Перспективы развития демократии в современной России


	Загрузить архив:
	Файл: ref-27827.zip (39kb [zip], Скачиваний: 91) скачать

Московский педагогический государственный университет

КУРСОВАЯ РАБОТА

на тему:

Перспективы развития демократии в современной России

Научный руководитель Выполнил студент 2 курса

Зайкин Н.И. социологического факультета

Отделение политологии

Воробьёв Владислав209 гр.

Москва

2008 год

СОДЕРЖАНИЕ

Введение 3

1. Политический режим в современной России:

демократия или авторитаризм? 6

2. Российская партийная система 12

3. Развитие политической системы в России 31

Заключение 35

Список литературы 39

Введение

Современная Россия, несмотря на масштабность изменений в политической системе и экономических отношениях, до сих пор характеризуется многими аналитиками в России и за рубежом как страна и общество «переходного типа». Не в последнюю очередь это связано с «недооформленностью» ее политической системы и, как следствие, с периодически возникающей проблемой выбора между демократией и авторитаризмом. Начиная с 1991 г., эта проблема возникала неоднократно.

Причем скептический подход к перспективам российской демократии становится интеллектуальной «модой». Его демонстрируют и «традиционалисты», делающие акцент на неприменимости, отторжении российской «почвой» любых западных моделей развития, и видящие в качестве целей развития России достижение неких «универсальных демократических стандартов». По мнению, например, Г. Вайнштейна еще не факт, что большинство стран, в том числе и Россия, в действительности находятся на некой «промежуточной» станции своего пути трансформации, а не в конечном пункте того развития, на которое они оказались способны. И в этой связи действительной проблемой российской демократии является, не столько ее совершенствование в соответствии с классическими стандартами, сколько сохранение того, что уже достигнуто.[2; 145, 146]

Еще более определенно и резко на эту тему высказываются некоторые аналитики, трактуя преследования представителей крупного бизнеса, ограничения свободы СМИ, снижение роли политической оппозиции и т.д. как свидетельство авторитарного перерождения путинского режима.

Все чаще звучат голоса и тех, кто в числе «носителей» угроз демократии называет не только власть, но и общество, которое в ней разочаровалось и якобы жаждет наведения порядка жесткими авторитарными методами. В действительности, однако, ситуация выглядит не такой однозначной и одномерной. Прежде всего, не стоит спешить с утверждениями об отторжении российской «почвой» демократических институтов и ценностей. Отношение населения к этим проблемам более сложное и неоднозначное.

Как показывают исследования ИКСИ РАН, россияне сохраняют приверженность многим демократическим ценностям и институтам, отмечают их значимость для жизни страны и для собственной жизни. В частности, большинство россиян (45%) продолжает считать, что «демократические процедуры очень важны для организации жизни общества», тогда как не согласных с этим существенно меньше (19%). Одновременно за последние 8 лет доля тех, кто считает эти процедуры необходимыми, снизилась более чем на 10% и составляет сегодня менее половины населения. [5]

Вместе с тем, разделяя позитивное отношение к демократии как социальной идее, эти же самые люди не ставят знак равенства между политическими правами и свободами и демократией как таковой и отказываются признавать произошедшие в стране преобразования демократическими. Таким образом, налицо разрыв между установками на необходимость демократии (еще несколько лет назад широко распространенными в обществе), с одной стороны, а с другой, – невозможностью обнаружить ее в полном объеме в реальной действительности. Сегодня лишь 19% россиян считают современную Россию демократическим государством, тогда как большинство (54%) убеждено в обратном.

Политический режим в современной России: демократия или авторитаризм?

Сложившийся в последние годы в России политический режим вряд ли можно в чистом виде отнести к какой-то одной его модели. Выйдя из недр тоталитаризма, политическая система России пытается обрести черты развитой демократии. Однако пока политический строй в нашей стране отягощен признаками и иных политических режимов.

Сохранившиеся росийские традиции тоталитаризма имеют свою специфику. В этой связи огромное значение имеет тот момент, что внаша промышленная революция была осуществлена за счет превращения всей массы населения в наемных рабочих государства и тотальной экономии на оплате труда. Эта экономия, или сверхэксплуатация, привела к деградации рабочей силы и развитию ее теневого довоспроизводства. В результате качество и количество труда перестали соответствовать потребностям индустриально-информационных технологий.

Сложность реформирования тоталитарной организации в России заключается в том, что для ее осуществления необходимо, кроме всего прочего, значительно поднять уровень оплаты труда наемной рабочей силы. Для этого нужны обширные капиталовложения. В то же время реформирование России осуществляется с целью повышения эффективности экономики, которая сама нуждается в значительных дополнительных инвестициях. Повысить уровень инвестирования экономики для ее модернизации и одновременно повысить оплату труда всей массе наемных работников без громадных иностранных капиталовложений невозможно. Поэтому требуется новая и мощная система «мобилизации» наемного персонала, который должен работать лучше, чем при социализме, за значительно меньше дореформенной оплату труда.

Вместе с тем в современной России поставлена задача преодоления наследия тоталитаризма. Надежда в чудодейственность частной собственности или рыночных механизмов быстро была развенчана. Национально-государственная идеология опирается лишь на фантомы политического характера. Исполнительная власть заполняет вакуум событиями текущей политики, сменой кадров и обещаниями. Законодательная власть и оппозиция критикуют исполнительную власть, а политические программы и предвыборные обещания превратились в официозную политическую «риторику», которую после выборов никто не вспоминает. [15; 13]

В то же время власть еще больше отделилась от народа, нежели при тоталитаризме. Многие противоречия, возникшие еще в эпоху социализма, не разрешены. Идет очень жесткая борьба за статус в высших эшелонах власти. Ослабли контрольные функции власти, что позволяет элите решать свои корпоративные проблемы за счет общества. Однако вариант возврата к тоталитаризму вряд ли возможен, даже в случае выхода из-под контроля государственной власти. Но неустойчивость этой ситуации, сложность социально-политической обстановки затрудняют процессы демократизации общества и создают условия для усиления в стране авторитаризма.

В результате складывающийся демократический политический режим несет на себе четкие отпечатки экономической и политической олигархизации, что свидетельствует об усилении авторитарных тенденций в государстве.

На основании принятой в 1993 г. новой Конституции сложилась президентская республика с действующим двухпалатным парламентом — Федеральным Собранием, состоящим из Совета Федерации и Государственной Думы. Верхняя палата Федерального Собрания — Совет Федерации — включает в свой состав представителей администраций и законодательных органов власти регионов. В Государственную Думу баллотируются депутаты по смешаннойизбирательной системе. В силу этого политический режим современной России может быть охарактеризован как демократический с устойчивыми авторитарно-олигархическими чертами и элементами политического корпоративизма. Вообще авторитарность заложена в традициях российского общества. В современных условиях тоска по «сильной руке» усиливается ходом и направленностью реформ, за которые подавляющему большинству населения приходится платить слишком большую цену. В результате реформ образовался в стране огромный разрыв между богатыми и бедными, что при отсутствии стабилизирующего «среднего класса» ведет к росту авторитарных настроений.

В результате не всегда продуманной политики приватизации значительная часть государственной собственности оказалась в руках малочисленных, но могущественных финансово-промышленных групп, монополизирующих к тому же масс-медиа и распространяющих свое влияние на политику исполнительной и законодательной ветвей власти. Тем самым эти «империи» превращают существующий режим в корпоративно-олигархический. [18; 59]

Усиление авторитарных тенденций в политическом режимеобусловлены принятой в 1993 г. Конституцией, в которой перераспределение полномочий явно смещено в сторону исполнительной власти, и особенно Президента. Реальных рычагов воздействия на реальную его политику у других ветвей власти практически нет.

Одновременно, гарантией роста российского демократизации политического режима являются свобода слова и печати, наличие реальной многопартийности и политической оппозиции; выборность органов государственной власти, включая депутатов, глав городов и регионов, Президента; изменяющийся менталитет россиян.

Говоря о политическом режиме современной России, нужно отметить переходность его состояния, когда новое политическое качество полностью еще не состоялось, а старое — не кануло окончательно в лету. Но идеал политического развития заявлен: это — демократизм и правовое государство. Существующие ныне в стране переживающей переходный период политического реформирования политический режим во многом соответствует интересам находящейся у руля экономического и политического управления политической элиты и финансово-промышленной олигархии.

С формально-правовой точки зрения Россия, согласно Конституции, является демократическим федеративным правовым государством с республиканской формой правления. Человек, его права и свободы объявлены высшей ценностью, гарантировать которую обязывается государство. Единственным источником власти объявлен народ, который на референдумах и выборах изъявляет свою волю.[8]

По Конституции Российская Федерация — социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. В государстве охраняются труд и здоровье людей, устанавливается минимальный размер оплаты труда, обеспечивается государственная поддержка семьи, материнства, отцовства и детства. В 137 статьях Конституции можно найти нормы, которыми удовлетворилась бы любая развитая демократия. [8]

Однако в нашей стране до сих пор практически все процессы, начиная от экономики и заканчивая социальной сферой, замкнуты непосредственным образом на государстве. Это приводит к тому, что вся жизнь россиян зависит от непосредственной деятельности властных структур. Преодолеть патерналистский характер государства в России пока не удается. Это приводит к тому, что государственные структуры продолжают выполнять функции не демократического, а дистрибутивного, перераспределительного характера. Поэтому реальная практика деятельности государства в России значительно отличается от той законодательной основы, которая существует как норма. Это приводит к тому, что многие демократические понятия, на которые опираются конституционные нормы, являются символами и метафорами, которые в зависимости от ситуации интерпретируются субъектами политического процесса в своих корпоративных интересах.

Например, мало кто в России знает, что собой представляют по содержанию такие понятия из словаря демократии, как «достойная жизнь», «свободное развитие человека», «гарантии социальной защиты», «единство экономического пространства», «местное самоуправление», «прямое действие Конституции», «гарантия прав и свобод согласно нормам международного права» и т.д.

Практическое состояние дел свидетельствует о том, что демократия в РФ носит формальный характер, она не выражает и не может выражать интересов большинства населения, как это происходит в условиях западной демократии. Это будет продолжаться до тех пор, пока в России не возникнет основа демократии — гражданское общество, являющееся гарантом демократии вообще.

Это означает, что Россия представляет собой иное государство, нежели провозглашенное в Конституции. Сказать какое — трудно, поскольку нет достаточного идеологического осознания реальности. Но подобное состояние России с неизбежностью будет приводить к противоречию между формальными правовыми демократическими основаниями и реальной действительностью. А это противоречие не может не воспроизводить социальную раздвоенность, свойственную тоталитаризму, состояние алегитимности, теневых отношений и многих иных отрицательных явлений, которые не позволяют осуществлять демократическое реформирование на деле.

Российская партийная система

В посткоммунистической России сложилась политическая система, принципиально отличная от систем других европейских стран. Россия — единственная европейская страна, в которой ни разу не происходила ротация власти, где возможность такой ротации не увеличивается, а уменьшается.

Российское демократическое движение, победившее в 1991 г., было одним из множества похожих движений, которые в этот период пришли к власти в странах, входивших в Варшавский пакт и СССР. Однако оно обладало особенностями, которые в тот момент не бросались в глаза, но при его победе привели к возникновению системы, отличной от систем других посткоммунистических стран. [4; 34]

Демократические идеологии в других странах могли изображать (несколько "приукрашивая" историческую реальность) коммунистическую систему как привнесенную русским завоеванием, а демократию и рынок как возвращение к национальной "норме". Векторы национализма и антикоммунизма везде, кроме России, более или менее совпадали, борьба с коммунизмом была борьбой за независимость.

У нас такая идеологическая конструкция была невозможна.Напротив, именно при этой системе Россия становится ядром величайшей империи.

В нашей истории нет ясной национальной либерально-демократической традиции, к которой могли бы апеллировать демократы. Векторы национализма и демократии у нас расходятся. Совпадение векторов национализма и демократического антикоммунизма создает основу для общенационального консенсуса. В России такого консенсуса быть не могло.

Российское демократическое движение было и есть движение меньшинства. Его массовую базу составляла и составляет "низовая" интеллигенция, сосредоточенная в "стратегически важных" центрах, Москве и Ленинграде. Это активное меньшинство могло и может опираться на идеологически неоформленное недовольство народных масс, настроения которых, однако, далеки от западничества и культа рынка, свойственного демократам. Оно могло получать поддержку у части номенклатурной элиты, которая утратила веру в коммунистическую идеологию, стремилась избавиться от партийной дисциплины, завидовала западной элите и "дала" демократическому движению его лидера Б.Ельцина, Оно имело сильнейших союзников вне России. Это было сильное меньшинство, которому противостояли разрозненные и деморализованные силы. Тем не менее это было меньшинство, которое, "по определению", не могло прийти к власти демократическим путем. [4; 34]

Ситуацией, приближающейся к ситуации прихода демократической оппозиции к власти путем выборов, было избрание в 1991 г. Б.Ельцина президентом России, Однако не говоря уже о том, что голосовавшие за Б. Ельцина в большинстве своем совершенно не представляли его программу (внятной программы у него и не было,он использовал все популярные лозунги одновременно, не очень заботясь о придании им логической непротиворечивости), голосование за него не было голосованием за реальную верховную власть, принадлежавшую тогда М.Горбачеву. Практически никому из голосовавших не могло прийти в голову, что уже в течение 1991 г, СССР распадется, и Б. Ельцин станет "настоящим" президентом.

Приход демократов к власти стал возможен в результате ослабления союзного руководства после "путча" ГКЧП, провал которого дал "зеленый свет" сепаратизму союзных республик, захвату российским руководством "явочным порядком" все новых функций, "ползучему" перевороту. Этот процесс завершился Беловежскими соглашениями, на которые российское общество не только не дало "мандата", но к которым оно совершенно не было подготовлено. Несмотря на деморализованность общества и неоднократно продемонстрированную затем готовность россиян голосовать так, как указывает власть, Б. Ельцин даже постфактум не решился легитимизировать эти соглашения каким-либо референдумом.

Особенностьреволюции 1991 г, заключалась в том, что движение, субъективно являвшееся более или менее демократическим, пришло к власти не демократическим правовым путем, закрытым для него как для движения меньшинства. Эта своеобразная ситуация и является "зародышем", из которого возникает наша постсоветская политическая система.

Меньшинство, пришедшее к власти неправовым путем, оказывается в положении, когда оно закрывает для себя путь "назад". То, что демократы были меньшинством, исключало возможность их демократического прихода к власти, но способ их прихода к власти, в свою очередь, исключал возможность их демократического ухода.

Лозунгами оппозиции отныне становятся обвинения власти не просто в неверной политике, а в разрушении государства, мандата на которое у правящей группы не было. Допустить к власти оппозицию уже после Беловежских соглашений для Б.Ельцина и его соратников несомненно означало пойти под суд и в тюрьму. Перед ними был только один путь — закрепления своих властных позиций, превращения своей власти в "безальтернативную", Но закрепление меньшинства у власти столь же неизбежно совершается неправовым, или квазиправовым путем. Одновременно оно делает неизбежным (тем более в условиях рыночных реформ) разгул коррупции, т.е. совершение не только государственных, но и множества уголовных преступлений. Таким образом, каждый шаг на пути закрепления правящей группы у власти и каждый день ее пребывания у власти делают для нее уход из власти еще более чреватым гибелью, еще менее возможным. Если теоретически можно представить себе Б.Ельцина, ушедшего от власти сразу после Беловежских соглашений и не попавшего в тюрьму, то после приватизации и расстрела парламента это уже просто непредставимо. [17]

Закономерностью политической жизни ельцинской эпохи было различие результатов голосований (выборов в Государственную Думу). На этих выборах партии, поддерживавшие Б.Ельцина и его политику, никогда не могли получить большинства. Но значение выборов в Государственную Думу в нашей политической системе невелико. И избиратели несомненно понимали это. Между тем все действительно значимые голосования (референдумы апреля и декабря 1993 г. и второй тур президентских выборов 1996 г.) Б.Ельцин выигрывал. Избиратели, отвергая политику власти, в критических ситуациях предпочитают ее сохранение как меньшее из зол. [14; 17]

Альтернатива, которая вставала перед избирателями, была альтернативой не президента или оппозиции, а власти или хаоса. Страх, заставлявший голосовать за власть, был не страхом перед оппозицией, а страхом самой ситуации перехода власти, чреватой граждан ской войной, призрак которой преследовал российское общество в течение 1990-х годов и активно использовался правящей верхушкой. Тем не менее в этой ситуации оппозиция приобретала своеобразные черты, объективно работающие на складывающуюся систему. Когда у власти оказывается меньшинство, пришедшее к ней неправовым путем и таким же путем закрепляющее свою власть, оппозиция, естественно, становится "революционной" (или "контрреволюционной").

И именно этой "революционностью" оппозиция объективно работала на власть. Избиратели понимали, что оппозицию, идущую на выборы под лозунгом; "Банду Ельцина — под суд!", к власти никогда не допустят (об этом открыто говорилось и самими представителями власти), что в случае победы на выборах власть ей все равно придется брать силой, что победа оппозиции означает гражданскую войну.

Но в идеологии и политике оппозиции своеобразно отражаются не только протест народных масс, который не может принять "нормальную" демократическую форму и принимает форму "экстремистскую", но и ее собственная боязнь перемены власти. Внешний радикализм сочетается с готовностью оппозиции к компромиссам, с голосованием за бюджет и с избирательными кампаниями, которые проводятся при явном понимании оппозиционными лидерами, что к власти они не придут. Именно такая оппозиция — внешне достаточно радикальная, чтобы пугать избирателей, и достаточно компромиссная и вялая на деле — и нужна для сохранения "без альтернативной" власти.

При таком сознании народа и такой оппозиции правящая группа могла прибегать к террору лишь в редких случаях. Даже выборы могли быть "относительно честными" — к подтасовке результатов голосования власть прибегала лишь в ограниченных масштабах и больше "из перестраховки"

Общее направление развития нашей системы было задано особенностями российского общества и ситуацией прихода правящей группы к власти. Но это не означало полной предопределенности развития. Развитие системы можно сравнить с развитием любого живого организма. Вначале она слаба. Какие-то "внесистемные воздействия" могут относительно легко уничтожить не окрепший организм.

Наша система прошла через два острых кризиса, в каждом из них была возможность как ее гибели, так и разных форм разрешения кризисов и, соответственно, ее послекризисного существования и развития.

Кризис 1993 года — прежде всего кризис "институционализации" системы. Возникновение его было, очевидно, неизбежно. Власть президента не имела адекватного институционального оформления. Основной закон, в рамках которого осуществлялась эта власть, — не приспособленная для этой роли советская конституция, в которую были внесены разнообразные поправки, в результате чего она приобрела крайне противоречивый вид. Принятие новой конституции было необходимым, что создавало ситуацию, альтернативную и чреватую конфликтами, поскольку разные ветви власти, естественно, стремились закрепить в ней как можно больше прав для себя. На конфликт ветвей власти, президента и парламента накла дывался конфликт центра и периферии. В условиях, когда в обществе нет единой партийной системы и вообще развитой системы горизонтальных связей между регионами, ослабление бюрократических связей ведет к усилению центробежных тенденций (естественно, особенно в нерусских регионах).

С этими институциональными конфликтами взаимодействовали и другие. В условиях обнищания населения и быстрого обогащения правящей верхушки депутаты, связанные с народными массами, "аккумулировали" социальный протест и апеллировали к нему. Конфликт ветвей власти приобрел аспект социального.

Был и еще один аспект конфликта 1993 г. В ходе борьбы за власть Б.Ельцин — лидер демократов, но лишь "первый среди равных". Став президентом, он превращается в "хозяина", а его "товарищи по борьбе" — в подчиненных. Это — всегда болезненная ситуация, чреватая конфликтами.

Все эти аспекты кризиса 1993 г, были закономерны, но их сочетание, формы, которые принял кризис, и способ его решения зависели от множества субъективных факторов. Складывалась ситуация определенного веера возможных альтернатив. Реализовалась одна из них —насильственный разгон парламента и принятие конституции, закрепляющей "царские" полномочия президента, делающей парламент бессильным (и наличие в нем оппозиционного большинства неопасным) и перераспределяющей власть от регионов к центру.

Таким образом, система безальтернативного президентства получила адекватное институциональное и квазиправовое оформление Выборы 1996 г. не были реальным кризисом. Власть нервничала и готовила "запасные варианты" перехода к открытой диктатуре, но фактически победа Б.Ельцина была предрешена, и атмосфера кризиса в значительной мере создавалась для нагнетания страхов. Новый острый кризис, преемственности власти, наступил в 1999 г. Как во всех кризисах, в кризисе 1999 г. присутствовали и закономерные, "системные", и случайные элементы. [19; 1]

С 1996 г., когда начался второй срок президентства Б.Ельцина, его здоровье не позволяло ему думать об изменении конституции и третьем сроке. Начались поиски преемника, что не могло не обострить борьбу "придворных" группировок. Ситуацию осложняло то, что Б.Ельцин долго не мог найти человека, относительно которого он был бы твердо уверен, что тот обеспечит ему и его близким гарантии от судебных преследований или внесудебной расправы. Проявлением этих метаний была чехарда с чередой премьеров после отставки В.Черномырдина, В этой ситуации правящий слой попытался "самоорганизоваться", определить преемника президенту независимо от его воли. Замаячила перспектива передачи власти не прямому наследнику и даже — реально альтернативных выборов. Объективно это могло бы означать переход к иной системе отношений власти и общества, более близкой к правовым демократическим формам.

Однако наша система благополучно миновала этот кризис. Хотя и с запозданием, Б.Ельцин определил преемника, назначил его премьером и подал в отставку, сделав его исполняющим обязанности президента. К выборам В.Путин приходит уже как лицо, обладающее всей полнотой власти, и побеждает в первом туре. Если кризис 1993 г. привел к институциональному закреплению и оформлению системы, то 1999-2000 гг. — к появлению и "апробации" механизма передачи власти, который, очевидно, будет использоваться в дальнейшем. Одновременно, его разрешение освободило систему от чрезмерной связи с личностью ее создателя и тем самым усилило сознание ее прочности.

Триумфальное избрание В.Путина и его устойчивая популярность свидетельствуют о том, что система безальтернативной и передаваемой по наследству власти стала восприниматься как "нормальная". Голосование за В.Путина было уже не голосованием против неприемлемой альтернативы, но голосованием "за" — не столько за данного человека, сколько за саму систему, своеобразным ритуалом присяги власти.

При выборе В.Путина Б.Ельцин исходил не. только из гарантий личной безопасности, обеспечиваемую В.Путиным, но и из того, что преемник должен быть способен выполнить задачи, отличные от задач первого президента. Очевидный контраст между самодуром-харизматикомЕльциным и упорядоченным,неэмоциональным Путиным — это контраст разных стадий эволюции системы.Б.Ельцин — революционный вождь. В его задачи входило разрушение старой системы и закладывание основ новой в борьбе с многочисленными врагами. В.Путин встает во главе системы, уже доказавшей жизнеспособность. Перед ним стоят задачи достройки, упорядочивания системы по уже обозначенному плану — расширение сферы безальтернативности и ликвидация независимых от власти "центров силы" и остатков революционного хаоса. Способные противодействовать центральной власти и влиять на нее силы — это, во-первых, "олигархи", сколотившие в период приватизации колоссальные состояния и, во-вторых, региональные власти.

Состояния "олигархов" возникали при содействии президентской власти в обмен на различные оказанные ей услуги, но приобретя их, олигархи стали относительно независимыми и захотели влиять на политический процесс, в том числе через подконтрольные им СМИ. В.Путину удалось, используя "квазиправовые" методы, избавиться от двух наиболее амбициозных и одиозных олигархов и поумерить пыл остальных, а СМИ сделать более управляемыми.

Хотя в 1993 г. Б.Ельцину удалось пресечь федералистски-сепаратистские поползновения региональных элит, в дальнейшем их позиции даже укрепились, ибо в большинстве регионов возникли устойчивые "партии власти". Более того, региональные власти получили корпоративный орган — Совет Федерации, членство в котором губернаторов и глав законодательных собраний предоставляло им депутатскую неприкосновенность. "Сенат", состоящий из людей, обладающих реальной властью, мог стать угрозой всевластию президента. В.Путин ввел новый порядок формирования "Сената", в котором теперь заседают "представители" губернаторов и законодательных собраний (в основном случайные лица, назначенные потому, что обладают связями в центре и могут выполнять лоббистские поручения или даже просто купившие свои кресла).

В результате и "Сенат", и лишившиеся неприкосновенности губернаторы становятся лояльными президенту. Для контроля за местными властями создается система административных округов во главе с назначенными В.Путиным "наместниками".

Важной, но еще не завершенной мерой является создание президентской партии. Б.Ельцин пришел к власти как лидер существовавшего независимо от него движения, которое теоретически могло оформиться в правящую партию. Но он понимает, что это ограничило бы его власть и принимает роль "президента всех россиян". Теперь, на новом витке спирали, власть снова стремится к созданию партии.

Но если в начале эволюции — движение, которое выдвигает своего лидера в президенты и приводит его к власти, то теперь ситуация становится "зеркальной" — президент, пришедший к власти совершенно независимо от какой-либо партии, создает партию как инструмент подбора кадров и контроля за ними. Естественно, это должна быть партия, единственный идеологический принцип которой — поддержка президента, и ее большинство в парламенте должно быть таким же "безальтернативным", как и сам президент.

В настоящее время наша система приобрела законченность и стабильность. В обществе не только нет политических сил, которые могли бы сейчас или в ближайшее время ее сломать, но не видно даже, откуда такие силы могли бы явиться. Однако со временем в ней начнут проявляться элементы глубокого кризиса, сейчас присутствующие лишь в зародыше.

Направление развития нашей политической системы противоречит не только направлению общемирового развития, ведущего к укреплению и расширению демократий, охватывающих все больше государств, и к становлению всемирных правовых структур, воздействующих на внутреннее развитие всех стран. Оно противоречит и направлению глубинных процессов, идущих в самом российском обществе.

Социальная структура общества меняется. Исчезает традиционное крестьянство, психология которого, сформированная общиной, крепостничеством и колхозами, является важнейшим фактором, определившим нашу политическую культуру. Одновременно расширяются новые слои, условия жизни которых предполагают большую самостоятельность, свободу выбора.

Поколение, воспитанное при советской власти, которому присущи страхи и перед властью, и перед свободным выбором, уходит. Для подрастающего поколения частная собственность, свобода информации, жизнь без тоталитарной идеологии привычны с детства и воспринимаются как норма. Поэтому для него естественно стремление к большему — к действительной демократии, основанной на реально альтернативных выборах власти.

Общество становится более "раскрепощенным", "открытым", более способным осознать противоречие между провозглашенными и в значительной мере даже усвоенными демократическими принципами и фактической независимостью от него власти, имитационного характера выборов. Возрастает его готовность перейти к системе ротации власти.

Но к кризису ведет развитие не только общества, но и самой системы. Развивающееся общество будет все более "давить" на политическую "оболочку". Но и эта "оболочка" будет "сжиматься" и все больше "давить" на общество. Естественное стремление российской власти — достижение все большей безальтернативности. Но при этом иллюзорный характер выборов становится все более очевидным, с течением времени они все более будут напоминать советские, превращаться в скучный ритуал. И это относится не только к выборам президента.

Сфера безальтернативности расширяется. Как известно, вопрос о преемнике Б.Ельцина решался им в узком кругу близких, и это решение лишь потом было "освящено" народным избранием. Теперь же этот механизм чем дальше, тем большераспространяется на выборы губернаторов, депутатов,мэров, что постепенно не может не осознаваться избирателями.И именно здесь таится опасность для системы. Ведь легитимность власти основывается все же на выборах, которые осознаются избирателями как свободные. И уничтожение иллюзии выборов не может не вести к их делегитимизации. Единственные средства борьбы с этим — создание искусственных "псевдокризисов", когда возникает иллюзия альтернативности и сознательного выбора власти как меньшего зла. (Так Б.Ельцин и В.Путин манипулировали чеченским кризисом.) Но, во-первых, создание таких кризисов — дело рискованное. Во-вторых, регулярность воз-никновения кризисов к выборам, роль власти в их появлении, в конце концов, тоже осознаются обществом, что может лишь ускорить делегитимизацию. Таким образом, система сама постепенно"обрубает" собственные корни.

Власти, утрачивающей легитимность, управлять обществом становится все сложнее. Но трудности управления будут нарастать и по другим причинам. [17; 5]

Что такое режим Путина? Марк Урнов предлагает описывать его как «советизацию». Этот аналитический дискурс разворачивает свою аргументацию следующим образом: верхний политический класс сидит на нефтяной трубе и медленно, но неизбежно проигрывает мировую конкуренцию, отказываясь от модернизации. Георгий Сатаров считает, что уместным будет сравнение с Веймарской республикой (так, во всяком случае, он пишет накануне Всероссийского гражданского конгресса). Идея не нова, ее высказывал Александр Янов еще при Ельцине. Эта позиция исходит из того, что путинский режим, слабосильный и компромиссный, как режим Гинденбурга, лишь готовит почву для появления реального диктатора. Анна Политковская считала, что режим Путина -- это «уже фашизм». Все эти замечательные люди, как я думаю, не отдают себе отчета в том, куда они продвигают политическую ситуацию. Зато «Московские новости» вполне ясно формулируют: нужно разделить российское общество на «довольных» и «недовольных» режимом Путина. Те, кто пишет о том, что у нас сегодня «советизация», «неосталинизм» и так далее, плохо знают новейшую историю успешных модернизаций. [13; 22]

В чем суть политических изменений, произошедших с конца 2003 года? Проблема в том, что изменений слишком мало. Основные обнадеживающие изменения происходили во второй половине первого президентского срока -- ограничение полномочий «региональных баронов», переформатирование ТВ, разгром «ЮКОСа», дробление компартии и так далее.

Современный автократический режим предоставляет достаточно широкие возможности для реализации людям, связанным с художественным процессом. Кино, театр, литература - как серьезная, так и массовая - все это вполне бурно цветет сейчас и будет цвести дальше. В личном плане тут не приходится беспокоиться.

Основной чертой развития политической системы в России является процесс массовой политической маргинализации. Как известно, процесс маргинализации подразумевает под собой два взаимосвязанных процесса: постепенное вытеснение или насильственный выброс за пределы законности и разрыв всех традиционных связей и создание своего собственного, отличающегося от официального мира. Мы наблюдаем этот процесс во всей его весьма сомнительной красе, происходит монополизация политики, осуществляемая на базе государственной бюрократии, составляющей основу партии «Единая Россия», всем остальным участникам политического процесса отводится роль политических маргиналов. Этому, прежде всего, служат изменения законодательной базы в сторону пропорционального выборного процесса, а также в сторону резкого ужесточения критериев необходимых для участия в политическом процессе на любом уровне от федерального до муниципального, от участия в политическом процессе отстраняются общественные организации, самостоятельные политические организации уровня ниже федерального, отдельные политики не вписывающиеся в формат федеральных партий. [15; 13]

Государственная бюрократия путём изменения законодательной базы и пользуясь своей политической монополией, лишает политический процесс его основного свойства, а именно возможности конвертации общественного или финансового веса в возможность оказания влияния на государственную политику, лишая партии не пользующиеся поддержкой государства практически всех источников финансирования и обрекая их на невозможность участия в политическом процессе на федеральном уровне, а следовательно на ту же маргинальность. На фоне этого процесса весьма динамично развивался проект второй проправительственной партии - «Справедливая Россия», которая с одной стороны была полностью лояльной правящей в стране верхушке, с другой стороны пользовалась её явной поддержкой. Однако процесс маргинализации не обошёл стороной даже «Справедливую Россию», собравшую в своих рядах недовольных из других партий и прежде всего тех же чиновников, которым не нашлось места в «Единой России».

Недавний выбор президента однозначно показал, что двухпартийной системы, даже состоящей из прогосударственных бюрократов, не будет. Выбор этот окончательно показал, что правящий в России режим, а именно так с полным правом можно называть теперь власть в России, отказался от принципа конкурентности и состязательности в политической системе и окончательно взял курс на монополизм, а значит скоро населению в полной мере придётся познать всю прелесть отсутствия политического выбора. На данный момент мы наблюдаем начало второй составляющей процесса маргинализации, а именно процесс создания вытесненными из законной политики маргиналами собственного политического мира противопоставленного миру официальной политики, свидетельством чему служит множество круглых столов, консультативных совещаний, проект «Другой России».

Из выше перечисленного проистекают и основные слабые места формирующейся политической системы в России: во первых - это монополизация власти, как известно любая монополия несет с собой огромный негатив связанный с отсутствием выбора и препятствующий общественному развитию, не зря же в сфере экономики возникло антимонопольное законодательство; во вторых - отсутствие выбора приводит в купе с монополией к быстрой потере легитимности в обществе; в третьих: процесс массовой политической маргинализации, уже сейчас, привёл к тому, что формируемый политическими маргиналами мир стал намного больше и богаче, чем мир официальный, а проблемы политического выживания будут заставлять его субъектов консолидироваться вокруг общей политической программы - разрушения существующей политической системы; в чётвёртых - власть сама поставила дело таким образом, что мирное сосуществование обоих миров практически невозможно, а исход борьбы будет взаимоисключающим. Причём в результате неминуемой потери общественной легитимности, чтобы остаться у власти правящий режим будет осуществлять постоянный дрейф в сторону репрессий и диктатуры.

[6]

Ввиду неэффективности российской власти растет число сторонников внесения в Конституцию таких изменений, которые позволяли бы реформировать политическую систему путем перераспределения полномочий в пользу Государственной Думы, правительства и премьера. Независимо от политических ориентации многие из них выступают за предоставление парламентскому большинству права формирования правительства и контроля за его деятельностью.

Например, известные политологи Л, Ф. Шевцова и И. М. Клямкин считают оптимальной для современной России президентско-парламентскую модель организации власти с разделением последней между избираемым населением главой государства и главой правительства, которое формируется парламентским большинством и опирается на его поддержку. В рамках этой модели они предлагают следующее разделение полномочий: президент должен осуществлять контроль за всеми ведомствами, имеющими отношение к безопасности и правопорядку, а премьер — нести ответственность только перед парламентом за положение дел в экономике и социальной сфере. Такая модель, известная мировому опыту по французскому и иным вариантам, по мнению Л. Ф. Шевцовой и И. М. Клямкина, может быть приспособлена к сегодняшним российским условиям и стоящим перед страной задачам — подъему экономики и установлению правового порядка. [7; 24]

В отсутствие массового среднего класса, влиятельных партий и независимого от власти местного самоуправления перспективы демократической трансформации авторитарно-олигархической системы во многом зависят от двух факторов — от наличия в самой правящей элите влиятельных групп, заинтересованных в демократизации страны, и от воздействия такого нового феномена, как формирующееся «гражданское общество». [18; 59]

Заключение

экономического развития страны, который обеспечивал бы приемлемый для большинства граждан уровень благосостояния. Как справедливо отмечает У. Бек, «только те люди, которые имеют жилье, надежную работу и, следовательно, материально обеспеченное будущее, являются или могут стать гражданами, способными усвоить демократические правила поведения и наполнить демократию жизнью. Простая истина гласит: политические свободы не бывают без материальной безопасности». И россияне, отказывающие в праве системе, которая не обеспечивает реализацию их социально-экономических прав, как мы видим, отнюдь не оригинальны. Так, например, известный американский исследователь К. Лэш небезосновательно утверждает, что, случись ситуация, при которой условия жизни в американских городах начнут приближаться к условиям жизни в странах третьего мира, демократии в Америке неизбежно предстоит утверждать себя заново. [9; 69]

В то же время было бы неправильным считать, что люди, где бы то ни было – в России или любой другой стране мира, склонны рассматривать демократию исключительно потребительски, сквозь «призму» своего кошелька. Сравнивая посткоммунистическую Россию с другими странами, осуществляющими аналогичные реформы, опираясь при этом на исследования в этих странах, А.Мельвиль, например, отмечает, что далеко не везде ухудшение экономических условий сопровождалось снижением уровня поддержки демократических институтов и правительств, осуществляющих эти реформы. Это происходило в тех случаях, когда общество действительно видело, что власть, поддерживая постоянный контакт с народом, в том числе и «разговаривая» с ним, делала все возможное в тех или иных обстоятельствах, но главное - руководствовалась соображениями общественного блага, а не собственной корыстью. Ничего похожего в России все последнее десятилетие не наблюдалось.С этой точки зрения можно констатировать, что общество разочаровалось не столько в самой демократии, сколько в своем политическом выборе, сделанном в начале 90-х годов. [10; 158]

Осуществление социально-политического и экономического проекта, на реализацию которого общество предоставило карт-бланш Б. Ельцину, не оправдало ожиданий россиян, поэтому негативное отношение к нему было перенесено и на те демократические процедуры и институты, с помощью которых этот проект воплощался в жизнь. Наконец, многие россияне отказывают сложившейся за последние десятилетия экономической и политической системе в праве называться демократической, поскольку она не обеспечивает реализацию их гражданских прав и свобод.

Сегодня российский народ не имеет возможности реализовать принадлежащее е