Александр III: исторический портрет российского императора

	Загрузить архив:
	Файл: ref-9062.zip (20kb [zip], Скачиваний: 142) скачать

Доклад на тему:

«Александр III: исторический портрет российского императора»

Кризис верхов в 1881 году

Цареубийство 1 марта 1881 года – вершина революционного кризиса. Никогда раньше правящие верхи не переживали такой паники и растерянности, как в первые дни после гибели Александра II. Отовсюду император получал известия о подготовке новых покушений; петербургский градоначальник Н. М. Баранов пугал правительство «ужасной катастрофой», которая вот-вот разразится, и выдвигал разные нелепые проекты вроде закрытия фабрик и выселения рабочих из столицы для предотвращения восстания. В народе распространялись панические слухи, министры потеряли головы, власть была дезорганизована. 12 марта, получив письмо от своего учителя И. П. Победоносцева с советами лично проверять запоры на дверях и следить, «чтобы не залезли под кровать», Александр III назначил будущим регентом своего брата Владимира и сбежал в Гатчину. Так, в замке со рвами и подъемными мостами он оставался многие годы.

Именно в эти мартовские дни выявилось, в какой тупик попало революционная партия со своим «красным террором». Силой «Народной воли» были исчерпаны: А. Д. (Александр Дмитриевич) Михайлов был схвачен еще в конце 1880 года, А. И. Желябов – в феврале 1881, Софью Перовскую – руководительницу покушения – арестовали 10 марта. Один из летальщиков, Николай Рысаков, схваченный на месте преступления, выдал полиции все, что знал. Массовые обыски и облавы, прокатившиеся по его следам, привели к разгрому петербургской организации «Народной воли». Провал Исполнительного комитета парализовал немалые силы партии, оказавшиеся без руководства; остатки Исполнительного комитета бежали из Петербурга в Москву, что стало началом длительного спада революционного движения.

Поняв, что надежды на революцию не оправдались, ИК 10 марта 1881 г. обратился с письмом к Александру III, обещая прекратить террор в обмен на конституцию. Тремя днями раньше, 7 марта, состоялось совещание высших сановников империи, на котором Лорис-Меликов и большинство других министров высказались за принятие проекта «конституции», уже подписанного Александром II. Недвусмысленно в пользу представительного правления высказались «Голос» и несколько других либеральных изданий.

Но либеральная бюрократия, занимавшая тогда ключевые посты в правительстве, не смогла оказать энергичного давления на Александра III. Требование конституции со стороны цареубийц буквально выбивало почву из-под ног верноподданных либералов.

Зато консерваторы (Катков, Победоносцев), за все время кризиса не проявившие ничего, кроме энергии и изворотливости в канцелярских играх, придя в себя от шока, своего шанса не упустили. Победоносцев настойчиво убеждал нового царя в необходимости жесткой политики. «Злое семя можно вырвать только борьбой с ним на живот и на смерть, железом и кровью. Хотя бы погибнуть в борьбе, лишь бы победить», - писал он Александру III. Катков в «Московских ведомостях» тоже открыл поход против«гнилого либерализма», «доведшего Россию до позора 1 марта» (цареубийство).

Цареубийство ударило по монархическим чувствам русских. Под громовые филиппики Каткова и беспорядочные репрессии перепуганной полиции в обществе был взвинчен психоз осажденной крепости. Настроение большинства повернулось к «сильной руке».

Над убийцами Александра II состоялся суд, на котором прокурор Н. В. Муравьев требовал смертной казни подруги своих детских игр Софьи Перовской. Приговор был предрешен резолюцией Александра III о том, что «все шестеро будут повешены». 3 апреля 1881 года пятеро народовольцев – А. Желябов, С. Перовская, Т. (Тимофей Михайлович) Михайлов, Н. Кибальчич и Н. Рысаков – были публично казнены. Это был первый сигнал поворота к реакции. 29 апреля 1881 года Александр III подписал манифест о незыблемости самодержавия. Вместо конституции страна получила «Положение об усиленной и чрезвычайной охране» (14 августа 1881 г.), предоставлявшее широкие права губернаторам и полиции. В России начался период торжества консервативной политики.

Александр III и его окружение

В момент вступления на престол Александру было 36 лет. По характеру он сильно отличался от всех Романовых – германофилов, людей неискренних, любителей пофлиртовать; он был ближе к древним московским князьям, скопидомам и тяжелым «собирателям русской земли», но без их таланта и византийской изворотливости. Скромность, прямодушие, трудолюбие и привязанность к семье сочетались у Александра с обостренным чувством ответственности, упорством и природным здравым смыслом, но не подкреплялись гибкостью ума и образованием. Из-за невероятной силы огромного грузного царя А.Ф. Кони придумал ему элегантное прозвище «бегемот в эполетах», соответствовавшее как его физической мощи, так и умственной ограниченности.

Традиционное романовское упрямство и узкий консерватизм, воспринятый Александром III от его учителя К. П. Победоносцева, сводили политику царя к стремлению сохранить существующий режим без изменений. Всю свою жизнь Александр оставался верен своему кредо, сформулированному в письме своему брату Владимиру в апреле 1881 года: «Я никогда не допущу ограничения самодержавной власти, которую нахожу нужной и полезной для России».

Глубокая религиозность и патриотизм царя придавали его политике славянофильские оттенки. Впервые за двести лет русский император носил бороду. Правда, когда в 1882 году министр внутренних дел К. П. Игнатьев попробовал созвать Земский собор по случаю коронации императора в Москве (любимая идея славянофилов), царь под влиянием Победоносцева уволил его и заменил архиреакционером Д. А. Толстым. Коронация прошла на следующий год безо всякого Земского собора и при чрезвычайных мерах безопасности, которую обеспечивало более 14 тысяч человек полиции. Александр III был неспособен справиться с лавиной дел, обрушивавшихся на повелителя 100-миллионой империи. Сверхцентрализация усложнявшейся жизни превратила его в пленника бюрократического аппарата.

Долгое время решающее влияние на царя оказывал К. П. Победоносцев, олицетворявший собой духовный застой и канцелярскую рутину. Этот худощавый человек с аскетическим лицом, в больших роговых очках, не имея друзей, занимая не слишком важную должность обер-прокурора Святейшего Синода, добился могущества, снискавшего ему прозвища «серого преосвященства» и даже «русского папы». Умный и образованный, Победоносцев был убежденным обскурантистом, являя собой тип узкого бюрократа, каждой черточкой и каждым поворотом мысли обнаруживая российское чиновничье мировоззрение. В конце 80-х его власть ослабла, но при Николае II он снова набрал силу и до самой смерти в 1906 году был знаменем крайнего консерватизма.

Правительство Александра III состояло большей частью из бездарных реакционеров, закостеневших в бюрократической рутине. Министром внутренних дел в 1882-1889 гг. был граф Д. А. Толстой, «занятый одними динамистами, и то в их замыслах против его особы», «вскормленный слюной бешеной собаки», по словам Модеста Корфа, и по крайней мере дважды – в 1872 и 1885 гг. - впадавший в умопомешательство: он воображал себя лошадью и требовал сена. Сменил его некто И. Н. Дурново; по меткому выражению А. Кони «представительный выездной лакей, попавший в силу злосчастной судьбы в министры». Министерством народного просвещения ведал И. Д. Делянов, превративший свое ведомство в филиал департамента полиции. Такие люди не смогли, даже если б захотели, направлять государственный корабль. Под вождением все критиковавшего, но не умевшего предложить ничего позитивного К. П. Победоносцева, Россия плыла в неизвестность.

Внутренняя политика Александра III

Первые годы нового царствования прошли в беспощадном преследовании «Народной воли». Царская полиция, реформированная Лорис-Меликовым и энергичным директором департамента полиции В. К. Плеве, вырастила кадры мастеров политического сыска, добивавшихся в борьбе с реакционерами немалых успехов. Осенью 1882 года начальник петербургского охранного отделения Т. П. Судейкин завербовал в провокаторы видного революционера С. П. Дегаева, провалившего военную организацию «Народной воли». Было арестовано более 260 офицеров, за ходом следствия дотошно следил сам царь. Тогда же был окончательно разгромлен Исполнительный комитет «Народной воли»,двое уцелевших членов которого – М. Н. Ошанина и Л. А. Тихомиров – бежали за границу.

В 1883 году для личных врагов императора на островке посреди Невы в Шлиссельбурге была выстроена специальная тюрьма – «сухая гильотина». В ее казематах Александр III заточил 56 самых опасных народовольцев, из которых выйти на волю в 1905 году суждено было только девятнадцати.

К 1886 году с «Народной волей» было покончено – одних казнили, других отправили на каторгу и в ссылку. Однако на следующий год, 1 марта 1887 года в Петербурге было совершено покушение на Александра III (единственное за время его царствования), вызвавшее новую волну репрессий. Вско­ре полиция сумела достичь больших успехов в защите самодержавия, и деятельность революционеров начала угасать.

Карательная политика сопровождалась целой серией мер в области образования и печати. В 1884 году был введен университетский устав, ограничивший университетскую автономию и поставивший профессуру и студенчество под административный надзор. В 1886 го­ду по настоянию Победоносцева были закрыты Выс­шие женские курсы, в 1887 году циркуляр Делянова о «кухаркиных детях» ограничил доступ в гимназии и университеты выходцам из низших сословий. В школе был взят решительный крен на преподавание религиоз­ных предметов и классических языков. Число церковно­приходских школ, которыми Победоносцев стремился заменить светское образование, возросло с 4 тыс. до 32 тыс. с миллионом учащихся. В печати после 1 марта 1881 г. восстановилось всесилие цензуры. Серией цирку­ляров было запрещено публиковать что-либо отличное от взглядов правительства по любому важному вопросу. Запрещению подверглись либеральные издания «Голос» и «Отечественные записки», многие книги Льва Толстого, Эмиля Золя, Виктора Гюго, Ги де Мопассана и почти каждая третья русская пьеса... Царь, ничего не читав­ший из газет, кроме специального экстракта, подготов­ляемого министерством внутренних дел, откровенно радовался репрессиям против печати, сопровождая док­лады министра об этом пометами типа «Поделом этому скоту!», «Очень хорошо!»

Довольно жестко обращалось правительство и с не­угодными ему авторами. Правда, до приговоров к каторж­ным работам, как было при Николае I с Достоевским и Шевченко, дело не доходило, но многие сочинения Льва Толстого, которого Победоносцев называл «полоум­ным», были запрещены. Н. Г. Чернышевского, возвращен­ного из сибирской тундры в раскаленную Астрахань, окружили заговором молчания, запрещая упоминать его имя в печати. Философа Вл. Соловьева лишили права чтения публичных лекций, а художнику И. Е. Ре­пину запретили показывать его гениальную картину «Иван Грозный и сын его Иван» (1885 г.).

С 1885 года Александр III начал проводить контр­реформы, направленные на поддержку разоряющегося поместного дворянства. Был реорганизован особый Дво­рянский банк, капитал которого в несколько раз превы­шал средства Крестьянского банка. Закон о земских начальниках 1889 года поставил общину под полный контроль помещиков, вновь получивших право в админи­стративном порядке пороть неугодных им мужиков. Зем­ская (1890 г.) и городская (1892 г.) контрреформы отдали местное самоуправление в руки дворянства и богатых собственников.

Политические взгляды Александра отличались реак­ционностью, во всем остальном он был весьма дально­видным царем. Он начал укрепление и реорганизацию русской армии, привлек немецкие капиталы для развития угольной и металлургической промышленности России, ввел протекционизм, защитив отечественный рынок от конкуренции иностранных товаров. Экономика страны при нем сделала значительные успехи, если не считать сельского хозяйства, где правительственная политика воздвигала одну препону за другой. Но политический застой входил во все большее противоречие с ускоряю­щимся хозяйственным и культурным ростом нации.

Русификация окраин

При Александре III традиционная русская политика веротерпимости и покровительства малым на­родностям, обеспечивавшая империи внутреннюю спло­ченность, сменяется насильственной русификацией и стремлением к слиянию всех подданных в единую национальность. Эта политика точно подражала мето­дам угнетения, применявшимся Германией в Познани и Эльзас-Лотарингии, но была обращена прежде всего против самих немцев, со времен Петра I взявших не­померную власть в русском чиновничьем аппарате. Она проистекала из ложно понятого православного патрио­тизма и желания переделать петербургскую систему на старомосковский лад и питалась тягой бюрократии к унификации управляемых народов. Прямолинейный ум Александра III был не в силах объять гибкую сложность имперской конструкции, унаследованной пе­тербургской Россией от предшествующих эпох. Царь исходил из простой и разрушительной мысли, что в Рос­сии должны господствовать русские, и соответственно действовал. В будущем это породило множество меж­национальных конфликтов.

На всех окраинах империи — от Финляндии до Сред­ней Азии, а также в Поволжье народы, принадле­жавшие к различным культурам и цивилизациям, под­верглись русификаторской нивелировке.

Была ограничена автономия Финляндии, пользовав­шейся до сих пор всеми преимуществами нейтралитета под защитой русского оружия и выгодами бескрай­него русского рынка, но упорно отказывавшей русским в равноправии с финнами и шведами в нескольких верстах от Петербурга. Вся переписка финских властей с русскими должна была теперь вестись на русском языке, русские почтовые марки и рубль получили права хождения в Финляндии. Намечалось также заставить финнов оплачивать содержание армии наравне с населе­нием коренной России и расширить сферу применения русского языка в стране.

Польша вообще была переименована в Привисленский край, польский язык вычеркнут из школьных и университетских программ, названия улиц, даже вывески магазинов должны были быть только на русском языке. Католическая церковь, имевшая огромное влияние на поляков, подверглась преследованиям. Ей запрещали строить новые костелы и ремонтировать старые без специального разрешения, духовные семинарии строго ограничивались в приеме учеников.

Для финскою и польского народов, ориентирован­ных на Запад и принадлежавших к западной цивили­зации, перспектива сменить культурный круг и раство­риться в русском море была равносильна националь­ной гибели, и в конце XIX века царизм столкнул­ся с нарастанием сопротивления с их стороны. Поскольку же в России, кроме правительства, никто не верил в возможность ассимиляция западных окраин, политика русификации не пользовалась поддержкой нации и не имела никаких шансов на успех.

На Украине, населенной братским православным на­родом, в 1876 году по предложению П. А. Валуева был запрещен к употреблению украинский язык. Пра­вительство исходило при этом из того, что новая украинская мова была частично искусственно создана после 1848 года антирусски настроенной интеллиген­цией из Львова, принадлежавшего тогда Австро-Венг­рии. Но в результате украинизм, до тех пор куль­турнический и лояльный, стал оппозиционным России и подпал под германо-австрийское влияние. Насильст­венное крещение в православие униатов (греко-католиков), некогда огнем и мечом обращенных в униатство польскими панами, создало интеллигентскому украиниз­му мощную социальную базу в западных губерниях и посеяло семена конфликтов, не утихающих и сегодня.

На Кавказе традиционная дружба русских с грузи­нами и армянами была подорвана гонениями на армян­скую церковь и неумелыми попытками русификации Грузии, пришедшими на смену гуманному и осторож­ному управлению эпохи Николая I.

В Крыму, на Кавказе, в Средней Азии и Поволжье русификация сопровождала хозяйственное вторжение капитализма, размывавшего традиционные устои жизни, подготавливая тем самым жесткую ответную реакцию исламского фундаментализма. Но при Александре III мусульманские народы, ослепленные блеском и мощью империя, еще не проявляли недовольства.

Особым преследованиям подвергались евреи. В 1882 году им было запрещено селиться в черте оседлости (т. е. в западных губерниях) и приобретать землю. В 1887 году специальным циркуляром устанавливалась процентная норма приема еврейской молодежи в уни­верситеты (не более 10% в черте оседлости и 2—3% в других губерниях). Ограничивались права евреев зани­маться адвокатурою (впрочем, частично эти меры объяснялись непомерным наплывом евреев в университеты, где их доля достигла 70% студентов, и в юриспруден­цию). В 1892 году 20 тыс. евреев были изгнаны из Москвы, где по закону они не могли постоянно прожи­вать. Меры эти возбудили ненависть в сердцах еврейской молодежи, устремившейся в революционное движение. Вместо того чтобы слиться с окружающими народами в созидательной деятельности, евреи оказались в положении противоборства с государством и преврати­лись в опасную разрушительную силу. Россия стала родиной мирового сионизма.

Казенный национализм породил лишь неприязнь ино­родцев, не увеличив ни материальной мощи русских, ни их нравственного авторитета. Он остался чужд рус­ской душе и представлениям о справедливости, быто­вавшим в народе. Между тем если и существовала тогда нация, не нуждавшаяся в искусственном покровитель­стве, так это русские, совершившие в 80—90-х годах XIX века огромный экономический и культурный рывок.

Экономика и классы пореформенной России

Отмена крепостного права в 1861 году осво­бодила производительные силы России из-под гнета отжившей хозяйственной системы. Пореформенные де­сятилетия XIX века — время быстрого развития эконо­мики и глубоких социальных перемен, сопровождав­ших переход к капитализму. Население России вырос­ло с 71 млн. человек в 1856 году до 122 млн. человек в 1894 году, в том числе городское — с 6 млн. до 16 млн. человек. Выплавка чугуна с I860 по 1895 год увеличилась в 4,5 раза, добыча угля — в 30 раз, нефти — в 754 раза. В стране было построено 28 тыс. верст железных дорог, соединивших Москву с основными промышленными и сельскохозяйственными районами и морскими портами. Число русских речных пароходов возросло с 399 в 1860 году до 2539 в 1895-м, а морских — с 51 до 522. В это время в России закончился промыш­ленный переворот, и машинная индустрия сменила ста­рые мануфактуры. Выросли новые промышленные города (Лодзь, Юзовка, Орехово-Зуево, Ижевск) и целые инду­стриальные районы (угольно-металлургический в Дон­бассе, нефтяной в Баку, текстильный в Иванове). Объем внешней торговли, не достигавший в 1850 году и 200 млн. рублей, к 1900 году превысил 1,3 млрд. рублей.

Решающим фактором в развитии экономики были же­лезные дороги. В течение пореформенных десятилетий Россия строила их больше и быстрее, чем другие европейские страны. Как и в США, железные дороги связывали отдаленные окраины в единый организм, соединяли села с городами, промышленность с рынком. Жизнь ускорялась с пришествием паровоза: пассажиры могли доехать из Петербурга в Москву за один день, попивая чай и закусывая по русскому обычаю домаш­ней снедью из необъятных баулов.

Железнодорожное строительство, начатое после Крымской войны государством из стратегических сооб­ражений, вызвало к жизни новые отрасли промышлен­ности, особенно в металлургии и машиностроении, под­няло богатства недр, ранее лежавшие втуне, воздвигло на месте прежних пастушеских пейзажей индустриаль­ные города с дымными фабриками, чугунными мостами и шумными торжищами. Железнодорожное строительство связало русский капитал с государством (сам Алек­сандр III владел акциями железных дорог на 6.321.933 рубля) и способствовало раннему образованию монопо­листических групп буржуазии. Железнодорожное строи­тельство, форсируя развитие русской промышленности, повлекло за собой протекционизм и другие меры госу­дарственного вмешательства в экономику, в целом не­свойственные в тот период Западу.

Форсированное насаждение капитализма сверху, си­лой государства, деформировало естественный ход раз­вития русской буржуазии. В конце XIX века она все еще состояла из нескольких разнородных фракций, разли­чавшихся по ориентации и происхождению. Немецко-чиновная петербургская группа, связанная с иностран­ным капиталом и ориентированная на тяжелую индуст­рию и казенные заказы, встречала сильную конкуренцию национальной, преимущественно старообрядческой, и поднявшейся в легкой промышленности московской буржуазии. Предпринимательский класс России второй по­ловины XIX века — это сочетание грубых хищников эпохи грюндерства 1870-х годов, «разуваевых» и «колупаевых», вышедших из откупщиков питейных сборов и казнокрадов, с прижимистыми «капиталистыми» кре­стьянами, основывающими московские дома Гучковых, Коноваловых, Рябушинских, с просвещенными интелли­гентными купцами и фабрикантами типа Н. В. Вере­щагина — брата знаменитого художника и отца молочной промышленности, или П. Третьякова, основателя всемирно известной картинной галереи в Москве, и, наконец, с многочисленными инородцами и иностран­цами, с Нобелями, Шмидтами, Манташевыми, Гинзбур­гами. Вплоть до 1905 года русские капиталисты не осознавали собственных политических интересов и выступали как верноподданническая, консервативная сила.

Поддержка государства позволяла русской буржуазии усиливать эксплуатацию рабочих. По данным исто­рика И. Ф. Гиндина, русский пролетариат получал в два-три раза меньший заработок, чем на Западе. В условиях вмешательства революционеров (первые подпольные рабочие организации были созданы народниками в 1875 - 1878 гг.) и полиции в фабричные дела (первая крупная стачка рабочих в Иванове в 1885 г. была подавлена с помощью войск) рабочие политизировались относительно быстрее, чем буржуазия. Но в целом до 1905 года рабочий класс представлял собой не оформившееся образование и не проявлял заметной политической активности, будучи к тому же сравнительно малочисленным. В 1870 году фабричные, заводские и железнодорожные рабочие насчитывали около 700 тыс. человек, в 1895 году -1,4 млн. человек.

Крепостнические пережитки, сохранившиеся после реформы 1861 года, затрудняли развитие рыночных отношений в сельском хозяйстве. Крестьянство, понесшее большие материальные потери при освобождении, вплоть до начала XX века медленно оправлялось от удара. К тому же, как докладывал царю в 1868 году министр внутренних дел П. А. Валуев, "личность крестьянина была подчинена самовластию мира [общины]. Это подчинение приняло в весьма многих случаях возмутительные свойства новой крепостной зависимости". Община приговаривала крестьян к ссылке в Сибирь "за колдовство", за супружескую неверность, трудолюбивых хозяев штрафовали за работу в праздничные дни и т. д. П. А. Валуев резонно замечал, что "общее развитие производительных сил и обеспечение трудолюбивой части сельского населения невозможны при условиях подобного гнета", и предлагал подумать о переходе от общинного землевладения к частной собственности. Однако вместо этого Александр III в 1893 году подписал указ, ограничивающий право выхода из общины согласием 2/3 ее членов. В результате подъем кре­стьянского земледелия шел с большими трудностями.

Помещики же обнаружили очень небольшую способ­ность к перестройке своего хозяйства на рыночные рельсы. Русские «баре» оказались неспособными стать чем-то похожим на английское «новое дворянство» XVII века и обрекли себя на повторение судьбы своих французских собратьев XVIII века. В течение всех пореформенных десятилетий большая часть помещичьих хозяйств продолжала цепляться за крепостнические фор­мы (кабалу крестьян, отработки и т. п.) и довольно быстро шла ко дну. К 1895 году дворяне заложили уже 40% своей земли (37.5 млн. десятин), с 1870 по 1905 год помещичье землевладение в России сократи­лось с 79,1 млн. до 53,2 млн. десятин.

Падение помещичьего хозяйства ускорило процесс расслоения дворянства и высвобождения государственно­го аппарата из-под преобладания помещиков. По данным советского историка А. П. Корелина, помещики состав­ляли в 1878 году 56%, в 1895 - 40%, в 1905 году - 30% дворянства, а по расчетам П. А. Зайончковского, среди чиновников I-IV классов помещиков было в 1853 году 58%, в 1878-м - 38%, в 1903 году - 26%. Политическое господство поместного дворянства в Рос­сии кончилось в 1825 году. Во второй половине XIX века можно уже было говорить о полной утрате помещиками господствующего положения в жизни: политическая власть сосредоточилась в руках бюрократии, экономи­ческая — в руках буржуазии, идейная — в руках интел­лигенции, а некогда всесильные русские помещики быст­ро шли к неизбежному исчезновению.

Внешняя политика Александра III

Александра III называли царем-миротворцем, ведь он впервые в русской истории не провел ни одной войны. Однако «мирной» внешнюю политику России в 80-е годы XI столетия назвать довольно трудно. Вехами ее стали «договор трех императоров» в 1881 году, конфликт с Англией в 1885 г., скандальное болгарское дело 1883-1886 гг. и, наконец, заключение русско-французского союза в 1891-1893 гг.

Вступив на трон, Александр III первоначально продолжал германофильскую политику своего отца, хотя сам и не любил немцев. Однако поскольку главным врагом России в то время оставалась Англия, приходилось мириться с чрезвычайно возросшим германским могуществом, тем более что Бисмарк осознавал страшную силу России и опасался войны с ней. Борьба России с Англией в 19 веке была естественным глобальным геополитическим столкновением континентальной империи с ведущей морской державой за контроль над Евразией. Но глубокое различие в источниках силы этих двух держав делало прямую конфронтацию между ними войной слона и кита; противоборство развертывалось в схватках на периферии, в борьбе за влияние в странах, говоря современным языком, «третьего мира». В ответ на захват англичанами Египта и установление протектората над Афганистаном русские еще дальше продвинулись в Средней Азии, выйдя к границам Индии. Генерал Скобелев в 1881 г. взял Геок-Тепе, а в 1884 г. русские заняли Мерв, присоединив Туркмению, над которой уже была простерта рука Британии. На этой почве весною 1885 года Россия оказалась на волосок от войны с Англией. Но благодаря союзу с Германией этот конфликт удалось уладить, и английский премьер-министр Гладстон предпочел уступить, признав завоевание Туркмении Россией.

Затем надвинулись события, вновь переместившие центр мировых бурь на Балканы. По Берлинскому трактату 1878 г. Болгария была разорвана на две части по Балканскому хребту. Северная Болгария стала самостоятельным княжеством, южная – автономной турецкой провинцией, и обе были отданы в устроение России. Александр II даровал Болгарии конституцию, Александр III побудил князя Александра Баттенбергского произвести переворот и править самодержавно. Фактически же здесь властвовали русские генералы Скобелев и Каульбарс.

Александр Баттенбергский воспротивился своему превращению в русского губернатора. Царь приказал свергнуть его. Узнав об этом, князь восстановил конституцию и заключил соглашение с Австро-Венгрией (1883 г.). Через два года, в 1885, он присоединил к Болгарии ее южную часть. И вот Александр III приказал отозвать из болгарской армии всех русских офицеров и объявил, что ничего не сделает для Болгарии, пока ею правит Баттенберг. Вся Европа дивилась такому повороту событий. В 1878 году Россия чуть ли не готова была воевать с Англией и Австрией только потому, что Болгария была урезана на Берлинском конгрессе. А теперь, когда нарушенная справедливость была восстановлена, царь отнесся к этому с непримиримой враждой и даже попытался организовать посылку русских и турецких войск для возвращения южной Болгарии султану. В конце концов, кашу, заваренную царем, съела Англия. Поняв, что Болгария превращается в надежный барьер на пути в Константинополь и чем он будет шире, тем лучше, англичане убедили султана договориться с Баттенбергом, признав его власть в обеих Болгариях. Россия же осталась ни с чем. Попытка русских спецслужб свергнуть Баттенберга в 1886 году привела к немедленному контрперевороту, утвердившему в Софии проавстрийское правительство. Хотя Баттенберг и отрекся от престола, не желая больше искушать судьбу, новый князь Фердинанд был австрийским принцем, и получилось, что Александр III таскал каштаны для Англии и Австро-Венгрии.

Бисмарк попытался раздуть конфликт на Балканах в большую войну, чтобы самому под шумок наброситься на Францию, результатом чего стало сближение Франции с Россией и ухудшение русско-германских отношений. После конверсии русского государственного долга в 1888-89 гг. французский капитал стал главным кредитором для России. 27 декабря 1893 года был подписан договор о сотрудничестве и дружбе между Россией и Францией.

Алек­сандр III не успел увидеть краха своей политики. 20 октября 1894 г. он умер от нефрита и злоупотребления алкоголем. Плоды упрямого завинчивания гаек пришлось пожинать его сыну Николаю II.