществе порядок, и бываем не в состоянии распознать наличие механизмов общественной координации, от которых повседневно зависим. Неплохо поэтому было бы начать изучение экономической теории с того, чтобы попробовать удивиться той ловкости, с какой мы ежедневно принимаем участие в общественном сотрудничестве. Прекрасный пример этому дает дорожное движение в часы пик.
Последнее утверждение могло бы,
вероятно, сбить вас с толку. "Как? дорожное движение в часы пик -- пример
общественного 
сотрудничества?
А разве не является это примером закона джунглей, т. е. расстройства такого
сотрудничества?" Совсем нет. Если словосочетание "дорожное движение в
часы пик" ассоциируется у вас с "дорожной пробкой", то тем самым
еще раз подтверждается выдвинутый выше тезис: мы замечаем только неисправности,
а к нормальному положению дел привыкаем настолько, что считаем его самим собою
разумеющимся, даже не осознавая этого. Между тем главной особенностью
транспорта в часы пик являются не дорожные пробки, а движение; ведь если люди
изо дня в день отваживаются доверяться транспорту, то лишь потому, что почти
всегда достигают места своего назначения. Конечно, транспортная система
работает не без сбоев, но где их не бывает! Замечательный же факт, которому
нужно уметь удивляться, состоит в том, что эта система вообще работает.
Тысячи людей по утрам, около восьми часов, выходят из дому, садятся в свои автомобили и едут на работу. Они выбирают маршруты без предварительного согласования. Водительское мастерство их различно, не одинаково отношение к риску, не совпадают и представления о правилах вежливости. Когда это множество легковых автомобилей самых разнообразных форм и размеров вливается в сплетение магистралей, образующих своего рода кровеносную систему города, к ним присоединяется еще более разнородный поток, состоящий из грузовиков, автобусов, мотоциклов, такси. Все водители стремятся к различным целям, думая почти исключительно о собственных интересах, причем не из-за эгоизма, а просто потому, что им ничего не известно о целях друг друга. Каждый знает об остальных только то, что видит: местоположение, направление и скорость небольшой, и к тому же постоянно меняющейся группы транспортных средств в его непосредственном окружении. К этой информации он может добавить важное предположение, что другие водители желают избежать аварии столь же страстно, как и он сам. Ну и, разумеется, есть еще общие правила, которым, по-видимому, подчиняется каждый водитель: такие, как остановка на красный свет и соблюдение ограничений скорости. Вот, собственно, и все. Это похоже на описание инструкции по созданию хаоса. И должно было бы в итоге привести к грудам искореженного железа.
Вместо этого возникает хорошо скоординированный поток, настолько плавный, что, глядя на него с большой высоты, можно получить почти эстетическое наслаждение. Вот они, внизу -- все эти автомобили, управляемые независимо друг от друга, моментально вклинивающиеся в образующиеся промежутки между машинами, держащиеся так тесно, и все же почти никогда не касаясь, пересекающие друг другу дорогу буквально за секунду или две до неприятного столкновения, ускоряющие движение, когда перед ними открывается свободное пространство, и замедляющие, когда оно закрывается. Поистине, движение транспорта в часы пик и вообще городского транспорта в любое время дня дает пример удивительно успешного общественного сотрудничества.
2. Важность общественного сотрудничества
Пример с дорожным движением удачно демонстрирует, сколь часто мы склонны совершенно не замечать общественного сотрудничества. Каждый знаком с транспортом, но почти никто не воспринимает его как некое совместное действо. Однако данный пример полезен еще и по другой причине. Он показывает, что наша зависимость от механизмов координации гораздо шире, чем это обычно подразумевается, когда говорят об "экономических" благах. Если бы не было эффективных процедур, побуждающих людей к сотрудничеству, мы не могли бы наслаждаться никакими плодами цивилизации. "В таком состоянии", -- заметил Томас Гоббс (1588-- 1679) в одном часто цитируемом отрывке своего "Левиафана":
"...Нет места для трудолюбия, т. к.
ни за кем не обеспечены плоды его труда, и потому нет земледелия, нет
судоходства, нет морской торговли, нет удобных зданий, нет средств движения и
передвижения вещей, требующих большой силы, нет знания земной поверхности, нет
исчисления времени, нет ремесел, нет литературы, нет общества, а что хуже всего
-- это вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь
человека одинока, бедна, беспросветна, зверина и кратковременна"
Гоббс полагал, что люди настолько озабочены самосохранением и удовлетворением личных потребностей, что только сила (или угроза ее применения) может заставить их удерживаться от постоянных нападок друг на друга; поэтому в своих сочинениях он делает акцент лишь на одной из наиболее базисных форм общественного сотрудничества: воздержании от насилия и грабежа. По видимому, он считал, что если бы удалось удержать людей от нападений друг на друга и от захвата чужой собственности, то позитивное сотрудничество -- в ходе которого только и зарождаются промышленность, сельское хозяйство, науки и искусства -- развилось бы само собою. Но так ли это? И почему оно стало бы развиваться ?
Каким образом члены общества побуждают друг друга выполнять именно ту совокупность взаимосвязанных действий, в результате которых производятся необходимые для потребления материальные и нематериальные блага? Механизм, побуждающий к позитивному сотрудничеству нужного вида, должен существовать даже в обществе святых, если только они не хотят вести жизнь "одинокую, бедную, беспросветную, звериную, кратковременную". Ведь и святым, прежде чем они смогут эффективно помогать другим людям, необходимо как-то определить: что, где и когда нужно сделать.
Вероятно, Гоббс не видел всей важности решения этой проблемы для правильного понимания устройства жизни в "государстве". Известное ему общество было намного проще, сильнее опутано обычаями и традициями, и не подвергалось столь же быстрым и разрушительным переменам, как то, в котором выросли мы. По сути дела, лишь с конца восемнадцатого столетия мыслители начинают все чаще задаваться вопросом: почему все-таки происходит так, что общество нормально "работает"? Почему индивидуумы, преследуя свои собственные интересы и обладая крайне ограниченной информацией, умудряются, тем не менее, порождать не хаос, но поразительно организованное общество?
Среди таких мыслителей восемнадцатого столетия одним из самых проницательных и оказавших наибольшее влияние был Адам Смит (1723--1790). Смит жил в эпоху, когда даже высокообразованные люди верили, что только благодаря неусыпному вниманию государственных мужей общество удерживается от неизбежного возврата в состояние беспорядка и бедности. Смит не согласился с этим. Но для того, чтобы опровергнуть общепринятое мнение, ему пришлось открыть и описать механизм общественной координации, действовавший, как он полагал, независимо от поддержки правительства. Причем механизм настолько мощный, что шедшие с ним вразрез правительственные мероприятия нередко оказывались сведенными на нет. Результаты своего анализа Адам Смит опубликовал в 1776 г. в книге "Исследование о природе и причинах богатства народов", сделав тем самым весомую заявку на звание Основателя Экономической Науки. Не Смит изобрел "экономический образ мышления". Но он развил этот метод в гораздо большей степени, чем любой из его предшественников, и был первым автором, использовавшим его для всестороннего исследования происходящих в обществе процессов изменения и сотрудничества.
4. Интеллектуальный инструмент
Что мы, собственно говоря, понимаем под "экономическим образом мышления"? Прежде всего, то, что подразумевается самим термином: скорее подход, чем набор уже готовых выводов. Джон Мейнард Кейнс удачно сформулировал это в том отрывке, который цитировался в начале книги:
"Экономическая теория не есть набор уже готовых рекомендаций, применимых непосредственно в хозяйственной политике. Она является скорее методом, чем учением, интеллектуальным инструментом, техникой мышления, помогая тому, кто владеет ею, приходить к правильным заключениям".
|
Но что такое "техника мышления"? В самых общих чертах -- это некая предпосылка о том, чем человек руководствуется в своем поведении. За удивительно редкими исключениями экономические теории строятся, опираясь на вполне определенную предпосылку, что индивидуумы предпринимают те действия, которые, по их мнению, принесут им наибольшую чистую пользу (net advantage). (Т. е. пользу за вычетом всевозможных затрат или потерь, связанных с этими действиями. -- Прим. ред.). Предполагается, что каждый поступает в соответствии с этим правилом: скупец и расточитель, святой и грешник, покупатель и продавец, политический деятель и руководитель фирмы, человек осторожный, полагающийся на предварительные расчеты, и отчаянный импровизатор. |
|
|
|
Но если все люди такие разные, то каким же образом, исходя из одной только предпосылки о стремлении каждого удовлетворить свои интересы, экономической теории удается что-то объяснить или предсказать в их поведении? Разве из этой предпосылки следует что-либо помимо того, что люди всегда действуют так, как хотят, в чем бы ни состояли их интересы?
Впрочем, не надо отчаиваться. В действительности люди отнюдь не такие уж разные, как могло бы показаться из сделанных выше сопоставлений. Всем нам постоянно удается правильно предсказывать поступки совершенно не знакомых людей -- без этого нормальная жизнь в обществе просто невозможна. Подобно тому, как невозможным при таких условиях был бы транспортный поток в часы пик. Кроме того, в любом обществе, широко использующем деньги, почти каждый человек предпочитает иметь их побольше, потому что деньги расширяют возможности достижения собственных интересов (в чем бы они ни состояли). Последнее обстоятельство сильно помогает предсказывать человеческое поведение.
Оно также оказывается весьма полезным и в тех случаях, когда требуется повлиять на поведение других людей. Здесь мы снова возвращаемся к вопросу об общественном сотрудничестве и ко второй характерной особенности экономического образа мышления. Экономическая теория утверждает, что, действуя в своих собственных интересах, люди создают возможности выбора для других и что общественная координация есть процесс непрерывного взаимного приспособления к изменениям в чистой выгоде, возникающим в результате их взаимодействия. Это, конечно, очень абстрактное рассуждение. Мы конкретизируем его на прежнем примере с транспортным потоком.
5. Сотрудничество посредством взаимного приспособления
Представьте себе магистраль с четырехрядным
движением в каждом 
направлении,
на которую можно заехать и с которой можно свернуть только вправо. Почему же
тогда не все водители остаются я в крайнем правом ряду? Почему некоторые из них
стараются всю дорогу ехать но крайней левой полосе, хотя прекрасно знают, что,
покидая эту автостраду, им все равно придется вернуться в правый ряд? Каждому,
кто ездил по автостраде, ответ известен: на крайней правой полосе транспортный
поток тормозится из-за медленного движения входящих и выходящих из него автомобилей,
поэтому для тех, кто спешит, лучше поскорее уйти из правого ряда.
Какой же из остающихся рядов они выберут? Действий каждого отдельного водителя мы, конечно, предсказать не можем, но точно знаем, что по трем оставшимся полосам они распределятся более или менее равномерно. Но почему это произойдет? И как? Ответ на поставленные вопросы является одновременно объяснением того, что мы назвали выше процессом непрерывного взаимного приспособления к изменениям в чистой выгоде, возникающим в результате их взаимодействия. Водители бдительно следят за чистой выгодой, которую сулит им каждый ряд, и стараются переместиться оттуда, где движение медленное, туда, где оно быстрее. В результате скорость на медленных рядах повышается, а на быстрых -- снижается до тех пор, пока всюду не станет одинаковой, или, говоря более точно, пока ни один водитель не сможет разглядеть наличия для себя чистой выгоды от перемещения с одной полосы на другую. Весь этот процесс идет быстро и непрерывно, и гораздо эффективнее, чем если бы кто-то при въезде на автостраду выдавал билеты, предписывающие автомобилям занимать определенный ряд.
Примерно так же, с точки зрения экономиста, функционирует и общественный организм. Индивидуумы предпринимают действия, основываясь на ожидаемой чистой выгоде. Эти действия хотя бы на короткое время изменяют относительные затраты и выгоды, связанные с теми возможностями, что открываются перед другими людьми. Когда пропорция между ожидаемой выгодой и ожидаемыми затратами на какое-либо действие увеличивается -- люди совершают его чаще, если уменьшается -- реже. Тот факт, что почти каждый предпочитает большее количество денег меньшему, неимоверно облегчает весь процесс. Если хотите, деньги подобны смазочному материалу, крайне важному для механизма общественного сотрудничества. Умеренные изменения денежных затрат и денежных выгод в каких-то отдельных случаях могут побудить большое число людей изменить свое поведение таким образом, что оно окажется лучше согласованным с действиями других людей, осуществляемыми в то же самое время. В этом и заключается главный механизм сотрудничества между членами общества, позволяющий им обеспечивать удовлетворение своих потребностей, используя доступные для этого средства.
6. Многое ли может объяснить экономическая теория?
|
Пожалуй, некоторые возразят, что в предыдущем параграфе сделана слишком большая заявка. "Вы пока не представили описания того, "как работает весь общественный организм" (social world), а объяснили только работу его экономической составляющей. Вы описали рыночную систему. Но это еще не целое общество. Помимо рыночного или экономического сектора существуют и другие институты (такие, как правительство), функционирование которых основывается на других принципах и механизмах". Это возражение звучит вполне разумно. По крайней мере, оно согласуется с традицией делить мир на отдельные части. Но экономический образ мышления подрывает основы такого традиционного деления. Если имеет смысл через конфликтующие интересы и взаимное приспособление объяснять объем выпуска компании "Бетлехэм Стил" или корпорации "Крайслер", то почему нельзя попытаться объяснить аналогичным образом деятельность (output) Конгресса Соединенных Штатов или Министерства сельского хозяйства? Зачем проводить линию между "экономикой" и "правительством"? Разве любое правительственное агентство не состоит, подобно обычной социальной группе, из простых смертных с широким множеством разнообразных интересов? Необходимость побуждать людей к сотрудничеству не исчезает с прибытием в столицу! В противном случае кто-то, по-видимому, забыл предупредить об этом лоббистов, законодательных лидеров, вспомогательный персонал и работников исполнительных органов, которые прилагают ежедневные усилия, пытаясь повлиять на деятельность правительства. |
Сказать по правде, экономисты-теоретики -- отъявленные империалисты. Они привыкли думать, что их взгляд на общество объясняет все, или, по крайней мере, больше, чем какой-либо иной. В последние годы они стали совершать набеги на области, традиционно занятые социологами, политологами, историками и другими. Не все экономисты (и наверняка не все представители потерпевших дисциплин) согласны с тем, что подобные рейды всегда заканчивались ценными территориальными приобретениями. Критикуя эти империалистические замашки, некоторые обвиняют экономистов в том, что они, как говорится, "знают ничего обо всем". Мы не беремся разрешить этот спор прямо сейчас. Но хотим заранее предупредить, чтобы вы не рассчитывали найти в настоящей книге каких-либо четко очерченных границ экономической науки. Вместо этого мы будем исходить из достаточно неопределенного, но здравого принципа, согласно которому следует применять экономическую теорию там, где она может успешно объяснять и предсказывать, и откладывать ее в сторону, заменяя чем-либо другим там, где она бесполезна.
7. Предвзятость экономической теории
|
Однако даже признание империалистических амбиций экономистов не так, вероятно, встревожит вас, как наше следующее признание: экономический образ мышления является предвзятым. Экономическая теория не предлагает непредубежденного взгляда на общество, при котором в равной мере учитываются все наличные факты. Напротив, экономический образ мышления выхватывает из широкого круга возможностей лишь немногие, отбрасывая все остальное. Прежде всего экономическая теория фокусирует внимание на том, как люди делают выбор. Выбор занимает настолько важное место в экономической теории, что некоторые критики обвиняют ее в том, что даже бедность и безработицу она трактует как результат добровольного .выбора людей. Когда мы дойдем до этой темы, вы сами сможете определить, имеют ли такие обвинения какие-то реальные основания или же проистекают из недопонимания. Однако несомненно, что экономическая теория пытается объяснить социальные явления, предполагая, будто события складываются из множества отдельных актов выбора, совершаемых людьми. |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Этот термин многократно встречается в книге: "правила игры". Независимо от того, что является "игрой" -- бизнес, правительство, наука, семья, школа, дорожное движение, баскетбол или шахматы -- в нее нельзя нормально сыграть без того, чтобы игроки знали правила и соглашались в общем и целом следовать им. Большинство взаимодействий в обществе направляется и координируется определенными правилами, которые известны их участникам.
В играх, подобных баскетболу или шахматам, правилами устанавливается: кто, при каких условиях и какой ход может сделать. Ту же роль выполняют и правила других "игр", упомянутых выше. Как мы потом увидим, права собственности образуют обширную и важную часть правил, регулирующих большинство тех общественных взаимодействий, в которых мы регулярно участвуем. Так же, как в обычных играх устанавливают: кто, при каких обстоятельствах и какой ход может сделать -- права собственности разграничивают: что кому принадлежит. Таким образом, права собственности и другие правила игры в конечном счете точно определяют, какой выбор совершат индивидуумы, преследуя свои интересы.
Вернемся назад, к тем четырем взаимосвязанным особенностям экономического образа мышления, которые можно охарактеризовать как пристрастия или предубеждения. Действительно ли они являются недостатками? Почему бы не назвать их убеждениями (или даже выводами) и не сказать, что, исходя из постулата о рациональности индивидуальных решений (выборов), экономистам удается проще объяснять общественные явления? Разве упрекаем мы в предвзятости астрономов, которые думают, что свет от всех наблюдаемых объектов летит к нам со скоростью 186 000 миль в секунду, или биологов, полагающих, будто молекулы ДНК контролируют развитие организмов?
Поднятые вопросы важны и интересны <тому, кто захотел бы основательнее поразмышлять на эту тему, следует обязательно прочесть книгу Томаса С. Куна "Структура научных революций", М. "Прогресс", 1977 (в оригинале ссылка на: Thomas S. Kuhn, The Structure of Scientific Revolutions, Chicago, University of Chicago Press, 1962. -- Прим. перев.). Это прекрасно написанное исследование по истории и философии науки оказало в последние годы громадное влияние на взгляды обществоведов о роли, которую играют в их исследованиях теоретические посылки, с одной стороны, и наблюдаемые факты -- с другой. -- Прим. авт.>. Но мы не будем пускаться здесь в их рассмотрение, ибо рискуем сделать данную главу невыносимо длинной. Автору уже давно кажется очевидным (назовите это предубеждением или выводом), что добыча любого рода знаний всегда начинается с неких обязательств, принимаемых на себя исследователем. Мы не располагаем совершенно независимым разумом для постижения мира, поскольку не вчера родились. К тому же совершенно независимый ум неизбежно оказался бы пустым и не способным учиться чему бы то ни было. Все, что обсуждается, исследуется и даже только наблюдается, своими корнями уходит в убеждения, произрастает из них. Мы не можем начинать сразу всюду или сразу со всего. Мы должны начинать только с некоторых мест и с некоторых вещей. Мы продвигаемся с тех рубежей, где находимся, отталкиваясь от того, что полагаем верным, важным, полезным или проясняющим. Эти наши взгляды, разумеется, могут быть неверными. До некоторой степени они всегда неверны, ибо каждое "истинное" утверждение обязательно оставляет в стороне огромное число столь же истинных, и уже здесь совершается ошибка.
Подобного риска невозможно избежать, обходясь без теории, как предлагают некоторые. Люди, которые посмеиваются над "мудреными теориями", предпочитая опираться на здравый смысл и повседневный опыт, в действительности часто оказываются в плену особенно смутных и огульных гипотез. Вот, например, письмо в газету одной юной особы из Пенсильвании, которой случилось быть "в группе подростков, совместно курящих наркотики. Потом одна девочка из той группы забеременела. Ребенок родился недоношенным, с физическими недостатками, и ему пришлось делать две операции". Газетный обозреватель по проблемам подростковой любви привел это письмо в качестве свидетельства того, как дорого приходится платить за курение марихуаны.
Возможно, так оно и есть. Но представьте, что автор письма написал бы иначе: "Потом Питтсбург Стилерс выиграли суперкубок, а Филадельфия Флайерс -- кубок Стэнли". Любой возразил бы, что подобные события не имеют ничего общего с употреблением наркотиков указанной группой подростков. Откуда мы это знаем? Если один лишь тот факт, что несчастье с юной девушкой произошло после совместного курения наркотиков, является свидетельством причинной связи, почему нельзя подразумевать какую-то причинную связь в случае со Стилерс и Флайерс?
10. Никакой теории -- означает плохую теорию
Вопрос этот прост, но важен. Невозможно открыть, доказать или хотя бы заподозрить наличие причинной связи, не держа в уме какую-нибудь теорию. Фактически, наши наблюдения о мире насквозь пропитаны теорией, благодаря чему мы только и бываем способны улавливать смысл в обрушивающейся на нас какофонии звуков и красок. В действительности лишь малую толику наших "знаний" мы черпаем из наблюдений, да и то урывками: что-то подглядим здесь, о чем-то догадаемся там. Все же остальное заполняют известные нам теории: большие или малые, туманные или четкие, хорошо проверенные или недоказанные, общеприложимые или специальные, тщательно обоснованные или едва -- едва признаваемые.
Известный британский экономист И. М. Д. Литтл (I.М.D.Little) одно время работал советником Британского казначейства. Позднее он опубликовал статью, в которой, делясь своим опытом, затрагивал вопрос об использовании экономической теории в сферах принятия политических решений. Вот интересный отрывок из этой статьи:
"Экономическая теория показывает,
как связаны друг с другом экономические величины и насколько сложными и
запутанными являются эти взаимосвязи. Неэкономисты
обычно бывают слишком академичными. Они чересчур усердно абстрагируются от
реального мира. Размышляя об экономических проблемах, невозможно обходиться
совсем без теории: факты и взаимосвязи настолько сложны, что не могут сами по
себе организоваться в систему, они просто не увязываются воедино. Но
неискушенный теоретик склонен конструировать слишком частную теорию, которая не
позволяет ему разглядеть все возможности. Либо, наоборот, он обращается к
помощи какой-нибудь старой, чрезмерно упрощенной теории, почерпнутой где-то или
от кого-то. К тому же, я думаю, он интерпретирует эту концепцию чересчур
наивно. Post hoc ergo propter hoc
<буквальный перевод: "После этого -- значит из-за этого";
логическая ошибка, следующая из предпосылки, что если А предшествует по времени
Б, то А должно быть причиной Б. Примером могут служить аргументы раскаивающейся
пенсильванской наркоманки. -- Прим. авт.> редко
бывает убедительным объяснением в экономике. Я просто поражался, с какой
наивной уверенностью в Уайт-холле иногда приводились весьма спорные выводы
экономического анализа. Конечно, экономисты могут быть излишне академичными в
другом отношении: они, вероятно, недооценивают административные трудности или
им недостает ощущения политически возможного. Но в таком случае нет и
опасности, что эти факторы останутся забытыми"
"Неэкономисты обычно бывают слишком академичными. Они чересчур усердно абстрагируются от реального мира". Согласитесь, такое слышать непривычно. Но Литтл, по-видимому, прав. "Я ничего не понимаю в этой мудреной экономической теории -- начинает уверенный в себе дилетант -- но я точно знаю, что..." И то, что произносится дальше, слишком часто свидетельствует, как прав он бывает, отказывая себе в каких-либо теоретических познаниях, и одновременно -- как не прав, полагая, будто это обстоятельство убережет его от ошибок. Тот, кто пытается рассуждать о сложных экономических взаимосвязях без теории, добивается, как правило, лишь того, что рассуждает о них с использованием очень плохой теории.
Сказанное ни в коей мере не служит оправданием тем экономистам, которые любят иногда блеснуть перед аудиторией, доказывая сложные теоремы или упражняясь в чистой логике, вместо того чтобы обратиться к действительно интересным для их слушателей вопросам. Даже обучая экономической науке, мы часто ведем себя так, как будто бы все записавшиеся на вводный курс студенты стремятся к достижению докторской степени по данной специальности, а наша задача состоит в том, чтобы начать их подготовку к сдаче докторских экзаменов. Этим, вероятно, объясняется, почему вводные курсы содержат, как правило, гораздо больше идей, чем могут переварить студенты.
Настоящая книга -- плод моих растущих подозрений, что теоретическая экономика кажется студентам таинственной и утомительной дисциплиной в значительной мере из-за того, что мы, экономисты, пытаемся их слишком многому научить. В данной книге сознательно выдерживается принцип: берясь за меньшее, достигнуть большего. Материал сгруппирован вокруг нескольких концепций, составляющих базисный набор интеллектуальных инструментов, которыми пользуются экономисты. Все эти инструменты имеют отношение к обсуждавшимся выше фундаментальным предпосылкам. Их на удивление немного. Но они чрезвычайно гибки в приложении. С их помощью удается ответить на такие таинственные вопросы, как: что такое валютные курсы? почему фирма, стремящаяся к прибыли, согласна нести потери? какова природа денег? почему возможны различные цены на "идентичные" товары? -- таинственные проблемы, традиционно изучаемые экономической наукой. Но те же инструменты позволяют пролить свет и на множество вопросов, которые обычно вообще не считаются экономическими: перегруженность транспорта, загрязнение окружающей среды, функционирование правительства, поведение школьных администраторов -- и это лишь немногое из того, о чем пойдет речь в последующем.
Главная цель этой книги состоит в том, чтобы вы начали думать как экономисты; а однажды начав, вы уже никогда не остановитесь. Экономическое мышление подобно наркотику. По-настоящему усвоив один раз некоторые способы экономических рассуждений, вы затем повсюду будете находить возможность их использовать. Вы станете замечать, что многое из того, что говорится и пишется об экономических и социальных проблемах, представляет смесь разумного с бессмысленным. Вы постепенно привыкнете с помощью базисных концепций экономического анализа отсеивать одно от другого. Вы, быть может, даже прослывете "циником", поскольку люди, привыкшие нести чепуху, любят обвинять в "цинизме" тех, кто им на это указывает.
Список использованной литературы:
1. Экономический образ мышления (Пол Хейне)