Загрузить архив: | |
Файл: ref-9978.zip (29kb [zip], Скачиваний: 19) скачать |
НОВОСИБИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ
«Российская интеллигенция в эпоху буржуазного общества»
Выполнила:
студентка отделения социологии 175 гр.
Преподаватель:
Новосибирск, 2001 г.
Содержание
Введение
Основная часть
1.Понятие интеллигенции эпохи буржуазного общества.
2.Формирование русской интеллигенции.
3.Черты и особенности русской интеллигенции.
4.Религиозная природа русской интеллигенции.
5.Социальные воззрения русской интеллигенции.
6.Понятие права у русской интеллигенции.
7.Отношение к философии у русской интеллигенции.
8.«Вехи» об интеллигенции.
9.Интеллигенция и революция 1917 г.
Актуальность.
Разговоро судьбеотечественного интеллектуального слоя представляется уместным покрайнеймере потремпричинам. Во-первых,дискуссии натему"об интеллигенции" традиционно относятся к числу излюбленных в печати, такчтотема эта сама по себе, очевидно, представляет интерес для нам подобных.Во-вторых, в последние годы отмечены попытки представителей интеллектуального слоя высказываться от его лица,
сформулироватьегокорпоративные ценности и интересы (одно из наиболее характерных явлений такого рода - статьяИ. Алексеева "Благородное собрание на руинахимперии"в "Независимой газете", 1993,14июля). В-третьих,ведутсяразговоры о возрожденииРоссии, о возвращении к ее культуре, что немыслимо без воссоздания соответствующегоинтеллектуальногослоя
Историография.
Книга «Русская интеллигенция. История и судьба» под редакцией Д.С. Лихачева представляет собой сборник научных статей, написанных преимущественно учеными-гуманитариями, а также представителями искусства и литературы, размышляющими о том, что такое русская интеллигенция как социальная группа, как этическое и культурологическое понятие, как феномен русской и мировой истории. Эти размышления, даже если они и не носят явно личностного характера, тем не менее всегда имеют личностную основу, поскольку о русской интеллигенции пишут русские интеллигенты, для которых рассматриваемые в книге проблемы имеют жизненно важное значение. Так как авторы статей, прежде всего ученые, содержание их исследований лишено злободневности и политизации, они не возражают, а доказывают, не просто отстаивают свою точку зрения, а отстаивают ее. Никто из создателей этой книги не тешит себя иллюзией относительно окончательного решения вопроса, точного описания указанного понятия.
Об интеллигенции существует также сборник статей «Вехи», но авторы «Вех» не скупятся на критику русской интеллигенции. Они явно настроены крайне отрицательно к представителям русской интеллигенции. Но все же освещают такие интересные вопросы, как правосознание интеллигенции, ее отношение к философии и т.д.
Хронологические рамки.
Эпоха буржуазного общества достаточно размытое понятие. Временные рамки включают почти целый век, начиная от отмены крепостного права (1861г.) и заканчивая серединой ХХ века.
Цели и задачи.
Цель моей работы осветить мировоззрения русской интеллигенции эпохи буржуазного общества: определить ее отношение к правосознанию, к философии. Главным источником моей работы является сборник статей «Вехи», и целью моей работы также является показать отношение авторов «Вех» к интеллигенции той самой эпохи. Немаловажный фактор для определения целей и задач моей работы – это отношение интеллигенции к революции 1917 г.
Классификация источников.
В своей работе я использовала в основном сборники статей и газеты. Сборники статей составляли более крупные издания – книги.
«Русская интеллигенция, как особая культурная категория, есть порождение взаимодействия западного социализма с особенными условиями нашего культурного, экономического и политического развития. До рецепции социализма в России русской интеллигенции не существовало, был только «образованный класс» и разные в нем направления».
Струве
Блестящий расцвет русской науки и культуры в XIX векебылобеспечен людьми, объективно выдвинутыми теми принципами комплектованияи существования слоя интеллигенции, которые были заложены три столетия назад, тогда как удручающаясерость последнихдесятилетий связанас целенаправленным принижением культуроносногослояи фактическимегоуничтожением путем формированиятакого его состава, который не способен выполнять свойственные этому слою функции.
Понятие интеллигенции эпохи буржуазного общества
Русский интеллигент - это, прежде всего, человек, сюных лет признающий единственнодостойным объектом своего интереса и участия, нечто лежащее вне еголичности- народ, общество,государство. Нигде вмире общественное мнение не властвует так деспотически, как у нас, а наше общественное мнение ужетри четверти века неподвижнона признанииэтого верховного принципа:думатьо своей личности- эгоизм,непристойность. Настоящий человеклишь тот,ктодумает обобщественном,интересуется вопросами общественности, работает на пользу общую (см. п. № 9).
Эпоха буржуазного общества – это какой-то неопределенный промежуток времени, его временные рамки «размыты», но лежат приблизительно с 1861 г, так как в этот год была осуществлена отмена крепостного права, по 40-е годы ХХ века. Следовательно, эпоха буржуазного общества длилась целый век: с середины ХIХ до середины ХХ века.
Между латинским понятием «intelligentia» и русским словом XIX-XX вв. интеллигенция есть большая разница. Работники умственного труда, способные к обобщенной, деятельной, и, если нужно, к абстрактной мысли, появляются в глубокой древности и приобретают устойчивые черты. Латинское слово «интеллигенция», когда оно выделяется из понятия «интеллект», обозначало не деятелей, а те высшие познавательные способности, которые после Канта удобнее назвать «рассудком».
М.А. Фонвизин писал: "Если Петр старался вводить в России европейскую цивилизацию, то его прельщала более ее внешняя сторона. Дух же этой цивилизации... был ему, деспоту, чужд и даже противен. Ему нужны были способные орудия для материальных улучшений по образцам, виденным им за границей... Он особенно дорожил людьми специальными, для которых наука становилась почти ремеслом; но люди истинно образованные, осмысленные, действующие не из рабского страха, а по чувству долга и разумного убеждения, - такие люди не могли нравиться Петру".
В принципе понятие "интеллигенция" в отчетливо положительном смысле было понятием пушкинского периода. Это слово внутренне противоречиво: оно связано с национальным подъемом времени антинаполеоновских (т.е. «антифранцузских») войн, но связано противоречиво как явление не националистическое, а антинационалистическое. Эхо такого понимания отзывается и лет через 60 в мыслях Версилова в предпоследнем романе Достоевского "Подросток" - русские выступают более европейцами, чем сами европейцы. До недавнего времени понятие «интеллигенция» считалось синонимом понятия «нигилисты».
Формирование русской интеллигенции
Из многосложных и противоречивых процессов, в конечном счете, тормозивших формирование человека как субъекта истории, проистекала экономическая и политическая отсталость России по сравнению с развитыми европейскими странами. Многие годы Россия приглядывалась к неизменно опережавшему ее на пути социально-экономического прогресса Западу, совершившему сперва первую, а затем и вторую промышленные революции, завидовала полученным результатам, пыталась, почти ничего не меняя в социально-политической сфере, отдельные фрагменты западного опыта перенести на свою почву и — одновременно с этим ужасалась издержкам этого процесса: социальной несправедливости первоначального капиталистического накопления, "обмещаниванию" и "обуржуазиванию" западного общества, росту "бездуховности" и погоне за мирскими, материальными благами.
Принцип комплектования российского интеллектуального элитного слоя соединял лучшие элементы европейской ивосточной традиций,сочетаяпринципы наследственного привилегированного статуса образованного сословия ивхождениявегосоставпо основаниямличных способностей и достоинств. Наряду с тем, что абсолютное большинствочленовинтеллектуальногослояРоссии вошливнегопутемсобственныхзаслуг, их дети практически всегда наследовали статус своих родителей, оставаясь всоставе этого слоя. К началу XX века 50 - 60 % его членов были выходцамиизтойжесреды,ноприэтом,хотя,какуже говорилось,отдвухтретейдотрехчетвертей их самих относилиськпотомственномуили личному дворянству, родители большинстваизнихдворянскогостатусане имели. Среди гражданских служащих дворян попроисхождениюбыло30,7 %, средиофицеров-51,2%,средиучащихся гимназий и реальных училищ - 25,6 %, среди студентов - 22,8%(на1897год).Ковремениреволюции – еще меньше. Таким образом,интеллектуальныйслойвзначительной степени самовоспроизводился, сохраняя культурные традиции своей среды. Преждевсегопроводиласьполитика прямого регулирования социального состава учащихся с предоставлением льгот "рабоче-крестьянскому молодняку" иограничениемправана образование выходцам из интеллектуального слоя. Уже в 1918 году былпринятбеспрецедентныйзаконо предоставлении права поступленияввузылицамлюбого уровня образования или даже вовсе без образования, и под лозунгом "завоевания высшей школы" началось массовое зачисление туда "рабочих от станка".В1921 годубылустановлен "классовый принцип" приема в вузы с целью резкого ограничения доли детей интеллигенции средистудентов.
Стали использоваться различные методы "командировок", "направлений" ит. п.Выходцамиз образованногослоябыл законодательно закрыт доступнетолько ввысшиеучебные заведения, но и в среднюю школу II ступени, чтобы они немогли пополнятьряды даже низших групп интеллигенции. Лишь в порядке исключения для детей особо доверенныхспециалистов выделялось несколько процентовплана приема как представителям "трудовой интеллигенции". Особенно усилился "классовыйподход"в конце 20-хгодов,в связи с известными политическими процессами над интеллигенцией -- именнотогда,когда численностьстудентов возрослаособенно резко.
Черты и особенности
«Русская интеллигенция, — писал Струве, — воспитывалась на идее безответственного равенства. И поэтому она никогда не способна была понять самого существа экономического развития общества, ибо экономический прогресс общества основан на торжестве более производительной хозяйственной системы над менее производительной, а элементом более производительной системы является всегда человеческая личность, отмеченная более высокой ступенью годности. Так, русская интеллигенция в ее целом не понимала и до сих пор не понимает значения и смысла промышленного капитализма. Она видела в нем только «неравное распределение», «хищничество», «хапание» и не видела в его торжестве победы более производительной стороны, не понимала его роли в процессе хозяйственного воспитания и самовоспитания общества»
Наиболее характерными чертами «отщепенчества» русской интеллигенции веховцы считали ее «противогосударственностъ», «безрелигиозностъ» и «космополитизм». «Для интеллигентского отщепенства, — писал Струве, — характерны не только его противогосударственный характер, но и его безрелигиозностъ» («Вехи» с. 140). Именно «в безрелигиозном отщепенстве» русской интеллигенции от государства Струве видел «ключ к пониманию пережитой и переживаемой нами революции» («Вехи» с. 143). В результате основная масса интеллигенции, по мнению веховцев, проявила в годы революции неспособность к позитивному государственному творчеству. «Надо иметь, наконец, смелость сознаться, — писал А. С. Изгоев, — что в наших государственных думах огромное большинство депутатов, за исключением трех-четырех десятков кадетов и октябристов, не обнаружили знаний, с которыми можно было бы приступить к управлению и переустройству России» («Вехи» с. 207).
Подобного рода обвинения русской интеллигенции о «противогосударственности» не могли не задеть лидера кадетской партии П. Н. Милюкова. В статье «Интеллигенция и историческая традиция», опубликованной в сборнике «Интеллигенция в России», Милюков не только обратил внимание на историческую преемственность между различными поколениями русской интеллигенции, но и с особой силой подчеркнул, что она проявила себя в годы революции чуть ли не единственной и наиболее последовательной носительницей идеи государственности. «Интеллигенция (в широком смысле слова, конечно), — писал Милюков, — только одна и была государственна в России. Она была государственна против старого вотчинного режима, против полного почти отсутствия сознания права в неродной массе, против нарушений закона бюрократией и злоупотреблений законом привилегированных классов, против «темных стихий» народного инстинкта и против известной части революционных доктрин» («Вехи» с. 344).
Упрекая интеллигенцию в космополитизме, в потере «национального лица», веховцы предлагали положить в основу нового мировоззрения «идею нации взамен интеллигенции и классов». Они выступали в роли апологетов так называемого «здорового» великорусского национализма, поднимали на щит лозунги «государственности», создания «Великой России». Подобная позиция свидетельствовала о начавшемся сползании праволиберальной части интеллигенции на позиции национал-либерализма. Вместе с тем эта откровенно великодержавная позиция веховцев не была поддержана кадетским руководством, предпочитавшим более тонкую политику в национальном вопросе. Кадетских лидеров не могла удовлетворить категоричность высказываний веховцев, столь откровенно раскрывавшая истинное лицо российского буржуа, заботящегося о сохранении во что бы то ни стало «единой и неделимой» России как исходного государственного плацдарма осуществления своих империалистических притязаний. Отстаивая программный лозунг культурно-национального равноправия народов, населявших Российскую империю, кадетское руководство рассчитывало на его поддержку и со стороны национальных партий и организаций. (см. п. № 12)
Для мирового развития особенности русской интеллигенции важны как пример создания особого типа не просто интеллектуала, но интеллигента со своей картиной культуры мира. Конечно, когда это классическая интеллигенция, а не «образованщина», как говорит Солженицын, или «недообразованщина». Под особенностями прежде всего подразумевается тяга к универсальности, едва ли не при любой специализации русского интеллигента, которая до сих пор нередко поражает заграничных коллег.
И"двуполушарность": живое, возобновляемое традицией стремление к сочетанию точных знаний, многосистемного интереса к рассудочному мышлению и технической практике с гуманным эмоционально-художественным подходом. Тесное переплетение художественно-литературного с философским, с особой силой проявившееся в конце XIX - начале XX столетия, стало доступным нашему современному исследовательскому анализу только со второй половины 1980-х годов.
Отрицательным у части русской дворянской интеллигенции XIX в. была причастность к придворной черни. Это было, если и не редким, но все же маргинальным явлением, а чаще - просто пропагандистской выдумкой против интеллигенции, первой из тех, которые докатились до определений вроде "гнилая интеллигенция".
Имманентно присущей чертой русской демократической интеллигенции было отстаивание интересов народа. Вместе с тем было бы неверно не видеть того обстоятельства, что в конкретных условиях России, где огромные массы населения жили на «границе» или даже за чертой бедности, широкие круги интеллигенции не могли оставаться равнодушными к судьбам своего народа и, вполне естественно, отдавали приоритет распределительным и уравнительным идеям
По мнению авторов «Вех», духовные вожди русской интеллигенции «никогда не уважали права», игнорировали «правовые интересы личности, или выказывали к ним даже прямую враждебность» («Вехи» с. 116). Действительно, в этих обвинениях присутствовала определенная доля истины. Отсутствие в России открытой политической жизни, вековых демократических традиций, законов, закрепляющих права личности, неизбежно отражалось на взаимоотношениях между классами, политическими партиями и организациями. И все же эти обвинения веховцев в адрес русской интеллигенции во многом были гиперболизированы.
Религиозная природа русской интеллигенции
Характеррусской интеллигенции складывалсяпод влиянием двух основныхфакторов: внешнего ивнутреннего.Первым былонепрерывноеи
беспощадное давление полицейского пресса, способное расплющить,совершенно уничтожитьболее слабую духомгруппу, ито, что онасохранила жизньи энергию и под этим прессом, свидетельствует, во всяком случае, о совершенно исключительном ее мужестве и жизнеспособности. Изолированность от жизни, в которую ставила интеллигенцию вся атмосфера старого режима, усиливалачерты "подпольной"психологии,ибез тогосвойственныеее духовномуоблику, замораживалоее духовно, поддерживай идо известной степени оправдывая ее политическиймоноидеизм и затрудняядля нее возможностьнормального духовного развития.Более благоприятная,внешняяобстановка дляэтогоразвития создаетсятолько теперь, и в этом, во всяком случае,нельзя не видеть духовного приобретения освободительного движения.Вторым,внутренним фактором, определяющим характер нашей интеллигенции, является ее особое мировоззрение и связанный с ним ее духовный склад. Нередко делаются попыткиотождествитьсовременных революционеровс древними христианскими мучениками.Нодушевный тип тех и других совершенно различен. Различны и культурные плоды, рождаемые ими "Ибо мы знаем, - писал апостол Павел (2-е посл. к Коринфянам, гл. 5), - что когда земной нашдом, этахижина разрушится, мы имеем отБогажилище нанебесах,дом нерукотворенный,вечный" (см. п. № 13).
Как известно, средихристианскихмучеников было многолюдей зрелого ипожилоговозраста, тогдакаксреди современных активныхрусских революционеров,кончающих жизнь наэшафоте, люди, перешагнувшие за тридцать пять-сорок лет, встречаются очень редко, как исключение. В христианстве преобладало стремление научить человека спокойно, с достоинством встречать смерть и только сравнительно редко пробивали дорогу течения, побуждавшие человека искать смерти во имя Христово.
Многократноуказывалось что вдуховном облике русской интеллигенцииимеются черты религиозности, иногдаприближающиеся дажек христианской. Качества эти воспитывались,прежде всего, ее внешними историческими судьбами: с одной стороны – правительственными преследованиями, создававшими в ней самочувствие мученичества и исповедничества,с другой - насильственной оторванностьюот жизни, развивавшей мечтательность, иногда прекраснодушие, утопизм, вообще недостаточное чувстводействительности.В связи сэтимнаходится та ее черта, что ей остается психологически чуждым - хотя, впрочем, может быть, только пока - прочно сложившийся "мещанский" уклад жизни 3ападной Европы, сего повседневными добродетелями, с его трудовыминтенсивным хозяйством, но ис его бескрылостью, ограниченностью.
Изолированноеположениеинтеллигента в стране,его оторванностьот
почвы, суровая историческаясреда, отсутствие серьезных знаний и
исторического опыта,всеэто взвинчивало психологиюэтого героизма.
Интеллигент, особенно временами, впадал в состояниегероического экстаза, с
явно истерическим оттенком. Россия должна бытьспасена,и спасителем ее
может и должна явиться интеллигенция вообщеи дажеимярекв частности, и
помимо его нет спасителя и нет опасения. Ничто так неутверждает психологии
героизма, как внешниепреследования,гонения, борьбасее перипетиями,
опасность и даже погибель. И -- мы знаем -- русская история нескупилась на
это, русскаяинтеллигенцияразвивалась и рослав атмосфере непрерывного
мученичества, и нельзя непреклонитьсяперед святыней страданийрусской
интеллигенции. Но ипреклонение перед этими, страданиями вихнеобъятном прошлом и тяжелом настоящем, перед этим"крестом" вольным или невольным, не заставит молчать о том, что все-таки остается истиной, о чемнельзя молчать хотя бы во имя пиетета перед мартирологом интеллигенции.
Вообще, духовныминавыками,воспитанными Церковью, объясняется и не одна из лучших чертрусской интеллигенции, которые она утрачиваетпомере своего удаленияот Церкви, например,некоторый пуританизм, ригористические нравы,своеобразный аскетизм, вообщестрогость личной жизни;такие, например, вожди русской интеллигенции,какДобролюбов и Чернышевский (оба семинаристы, воспитанные в религиозных семьях духовных лиц), сохраняют почти нетронутым свой прежний нравственный облик,который, однако же, постепенно утрачиваютихисторические детии внуки.
Социальные воззрения русской интеллигенции
В «Вехах» красной нитью проходила разоблачительная тенденция относительно социалистических воззрений русской интеллигенции. Содержание же социалистической доктрины сводилось веховцами исключительно к идее распределения материальных и духовных благ. «Интересы распределения и уравнения, — писал Бердяев, — в сознании и чувствах русской интеллигенции всегда доминировали над интересами производства и творчества» («Вехи» с. 25). Эту мысль высказал и С. Л. Франк, считавший, что «производство благ во всех областях жизни ценится ниже, чем их распределение; интеллигенция почти так же мало, как о производстве материальном, заботится о производстве духовном, о накоплении идеальных ценностей; развитие науки, литературы, искусства и вообще культуры ей гораздо менее дорого, чем распределение уже готовых, созданных духовных благ среди массы» («Вехи» с. 174). Веховцы усматривали «несчастие» русской интеллигенции в том, что она ставит благо народа «выше вселенской истины и добра», что для нее характерно «аскетическое отрицание богатства», а абсолютизация ею идеи распределения есть не что иное, как «философское заблуждение и моральный грех». (см. п. № 12)
Понятие права у русской интеллигенции
Значение права относительно, его содержание создается отчасти изменчивыми экономическими исоциальными условиями.Относительное значение правадает повод некоторым теоретикам определять очень низко его ценность. Одни видят в праве только этическийминимум, другиесчитают неотъемлемым элементомего принуждение,т. е. насилие. Если этотак, то нет основанияупрекать нашу интеллигенциювигнорировании права.Она стремиласькболее высоким и безотносительным идеалам и могла пренебречь на своемпути этою второстепенною ценностью (см. п. № 9).
Духовная культура состоитне из однихценных содержаний.
Значительную часть ее составляют ценные формальные свойства интеллектуальной иволевойдеятельности. А из всех формальных ценностей право, как наиболее совершенно развитая и почти конкретно осязаемая форма,играет самую важную роль. Право в гораздо большей степенидисциплинирует человека, чем логика и методологияиличем систематические упражнения воли. Главноеже,в противоположностьиндивидуальному характеру этих последних дисциплинирующих систем, право - по преимуществу социальная система, и притомединственная социальнодисциплинирующаясистема. Социальная дисциплина создается только правом: дисциплинированное общество и общество с развитым правовым порядком - тождественные понятия (см. п. № 9).
Притупленность правосознаниярусской интеллигенции и отсутствие
интереса к правовым идеям являются результатом застарелого зла - отсутствия
какого бы то ни было правового порядка в повседневной жизни русского народа.
По поводу этого Герцен еще вначале пятидесятых годов прошлого века писал: "правоваянеобеспеченность, искони тяготевшаянад народом, быладля него своегорода школою. Основупрочногоправопорядка составляетсвобода личности и ее неприкосновенность.Казалось бы, урусской интеллигенциибыло достаточно мотивов проявлятьинтересименно кличнымправам. Искониунас было признано, что все общественное развитиезависитот того, какое положение занимает личность.Поэтомудаже сменаобщественныхнаправлений унас характеризуется заменойодной формулы, касающейся личности, другой. Одна за другойунас выдвигались формулы:критически мыслящей,сознательной, всесторонне развитой,самосовершенствующейся,этической, религиознойи революционной личности. Были ипротивоположныетечения, стремившиеся потопить личность в общественныхинтересах, отстаивавшие соборнуюличность. Однаковажнеевсего то,что,как былоотмечено выше, Кавелин, Михайловскийи всярусская интеллигенция,следовавшаяза ними, упускали совершенно из вида правовую природу конституционного государства. Если же мы сосредоточим свое вниманиена правовой организацииконституционного государства,то для уяснения егоприроды мы должныобратиться кпонятию права в его чистомвиде, т.е.с егоподлиннымсодержанием, не заимствованным из экономических и социальныхотношений. Тогда недостаточно указывать на то, что право разграничивает интересы илисоздаеткомпромисс междуними, а надо прямонастаивать на том, что право только там, где есть свобода личности. В этом смысле правовой порядок есть система отношений, при которых все лица данного общества обладают наибольшей свободой деятельности и самоопределения. Но в этом смысле правовойстрой нельзя противопоставлять социалистическому строю.Напротив, более углубленноепонимание обоих приводитквыводу, что они тесно друг с другом связаны, и социалистический стройс юридической точкизренияесть толькоболеепоследовательно проведенный правовой строй. С другой стороны, осуществление социалистическогостроя возможно только тогда,когдавсе его учреждения получат вполне точную правовую формулировку (см. п. № 9).
Отношение к философии у русской интеллигенции
Вэпоху кризисаинтеллигенциии сознаниясвоихошибок, вэпоху
переоценки старых идеологийнеобходимо остановиться и на нашем отношениик
философии. Традиционное отношение русской интеллигенции к философии сложнее, чем это можетпоказаться на первый взгляд, и анализ этого отношенияможет вскрыть основные духовныечерты нашегоинтеллигентскогомира. Говорю об интеллигенциив традиционно-русском смыслеэтого слова,о нашей кружковой интеллигенции,искусственно выделяемойизобщенациональнойжизни. Этот своеобразный мир, живший до сих пор замкнутой жизньюпод двойным давлением, давлением казенщинывнешней - реакционной власти и казенщины внутренней - инертностимыслии консервативностичувств, небезоснования называют "интеллигентщиной" в отличиеот интеллигенции вшироком, общенациональном, общеисторическом смысле этого слова. Терусские философы, которыхне хочет знать русская интеллигенция, которых она относит к иному, враждебному миру, тоже ведь принадлежат к интеллигенции, но чужды "интеллигентщины". Каково же было традиционноеотношение нашейспецифической, кружковой интеллигенции к философии,отношение, оставшеесянеизменным, несмотрянабыструю смену философскихмод? Консерватизм и косностьв основном душевномукладе у нас соединялисьс[о] склонностью новинкам,к последним европейскимтечениям, которыеникогдане усваивалисьглубоко.Тоже былои вотношениик философии (см. п. № 10).
Русская история создалаинтеллигенциюс такимдушевным укладом, которому противен был объективизм и универсализм, при котором немогло быть настоящей любви к объективной, вселенской истинеи ценности. К объективным идеям, к универсальным нормам русская интеллигенцияотносилась недоверчиво, таккак предполагала,чтоподобные идеиинормы помешаютбороться с самодержавиеми служить "народу", благо которого ставилось выше вселенской истины и добра. Это роковоесвойство русской интеллигенции, выработанное ее печальной историей, свойство, за которое должна ответить и наша историческая власть, калечившаярусскуюжизнь и роковым образом толкавшая интеллигенцию исключительно на борьбу против политического и экономического гнета, привело к тому, что в сознании русской интеллигенции европейские философскиеучения воспринимались в искаженном виде, приспособлялись к специфически интеллигентским интересам,азначительнейшиеявления философскоймысли совсемигнорировались. Искажен и к домашним условиям приспособлен был у нас и научныйпозитивизм,и экономический материализм, и эмпириокритицизм, и
неокантианство, и ницшеанство (см. п. № 10).
Те же психологические особенности русской интеллигенции привели к тому,
то она просмотрела оригинальнуюрусскую философию, равнокак и философское содержаниевеликой русскойлитературы.Мыслитель такогокалибра,как Чаадаев, совсем небыл замечен и небыл понят даже теми,которыео нем упоминали. Казалось, были все основания к тому, чтобы Вл. Соловьева признать нашим национальнымфилософом,чтобы околонегосоздать национальную философскую традицию.
«Вехи» об интеллигенции
Сюжетная линия «Вех» сводилась к поискам виновников деструктивного характера развития революционных событий в России в 1905—1907 годах. Причем «виновники» были обнаружены без особых усилий. Ими была объявлена русская интеллигенция, над которой и был учинен самый настоящий суд. Интеллигенция, по словам Булгакова, «была нервами и мозгом гигантского тела революции. В этом смысле революция есть духовное детище интеллигенции, а, следовательно, ее история есть исторический суд над этой интеллигенцией» («Вехи» с. 45).
Однако предварительно веховцам пришлось проделать любопытную аберрацию, а именно вывести себя из числа обвиняемых. Для этого ими был применен метод противопоставления двух понятий: «интеллигенция» и «образованный класс». Такое искусственное разграничение понятий давало им возможность настаивать на своей генетической, идейной связи именно с «образованным классом», а не с «отщепенской», «кружковой» и «подпольной» интеллигенцией, которая и инспирировала революцию. Оговорку делали веховцы и относительно либеральной интеллигенции. «Русский либерализм… — писал Струве, — считает своим долгом носить интеллигентский мундир, хотя острая отщепенская суть интеллигента ему совершенно чужда» («Вехи» с. 143).
По существу же веховцы, употребляя термин «русская интеллигенция», основное внимание сфокусировали на «разоблачении» так называемых «пороков» и «грехов» именно революционно-демократической интеллигенции, задевая лишь как бы рикошетом либеральную интеллигенцию. О том, что в «Вехах» речь шла по преимуществу о социалистической интеллигенции (социал-демократического и народнического направлений), прямо и откровенно писал Струве: «Русская интеллигенция, как особая культурная категория, есть порождение взаимодействия западного социализма с особенными условиями нашего культурного, экономического и политического развития. До рецепции социализма в России русской интеллигенции не существовало, был только «образованный класс» и разные в нем направления» («Вехи» с. 151).
В чем же, по мнению веховцев, заключались органические «пороки» и «грехи» русской интеллигенции? Авторы «Вех» считали, что, в отличие от «образованного класса», передовые представители которого продолжали творчески развивать и обогащать собственную национальную идеологию, генетически связанную с идеалистическими и религиозно-мистическими течениями русской философской мысли, интеллигенция постоянно занималась трансплантацией модных западноевропейских идей (материализм, позитивизм, эмпириокритицизм, неокантианство, ницшеанство и т. п.) и приспособлением их без должной критической переработки к собственным специфическим утилитарным интересам. Причем игнорирование и даже вражда к идеалистическим и религиозно-мистическим системам (как русским, так и западноевропейским) происходили у русской интеллигенции якобы потому, что ее вообще мало интересовали гносеологические проблемы и тем более поиски абсолютной истины и что она всецело была поглощена сугубо утилитарными социальными идеями «уравнительной справедливости», «общественного добра», «народного блага» и т. п. Отсюда вытекали обвинения интеллигенции в «народолюбии», «пролетариатолюбии», «народопоклонстве» и т. д. «Интеллигенция, — писал Н. А. Бердяев, — готова принять на веру всякую философию под тем условием, чтобы она санкционировала ее социальные идеалы, и без критики отвергнет всякую, самую глубокую и истинную философию, если она будет заподозрена в неблагоприятном или просто критическом отношении к этим традиционным настроениям и идеалам» («Вехи» с. 29). (см. п. № 12)
Одно из наиболее тяжких обвинений в адрес русской интеллигенции веховцы усматривали в том, что она вместо того, чтобы вести систематическое политическое воспитание народа в духе разумного компромисса, не только потворствовала, но и вполне сознательно разжигала «темные», «разрушительные» инстинкты масс. «Прививка политического радикализма интеллигентских идей к социальному радикализму народных инстинктов, — писал Струве, — совершилась с ошеломляющей быстротой» («Вехи» с. 148). В результате такого синтеза «идей» и инстинктов» революция приняла «бессознательный», «стихийный» и сугубо «разрушительный» характер.
Обвинив русскую интеллигенцию за произведенный ею синтез «отщепенческих» идей с «народными инстинктами», веховцы делали неожиданный вывод, что массы с «бессознательным мистическим ужасом» ненавидели интеллигенцию. Эти настроения предельно откровенно выразил М.О. Гершензон. «Каковы мы есть, — писал он, — нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной» («Вехи» с. 101).
Иными словами, веховцы предлагали собственную модель «настоящей» интеллигенции, полностью интегрированной в капиталистическую систему. Историческая задача этой буржуазной интеллигенции должна была состоять в том, чтобы идеологически обосновать и политически защитить систему капиталистических общественных отношений, искать пути для ее совершенствования и дальнейшего развития. Практическая реализация подобного рода «модели» позволила бы, по мнению веховцев, с одной стороны, превратить интеллигенцию из некоего «особого слоя» в структурную часть капиталистического общества, а с другой — снять противоречие между «духовными и внешними формами общежития».
Веховские призывы к покаянию и перерождению русской интеллигенции были в основе своей поддержаны авторами сборника «Интеллигенция в России». Так, М. И. Туган-Барановский считал, что «спрос на идеологическую защиту интересов господствующих классов должен вызвать и соответствующее предложение — следует ожидать, что известная часть русской интеллигенции возьмет на себя эту защиту — «обуржуазится» (с. 436). В свою очередь, Милюков призывал к покаянию лишь левые, интеллигентские течения в политике, которые, по его мнению, принесли массу вреда «делу русского освобождения своим рецидивом утопизма» (с. 370). Призывать же к покаянию либеральные интеллигентские течения в политике Милюков, видимо, считал неправомерным.
Если в вопросах покаяния и перерождения русской интеллигенции между авторами сборников «Вехи» и «Интеллигенция в России» все же имело место взаимопонимание, то в отношении путей преодоления противоречия между «духовными» и «внешними формами общежития» выявились значительные расхождения. В отличие от веховцев авторы сборника «Интеллигенция в России» считали, что прежде всего следует всеми силами «налечь на «внешнее устроение», чтобы довести до крыши «просторный», но недостроенный дом» («Вехи» с. 378). Милюков призывал интеллигенцию отвергнуть струвистский тезис «жить поверх текущего момента» и активнее включиться в политическую жизнь, сохранять и укреплять партию «народной свободы», создание которой, по его словам, явилось «самым крупным и в высшей степени ценным положительным приобретением только что пройденной нами стадии русского политического развития» («Вехи» с. 371). В этом состояло тактическое различие между веховцами и официальным кадетским руководством.
Интеллигенция и революция 1917 г
Социальный слой носителей российской культуры и государственностибыл уничтожен вместе с культурой и государственностью исторической России в результате большевистскогопереворота.Втечениеполуторадесятилетий послеустановлениякоммунистическогорежимабыло в основном покончено с его остатками, и одновременно шел процесссоздания "новойинтеллигенции",предопределившийнынешнее положение с интеллектуальным слоем в нашей стране. Восновеэтоголежали следующие обстоятельства.
Большевистскуюреволюцию российский интеллектуальный слой встретил, естественно, резковраждебно. Болеетого,онбыл единственным,ктооказал ейсразуже активное вооруженное сопротивление - еще в то врем (осень 1917 - зима 1918года), когдакрестьянство и даже казачество оставались пассивны
Тотальный контроль социалистического государства над всеми сферами жизни привел кневиданномуразрастаниюисобственно административно-управленческогослоя.Уже в конце 1919 года, несмотрянапотеривовремямировойигражданскойвойн, эмиграции и отпадения отРоссииогромныхтерриторийс многомиллионным населением, только в 33губернияхЕвропейской Россиинасчитывалось1880тыс.среднихи480тыс. высших государственныхслужащих(вместо576тыс.до революции).
Перепись 1923 года зафиксировала только в городах, без сельской местности,1836 тыс. служащих. Несмотря на частные сокращения, их число с 1925 по 1928 год увеличилось с 1854,6 до 2230,2 тыс. человек. Если до 1917 годав Россиина167 млн.населения приходилосьменее 0,6млн.государственныхслужащих, ав Германии на 67,8 млн. населения-1,5 млн.,тоуже через
десятьлет Германияпоколичеству их"надушу населения" осталась далеко позади: к этому времени там вуправлениибыло занято 20человекна 1000 человек населения, а в СССР - 33.
Врезультатемер,предпринятыхсоветской властью, доля студентов -выходцевизобразованныхслоев,составлявшая первыедва-тригодапослереволюцииеще свыше двух третей, стала стремительно снижаться. Ужев1923годувприемена первый курс их было меньше половины. В конце 20-х- начале 30-х годов выходцев из интеллигенции средистудентоввузов
насчитывалось не более20-30процентов(врядевузов, особеннотехнических,-иногда и менее 10 процентов), среди учащихся техникумов – 10 - 15 процентов. Приэтомнадневных отделенияхдолихбылавдвое-втроениже, чем на вечерних и заочных. В конце 30-х годов в силу упоминавшихся причин процент выходцев из интеллектуального слоя повысился до 40 с небольшим, в 40 - 50-х годах составлял до 50 - 60, но затем, с введением новых льгот "производственникам" и "вторым рождением" рабфаков, вновь упал до 40 - 45процентовив70-егодыобычноне поднималсявыше50процентов.Средипринятых на 1-й курс с конца 60-х до конца 70-х годов доля выходцевизинтеллигенции упалапочтинадесятьпунктов (с примерно 55 до примерно 45 %).Средивыпускниковсреднихспециальных учебных заведений,замещавшихосновнуюмассу должностей ИТР и других массовых интеллигентских профессий, выходцевизинтеллигенции было в среднем не более 20 %.
Если необходим список литературы - обращайтесь: YMA@ngs.ru
Выводы
Во время революции интеллигенция занималась творческой, организационнойработой. Были интеллигенты,которыеразными способамиработалидля организации рабочего класса; другие - соединяли крестьян для борьбы за их интересы, как потребителей, арендаторов земли, продавцов рабочей силы;третьи – работали надпросвещением народа, земские деятелитрудились над начаткамиместного самоуправления. Все это, несомненно,органическая, творческаяработа, составляющая историческоедело.Но известнотакже,что результатыэтой работы, требовавшей громадныхсил иполного самоотвержения, были сравнительноочень малы: общее развитиестраны двигалосьвперед медленно.
Средиинтеллигенции были крайне непопулярны понятияличной нравственности, личного самоусовершенствования, выработки личности (и,наоборот, особенный, сакраментальныйхарактер имеет словообщественный).Хотя интеллигентское мироотношениепредставляет собойкрайнеесамоутверждениеличности, ее самообожествление, нов своих теориях интеллигенция нещадно гонит эту самую личность,сводя ееиногда без остаткана влияния среды и стихийныхсил истории (согласно общему учению просветительства). Интеллигенциянехочет допустить, что в личности заключенаживая творческаяэнергия, иостается глухако всему,чток этойпроблемеприближается: глухане только к христианскому учению, но даже к учению Толстого (в которомвсе же заключено здоровое зерноличного, самоуглубления)ико всемфилософским учениям, заставляющим посчитаться с нею.
На освещение интеллигентских проблем сильнейшийотпечаток накладывает социальная самоидентификация пишущих. Как справедливо заметил в свое время Ф. Ницше, тщеславие другихне нравится намтогда,когда идет против нашего тщеславия. Вот почему,даже несмотрянамоду надореволюционнуюРоссию, неприязнькее "образованному сословию" просматривается очень четко в писаниях самых разных по взглядамавторов.Для одних этобуржуи,сатрапы иреакционеры,для других - масоны и предатели, виновные в гибели России. Но какой бы ни изображать, чем бы ни мазать старую российскую элиту и каких быгрехов на нее ни взваливать, а все равно ничего лучшего в стране не было: элита, она и есть элита. И это она создала ту русскую культуру, котораяпризнана ныне всем цивилизованным миром.