Загрузить архив: | |
Файл: asmit.zip (20kb [zip], Скачиваний: 32) скачать |
Экономическая свобода и теория международной торговли.
Практическим выводом из смитовского натурализма и оптимизма будет, очевидно, экономическая свобода.
Что же касается правительства, или "суверена", как говорит Смит, то "оно совершенно освобождается от тяжелой обязанности, при выполнении которой оно неизбежно подвергается всякого рода разочарованиям и для правильного исполнения которой недостанет никакой мудрости и знания, - от обязанности руководить трудом каждого человека и направлять его в сторону, наиболее соответствующую благу общества".
Невмешательство государства в экономическую область - таков, следовательно, принцип, к которому приходит Смит после физиократов, но более широким и научным путем, чем они.
Для Смита недостаточно доказать бесполезность вмешательства государства в спонтанно созданные обществом институты. Он стремится, кроме того, показать, что государству по самой его природе не свойственны экономические функции. Из арсенала его аргументов впоследствии черпали свои доводы все противники государственности. Напомню их вкратце.
Не существует, - говорит он, более противоположных по природе представителей, чем купеческое сословие и правительство. Правительства - всегда и без исключения величайшие расточители. По многим причинам. Прежде всего они расходуют деньги, заработанные другими, а с чужими деньгами всегда бываешь расточительные, чем со своими. Кроме того, правительство слишком далеко стоит от частных предприятий и не может уделять им столь необходимого для их успешного развития тщательного внимания”.
Экономическая свобода А.Смита. Самое большее, что может сделать суверен, - это дать очень неопределенные и слишком общие указания относительно улучшения культуры в обширнейшей части его земель. Внимание землевладельца поглощено особыми и мельчайшими соображениями о том, как наилучшим образом использовать каждую пядь земли в своем имении. Смит часто возвращается к этой мысли о необходимости непосредственного и хлопотливого наблюдения за надлежащей эксплуатацией земли и капиталов. Затем он сожалеет, между прочим, о росте государственного долга, так как благодаря ему известная часть, земли и национального капитала проходит через руки рантье, которые, несомненно, заинтересованы в хорошей администрации страны, но не заинтересованы в хорошем состоянии определенной части земли или в хорошей администрации над определенной частью капитала. Наконец, государство - плохой администратор: его агенты, живущие за государственный счет, непосредственно не заинтересованны в администрации, небрежны и расточительны. При мысли отдать в руки государства управление по эксплуатации земли Смит вопит, что государство не производит и четверти того, что производится теперь, "со своим небрежным, дорогим и придирчивым управлением через своих комиссаров и агентов”. Он, наоборот, предлагает распределить остаток государственных земель между частными лицами. По этой части европейские государства заботливо следовали его советам. Из тех же соображений (необходимости давать стимул личному интересу) он рекомендует всюду, где возможно, перевести чиновников с определенного жалованья на доход, уплачиваемый частью пользующихся их услугами лиц и, во всяком случае, пропорциональный их активности и ревности по службе( например, судей и профессоров).
Итак, государственное управление - терпимое зло. Его вмешательство должно быть строго ограничено теми случаями, когда проявление деятельности частных лиц невозможно. Смит признает за государством только три функции: отправление правосудия, защиту страны и, наконец, устройство и содержание общественных предприятий и учреждений, что не под силу одному или нескольким лицам вместе, потому что прибыль, от них получаемая, не смогла бы покрыть расходов на них, но польза от них для целого общества может быть значительнее произведенных на них расходов.
Однако не будем преувеличивать его мысль. Из того, что в громадном большинстве случаев Смит предпочитает частную деятельность, не будем делать заключения о его безграничном доверии к инициативе частных лиц. Индивидуализм Смита особого свойства. Это не слепое предпочтение всякого частного предприятия. Он знает, что дух монополии присущ промышленности. "Даже при встречах ради приятного времяпровождения разговор предпринимателей одной и той же отрасли промышленности часто сводится к тому, чтобы устроить заговор против покупателей или какое-нибудь соглашение для поднятия цен". Необходимы два условия для того, чтобы частное предприятие было полезно обществу:
1) у предпринимателя должна быть личная выгода от предприятияи 2) конкуренция должна держать его в определенных пределах. При отсутствии этих двух условий обществу грозит опасность испытать неудобства как от частного, так и от государственного предприятия.
Смит очень враждебно настроен против известных коллективных частных предприятий, как, например, общества на акциях, потому что в них исчезает личный интерес. Исключение делается только для банков, страховых обществ, обществ по сооружению или содержанию каналов, по снабжению водой больших городов, потому что управление на таких предприятиях может быть сведено к рутине "или к такому однообразию методов, что мало или вовсе не придется вносить в него изменений".
Но он особенно
враждебно относится к всяким монополиям частных лиц или компаний. Целую главу
он посвятил борьбе с крупнымипривилегированными
компаниями, созданными в XVII и XVIII вв. для торговли с колониями, и с самой
знаменитой из них Ост-Индской компанией. Напрашивается еще одно соображение.
Невмешательство государства у Смита является общим принципом, а не абсолютным
правилом. Он далек от доктринерства в этом отношении и никогда не забывает, что
всякое правило имеет исключения. Можно было бы составить, список всех случаев,
когда Смит допускает государственное вмешательство: установление размера
процента, почтовое управление, обязательное первоначальное образование,
экзамены для открытия доступа в либеральные профессии или вообще на должности,
основанные на доверии, фиксация банковских акций minimum в
За указанными исключениями, все произведение Смита, как совершенно очевидно, защитительная речь в пользу экономического освобождения человека и обвинительный акт против меркантилистической политики и всей вдохновленной ею экономической системы.
Роль, сыгранная Смитом в этом деле в Англии, была абсолютно одинакова с ролью, которую играли физиократы в то же время во Франции. Внутри, равно как и вне страны, свобода промышленников, купцов, рабочих была опутана целой сетью ограничений, унаследованных от средних веков или обязанных своим происхождением могущественным частным интересам и сохранившихся благодаря ошибочным экономическим теориям. Цеховой строй еще существовал в городах, хотя он уже не применялся к производствам позже знаменитого статута Елизаветы об ученичестве. Система регламентаций со всей своей свитой чиновников, обязанных надзирать за актами производства, за весом, за длиной, за количеством материи, свирепствовала, между прочим, в шерстяной промышленности. Установление продолжительности ученичества (7 лет), ограничение числа учеников в главных производствах, препятствия, чинившиеся свободному переходу рабочих "законом о бедных" и целым рядом статутов, дополнявших ею со времени Елизаветы, стесняли приложение труда и выгодное помещение капиталов. Смит энергично восставал против всех этих мер. Правда, Англия не знала ограничений внутреннего обращения товаров, как это было во Франции. Но она была в торговом отношении отделена от Ирландии. Что же касается ограничении ее внешней торговли, то их было не меньше, во всех остальных европейских государствах: запрещение или высокие пошлины на ввозившиеся мануфактурные и на некоторые естественные( французские вина) продукты, запрещение вывоза некоторых необходимых для национальной промышленности продуктов, как, например, шерсти или машин, ограничительная и стеснительная политика по отношению к колониям, на которые смотрели как на естественных поставщиц сырья для метрополии и обязательных потребительниц мануфактурных продуктов, и пр. Против всей этой совокупности мероприятий, предназначенных для обеспечения за Англией господства над всеми другими торговыми нациями, Смит направил самые жестокие удары. IV книга "Богатства народов" является пламенным, сильным, удивительно ясным и документированным обвинительным актом против меркантилизма. Эта часть произведения должна была больше всею интересовать его современников. Ныне же она была бы наиболее устарелой, если бы Смит не вставил в нее целую теорию международной торговли и критику протекционизма вообще, которые представляют для истории экономических учений несомненный интерес. Нужно сказать о них несколько слов.
Теория международной торговли. В борьбе за свободу международной торговли, равно как и во многих других сторонах учения, физиократы были предшественниками Смита. Но здесь Смит также превосходит их широтой своих взглядов. Либерализм физиократов был навеян им интересами земледелия, внешняя торговля остается для них “терпимым злом”. Смит же,наоборот, признает внешнюю торговлю выгодной саму по себе, лишь бы возникла она своевременно и развивалась самостоятельно. Поднявшись выше точки зрения физиократов, Смит все-таки не дает еще удовлетворительной теории. Рикардо и его последователям, в особенности Стюарту Миллю, выпало на долю найти прочное научное основание для теории международной торговли. Учение шотландского экономиста стоит еще на шаткой почве. Но колебания великого писателя иногда представляют интерес. Они стоят того, чтобы на них остановиться. Уже излагая теорию Смита о деньгах, мы видели, какие доводы извлекает из нее Смит против теории торгового баланса. Но теория торгового баланса еще не весь протекционизм, и у Смита мы находим прежде всего критику протекционизма вообще, взятого вне его специально меркантилистской формы, а затем попытку выяснить положительные стороны международной торговли.
Критика протекционизма опирается главным образом на очень хорошо известное положение, что капитал ставит пределы промышленности. "Вся вообще промышленность страны никогда не может выйти за пределы, положенные ей приложением всего общественного капитала”. Что же сделает протекционизм? Увеличит ли он капитал страны? Нисколько. "Он может только отвлечь часть его в сторону, в которую он иначе не направился бы". Но разве направление, спонтанно даваемое капиталам частными лицами, не наиболее благоприятно для промышленности страны? Разве Смит не показал этого? Следовательно, протекционизм бесполезен или даже вреден.
Довод покажется неубедительным, если припомнить данную выше критику оптимизма Смита. Из побуждения личной выгоды капиталисты реализуют, сказали бы мы, заимствуя выражение Парето, максимум ophelimite (желательности), а не максимум полезности.
Наиболее веский довод Смита сводится к тому положению, что бессмысленно производить у себя дорого те предметы, которые из-за границы могут быть доставлены по более дешевым ценам. "Правило всякого умного отца семейства заключается в том, чтобы не изготовлять, дома того, что изготовить стоит дороже, чем купить... То, что благоразумно для отдельной семьи, не станет бессмысленным для целого королевства". Какое безумие изготовлять вино в Шотландии при помощи оранжерей, когда дешевле привезти его из Франции или Португалии? Все согласны с этим. Но эту глупость проделывают повсюду там, где тарифными ставками мешают нам пользоваться естественными преимуществами, имеющимися у чужестранных наций. Нужны были все "подлое хищничество и дух монополий купцов и фабрикантов", чтобы до такой степени затмить у нации понимание своих истинных интересов. По мнения Смита, существует естественное распределение производства между различными странами, естественное и соответствующее их взаимным интересам. Протекционизм мешает извлечь из этого выгоду. Это приложение принципа разделения труда в международном масштабе.
Довод все-таки неубедительный. Капитал и труд обращаются между нациями не так, как внутри страны. Распределение промышленности между различными нациями регулируется не по абсолютной стоимости производства, а по относительной. Заслуга указания на это принадлежит Рикардо.
Указывая на неудобства протекционизма, Смит не приводит, следовательно, исчерпывающих доводов. Доводы его, может быть еще менее исчерпывающие, когда он хочет доказать выгодные стороны международной торговли.
Интерес потребителя составляет решительный довод в пользу свободы торговли. Рост предоставляемых в его распоряжение полезностей обусловливает преимущество свободной торговли. “Все непосредственные выгоды иностранной торговли, - как говорит Стюарт Милль, - вытекают из вывоза". Но эта точка зрения как раз меньше всего развита у Смита. Правда, он писал: "Потребление -единственный конец и единственная цель всякого производства... но в системе меркантилистов интересы потребителя почти всегда приносятся в жертву интересам производителя". Но это место находится только в конце критики меркантилизма, в главе 8-й книги IV, и в первом издании книги его вовсе не было, оно было прибавлено только в третьем издании.
Наоборот, чтобы изложить преимущества международной торговли, он почти всегда становится на точку зрения производителя.
То он видит в ней средство вывозить излишек производства страны: иностранные нации, расширяя свои рынки, будут способствовать разделению труда вывозящей страны и, следовательно, ее производительности. Но спрашивается: почему стране самой не производить тех предметов, которые она обязана ввозить, вместо того чтобы производить излишние предметы, которые она должна вывозить?
То, желая доказать, что международная торговля необходимо приносит пользу обеим обменивающимся странам, Смит опирается на тот факт, что купцы обеих стран получают прибыль, а прибыль - меновая ценность, увеличивающая другие ценности страны. На это Рикардо справедливо ответил, что прибыли купца не должны непременно увеличивать общую сумму полезностей в стране.
Здесь, как и по отношению к физиократам, Смит вопреки своей воле еще раз поддается влиянию своих противников: он еще не в такой мере освободился от меркантилизма, чтобы не ставить на первый план заботы об интересах производителя. И мы находим у великого экономиста наряду с блестящими аргументами весьма спорные положения. Он сам, по-видимому, не замечает их неудовлетворительности. Непреодолимый поток времени захватил всех и повлек навстречу более либеральной политике. Он был слишком силен, чтобы у современников была охота поднимать споры по каждому пункту теории Смита. Для них достаточно было той пламенной речи в защиту дорогого им дела, которую они находили у Смита.
Уже не один раз мы отмечали крайнюю трезвость Смита при применении им своих принципов на практике. Отметим ее здесь еще раз.
Теоретически Смит абсолютный приверженец свободной торговли, а на практике он вносит в свою теорию ограничения, подсказываемые ему его громадным здравым смыслом. "Надеяться, - говорит он, - что свобода торговли когда-нибудь, вполне будет восстановлена в Великобритании, так же абсурдно, как ожидать наступление царства Океании или Утопии. Не только предрассудки общества, но, что особенно неотразимо, частные интересы многих лиц с непреодолимой силой будут сопротивляться этому". Это пророчество, как и многие другие, не оправдалось в действительности. Англия ХIX века почти вполне осуществила "утопию" абсолютной свободы торговли.
Не питая иллюзий на счет будущего, он не осуждает также безусловно и прошедшего. Он сам оправдывает некоторые акты меркантилистской политики: акты о навигации не были благоприятны для торговли, говорит он, но тем не менее они являются, "может быть, самыми разумными из всех торговых регламентов Англии”, так как “национальная оборона важнее богатства”. В другом случае он считает правильными пошлины на ввоз, так как внутри страны налог падает на производство предметов, аналогичных ввозимым предметам; здесь пошлина просто восстанавливает нормальные условия конкуренции, нарушенные налогом. Не безусловно также отвергает он ответные пошлины, устанавливаемые для того, чтобы добиться отмены иностранных пошлин на свои товары за границей. Наконец он допускает, что для отраслей, с давнего времени покровительствуемых государством и занимающих очень большое число рабочих, свободу можно вводить постепенно.
Практический вывод Смита следующий: вместо многочисленных пошлин, обременяющих ввоз; и производство, Англия должна ограничиться установлением определенного числа чисто фискальных пошлин на иностранные товары самого широкого потребления: вино, алкоголь, сахар, табак, какао и т.д. Такая система, совершенно совместимая с широкой свободой торговли, была бы источником обильных доходов для казны и вполне компенсировала бы потери ее, происходящие от введения свободной торговли.
Англия последовала его совету, и на этом базисе основана вся ее нынешняя таможенная система. Немного найдется экономистов, которые могут похвалиться такой полной реализацией своих проектов.