Загрузить архив: | |
Файл: ref-17029.zip (38kb [zip], Скачиваний: 102) скачать |
Санкт-Петербургский Государственный Университет
Философский факультет
Кафедра истории философии
Метафизика астрологии в
философии Древней Стои
Курсовая работа
Автор: студентка 4 курса Сизова
Д. В.
Научный руководитель: д.
ф. н., проф. Светлов Р. В.
Рецензент: к.
ф. н. Антонов Т. В.
Санкт-Петербург
2003
Приведем
несколько кратких примеров (из периода античной философии, который
предшествовал стоицизму, поскольку обсуждение стоической философии на предмет
ее «космичности» – цель всей данной работы).
Элеат
Ксенофан, ставший последним в ряду натурфилософов, принимавших за
первоначало одну из стихий, а именно землю (в своей физике он следовал
ионийской традиции), при рассмотрении мира в целом выделил его философский
аспект, который у него слит с понятием бога. Бог Ксенофана – чистый ум, он не
физичен. Мысль бога всемогуща и движет миром. Мир, космос (небо в его
целости) – это тело бога. Бог Ксенофана подобен шару и тождествен
космосу. Богокосмос Ксенофана един, вечен, однороден, неизменен, невредим и
шарообразен. Бог есть все (пантеизм), но это «все» берется не в многообразии, а
в высшем единстве, не в различии, а в тождестве. В основе этого единства лежит космическая
мысль.[6]
Эмпедокл, сочетавший в себе
ионийскую и италийскую традиции, принимал в качестве первоначала мироздания уже
все четыре стихии, которые он назвал «четырьмя корнями вещей» (и даже
отождествил их с четырьмя богами: Зевс, Гера, Аид и Нестис, сицилийское
божество воды). Эмпедокловы «корни вещей», даже огонь, пассивны. Все процессы в
мироздании Эмпедокл объясняет борьбой двух антагонистических начал (причем эти
начала не физические, а психические!): во-первых, Филия – любовь, некая космическая
сила, которая «оберегает недра стихий», во-вторых, Нейкос – ненависть,
или гнев. Любовь – космическая причина единства и добра; ненависть –
причина множества и зла. Мироздание Эмпедокл представляет как вечно
повторяющуюся смену четырех фаз космического цикла (вращения
космического вихря стихий), происходящую в результате вечной борьбы любви
(Филия) и ненависти (Нейкос). Первая и третья фазы акосмичны, так как
здесь все четыре стихии равномерно перемешаны и как таковые фактически не
существуют. Вторая и четвертая фазы имеют общую направленность своих процессов
то от единства и блага к множеству и злу (вторая), то от множества и зла к
единству и благу (четвертая). Смена фаз происходит по «воле судеб».[7]
Для
Платона космос – это идеальное воплощение вечности: «устрояя небо, он
[демиург] вместе с ним творит для вечности, пребывающей в едином, вечный же
образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем. Ведь не было
ни дней, ни ночей, ни месяцев, ни годов, пока не было рождено небо…»[10].
Индивидуальный человек и все общество есть только подражание вечным и
правильным движениям звездного неба. «…Нам следует считать, что причина, по
которой бог изобрел и даровал нам зрение, именно эта: чтобы мы, наблюдая
круговращения ума в небе, извлекли пользу для круговращения нашего мышления,
которое сродни тем, небесным…»[11].
Лосев пишет, что «при построении своей диалектики Платон сразу и одновременно
рисовал чувственно-материальный космос и как интуитивно-физическую данность и
как систему строго логически построенных и диалектически развернутых категорий»[12].
Весь
космос Аристотеля есть грандиозный эйдос (эйдос вещи есть ее
материальная причинно-целевая конструкция[13]),
который является эйдосом всех эйдосов, то есть идеей всех идей. Этот космический
эйдос всех эйдосов Аристотель называет «умом», а так как всякий эйдос
обязательно является также причинно-целевой энергией, то и общекосмический ум
трактуется у Аристотеля как перводвигатель. Как каждый эйдос в отношении
своей вещи, так и ум-перводвигатель в отношении космоса есть нечто
самостоятельное и от космоса не зависящее. Но с другой стороны, как эйдос
отдельной вещи неотделим от нее, так и космический ум-перводвигатель неотделим
от самого космоса и, в конце концов, тождественен с ним. Аристотелю принадлежит
учение о космическом уме как одновременно мыслящем и мыслимом: поскольку
космический ум охватывает решительно все, те есть все вещи, следовательно, нет
никого иничего, что мыслило
бы этот эйдос всех эйдосов, – а это значит, что он мыслит сам себя. И здесь, в
этом учении, торжествует исконная концепция ранней классики, когда космос
трактовался как живое и самомыслящее существо.[14]
Выбор философской школы в период эллинизма означал избрание, прежде всего, образа жизни. Школа стоиков отличалась требованиями высокой нравственности, единства слов и поступков.[21] Назидание стоиков были направлены на то, чтобы инспирировать в человеке осознание собственного места и назначения в мироздании, на основе чего он должен действовать в своей жизни.[22] Идеи нравственного универсализма (космополитизма) и всеобщего братства, провозглашаемые стоиками, послужили причиной достаточно широкого распространения в эллинистическом мире. [23]
В условиях стихийно-возраставшей мировой империи стоицизм взял на себя обязанности охранять внутренний покой индивидуума. Нужно было сделать личность внутренне непоколебимой, несгибаемой и твердокаменной, чтобы обезопасить ее от небывалых общественных треволнений и всякого рода превратностей, связанных с обширными завоеваниями и организацией мировой империи. Воспитываемый стоиками внутренне бесстрастный индивидуум надо было обосновать и общественно, и политически, и природно, и космически [24], что и предприняли стоики, обосновав свою этическую философию на метафизических принципах. Как заметил А. А. Столяров: «Моралистика – лишь видимая часть «айсберга»; его «подводную» часть составляет теоретическое учение школы…».[25]
В последующем рассмотрении берется лишь физическая и этическая части учения ранних стоиков, поскольку только эти части имеют непосредственное отношение к теме работы.
Узловые проблемы физики стоиков: первоосновы космоса; природа телесного и бестелесного; космогенез и космология; уровни организации сущего; разумная природа; целесообразность причинно-следственных связей, промысл; теология. [27]
Стоики реставрировали старый космологизм Гераклита и весь его материализм с огнем как первоначальной стихией и истолкованием всего сущего как истечения из этого огня и как результата его вечных превращений в другие стихии.[28] «Огонь является и субстратом, и символом бесконечного процесса обновления мира».[29] Огонь – это не начало, а элемент, но элемент, понимаемый в разных смыслах: как первоэлемент, из которого все образуется, а затем в него же все разрешается; как один из четырех элементов (стихий), из которых (из их различных сочетаний) все состоит (SVFII 413). Элемент (в первом смысле) – это нечто изначально возникшее, самодвижимое, начало, «семенной логос» ивечная сила, от которой все получает рождение и разрешение (уничтожение) (SVFII 413). Начала отличаются от элементов (данных во втором смысле): первые не рождаются и не погибают, вторые же погибают при воспламенении. Кроме того начала бестелесны и лишены формы, элементы же обладают формой (SVFII 299). Отличие элемента от начала заключено в том, что начала не являются по необходимости однородными с тем, что от них происходит, а элементы всецело однородны с этим (SVFII 408).
Но у стоиков в отличие от Гераклита первоогонь уже не просто слепая сила, но является художественно-творческой силой, провиденциально-фаталистическим огнем, который венцом своего творения создает человека.«Творческий огонь… умножает и сберегает все, присутствует в растениях и животных и, таким образом, является природой и душой» (SVFI 120).
Общее у Стоиков с Гераклитом в том, что мир единствен и развивается циклично. Изобретением стоиков было учение о мировом пожаре[30], который происходит периодически (через каждые 10800 лет, или один мировой год) с целью «очищения» от накопившегося зла. «…Далее, говорит Зенон, в некое назначенное судьбой время весь мир воспламеняется, а затем вновь упорядочивается» (SVFI 98).В результате после каждого такого воспламенения мир возникает вновь в том же самом виде, с теми же вещами, событиями, лицами и всем космосом[31].
Гераклитовскому логосу стоики придали значение всеобщего природного закона изменения всех вещей – разума, отождествили его с верховным божеством и материализовали, превратив в движущую силу материи. Такое отождествление позволило стоикам последовательно проводить мысль о самодвижении материи, ибо в их учении нет места внешней по отношению к материи силе.[32]
Начал стоики различали два: материальное и духовное, но оба они, тем не менее, телесны, так как духовное начало – пневма, «теплое дыхание» – есть сочетание огня с воздухом – материальными элементами, считавшимися стоиками активными по сравнению с водой и землей. Поэтому и эти начала разделяются на действующее (дух, душа, пневма) и претерпевающее (материя). «Пневматическая сущность – это связующее начало, а вещественная – связуемое…» (SVFII 439). Пневма связует и удерживает вместе материю, то есть четыре известных элемента, которые в силу своей пассивности сами оформляться (связываться вместе в различных пропорциях) не в состоянии.
Материя (вещество, сущность) сама по себе есть лишь потенция, возможность. «Зенон ввел понятие бескачественной материи, лишенной формы, назвав ее первичной материей. Для описания этой материи Зенон употреблял образ воска, способного к превращению в бесконечное количество форм. Понятие первичной материи Зенона напоминает понятие «chora» Платона, имеющее значение вместилища начал. У него – те же характеристики: вечность, отсутствие качеств, в нем присутствует оттенок значения материи как небытия».[33] Понятие «материя» у Хрисиппа имеет два смысла, «называется Стоиками двояко: сущностью и материей, в первом случае – в отношении целого, во втором – в отношении частей; применительно к целому – не увеличивается и не уменьшается, применительно к частям – и увеличивается и уменьшается» (Диоген Лаэртий «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», VII 150). Материя в первом смысле означает собственно субстанцию, неизменную, общую первооснову всех вещей.[34] «…Сущность – это первовещество всего существующего; как целое она вечна и не становится ни больше, ни меньше. Напротив, ее части и не остаются всегда одними и теми же, но разделяются и сливаются. По ней распространяется мировой логос…» (SVFI 87).
Пневма постоянно находится в состоянии напряженности («бытийной напряженности»[35]). Эта напряженность различна, она минимальна в неорганической природе и максимальна у стоического мудреца (идеального человека стоиков). В зависимости от состояния пневмы образуется своего рода лестница бытия – четыре царства природы: неорганическая природа, флора, фауна и человек. В неорганическом мире пневма выступает как слепая необходимость и причинность, в растительном – как слепая формирующая сила природы. В мире животном (и человеческом) пневма представляет собой разумную душу, стремящуюся к объективно разумному, то есть к космическому порядку вещей.«Приверженцы Зенона полагают, что бог пронизывает все вещество и на одном уровне выступает как ум, на другом – как душа, на третьем – как природа, на четвертом – как структурное единство» (SVFI 158). «Бытие стоиками трактовалось как огненное дыхание (pneyma)…Это исходное огненное дыхание в своей последней сущности было не чем иным, как «интеллектуальным телом», которое в виде иерархической лестницы было распространено по всему космосу».[36]
Таким образом, пневма – это не только физическая смесь огня и воздуха. Она есть мировой дух, мировой разум. Чем больше в этой смеси огня, тем она разумнее. Пневма, мировая душа – разум и логос космоса, чистый огонь же – разум бога и сам бог. «Мировая душа – это господствующая часть божества, подобно господствующей части души в теле, занимает особе место в Мире – его центр».[37]
Но эти два первоначала нераздельны у стоиков: «А где вещество уравнивается с богом – там учение Зенона» (SVFI 156). Бог стоиков – есть деятельная и творческая сила самой материи.«Вещество совечно богу» (SVFI 87).
Как уже отмечалось выше, все сущее у стоиков (как воплощение первоогня) телесно. Но материализм стоиков отличается от греческой классики своей телеологичностью, провиденциализмом, фатализмом. Поскольку огонь-бог есть разум, то и все им порожденное разумно. Таким образом, происходит теологизация природы, которая неизбежно приводит и к ее телеологизации.[38]«А сплетение и последовательность этих причин (т. е. тех, которые содержатся в первоогне наподобие семян, – С. Д.) именуется судьбой, знанием, истиной всего существующего, законом неотвратимым и неизбежным» (SVFI 98). Художественный первоогонь изливается «сперматическими логосами», или «осеменяющими идеями», пронизывающими весь космос от начала и до конца: «Этот первоогонь представляет собой как бы семя, содержащее логосы и причины всех вещей, которые возникали, существуют и возникнут в будущем» (SVFI 98). «”Семенные логосы” представляют собой одновременно и элементарные организмы, и смысловым образом оформляющее их лектон»[39]. «Семенные логосы» стоиков представляли собой некую, несколько иную по смыслу, альтернативу досократовским элементам или «идеям» Платона.[40] Эти семенные логосы пронизывают весь космос и образуют космическую «симпатию» (взаимопроницаемость, взаимопревращаемость). В этом учении раскрывается пантеизм огромной силы и учение о безусловной разумности (целесообразности) всего сущего.
Мир, пронизанный пневмой, порожденный из творческого огня-бога, по мнению стоиков, и сам разумен и одушевлен. «Причастное уму лучше непричастного, одушевленное лучше неодушевленного. Но нет ничего лучше мира. Значит, мир наделен умом и одушевлен» (SVFI 111). «…Что же в таком случае мешает считать весь мир одушевленным и разумным, если он рождает из себя одушевленные и разумные существа?» (SVFI 112). Мир понимался стоиками в нескольких смыслах: мир, понимаемый как бог, которым «они называют качественную определенность всего сущего», – этот мир вечен; и мир, понимаемый как миропорядок, – этот мир «рожден и меняется через определенные промежутки времени, бесконечно повторяющиеся как в прошлом, так и в будущем» (SVFII 528). «Хрисипп говорит, что мир – это упорядоченная совокупность неба, земли и обитающих на них существ, или совокупность богов, людей и всего, что рождено ради них. В другом смысле миром называется бог, согласно которому возникает и завершается миропорядок» (SVFII 527).
Стоики впервые стали понимать мир (космос), управляемый судьбой, как государство (мировую империю), а человечество – как его граждан, или космополитов: «…И подобно тому, как о государстве говорится в двух смыслах, – как о месте обитания и как о совокупности живущих там людей и граждан, точно таким же образом мир напоминает государство, состоящее из богов и людей, причем боги в нем правят, а люди подчиняются» (SVFII 528). До этого космос понимался только или как универсальная родовая община (мифология), или как круговорот материальных стихий (натурфилософия).[41] Аналогия космоса и государства влечет за собой и идею единого для всего космического закона.
Закон – одна из основных категорий стоиков, одинаково неумолим для всех: для природы, для общества, для человека, для государства. Перед лицом мирового закона стоики равняли всех: свободный и рабов, греков и варваров, женщин и мужчин, – следовательно, это огромный шаг на пути освобождения человек! Закон, судьба, разум и бог – это для стоиков одно и то же.
Человеческая личность понималась стоиками как пневматическое истечение первоогня, логоса,«…как говорит Зенон Китийский, семя живых существ – тот огонь, который есть душа и разумное начало (mens)» (SVFI 126), причем самое совершенное истечение – это мудрец. И здесь происходит плавный переход от физики к морали, этическому учению. Мудрец – тот, кто любит свой рок (amorfati), поскольку «художественный огонь», «провидение» и «рок» – одно и то же.
Из учения стоиков о благе, зле и «безразличном», о судьбе вытекает стоическое понимание свободы как познанной необходимости.
Стремление творить добро стоики рассматривают как твердое основание нравственной жизни и педагогической практики. Если же человек против своей воли запутался в хаосе жизненных отношений, и ему не представляется возможным разумно упорядочить этот хаос, то он, по крайней мере, мудрец точно, должен покончить с собой. Самоубийство являлось одной из категорий стоической этики (считается, что два основателя стоической этики, Зенон и Клеанф, покончили жизнь именно самоубийством).[44]
Под промыслом стоики подразумевали то, что весь мир есть «замысел» бога, и все, что в этом мире происходит – происходит согласно этому замыслу. А поскольку бог стоиков обязательно благ, то и все происходящее совершается в конечном итоге во благо. И существование зла, таким образом, не противоречит промыслу. А «если существует промысл, то и прорицание имеет всевозможное обоснование» (SVFI 174 = SVFII 1191).
Во времена стоиков существовали различные виды мантики: астрология (учение о воздействии небесных светил на земной мир и человека (его темперамент, характер, поступки и будущее), определявшемся через видимые движения на небесной сфере и взаимное расположение светил (констелляцию) в данный момент времени), гаруспики (жрецы, гадавшие по внутренностям жертвенных животных и толковавшие явления природы, такие как гром, молния и пр.), ауспиции (гадания по наблюдениям за полетом и криком птиц; ауспиции толковались жрецами авгурами), оракулы (предсказание, передававшееся жрецами от имени божества; а также само местооглашения предсказания[49]), сновидения, пророчества и пр. «Что до прорицаний, которые основаны на догадке или получены в результате наблюдения за событиями, эти виды прорицания, как я сказал выше, называются не естественными (naturalia), а техническими (artificiosa): ими занимаются гаруспики, авгуры и прочие толкователи. Эти виды перипатетики не одобряют, а стоики защищают» (SVFII 1207).
Стоики защищали почти все виды прорицания (SVFI 173=550, II 1188): «Мантика высоко ценится всеми людьми как подлинно божественное искусство» (SVFII 912). А подлинность (научность) их доказывали, например, так: «если боги существуют, то существует и прорицание; но боги существуют; значит, существует и прорицание» (SVFII 1193). Или: «если боги не существуют, значит, не подаются и предзнаменования; но боги существуют.…А если они подают нам предзнаменования, то дают и средства, чтобы понять их смысл.… Но раз они дают средства, то существует и прорицание» (SVFII 1192).«И если, по их словам, существует промысл, то и прорицание имеет всевозможное обоснование; а прорицание – это наука, и, как говорят Зенон и Хрисипп во второй книге сочинения «О прорицании», это подтверждается некоторыми его результатами» (SVFI 174 = SVFII 1191). «…Мир с самого начала устроен так, что определенным вещам предшествуют определенные знаки…. Кто хорошо распознает эти знаки, тот редко ошибается; неверно распознанные или неверно истолкованные знаки оказываются ложными, но причиной тому служат не сами знамения, а невежество толкователей» (SVFII 1210). «…В ходе долгих наблюдений было замечено, что по внутренностям, по молнии, по другим знамениям, по звездам можно предвидеть будущее. Наблюдения, производившиеся надо всем этим с древних времен, привели к появлению чудесной науки, которая способна действовать даже без побуждения и содействия богов, поскольку непрестанными наблюдениями было подмечено, что за чем следует и что означает то или иное явление…» (SVFII 1208). Разве что магию они исключали, поскольку, по их мнению, «противоречащее природе не происходит, а только представляется происходящим. Поэтому исключаются все магически искусства, как объясняет Плиний Старший в «Естественной истории» [XXVI 18; XXVII 57; XXX 1 и др.]» (SVFII 938).
Определение и задача мантики (прорицания).
«Хрисипп так определяет прорицание: способность узнавать, замечать и объяснять
знаки (signa), которые
людям подают боги. Задача прорицания – предузнавать, как боги настроены по
отношению к людям, на что указывают знаки и как можно задобрить и умилостивить
богов…» (SVFII 1189). «…Природа всего мира содержит в своей
воле все свои движения, стремления и влечения и действует в согласии с ними
таким же образом, как и мы сами, движимые душой и чувствами. Таков, стало быть,
ум мира, который по этой причине можно назвать «разумностью» или промыслом…» (SVF
I 172). Таким
образом, разумность мира, промысел означает, что в природе содержится
определенная целесообразность. Следовательно, все, что ни происходит, имеет на
то свое основание, свой смысл. Именно поэтому стоики учили «во всем следовать
природе», подражать ей в ее «бесстрастности».
Задача мантики – на основании наблюдений за природой с помощью имеющихся средств (см. выше) показать, во-первых, «что ничто не происходит без причины», во-вторых, «что мир управляется природой, живя в согласии и сочувствии с самим собой» (SVFII 912).
Гносеологической исходной точкой для познания связи между вещами и явлениями в мире в контексте учения стоиков о дивинации (мантике, предсказании, прорицании) явилось понятие «судьбы»[50]. «Прорицания гадателей не были бы истинны, если бы все не обнималось судьбой» (SVFII 939).Поскольку «разумно считать богов провидящими будущие события (так как нелепо утверждать, что они не знают чего-то в будущем), [то] все происходит в силу необходимости и согласно судьбе» (SVFII 940).
Судьбу стоики определяли как «разум мира» (SVFII 913),
«мировой логос» (SVFI 87, 160), «сцепление причин» (SVFII 914,
915, 916, 917, 918), «связь вещей» (SVFII 919), «порядок» (SVFII 914,
917), «закон» (SVFI 98), «непрерывность» (континуальность, – С. Д.) (SVFII 920),
«необходимость» (неизбежность), то, что «невозможно изменить» (SVFII 916,
918, 923, 924), «истинное от века» (SVFII 922), «вечная
причина того, что все свершившееся произошло, существующее происходит,
последующее произойдет» (SVFII 921).
Судьба, таким образом, есть осуществление «замысла» бога (мирового разума). Рок же и фатализм суть негативно-личностные и субъективные значения судьбы, поскольку таковой судьба представляется индивидууму (но не мудрецу), не понимающему, что все происходящее «зло» происходит во благо. Роком судьба кажется лишь акосмополитичному уму, т.е. не осознающему себя как часть целого, как микрокосм в макрокосмосе. Такой человек суть «непокорный» и «глупец», не понимающий, что «покорного судьба ведет, а непокорного – тащит» (выражение, приписываемое Клеанфу в некоторых переводах его стихов, в которых отражена суть учения о роке (SVFI 527):
«Веди меня, о Зевс, и ты, судьба,
Куда угодно вам; не мешкаю,
На все готовый. А не захочу
–
Так все равно идти придется бедному»).
Познание связи между вещами и явлениями (осуществляемое с помощью мантики) ставило целью научение человека правильно ориентироваться в окружающем мире. Поскольку мир представляет собой единую систему, то теория, описывающая этот мир, закономерным образом должна учитывать соотнесенность субъекта и объектов мира, человеческая деятельность должна быть включена в ход мировых событий, а эта включенность должна характеризоваться тем или иным характером причинности.[53]
По мнению Хрисиппа судьба имеет отношение лишь к предшествующим причинам, а они есть не что иное, как причины вспомогательные. «Одни причины, – говорит он, – завершенные (абсолютные[55]) и основные (изначальные55), а другие – вспомогательные и ближайшие [содействующие] (непосредственные55). Поэтому, когда мы говорим, что все происходит согласно судьбе в силу предшествующих причин, мы понимаем под ними не завершенные и основные, а вспомогательные и ближайшие [содействующие]» (SVFII 974). Далее: «Если все происходит согласно судьбе, то из этого следует, что все происходит в силу предшествующих причин, но не в силу основных и завершенных, а в силу вспомогательных и ближайших» (SVFII 974). Хрисипп подчеркивая объективный характер этих вспомогательных причин, вместе с тем не считал их создающими препятствия для проявления свободы воли человека: «И если причины не в нашей власти, отсюда не следует, что и само наше желание тоже не в нашей власти» (SVFII 974). Столь же объективна, по Хрисиппу, и судьба, ибо он из самого факта существования вспомогательных причин делал вывод о существовании судьбы.
Суть различия причин в том, что Хрисипп четко отграничивал понятие судьбы от понятия необходимости, которое он связывал лишь с основными (абсолютными) причинами – такими, из которых вытекают все содержащиеся в них следствия, не оставляя места для свободы воли. «Данный вывод будет иметь силу против тех, кто вводит судьбу таким образом, что наделяет ее свойством необходимости» (SVFII 974). Тем самым Хрисипп отрицал поглощение необходимости причинностью.
В учении Хрисиппа о различии причин нашла отражение
идея возможности сочетания причинности и случайности. Принцип причинности
исключает случайность в отношении каждого отдельного ряда, но не исключает
случайности как синонима независимости (несвязанности) различных причинных
рядов[56].
(Здесь, между прочим,
присутствует та же идея, которая существует в оккультизме. Речь идет о так называемой идее
уровневости. Эта идея уровневости основывается на представлении о
существовании так называемых «тел» живых (одушевленных) существ и
соответственно уровней («планов») бытия. Логика предсказаний (например,
в астрологии как представительнице оккультизма) такова, что мы не можем
отменить предстоящее событие (изменение) или изменить его общий смысл, но в
наших силах выбрать уровень, внешний
план (т.е. тот самый причинный ряд), в плоскости которого будут происходить
события, и «задействовать» соответствующее уровню тело (внутренний план), то есть уровень нашей сознательности,
способ нашего отношения, реакции, степень контроля над происходящим (чем
сознательнее наше отношение, тем выше степень контроля). Чем ниже выбранный
нами уровень, тем жестче его императивы, тем фатальнее обстоятельства (когда
судьба нас «тащит», а не «ведет»): живя на физическом, т.е. самом «низшем» уровне
(например, животные) и законы, соответственно будут действовать физические,
т.е. абсолютно не зависимые от воли субъекта, следовательно, императивные.
Собственно, эта идея уровневости (иерархичности «тел» и планов бытия) в
оккультизме подразумевает идею телесности всего («все есть тело»), – ту же
самую идею, которая у стоиков является ведущей в понимании как категории судьбы
(в связи с теорией всемирной «симпатии» и «связи всех вещей и явлений») так и
всей их космологии в целом.)
Таким образом, из всего сказанного мы можем сделать вывод, что под судьбой стоиками понимались определенные, заданные свыше разумным проведением, рамки, за пределы которых человек выйти не в силах (необходимость), но внутри этих рамок он обладает все же определенной свободой. Можно лучше понять это на следующем примере: судьба – это определенная заданная изначально колея, с которой запрещено съезжать, но не запрещено и вполне доступно выбирать, с какой скорость, на каком виде транспорта и т.д. ехать. Выехать за пределы своей колеи – значит, занять чужую.… Здесь невольно приходит в голову лейбницевская монадология с принципом предустановленной гармонии, цель которой – так распределить целедостижение между монадами, чтобы ни одна из них не «сталкивалась» с другими («согласовать» их). В этом смысле у каждой монады тоже своя «судьба», или, как называет это Лейбниц, «перспектива». Параллель с Лейбницем можно продолжить, поскольку у него, как и у стоиков, присутствует единая всеобщая цель: у Лейбница каждая монада представляет вселенную, данную с разных перспектив, – у стоиков аналогичное представление о микро- и макрокосмосе; у Лейбница все монады сотворены единым богом, они возникают из его беспрерывных эманаций, – у стоиков мир и человек есть истечение божественного первоогня (бога); монады материальны (телесны), – у стоиков «все есть тело». Возможно, эти параллели можно было бы продолжить и дальше, но это не является целью данной работы.
Задача же данной работы состоит в том, чтобы выявить особую роль космологизма в мировоззрении древних стоиков и вывести на основании этого сущность астрологии как попытки синтеза и единства моральной (этической) и природной (физической) сфер.
Иными словами, можно сделать следующий вывод: астрология («астрологизм») как синтез физики и этики в широком смысле означает не только признание «космичности» бытия, но и практическое руководство в жизни «космическими» законами и соотнесенность с ними. Астрология есть образец конкретно-практического воплощения синтеза этики и физики.
Почему не космология, а именно астрология, объясняется следующими мотивами:
1) Принцип соотнесенности морально-нравственной сферы с космо-физической (естественно не в современном понимании) был доведен в философии Древней Стои до конкретно-практического принципа в отличие от большинства предыдущих упомянутых философских течений (хотя у Платона уже можно говорить о чем-то похожем). Они, в отличие от стоиков, не одушевляли космос (см. выше раздел 1 и указанную работу А. Ф. Лосева), рассматривая его исключительно как объект, то есть, не перенося его законы на живого субъекта, на человека.
2) В стоицизме есть несколько ярких черт, свойственных оккультизму[59]. Это, во-первых, с одной стороны, идея телесности всего («все есть тело»), с другой стороны, идея одушевленной (одухотворенной) материи. Во-вторых, идея иерархичности бытия: разная степень вибрации огненной пневмы, в зависимости от состояния которой образуется своего рода лестница бытия – четыре царства природы: неорганическая природа, флора, фауна и человек; разная степень разумности: чем больше огня в пневме – тем она разумнее, чистый огонь же – разум бога и сам бог. Наконец, в-третьих, идея космической «симпатии», самая, что ни на есть оккультная. «Великая герметическая[60] аксиома гласила: то, что наверху, подобно тому, что внизу, а то, что внизу, подобно тому, что наверху»[61]. В принципе к ней же можно свести и идею иерархичности. В оккультизме идея иерархичности бытия представлена в идее уровневости «тел», или планов бытия, о чем уже упоминалось выше. Астрология же есть не что иное, как оккультная дисциплина[62].
3) Позднее, представитель уже среднего стоицизма, Посидоний, введя в свою философию учение о демонах и мантике (что само по себе было не ново), совершил необычный для всей античности ход: а именно, сделал своих демонов и мантику предметом философского рассуждения, определения и классификации, а равно и предметом технически тренированной и целесообразно направленной субъективно-человеческой воли. Посидоний, используя два известных принципа стоиков: идею мировой симпатии и идею всеобщего закона и судьбы (рока) (тоже, в общем-то, навеянную идеей мировой симпатии), – обосновал на этом не больше и не меньше как саму астрологию.[63]
4) К тому же слово «космология» все же несет в себе более материально-физический и отвлеченный (холодно-абстрактный) оттенок. Если космология есть скорее объективно-отстраненное созерцание космоса, то астрология – субъективно переживаемое, реально-ощутимое. Но можно даже и не противопоставлять эти понятия, а просто сказать, что астрология – это конкретизация и практически-конкретное следствие и воплощение космологии.
Таким образом, употребление слова «астрология»
вместо «космология» призвано акцентировать перечисленные моменты, поскольку
именно астрология, – являясь, как было указано во введении, таким
видом знания, который по необходимости
утверждает влияние сверхчувственного мира на мир материальный, поскольку без
допущения этой связи астрологическое знание бессмысленно (теряет свою
предпосылку), – а не космология выражает идею органического единства
идеального и материального, сознания и материи, субъективного и объективного,
нравственного и природного, этического и физического.
I. Общий
обзор сущности античной философии.. 3
Метафизическая значимость
космоса.. 3
Взгляд А. Ф. Лосева на
генезис античной философии.. 7
2. Классика (VI
– IV вв. до н. э.)8
3. Ранний эллинизм (IV
– I вв. до н. э.: стоицизм, эпикуреизм и скептицизм)8
4. Поздний эллинизм (I
– VI вв. н. э. Неоплатонизм: III – VI вв.)9
II. Основные понятия и категории физики и этики в философии Древней Стои 10
III. О
статусе гаданий, мантики, прорицаний. Категория судьбы в философии Древней Стои 20
Свобода воли и необходимость. 26
Заключение:
«астрология» как синтез физики и этики.. 28
[1] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 30.
[2] Чанышев А. Н. Философия древнего мира. М., 1999. С. 214.
[3] Там же. С. 180-181.
[4] Там же. С. 186.
[5] Целлер Э. Очерк истории греческой философии. СПб, 1996. С. 52.
[6] Чанышев А. Н. Философия древнего мира. М., 1999. С. 214-215.
[7] Чанышев А. Н. Философия древнего мира. М., 1999. С. 228-229.
[8] Чанышев А. Н. Философия древнего мира. М., 1999. С. 236-238.
[9] Виндельбанд В. История философии. Киев, 1997. С. 53.
[10] Платон. Тимей.
[11] Там же. 47 b.
[12] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 46.
[13] Там же. С. 71.
[14] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 72.
[15] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 35.
[16] Там же. С. 37.
[17] Там же. С. 39.
[18] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 41.
[19] Чанышев А. Н. Философия древнего мира. М., 1999. С. 670.
[20] Чанышев А. Н. Философия древнего мира. М., 1999. С. 504.
[21] Романенко И. Б. Образовательные парадигмы в истории античной и средневековой философии. СПб, 2002. С. 160.
[22] Там же. С. 163.
[23] Там же. С. 163.
[24] Лосев А. Ф. Словарь античной философии. М., 1995. С. 80.
[25] Романенко И. Б. Образовательные парадигмы в истории античной и средневековой философии. СПб, 2002. С. 160.
[26] Там же. С. 161.
[27] Фрагменты ранних стоиков. Том 2, ч. 1. М., 1999. Комментарий Столярова А. А. к разделу второму – физике. С. 170.
[28] Лосев А. Ф. Словарь античной философии. М., 1995. С. 80.
[29] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 200.
[30] Там же. С. 200-201.
[31] Лосев А. Ф. Словарь античной философии. М., 1995. С. 81.
[32] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 201.
[33] Там же. С. 201-202.
[34] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 204.
[35] Лосев А. Ф. Словарь античной философии. М., 1995. С. 80.
[36] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 87.
[37] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 200.
[38] Чанышев А. Н. Философия древнего мира. М., 1999. С. 514.
[39] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 87.
«Лектон» (логическая категория стоиков) есть нечто умопостигаемое, смысл понятия, находящегося в уме конкретного человека, смысловой предмет высказывания; это чистый смысл высказывания или понятия, отличный от их предмета, от соответствующего ему представления в душе и от звука. Лектон не характеризовалось ни как нечто физическое или психическое, ни как нечто существующее или не существующее, ни как истинное или ложное. Лектон, – смысловое значение слова в отличие от его физической оболочки, психического содержания и коммуникативной направленности, – есть принцип иррелевантности, т.е. нейтральности смысла вещи к ее реальному существованию.
В контексте данного изложения лектон лучше всего характеризуется тем, как определил его Августин (см.: Степанова А. С. Указ. соч., с. 178): лектон – «то, что из слова воспринимает не ухо, а дух».
[40] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 87.
[41] Лосев А. Ф. Словарь античной философии. М., 1995. С. 82.
[42] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 86.
[43] Романенко И. Б. Образовательные парадигмы в истории античной и средневековой философии. СПб, 2002. С. 162.
[44] Лосев А. Ф. Словарь античной философии. М., 1995. С. 82.
[45] Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов. М., 1990. С. 105.
[46] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 88.
[47] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 182.
[48] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 206.
[49] Все определения: Большой энциклопедический словарь. 2-е изд. М., 1998.
[50] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 183.
[51] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 28.
[52] Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 29.
[53] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 183.
[54] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 185.
[55] Перевод Степановой А. С.
[56] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 186.
[57] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 183.
[58] Степанова А. С. Философия Древней Стои. СПб, 1995. С. 64.
[59] «Оккультизм» происходит от латинского occultus – тайный, темный, сокровенный. Оккультизм есть учение о скрытой стороне природы и человека, постигаемое путем синтеза тайных наук и ведущее через овладение психическими силами к сверхчувственному восприятию, проявлению динамизированной воли и возвышению человека над обыденной жизнью. От оккультизма следует отличать мистику и эзотеризм. Слово «мистика» происходит от слова «тайна». Мистика есть глубина и вершина духовной жизни. Сфера мистики отлична от сферы оккультизма; мистика по своей природе духовна, оккультизм – натуралистичен. Мистика есть общение с Богом, оккультизм же – общение с силами природы. Оккультизм учит о скрытых силах природы и человека, но никогда не углубляется до божественной основы мира. Эзотеризм есть общее название для учений, являющихся достоянием тайных оккультных организаций. В противоположность мистицизму и оккультизму он всегда субъективен и замкнут. Сущность подлинного эзотеризма состоит из переживаний и откровений, получаемых посвященными или посвящаемыми в практику тайного общества или союза. Чистый эзотеризм в основе сверхчувствен и часто не имеет эквивалентных понятий в обычном мире для своего выражения. (См. Истоки тайноведения. Заказное справочное издание по оккультизму. Симферополь: «Таврия», 1994)
[60] Герметизм есть другое название оккультизма (См. Истоки тайноведения, с. 270)
[61] М. Холл. Оккультная анатомия человека. С. 3.
[62] Истоки тайноведения. С. 270.
[63] Лосев А. Ф. Словарь античной философии. М., 1995.