Елизавета Петровна

Загрузить архив:
Файл: ref-23496.zip (40kb [zip], Скачиваний: 110) скачать

Московский Государственный Университет им. Ломоносова

Факультет Вычислительной Математики и Кибернетики

Елизавета Петровна

Выполнила студентка 101 группы

Бурковская Анастасия

             

Москва 2005

Елизавета Петровна

Императрица Елизавета царствовала двадцать лет, с 25 ноября 1741 г. по 25 декабря 1761 г. Царствование ее было не без славы, даже не без пользы. Молодость ее прошла не назидательно. Ни строгих правил, ни приятных воспоминаний не могла царевна вынести из беспризорной второй семьи Петра, где первые слова, какие выучивался произносить ребенок, были тятя, мама, солдат, а мать спешила как можно скорее сбыть дочерей замуж, чтобы в случае смерти их отца не иметь в них соперниц по престолонаследию. Подрастая, Елизавета казалась барышней, получившей воспитание в девичьей. Всю жизнь она не хотела знать, когда нужно вставать, одеваться, обедать, ложиться спать. Большое развлечение доставляли ей свадьбы прислуги: она сама убирала невесту к венцу и потом из-за двери любовалась, как веселятся свадебные гости. В обращении она была то чересчур проста и ласкова, то из пустяков выходила из себя и бранилась, кто бы ни попадался, лакей или царедворец, самыми неудачными словами, а фрейлинам доставалось и больнее. Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспиталась среди новых европейских веяний и преданий благочестивой отечественной старины. То и другое влияние оставило на ней свой отпечаток, и она умела совместить в себе понятия и вкусы обоих: от вечерни она шла на бал, а с бала поспевала к заутрене, благоговейно чтила святыни и обряды русской церкви, выписывала из Парижа описания придворных версальских банкетов и фестивалей, до страсти любила французские спектакли и до тонкости знала все гастрономические секреты русской кухни. Послушная дочь своего духовника о. Дубянского и ученица французского танцмейстера Рамбура, она строго соблюдала посты при своем дворе, так что гастроному канцлеру А. П. Бестужеву-Рюмину только с разрешения константинопольского патриарха дозволено было не есть грибного, и во всей империи никто лучше императрицы не мог исполнить менуэта и русской пляски. Религиозное настроение согревалось в ней эстетическим чувством. Невеста всевозможных женихов на свете, от французского короля до собственного племянника, при императрице Анне спасенная Бироном от монастыря и герцогской саксен-кобургмейнингенской трущобы, она отдала свое сердце придворному певчему из черниговских казаков, и дворец превратился в музыкальный дом: выписывали и малороссийских певчих, и итальянских певцов, а чтобы не нарушить цельности художественного впечатления, те и другие совместно пели и обедню и оперу. Двойственностью воспитательных влияний объясняются приятные или неожиданные противоречия в характере и образе жизни Елизаветы. Живая и веселая, но не спускавшая глаз с самой себя, при этом крупная и стройная, с красивым круглым и вечно цветущим лицом, она любила производить впечатление, и, зная, что к ней особенно идет мужской костюм, она установила при дворе маскарады без масок, куда мужчины обязаны были приезжать в полном женском уборе, в обширных юбках, а дамы в мужском придворном платье. Наиболее законная из всех преемников и преемниц Петра I, но поднятая на престол мятежными гвардейскими штыками, она наследовала энергию своего великого отца, строила дворцы в двадцать четыре часа и в двое суток проезжала тогдашний путь от Москвы до Петербурга, исправно платя за каждую загнанную лошадь. Мирная и беззаботная, она была вынуждена воевать чуть не половину своего царствования, побеждала первого стратега того времени Фридриха Великого, брала Берлин, уложила пропасть солдат на полях Цорндорфа и Кунерсдорфа; но с правления царевны Софьи никогда на Руси не жилось так легко, и ни одно царствование до 1762 г. не оставляло по себе такого приятного воспоминания. Ленивая и капризная, пугавшаяся всякой серьезной мысли, питавшая отвращение ко всякому деловому занятию, Елизавета не могла войти в сложные международные отношения тогдашней Европы и понять дипломатические хитросплетения своего канцлера Бестужева-Рюмина. Но в своих внутренних покоях она создала себе особое политическое окружение из приживалок и рассказчиц, сплетниц, во главе которых стоял интимный солидарный кабинет, где премьером была Мавра Егоровна Шувалова, жена известного нам изобретателя и прожектера, а членами состояли Анна Карловна Воронцова, урожденная Скавронская, родственница императрицы, и какая-то просто Елизавета Ивановна, которую так и звали министром иностранных дел. «Все дела через нее государыне подавали», - замечает современник. Предметами занятий этого кабинета были россказни, сплетни, наушничества, всякие каверзы и травля придворных друг против друга, доставлявшая Елизавете великое удовольствие. Это и были «сферы» того времени; отсюда раздавались важные чины и хлебные места; здесь вершились крупные правительственные дела. Эти кабинетные занятия чередовались с празднествами. Смолоду Елизавета была мечтательна и, еще будучи великой княжной, раз в очарованном забытье подписала деловую хозяйственную бумагу вместо своего имени словами "Пламень огн"... Вступив на престол, она хотела осуществить свои девические мечты в волшебную действительность; нескончаемой вереницей потянулись спектакли, увеселительные поездки, куртаги, балы, маскарады, поражавшие ослепительным блеском и роскошью до тошноты. Порой весь двор превращался в театральное фойе: изо дня в день говорили только о французской комедии, об итальянской комической опере и ее содержателе Локателли, об интермеццах и т. п. Но жилые комнаты, куда дворцовые обитатели уходили из пышных зал, поражали теснотой, убожеством обстановки, неряшеством: двери не затворялись, в окна дуло, вода текла по стенным обшивкам, комнаты были чрезвычайно сыры, у великой княгини Екатерины в спальне в печи зияли огромные щели, близ этой спальни в небольшой каморе теснилось 17 человек прислуги, меблировка была так скудна, что зеркала, постели, столы и стулья по надобности перевозили из дворца во дворец, даже из Петербурга в Москву, ломали, били и в таком виде расставляли по временным местам. Елизавета жила и царствовала в золоченой нищете, она оставила после себя в гардеробе слишком 15 тысяч платьев, два сундука шелковых чулок, кучу неоплаченных счетов и недостроенный громадный Зимний дворец, уже поглотивший с 1755 по 1761 г. более 10 миллионов рублей на наши деньги. Незадолго до смерти ей очень хотелось пожить в этом дворце, но она напрасно хлопотала, чтобы строитель Растрелли поспешил отделать хотя бы только ее собственные жилые комнаты. Французские галантерейные магазины иногда отказывались отпускать во дворец новомодные товары в кредит. При всем том в ней, не как в ее курляндской предшественнице, где-то там глубоко под толстой корой предрассудков, дурных привычек и испорченных вкусов еще жил человек, порой прорывавшийся наружу, например,в обете перед захватом престола никого не казнить смертью и в осуществившем этот обет указе 17 мая 1744 г., фактически отменившем смертную казнь в России. Елизавета была умная и добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII в., которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и тоже по русскому обычаю все оплакали по смерти.*

Приход к власти

В ноябре 1741 г. в результате дворцового переворота на престоле оказалась Елизавета. Подобные перевороты были и до, и после Елизаветы Петровны, но существует ряд особенностей, присущих этому событию: с одной стороны, национальные лозунги, взрыв патриотизма в гвардии, с другой - активное участие иностранных держав, пытавшихся оказать влияние на внешнеполитический курс России. Особую роль сыграла сама Елизавета, которая не только приняла участие в перевороте, подобно Екатерине II, но была вынуждена лично возглавить его, а затем сумела удержаться на престоле в течение 20 лет.

Дворцовый переворот 1741 г. вывел на первый план личность претендентки на трон, заставив ее принять в нем непосредственное участие. Никогда ранее Россия не знала подобного: претендент должен был остаться в стороне от событий (для Екатерины I корону предоставил Меншиков, для Анны Леопольдовны - Миних, а Екатерина II, принявшая участие в событиях 1762 г, успешно предоставила главное место Е.Р. Дашковой и братьям Орловым), Елизавете же не удалось создать даже иллюзии непричастности к перевороту.

С детства Елизавету никто не готовил к престолу, и она не имела ни малейшего представления о государственных делах. Воспитывала Лизетку, как звал девочку родитель, не столько мать, сколько родная тетушка Наталья Алексеевна, женщина прямая и суровая, которой не чужд был старорусский идеал воспитания царских детей. Лишь после ее смерти большое внимание воспитанию стала уделять мать. Елизавета была любимой дочерью Петра, поэтому у него возникла идея блестящей партии с представителем французского королевского дома. Ее обучали языкам, танцам и всему тому, что ценится при французском дворе, но из-за того, что Елизавета была рождена до церковного брака, все блестящие партии оказались лишь проектами. С воцарением матери ситуация почти не изменилась: Елизавету редко привлекали к делам управления государством. Екатерина I оставила завещание, согласно которому на престол вступал внук Петра I и сын царевича Алексея Петр II, после его смерти - потомки старшей дочери Петра Анны, а после этого - сама Елизавета, т.е. права Елизаветы были почти эфемерны.

После смерти Екатерины I в русском обществе были люди, желавшие видеть Елизавету на престоле, но таковых в 1727 г. было немного, и все сошлись на фигуре Петра II, который занял трон и по праву первородства, исстари существовавшему в русском обществе, и по завещанию Екатерины I, таким образом, Елизавета Петровна не имела оснований жаловаться, что ее "обошли". Поэтому говорить о том, что желание возвести ее на престол было всеобщим,

________________________________________________________________________

* В. О. Ключевский – Курс истории России, лекция 73

значит искажать истинное положение дел. Но в определенных условиях Елизавета вполне могла претендовать на корону, так как сторонники у нее были. Герцог де Лириа упоминает в своих записках о Елизавете как одной из возможных претендентов на престол (всего таковых было 4). Но выбор на ней не остановили. Анна Иоанновна, как известно, законного наследника престола на свет произвести не могла, и борьба за власть в это время трансформировалась в борьбу за то, кто станет ее преемником. Анна Иоанновна отдала предпочтение своей племяннице, поэтому вполне понятно, что Елизавета претендовать на эту роль уже не могла.

В своих письмах жена английского посланника леди Рондо упоминает, что еще во времена правления Анны Иоанновны стали появляться мысли о приходе к власти Елизаветы: "Множество дворян вместе с гвардейскими офицерами составили заговор с целью обязать императрицу объявить наследницей престола не Анну Леопольдовну, а цесаревну Лизавету". После смерти Анны Иоанновны у власти оказался Бирон, который всегда благоволил к Елизавете; причины этого двояки: возможно, потому что хотел женить на ней своего сына и посадить цесаревну на трон, возможно, он не заходил так далеко в своих планах, а просто пытался найти хоть какую-то опору в русском обществе. Источники утверждают, что, если бы Елизавета приложила хоть какие-то усилия, она могла бы занять престол еще в 1740 г., когда был свергнут Бирон. "Княгиня Елизавета не поколебалась признать регентство матери Иоанна Антоновича и присягнула ему, в то же время она не могла не знать, что большая часть солдат, арестовывавших герцога Курляндского, думала, что делает это для нее, но она сделала вид, что удовлетворена...".

Правительство Анны Леопольдовны было абсолютно неспособным к деятельности: борьба за власть между Минихом и Остерманом, наличие фаворитов и фаворитки, а также нежелание со стороны правительницы заниматься делами отрицательно сказывались на общественном мнении, кроме того, у власти оставались те же люди, которые были и при Анне Иоанновне, а общество этого уже не желало. "Анна Леопольдовна была женщиной кроткой и бесхарактерной, непопулярной ни в обществе, ни в гвардии".

В то же время английский посланник Финч сообщает, что Елизавету очень любили и она пользовалась большой популярностью в обществе. Цесаревна имела очень теплые отношения с гвардейцами, для которых ее дом был всегда открыт и у которых она часто крестила детей, при этом раздавая щедрые подарки. Она не давала Анне Леопольдовне никакого повода для беспокойства: вела рассеянный образ жизни, по отношению к регентше проявляла полную лояльность, была крестной матерью у дочери правительницы. Но одновременно, как сообщает французский посланник Шетарди, цесаревна активно обсуждала с ним и шведским посланником Нолькеном возможность вступления на престол с их помощью. Ложь и притворство не были чужды Елизавете, причем притворялась она умело. Отметим еще одно качество: она ясно осознавала свои цели и не стеснялась в выборе средств для их достижения.

Русская аристократия была недовольна режимом Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны, но, напуганная расправой над А.П. Волынским, Долгорукими, гибелью Д.М. Голицына и других противников "немцев-правителей", предпочитала воздерживаться от активных действий, несмотря на то, что у кормила власти находились "немцы", далеко не всегда имевшие аристократическое происхождение ("конюх" Бирон). В результате возглавить переворот Елизавете пришлось самой. Подобный шаг, безусловно, требовал мужества, что для ветреной и легкомысленной цесаревны было вовсе не характерно. Шетарди пишет: "Постоянная боязнь подвергнуть опасности себя и свою партию не позволяла ей действовать решительно". Елизавета была чрезвычайно осторожна, она опасалась, что задуманное предприятие не удастся, но она старалась быть дальновидной. "Елизавета честолюбива, но ее честолюбие уживается с умением выжидать время". И это еще одна характерная черта ее личности.

Общество должно было настолько устать от управления иностранцев, что на незаконное рождение Елизаветы перестали обращать внимание. Все должны были увидеть в ней панацею от иностранного самоуправства. Поведение цесаревны выгодно отличалось от правительницы. Отношение же общества к Анне Леопольдовне объяснялось еще и тем, что ее отец был человеком необузданного нрава, а сама она была замкнута, неприветлива, могла по несколько дней не появляться на людях, в отличие от Елизаветы, любезной со всеми. "Елизавета - дочь Петра I - государя, которого боялись, но и любили". Этот последний фактор должен был выступить на первый план, видимо, этого момента и дожидалась цесаревна. Ей был резон подождать еще и потому, что оставалась надежда, что младенец-император умрет, и все решится само собой, потому что в случае его смерти и возможной борьбы за власть между Анной Леопольдовной и Елизаветой на стороне последней было гораздо больше шансов.

В это же время иностранные посланники подталкивали Елизавету к действиям, пресекая ее излишнюю неуверенность. Иностранные послы связались с лейб-медиком цесаревны Лестоком, имевшим на нее большое влияние, подталкивавшим ее к перевороту. Французский и шведский посланники Шетарди и Нолькен, к которым присоединился Лесток, разрабатывали план, согласно которому Елизавета должна была вернуть Швеции земли, перешедшие к России по Ништадскому миру. С этой целью Швеция начинала войну с правительством Анны Леопольдовны, приглашала в свою армию герцога Голштинского, родного внука Петра I, против которого русские солдаты воевать бы не стали. Этот проект был представлен Елизавете, и цесаревна, для которой, казалось бы, это был единственный шанс, отказалась, гордо заявив: "Лучше я никогда не буду царствовать, чем куплю корону такой ценой". Интересы России не были для цесаревны пустым звуком.

Причина подобного ответа может корениться либо в искреннем патриотизме, либо в политическом реализме здравомыслящего человека, либо в любви к театральным жестам, на которые цесаревна была большой мастерицей, так как с детства воспитывалась в любви к театру. Безусловно, Елизавета любили своего отца, конечно, она уважала все, сделанное им, но, скорее всего, не только это было причиной ее отказа Нолькену. Многие русские царедворцы желали видеть Елизавету на престоле именно как лицо, олицетворявшее смену политического курса в духе патриотизма, а принять условия Швеции было вовсе не в интересах России. Согласись цесаревна на шведские условия, ее бы просто не поняли, и она могла бы потерять своих сторонников. Возможно, Елизавета, отдавая себе в этом отчет, стала действовать как истинный политик, т.е. она почувствовала настроения, господствовавшие в обществе, и стала действовать в этом русле. Вместе с тем Елизавета не разорвала отношений с Шетарди и Нолькеном. О здравом политическом реализме свидетельствует и ход переговоров: цесаревна проявляла чудеса изворотливости, тянула время, соглашалась на различные устные обязательства денежного характера, при этом совершенно игнорируя земельный вопрос (уступки Швеции). "Елизавета показала себя тонким политиком", свидетельством чего является то, что она заставила своих союзников действовать без подтвержденных обязательств.

Нужно отметить, что сама по себе Елизавета не стремилась к перевороту любыми путями, но обстоятельства принудили ее действовать вопреки желаниям. Английский посланник Финч писал: "Если подтвердятся подозрения по поводу великой княгини, то ей грозит монастырь или брак с Людовиком Брауншвейгским". Правда, задним числом Остерман отрицает этот факт, но даже если это были только слухи, они не могли не произвести впечатления на эмоциональную и сомневающуюся Елизавету, поэтому с того момента, как она начинает ощущать даже тень опасности со стороны, цесаревна решается наконец предпринять активные шаги к завоеванию власти. "Елизавета Петровна прислушивалась к недовольству в общественном мнении, убеждаясь, что можно начинать действовать в свою пользу".

В литературе высказывается мнение, что Анна Леопольдовна недальновидно ограничивала Елизавету в средствах: денег у Елизаветы не было постоянно, потому что она раздавала эти деньги гвардии, чем подчеркивала свое доброе расположение и получала подобное отношение в ответ, что ухудшило отношение цесаревны к правительнице, но этот фактор нельзя считать определяющим, так как еще при Анне Иоанновне содержание Елизаветы было весьма ограниченным. Но правительница иногда допускала удары по самолюбию Елизаветы, отказывая цесаревне в самых незначительных просьбах. Это было неосторожно со стороны Анны Леопольдовны: ущемленное самолюбие может подтолкнуть к действию даже самые нерешительные натуры. По поводу честолюбия Елизаветы существует много противоречивых мнений. Так Манштейн писал, что Елизавета планировала стать русской императрицей задолго до 1741 г., она была огорчена браком принцессы Анны, "положила за непременное" составить для себя партию, но ее действия были благоразумны и хитры. Миних же отказывает цесаревне в честолюбивых стремлениях. Возможно, Елизавета и хотела стать императрицей, но при этом желала, чтобы все вопросы решались сами собой, без ее личного вмешательства, и только исключительные условия могли заставить ее действовать. Это вполне в ее духе, так же она поступала в течение 20 лет пребывания на троне.

Цесаревна была вынуждена возглавить своих сторонников, так как среди участников переворота не было людей действительно выдающихся, бывших в состоянии встать во главе предприятия, поэтому Елизавете и невозможно было создать иллюзию своей непричастности к перевороту. Когда стало ясно, что брать власть в свои руки необходимо, цесаревна составила два плана действий : 1) с помощью Швеции, объявлявшей войну, целью которой было восстановление попранных прав дочери Петра, но этот план не удался, так как военные действия для Швеции были неудачными; 2) переворот должен был произойти 6 января 1742 в день Крещения и Водосвятия, когда на берегу Невы собралась бы вся гвардия и Елизавета обратилась бы к ней, воздействуя на религиозные и патриотические чувства, как бы подчеркивая, что ее права на престол имели истоки не в личной корысти, честолюбии, а в происхождении, угодном Богу, т.е. поступки Елизаветы определял Божественный промысел.* Но и этому проекту не суждено было сбыться. Однако, несмотря на нереализованность этих планов, Елизавета оказалась на троне.

Дело в том, что о готовящемся заговоре знали при дворе, так как этого никто особенно не скрывал. Английский посланник Финч предупреждал об оживлении контактов между Шетарди и Елизаветой, он неоднократно говорил об этом с Остерманом, но министру было не до того, чтобы заняться заговорщиками: сначала он боролся за власть с фельдмаршалом Минихом, затем пытался противостоять фавориту Анны Леопольдовны Линару. Сама правительница была настроена апатично: "Бесполезно бороться с Елизаветой, когда есть еще Чортушка" (герцог Голштинский), который имел законные права на престол. Правительница предоставила развиваться событиям без собственного вмешательства, хотя кое-какие шаги она попыталась предпринять: решила выслать из города верные Елизавете гвардейские части, а себя хотела провозгласить императрицей. Анна Леопольдовна решила поговорить с цесаревной откровенно, заявив ей о существующих подозрениях по поводу переговоров с иностранцами. Елизавета испугалась, и страх толкнул ее на неблаговидный поступок (она предала Лестока, заявив, что ничего не знает о его контактах с врагами Отечества, т.е. она фактически отдавала его в руки Тайной канцелярии). Правительница попыталась урезонить цесаревну, но эффект получился обратный: испуг и отчаяние стали двигателями ее поступков. В это же время верные цесаревне гвардейцы заявили, что получили приказ о выводе их частей в район Выборга, где велись военные действия. В столице появились слухи о возможной коронации правительницы. Последним толчком к действию для цесаревны стали картинки, набросанные рукой Лестока: Елизавета на троне и Елизавета в монашеском одеянии, а внизу надпись: "Выбирайте". На колебавшуюся Елизавету это произвело неизгладимое впечатление, если учесть, что она находилась в состоянии, близком к отчаянию. Возможно, в этот момент в ее голове промелькнули ужасные картины монастырской жизни, что для нее, любительницы веселья и удовольствий, было совершенно невыносимо. Цесаревна решилась окончательно, но прежде долго молилась и дала обет: отменить в России смертную казнь в случае благоприятного исхода предприятия. Она заставила поклясться своих приверженцев в том, что не будет пролито ни капли крови. И действительно, переворот носил мирный характер, насколько это возможно, никому не был причинен физический вред. Бюшинг пишет, что великая княгиня с семьей были арестованы, но в остальном с ними обходились без ненужной жестокости. В ночь с 24 на 25 ноября Елизавета вместе с Лестоком направилась в казарму преображенцев, где напомнила о своем происхождении, и гвардейцы с готовностью отправились вместе с ней во дворец правительницы. Здесь гвардейцам никто не оказал сопротивления, поэтому все было кончено за короткое время. Существует мнение, что переворот 24-25 ноября был неожиданным не только для Европы, но и для большинства русских

________________________________________________________________________

* Фирсов Н.Н. - Вступление на престол императрицы Елизаветы Петровны. С. 98.

царедворцев, вся "неожиданность" заключалась во внезапности. Мало кто ожидал, что Елизавета решиться на переворот в ноябре.

Наутро после переворота был обнародован манифест, в котором говорилось лишь об узурпации власти иностранцами, а о появлении новой императрицы не упоминалось, так как Елизавета опасалась реакции сторонников Анны Леопольдовны, которые были и при дворе, и в среде аристократии. Русское общество, не привыкшее к женскому правлению, успело устать от него, поэтому многих удовлетворял император, пусть даже малолетний и нерусский по крови, а не императрица, дочь Петра.

Манифест же о восшествии на престол Елизаветы был провозглашен только 28 ноября. Здесь было сказано, что цесаревна основывает свое право на власть на духовном завещании Екатерины I, по которому она должна была вступить на престол после Петра II. Хотя на самом деле ситуация складывалась иным образом: не Елизавета, а герцог Голштинский должен был стать императором. Не желая нарушать волю матери, Елизавета пригласила герцога в Россию, чтобы сделать своим наследником, тем самым решив голштинскую проблему, чего не сделали ни Анна Иоанновна, ни Анна Леопольдовна, и одновременно укрепив престол, но этим Елизавета создавала себе опасность быть свергнутой. Вслед за своими предшественниками цесаревна нарушила закон, она, по сути, манипулировала завещанием Екатерины I в собственную пользу. Обвинив русских министров в искажении этого документа, она и сама сделала то же самое. Многие современники были правы в том, что можно поставить под сомнение легитимность власти Елизаветы.

Оказавшись на троне, новая императрица "раздала важнейшие места своим приверженцам: братья Бестужевы-Рюмины, Воронцовы, Трубецкой вступили в Совет, Лесток сделался чем-то вроде второстепенного министра".* Так Елизавета отблагодарила своих сторонников за помощь в перевороте. На всю жизнь она сохранила особое отношение к гвардии, к которой была слишком терпеливой, снисходительно относясь к разгулу и творимым гвардейцами беззакониям, так как всегда считала их своей опорой, но, с другой стороны, как никто другой осознавала их силу. Елизавета постоянно пыталась задобрить их, всячески подчеркивая свое особое отношение. Иным оказалось положение некоторых приближенных сторонников: очень скоро она стала прохладно относиться к Шетарди, а затем потребовала, чтобы его отозвали. Вина Шетарди, по мнению Елизаветы, состояла в том, что он имел дерзость требовать от императрицы выполнения того, что было обещано цесаревной. Затем пострадал Лесток, против которого было организовано дело по обвинению в интригах в пользу Франции. Елизавета не отделяла личные отношения от интересов государства.

Еще одним последствием переворота является судьба Иоанна Антоновича и семьи правительницы. Елизавета собственноручно доставила императора в свой дворец после переворота, и непонятно, чего здесь больше: заботы о ребенке или о собственной безопасности. По дороге "видя, что он с улыбкой пытается повторять восклицания солдат, цесаревна сказала: "Невинное дитя! Ты не знаешь, что клики сии лишают тебя престола". Возможно, Елизавета разыграла эту сцену, желая

________________________________________________________________________

*Вейдемейер А.И. - Царствование Елизаветы Петровны. С. 2.

произвести впечатление на гвардию. Скорее всего, императрица просто притворялась, "будучи мастерицей притворства". Вскоре, как сообщает Корф, по приказу Елизаветы, Иоанн Антонович был заточен в Шлиссельбург, а остальное Брауншвейгское семейство отправлено в Холмогоры.*

Сначала у Елизаветы были мысли выслать семью Иоанна Антоновича в Европу, но это была бы постоянная угроза ее спокойствию. Она была готова воспользоваться помощью иностранцев, боясь военного вторжения под предлогом восстановления на престоле законного государя. Недовольные существуют во время любого правления и готовы в любой момент объединиться вокруг претендента. Английский посланник Вейч сообщает своему двору, что в июне 1742 горсть людей решила убить императрицу и герцога Голштинского, но участников заговора раскрыли. Елизавета не была злой или жестокой, она была вынуждена так поступить с императором, в очередной раз проявив политический реализм, не дав возможности чувствам возобладать над разумом. При этом до конца дней Елизавета вела "ночной образ" жизни, боясь заснуть и быть свергнутой, а призрак малолетнего императора постоянно преследовал ее.**

Общая оценка эпохи.

Значение времени Елизаветы оценивалось и до сих пор оценивается различно. Елизавета пользовалась большой популярностью; но были люди, и весьма умные люди, современники Елизаветы, которые с осуждением вспоминали ее время и ее порядки. Таковы, например, Екатерина II и Н. И. Панин; и вообще, если взять в руки старые мемуары, касающиеся этой эпохи, то можно найти в них почти всегда некоторую насмешку по отношению ко времени Елизаветы. К деятельности ее относились с улыбкой. И такой взгляд на эпоху Елизаветы был в большой моде; в этом отношении задавала тон сама Екатерина II, к которой вскоре после смерти Елизаветы перешла власть, а просвещенной императрице вторили и другие. Так, Н. И. Панин про царствование Елизаветы писал: "Сей эпох заслуживает особливое примечание: в нем все было жертвовано настоящему времени, хотениям припадочных людей и всяким посторонним малым приключениям в делах". Панин, очевидно, плохо помнил то, что было до Елизаветы, потому что его характеристика может относиться и к эпохе временщиков, "припадочных людей" 1725-1741 гг. Если верить Панину, то необходимо отозваться о времени Елизаветы как о времени темном и одинаковом с предыдущими временами. Точка зрения Панина перешла и в нашу историческую литературу. В труде С. В. Ешевского можно найти, например, такие слова: "С тех пор (с Петра Великого) до самой Екатерины Великой русская история сводится к истории частных лиц, отважных или хитрых временщиков, и истории борьбы известных партий, придворных интриг и трагических катастроф".*** Эта оценка за царствованием Елизаветы не признает никакого исторического значения. По мнению Ешевского, время Елизаветы такое же время непонимания задач России и реформы Петра, как и эпоха временщиков и

________________________________________________________________________

* Корф М.А. - Брауншвейгское семейство. С. 27.

** А. А. Бейгул – Елизавета Петровна и дворцовый переворот 24-25 ноября 1741г.,Вестник        Омского университета, 1999, Вып. 2. С. 80-85

*** С. В. Ешевский - Очерк царствования Елизаветы Петровны. Соч., II, С. 366

немецкого режима. "Смысл реформы начинает снова открываться только при Екатерине II", - говорит он.* Так дело обстояло до С. М. Соловьева. Соловьев был отлично обставлен документами и хорошо ознакомился с делами архивов елизаветинского времени. Изученный им громадный материал совместно с Полным собранием законов привел его к иному убеждению. Соловьев, если искать точного слова, "полюбил" эту эпоху и писал о ней с сочувствием. Он твердо помнил, что русское общество почитало Елизавету, что она была очень популярной государыней. Главной заслугой Елизаветы считал он свержение немецкого режима, систематическое покровительство всему национальному и гуманность: при таком направлении правительства Елизаветы много полезных частностей вошло в русскую жизнь, успокоило ее и позволило разобраться в делах; национальные "правила и привычки" воспитали при Елизавете целый ряд новых деятелей, составивших славу Екатерины II. Время Елизаветы подготовило многое для блестящей деятельности Екатерины и внутри, и вне России. Таким образом, историческое значение времени Елизаветы определяется, по мнению Соловьева, его подготовительной ролью по отношению к следующей эпохе, а историческая заслуга Елизаветы состоит в национальности ее направления.**

Нет никакого сомнения в том, что последняя точка зрения более справедлива, чем враждебные Елизавете взгляды. Возвращение Елизаветы к национальной политике и внутри, и вне России в связи с мягкостью приемов ее правительства сделало ее очень популярной государыней в глазах современников и дало ее царствованию иной исторический смысл в сравнении с темным временем предшествовавших правлений. Мирные наклонности правительства во внешней политике, гуманное направление во внутренней - симпатичными чертами обрисовали царствование Елизаветы и повлияли на нравы русского общества, подготовив его к деятельности екатерининского времени.

Благоговея пред памятью Петра Великого и спеша вернуть Россию к его порядкам, Елизавета тем самым готовила почву для лучшего понимания и продолжения преобразовательной деятельности Петра и действительно являлась предшественницей Екатерины II. Но, признавая такое историческое значение за временем Елизаветы, однако, нельзя преувеличивать его. Можно заметить, что при Елизавете, как и раньше, много значили "припадочные люди", т. е. фавориты: делами управляла "сила персон", к порядкам Петра Великого вернулись далеко не вполне; в управлении государством не было определенной программы, а программа Петра Великого не всегда соблюдалась и не развивалась. Идеи Елизаветы (национальные и гуманные) вообще выше ее деятельности (несистематической и малосодержательной), и историческое значение времени Елизаветы основывается именно на этих идеях. Причины всех особенностей правления Елизаветы заключались, во-первых, в той обстановке, какую Елизавета получила от своих предшественников, вступая на престол, а во-вторых, в свойствах самой Елизаветы и ее сотрудников. Ознакомимся с главными деятелями времени Елизаветы.

________________________________________________________________________

* С. В. Ешевский - Очерк царствования Елизаветы Петровны. Соч., II, С. 373

** С. М. Соловьев – История России с древнейших времен. Том 24, гл. 6

Деятели времени Елизаветы.

По своему образованию и характеру Елизавета не могла стать во главе государства активным его правителем. Неподготовленность к делам заставляла ее управлять с помощью доверенных лиц. Современники иногда обвиняли Елизавету в чудовищной лени и беспечности в самых серьезных делах. Позднейшие исследователи не всегда верят этому обвинению: медленность, с которой императрица осуществляла свои решения, они объясняют не беспечностью и ленью, а той осторожностью и сдержанностью, с какой Елизавета отыскивала наилучший исход при разноречивых советах и всевозможных влияниях; когда же ее решение созревало, императрица не ленилась ее осуществить и тотчас же скрепляла бумагу неизменной подписью - "Елисавет". Во всяком случае, в государственных делах императрица, давая общий тон правительству, не вмешивалась деятельно в частности управления и предоставляла их своим сотрудникам.

Вполне понятно, что ближайшими сотрудниками Елизаветы и главными государственными деятелями стали в большинстве случаев те люди, которые окружали Елизавету до вступления на престол и в трудное для нее время, при Анне, служили ей верную службу. Нужно, впрочем, отдать справедливость Елизавете в том, что, устраняя немцев, она не гнала тех русских, которые играли видную роль при немецком господстве. Так, рядом со старыми слугами Елизаветы - Разумовскими, Воронцовыми, Шуваловыми - стали у дел и люди старого правительства - Бестужев-Рюмин, Черкасский и Трубецкой. В рядах дипломатов даже остались немцы: Кейзерлинг - посланник в Вене и Варшаве, Корф - в Копенгагене, Гросс - в Гааге.

Изо всех деятелей самым близким к императрице был Алексей Григорьевич Разумовский, о котором предание говорит, что он был негласно обвенчан с Елизаветой. Бедный малороссийский казачонок, он пас деревенское стадо и имел прекрасный голос. Благодаря последнему обстоятельству он попал в придворные певчие и был взят ко дворцу цесаревны Елизаветы. Привязанность Елизаветы к Разумовскому была очень крепка: она продолжалась до ее смерти, и Разумовский неизменно оставался одним из самых влиятельных людей в России. Он стал кавалером всех русских орденов и генерал-фельдмаршалом и был возведен в графы Римской империи. Он был очень властен, даже жил во дворце, но, отличаясь честным, благодушным и ленивым характером, мало влиял на государственное управление, постоянно уклоняясь от правительственных дел, делал много добра в Малороссии и России и по своим вкусам и привычкам оставался больше простым малороссом, чем русским вельможей. В истории русского двора он - замечательная личность, в истории государства - вовсе незаметный деятель.

Высокое положение Алексея Разумовского подняло и его брата Кирилла: 15-ти лет от роду, в 1743 г., Кирилл был "инкогнито" отправлен за границу учиться под присмотром адъюнкта Академии наук Г. Н. Теплова и получил там чисто аристократическое воспитание; 16-ти лет он был уже графом Римской империи, 18-ти - президентом Академии наук, 22-х - генерал-фельдмаршалом и гетманом Малороссии. Для него в 1750 г. и было восстановлено гетманство, не существовавшее с 1734 г. Характером этот баловень счастья пошел в старшего брата, и если более брата заметен был в государственной деятельности, то благодаря лишь своему образованию. Он был человеком честным и порядочным, но пассивным и, занимая высокие должности, к влиянию не стремился.

Гораздо более Разумовского влиял на дела Петр Иванович Шувалов, сперва камер-юнкер Елизаветы, затем сенатор, конференц-министр, генерал-фельдцехмейстер (т.е. начальник артиллерии) и управитель многих иных ведомств. Занимая массу должностей, П. Шувалов был в то же время крупным промышленником и откупщиком. И в сфере управления, и в хозяйственных делах он проявил большие способности и в то же время сильное стремление к наживе и крайнее честолюбие. Властолюбивый интриган и нечестный стяжатель затмевали в нем государственного деятеля. Своим государственным влиянием он пользовался для личных целей. Он выхлопотал себе вредную для русской промышленности монополию на рыбный промысел в Белом и Каспийском морях; захватил на откуп Гороблагодатские железные заводы и массу иных откупных статей; являясь крупнейшим промышленником и торговцем в государстве, добился важной отмены внутренних таможенных пошлин для личных выгод. При дворе он крепко держался благодаря влиянию жены (Мавры Егоровны, рожденной Шепелевой, ближайшей фрейлины Елизаветы), а отчасти и по собственному уму и ловкости. Лицемерный и умевший примениться ко всяким обстоятельствам, он являлся страшным для всех человеком и по своему влиянию, и по своей мстительности. Один только Алексей Разумовский, говорят, безбоязненно и безнаказанно бивал его иногда батожьем под веселую руку на охоте. Вообще П. И. Шувалов был человек без принципов, без морали и представлял собой темное лицо царствования Елизаветы. Он был настолько ненавидим народом, что петербургская толпа на его похоронах не удержалась от враждебной демонстрации.

Совершенную противоположность ему представлял Ив. Ив. Шувалов, заметная личность в истории русской образованности. Его всегда видели с книгой в руках, он учился для знаний, потому что любил их; наука выработала в нем определенное нравственное мировоззрение и сделала одним из первых пионеров просвещения в России. Он поддерживал русскую науку, как мог, переписывался с Ломоносовым, основал первый в России Московский университет и при нем две гимназии. Будучи камергером и большим любимцем Елизаветы, И. И. Шувалов не стремился, однако, к государственной и политической деятельности и оставался меценатом и куратором Московского университета; на нем не лежит ни одного пятна - напротив, это была личность замечательно привлекательная, представитель гуманности и образованности, лучший продукт петровских культурных преобразований и украшение елизаветинской эпохи.

Третий Шувалов - Александр Иванович, хотя и очень быстро сделал свою карьеру, но не проявил ни особенного ума, ни особых способностей. Он был начальником Тайной канцелярии, которая при Елизавете почти бездействовала, почему был незаметен и ее начальник.

Внешней политикой при Елизавете управляли три государственных канцлера: князь Алексей Михайлович Черкасский, граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин и граф Михаил Илларионович Воронцов. Первый был совершенно неспособный и недалекий человек, сделавший свою карьеру той ролью, какую случайно сыграл при восстановлении самодержавия Анны. О его личности и неспособности ходили анекдоты: он был очень нерешителен, самую простую бумагу, требовавшую подписи, прочитывал по нескольку раз, брал перо, чтобы ее подписать, и оставлял его, и в конце концов бумага не получала подписи, ибо князь Черкасский ее боялся. Значение его было ничтожно и в делах, и при дворе. Он умер в начале царствования Елизаветы (1742 г.), так что о нем мало приходится упоминать в обзоре ее царствования.

Внешнюю политику Елизаветы определил своим направлением преемник Черкасского - А. П. Бестужев-Рюмин, стоявший во главе русской дипломатии с 1742 по 1757 г. Это был человек времени Петра Великого, бесспорно умный и способный, по тому времени удивительно образованный и, что называется, на все руки. По натуре он был великий практик, что же касается моральной его физиономии, то она не совсем ясна, и о ней есть несколько мнений. Некоторые полагают, что он был очень честен. Несмотря на то, что он по службе принимал подарки, подкупить его было невозможно. Когда Фридрих II задумал дать ему подарок (узнав, что Бестужев берет таковые от Австрии), то убедился, что прусскими деньгами нельзя ни задобрить, ни купить Бестужева. Он был, несомненно, истинным патриотом и ни за что не поддался бы в сторону Пруссии, которую считал опасным соседом. Еще в 1708 г. он был отправлен Петром учиться за границу, и приобрел там солидное разностороннее образование: был химиком, медиком и дипломатом. С 1712 г. он был на дипломатической службе при разных дворах, жил в Германии, Англии, Дании, Голландии и хорошо ознакомился с положением политических дел в Европе. Он сознательно относился к политической системе Петра Великого и в то же время усвоил основной принцип всех держав той эпохи - стремление к политическому равновесию. Его дипломатической программой и стала, с одной стороны, охрана системы Петра Великого, с другой - заботы о поддержании равновесия. Служебная карьера ему долго не удавалась. После Петра он был в немилости, и только приверженность к Бирону выдвинула его в 1740 г. на должность кабинет-министра. Он снова, однако, пал при свержении Бирона и выдвинулся вполне только при Елизавете.

На Бестужева как на политического деятеля смотрят различно. Одни в нем видят деятеля без программы, другие, напротив, находят в Бестужеве удачного ученика Петра и здравого политика. Соловьеви Феоктистов основательно признают за Бестужевым крупные дипломатические достоинства. Выдающимся дипломатом считает его и Е. Н. Щепкин. Принято думать, что Бестужев держался традиции Петра Великого. "Союзников не покидать, - говорил он о своей системе, - а оные (союзники) суть: морские державы Англия и Голландия, которых Петр I всегда наблюдать старался; король польский яко курфюрст саксонский, королева венгерская по положению их земель, которыя натуральный с Российскою империею союз имеют; сия система - система Петра Великаго". Союз с Австрией ("с королевой венгерской"), который был с Петра как бы традицией всей русской дипломатии, поддерживался усердно и Бестужевым и привел к вражде с Францией (пока она враждебна Австрии) и с Пруссией. Французское влияние сперва было сильно при дворе Елизаветы; Бестужев постарался его уничтожить и после упорной интриги добился высылки из России Шетарди и ссылки Лестока, его агента (1748). Прусскому королю Фридриху II он был ярым врагом и приготовлял Семилетнюю войну, потому что считал его не только злым противником Австрии, но и опасным нарушителем европейского равновесия. Позднейшие исследователи называют его одним из наиболее мудрых и энергичных представителей национальной политики в России и ставят ему в большую заслугу именно то, что его трудами сокращены были силы "скоропостижного прусского короля". Заслуги Бестужева неоспоримы, преданность его традициям Петра также; но при оценке Бестужева историк может заметить, что традиции Петра хранил он не во всем их объеме. Петр решал исконные задачи национальной политики, побеждал вековых врагов и брал у них то, в чем веками нуждалась Русь. Для достижения вековых задач он старался добыть себе верных друзей и союзников в Европе; но дела Европы сами по себе мало трогали его; про европейские державы он говаривал: "Оне имеют нужду во мне, а не я в них" - в том смысле, что счеты западных держав между собой не затрагивали русских интересов, и Россия могла не вступаться в них, тогда как в Европе желали пользоваться силами России - каждая страна в своих интересах. Но Петр не успел решить ни турецкого, ни польского вопроса и завещал их преемникам: он не успел определить своих отношений и к некоторым европейским державам, например, к Англии. Традиция, завещанная Петром, заключалась, таким образом, в завершении вековой борьбы с национальными врагами и в создании прочных союзов в Западной Европе, которые способствовали бы этому завершению. Политика Бестужева не вела Россию по стопам Петра в первом отношении. Турецкий и польский вопросы решены были позже Екатериной II. Бестужев заботился только об установлении должных отношений России к Западу и здесь действительно подражал программе Петра, хотя, быть может, слишком увлекался задачей общеевропейского политического равновесия, больше, чем того требовал здравый эгоизм России.

После Бестужева, попавшего в опалу в 1757 г., его место занял граф Михаил Илларионович Воронцов, бывший ранее камер-юнкером Елизаветы. Еще в 1744 г. он был сделан вице-канцлером, но при Бестужеве имел мало значения. Трудолюбивый и честный человек, он, однако, не обладал ни образованием, ни характером, ни опытностью Бестужева. Получив в свои руки политику России во время войны с Пруссией, он не внес в нее ничего своего, был доступен влияниям со стороны и не мог так стойко, как Бестужев, держаться своих взглядов. При Елизавете он вел войну с Пруссией, при Петре III готов был к союзу с ней и при Екатерине II снова был близок к разрыву.

Если вспомнить князя Никиту Юрьевича Трубецкого, бывшего генерал-прокурором, человека двуличного и не без способностей, и уже известного нам Лестока, служившего проводником французского влияния при дворе Елизаветы в первые годы царствования, то перечень государственных деятелей и влиятельных лиц елизаветинского времени будет закончен.

Управление и политика времени Елизаветы

Внутренняя деятельность.

Вступая на престол с желанием возвратить Россию к порядкам Петра Великого, Елизавета не достигла этого прежде всего в своем законодательстве о сословиях. После Петра, ко времени Елизаветы, дворянство изменило к лучшему условия своего быта; оно облегчило свои повинности государству, успело снять те стеснения, какие лежали на его имущественных правах, и получило большую, чем прежде, власть над крестьянами. При Елизавете успехи дворянства продолжались и в сфере его имущественных прав, и в отношении к крестьянам. Только долгосрочная обязательная служба осталась неизменной.

В 1746 г. последовал замечательный указ Елизаветы, запрещавший кому бы то ни было, кроме дворян, покупать "людей и крестьян без земель и с землями". Межевой инструкцией 1754 г. и указом 1758 г. было подтверждено это запрещение и предписано, чтобы лица, не имеющие права владеть населенными землями, продали их в определенный срок. Таким образом, одно дворянство могло иметь крестьян и "недвижимые имения" (термин, сменивший в законодательстве старые слова - вотчина и поместье). Это старое право, будучи присвоено одному сословию, превращалось теперь в сословную привилегию, резкой чертой отделяло привилегированного дворянина от людей низших классов. Даровав эту привилегию дворянству, правительство Елизаветы, естественно, стало заботиться, чтобы привилегированным положением пользовались лица только по праву и заслуженно. Отсюда ряд правительственных забот о том, чтобы определить яснее и замкнуть дворянский класс. Рядом с созданием сословной привилегии идет забота отделить дворянство от остальных низших слоев населения путем его обособления, недопущением во дворянство демократических элементов. При Елизавете службу с дворян спрашивали очень строго. За укрывательство грозили строгими наказаниями; смотры недорослям, вновь вступающим на службу, производились по-прежнему, и за неявку на них налагались суровые кары. Однако стремление дворянства избегнуть службы, заметное и раньше, не уменьшалось. Оно и было причиной, почему правительство не могло решиться не только снять с дворян их обязанность, но даже облегчить ее. Правительство боялось остаться без людей.

Зато в царствование Елизаветы много было сделано, чтобы облегчить дворянству обязательное для него обучение. В 1747 г. дан был регламент Петербургской Академии наук, учрежденной для развития науки в России, по мысли Петра Великого, еще при Екатерине I. Эта Академия в первые годы жила исключительно силами и трудами ученых немцев. Между ними не было согласия. С течением времени в Академии появились и русские деятели: Нафтов, Тредиаковский, Ломоносов. Последний начал борьбу с академическими немцами, и в Академии по-прежнему не было мира и порядка. Назначение в 1746 г. Кирилла Разумовского президентом Академии еще раз вывело наружу и прежде не скрытые беспорядки и повело к регламенту 1747 г. Этим регламентом Академия определялась как ученое и учебное учреждение. Она состояла собственно из Академии (собрание ученых людей), Университета (собрание учащих и учащихся людей) и подготовительной к Университету Гимназии. Десять академиков с их адъюнктами (помощниками), непременно из русских людей, составляют Академию. Особые от Академии профессора и их ученики-студенты составляют Университет. Гимназия из 20 молодых людей готовит своих питомцев к университетскому курсу. Учиться при Академии могут люди всех званий, кроме податных. Однако первыми шагами академического университета правительство было недовольно. Явилась мысль выделить университет как самостоятельное учреждение. В 1754 г. Ив. Ив. Шувалов выработал проект университета в Москве, центральном городе России, который более Петербурга доступен был провинциальному дворянству и "разночинцам" (допущенным в университет наравне с дворянством). В 1755 г. университет в Москве был открыт, и Ив. Ив. Шувалов назначен его куратором. В университете было 10 профессоров и три факультета: юридический, медицинский и философский. При университете было две гимназии: одна для дворян, другая для разночинцев (но не для податных классов).

Из частных мер касательно дворянства при Елизавете должно упомянуть об учреждении Дворянского банка в Петербурге с конторой его в Москве. Этот банк обеспечивал дворянству недорогой кредит (6% в год) в довольно крупных суммах (до 10 000 руб.).

В истории XVIII в. улучшение положения дворянства постоянно связывалось с ухудшением быта и с уменьшением прав крестьянства. В самый момент вступления Елизаветы на престол правительство, устранив крестьян от присяги новой государыне, тем самым взглянуло на них, как на людей, лишенных гражданской личности, как на рабов. Хотя такой взгляд не соответствовал ни фактическому положению крестьян, ни общим взглядам на них правительства, однако крестьяне по закону стали при Елизавете еще в худшее положение, чем были до нее. Уже самый факт передачи крестьян в исключительно дворянское владение теснее привязывал крестьянина к определенному кругу владельцев. Закон же все более и более давал власти над крестьянами их помещику. Право передачи крестьян было расширено: в 1760 г. помещику дано было право ссылать неисправных крестьян в Сибирь, причем правительство считало каждого сосланного как бы за рекрута, данного помещиком в казну; наконец, крестьяне были лишены права входить в денежные обязательства без позволения своих владельцев. Владельцы получили, таким образом, широкие права над личностью и имуществом своих крестьян. И мы знаем, что они часто пользовались этими правами; исследователи истории крестьянского сословия указывают обыкновенно на краткие экономические записки В. Н. Татищева (передового человека своего времени), которые относятся к 1742 г. и излагают нормальные, по мнению автора, отношения землевладельцев и их крестьян. Опека над личностью, хозяйством и имуществом крестьянина доведена в этих записках до того, что прямо свидетельствует о самом полном подчинении крестьян помещику. Последний смотрит на крестьян, как на свою полную собственность, и распоряжается ими, как одной из статей своего хозяйства. И само правительство как бы разделяло такой взгляд: при Елизавете оно, например, не запрещало иметь крестьян дворянам безземельным, стало быть, считало крестьянина крепким не земле, а лицу дворянина, иначе - считало его собственностью помещика. Эта крепкая связь между лицом владельца и крестьянина возлагала на помещиков особые обязанности в отношении крестьян. Правительство требовало, чтобы помещики обеспечивали крестьян семенами в неурожайные годы, чтобы они наблюдали за порядочным поведением своих крестьян. Такие требования еще шире раздвигали пределы помещичьей опеки. Дворянин являлся перед правительством не только владельцем земли, населенной крестьянами, но собственником крестьян, податной и полицейской властью над ними. Дворянам правительство передало часть своих функций и власти над крестьянами, и это, конечно, создало прекрасные условия для дальнейшего развития крепостного права.

Итак, нетрудно видеть, что перемены, происшедшие при Елизавете в положении главных государственных сословий, были прямым продолжением тех перемен, которые произошли со времени Петра Великого в эпоху временщиков. Елизавета продолжала дело Анны и не возвратилась к порядкам Петра Великого. Хотя она часто говорила о своем великом отце и желала все устроить так, как делалось при нем, но в действительности ее правительство шло не туда, куда ей хотелось.

Управление времени Елизаветы встречало в нашей литературе самые разнообразные оценки. "Царствование Елизаветы Петровны не принадлежит к числу тех, которые оставляют по себе долгую память во внутреннем строе государства. Напрасно можно искать в правительственных распоряжениях какой-нибудь системы, какого-нибудь плана. В этом отношении царствование Елизаветы представляет продолжение предыдущих правлений", - говорит один исследователь.* "Время Елизаветы Петровны представляет один из любопытнейших моментов в истории нашего права. Высшая законодательная власть бездействует; нет теории, творческой деятельности Петра, его систематического объединения разных государственных вопросов... Вместе с тем заметно полное возвращение к началам, внесенным Петром в русские учреждения... Можно проследить дальнейшее развитие начатков, положенных Петром в нашу администрацию" - так отзывается другой исследователь. Наконец, третий историк такими словами характеризует управление Елизаветы: "Восстановление учреждений Петра Великого в том виде, в каком он их оставил, постоянное стремление дать силу его указам, поступать в его духе - сообщали известную твердость, правильность, систематичность действиям правительства, а подданным - уверенность и спокойствие".**

Тотчас по вступлении на престол Елизавета уничтожила Кабинет, восстановила Сенат в том составе и значении, какие он имел при Петре, и высказала желание возвратить всю администрацию в те формы, какие установил Петр Великий. Это повело к восстановлению многих упраздненных коллегий (Берг- и Мануфактур-коллегии), к восстановлению Главного Магистрата и прежней подчиненности городского самоуправления (1743 г.). Но во всей точности восстановить формы петровского управления Елизавете не удалось. Даже сам елизаветинский Сенат был далек от Сената петровского времени. А местное управление оставалось в тех формах, какие оно приняло уже после Петра.

Елизаветинский Сенат представляет собой в истории XVIII столетия любопытнейшее явление. Он стал снова после уничтожения Кабинета высшим органом управления в государстве. Елизавета повелела, чтобы Сенат имел прежнюю свою силу и власть, как было при Петре Великом. По законам Петра, Сенату не принадлежала законодательная функция, он был только административно-судебным органом; таким должен он был стать и при Елизавете. Однако елизаветинский Сенат перешел границу и казался даже законодательным ________________________________________________________________________

* С. В. Ешевский - Очерк царствования Елизаветы Петровны. Соч., II, С. 537

** С. М. Соловьев – История России с древнейших времен. Том 22, гл. 3

учреждением. По словам Екатерины II, "Сенат установлен для исполнения законов, ему предписанных, а он часто издавал законы, раздавал чины и достоинства, деньги, деревни, одним словом, почти все и утеснял прочие судебные места в их законах и преимуществах". Это случилось при Елизавете, и причиной этого Екатерина считала "неприлежание к делам некоторых моих предков (намек на Елизавету), а более случайных при них людей пристрастие". Отзыв наблюдательной современницы сходится с выводами историков XIX в. Градовский о елизаветинском Сенате отзывается так: "Без преувеличения правление Елизаветы можно назвать управлением важнейших сановников, собранных в Сенат". Исследование деятельности Сената в 1741-1761 гг. действительно показывает необычайную широту его действий и высокий правительственный авторитет. Он управляет всем государством, и его указы часто по существу своему суть законодательные акты. Позднейший исследователь елизаветинского Сената А. Е. Пресняков упрекает Сенат в стремлении централизовать всю власть в своих руках, хотя видит в этом не политическую тенденцию Сената, а сознание слабости и несовершенства подчиненных учреждений, которым Сенат не доверял.

Внешняя деятельность

Вступая на престол, Елизавета застала Россию в войне со Швецией и находилась сама под сильным влиянием враждебных Австрии французов - Шетарди и Лестока. Это влияние и ряд ошибок, сделанных русской дипломатией, дурно отразились на международном положении России; они связали России руки и вынудили ее на бездействие в борьбе Пруссии с Австрией. Елизавете прежде всего следовало окончить шведскую войну и затем занять независимое положение в европейских делах. Это и выполнил с успехом А. П. Бестужев-Рюмин. Война со Швецией окончена была в 1743 г. миром в Або, по которому Швеция не только не получила всей желаемой ею Финляндии, но должна была уступить России и новые области финляндские до реки Кюмени. После этого все внимание русской дипломатии устремилось на Запад.

Но Бестужеву не сразу и даже не скоро пришлось добиться того, что его влияние окрепло и его политическая система была усвоена русским правительством. При Елизавете в первые ее годы имел большое значение Лесток, бывший проводником французских интересов при русском дворе. Все свое влияние на Елизавету Лесток употреблял для того, чтобы вместе с Шетарди втянуть Россию в союз с Пруссией и Францией против Австрии, иначе говоря, заставить Россию идти в политике тем же путем, которого близоруко держались при Анне Леопольдовне. Несмотря на упорное противодействие Бестужева, Лесток был в силе до 1748 г. Россия бездеятельно смотрела на быстрый рост политического могущества Пруссии, вышедшей с полной победой из своей войны с Австрией за Силезию (1748 г). Но вместе с тем Елизавета держалась вне союза с Пруссией и Францией. Таким образом, Франции только удалось устранить русскую помощь Австрии, но не удалось распоряжаться русскими силами в свою пользу.

В 1748 г. Бестужев путем ловкой придворной интриги избавился от Лестока и его вдохновителя Шетарди. Лесток был изобличен в продажности и сослан в Устюг, а перехваченные письма Шетарди ясно показали Елизавете, что он относится дурно лично к ней, и Шетарди был выслан из России. С тех пор Бестужев начал без соперников и помехи (если не считать соперничеством случайного вмешательства в политику других любимцев Елизаветы) проводить свою систему. Уже в 1750 г. произошел дипломатический разрыв России с Пруссией, и вместе с тем росло сближение с Австрией. Как известно, в Европе возвышение Пруссии вызвало после 1748 г. боязнь за политическое равновесие, и эта боязнь повела к составлению коалиции против Фридриха II. Австрия сблизилась с Францией для мести Фридриху; и та, и другая искали союза с Россией. За союз с Австрией стоял, конечно, Бестужев; за союз с Францией - Шуваловы. Система Бестужева требовала, чтобы политическое равновесие не нарушалось вблизи России, чтобы интересы старой русской союзницы Австрии не страдали так явно, как они страдали от Фридриха. Взгляды Бестужева были приняты императрицей, лично не любившей Фридриха, и Россия вступила в коалицию против него. Положение дел было тогда таково. Две войны за Силезию держали Австрию в боевой готовности; русская же армия оказалась в то время вовсе не готовой, т.е. те 200 000 регулярных солдат, которыми в конце царствования Петра располагала Россия и которые в то время были громадной силой, оказались негодными для немедленного действия. Со времен Петра прошло много лет. Войска были расположены на постоянных квартирах и обжились там так, что утратили не только военную гибкость, но и военную годность. Пришлось поэтому готовить армию к войне в то время, когда Австрия уже начала оперировать, и на подготовку армии потребовался целый год. Только во втором году войны явились русские войска в Восточную Пруссию и начали наступательные действия против Фридриха. В 1757 г. под начальством С. Ф. Апраксина они разбили прусский корпус при Грос-Егерсдорфе, но затем, будто побежденные, отступили за Неман в Польшу. Это дало основание и своим, и чужим возвести на Апраксина обвинение в неспособности и недобросовестности. Современники и некоторые историки винили Апраксина в том, что он отступил вследствие слухов о болезни Елизаветы, ибо знал о нерасположении к войне ее преемника Петра II. Виновником позорного отступления считали и Бестужева. Но в позднейших исследованиях такой взгляд считается несправедливым. Апраксин отступил из Пруссии потому, что в войсках были большие потери и не было продовольствия. Тем не менее он был привлечен к ответственности и умер под судом в 1758 г. Вместе с тем начато было следствие и над Бестужевым; за многие "вины" политического и придворного характера он был отставлен от дел и сослан в деревню. В сущности, дело Апраксина и Бестужева не вполне было следствием военных дел: в него вмешались сложные придворные интриги.

Командование над войсками было передано генералу Фермору, который в 1758 вступил в Пруссию и выдержал нерешительную битву с Фридрихом при Цорндорфе. В 1759 г. войсками начальствовал граф Салтыков, который и разбил Фридриха при Кунерсдорфе. В 1760 г. русский корпус занял Берлин, столицу Фридриха, а в 1761 г. Бутурлин удачно действовал в восточной части Пруссии. Смертью Елизаветы (25 декабря 1761 г.) прекращено было пятилетнее участие русских в Семилетней войне. Оно прошло не без пользы для русских войск, так как практически подготовило военных людей для времени Екатерины II; но оно прошло без пользы для государства, хотя наши удачные походы показали Европе большие военные силы России. Наконец, и Пруссия была ослаблена настолько, что Екатерина II могла не бояться ее завоевательного аппетита.

Заключение

Политика императрицы была неопределенной и непоследовательной. Как и у ее предшественников, у Елизаветы отсутствовала система взглядов в области внутренней политики. Под елизаветинским крылом нашлось таки место для выдающихся государственных деятелей, людей прогрессивно мыслящих , которые реально участвовали в управлении страной и проводили в жизнь свои замыслы. Имя императрицы было для них гарантией успеха в начинаниях. Осуждая фаворитизм, как таковой, нельзя, тем не менее, не видеть в данном случае его положительные для государства стороны.

Внутренняя политика Елизаветы всецело подчинялась интересам господствующего класса – дворянства. Причем присутствует сильное противоречие, которое заключается с одной стороны в общем прогрессе страны, развитии промышленности, науки, культуры, искусства, а с другой стороны с варварским закрепощением податного сословия.

И если с воцарением в 1741 г. 32-летней Елизаветы Петровны возродилась линия Петра I, то с ее смертью пресеклась не только линия ее отца, но и династия Романовых. Все последующие наследники императорского престола носили фамилию Романовых, но они уже не были русского происхождения.

Список используемой литературы

  1. В. О. Ключевский – Курс истории России.
  2. Фирсов Н.Н. - Вступление на престол императрицы Елизаветы Петровны.
  3. А. А. Бейгул – Елизавета Петровна и дворцовый переворот 24-25 ноября 1741г., Вестник Омского университета, 1999, Вып. 2.
  4. С. В. Ешевский - Очерк царствования Елизаветы Петровны. Соч., II.
  5. Корф М.А. - Брауншвейгское семейство.
  6. Вейдемейер А.И. - Царствование Елизаветы Петровны.
  7. С. М. Соловьев – История России с древнейших времен. Тома 22-24.
  8. С. Ф. Платонов – Полный курс лекций по русской истории (Время Елизаветы Петровны), http://www.rspu.ryazan.ru