Формирование региональной политико-административной элиты (на примере Краснодарского края)

	Загрузить архив:
	Файл: ref-22587.zip (97kb [zip], Скачиваний: 164) скачать

Федеральное агентство по образованию

Министерства образования и науки Российской Федерации

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Ростовский государственный университет»

Институт по переподготовке и повышению квалификации

преподавателей гуманитарных и социальных наук

Отделение «Регионоведение»

И.В. Пацева

Формирование региональной политико-административной элиты

(на примере Краснодарского края)

Дипломная работа

Студента 5 курса отделения

«Регионоведение»

Научный руководитель

кандидат политических наук, доцент

В.В. Черноус

Ростов-на-Дону

2006

СОДЕРЖАНИЕ

Введение…………………………………………………………………………..3

Глава 1.    Теоретические основы исследования региональных

               политических элит России………………………………………….10

               1.1. Политические региональные элиты: сущность, роль и значение………………………………………………………………..10

               1.2. Формирование и структура региональных политических

               элит России……………………………………………………………29

               1.3. Региональный элитогенез в современном

               научном дискурсе……………………………………………………..40

Глава 2.        Особенность трансформации региональной политической

               элиты на Северном Кавказе………………………………………..52

               2.1. Особенности функционирования элит Северного Кавказа……52

               2.2. Трансформация региональной элиты Краснодарского края

               в постсоветский период.……………………………………………...57

               2.3. Политическая активность элиты Краснодарского края в контексте регионального политического процесса………………...69

Заключение……………………………………………………………………...84

Список использованных источников и литературы………………………91

Введение

Актуальность темы исследования. Распад Советского Союза повлёк за собой трансформацию социокультурных оснований системы государственного управления, сложившихся на протяжении сотен лет и проявившихся как мобилизационный тип организации в различных формах: в историческом облике Московского государства, в облике Российской империи, Советского Союза. Заявленный курс на переход к инновационному типу развития, который сможет обеспечить конкурентоспособность российского общества и влиятельный статус российского государства в системе международных отношений, не мог не затронуть структуры власти и не отразиться на изменении культурных смыслов её формирования. Ключевая роль в переходе к инновационному типу развития отводится политической элите страны. Это определено как её непосредственными функциями, так и спецификой территориально-политического пространства Российской Федерации.[1]

Политическая элита – один из самых влиятельных субъектов политического процесса. В странах с непрочными традициями демократии статус, авторитет и престиж элиты особенно высоки, поскольку негосударственные субъекты политики (партии, массовые общественные движения, профсоюзы) играют подчиненную роль в системе власти. Значение элиты также возрастает во времена трансформаций политических систем, становления новых институтов и практик деятельности. Присущие элитам интересы, ценностные и целевые установки являются важнейшими факторами принятия политических решений. Поэтому элиты играют ведущую роль в политическом процессе постсоветской России.

На региональном уровне политической системы деятельность элит особенно значима. Такие устойчивые факторы российского политического пространства, как централизация и персонализация власти, культурная зависимость провинции от «столичной» политической жизни, слабость негосударственных субъектов политики, зависимость средств информации от власти делают региональную элиту ведущим «игроком» на политической сцене.[2]

Актуальность изучения политической элиты Краснодарского края в качестве субъекта политического процесса вызвана тем, что до сих пор тема не была предметом специализированного исследования. Различные аспекты темы – теоретические основы анализа региональных элит, их структура и функции, формы деятельности изучались до сих пор порознь. Почти не уделялось внимания вопросам социального состава и рекрутирования политической элиты Кубани.

Тема дипломной работы актуальна также в прикладном аспекте. Она позволяет лучше понять механизмы принятия политических решений, взаимодействия субъектов политики в Краснодарском крае, мотивы политических ориентаций элит.

Степень научной разработанности темы. Изучение изменения механизма формирования элит невозможно без опоры на изучение методологических подходов к анализу этой социальной группы. Следует отметить, что проблематика элитогенеза имеет глубокую теоретико-методологическую традицию. Она изображена в классических работах Н. Макиавелли, Г. Моска, Р. Парето, М. Вебера и др.

В отечественной исследовательской литературе за последние два десятилетия возник ряд направлений в изучении проблем формирования и функционирования политических элит. Они представлены именами таких ученых, как Ашин Г.К., Гаман-Голутвина О.В., Понеделков А.В., Старостин А.В. и др.

Критические разработки по западноевропейским и американским элитарным теориям Г.К. Ашина стали первыми отечественными трудами в области элитологии. Созданная им при МГИМО школа плодотворно занимается осмыслениемпроблем формирования и функционирования элит и в частности трансформации российских элит в процессе модернизации страны, восприятия ими новых политических реалий России.

Исследования О.В. Гаман-Голутвиной посвящены анализу истории становления политических элит России и зависимости этого процесса от инновационного и мобилизационного пути развития общества. Ученый рассматривает особенности российской политической элиты, деятельность и формирование которой напрямую были связаны с неблагоприятными климатическими, географическими, экономическими и внешне-политическими реалиями Российского государства.[3]

Научно-исследовательское направление элитологии, сложившееся на Юге России под руководством А.В. Понеделкова, нацелено на анализ социально-политических аспектов формирования региональных элит (изучается влияние образовательных, возрастных, половых, партийных характеристик на формирование элит).[4] В последние десятилетия активно разрабатывается проблема природы активности этноэлит. В этом направлении можно выделить две противоположных объяснительных модели: конструктивистскую, представленную в отечественных исследованиях работами В.А. Тишкова, Э.Ф. Кисриева и примордиалистскую, отстаиваемую в работах Л.Л. Хоперской. Эти ученые акцентируют внимание на различных аспектах политологического анализа функционирования этноэлит. Их позиции расходятся в вопросе о природе формирования этноэлит: так, для В.А. Тишкова этноэлиты выступают рационально мотивированными этническими антрепренерами[5], а для Л.Л. Хоперской – действительными выразителями интересов и потребностей народов.[6]

Вместе с тем в деятельности этноэлит просматриваются оба этих аспекта, анализ которых предполагает, с одной стороны, изучение взаимодействия по линии «элиты – массы», с другой – взаимодействия по линии «региональная элита – федеральная элита». Данный подход вскрывает не политологический, а социокультурный пласт проблемы, поскольку ориентирует ее исследование на соотношение рациональных и ценностных элементов в мотивации деятельности элит, аскриптивных и достигательных установок, которыми руководствуются представители этноэлит и пр. Такой подход к анализу возможен благодаря этносоциологическим исследованиям, которые представлены в работах целого ряда социологов: Л.М. Дробижевой. Г.С. Денисовой, З.В. Сикевич. Однако следует отметить, что, затрагивая проблемы специфики функционирования этноэлит, данные авторы специально не занимаются изучением влияния этнокультурного фактора, который может выступать (и выступает, в частности, в северокавказских республиках) основанием элитогенеза, задавать вектор функционирования этноэлит в регионе. С некоторого времени этот аспект привлекает внимание А.В. Понеделкова, но в его работах он не получил всестороннего анализа.

Вместе с тем в последние годы под воздействием этнокультурного компонента начала формироваться новая политическая сила – этнократия, влияние которой в регионах с сохранившейся традиционной культурой значительно превосходит силу и ресурсы представителей неэтнической элиты. Чтобы определить механизм формирования этноэлит в северокавказском регионе на современном этапе, были также изучены материалы исследований, не всегда связанных с проблемами политических элит. Например, большой научный интерес в этом плане представляла работа Солдатовой Г.У. «Психология межэтнической напряженности». Данное исследование, проведенное на примере народов Северного Кавказа, позволяет выявить значимые психологические качества полиэтничной социальной среды, ее роль в структурировании социальных отношений традиционных обществ региона.

Выделенные направления дипломной работы позволяют сделать вывод о том, что в настоящее время создана теоретико-методологическая база для анализа проблем формирования и функционирования региональных политических элит, наметились общие подходы к анализу особенностей элитообразования в полиэтничных регионах, накоплен обширный эмпирический материал, выявляющий специфические особенности формирования и функционирования региональной политической элиты Северного Кавказа.

Постановка проблемы. Региональный элитогенез в России типологически разнообразен и асинхронен. В Краснодарском крае динамично трансформируется этнодемографическая и социальная структура населения, формы политического процесса. В крае в постсоветский период эволюционно и радикально сменилось несколько типов административно-политических элит, что сказывается на качественных характеристиках современной региональной элиты.

Объектом исследования выступает региональная политическая элита.

Предмет исследования – формирование региональной политико-административной элиты Краснодарского края, а также её политические ориентации.

Цель и задачи исследования. Целью работы является изучение процесса формирования региональной политико-административной элиты Краснодарского края в качестве субъекта политического процесса. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих исследовательских задач:

− дать авторскую трактовку термина «региональная политическая элита»;

− выявить специфику формирования и структуры региональной политической элиты в постсоветской России;

− проанализировать факторы, определяющие специфику регионального элитогенеза;

− показать особенности функционирования современных политических элит Северного Кавказа;

− исследовать процесс трансформации региональной политической элиты Краснодарского края как фактора политического процесса;

− определить тип активности политической деятельности властной элиты Краснодарского края, её роль во взаимодействиях субъектов политического процесса.

Теоретико-методологическая основа исследования включает в себя два уровня: общенаучные принципы анализа, а также методы и подходы самой политической науки. Применены общенаучные принципы системности объективности, диалектики, историзма. Они позволяют изучать региональную политическую элиту Краснодарского края в качестве одного из субъектов политического процесса.

Системный анализ политических процессов (Д. Истон, К. Дойч) обеспечивает изучение элиты под углом зрения модели «вход-система-выход». «Вход» в систему – требования, выдвигаемые элитами в процессе взаимодействия с другими субъектами политики. Система представляет собой формальные и неформальные институты элитных группировок. «Выход» – политические решения, принимаемые и реализуемые элитами в ходе своей деятельности. На уровне прикладного исследования применяется модель политического процесса Г.О'Доннелла – Ф. Шмиттера. Её авторы рассматривают процесс как взаимодействие различных элементов политического режима: акторов, институтов, ресурсов и стратегий. В данной работе принята за основу модель «обусловленного перехода» в регионах постсоветской России (В.Я. Гельман, С.И. Рыженков).[7] Тип политической трансформации в этой модели производен от «советского наследия» (исторически сложившихся региональных режимов и властных элит), а также от «характера перехода» – взаимодействия акторов и институциональных изменений в ходе трансформации.

Разделяется мнение О.В. Гаман-Голутвиной о пользе интегративных методик изучения элит.[8] В их основе лежит главное качество политической элиты – участие её членов в принятии стратегических решений. В переходном обществе с сильными традициями этатизма некоторое предпочтение надо отдать позиционному подходу. Поэтому внимание сосредоточено прежде всего на политико-административной элите.

Применен также неоинституциональный подход, позволяющий избегать крайностей структурно-функционального и процессуального подходов (Д.Норт).

Эмпирическая основа исследования включает в себя такие виды письменных опубликованных источников, как: законодательные акты, документы политических партий и движений, выступления представителей политической элиты, публицистика (газетные публикации, предвыборные листовки), материалы общероссийской и краевой статистики, биографические справочники. Также были изучены официальные сайты Администрации Краснодарского края и Законодательного собрания края в сети Интернет.

1. Теоретические основы исследования

региональных политических элит России.

1.1. Политические региональные элиты: сущность, роль и значение.

Среди субъектов региональных политических процессов элиты занимают особое, первенствующее место. Все исследователи согласны в том, что элиты играют доминирующую роль в политическом развитии постсоветской России. Присущие элитам интересы, ценностные и целевыеустановки являются важнейшими факторами принятия политических решений.

Философия, социология, политическая наука создали сотни определений элиты. В данной дипломной работе рассматривается только один из многих типов элит – политическая элита и один из пространственных уровней её существования – региональный.

Как известно, исследователи XIX – начала XXI вв. разработали бесчисленное множество определений элиты. Основные трактовки систематизировали И.Г. Тарусина, Г.К. Ашин, В.Г. Ледяев. Они перечисляют следующие определения элиты:

− наиболее активные в политическом отношении люди, ориентированные на власть; организованное меньшинство, которое управляет неорганизованным большинством (Г. Моска);[9]

− люди с исключительными интеллектуальными способностями и наивысшим чувством ответственности (Х.Ортега-и-Гассет);[10]

− люди с высоким положением в обществе и в силу этого влияющие на прогресс общества (Л. Дюпре);[11]

− люди, имеющие интеллектуальное либо моральное преимущество над массой безотносительно к своему статусу (Л. Боден);[12]

− лица, обладающие властью (А. Этциони);

− чиновники высшего звена, обладающие формальной властью в организациях и институтах, определяющих жизнь в обществе (Т. Дай);[13]

− творческое меньшинство общества, противоположное нетворческому большинству (А. Тойнби);

− «боговдохновенные», харизматические личности (Ж. Фройнд);

− меньшинство, имеющее наибольшее влияние в обществе, и (или) выполняющее в нем самые важные функции (С. Келлер);

− лица, владеющие наибольшим богатством или имеющие наибольший престиж (Г. Лассуэлл);[14]

− занимающие ведущие позиции в политической, экономической и культурной жизни общества (В. Гэттсмен);

− лица, принимающие важнейшие государственные решения и контролирующие их выполнения посредством бюрократической группы (Л. Санистебан).

Классификация этих распространенных определений позволяет свести их в три группы:

− позиционная – по положению индивида или группы в официальной социальной и политической структуре общества при наличии особых качеств;

− «решенческая» (decisional) – по принятию стратегических решений или влиянию на их принятие;

− меритократическая – по умственным и моральным, организаторским качествам индивида (группы).

Иные качества – экономическое богатство, волевые черты лидера, степень реального влияния входят в типологию концептуальных подходов, данную И.Г. Тарусиной.[15] Но эти качества явно составляют частные случаи перечисленных выше, «производны» от трех основных групп.

Противоположными являются подходы к сущности политической элиты – позиционный (альтиметрический) и ценностный (меритократический). По первому из них, элита – социальный слой, обладающий в данном конкретном обществе властью и наивысшим статусом (Р. Миллс, Дж. Хигли, Т. Дай). По второму, элита – группа самых мудрых, дальновидных, достойных людей общества, способных к созидательному творчеству и руководству массами (В. Парето, Г. Моска, Х. Ортега-и-Гассет).

Применительнок современной России (1990-2000-е гг.) и её регионам, находящимся в быстрых и неопределённых трансформациях, стоит принять за основу позиционный подход. Для задач политической регионалистики также более адекватен социологический, нежели философский либо исторический анализ элит.

Другой важнейший аспект теорий элит – дискуссия о сущности власти в постиндустриальном обществе. По мнению Г.К. Ашина, можно выделить основные концепции:[16]

− плюралистические концепции элиты;

− элитаризм (функциональную теорию элиты): власть принадлежит организованному и сплоченному меньшинству, обладающему рычагами власти;

− неоэлитизм, развивающий взгляды элитаризма на материале современных обществ;

− критические теории элиты (марксистские и неомарксистские): элита понимается как господствующий класс либо его функциональная часть.

Можно сравнивать плюралистическую концепцию элиты и функциональную концепцию (элитизм) как наиболее влиятельные в западной политической науке второй половины XX в.

Создатели плюралистической концепции – Р. Даль, Д. Трумэн. С. Липсет, Д. Рисмен и др. полагали, что современный политический процесс в США и других странах Запада является итогом взаимодействия и конкуренции между «группами давления», выражает баланс интересов социальных слоев. Политическая власть представляется как распределенная между многими альтернативными «центрами влияния»: как государственными, так и общественными. Доминирующей элиты нет, а государственные служащие предстают как выразители интересов всего общества, пришедшего к консенсусу.

Напротив, функциональная теория (элитаризм) предполагает, что власть в обществе осуществляет организованное и сплочённое меньшинство, обладающее ресурсами и влиянием (Т. Дай. X. Цайглер). С этой точки зрения, постиндустриальные страны управляются элитами, отделенными от масс. В составе элит ведущую роль играют собственники и топ-менеджеры крупнейших корпораций и банков, владельцы влиятельных СМИ, административная элита. Неоэлитисты (Т. Дай, X. Цайглер, Дж. Бэрри и др.) полагают, что подобный правящий слой необходим в любом обществе и он реально обладает властью. Критика плюралистических концепций идёт, таким образом, с консервативных позиций. Элитисты, как подметила И.Г.Тарусина, рассматривают политическую власть как производную от благоприятной экономической и социальной позиции. Элитисты полагают, что следует анализировать социальную систему в целом, а не отдельные политические решения.

Оба научных направления – плюралисты и элитисты сходны во мнении, что важнейшие политические решения принимает небольшая группа, устойчивая по составу и имеющая значительные экономические ресурсы.

Выделенные в конкурирующих теориях элит важнейшие черты и аспекты объекта исследования позволяют дать его общее определение. Политическая элита – это составляющая меньшинство общества, внутренне дифференцированная, неоднородная, но относительно интегрированная группа лиц (или совокупность групп), в большей или меньшей степени обладающих качествами лидерства и подготовленных к выполнению управленческих функций, занимающих руководящие позиции в общественных институтах и (или) непосредственно влияющих на принятие властных решений в обществе. Это относительно привилегированная, политически господствующая группа, претендующая на представительство народа и в демократическом обществе в той или иной мере подконтрольная массам и относительно открытая для вхождения в ее состав любых граждан, облагающих необходимой квалификацией и политической активностью.

Структуру элиты можно представить следующим образом:

Во-первых, сюда относится властная (правящая) элита, выполняющая государственные функции в органах законодательной и исполнительной власти различного уровня.

Во-вторых, политическая элита включает и лидеров политических партий и движений, общественных организаций, которые не участвуют в исполнении государственных обязанностей непосредственно, но оказывают существенное воздействие на принятие политических решений. Нельзя не отметить, что ныне названия партий, их членский состав и общая политическая ориентация меняются чрезвычайно быстро, в связи с чем «группа политических деятелей» неустойчива и очерчена чрезвычайно приблизительно.

В третьих, к политической элите относятся руководители значимых в обществе средств массовой информации, крупные предприниматели и банкиры, известные ученые в области общественных наук.[17]

Непросто определить границы элиты в целом и отдельных ее групп, что подтверждается выводами К. Микульского, Л. Бабаевой и др., сделанными на основе рассмотренного ими обширного (выше 140 названий) комплекса литературы по теории элиты. Авторы заключают: «представления о составе и структуре элиты в рассмотренных работах значительно расходятся, даже если учесть, что цели исследований были различны». Одни и те же индивиды могут быть отнесены одновременно к различным элитам, например, бизнесмены, причастные к экономической и государственной деятельности, или же – только к экономической, но влияющие на политические решения высшего государственного руководства.[18]

Применительно к теме данной работы наиболее эффективен позиционный (альтиметрический) критерий, разработанный Т. Даем, С. Элдерсфельдом, М. Доганом, Дж. Хигли. На материалах постсоветской России позиционный анализ обосновала О.В. Крыштановская. Она включала в состав политической элиты лиц, принимающих стратегические решения. Таковы: Президент РФ, его ближайшее окружение, члены Совета Федерации РФ, депутаты Государственной Думы, члены Правительства РФ. Функциональные группы российской элиты, по мнению О.В. Крыштановской, – правительство, парламент, партийная элита, высшее руководство страны, бизнес-элита, региональная элита.

Перечисленные группы О.В. Крыштановская дополняет «высшим руководством», к которому она относит Президента РФ и «его ближайшее окружение», «команду». Это может быть и руководящий состав его администрации, и полномочные представители Президента в федеральных округах, в равной степени включаемые политологами в состав региональной элиты.[19]

По мере накопления опыта российские исследователи элит стали сочетать позиционный анализ с решенческим и репутационным. Такие методики позволяют снизить «погрешность» оценок, но не отменяют роли позиционного фактора.

Состав элиты неоднороден с точки зрения качеств и значимости входящих в нее индивидов.

К единицам, составляющим элиту, относятся группы и индивиды. В переломные моменты общественного развития, когда общество осуществляет выбор между принципиально разными путями развития» между группами элиты возможен глубокий раскол. В иных общественных ситуациях даже соперничающие между собой группы элиты многое объединяет и, прежде всего – общая заинтересованность в сохранении существующей в обществе иерархии, в стабильности общества, в поддержании привилегий и престижа элиты.

Существенное значение в структуре элиты имеют не только внутриэлитные связи – вертикальные и горизонтальные, но и вертикальные связи с теми социальными группами, которые они представляют. Суммарный баланс всех связей определяет целостность правящей элиты, которая, в свою очередь, во многом характеризует (и определяет) устойчивость общества. Существуют два типа внутриэлитных связей: доминирования (господства) и координации (согласования), которые могут действовать одновременно. Раскол в элите, так же, как разрыв связей между группами элиты и «представляемыми ими» социальными группами приводит к дестабилизации общества.

Особое значение в структуре элиты имеет характер «смены поколений» элиты или замены отдельных звеньев (групп или ступеней иерархии). Это происходит или путем рекрутирования индивидов из социальных групп или путем внутригрупповой подготовки детей членов данной группы элиты. Возможна также полная замена правящей элиты по политико-идеологическим мотивам, что и произошло в 1917 году в итоге революции в России.

Сама политическая элита неоднородна, внутренне дифференцирована и существенно различается на разных исторических этапах и в разных странах. В зависимости от характера влияния элиты подразделяются на:

−наследственные, например, аристократию;

−ценностные – лица, занимающие высокопрестижные и влиятельные общественные и государственные позиции;

−властные – непосредственные обладатели власти;

−функциональные – профессионалы-управленцы, имеющие необходимую для занятия руководящих должностей квалификацию.

Среди элит различают – правящую, непосредственно обладающую государственной властью либо оппозиционную (контрэлита); – открытую, рекрутирующуюся из общества или же закрытую, воспроизводящуюся внутри собственной среды.

Элита делится на высшую и среднюю. Высшая элита непосредственно влияет на принятие решений, значимых для всего государства. Принадлежность к ней может быть обусловлена репутацией, (например, чиновники, неофициальные советники президента) или положением в структурах власти. Среди высшей элиты часто выделяют ядро, характеризующееся особой интенсивностью коммуникаций, взаимодействия и насчитывающее обычно 200-400 человек.

К средней элите относят примерно 5 процентов населения, выделяющихся одновременно по трем признакам – доходу, профессиональному статусу и образованию. Лица, обладающие высшими показателями лишь по одному или двум из этих критериев, относятся к сегментарной элите.

К политической элите, непосредственно участвующей в процессе принятия политических решений, примыкает элита административная, предназначенная для исполнительской деятельности, однако на деле обладающая большим влиянием на политику.[20]

Одной из достаточно содержательных классификаций политической элиты в демократическом обществе является выделение в зависимости от степени развитости и соотношения вертикальных (социальная представительность) и горизонтальных (внутригрупповая сплоченность) связей элиты ее четырех основных типов: стабильной демократической («этаблированной») элиты – высокая представительность и высокая групповая интеграция; плюралистической – высокая представительность и низкая групповая интеграция; властной – низкая представительность и высокая групповая интеграция и дезинтегрированной.[21]

Оптимальной для общества является стабильная демократическая элита, сочетающая тесную связь с народом с высокой степенью групповой кооперации, позволяющей понимать политических оппонентов и находить приемлемые для всех, компромиссные решения.

Элитарность современной политики – достаточно доказанный факт. Всякие попытки ее устранения и замены на курс политического уравнительства приводили лишь к господству деспотических, неэффективных элит, что, в конечном счете, наносило ущерб всему народу. Смягчить политическую элитарность можно лишь за счет общественного самоуправления. Однако на нынешнем этапе развития цивилизации самоуправление народа – скорее привлекательный идеал, чем реальность. Для демократического государства имеет первостепенную значимость не борьба с элитарностью, а формирование наиболее результативной, полезной для общества элиты, обеспечение ее социальной представительности, своевременное качественное обновление, предотвращение тенденции олигархизации элит (превращения их в господствующую привилегированную касту).

Социальная результативность элиты, характеризующая эффективность выполнения ею функций руководства обществом, складывается из многих показателей. К числу важнейших из них относятся оптимальное сочетание горизонтальной и вертикальной интеграции и эффективная система рекрутирования, обеспечивающая высокую профессиональную компетентность и необходимые для руководящих кадров ценностные ориентации: честность, уважение законов и прав человека, заботу об общем благе и т.п.

Горизонтальная интеграция – это кооперация различных представителей элиты, ее групповая сплоченность. Удерживаемая в определенных пределах, она выступает необходимым условием принятия коллективных решений, предохранения общества от политической поляризации и радикализации, повышения способности руководителей находить компромиссные решения и достигать консенсуса, предотвращать и разрешать конфликты. Однако внутригрупповая интеграция способствует социальной результативности элиты лишь тогда, когда она происходит не за счет ослабления ее социальной представительности, характеризующей выражение элитой интересов всего общества.

Большое влияние на социальную представительность, качественный состав, профессиональную компетентность и результативность элиты в целом оказывают системы ее рекрутирования (отбора). Такие системы определяют: кто, как и из кого осуществляет отбор, каковы его порядок и критерии, круг селектората (лиц, осуществляющих отбор) и побудительные мотивы его действий.

Существуют две основные системы рекрутирования элит: гильдии и антрепренерская (предпринимательская). В чистом виде они встречаются довольно редко. Антрепренерская система преобладает в демократических государствах, система гильдий – в странах с авторитарными режимами и в «переходных» обществах постсоциалистических стран, хотя элементы последней системы встречаются и на Западе.

В крупных и территориально несплоченных странах элита имеет обособленные уровни строения: общегосударственный и региональный. Региональная политическая элита – социальная группа, являющаяся субъектом подготовки и принятия важнейших стратегических решений в сфере политики. Она обладает необходимыми для этого преобладающими ресурсами: экономическими, политическими, административными. Элиты создают нормы, по которым вынуждены жить все слои общества. Поскольку региональные элиты не могут обладать суверенной властью, они соподчинены элитам общегосударственным и согласуют с ними свой курс.[22]

Политическая элита региона представляет собой социальную страту, которая достигла самого высокого политического статуса, оказывает определяющее влияние на процессы принятия политических решений в регионе. Элита обеспечивает согласование интересов субъектов политического процесса на уровне региона, между регионом и федеральными элитами, между различными регионами.

Региональная политическая элита, разумеется, неоднородна. В ней выделяются сегменты (специализированные группы): идеологические, административные, военные, экономические, интеллектуальные и т.д. – по видам деятельности. Элита также состоит из властвующей и контрэлиты (системной оппозиции).[23]

Исследователи региональных политических элит обычно применяют 3 основных подхода анализа:

1) позиционный подход (Р. Милибанд, Р. Миллс, Р. Патнэм) выявляет и изучает формальные статусные позиции индивидов в иерархии власти, их функции;

2) репутационный подход (Ф. Хантер) выявляет степень влияния и авторитет властвующих лиц в общественном мнении;

3) «решенческий» (деятельностный) подход (Р. Даль) раскрывает реальные влияния на принятие решений на основе анализа политической динамики и итогов политических процессов, в т.ч. на уровне внутриэлитных взаимодействий.[24]

Каждый из подходов требует применить своеобразный набор методов и процедур, каждый имеет свои преимущества и погрешности. Позиционный подход чаще всего реализуется в методе анализа документов официального происхождения – законов, подзаконных актов, биографических справок, сообщений о назначениях и отставках.

Репутационный подход в основном означает проведение экспертного опроса или (реже) массового анкетного опроса, интервью.

«Решенческий» (десизионный) подход предполагает доступ аналитика к процессу принятия решений внутри элиты либо доступ к текущему архиву политической структуры. Применяется наблюдение, эксперимент, анализ документов (чаще – неофициальных).

Роль региональных элит в общероссийской системе высокостатусных групп определяется в постсоветский период целым комплексом объективных и субъективных факторов. Прежде всего, региональные элиты получили благодаря приватизации и децентрализации самостоятельные ресурсы влияния. Во-вторых, региональные элиты стали формировать вертикально-организованные «команды», автономные от общероссийских политических элит. Исходной формой данного институционального строительства явились традиционные для России патрон-клиентарные отношения. В-третьих, региональные элиты начали формулировать свои корпоративные интересы, используя местные особенности идентичности для легитимации собственной власти. Наконец, мощную поддержку процессу элитогенеза оказала избранная в 1990-х гг. модель децентрализованного федерализма.

Региональные элиты в федеративном государстве получают важные преимущества в области защиты своих интересов. Их возможности обеспечены в Конституции Российской Федерации, в ряде конституционных законов, договоров о разграничении полномочий и предметов ведения.[25]

Взаимодействия региональных и федеральных элит в постсоветской России строились по принципу «торга» на административном рынке и прошли ряд стадий развития.

В начале 1990-х гг. федеральные элиты, будучи несплоченными и политически расколотыми, вынуждены передать региональным элитам значительный объем ресурсов. К ним относились: договорной порядок легитимации отношений «центр-регион»; практика двусторонних «асимметричных» соглашений; одобрение, присвоения региональными элитами ресурсов явочным порядком; признание контроля глав субъектов РФ за назначением руководителей территориальных структур ведомств: прокуроров, судей, глав избирательных комиссий, налоговых и таможенных служб. Как справедливо отмечает М.Х. Фарукшин, федеральный центр «не только существенным образом ослабляет свою власть и во многом теряет контроль за ситуацией в субъектах федерации, но и в определенной степени попадает в зависимость от регионального руководства». Следовательно, процесс децентрализации вышел из-под контроля федеральных элит и приобрел черты неуправляемости. К 1999 г. в регионах сложились устойчивые правящие элиты, воспринимавшие себя в роли автономных равноправных «игроков» на политической арене. Крайнее выражение данная тенденция получила в сепаратистских настроениях элит ряда республик и высокоресурсных либо окраинных областей.[26]

Вместе с тем стратегии региональных элит во взаимоотношениях с общероссийской элитой многообразны, что зависит о степени ресурсной обеспеченности каждого региона, социальных особенностей элит и лидеров; их идеологических ориентации. Можно выделить следующие типы региональных элит по признаку стратегии взаимоотношений с федеральными партнерами.

1. Элиты, проявляющие лояльность к «центру верховной власти» и играющие роль исполнителей инициатив федерального центра. Чаще всего таковы элиты дотационных, слаборесурсных регионов (Курганская и Пензенская области, Алтай, Кабардино-Балкарская Республика и т.д.).

2.  Элиты, избравшие стратегию «борьбы за суверенитет и законные права». Чаще всего существуют в республиках с высоким уровнем этнической мобилизации и ресурсной обеспеченностью элит (Татарстан, Башкортостан), реже – в областях с такими же свойствами, но на внеэтнической основе (Свердловская и Калининградская области, Приморский край).

3. Элиты, применяющие стратегию «локомотивов реформ». Они уменьшают финансовые обязательства перед «центром», поддерживают вовлеченность региона в мировой рынок и элементы гражданского общества. Таковы обычно элиты в областях с низким уровнем этнополитической напряженности, имеющих развитую многоотраслевую промышленность и сферу услуг (Ярославская, Пермская, Самарская области, Москва и Санкт-Петербург).

4. Элиты, использующие стратегию «прагматического партнерства». Её смысл – противоречивое балансирование между выполнением воли федеральных элит и моделью изолированного роста при опоре на собственные силы. Баланс противоположных тенденций зависит от текущих интересов элит. Например, подобный курс проводили элиты русских агропромышленных регионов во второй половине 1990-х гг. (Краснодарского и Ставропольского краёв, Волгоградской области, регионов Центрального Черноземья и Ульяновской области).[27]

Система политических элит России постсоветского периода не исчерпывается федеральным и региональным уровнями. Значительную роль играют также элитные группы городов – административных центров субъектов РФ, а также иных крупных городов со значительными экономическими и политическими ресурсами (например, Сочи, Пятигорска, Череповца, Норильска, Находки и т.п.). Между тремя уровнями политических элит («страна-регион-местность») сложились отношения острой конкуренции по вертикали. Они стимулируются слабостью и противоречивостью нормативно-правовой базы местного самоуправления. Федеральные элиты стремятся использовать муниципалитеты для подрыва автономии региональных элит. В свою очередь, региональные элиты заинтересованы в полной лояльности и подчинении городов на своей территории. При этом конфликты в 1990-х гг. разворачивались не только «по вертикали»: центр – регионы, субъект РФ – муниципалитет, но и «по горизонтали»: между ветвями власти, между административными правящими и неформальными элитами.

Противоположная тенденция централизации межэлитных взаимоотношений, превращения федеральной элиты в доминирующего актора политического процесса на уровнях регионов и местностей возобладала с 2000 г. до настоящего времени. Преобразования политической системы, начатые по инициативе Президента РФ В.В. Путина, имеют следствием консолидацию элит. Вертикальная интеграция элитных группировок происходит вследствие институциональных реформ федерализма, системы законодательной и исполнительной власти, избирательной системы России. Как отмечает ряд исследователей (Н.В. Зубаревич, Н.Ю. Лапина и А.Е. Чирикова), интеграция элит России наметилась уже с 1999 г. благодаря экспансии общероссийских финансово-промышленных групп на региональные рынки. Можно сказать, разрушение замкнутости региональных политических систем и их растущее «поглощение» общероссийской системой пересматривает сами основы межэлитных отношений. При изменении состава элит идет переход от многостороннего конфликта, к консенсусу элит. Усиливаются вертикальные и горизонтальные взаимосвязи регионального уровня элит с общероссийским. Признание осенью 1999 г. «единой вертикали» исполнительной власти в РФ создало предпосылки преодоления сепаратистских намерений элит ряда республик и областей. В том же направлении действуют право Президента РФ отстранять от должности главу администрации субъекта федерации и распускать законодательный орган региона, переход от смешанной к пропорциональной избирательной системе. Ресурсы региональных элит значительно были ограничены и благодаря налоговой реформе, усилившей зависимость субъектов РФ от федерального бюджета. Создание федеральных округов во главе с полномочными представителями Президента России вывело из подчинения глав регионов территориальную сеть федеральных ведомств, усилило контроль общероссийских элит над регионами. Надо учесть и психологический фактор. Многовековые традиции персонализации и централизации власти, преобладание неформальных политических практик над правовыми формализованными нормами жизни также способствуют преодолению автономии региональных элит.[28]

Сделаем вывод.

В дипломной работе политическая элита трактуется как составляющая меньшинство общества внутренне дифференцированная, неоднородная, но относительно интегрированная группа лиц (или совокупность групп), обладающая качествами лидерства и подготовленная к выполнению функций управления. Политическая элита – привилегированная, политически господствующая группа, претендующая на представительство интересов всего народа. В демократическом обществе элита относительно подконтрольна массам, открыта для рекрутирования индивидов, обладающих необходимой квалификацией и политической активностью.

Обоснована необходимость интеграции позиционного, репутационного и десизионального («решенческого») методов анализа элиты. Сравнительный анализ функционального и ценностного подходов к определению объекта, школ «плюралистов» и «элитистов» позволил выявить общее смысловое «ядро» основных концепций. Элита принимает важнейшие политические решения; она обладает реальной (в том числе неформальной) властью; она имеет наивысший объем ресурсов влияния. Элита – организованная группа меньшинства, контролирующая цель и результаты политического процесса. В условиях постсоветской России обладающим методом анализа элиты целесообразно признать позиционный, что обусловлено прочными традициями этатизма и слабостью негосударственных субъектов политики.

На основании сформулированного подхода региональная политическая элита определяется как социальная страта, которая достигла наивысшего политического статуса, оказывает определяющее воздействие на процессы принятия стратегических политических решений в регионе. Элита обеспечивает согласование интересов субъектов политического процесса на уровне региона, а также интересов федеральной и региональной элит, высокостатусных групп различных регионов между собой. Элита реализует стратегические решения и контролирует их исполнение, влияет на ценностные ориентации регионального сообщества.

В условиях постсоветской России элита имеет наибольшее воздействие на цели, формы и направленность регионального политического процесса в сравнении с негосударственными субъектами политики: партиями, общественными движениями, профсоюзами и т.д.

Региональный уровень строения и активности элиты понимается в качестве субнационального политического пространства, которое самоорганизуется на протяжении длительного времени вследствие устойчивых отношений между субъектами политики. Регион далеко не всегда совпадает с границами субъекта Российской Федерации, поскольку регион формируется исторически и его наличие устанавливается по политической культуре территориального сообщества. Избранный для анализа регион – Краснодарский край практически совпадает с историко-культурными границами Кубани.

Региональный уровень элиты не изолирован от общегосударственного, межрегионального (в масштабе федеральных округов) и локального (уровня муниципальных образований). Между уровнями элиты сложилась система взаимодействия «по вертикали», действующая вследствие обмена политическими ресурсами.

Выявлено коренное различие советской и постсоветской моделей межполитических отношений элит «по вертикали». В позднесоветский период существовала централизованная партийно-советская элита, допускавшая баланс интересов центра и регионов в разделе экономических ресурсов. Данную систему можно отделить как номенклатурную по типу рекрутирования и идеологизированную. Напротив, постсоветская модель взаимодействия элит – следствие приватизации собственности и создания институтов власти «снизу». Переход от советского декларированного федерализма к весьма децентрализованной и асимметричной федерации юридически закрепил диверсификацию элит. Межполитические отношения стали прагматичными, деидеологизированными.

Установлено, что роль регионального уровня в общероссийской системе элит определяется комплексом факторов. Региональные элиты получили благодаря приватизации и децентрализации 1990-х гг. самостоятельные ресурсы влияния. Элиты стали формировать вертикально-организованные «команды», автономные от федеральной элиты. Исходной институциональной формой элитогенеза стали традиционные для России патрон-клиентарные отношения. В-третьих, региональные элиты формулировали свои групповые интересы используя местную идентичность для легитимации власти. В-четвертых, постсоветская модель федерализма дала возможность резко повысить статус региональных элит. Влияние элит и их практики политической активности обрели институциональные и узаконенные формы.

Значение региональных политических элит в данной системе двойственно. С одной стороны, элиты регионов являются проводниками общероссийской политики в своих субъектах федерации, будучи компонентом всей системы элит России. С другой же стороны, региональные элиты отстаивают собственные интересы и «вотчины» влияния. Отношения между федеральными, региональными и локальными группировками элиты обладают в постсоветский период значительным потенциалом конфликтности, что стимулируется неустойчивостью официальных институтов власти и неопределённостью целей политического развития. В таких условиях приоритетными в активности элит становятся мотивы сохранении власти и краткосрочные прагматичные ориентации.

Значение региональных элит в политическом процессе России обусловлено также слабостью и неорганизованностью иных субъектов политики. Баланс интересов элит и массовых «низовых» субъектов сильно нарушен. Основная масса населения регионов социально и политически пассивна, не создала устойчивые структуры гражданского общества. Слабы конвенциальные формы политического участия в действиях партий, гражданских ассоциаций, профсоюзов и других негосударственных структур. В итоге региональные элиты и их клиентелы становятся преобладающими каналами выражения политических интересов.

1.2. Формирование и структура региональных политических элит России.

Прикладной анализ строения региональных политических элит включает в себя последовательность действий:

− определить организационное строение региональных элит, степень их устойчивости/подвижности;

− выяснить социальное происхождение и состав региональных элит;

− установить их социальные и демографические черты (пол, возраст, уровень образования и профессиональной подготовки, тип политической карьеры);

− выявить основные каналы рекрутирования и ротации элит, их соотношение.

Состав региональных политических элит. К субъектам региональной элиты, образующим в совокупности её состав, относятся (по работам Н.Ю. Лапиной и А.Е. Чириковой):

1) Глава исполнительной власти и его клиентела.

2) Представители региональной бюрократической элиты в органах исполнительной власти (администрации, правительстве и их структурных подразделениях).

3) Члены законодательных органов региона (спикер легислатуры, председатели и сотрудники комитетов, депутаты).

4) Представители региональных отделений федеральных структур (министерства обороны, МВД, ФСБ. налоговых служб, прокуратуры и т.д.).

5) Крупные предприниматели в регионе, занимающие ключевые позиции во владении и распоряжений собственностью, контролирующие влиятельную часть ресурсов региона. Внутренние сегменты: руководители фирм регионального уровня, представители общероссийских и транснациональных корпораций; собственники, менеджеры и крупные акционеры.

6) Руководители неправительственных организаций, партий, средств массовой информации.

7) Организованная преступность. Её участники, будучи антисистемным актором, весомо влияют на политические процессы в регионах и местных сообществах, а иногда и успешно институционализируют свое влияние (выборы во Владивостоке 2004 г., в Нижнем Новгороде 1998 г. и др.).

Соотношение формальной и реальной власти каждой из 7 групп влияния можно определить только конкретно-социологически.[29]

Реальные функции групп (сегментов элит) достаточно специализированны.

Губернатор и его клиентела (ближайшее окружение, в т.ч. неофициальное) обладает наибольшей политической властью из акторов регионального уровня. Глава региона имеет формально-юридические полномочия вводить в силу законы субъекта федерации или налагать на них вето, выступать с законодательными инициативами, вести от лица региона переговоры и заключать договора и соглашения. Во многих регионах глава администрации/президент лично возглавляет высший орган исполнительной власти, формирует его и отправляет в отставку. Кроме узаконенных функций, глава региона выполняет функции неформальные: согласование и арбитраж интересов ведущих акторов политики, взаимодействие с экономическими элитами, лоббирование интересов (региона и своих личных). Перечисленные функции позволяют говорить о главе региона и его «команде» как преобладающем субъекте элитной композиции.

Руководители подразделений исполнительной власти (правительств, комитетов, министерств, департаментов и проч.) имеют функции скорее административно-организационные, нежели политические. Они выполняют законы и(или) волю главы региона. С другой стороны, президент/губернатор не может долго эффективно управлять, если этот сегмент элиты откажет патрону в поддержке. Яркие тому примеры – провал на выборах президента Адыгеи А.А. Джаримова, губернатора Красноярского края В.Ф. Зубова и многие другие. Функции административной элиты в основном экономические: установление цен и ставки рефинансирования; налогообложение; экологический и санитарный контроль; возбуждение дел через прокуратуру; таможенный контроль; лицензирование и кредитование; сдача регионального имущества в аренду и пользование; приватизационные конкурсы и аукционы. Некоторая часть функций собственно политическая: организация выборов (избирательные комиссии), поддержание безопасности и пограничного контроля (управления ФСБ и МВД Министерства обороны и других федеральных ведомств в регионах). В неформальной части «айсберга» функций находится поддержание патрон-клиентарных отношений административных элит с экономическими группировками, а также предпринимательство самих сотрудников администраций.

Руководители и депутаты законодательных органов имеют функции: утверждать бюджет и отчеты о его исполнении, устанавливать региональные налоги и сборы, утверждать состав администрации (правительства) региона и заслушивать его отчеты, разрабатывать и принимать Конституцию (Устав) субъекта федерации... Но многие официальные функции ограничены в исполнении слабыми ресурсами влияния депутатов. Ограниченным остаётся представительство в депутатском корпусе партий, избирательных блоков, общественных движений. Среди неформальных функций парламентского сегмента элиты – лоббирование интересов при законотворчестве и кадровых назначениях, создание клиентельных отношений.

Руководители федеральных органов власти на уровне региона выполняют двойственные функции. С одной стороны, они входят в единую вертикаль исполнительной власти страны, назначаются и снимаются с должностей решениями федеральных ведомств. С другой стороны, в силу неформальных отношений они могут поддаваться влиянию региональных лидеров. Созданные в 2000 г. полпредства Президента РФ по федеральным округам стали координирующей структурой для многочисленных подразделений.

Крупные предприниматели в регионе обеспечивают функцию поддержки официальной власти либо борются за получение власти, если глава региона нелоялен интересам бизнес-групп. Предприниматели финансируют предвыборные кампании, кредитуют региональный бюджет, смягчают напряженность благодаря спонсорству программ социальной политики. Во многих регионах корпорации стали реальными обладателями власти, а губернаторы и председатели законодательных собраний играют роль менеджеров финансово-промышленных групп. Обычно так происходит в регионах, львиная доля бюджета которых формируется одной отраслью или даже предприятием (Ханты-Мансийский, Ямало-Ненецкий, Чукотский, Таймырский округа, Саха-Якутия, Вологодская область и проч.).

Руководители партий, общественных движений, СМИ регионов выполняют соподчиненные функции в системе элит. Из-за слабости своих ресурсов, неукорененности в политической культуре сообществ они проявляют себя чаще всего, как канал рекрутации властвующих элит, как институт борьбы за власть на выборах. Этот сегмент элиты остается финансово зависимым от крупного бизнеса и системы органов власти в регионе. Но с введением смешанной либо пропорциональной избирательной системы партии увеличат свою инвестиционную привлекательность.

Организованная преступность выполняет функции контрэлиты, однако в ряде регионов стремится получить легальную политическую власть путем выдвижения своих кандидатов на выборах.[30]

Таким образом, политические элиты на уровне регионов не представляют собой однородной по социальному статусу и функциям группы. Краткий обзор их сущности и функций свидетельствует о неустойчивом состоянии элит постсоветского времени, о неизбежных функциональных конфликтах между сегментами системы элит. Вместе с тем сегменты элиты имеют своеобразное разделение функций.

Публично-властные «команды» вокруг глав регионов обеспечивают юридическое оформление политических решений и легитимируют их. Властные «команды» выступают в качестве посредников между федеральными элитами и бизнес-группами регионов, всё более превращаясь в зависимых партнеров корпоративных структур. Крупные бизнес-группы обеспечивают экономические ресурсы всего сообщества элит, поддерживают его устойчивость, а часто и определяют состав формально-юридических глав регионов (президентов, губернаторов). Партии, общественные движения и СМИ обслуживают интересы административных и экономических групп элиты.

Формирование и воспроизводство элит – непрерывный процесс. Он включает в себя рекрутирование, внутриэлитную консолидацию и мобильность.

Политическое рекрутирование определяется как процесс вовлечения индивидов и групп в активную политическую деятельность; элитное рекрутирование является разновидностью политического. В изучении рекрутирования полезно выделить аспекты: социальный тип элиты (унитарный или плюралистический, закрытый или открытый); степень потребности элиты в новых членах; интересы и компетентность лиц, проводящих селекцию; механизмы отбора. Элитогенез не является изолированным явлением, он отражает в своей типологии и формах воздействия более глобальных процессов социальной стратификации и мобильности.

Важнейшие параметры рекрутирования – это его механизмы и каналы. Механизмы понимаются в современной элитологии как принципы выдвижения в состав элиты, зависящие от типа общественной системы и её модели стратификации. Механизмы могут быть традиционалистскими: кровное родство, землячество, религиозная и этническая принадлежность, владение официальным языком, имущественный и сословный ценз, личная преданность группе, протекционизм. Но они могут быть и конкурентными: характер образования, профессия и уровень квалификации, личные качества кандидата с точки зрения соответствия должности.

Каналы рекрутирования – пути продвижения индивидов и групп в высокостатусные страты. Они делятся на официальные (формально-правовые): выборы, назначения, победу в конкурсе на должность и неофициальные: принадлежность к «команде», личная преданность лидеру и т.д. Теоретически каналами рекрутирования выступают социальные и политические институты: органы государственной власти и местного самоуправления, партии, СМИ, профсоюзы, общественные объединения, армия, правоохранительные органы, религиозные и этнические объединения. Однако соотношение каналов рекрутирования, степень их устойчивости можно установить только методами социологического анализа.

Преобладание конкретных каналов рекрутирования зависит, прежде всего, от социокультурных традиций региона, складывавшихся исторически (позиционных факторов). Динамический фактор состоит в типе политического режима, специфике распределения власти и влияния между институтами и акторами.

Принципы рекрутирования в России. Сохраняется, а во многих регионах преобладает номенклатурный принцип. Он означает продвижение в административную элиту либо финансово-промышленные группы на основе формальных и (чаще) неформальных связей, негласных правил поведения. Способы рекрутирования элит почти целиком зависят от личных предпочтений руководителя, т.е. основаны на патрон-клиентарных отношениях.[31]

Региональные элитные кланы – это устойчивые политико-экономические группы. Они объединены общими интересами. Консолидированы вокруг руководителей исполнительной власти – губернаторов, президентов, мэров. В основе внутриэлитного единства – отношения личной зависимости и преданности патрону. Именно личная преданность лидеру – важнейший неформальный механизм рекрутирования правящих групп. Вместе с тем политическая элита региона обычно разделена на много соперничающих кланов, и это дробление тянется вниз, на местный уровень. Сегменты элиты иерархически соподчинены на основе обмена ресурсами влияния.[32]

Самооценка региональных правящих элит отчетливо выявляет номенклатурность. Экспертный опрос административных элит ЮФО в 2001г. показал, что основные «недостатки» элит – коррумпированность (71,4% ответов), недостаточный профессионализм (68,6%), подбор руководящего состава по родству и дружбе (42,9%), закрытость процесса принятия решений для посторонних (40%)». Большую роль в формировании состава элит играют внутригрупповые нормы и ценности, неправовые ограничения, введенные клиентелой главы региона.[33]

Противовесом номенклатурному принципу является конкурентное и гласное рекрутирование элит. Оно чаще всего проявляется в регионах с высоким уровнем урбанизации и развития культурно-образовательного комплекса. Данный вид рекрутирования связан с партисипаторным типом политической культуры, влиянием западной деловой культуры.

Идёт, хоть и не повсеместно, некоторая профессионализация элит, особенно на уровне неформального окружения руководителей регионов и госслужащих среднего звена. Лидеры склонны повышать квалификацию уже лояльных членов «команды», но еще остерегаются давать дорогу независимым профессиональным политикам.

Источники качественно новых пополнений элит видятся в независимых от административного патронажа бизнес-слоях, молодых интеллектуалах и менеджерах. Часто включение предпринимателей в политическую элиту поощряет сама официальная власть региона. Губернаторы тем самым «оплачивают» свои предвыборные обязательства перед крупным бизнесом.

Типология строения региональных политических элит может быть дана по различным признакам. По степени конкурентности А.Н. Медушевский выделяет открытую, закрытую и переходную элиты. Открытая элита имеет черты: плюрализм группировок, консенсусные методы принятия решений. Закрытая элита имеет жесткую иерархию, единую структуру и соподчинение лидеру; над контрэлитами установлен жёсткий контроль (Калмыкия, Башкортостан, Татарстан). Переходная элита сочетает черты противоположных типов (Саратовская, Кемеровская области, Хабаровский край).[34]

Коллектив ростовских исследователей (В.Г.Игнатов, А.В. Понеделков, А.М. Старостин и др.) выделяем элиты по экономической ресурсной базе, а также полиэтничности/этнократизму.

По вертикальному строению региональные элиты делятся на: 1) высший слой (реально принимающие стратегические решения) – политическую элиту; 2) средний слой – «бюрократию» (руководителей структурных подразделений); 3) клиентелы (исполнителей со специализированным влиянием). На каждом иерархическом уровне складывается соподчиненная «команда» со своим лидером и корпоративными интересами.[35]

Сделаем вывод.

Специфика строения регионального уровня элиты в постсоветской России – в её высокой неустойчивости и сегментированности. На интервале 1991-2006 гг. в масштабах России целесообразно применять термин «региональные политические элиты» во множественном числе. В регионах сформировались элиты, своеобразные по ресурсам влияния, институциональному оформлению власти, политическим ориентациям, методам деятельности. Вертикальная интеграция и консолидация элитных группировок вследствие институциональных реформ 1999-2004 гг. еще не завершена. В настоящее время наметилось превращение федеральной элиты в доминирующего актора регионального политического процесса. При изменении состава элит идет переход от многостороннего конфликта между ними к консенсусу. Значительно ограничиваются с 1999 г. и политические ресурсы региональных элит. Вместе с тем тенденция консолидации элит носит незавершённый характер.

Структура региональных политических элит включает в себя совокупность сегментарных группировок – субъектов влияния, своеобразных по своим функциям. Правящая (административно-политическая, властная) элита состоит из главы исполнительной власти и его клиентелы («окружения»), служащих органов исполнительной власти, членов законодательных собраний регионов, руководителей представительств федеральных структур в регионах. Бизнес-элита включает в себя крупных предпринимателей, занимающих ключевые позиции во владении и распоряжении собственностью, контролирующих важнейшие ресурсы региональной экономики. Партийная элита состоит из лидеров и членов руководящих органов политических техпартий, которые на протяжении длительного времени (не менее 4-6 лет) сохраняют влияние в регионе. К «партийному» сегменту допустимо отнести также лидеров и активистов политических движений, общественных организаций, предвыборных блоков. Далее, можно выделить руководителей популярных средств массовой информации. Особый сегмент элиты – лидеры организованных преступных группировок, стремящиеся конвертировать экономическое влияние в институциональную власть.

Региональные политические элиты России сегментированы не только по социальному составу и ресурсам влияния, но и по политическим ориентациям, по обладанию властью. Базовое значение в постсоветской России имеет идейный раскол элит на либеральные, коммунистические и национал-консервативные. Вторая и третья из указанных группировок обычно составляют контрэлиту, а первая – правящую. Широко распространены идеологизированные прагматические ориентации. Принадлежность властных группировок и глав регионов к политическим направлениям крайне изменчива, определяется краткосрочными мотивами выгоды.

Формирование, строение и ресурсы влияния элит неразрывно взаимосвязаны в причинно-следственной логике.

На стадии зарождения региональных политических элит в начале 1990-х гг. они обеспечили свой контроль над экономическими ресурсами, причем воспроизводился традиционный для России и стран Востока феномен двуединой «власти – собственности». Закрепление прав владения и распоряжения приватизированным имуществом способствовало обособлению региональных элит от общероссийской. Позже региональные, элиты достигли внутригрупповой консолидации, выработали нормы неформального взаимодействия («торга») между субъектами политики. К концу 1990-х гг. в субъектах Российской Федерации сложились устойчивые правящие элиты, воспринимавшие себя как автономных равноправных с «центром» игроков на политической сцене. Ключевыми ресурсами их формирования были: присвоение явочным порядком экономических благ; договорной и асимметричный тип отношений с федеральной элитой; контроль над назначением и деятельностью федеральных госслужащих в регионе.

Установлена зависимость механизмов и форм рекрутирования региональных элит от преобладающих социокультурных традиций сообщества, сложившихся исторически. В большинстве регионов преобладает номенклатурный принцип рекрутирования, соответствующий гильдейской системе. Преобладают традиционалистские механизмы рекрутирования: кровное родство, землячество, религиозная и этническая принадлежность, владение официальным языком, имущественный статус, личная преданность группе и её лидеру. Доминируют неофициальные каналы рекрутирования. В то же время доказан сдвиг в ряде промышленно развитых регионов России (Поволжье, Урал, столичные города) от гильдейской номенклатурной системы к антрепренёрской. Постепенно институционально закрепляются конкурентные механизмы, связанные с образованием, профессией и уровнем квалификации, деловыми качествами кандидата на участие в элите.

Динамический фактор зависимости рекрутирования от региональной социокультурной системы проявляется в типе регионального политического режима, в особенностях распределения власти и влияния между субъектами политики. Преобладающий номенклатурный тип рекрутирования означает отношения личной зависимости и преданности членов элиты своему лидеру. Сегментарные группы внутри элиты иерархически соподчинены на основе неформального обмена ресурсами влияния. Противоположный тип рекрутирования – конкурентный внедряется прежде всего в регионах с высоким уровнем урбанизации и партисипаторным типом политической культуры. Он означает переход от принципа личной преданности к «лояльному профессионализму». Принцип рекрутирования слабо зависит от политических и партийных ориентаций.

Региональные лидеры пополнялись в основном из среднего и низшего звеньев номенклатуры. Среди членов элиты гораздо более весом слой выходцев из сельской местности; меньше лиц с гуманитарным высшим образованием и учеными степенями, чем в федеральной элите.

1.3. Региональный элитогенез в современном научном дискурсе.

Первые шаги, предпринятые в России по изучению функционирования политических элит, следует отнести к началу перестройки. Это связано в первую очередь с тем, что происходит ослабление идеологических установок и снятие многих императивов марксистско-ленинского учения. Провозглашение советского общества обществом безэлитарным, позволяло рассматривать учения о политических элитах только под углом критики буржуазных теорий.

Первые проблемы по отечественной политической элиты ставятся в трудах ряда ученых-эмигрантов, диссидентов, пытавшихся доказать наличие в СССР политической элиты, ее формирование в период сталинского правления и окончательное становление в послевоенный период. Предлагаемые ими выводы представляют следующую картину.

В советском обществе с начала его формирования согласно ленинской трактовке, присутствует группа профессиональных управляющих, которая «является господствующим слоем советского общества». «Уже в 20-30-е годы и окончательно в послевоенные в нашей стране сформировалась и выделилась особая партийно-бюрократическая прослойка – «номенклатура». «Номенклатура и есть господствующий класс советского общества. «Управляющие» – это номенклатура». После чисток 30-х годов и Великой Отечественной войны, а особенно в связи со смертью Сталина процесс замещения государственных должностей упорядочивается. Борьба без правил сменяется борьбой «по правилам». Возникают традиции, которые при помощи идеологии закрепляются как незыблемые процедуры. Создаются рамки действия, обязательные для всех. В указанных рамках продвижение вверх по иерархической лестнице формализуется, институционализируется.[36]

Стабилизация и формализация в функционировании политической элиты СССР привели к кадровому застою и укреплению клановости номенклатуры: «В годы «застоя» должность откровенно рассматривается как возможность пользоваться частью государственной собственности.. Относясь к должности как к частной собственности, элита опосредствованно относится как к частной собственности и к той доле государственного имущества и благ, доступ к которым она получает благодаря служебному положению. Элита делится внутри себя на замкнутые кланы. Делаются попытки превратить многие профессии в наследственные. В обществе складываются почти закрытые элитарные и полуэлитарные корпорации, имеющие собственные интересы и оберегающие свои привиллегии».[37]

Данные обстоятельства повлекли за собой стремление совместить политический и экономический капиталы элиты, узаконить конвертацию политического капитала в экономический для того, чтобы стабилизировать социальный статус.

В условиях, сложившихся в СССР к началу 80-х годов, это значило, что номенклатура должна открыто оформить право частной собственности на ту долю государственного имущества, которой она пользовалась до сих пор в опосредствованной чином «государственной» форме. «Однако для того, чтобы стать "частным собственником", номенклатуре необходимо было уничтожить ту самую "социалистическую" собственность и соответствующую ей государственную надстройку, которые в течение десятилетий составляли основу ее господства. Таким образом, направление, цели и возможные "итоги" перестройки оказывались предопределены. Но они были предопределены отнюдь не гуманистическими и демократическими воззрениями инициаторов и участников этого политического процесса, а экономическими интересами элиты, стремящейся юридически закрепить свои права. Опосредствованно буржуазные отношения, сложившиеся в 60-е и 70-е годы, превращались в непосредственно буржуазные, а обуржуазившаяся номенклатура становилась номенклатурной буржуазией».[38]

В ходе данного процесса особую роль получили национальные элиты союзных субъектов. Используя стремительный рост неформальных национальных движений, они предприняли попытку получить всю полноту власти и освободиться от давления центра – совместить этническое и политическое поля.

Вторая половина 80-х годов характеризуется обострением национальных противоречий внутри СССР и усилением влияния национальных элит. При этом довольно трудно сказать наверняка, что из этих двух компонентов было первичным. Однако сепаратистские тенденции национальных элит нашли поддержку у широких слоев населения союзных республик, что и вылилось в распад СССР и достижение национальными лидерами поставленной цели.

Ослабление центральной власти и последовавший за этим распад СССР вывели на качественно новый уровень проблему формирования и функционирования региональных политических элит. Это в первую очередь было связано с пересмотром полномочий государственной власти между центром и регионами. Децентрализация политических отношений привела к значительному усилению влияния региональных политических элит на происходящие в стране социальные, экономические, культурные и иные процессы. Автономизация и даже суверенизация региональной политической элиты стала главным требованием ее представителей.[39]

Анализ исследований проблематики региональных элит в последнее десятилетие показывает, что она касается: институционализации элит, взаимоотношения властных группировок, конфликтного противостояние на уровне регионов.

Рассматривая изучение процесса институционализации элит, следует выделить в нем два этапа: в первой половине 90-х годов внимание ученых было приковано к проблеме социальной базы рекрутирование элитного слоя (из старой номенклатуры или из других социальных слоев); во второй половине десятилетия центр исследований сместился на проблему взаимодействия уже сложившихся региональных элит как с федеральным центром, так и с органами местного самоуправления. Не менее значимым для функционирования региональных элит является проблема расширения и укрепления собственной социальной базы в диалоге с федеральным центром, особенно – формирование их взаимодействия с региональными экономическими элитами.

При этом групповые интересы региональной элиты в первую очередь должны «сакрализироваться», т.е. превратиться в символы веры для местного населения. Логика подобной трансформации такова: «групповой интерес элиты концептуализируется до уровня региональной идеологии, которая ассоциируется с наиболее привлекательными для населения символами и образами. Идеология призвана внушать приятные для общества социально-политические ассоциации, посредством которых данное общество могло бы себя идентифицировать». Однако, как показывают результаты исследований, население региона, «фиксируя региональную элиту как элиту, не воспринимает ее при этом в региональном качестве». Последняя, внешне подчеркивая свою региональную принадлежность, реально в сфере своих интересов сориентирована на внетерриториальные центры как политического, так и экономического влияния.[40]

Очень широкое освещение получила проблематика конфликтности на уровне регионов. И это произошло не в последнюю очередь благодаря средствам массовой информации, на страницах и с экранов которой на протяжении последних десяти лет довольно часто описываются перипетии и страсти во взаимоотношениях региональных властей и власти местного самоуправления. Достаточно вспомнить длительные конфликты в Краснодарском крае, Приморье. Подобная ситуация зачастую ведет к формированию авторитарных тенденций в стиле управления региональных элит. Местная власть в таком случае превращается в номинальный придаток, с восстановлением строгой иерархии подчинения: регион – местные органы. Творческая и конкурентная борьба сменяется карьеризмом и номенклатурными отношениями. Во многом и политика центра не способствовала разрешению политических кризисов во взаимоотношении региона и местной власти.

Еще одним крупным блоком в деятельности региональных политических элит стал круг вопросов связанных с проблемами внутригрупповой организации правящей политической элиты. В ходе их разработок выделились следующие направления: классическая типология выраженная в дуализме «правые – левые»; клиентельный характер региональных элит, «политико-финансовые группировки» региональных элит. Вопрос о том, кто стоит за теми или иными региональными элитами, каково их влияние и их состав – такая тематика в изучении нашла довольно широкий круг исследователей.

Разрешение и протекание всех этих процессов в различных регионах России существенно отличается. Это объясняется специфическими особенностями региона, которые задают властный ресурс политическим элитам. В каких-то регионах в качестве этого ресурса выступают природные богатства, в каких-то – рабочая сила и пр. Поэтому и стратегия действия политических элит отличается на региональном уровне. Свою деятельность они в значительной степени выстраивают, опираясь на специфику своего ресурса при взаимодействии с федеральным центром. Поэтому анализ функционирования элит предполагает региональный подход, который позволяет выявить специфику формирования и трансформации элит в различных регионах страны.[41]

Главной проблемой в научном дискурсе ученых Северного Кавказа в области элитогенеза стал вопрос об источниках формирования политической элиты в республиках Северного Кавказа. Это было связано в первую очередь с практической значимостью проблемы. Распад СССР и затяжной политический кризис начала девяностых привел к усилению роли региональной элиты, что особо остро проявилось в северокавказском регионе, социополитические процессы в котором поставили вопрос о выходе ряда субъектов из состава Российской Федерации. Активность этнических движений, распад единого социального, экономического и политического пространства способствовали высокой активности политических элит в данном регионе. Обращаясь к источнику формирования политической элиты республик Северного Кавказа, за которым просматривался их политический ресурс, было выявлено несколько исследовательских позиций к выявлению данной проблемы.[42]

Первый подход был сформирован в недрах конструктивистской теории и озвучен В.А. Тишковым, Э. Кисриевым, А.В. Понеделковым, А.М. Старостиным. Его суть выражена в представлении однотипности политических элит Северного Кавказа с элитами других регионов, которые формируются по единым принципам.

В работах В.А. Тишкова о принципах взаимодействия этничности и элиты, он склонен рассматривать этничность как форму социальной организации, в противовес культурному комплексу. «Процесс рекрутирования в состав группы, определения и сохранение ее границ свидетельствует, что этнические группы и их характеристики являются результатом исторических, экономических и политических обстоятельств и ситуативных воздействий». По мнению автора, этнические группы представляют собой определенный социальный конструкт, возникающий и существующий в результате целенаправленных усилий со стороны лидеров и создаваемых ими институтов, в частности, со стороны государства. При этом на первое место выходит роль политической элиты региона, находящейся у власти. Для элит этническая идентичность зачастую становиться непосредственным фактором в деле формирования и усиления собственных позиций. Гораздо чаще этнический фактор служит лидерам, а не лидеры служат своему народу.

В.А. Тишков замечает: «Элиты в стремлении мобилизовать этническую группу против своих противников или против центральной государственной власти стремятся увеличить сумму групповых черт и символов, чтобы доказать, что члены группы отличаются не только какой-то одной чертой, а многими чертами». Таким образом, непосредственная заинтересованность политической элиты приводит к усилению этнической активности.

Рассматривая историю национальных окраин СССР, Тишков приходит к выводу, что за годы советской власти в целенаправленных усилиях центральной власти в республиках и автономных областях сложилась многочисленная и образованная этническая элита титульных национальностей. С самого начала существования СССР в практику активно вводится система льготных квотных мест для представителей титульных этносов национальных субъектов. Это касалось как сферы образования, так и сфер управления, правопорядка, спорта и т.п. При этом, центральное руководство страны контролировало каждый шаг своих подопечных. Как только ослабла реальная власть Центра над национальными элитами, приведшая к вакууму власти, началась борьба за реальную власть над республиками СССР, формально значившимися по Конституции 1977 года «суверенными национальными государствами». И именно национальная идея стала наиболее мощным средством мобилизации масс. «Интеллектуальная элита, заменив ею коммунистическую идеологию, смогла достаточно быстро начать борьбу сначала против Центра, а затем в ряде республик и против правящих партийных элит. После выборов 1990 года в парламенты республик националистически настроенная элита титульных этнических групп добилась первых внушительных побед, обеспечив себе большинство за счет представительства других групп населения». Но при этом автор указывает на непосредственную связь политических элит национальных окраин и элит центра. Ведь они на протяжении десятилетий воспитывались в одном социокультурном поле, заканчивали похожие ВУЗы, переквалифицировались в одних и тех же партийных школах. Этническая компонента стал их козырной картой, которую они используют в политической игре с федеральным центром.

При этом автор считает, что нельзя целиком объяснить природу этнических конфликтов только деятельностью элит. Очень большая роль отводиться поведенческой психологии социально-психологическим механизмам. «Сложная логика коллективных действий, воздействие побудительных механизмов (материальных, силовых, морально-эмоциональных), безусловно, могли бы облегчить объяснение столь часто встречающегося в этнических конфликтах феномена, когда масса рядовых граждан оказывается вовлеченной в действия, в которых не видят смысла, а тем более, личного интереса».[43]

Сложившаяся за десятилетие ростовская школа элитологии, которая представлена такими именами, как В.Г. Игнатов, А.В. Понеделков, А.М. Старостин, поддерживает тезис о равномерности и однотипности развития элит Северного Кавказа (особенно преимущественно русских районов) с элитами других регионов. Исследовательские работы, проведенные по данному вопросу, показывают значительное сходство региональных элит различных районов страны. В основе исследований лежит качественный анализ факторов формирования политических элит особенности образовательного, возрастного, полового, партийного состава и их влияние. И хотя в последнее время превалируют исследования по взаимодействию региональной элиты и федеральных органов власти роль политических партии в деятельности региональных элит, роль элит в формировании единого социально-экономического, правового, культурно-образовательного и духовного пространства, однако, не остается без внимания и проблематика формирования политической элиты.[44] В частности, в ряде статей А. Понеделков указывает на этнический фактор как один из составляющих фрагментов элитогенеза на Северном Кавказе. Присутствие данного элемента по мнению автора, приводит к формированию этнократических политических элит. Анализ их потенциала и политического веса заставляет А. Понеделкова говорить о возможности запуска «механизма классообразования в постсоветском обществе по этническим осям, когда основную массу высших слоев составят бывшие «малые народы». Вместе с тем, ограниченный объем и узкая специфика материалов по данной тематике не позволяют более тщательно раскрыть данный аспект. Руководствуясь в своих исследованиях политическим ракурсом, ростовская школа элитологии не прибегает к социокультурной компоненте региона, которая позволяет более полно взглянуть на представленную проблематику.[45]

Второй подход к процессам формирования политической элиты на Северном Кавказе отражается во взглядах представителя онтологической школы Л.Л. Хоперской. Представляя политические элиты как выразителя взглядов и интересов этносов, Хоперская тем самым отводит им второстепенную роль, рассматривая их как представителей того или иного этноса, причем роль последних за несколько лет изменяется от субъекта культуры до субъекта права. «Таким образом, можно говорить о выраженной тенденции переосмысления основ Российской Федерации, сопровождающейся изменением статуса этнических групп: из субъектов культуры, которыми они признавались в советское время, к 1994 г. этносы превратились в субъектов политики. В настоящий момент завершается процесс формирования этносов как субъектов права, несовпадающих с официальным по территориальным и по функциональным признакам».[46] Данная установка позволяет автору утверждать необходимость «на уровне федерального законодательства ...предпринять шаги к конституционному закреплению понятию «этнос как субъект права» и, соответственно, определить правовые гарантии каждого этноса в структуре многонационального государства». Таким образом, автор видит в этническом факторе доминанту региональных политических процессов последнего десятилетия. Именно «этническая революция» стала основой усиления этнических элит, но где они остались лишь выразителями интересов этноса. Здесь имеет место некоторая модернизация анализа, при которой этнос рассматривается как единый в своих интересах и характеристиках социальный класс, а этноэлита – как организованная партия, выражающая его интересы.

Третья позиция представлена этносоциологической школой, среди представителей которой такие ученые, как Г.С. Денисова, Л.М. Дробижева, З.В. Сикевич. Она выражается в акцентировании внимания на этничности как социокультурном комплексе, обладающем мобилизационным потенциалом, который может быть использован в политических целях, но тем не менее обладает относительной автономностью от политики. Эта позиция позволяет вычленить этнический фактор как тот, который не только выступает фильтром, формирующим политическую элиту в регионе, но и задает ей культурные границы функционирования, направляет вектор ее деятельности, и, тем самым, ограничивает способы ее функционирования.[47]

Сложившаяся веками на Северном Кавказе традиционная культура в течение нескольких десятилетий подвергалась трансформации, связанной с распространением в регионе институтов модерна. При этом не учитывалось, что «объединение традиционных и индустриально развитых этносов в единое политическое пространство при формировании социокультурной стратификации могут вызвать разнонаправленные процессы социальной солидарности. У этносов с традиционной организацией происходит этническая консолидация. В сложившихся условиях развитие этнических процессов может приобрести политическую окраску; консолидация этноса может обернуться дезинтеграционными процессами в полиэтничной стране. Этот сценарий развития объясняется тем, что сама консолидация сопряжена с ростом и усилением этнической субъективности, которая проявляется в политической сфере. В рамках индустриально развитого общества этнос, находящийся на аграрной стадии развития, может стать субъектом политических отношений».[48]

Именно по такому сценарию считает Г.С. Денисова, развиваются в последние десятилетия политические взаимоотношения в северокавказском регионе. Плодами создавшихся объективных предпосылок воспользовалась региональная политическая верхушка. Созданная советской властью национальная элита региона с ослаблением непосредственного влияния центра сумела мобилизовать значительные массы людей, аппелируя, в первую очередь, к этническим чувствам населения, играя на противопоставлении «своих» и «чужих». В последние десятилетия в северокавказских республиках, указывает Денисова, преобладает тенденция этнического подбора руководящих кадров. Титульные этносы проводят политику по вытеснению представителей иных национальностей из руководящих и престижных областей управления и бизнеса. Данная ситуация чревата тем, что со временем происходит отторжения республиканским руководством принципов российской государственности, рост в этнополитической элите сепаратистских настроений.[49]

Итак, сделаем выводы по главе.

В процессе распада СССР в политической жизни страны происходит усиление влияния региональных элит. Во многих субъектах федерации данный процесс накладывается на возросшую роль этнических движений, что приводит к совмещению этнического и политического поля. Данное обстоятельство приводит к автономизации элит и формировании не специфического политического игрового поля, со свойственными ему ресурсами, методами и правилами.

Осмысление стратегии политических элит на региональном уровне выразилось в формировании трех основных их интерпретаций. Первое направление рассматривает элиты Северного Кавказа республик как частный случай процессов элитогенеза, характерных для России в целом. Второй подход рассматривает региональные элиты как выразителей интересов этносов, осуществляющих политическую аранжировку данных интересов. Третий подход усматривает в этничности важное культурное основание элитогенеза.

2. Особенности трансформации региональной политической элиты на Северном Кавказе

2.1. Особенности функционирования элит Северного Кавказа.

Распад СССР и коренное изменение политического устройства страны на принципах федерализма повлекли за собой также изменение принципа формирования и функционирования региональных политических элит. Важнейшим аспектом этого процесса является изменение функций и роли политических элит в регионах. Если раньше, в советский период, они выступали проводником интересов, целей и программ центрального правительства, и мобилизовывали на их выполнение население региона, то теперь руководство субъектов федерации заняло позицию формирования и формулирования интересов собственных регионов и отстаивания их перед центром. Эти изменения поставили ряд актуальных проблем перед акторами как федерального, так и регионального уровней. В частности, потребовалась отработка нового механизма взаимодействия центра и регионов, поиск новых подходов к подбору кадров, а со стороны региональных лидеров – освоение новых функций в этой роли – поиск оптимального взаимодействия с населением и лидерами оппозиционно настроенных общественных организаций.[50]

В условиях межэтнической конкуренции, которая проявилась в полиэтничных субъектах Северного Кавказа на территории Российской Федерации, формирование нового опыта управления привело к «раздвоению» функций региональных элит: наряду с явными функциями, которые они должны выполнять в структуре государственного управления, у них возникли и латентные функции.

Явные, или открытые, функции – те, которые закреплены в конституциях субъектов федерации и учитываются при распределении предметов ведения между центром и регионами. Содержательно они направлены на формирование социальной базы власти в регионе, что возможно при организации социальной, экономической, правовой и культурной политики, отвечающей потребностям населения, и на проведение политики центра на региональном уровне. Федеральный центр, в свою очередь, должен вырабатывать такую политику, которая «призвана обеспечить самостоятельность региональных центров власти и субъектов управления и в то же время доминировать в конституционных рамках страны». Рассматривая функции региональных политических элит, стоит выделить основные из них: формирование и поддержание единого с общероссийским законодательного и правового пространства, поддержание социальной стабильности и единства общества, создание общества равных возможностей в экономической образовательной, культурной, религиозной и прочих сферах.

Однако деятельность региональных элит характеризуется наличием и латентных, не декларируемых функций, без реализации которых невозможно осуществление властных полномочий в конкретных условиях. Латентные функции производны от деятельности элит по согласованию интересов политических акторов на региональном уровне, – с одной стороны, и, с другой стороны – от их деятельности, направленной на лоббирование собственного (подчас узкогруппового) интереса на федеральном уровне.

Латентные функции региональных элит, в силу того, что они не регулируются законом и не регулируются формальными социальными институтами, могут привести к не неуправляемым социальным процессам, блокирующим в свою очередь, эффективную реализацию четко обозначенных функций.

Проблема латентных функций элиты остро стоит в тех регионах, где самостоятельная государственность формируется только в последнее десятилетие. На Северном Кавказе к ним можно отнести Республику Адыгею и Карачаево-Черкесскую Республику.[51]

а) Формирование и поддержание единого государственного пространства.

Российская Федерация, состоящая по Конституции из 89 субъектов (с 2005г.- из 88 субъектов), является федеративным государством. Основной задачей всех субъектов является построение единого государственного пространства с четко прописанными функциями и полномочиями, как субъектов, так и федеральных органов.

б) формирование и поддержание законодательного и правового пространства.

Разработанная и принятая в 1995 году Конституция республики Адыгея несет в себе скрытый заряд деструкции общероссийского социально-политического пространства. Хотя особыми статьями оговаривалось непротиворечие Конституции республики Адыгея Конституции и Основным законам Российской Федерации, на деле юридических противоречий между ними избежать не удалось.

Усилившееся влияние регионов в политической жизни страны дает возможность свести к минимуму вмешательство Центра во внутренние дела субъекта федерации. На практике такое усиление нередко приводит к смешению векторного поля политической жизни в сторону усиления центробежных сил и к стремлению региональных органов власти подмять под себя структуры центрального управления. Проводимая политика в республике Адыгея во многом имеет противоречивый характер. С одной стороны, действует принцип децентрализации и усиления регионального компонента, с другой этот принцип зачастую идет вразрез с принципом главенства федеральных структур.

Возникающие в этих условиях нарушения действующего российского законодательства, реакция на эти нарушения федерального центра не оказывают существенного влияния на внутреннюю политику республиканской элиты.[52]

в) Создание общества равных возможностей в экономической, религиозной и образовательной сферах.

Специфика национальных субъектов заключается в том, что власть заинтересована, прежде всего, в становлении национальной экономической элиты.

Возрождение национальной культуры народов Северного Кавказа привело к росту исламизма. Но, являясь традиционным элементом культуры этих народов, тем не менее, ислам за мнение столетия своего пребывания на Северном Кавказе прочно вошел в менталитет горцев и стал составляющей частью их культуры. Однако республики региона не в состоянии самостоятельно изыскать средства на возрождение многочисленных мечетей и минаретов, а также строительство мусульманских школ. Поэтому в ход идут скрытые рычаги власти в регионе, в результате чего при поддержке Саудовской Аравии на территории Адыгеи возводится мечеть, способная стать местом концентрации мусульманства на Северном Кавказе. Помещение исламской мечети в центре Майкопа с преобладающим русским населением, в республике, которая находится как анклав в центре православного Краснодарского края, имеет большое символическое значение; Адыгея должна стать тем плацдармом, с которого будет распространяться ислам и его влияние по Северному Кавказу.

Не менее активно проводится этноцентристская политика элитарными слоями региона в области образования и просвещения. В образовательной системе республики сложилась ситуация, при которой русские дети имеют значительно меньше шансов, чем адыги, получить высшее образование. На уровне законодательства это положение не прослеживается, но практика именно такова.[53]

г) Поддержание социальной стабильности и единства общества.

Построение единого общероссийского социально-политического пространства предполагает решение элитами как на федеральном, так и на республиканском уровнях достижение одной из главных задач – поддержание социальной стабильности и формирование единого гражданского общества. Оценивая состояние ряда северокавказских республик, мы приходим к выводу, что данное кредо не находит широкой поддержки. Особенно в этом плане показательна Карачаево-Черкесская республика, где местная политическая элита уже дважды разыгрывает этническую карту, тем самым, накаляя социальную и межнациональную обстановку.[54]

Сделаем некоторые выводы.

Анализ деятельности региональной политической элиты на Северном Кавказе говорит о существенном влиянии социокультурных особенностей региона на процесс функционирования элит. В связи с наличием трудно модернизируемой культурной среды, ее тяготением к традиционализму, незавершенностью становления на ее территории основ общероссийского социокультурного пространства и сложной геополитической составляющей в жизни региона, функционирование как общества в целом, так и его политических элит приобрело ряд специфических моментов.

Функционирование элиты с упором на латентные составляющие приводит к невыполнению ими своих основных функций. Данное обстоятельство может вызвать выпадение региона из общероссийского социокультурного, экономического, политического пространства.

Провозглашенный в начале 90-х гг. курс на построение в стране подлинного федеративного устройства с заложенными в нем ориентирами на самостоятельность субъектов, разделенность власти между центром и регионами, на деле обернулся невиданным синтезом третируемой управленческой некомпетентности и наглых сепаратистских амбиций.

2.2. Трансформация региональной элиты Краснодарского края в постсоветский период.

В течение последних 15 лет региональные политические элиты России непрерывно трансформируются, что неизбежно в силу преобразований всей общественной системы. Трансформации элит проявляются многоаспектно: меняются социальный состав, уровень и тип мобильности, каналы рекрутации, институциональное выражение власти, политические ориентации и формы политического участия. Нельзя осмыслить региональный политический процесс, если не установлены основные показатели состояния элиты – основного из ведущих субъектов процесса. Конечно, трансформация региональных элит не может быть объяснена только в замкнутом кругу факторов субнационального уровня проявления. Следует учитывать воздействия общероссийских процессов, взаимоотношений «центр-регионы», а также межрегиональных связей, отношений «регион-местные сообщества».

За основу рассмотрения трансформаций элит надо взять термин «политическая система». Как известно, политические системы представляют собой взаимодействие элементов (подсистем): институциональной, политико-культурной, нормативной, коммуникативной. Традиции российской системы элит продолжают воспроизводиться и действовать. Поэтому остаются в силе такие качества элит, как: преобладание административно-властных групп над негосударственными субэлитами; иерархическое строение; патрон-клиентарные отношения на основе личной лояльности лидеру управляющей «команды»; слабость партийных элит и элит общественных движений в общей системе элит.

Региональная власть своеобразна в виду своего пространственного объема. Она представляет собой подсистему общегосударственной власти, а значит, проводит в жизнь стратегию «центра», служит средством распространения инноваций. Но одновременно региональная власть выражает (пусть непоследовательно и корыстно) интересы своего сообщества, сглаживает централизаторские импульсы «сверху», поддерживает определенную автономию своего курса и строения. Региональная власть обеспечивает баланс политических интересов, учет требований сообщества в управленческих решениях. Тем самым обеспечивается двойная легитимность власти региона: перед лицом и населения, и власти общенациональной. Эффективное существование региональной власти означает, что она обеспечивает горизонтальную и вертикальную интеграцию элитных группировок. Причем политические элиты не сводятся к правящим слоям госслужащих, а означают всю совокупность высокостатусных страт сообщества, которые могут реально влиять на принятие политических решений и участвуют в распределении ресурсов власти. В России особенно велика роль неформальных обменов ресурсами, административного предпринимательства, «сетей» негласных отношений между госаппаратом и бизнес-слоями.[55]

Начнём позиционный анализ элиты Краснодарского края с институциональных структур её власти. Как и в ряде других регионов (Республике Коми, Астраханской и Ростовской областей), в Краснодарском крае проявлялось доминирование административно-политической элиты. Она обладала и продолжает обладать ресурсами влияния, на порядок превосходящими ресурсы элит оппозиционных партий и общественных движений, негосударственных средств массовой информации. Глава региона, служащие органов государственной власти на уровне региона и депутаты законодательных (представительных) органов стали основными группами в составе политической элиты. Именно они участвовали в принятии важнейших политических решений, обладали официально подтвержденным высоким статусом в региональном сообществе. Как и во всей постсоветской России в Краснодарском крае после короткого соперничества субэлит «ветвей» власти установился приоритет исполнительной власти. С 1994 г. ключевым властвующим субъектом в регионе окончательно становится губернатор (глава администрации края).

Реформы государственной власти начались в Краснодарском крае, как и во всей России, весной 1990г. Тогда состоялись первые альтернативные выборы участников Съезда народных депутатов РСФСР, а также краевого Совета народных депутатов. Впервые был выработан опыт гласного и подконтрольного обществу рекрутирования элит представительной власти. Запрещается совмещение партийных и государственных должностей. В 1990г. центр реальной власти в крае переместился из краевого комитета КПСС (первый секретарь крайкома А.В. Маслов) в крайсовет (председатель – Н.И. Кондратенко).

Политические институты региональной власти 1990-х гг. складывались в обстановке стремительного общественного кризиса, неопределенности целей реформ и слабости новых элит – инициаторов новшеств. Следует также учесть, что децентрализация власти привела к несовпадению реформ общенациональных и региональных структур власти.[56]

Поворотный момент в реформе институтов власти Краснодарского края – поражение Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), победа сторонников Президента РСФСР и демократического курса 22 августа 1991 г. Поскольку председатель Краснодарского крайсовета Н.И. Кондратенко и председатель краевого исполнительного комитета Советов Н.И. Горовой сочувствовали ГКЧП, они были освобождены от своих должностей. В отношении Кондратенко юридической основой отставки было постановление Президиума Верховного Совета РСФСР от 23 августа 1991 г. с формулировкой: «за поддержку ГКЧП, нарушение Конституции и законов РСФСР». Горовой был отстранен от должности по Указу Президента РСФСР от 21 августа 1991 г. одновременно с многими другими председателями край(обл)исполкомов.

Реальная политическая власть в регионах перешла к главам администрации краев (областей). По постановлению Верховного Совета РСФСР от 21 августа 1991 г. Президент России получил право назначать и смещать глав администраций в рамках своих дополнительных полномочий. Первым в стране был назначен именно глава администрации Краснодарского края – В.Н. Дьяконов (по Указу Президента РСФСР 24 августа 1991 г.). Состав Администрации края в основном формировался из состава Комитета по защите конституционного строя РСФСР, действовавшего в Краснодаре 19-21 августа 1991 г. в составе В.Н. Дьяконова и политических деятелей демократических взглядов. В конце августа Пятая сессия Краснодарского крайсовета народных депутатов приняла к исполнению Указ Президента РСФСР об отстранении Н.И. Кондратенко от должности, отправила в отставку Президиум крайсовета. Председателем Краснодарского крайсовета народных депутатов был избран А.М. Ждановский, доцент исторического факультета Кубанского государственного университета.[57]

В Краснодарском крае система органов исполнительной власти реформировалась с осени 1991 до лета 1992 г., когда структуру Администрации края утвердил губернатор. Сложилась четырехуровневая иерархия внутри исполнительной власти: глава администрации, его заместители (по отраслям управления), 13 департаментов, соподчиненные им комитеты и отделы. Глава администрации края непосредственно руководил правоохранительными органами, военкоматами, управлением юстиции, налоговой инспекцией края, антимонопольным комитетом и т.д. К концу 1992 г. глава администрации края завершил полную смену глав всех 48 районов и городов регионального подчинения Кубани. Такие полномочия способствовали авторитарному стилю управления первого губернатора В. Н. Дьяконова. Губернатор также назначал и смещал состав правительства края.

Законодательная (представительная) ветвь власти в крае принадлежала Краснодарскому Совету народных депутатов, избиравшемуся на 5 лет. Крайсовет возглавлял его председатель. Из состава своих 180 депутатов крайсовет выделил в октябре 1991 г. так называемый Малый Совет (28 чел.). Последний состоял из председателя крайсовета и его заместителя, председателей 9 постоянных комитетов и подкомитетов, представителей районных депутатских групп, председателей городских и районных Советов. Крайсовет принял также Государственный устав Краснодарского края (впоследствии коренным образом обновленный в 1997 г.). Но Устав оказался малодейственным актом из-за конфронтации между губернатором и крайсоветом, а вскоре система Советов была ликвидирована по Указам Президента России.

Деятельность территориальных структур федеральных ведомств в Краснодарском крае координировалась представителем Президента РСФСР. Однако на практике представители не имели ресурсов влияния, сопоставимых с губернаторскими. В итоге они занимали до 2000 г. третьестепенное место в системе региональной власти, что проявлялось в большинстве субъектов федерации.[58]

Сложившаяся в августе 1991 – сентябре 1993 гг. модель институтов власти означала определенный баланс законодательных и исполнительных органов. Но политический процесс развивался по пути установления президентской формы правления, что порождало институциональные и функциональные конфликты в неотлаженной постсоветской системе власти. Уже в январе 1992 г. члены правительства Краснодарского края подали в отставку, которая была принята губернатором. Администрация края и крайсовет обменивались хлёсткими обвинениями в непрофессионализме и номенклатурности. Бывший глава правительства края Н.Д. Егоров потребовал 8 июня 1992 г: отставки губернатора В.Н. Дьяконова, обвинив его в единовластии, подборе кадров по личной выгоде, в конфронтации с законодателями. 30 июня 1992 г. крайсовет выразил недоверие губернатору, на что имел законное право, и попросил Президента РСФСР освободить Дьяконова от должности. Но кризис власти затянулся в связи с противодействием губернатора. Только спустя 5 месяцев, 27 ноября 1992 г. Б.Н. Ельцин отстранил Дьяконова от должности. Еще 1 месяц потребовался для принятия президентского указа о назначении Н.Д. Егорова (по согласованию с крайсоветом) главой администрации края.

Внутрирегиональный функциональный конфликт между сегментами элит был к 1993 г. преодолен. Новый губернатор создавал вертикально-интегрированную модель власти, избавляясь от клиентелы Дьяконова и «случайных выдвиженцев» революционного периода.

В 1993 г. главную роль стал играть институциональный конфликт между законодательной и исполнительной властью, инициируемый федеральными структурами. Как известно, длительная конфронтация между Президентом и Правительством РФ (с одной стороны) и Съездом народных депутатов РФ (с другой) переросла в насильственный конфликт 21 сентября - 4 октября 1993 г. XIV чрезвычайная сессия Краснодарского крайсовета народных депутатов 22 сентября 1993 г. осудила Указ Президента РФ № 1400 как попытку «ликвидации законно избранных органов власти и установления в стране режима личной диктатуры», признала указ неконституционным и не подлежащим исполнению. Губернатор Кубани Н.Д Егоров занял диаметрально противоположную позицию поддержки Президента РФ.

Серия Указов Президента РФ, принятая в ходе борьбы после победы исполнительной власти над законодательной определила качественно новую систему региональной власти.

Так, Указ № 1465 от 27 сентября 1993 г. запретил отрешать глав администраций субъектов РФ от должности иначе, как по решению Президента страны; запретил выборы губернаторов и вывел из их ведения территориальные управления федеральных ведомств. Указ № 1597 передал исключительное право выдвижение кандидатур глав администраций премьер-министру РФ. Указ № 1617 от 9 октября 1993 г. означал ликвидацию системы Советов народных депутатов и замену ее на законодательные органы, построенные в соответствии с принципом разделения властей. До проведения выборов новых органов деятельность районных и городских Советов прекращалась Временно их функции передавались местным администрациям.[59]

В Краснодарском крае процесс ликвидации системы Советов проходил замедленно и конфликтно. Сессия крайсовета прекратила свои пленарные заседания с 11 ноября 1993 г., но приняла компромиссное решение – передать свои полномочия Малому Совету. Он продолжал работать до 6 января 1994 г., когда глава администрации края постановил прекратить полномочия данного органа. Сеть районных, городских и поселковых Советов самоупразднилась раньше и без особого сопротивления. Степень остроты конфликта между ветвями власти во многом преувеличивалась группировками элиты. Причины тому – идеологизированность восприятия разногласий, противоречивая и нарушаемая на деле нормативно-правовая база взаимодействий, стереотипы понимания власти как неограниченной и персонифицированной. Можно признать, что протест против роспуска Советов был слабым вследствие спада политической активности общества.

Окончательно принципы системы были сформулированы в Конституции Российской Федерации, принятой на всенародном референдуме 12 декабря 1993 г.

В соответствии с краевыми законами, пришлыми за 1995-1997 гг. и по новой редакции Устава Краснодарского края от 18 июля 1997 г. создана система органов государственной власти регионального уровня. Она, как и система общенационального (федерального) уровня, строится на основе принципов гражданского общества и правового государства, разделения властей, распределения полномочий и предметов ведения между РФ и её субъектами.

Законодательное собрание Краснодарского края состоит из 50 (с 2002 г. – из 70) депутатов, избираемых на основе всеобщего равного прямого избирательного права при тайном голосовании. Срок полномочий – 4 года в созывах 1994 и 1998 гг., 5 лет – с 2002 г. Выборы депутатов ЗСК не могут проводиться одновременно с выборами главы администрации края либо в срок менее 1 года до или после выборов губернатора.

Депутатом ЗСК может быть избран гражданин Российской Федерации, достигший 21 года и обладающий пассивным избирательным правом. Депутат ЗСК не может быть депутатом иных законодательных органов государственной власти, представительного органа местного самоуправления, замещать иные государственные и муниципальные должности. Депутаты ЗСК работают как на профессиональной постоянной, так и на непостоянной основе. Депутаты, работающие на постоянной основе, не могут заниматься другой оплачиваемой деятельностью, кроме преподавательской, научной и иной творческой. Они не вправе получать вознаграждения от физических лиц, предприятий, организаций, кроме доходов по акциям и паям (ст.27 Устава края в современной редакции).

Законодательное собрание края образует из числа депутатов постоянные и временные комитеты и комиссии, избирает председателя ЗСК и его заместителей. Сфера компетенции каждого из комитетов достаточно обширна. Ввиду отсутствия за 7 последних лет деятельности (1997-2004 гг.) партийно-идеологических противоречий с исполнительной властью ЗСК достаточно деполитизирован. В составе ЗСК действуют ныне 4 управления: информационно-аналитическое, правовое, финансово-экономическое и управление делами. Созданы 13 постоянных комитетов. Политический характер функций в наибольшей мере присущ 4 из них: 1) комитету по военным вопросам, воспитанию допризывной молодежи и делам казачества; 2) по вопросам местного самоуправления, административно-территориального устройства и социально-экономического развития территорий; 3) по вопросам законности, правопорядка и правовой защиты;
4) по культуре, спорту, информационной политике и взаимодействию с общественными объединениями.[60]

Глава администрации (губернатор) Краснодарского края возглавляет исполнительную власть региона (ст.41 п.1 Устава). До 1996 г. губернатор назначался и смещался по Указам Президента РФ. В соответствии с реформой федеральной власти в 1996 г. были введены всеобщие равные и прямые выборы при тайном голосовании. Главой администрации края может быть избран гражданин РФ не моложе 30 лет. Срок его полномочий - 5 лет (по редакции ст.41 п.2 от 2001 г, до этого – 4 года). Одно и то же лицо не может занимать должность губернатора Краснодарского края более 2 сроков подряд. Глава администрации края не может также быть депутатом законодательного органа либо органа местного самоуправления; занимать иные государственные, общественные, коммерческие должности. Губернатор может прекратить полномочия досрочно в случаях принятия ЗСК его отставки, отзыва его по итогам голосования избирателей края, отставки по Указу Президента РФ за неисполнение судебных решений. Полномочия главы администрации края (ст.42, 46-49 Устава края) строятся на основе модели «президенциализма». Система сдержек и противовесов «ветвей» региональной власти построена так (ст.46-49 Устава края), что губернатор имеет больше возможностей повлиять на решения депутатов, чем они – на исполнительную власть.

Администрация Краснодарского края является высшим исполнительным органом государственной власти региона. Она формируется главой администрации, подконтрольна ЗСК и вышестоящим органам исполнительной власти РФ. Администрация состоит из главы администрации (губернатора), его первого заместителя, 6 заместителей и структурных подразделений – 20 департаментов, 10 управлений, а также комитетов и отделов. С 1997 по 2000 гг. действовало Правительство края как исполнительно-распорядительный орган Администрации. Ныне его существование признано нецелесообразным, хотя Устав края позволяет воссоздать Правительство. Современный вариант институционального строения исполнительной власти можно назвать интегральным, т.к. функции председателя правительства совмещает глава администрации.

Судебная власть в Краснодарском крае осуществляется федеральными судами, а также Уставным судом края. Последний создан для вердиктов о соответствии законов и нормативно-правовых актов края, актов органов местного самоуправления Уставу края.[61]

Институциональная модель власти элиты оказывает весомое влияние на тип элитообразования, на каналы рекрутации и формы политической деятельности элиты. Напротив, зависимость между институциональной моделью и политико-идеологическими ориентациями элит регионов крайне слаба. На материалах Краснодарского края выявлены две взаимно исключающие модели институтов власти элит. За 1990-1993 гг. сложился симбиоз советской системы с элементами конкурентной публичной демократии. В условиях идеологической и конституционно-правовой неопределенности регионального режима оформился полицентризм власти. Состоялась консолидация соперничавших сегментов элит вокруг Администрации Краснодарского края и краевого Совета народных депутатов. Но данная модель была шаткой и рухнула в итоге острых политических конфликтов между ветвями власти, а также центр-регионального противостояния. Напротив, для 1994-2006 гг. характерна институциональная модель, которая сочетает нормативно-правовое разделение властей с моноцентризмом реальной власти Администрации края. Модель предполагает неформальный консенсус ветвей власти под патронажем губернатора. Партии, общественные движения, негосударственные СМИ играют соподчиненную роль в политической системе края. Можно прогнозировать интеграцию региональной и федеральной элит вследствие институциональных реформ 2000-2005 гг.[62]

Сделаем вывод.

Институциональная модель власти элиты оказывает весомое влияние на тип элитообразования, на каналы рекрутирования и формы политической деятельности элиты. Напротив, зависимость между институциональной моделью и политико-идеологическими ориентациями элит регионов крайне слаба. На материалах Краснодарского края выявлены две взаимоисключающие модели институтов власти элит. За 1990-1993 гг. сложился симбиоз советской системы с элементами конкурентной публичной демократии. В условиях идеологической и конституционно-правовой неопределенности регионального режима оформился полицентризм власти. Состоялась консолидация соперничавших сегментов элит вокруг Администрации Краснодарского края и краевого Совета народных депутатов. Но данная модель была шаткой и рухнула в итоге острых политических конфликтов между ветвями власти, а также центр-регионального противостояния. Ошибка демократических сил, приведшая к закреплению авторитарной власти лидеров регионов, отказ от досрочных выборов в 1991-1992 гг., которые могли бы коренным образом изменить легитимный состав институтов власти. Тем самым был упущен шанс формирования конкурентной политической системы и её институтов.

Качественно иная институциональная модель властвования характерна для 1994-2006 гг. Нормативно-правовое разделение властей сочетается с моноцентричной реальной властью Администрации края. Модель предполагает неформальный консенсус ветвей власти под патронажем губернатора Партии, общественные движения, негосударственные СМИ играют в системе политических институтов края соподчинённую роль.

С точки зрения активности элит данная модель соответствует типу «победитель получает всё». Так, 8 из 10 лет существования Законодательное собрание Краснодарского края работает фактически без оппозиционных фракций, солидарно с главой Администрации края. Законодательство позволяет совмещать статус депутатов ЗСК с деятельностью глав муниципальных образований и их структур, государственных и муниципальных служащих, предпринимателей. На постоянной основе может работать не более 40% состава депутатов ЗСК. Глава региона реализует неформальный текущий контроль над работой парламента: подбор и лоббирование кандидатур заместителей спикера, глав комитетов, сотрудников аппарата. Система «сдержек и противовесов» ветвей региональной власти построена так, что губернатор имеет больше возможностей повлиять на решения депутатов, чем они – на исполнительную власть.

2.3. Политическая активность элиты Краснодарского края в контексте регионального политического процесса.

Политический процесс обычно рассматривается как последовательная смена явлений и состояний, стадий политической системы общества либо отдельных её элементов. Но можно рассмотреть политический процесс и «изнутри», с точки зрения активности его субъектов.

Тогда политический процесс – совокупная деятельность всех субъектов политических отношений, которая обеспечивает существование политической системы общества: её формирование, функционирование и преобразования во времени и пространстве. Сущность политического процесса – создание и поддержание институтов политической системы, норм и отношений политической деятельности, политической культуры. Внешне политический процесс выражается во множестве единичных действий и событий, обеспечивающих изменения политической системы в её единстве. Действия могут быть институциональными или внеинституциональными, целенаправленными либо стихийными.

Политическая активность индивидов и их объединений, связанная с властвованием, либо влиянием на власть, представляет собой содержание политического процесса. Активность можно структурировать по таким её компонентам, как: целеполагание, средства, методы, сфера проявления, результаты. Совокупная активность субъекта процесса (в данном случае – региональной политической элиты) складывается из множества единичных действий, а также взаимодействий с другими субъектами.

Активность элиты – именно тот аспект её существования, который позволяет проверить на практике декларируемые цели и ориентации.

Потенциал политической элиты зависит от её социально-стратификационных качеств, представительства групповых интересов, а также от меры сплоченности и осознания целей, от типа политической мобилизации. Статус элиты определяется по её авторитету и престижу в обществе, ролевой системе, по устойчивым ресурсам влияния.

Вид действий элиты характеризуется по избранным целям, средствам, методам активности. Элита может ставить перед собой цели консервации политической системы либо её реформирования, либо революционного обновления. Элита применяет законные или незаконные методы деятельности. Виды её активности можно разделить на конвенциальные (допустимые в демократическом обществе с точки зрения закона и морали) либо неконвенциальные. Методы активности весьма разнообразны. Кроме законоприменения, это и неформальное давление на процессе принятия решений, и агитация, и стимулирование массовых действий.[63]

Типы взаимодействий акторов процесса оценивают в различных аспектах. Е.Ю. Мелешкина выделяет по оси «конфликт-консенсус» типы: конфронтацию, нейтралитет, компромисс, союз, консенсус. Г.Г. Новиков более образно перечисляет: конкуренцию, сотрудничество, заимствование, взаимовлияние, управление одним актором со стороны другого.

В зависимости от выбора осей позиционирования можно выявить некое множество векторов развития региона и его акторов, разнообразных по степени влияния и характеру воздействий на общественную систему. Значит, региональный процесс состоит из целого ряда «субпроцессов» разной длительности, локализации, направленности.

Весьма значим для понимания динамических условий формирования элиты геополитический фактор. После распада СССР, Краснодарский край превратился в пограничный регион, близкий к районам этнических конфликтов как в соседних странах СНГ (Грузии, Армении и Азербайджане, Украине), так и внутри самой РФ (Карачаево-Черкесия, Чечня, Дагестан, зона осетино-ингушского конфликта). С другой стороны, в пределах Краснодарского края находится единственный геополитический и экономический «коридор» России к Черному морю. Инвестиционная привлекательность края резко выросла с прокладкой и началом использования нефтегазопроводов из Северного Казахстана и Азербайджана к портам Черного моря. Разработаны и внедряются в жизнь амбициозные программы экономико-социального развития Кубани, в особенности выгодные для приморских районов от Темрюка до Сочи, а также для крупных городов.[64]

Каналы и методы рекрутирования элиты, её политические ориентации сильно зависят от политической культуры региона. Как установлено многими политологами (Е.В. Морозовой, А.В. Перовым, М.М. Кириченко, А.В. Барановым, В.А Колосовым и А.Д. Криндачем), территория Краснодарского края делится на три основных политико-культурных района. Жители черноморского побережья, где высок уровень урбанизации и велика социальная мобильность, проявляют относительно либеральные политические взгляды. Население северных и северо-восточных, предгорных районов, где преобладает сельский образ жизни и невысок уровень доходов, симпатизирует коммунистам и национал-консервативным движениям. Жители центральной части края – г. Краснодара с его почти 800-тысячным населением и близлежащих сельских районов выражает переходный, неустойчивый тип ориентаций.[65]

Таким образом, Краснодарский край – регион общероссийского стратегического значения, со значительными природными и демографическими ресурсами, но одновременно – периферийный и неоднородный по уровню модернизации общества. Эти долгосрочные факторы создали основу своеобразия элитогенеза последующих изменений региональной элиты.

Краснодарский край своеобразен тем, что за постсоветские 14 лет в регионе поочередно опробованы варианты переходов: консервативная реформа (правление Н.И. Кондратенко в 1990-1991 и 1997-2000 гг.); навязанный переход (назначенные губернаторы 1993-1996 гг.); пакт (правление А.Н. Ткачева с 2001 г.). Благодаря своему геополитическому положению, высокому уровню экономических ресурсов, ярко выраженной региональной культуре Кубань стала привлекательным объектом для острой борьбы между элитами.

На этапе либерализации советского режима (1985-1991 гг.) номенклатура Краснодарского края быстро теряла ресурсы влияния, особенно идеологические. Но утрата легитимности партийно-советской элиты не вела к тому, чтобы контрэлита демократических движений восполнила вакуум власти. Уже с начала 1990 г. идеологическая «повестка дня» борьбы между коммунистическими и либеральными взглядами серьёзно потесняется националистическими лозунгами. В полиэтничном и пограничном регионе идет быстрая этнополитическая мобилизация. Кубань принимает по 30-50 тыс. переселенцев в год, что стимулирует неприязнь к мигрантам. В октябре 1990 г. почти одновременно Адыгейская автономная область выходит из состава края, а казачьи движения создают на учредительном съезде Кубанскую казачью Раду.[66]

Таким образом, тяжесть общественного кризиса при слабости оппозиционных контрэлит привели к варианту «консервативной реформы». Летом 1990 г. сменился лидер номенклатурной власти в регионе. Первые секретарь крайкома КПСС И.К. Полозков занял пост руководителя Компартии РСФСР в Москве. Его вялый и бюрократичный стиль управления не соответствовал задачам сохранения власти в быстро ухудшавшейся кризисной обстановке. Реальным лидером правящей элиты стал харизматичный Н.И. Кондратенко, председатель краевого Совета народных депутатов (1990 - август 1991 гг.).

Курс партийно-советской элиты Кубани на стадии распада СССР можно оценить как региональную политическую консолидацию. Не будучи способной определять исход событий в масштабе страны, региональная элита стремилась сохранить за собой власть «в отдельно взятом» крае.

Элиты начали выстраивать обособленные политические режимы. Им пришлось создавать чувство региональной идентичности и общие цели, добиваться автономии внутренних рынков своих территорий организовывать институты власти, «торговаться» с федеральным центром об объёме полномочий.

Позднесоветский режим власти на Кубани имел достаточную поддержку – своего национал-большевитского курса со стороны электората. Население быстро разочаровалось в реформах «перестройки». Росла консервативная волна в пользу идей «вождя-спасителя» и сильного государства.

В 1990-1991 гг. сформировались все черты регионального авторитарного режима, при котором власть персонифицирована в лице харизматического лидера. Н.И. Кондратенко использовал ориентации консерватизма, национализма, социальной поддержки малоимущих для упрочения режима. Политическими ресурсами власти становились КП РСФСР, Кубанская казачья рада, представители Краснодарского края на Съездах народных депутатов СССР и РСФСР, подконтрольные СМИ.

Провал государственного переворота ГКЧП 19-22 августа 1991 г. привел к крушению авторитарных режимов старой формации. Но из-за слабости демократической контрэлиты на Кубани трансформация режима приобрела характер «навязанного перехода». Своеобразным зародышем нового режима стал Комитет по защите конституционного строя РСФСР в Краснодарском крае. Он действовал с 19 по 21 августа 1991 г. во главе с народным депутатом РСФСР В.Н. Дьяконовым. Но, объективно рассуждая, исход политического конфликта был решен в Москве. Внутрикраевых ресурсов поддержки демократическая контрэлита имела явно недостаточно для взятия власти собственными силами.

После отстранения от должностей председателя крайсовета Н.И. Кондратенко и председателя крайисполкома Н.И. Горового (21-23 августа 1991 г.) демократическая контрэлита стала правящей. Курс форсированных рыночных реформ, проводимый главой Администрации края В.Н Дьяконовым, быстро стал терять популярность даже среди сторонников демократизации. Новая Администрация не смогла использовать ресурсы партий либерального толка, пусть они и были невелики. Администрация быстро рассорились с казачеством, т.к. призывала к ускоренной продаже сельскохозяйственных земель и к ликвидации колхозов. Губернатор В.Н.Дьяконов воспринял пикетирования зданий Администрации края и крайсовета казаками как попытку захвата власти. Новая административная элита пыталась расколоть казачье движение на «красных» и «белых», поддерживая лояльное Кубанское казачье войско (атаман Е.А. Натай) против преобладавшего ВКВ (атаман B.П. Громов). [67]

Самые глубокие причины сегментации элиты на Кубани можно найти в отраслевой специфике её экономики и в межполитических отношениях «страна-регион». Регионы с многоотраслевой промышленностью, ориентированной на внешний рынок, имели предпосылки к демократическому стилю управления и межэлитных соглашений (Москва, Санкт-Петербург, области: Нижегородская, Пермская, Свердловская и т.д.). Большое влияние на региональную элиту в этих субъектах федерации оказывала интеллигенция. Кубань имела в основном аграрный комплекс. Стоимость продукции сельского хозяйства края в 1993 г. составляла 43% в совокупной стоимости продукции промышленности и аграрного сектора: Пищевая промышленность, связанная с сельским хозяйством, давала 45,5% всего индустриального производства Кубани. Для сравнения, в среднем по России пищевые отрасли составляли в 1993 г. 13% производства, в Ростовской области – 18,7%, в Ставропольском крае – 24,3%. При таком отраслевом строении Черноморское побережье с его курортным и портовым хозяйством являлось маргинальным, не определяя структуру экономики, а значит, и финансовых ресурсов власти. Преобладание аграрной психологии с её консерватизмом, державностью, культом вождя, закрытостью «верхов» не позволяло городской интеллигенции всерьез влиять на партийно-советскую элиту Кубани.

Уже в 1992-1996 гг. сторонники либеральных реформ неуклонно теряли доверие избирателей. На выбоpax Государственной Думы РФ (1993 г.) националисты ЛДПР получили в крае 25,5%, КПРФ – 16,9% и АПР – 7,6%. С другой стороны, «Выбор России» набрал 11,9%, «Яблоко» – 9,5%, «Женщины России» – 8,6%, ПРЕСС – 7,5%, ДПР – 5,6%. На выборах Государственной Думы РФ (1995 г.) в Краснодарском крае поддержали КПРФ 24,4% электората. 15,2% получила ЛДПР, леворадикальные коммунисты и «Конгресс русских общин» – по 6,5%. Президентские выборы 1996 г. в первом туре дали Г.А. Зюганову 39,4%, А.И.. Лебедю – 17,5% и В.В. Жириновскому – 6,4%.[68]

Либерально настроенная часть электората находилась в постоянной оппозиции ещё до реставрации номенклатурной контрэлиты.

Группировка реформаторов 1991-1996 гг. могла рассчитывать на успех только за счет межэтнических отношений – авторитарной поддержки режима Б.Н. Ельцина. Необходима была и внутри-элитная сплоченность, что оставалось невозможным из-за субъективных причин конфликтов между клиентелами В.Н. Дьяконова, Н.Д. Егорова, Е.М. Харитонова, мэров крупных городов и проч. В итоге единственным средством не допустить реставрации власти КПРФ оставалась «опричнизация» Кубани. То есть федеральная элита сознательно назначала в нелояльный пограничный регион слабых политически губернаторов, а лидера общественного мнения – Н.И. Кондратенко не допускала к реальной власти. Такую стратегию можно было проводить в институциональных условиях первой половины 1990-х гг. когда губернаторы назначались по указу Президента РФ и еще не окрепли региональные законодательные органы.

Следует уточнить, что идеологический и политический курс элит регионов, а тем более – персональное обладание официальными постами не являются изолированным фактором политического процесса. Названные тенденции были лишь одним из элементов сложного «торга» между федеральной и региональными элитами в 1990-х гг.[69]

Краткосрочный фактор, облегчивший реванш Кондратенко, – возвращение на Кубань в качестве назначенного губернатора Н.Д. Егорова (июль 1996 г.). Егоров был лишён перспективного поста главы Администрации Президента РФ в пользу А.Б. Чубайса. Это стало следствием внугриэлитной борьбы между финансовой олигархией и «хозяйственниками» советского стиля. Назначение Егорова воспринималось в региональной элите как «почётная ссылка». За короткое, время до выборов губернатора (5 месяцев) было просто невозможно мобилизовать ресурсы правившей элиты, ориентированной раньше на поддержку иных кандидатов. Непродуманные кадровые перестановки, конфронтационный стиль кампании Егорова также работами против него. В первом туре выборов губернатора голосе, демократического электората были расколоты между тремя кандидатами: Н.Д. Егоровым и Е.М. Харитоновым (оба состояли в партии «Наш дом – Россия»), а также В.В. Крохмалём – генеральным директором АО «Кубаньхлебопродукт». Напротив, силы прокоммунистического и национал-консервативного электората были объединены вокруг кандидата от ОПД «Отечество» – Н.И. Кондратенко. Итог первого тура закономерен. Кондратенко получил 57,1% при явке граждан 48,7%; Егоров – 24,8%; Крохмаль – 7,8%; Харитонов – 2%, Только норма краевого закона, требовавшая 50% явки избирателей, не позволила Кондратенко победить в первом туре.

Итоги повторного голосования 8 декабря 1996 г. были легко предсказуемы. При явке 48,7% граждан 82% из них поддержали Н.И. Кондратенко.

«Отечество» (Кондратенко) – яркий пример иерархической структуры номенклатурного типа, построенной по принципу «демократического централизма». Финансовую основу успехов обеспечивала личная уния аппарата блока и административной элиты, поддержка со стороны бизнес-групп регионального масштаба.

Краевая администрация открыто опекала лояльных предпринимателей, создавала клиентельные группы – ветеранские, пионерские, молодежные движения. Регистрацию в региональном реестре с правом несения Госслужбы и финансирования получило только одно из казачьих объединений, правда, доминирующее по ресурсам. Напротив, партии и движения демократической ориентации вытеснялись в нишу маргинальной оппозиции, с помощью административных ресурсов лишались доступа к СМИ и участию в парламентской деятельности.

Получив легитимную власть, контрэлита на Кубани в 1997-2000 гг. установила моноцентрический режим власти. Для этого губернатор Н.И. Кондратенко предложил сессии ЗСК внести изменения в Государственный Устав края. Он предлагал лишать глав муниципальных образований и депутатов ЗСК полномочий за сепаратизм, неисполнение либо ненадлежащее исполнение правовых актов. Депутаты ЗСК не поддержали губернатора, т.к. увидели угрозу для своего личного статуса. Первая атака на автономию местного самоуправления была отбита. Но после выборов ЗСК (ноябрь 1998 г.), на которых активисты ОПД «Отечество» (Кондратенко) завоевали 76% депутатских мест, губернатор добился права смещать глав районов и городов.[70]

Оппозиция курсу национал-консервативной контрэлиты в 1997-2000 гг. проявилась в крупных городах. Во главе демократической «фронды» встал мэр г. Краснодара В.А. Самойленко. Его политический курс предполагал развитие инфраструктуры рынка благодаря сотрудничеству со столичным капиталом, подражание экономической «модели Лужкова». Мэрия
г. Краснодара и городская дума стала оплотом демократических политиков, альтернативным центром выработки политических решений. В.А. Самойленко стремился создать единый блок мэров и глав сельских районов против консервативной Администрации края, но не смог преодолеть противоречия интересов; не имел административных ресурсов, сопоставимых с губернаторскими.

Борьба двух центров власти на Кубани – Администрации края и мэрии Краснодара приобрела подчеркнуто идеологический характер, хотя обе стороны по сути проявляли авторитаризм. Характерно, что мэр Самойленко добился совмещения функций председателя городской думы и главы администрации краевого центра.

В поисках увеличения ресурсов влияния мэрия Краснодара стремилась заручиться поддержкой Ю.М. Лужкова. В декабре 1998 г. краснодарские делегаты приняли участие в учредительном съезде Общероссийской политической общественной организации «Отечество» («партии Лужкова»). 20 марта 1999 г. проводится 1-я конференция краевого отделения данной партии, лидером которой в регионе избран В.А. Самойленко. Таким образом, конфликт двух субэлит приобрел организованные партийные формы. Оба харизматических лидера стремились к полному контролю всех ветвей власти и политического пространства в целом. Противоборство приобрело явные формы авторитаризма.

В течение осени 1998 и всего 1999 гг. чаша весов постепенно склонялась на сторону Н.И. Кондратенко и его клиентелы. Общероссийские факторы – глубокий экономический кризис после августовского дефолта 1998 г., вакуум федеральной власти, провалы российской дипломатии в косовском кризисе мощно подпитывали протестные настроения национал-консерватизма. Губернатор смог отстранить от должности мэра Новороссийска В. Прохоренко, обеспечить победу кандидатов ОПД «Отечество» и КПРФ на выборах в региональный парламент.[71]

Качественно новым фактором регионального политического процесса стала антитеррористическая операция в Дагестане и Чечне, вызвавшая назначение председателем Правительства РФ В.В. Путина (8 августа 1999 г.). После создания движения «Единство» ниша политического центра была занята, а движение во главе с мэром Москвы, ЮМ Лужковым потеряло шансы на данный слой электората. Итоги думских выборов (декабрь 1999 г. на Кубани означали полное поражение «Отечества» (Лужкова): краевая организация во главе с В.А. Самойленко получила поддержку 4,9% избирателей, а «Единство» – 27,8% и КПРФ 36,8%. Таким образом, четырехлетний конфликт группировок элиты Кубани завершился парадоксально. Победу в нём одержала не столько национально-консервативная группировка Н.И. Кондратенко, сколько федеральная элита благодаря новым стратегиям активности, вследствие курса укрепления государства с осени 1999 г.

Случай Краснодарского края своеобразен тем, что соперничество на уровне внутри региона завершилось к 2000г., когда оно стало терять политический смысл. Новый курс укрепления федеральной «вертикали власти» не оставлял места для столь грубых форм региональной обособленности, которые насаждал режим Н.И. Кондратенко. На первый план в системе политического процесса вышли с 2000 г. взаимоотношения региональных элит с федеральным «центром», а не соперничество между группировками внутри регионов.

Причины отказа Н.И. Кондратенко избираться на второй срок в декабре 2000 г. не в том, что новые руководители стран отобрали у губернатора его роли «героя» и «защитника», перетянули симпатии к государственному патриотизму на себя. Причины скорее экономические. В 1997 г. началась эксплуатация нефтепровода Баку-Грозный-Новороссийск, начато строительство подводного газопровода через Черное море в Турцию с территории Кубани (проект «Голубой поток»). Резко обострилась международная конкуренция за пути экспорта энергоносителей, транспортные коридоры, плодородные земли. Кубанская контрэлита, сочетающая коммунистические и националистические ориентации, не устраивала стратегических инвесторов. Необходима была плавная «конверсия» регионального авторитарного режима с учётом опасности острых конфликтов.

Состоявшееся летом внутриэлитное обсуждение кандидатуры «преемника» Кондратенко в рамках ОПД «Отечества», КПРФ и Администрации края должно было обеспечить легитимность новому лидеру. A.H. Ткачев наиболее соответствовал необходимому балансу интересов федеральной и региональной элиты, имел навыки тактических союзов и потенциал для создания обновленной элитной группировки.[72]

Используя классификацию сценариев выхода режима из неопределенности, можно назвать вариант Кубани 2001-2006 гг. «сообществом элит». Ткачев оставался доминирующим субъектом процесса, но стремился не к монополии, а к соглашению влиятельных акторов и к разделу ключевых ресурсов. В итоге авторитарный режим с 2002 г. стал приобретать гибридные, а во многом и демократические черты.

Консолидация новой группировки элиты в 2001-2004 гг. прошла два этапа. Сначала губернатор А.Н. Ткачев должен был мириться с лояльностью идеям ОПД «Отечества» (Кондратенко), ключевые должности в Администрации края, ЗСК и муниципалитетах занимали сторонники лево-патриотических идей (с 2001 по осень 2002 гг.). Но как только политический режим окреп и были налажены лояльные отношения с федеральной элитой, новый губернатор стал проводить прагматический курс.

Трансформация региональной властной элиты Кубани ещё не завершена. Но исход выборов ЗСК (ноябрь 2002 г.) и досрочных выборов губернатора (март 2004 г.), давший убедительную победу «команде» А.Н. Ткачёва (81 % голосов), свидетельствует о наличии весомых организационных и политических ресурсов правящего слоя. Можно оценить ОПД «Кондратенко» и КПРФ как нынешние контрэлитные структуры, которые проводят всё более оппозиционный непримиримый курс в отношении Администрации края и губернатора. Коренное изменение «обусловленного пути» региональной элиты в ближайшей перспективе маловероятно.[73]

Итак, сделаем выводы по главе.

Институциональная модель власти элиты оказывает весомое влияние на тип элитообразования, на каналы рекрутирования и формы политической деятельности элиты. Напротив, зависимость между институциональной моделью и политико-идеологическими ориентациями элит регионов крайне слаба. На материалах Краснодарского края выявлены две взаимоисключающие модели институтов власти элит. За 1990-1993 гг. сложился симбиоз советской системы с элементами конкурентной публичной демократии. В условиях идеологической и конституционно-правовой неопределенности регионального режима оформился полицентризм власти. Состоялась консолидация соперничавших сегментов элит вокруг Администрации Краснодарского края и краевого Совета народных депутатов. Но данная модель была шаткой и рухнула в итоге острых политических конфликтов между ветвями власти, а также центр-регионального противостояния. Ошибка демократических сил, приведшая к закреплению авторитарной власти лидеров регионов, – отказ от досрочных выборов в 1991-1992 гг., которые могли бы коренным образом изменить легитимный состав институтов власти. Тем самым был упущен шанс формирования конкурентной политической системы и её институтов.

Качественно иная институциональная модель властвования характерна для 1994-2006 гг. Нормативно-правовое разделение властей сочетается с моноцентричной реальной властью Администрации края. Модель предполагает неформальный консенсус ветвей власти под патронажем губернатора. Партии, общественные движения, негосударственные СМИ играют в системе политических институтов края соподчиненную роль.

С точки зрения активности элит данная модель соответствует типу «победитель получает всё». Так, 8 из 10 лет существования Законодательное собрание Краснодарского края работает фактически без оппозиционных фракций, солидарно с главой Администрации края. Законодательство позволяет совмещать статус депутатов ЗСК с деятельностью глав муниципальных образований и их структур, государственных и муниципальных служащих, предпринимателей. На постоянной основе может работать не более 40% состава депутатов ЗСК. Глава региона реализует неформальный текущий контроль над работой парламента: подбор и лоббирование кандидатур заместителей спикера, глав комитетов, сотрудников аппарата. Система «сдержек и противовесов» ветвей региональной власти построена так, что губернатор имеет больше возможностей повлиять на решения депутатов, чем они – на исполнительную власть.

Политические ориентации элиты Краснодарского края определяются в итоге взаимодействий федеральной элиты, региональных политических акторов электората края. В 1991-1996 гг. преобладали умеренно-либеральные ориентации властного сегмента. Одновременно сформировалась контрэлита аграрно-номенклатурных кланов, проявившая прокоммунистические и национал-патриотические ориентации. Специфика участия элит Кубани в .политическом процессе в том, что данная контрэлита идеологически контролировала курс региональной власти в 1997 – середине 2002 гг. Современная властная элита края проявляет центристские, либерально-консервативные ориентации. Левопатриотические взгляды постепенно теряют популярность во властной элите, прежде всего – в элите исполнительных органов.

Динамика политических ориентаций объясняется сочетанием историко-культурных факторов, а также текущих (ситуационных) обстоятельств. В случае Краснодарского края историко-культурными факторами являются прежде всего: полиэтничность региона, его миграционная привлекательность, пограничное расположение, богатство экономических ресурсов, влияние сельских и казачьих традиций. Перечисленные факторы воздействуют на политические ориентации элит косвенно, посредством региональной политической культуры и социально-стратификационных качеств самой элиты.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Bданной работе политическая элита трактуется как составляющая меньшинство общества внутренне дифференцированная, неоднородная, но относительно интегрированная группа лиц (или совокупность групп), обладающая качествами лидерства и подготовленная к выполнению функций управления. Политическая элита – привилегированная, политически господствующая группа, претендующая на представительство интересов всего народа. В демократическом обществе элита относительно подконтрольна массам, открыта для рекрутирования индивидов, обладающих необходимой квалификацией и политической активностью.

Элита – организованная группа меньшинства, контролирующая цель и результаты политического процесса. В условиях постсоветской России обладающим методом анализа элиты целесообразно признать позиционный, что обусловлено прочными традициями этатизма и слабостью негосударственных субъектов политики.

На основании сформулированного подхода региональная политическая элита определяется нами как социальная страта, которая достигла наивысшего политического статуса, оказывает определяющее воздействие на процессы принятия стратегических политических решений в регионе. Элита обеспечивает согласование интересов субъектов политического процесса на уровне региона, а также интересов федеральной и региональной элит, высокостатусных групп различных регионов между собой. Элита реализует стратегические решения и контролирует их исполнение, влияет на ценностные ориентации регионального сообщества.

В условиях постсоветской России элита имеет наибольшее воздействие на цели, формы и направленность регионального политического процесса в сравнении с негосударственными субъектами политики: партиями, общественными движениями, профсоюзами и т.д.

Региональный уровень строения и активности этапы понимается в качестве субнационального политического пространства, которое самоорганизуется на протяжении длительного времени вследствие устойчивых отношений между субъектами политики. Регион далеко не всегда совпадает с границами субъекта Российской Федерации, поскольку регион формируется исторически и его наличие устанавливается по политической культуре территориального сообщества. Избранный для анализа регион – Краснодарский край практически совпадает с историко-культурными границами Кубани.

Региональный уровень элиты не изолирован от общегосударственного, межрегионального (в масштабе 7 федеральных округов) и локального (уровня муниципальных образований). Между уровнями элиты сложилась система взаимодействия «по вертикали», действующая вследствие обмена политическими ресурсами

Выявлено коренное различие советской и постсоветской моделей межполитических отношений элит «по вертикали». В позднесоветский период существовала централизованная партийно-советская элита, допускавшая баланс интересов центра и регионов в разделе экономических ресурсов. Данную систему можно определить как номенклатурную по типу рекрутирования и иделогизированную. Напротив, постсоветская модель взаимодействия элит – следствие приватизации собственности и создания институтов власти «снизу» Переход от советского декларированного федерализма к весьма децентрализованной и асимметричной федерации юридически закрепил диверсификацию элит. Межполитические отношения стали прагматичными, деидеологизированными.

Установлено, что роль регионального уровня в общероссийской системе элит определяется комплексом факторов. Региональные элиты получили благодаря приватизации и децентрализации 1990-х гг. самостоятельные ресурсы влияния. Элиты стали формировать вертикально-организованные «команды», автономные от федеральной элиты. Исходной институциональной формой элитогенеза стали традиционные для России патрон-клиентарные отношения. В-третьих, региональные элиты формулировали свои групповые интересы, используя местную идентичность для легитимации власти. В-четвертых, постсоветская модель федерализма дала возможность резко повысить статус региональных элит. Влияние элит и их практики политической активности обрели институциональные и узаконенные формы.

Значение региональных политических элит в данной системе двойственно. С одной стороны, элиты регионов являются “проводниками” общероссийской политики в своих субъектах федерации, будучи компонентом всей системы элит России. С другой же стороны, региональные элиты отстаивают собственные интересы и «вотчины» влияния. Отношения между федеральными, региональными и локальными группировками элиты обладают в постсоветский период значительным потенциалом конфликтности, что стимулируется неустойчивостью официальных институтов власти и неопределённостью целей политического развития. В таких условиях приоритетными в активности элит становятся мотивы сохранения власти и краткосрочные прагматичные ориентации.

Значение региональных элит в политическом процессе России обусловлено также слабостью и неорганизованностью иных субъектов политики. Баланс интересов элит и массовых «низовых» субъектов силы нарушен. Основная масса населения регионов социально и политически пассивна, не создала устойчивые структуры гражданского общества. Слабы конвенциальные формы политического участия в действиях партий, гражданских ассоциаций, профсоюзов и других негосударственных структур. В итоге региональные элиты и их клиентелы становятся преобладающими каналами выражения политических интересов.

Специфика строения регионального уровня элиты в постсоветской России – в её высокой неустойчивости и сегментированности. На интервале 1991-2006 гг. в масштабах России целесообразно применять термин «региональные политические элиты» во множественном числе. В регионах сформировались элиты, своеобразные по ресурсам влияния, институциональному оформлению власти, политическим ориентациям, метода деятельности. Вертикальная интеграция и консолидация элитных группировок вследствие институциональных реформ 1999-2005 гг. еще не завершена. В настоящее время наметилось превращение федеральной элиты в доминирующего актора регионального политического процесса. При изменении состава элит идёт переход от многостороннего конфликта между ними к консенсусу. Значительно ограничиваются с 1999 г. и политические ресурсы региональных элит. Вместе с тем тенденция консолидации элит носит незавершённый характер.

Структура региональных политических элит включает в себя совокупность сегментарных группировок субъектов влияния, своеобразных по своим функциям. Правящая (административно-политическая, властная) элита состоит из главы исполнительной власти и его «окружения», служащих органов исполнительной власти, членов законодательных собраний регионов, руководителей представительств федеральных структур в регионах. Бизнес-элита включает в себя крупных предпринимателей, занимающих ключевые позиции во владении и распоряжении собственностью, контролирующих важнейшие ресурсы региональной экономики. Партийная элита состоит из лидеров и членов руководящих органов политических техпартий, которые на протяжении длительного времени (не менее 4-6 лет) сохраняют влияние в регионе. К «партийному» сегменту допустимо отнести также лидеров и активистов политических движений, общественных организаций, предвыборных блоков. Далее, можно выделить руководителей популярных средств массовой информации. Особый сегмент элиты – лидеры организованных преступных группировок, стремящиеся конвертировать экономическое влияние в институциональную власть.

Региональные политические элиты России сегментированы не только по социальному составу и ресурсам влияния, но и по политическим ориентациям, по обладанию властью. Базовое значение в постсоветской России имеет идейный раскол элит на либеральные, коммунистические и национал-консервативные. Вторая и третья из указанных группировок обычно составляют контрэлиту, а первая – правящую. Широко распространены идеологизированные прагматические ориентации. Принадлежность властных группировок и глав регионов к политическим направлениям крайне изменчива, определяется краткосрочными мотивами выгоды.

Формирование, строение и ресурсы влияния элит неразрывно взаимосвязаны в причинно-следственной логике.

Установлена зависимость механизмов и форм рекрутирования региональных элит от преобладающих социокультурных традиций сообщества, сложившихся исторически. В большинстве регионов преобладает номенклатурный принцип рекрутирования, соответствующий гильдейской системе. Преобладают традиционалистские механизмы рекрутирования: кровное родство, землячество, религиозная и этническая принадлежность, владение официальным языком, имущественный статус, личная преданность группе и её лидеру.

Постепенно институционально закрепляются конкурентные механизмы, связанные с образованием, профессией и уровнем квалификации, деловыми качествами кандидата на участие в элите.

Участие региональных политических элит в политическом процессе состоит в совокупности действий, путем которых элиты влияют на принятие стратегических политических решений. Анализ внутренней сферы политического процесса, на мой взгляд, требует выявить основные функциональные виды активности элит, а также их взаимодействия с другими субъектами политики, тип отношений между данными субъектами. К основным видам активности по критерию влияния можно отнести: принятие решений и контроль их выполнения; формирование и выражение групповых интересов; выработку ценностных ориентации; согласование социальных интересов; целеполагание развития общества.

Институциональная модель власти элиты оказывает весомое влияние на тип элитообразования, на каналы рекрутирования и формы политической деятельности элиты. Напротив, зависимость между институциональной моделью и политико-идеологическими ориентациями элит регионов крайне слаба. На материалах Краснодарского края выявлены две взаимоисключающие модели институтов власти элит. За 1990-1993 гг. сложился симбиоз советской системы с элементами конкурентной публичной демократии. В условиях идеологической и конституционно-правовой неопределенности регионального режима оформился полицентризм власти. Состоялась консолидация соперничавших сегментов элит вокруг Администрации Краснодарского края и краевого Совета народных депутатов. Но данная модель была шаткой и рухнула в итоге острых политических конфликтов между ветвями власти, а также центр-регионального противостояния. Ошибка демократических сил, приведшая к закреплению авторитарной власти лидеров регионов, – отказ от досрочных выборов в 1991-1992 гг., которые могли бы коренным образом изменить легитимный состав институтов власти. Тем самым был упущен шанс формирования конкурентной политической системы и её институтов.

Качественно иная институциональная модель властвования характерна для 1994-2004 гг. Нормативно-правовое разделение властей сочетается с моноцентричной реальной властью Администрации края. Модель предполагает неформальный консенсус ветвей власти под патронажем губернатора. Партии, общественные движения, негосударственные СМИ играют в системе политических институтов края соподчинённую роль.

Количественный анализ состава властной элиты Краснодарского края показал преобладание номенклатурных механизмов рекрутирования. Выявлены три когорты элиты: 1991-1996 гг., 1997-2002 гг. и 2002-2006 гг. Они значительно отличаются по социальным показателям и политическим ориентациям.

Политические ориентации элиты Кубани определяются в итоге взаимодействий федеральной элиты, региональных политических акторов и электората края. В 1991-1996 гг. преобладали умеренно-либеральные ориентации властного сегмента. Одновременно сформировалась контрэлита аграрно-номенклатурных кланов, проявившая прокоммунистические и национал-патриотические ориентации. Специфика участия элит Кубани в политическом процессе в том, что данная контрэлита идеологически контролировала курс региональной власти в 1997 – середине 2002 гг. Современная властная элита края проявляет центристские, либерально-консервативные ориентации. Левопатриотические взгляды постепенно теряют популярность во властной элите, прежде всего – в элите исполнительных органов.

Динамика политических ориентации объясняется сочетанием историко-культурных факторов, а также текущих (ситуационных) обстоятельств. В случае Краснодарского края историко-культурными факторами являются прежде всего: политэтничность региона, его миграционная привлекательность, пограничное расположение, богатство экономических ресурсов, влияние сельских и казачьих традиций. Перечисленные факторы воздействуют на политические ориентации элит косвенно, посредством региональной политической культуры и социально-стратификационных качеств самой элиты,

Список использованных источников и

литературы

1.Афанасьев М.Н. Изменения в функционировании правящих региональных элит // Полис. 1994. №6.

2.Афанасьев М.Н. Правящие элиты и государственность посттоталитарной России. М.-Воронеж. 1996.

3.Афанасьев М.Н. Формирование представительных собраний правящих региональных групп // Полис. 1998. №4.

4.Ашин Г.К. Современные теории элит: критический очерк. М.: 1996.

5.Ашин Г.К. Основы современной элитологии /Ашин Г.К., Понеделков А.В., Игнатов В.Г., Старостин А.М. М.: Приор. 2005.

6.Ашин Г.К. Элитология в системе общественных наук // Общественные науки и современность. 2003. №4.

7.Бадовский Д.В. Трансформация политической элиты России от «организации профессиональных революционеров» к «партии власти» // Полис. 1994. №6.

8.Бадовский Д.В., Шутов А.Ю. Региональные элиты в постсоветсткой России: особенности политического участия // Кентавр. 1995. №6.

9.Баранов А.В. Электоральная география Краснодарского края // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар. 2000. №3-4.

10.Бахлова И.В. Региональные политические элиты в федеративном государстве // Политология. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2000.

11.Близняк Р.З. Электоральный процесс в Краснодарском крае: варианты периодизации // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2003. №4.

12.Вартумян А.А. Юг России: процесс регионального социально-политического развития // Россия: Центр и регионы. М.: ИСПИ РАН, 2005. Вып.9.

13.Власть и элиты в современной России: Сб. науч. статей / Под ред. Дуки А.В. СПб: Социол. общ-во им. М.М. Ковалевского, 2003.

14.Властные элиты современной России в процессе политической трансформации /Отв. ред. В.Г. Игнатов, О.В. Гаман-Голутвина, А.В. Понеделков, А.М. Старостин. Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2004.

15.Галлямов Р.Р. Политические элиты российских республик: особенности трансформации в переходный период // Полис. 1998. №2.

16.Гаман О.В. Региональные элиты в постсоветской России // Российская Федерация. 1995. №10.

17.Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции. М.: Интеллект, 1998.

18.Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Полис. 2004. №2.

19.Гельман В.Я. Регональная власть в современной России: институты, режимы и практики // Полис. 2005.

20.Гельман В.Я., Тарусина И.Г. Изучение политических элит в России: проблемы и альтернативы // Политическая наука. 2003.

21.Гржейщак С.Е. Региональное политическое лидерство: институциональный аспект // Общественные науки и современность. 2000. №1.  

22.Дискин И.Е. Элиты как субъекты российских реформ // Вестник МГУ. Сер.12. Полит. науки. 1996. №1.

23.Дробижева Л.М. Регион как субъект политики. Саратов, 1999.

24.Дроздецкая О.А. Опыт региональных выборов: выборы в Законодательное Собрание Краснодарского края 22 ноября 1998. // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 1999. №4.

25.Друзяка Е.В. Влияние региональных правящих элит на массовое сознание // Вестник Московского университета. Сер.12. Политические науки. 2001. №4.

26.Зубаревич Н.В. Социальное развитие регионов России. М.: Эдиториал УРСС, 2003.

27.Зудин А.Ю. Российские элиты при Путине // Политические элиты России перед историческими вызовами XXI века. М., 2004.

28.Игнатов В.Г. Взаимодействие элит в социально-политическом процессе современной России /Игнатов В.Г., Денисенко И.А., Кислицын С.А., Понеделков А.В., Черноус В.В. Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2001.

29.Игнатов В.Г. Южная Россия: история и современность / Игнатов В.Г., Бутов А.И. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2002.

30.Идиатуллина К.С. Региональное политическое лидерство в России: пути эволюции. Казань: КАРПОЛ, 1997.

31.История Кубани. ХХ век: Очерки / Под общ. ред. В.Е. Щетнёва. Краснодар: Перспективы образования, 1998.

32.Калугин О.Д. Механизмы элитообразования в регионе (На историческом опыте формирования политико-административных групп) // Полис. 1998. №4.

33.Кольба А.И., Кольба Н.В. Выборы в Законодательное Собрание Краснодарского края в контексте трансформации региональной политической системы // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар. 2000. №4.

34.Коргунюк Ю.Г. Политическая элита современной России с точки зрения социального представительства // Полис. 2006. №1.

35.Крыштановская О.В. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // Общественные науки и современность. 1995. №1.

36.Крыштановская О.В. Формирование региональной элиты: принцип и механизмы // Социологические исследования. 2003. №11.

37.Лапина Н.Ю. Политическая элита: фрагменты социального портрета // Российский социально-политический вестник. 2000. №1.

38.Лапина Н.Ю. Формирование современной российской элиты: (Проблемы переходного периода). М.: ИНИОН РАН, 1995.

39.Лапина Н.Ю., Чирикова А.Е. Политическое самоопределение региональных элит // Социс. 2000. №6.

40.Лапина Н.Ю., Чирикова А.Е. Стратегии региональных элит: модели власти, политический выбор. М.: ИНИОН РАН, 2000.

41.Магомедов А.К. Краснодарский край в условиях геополитической и локальной конкуренции политических сил // Полис. 1999. №5.

42.Магомедов А.К. Политическая идеология локальных правящих элит в России // Россия и современный мир. 1996. №4.

43.Магомедов А.К. Правящая элита Кубани: Разные ответы на вызовы времени // Россия и современный мир. 1998. №4.

44.Микульский К.И. Российская элита: опыт социологического анализа // Микульский К.И., Бабаева Л.В., Резниченко Л.А., Таршис Е.Я. М.: Наука, 1995.

45.Морозова Е.В. Региональная политическая культура. Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 1998.

46.Моска Г. Правящий класс // Социологические исследования. 1994. №10.

47.Мохов В.П. Региональная политическая элита России. Пермь: Перм. кн. изд-во, 2003.

48.Партийно-политические элиты и электоральные процессы в России. М., 2005.

49.Перегудов С.П., Лапина Н.Ю., Семененко И.С. Группы интересов и российское государство. М.: Эдиториал УРСС, 1999.

50.Пляйс Я.А. Политическая элита России в диссертациях отечественных политологов. Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2001.

51.Пляйс Я.А. Политическая элита России тенденция развития и современные особенности: Аналитический обзор. Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2004.

52.Понеделков А.В. Политико-административная элита: генезис и проблемы её становления в современной России. М.: Изд-во РАГС, 1995.

53.Радаев В.В. Теории элит как особое направление стратификационных исследований // Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М.: Аспект Пресс, 1996.

54.Ракачёв В.Н., Ракачёва Я.В. Краснодарский край: этносоциальные и этнодемографические процессы (вт.пол. 1980-х – начало 2000-х г.г.) Краснодар: Изд-во Кубан.гос. ун-та, 2003.

55.Ривера Ш.В. Тенденции формирования состава посткоммунистической элиты России: репутационный анализ // Полис. 1995. №6.

56.Рыскова Т.М. Лидерство в современном российском обществе: региональное измерение // Вестник МГУ. Сер.12. Политические науки. 1998. №6.

57.Старостин А.М. Историческое сознание в контексте региональной идентичности Юга России // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2003.

58.Тарусина И.Г. Динамика политических установок региональных элит        России // Полис. 2002. №1.

59.Ташматова Г.В., Сакиева Р.С. Мониторинг электоральных предпочтений в период избирательных кампаний 1991-1996 годов (Роль СМИ Краснодарского края). М., 2000.

60.Тишков В.А. О природе этнического конфликта, м., 1997.

61.Туровский Р.Ф. Динамика регионального политического процесса в России // Политическая наука. 2003. №3.

62.Туровский Р.Ф. Региональные элиты и внутриэлитные отношения // Туровский Р.Ф. Политическая наука. 2005. №3.

63.Устинов В. Конституция субъектов Федерации – реальная угроза Российской государственности // Известия, 21 ноября 1998.

64.Фонатов А.Г. Россия: от мобилизационного общества к инновационному. М., 1993.

65.Хопёрская Л.Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе. Ростов н/Д. 1997.

66.Храмчихин А.А. Русские регионы Северного Кавказа: политическая ситуация, внутренние проблемы взаимоотношения с федеральным центром // Социально-политическая ситуация на Кавказе: история, современность, перспективы. М.: Ин-т политич. и воен. анализа, 2001.

67.Цогоев В. Предупреждение и разрешение региональных конфликтов. Владикавказ: ИР, 1999.

68.Черноус В.В. Правящие элиты дореволюционной России. Ростов н/Д, 1999.

69.Черноус В.В. Развитие государственного управления России на Северном Кавказе в дореформенный период // Сборник СКАГС, Ростов н/Д, 1995.

70.Черноус В.В. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-цивилизационного диалога // Научная мысль Кавказа, 1999. №3.

71.Чернышёв А.Г. Психология региональной элиты мировоззренческие и идеологические стереотипы. М., 1999.

72.Чернышёв А.Г. Регион как субъект политики. Саратов, 1999.

73.Чирикова А.Е., Лапина Н.Ю. Реформа российского федерализма: региональные элиты в поисках стратегии // Россия: трансформирующееся общество. М.: Изд-во «КАНОН-ПРЕСС-Ц», 2001.

74.Шестов Н.И. Выбор дискурса исследования регионального политического процесса // Регион как субъект политики и общественных отношений. М.: МОНФ, 2000.

75.Шутов А.Ю. Политический процесс. М., Изд-во Моск. ун-та, 2005.

76.Элдерсфельд С. Политические элиты в современных обществах, эмпирические исследования и демократическая теория. М., 1992.

77.Юрченко В.М. Политические лидеры местных сообществ / Юрченко В.М., Морозова Е.В., Мирошниченко И.В.Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2002.

Диссертация и авторефераты

78. Бахлова О.В. Региональные политические элиты в системе федеративных отношений (на примере России). Дис. … канд. полит. наук. М., 2003.

79. Близняк Р.З. Региональный электоральный процесс (на примере Краснодарского края) Автореф. дис. … канд. полит. наук. Краснодар, 2005.

80. Леушкин С.Г. Региональная политико-административная элита современной России (основные тенденции развития). Дис. …канд. полит. наук. М., 2001.

81. Максимов Д.В. Краснодарский край в новых геополитических условиях. Дис. … канд. геогр. наук. Краснодар, 2003.

82. Поляков А.В. Региональная политическая элита как субъект политического процесса. Дис. … канд. полит. наук. Ростов н/Д., 2004.

83. Пагонов Д.В. Процесс формирования региональной политической элиты в современной России. Автореф. дис. … канд. полит. наук. Саратов, 2004.

84. Силакова И.В. Взаимодействие федеральной и региональной элит в условиях политической трансформации современного российского общества. Дис. … канд. полит. наук. М., 2005.

85. Чирикова А.Е. Политическая элита в российских регионах: власть и политические институты. Дис. … д-ра социол. наук. М., 2003.

86. Чуб О.П. Социокультурная специфика элитогенеза в современных республиках Северного Кавказа. Дис. … канд. социол. наук. Ростов н/Д, 2004.

Интернет-ресурсы

87. Законодательное собрание Краснодарского края // http: //www.kubzsk.ru/deputies/

88. Избирательная комиссия Краснодарского края // http: //www.krasnodar.cikrf.ru/files/

---

[1] Гельман В.Я., Тарусина И.Г. Изучение политических элит в России: проблемы и альтернативы // Политическая наука. 2003. С.26.

[2] Бахлова И.В. Региональные политические элиты в федеративном государстве // Политология. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2000. С.58.

[3] Гаман-Голутвина О.В. Региональные элиты России: персональный состав и тенденции эволюции // Полис. 2004. №2.

[4] Понеделков А.В. Политико-административная элита: генезис  проблема ее становления в современной России. М.: Изд-во РАГС, 1995. С.63.

[5] Тишков В.А. О природе этнического конфликта, М., 1997. С.34.

[6] Хоперская Л.Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе. Ростов н/Д. 1997. С.71.

[7] Гельман В.Я. Региональная власть в современной России: институты, режимы и практики // Полис. 2005. №1. С.87-91.

[8] Гаман-Голутвина. Региональные элиты России в зеркале экспертного опроса // Власть. 2004. №5. С.3-7.

[9] Моска Г. Правящий класс // Социологические исследования. 1994. №10. С.14.

[10] Х. Ортега-и-Гасссет. Восстание масс. М.: АСТ, 2002. С.216.

[11] Л. Дюпре. О воспитании национальной элиты. М.: Жизнь и мысль, 2001. С.512.

[12] Боден Л. Философия неравенства. М.: Мысль, 1990. С.214.

[13] Дай Т.Р. Демократия для элиты: Введение в американскуюполитику. М.: Юрид. лит-ра, 1984. С.320.

[14] Лассуэл Г. Принцип тройного воздействия: ключ к анализу социальных процессов // Социс. 1994. №11.

[15] Тарусина И.Г. Динамика политических установок региональных элит России // Полис. 2002. №1. С.133-140.

[16] Ашин Г.К. Основы современной элитологии / Ашин Г.К., Понеделков А.В. М.: Приор. 2005. С.76-79.

[17] Поляков А.В. Региональная политическая элита как субъект политического процесса. Дис. … канд. полит. наук. Ростов н/Д., 2004. С.101-106.

[18] Багаева Л. Политическая элита России в диссертациях отечественных политологов. Ростов н/Д, Изд-во СКАГС. 2001. С.56-59.

[19] Крыштановская О.В. Формирование региональной элиты: принцип и механизмы // Социологические исследования. 2003. №11. С.78-84.

[20] Лапина Н.Ю. Формирование современной российской элиты: (Проблемы переходного периода). М.: ИНИОН РАН, 1995. С.114-121.

[21] Калугин О.Д. Механизмы элитообразования в регионе (На историческом опыте формирования политико-административных групп) // Полис. 1998. №4. С.12-18.

[22] Пляйс Я.А. Политическая элита России тенденция развития и современные особенности: Аналитический обзор. Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2004. С. 71-78.

[23] Мохов В.П. Региональная политическая элита России. Пермь: Перм. кн. изд-во, 2003. С.91-98.

[24] Ашин Г.К. Современные теории элит: критический очерк. М.: 1996. С.15-21.

[25] Бахлова И.В. Региональные политические элиты в федеративном государстве // Политология. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2000. С.65-70.

[26] Гаман О.В. Региональные элиты в постсоветской России // Российская Федерация. 1995. №10. С.107-112.

[27] Радаев В.В. Теории элит как особое направление стратификационных исследований // Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М.: Аспект Пресс, 1996. С.48-56.

[28] Чирикова А.Е., Лапина Н.Ю. Реформа российского федерализма: региональные элиты в поисках стратегии // Россия: трансформирующееся общество. М.: Изд-во «КАНОН-ПРЕСС-Ц», 2001. С.36-41.

[29] Чирикова А.Е., Лапина Н.Ю. Реформа российского федерализма: региональные элиты в поисках стратегии // Россия: трансформирующееся общество. М.: Изд-во «КАНОН-ПРЕСС-Ц», 2001. С.58-67.

[30] Чирикова А.Е., Лапина Н.Ю. Реформа российского федерализма: региональные элиты в поисках стратегии // Россия: трансформирующееся общество. М.: Изд-во «КАНОН-ПРЕСС-Ц», 2001. С.109-115.

[31] Пагонов Д.В. Процесс формирования региональной политической элиты в современной России. Автореф. дис. … канд. полит. наук. Саратов, 2004. С.26-34.

[32] Юрченко В.М. Политические лидеры местных сообществ / Юрченко В.М., Морозова Е.В., Мирошниченко И.В.Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2002. С.51-53.

[33] Крыштановская О.В. Формирование региональной элиты: принцип и механизмы // Социологические исследования. 2003. №11. С.42.

[34] Лапина Н.Ю. Формирование современной российской элиты: (Проблемы переходного периода). М.: ИНИОН РАН, 1995. С.62-66.

[35] Игнатов В.Г. Южная Россия: история и современность / Игнатов В.Г., Бутов А.И. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2002. С.24.

[36] Бадовский Д.В. Трансформация политической элиты России от «организации профессиональных революционеров» к «партии власти» // Полис. 1994. №6. С.60-65.

[37] Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции. М.: Интеллект, 1998. С.84.

[38] Фонатов А.Г. Россия: от мобилизационного общества к инновационному. М., 1993. С.76-77.

[39] Там же С.87-90.

[40] Чирикова А.Е. Политическая элита в российских регионах: власть и политические институты. Дис. … д-ра социол. наук. М., 2003. С.38-41.

[41] Цогоев В. Предупреждение и разрешение региональных конфликтов. Владикавказ: ИР, 1999. С.26-27.

[42] Черноус В.В. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-цивилизационного диалога // Научная мысль Кавказа, 1999. №3.

[43] Тишков В.А. О природе этнического конфликта, м., 1997. С.117-122.

[44] Старостин А.М. Историческое сознание в контексте региональной идентичности Юга России // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2003. С.86-93.

[45] Понеделков А.В. Политико-административная элита: генезис и проблемы её становления в современной России. М.: Изд-во РАГС, 1995. С.31-32.

[46] Хопёрская Л.Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе. Ростов н/Д. 1997. С.26-28.

[47] Дробижева Л.М. Регион как субъект политики. Саратов, 1999. С.21.

[48] Черноус В.В. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-цивилизационного диалога // Научная мысль Кавказа, 1999. №3.

[49] Денисова Г.С. Русские регионы Северного Кавказа: политическая ситуация, внутренние проблемы взаимоотношения с федеральным центром // Социально-политическая ситуация на Кавказе: история, современность, перспективы. М., 2001. С.52-53.

[50] Ривера Ш.В. Тенденции формирования состава посткоммунистической элиты России: репутационный анализ // Полис. 1995. №6. С.6.

[51] Радаев В.В. Теории элит как особое направление стратификационных исследований // Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М.: Аспект Пресс, 1996. С.39-43.

[52] Лапина Н.Ю. Формирование современной российской элиты: (Проблемы переходного периода). М.: ИНИОН РАН, 1995. С.17-23.

[53] Зубаревич Н.В. Социальное развитие регионов России. М.: Эдиториал УРСС, 2003. С.102.

[54] Зубаревич Н.В. Социальное развитие регионов России. М.: Эдиториал УРСС, 2003. С.94.

[55] Бадовский Д.В. Трансформация политической элиты России от «организации профессиональных революционеров» к «партии власти» // Полис. 1994. №6. С.103-106.

[56] Близняк Р.З. Электоральный процесс в Краснодарском крае: варианты периодизации // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2003. №4. С.46-51.

[57] Там же С.71-73.

[58] Там же С.73-78.

[59] Ракачёв В.Н., Ракачёва Я.В. Краснодарский край: этносоциальные и этнодемографические процессы (вт.пол. 1980-х – начало 2000-х г.г.) Краснодар: Изд-во Кубан.гос. ун-та, 2003. С.56-59.

[60] Дроздецкая О.А. Опыт региональных выборов: выборы в Законодательное Собрание Краснодарского края 22 ноября 1998. // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 1999. №4. С.7-11.

[61] Близняк Р.З. Электоральный процесс в Краснодарском крае: варианты периодизации // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2003. №4. С.12-16.

[62] Магомедов А.К. Правящая элита Кубани: Разные ответы на вызовы времени // Россия и современный мир. 1998. №4. С.81-83.

[63] Шутов А.Ю. Политический процесс. М., Изд-во Моск. ун-та, 2005. С.106-111.

[64] Максимов Д.В. Краснодарский край в новых геополитических условиях. Дис. … канд. геогр. наук. Краснодар, 2003. С.34-36.

[65] Морозова Е.В. Региональная политическая культура. Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 1998. С.52.

[66] Максимов Д.В. Краснодарский край в новых геополитических условиях. Дис. … канд. геогр. наук. Краснодар, 2003. С.58-62.

[67] Магомедов А.К. Правящая элита Кубани: Разные ответы на вызовы времени // Россия и современный мир. 1998. №4. С.31-36.

[68] Близняк Р.З. Электоральный процесс в Краснодарском крае: варианты периодизации // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2003. №4. С.21-28.

[69] Магомедов А.К. Краснодарский край в условиях геополитической и локальной конкуренции политических сил // Полис. 1999. №5. С.8-13.

[70] Баранов А.В. Электоральная география Краснодарского края // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар. 2000. №3-4.

[71] Близняк Р.З. Электоральный процесс в Краснодарском крае: варианты периодизации // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2003. №4. С.15-17.

[72] Зудин А.Ю. Российские элиты при Путине // Политические элиты России перед историческими вызовами XXI века. М., 2004. С.104-108.

[73] Пагонов Д.В. Процесс формирования региональной политической элиты в современной России. Автореф. дис. … канд. полит. наук. Саратов, 2004. С.42-44.