Пространственно-временные понятия.                    

Средневековье

Историязападноевропейскогосредневековья- это в первую очередь история новых народов, ступивших на историческую арену в эпоху заката древнего мира. Контрасты общественной жизни Европы того времени, бесконечные войны, стихийные бедствия, эпидемии наложили неизгладимый отпечаток на мировоззрение, культуру и искусство. Особое место в средневековом мире занимала религия. На развалинах римской империи христианская церковь приступала к обращению народов в свою веру. Возникающие в самых глухих уголках Европы церкви и монастыри становились центрами новой культуры. Там, в основном, и создавались выдающиеся произведения нового стиля

В структуре Дантовой «Комедии» отражена в основном средневековая картина мира (в которую была включена система Птоломея): Земной шар является неподвижным центром Вселенной, а Солнце - одной из планет, вращающихся вокруг Земли. В Северном полушарии находился Ад в виде постепенно сужающейся воронки (возникшей в результате низвержения с небес богом Люцифера – сатаны). Её остриё, « где гнет всех грузов отовсюду слился» (Ад,34,111), является центром и Земли, и Вселенной. Отсюда ход в камне ведёт на поверхность Южного полушария, где расположена гора Чистилища, которую окружает океан. Вершина горы представляет собой Земной Рай – Эдем. Небесный Рай находится на 9 небесах – это сферы Луны, Меркурия, Венеры, Солнца, Марса, Юпитера, Сатурна, неподвижных звезд и, наконец, девятая сфера – Эмпирей, перводвигатель; здесь находится Райская роза, отсюда свет и движение передаются всем остальным сферам.

Страна короля Марка («Тристан и Изольда») – вовсе не легендарная земля, созданная воображением трувера. Это физическая реальность средневековья. Долгое время средневековый Запад оставался скоплением поместий, замков и городов, возникших среди невозделанных и пустынных пространств. В лес удалялись вольные или невольные адепты бегства от мира: отшельники, любовники, странствующие рыцари, разбойники, люди вне закона. Для крестьян и мелкого трудового люда лес был источником дохода. Но из леса выходила и угроза, – он был средоточием вымышленных или действительных опасностей, тревожным горизонтом средневекового мира, границей, «ничейной землей». Собственность как материальная или психологическая реальность была почти неизвестна в средние века. Каждый человек не только имел над собой господина или кого-то обладающего более мощным правом, кто мог насильно лишить его земли, но и само право признавало за синьором легальную возможность отнять у серва или вассала его земельное имущество.

Не только материальный интерес не удерживает большинство из них дома, но сам дух христианской религии выталкивает их на дороги. Средние века эпоха пеших и конных странствий. Средневековая дорога была удручающе долгой, медленной (прямые римские дороги были практически разрушены). Лес, дорога и моря возбуждали чувства средневековых людей, они воздействовали на них не столько своими реальными аспектами и подлинными опасностями, сколько символами, которые они выражали. Лес – это сумерки или, как в «детской песне» миннезингера Александра Странника, век с его иллюзиями; море – земной мир и его искушения; дорога – поиски и паломничество. Этому смешению пространства или пространственной непрерывности, которая переплетала и соединяла небо и землю, соответствовала аналогичная непрерывность времени. Время – лишь момент вечности. Оно принадлежит одному Богу и может быть только пережито. Овладеть временем, измерить его, извлечь из него пользу или выгоду считалось грехом. Урвать у него хоть одну частицу – воровством. Это божественное время непрерывно и линейно. Оно отличается от времени философов и ученых греко-римской античности, которые, если и не исповедовали единый взгляд на время, прельщались все же в той или иной мере представлением о постоянно возобновляемом циклическом времени, вечном круговороте. Такое время было и постоянно новым, исключающим всякое повторение, ибо нельзя войти дважды в одну и ту же воду, и постоянно схожим. Это представление оставило свой след в средневековой ментальности.· Наиболее очевидным и действенным его пережитком среди всех циклических мифов был миф о колесе Фортуны. Тот, кто сегодня возвышен, завтра будет унижен, а того, кто ныне пребывает внизу, поворот Фортуны скоро вознесет на самый верх. Образ колеса Фортуны, идущий, несомненно, от Боэция, пользовался в средние века удивительным успехом. В это внесли свою лепту тексты и иллюстрации энциклопедий 12 – 13 вв. Миф о колесе Фортуны занимал важное место в духовном мире средневекового Запада. Однако ему не удалось помешать средневековой мысли отказаться от идеи круговорота и придать времени линейное, не круговое направление. История имеет свое начало и конец – таков главный тезис. Эти главные точки, начало и конец, являются одновременно позитивными и нормативными, историческими и теологическими. Вот почему хроники начинались с сотворения мира, с Адама, и, если они останавливались на том времени, когда писали хронисты, под их истинным окончанием всегда подразумевался Страшный суд. Время для клириков Средневековья и тех, кто находился под их воздействием, было историей, которая имела определенное направление. Однако она шла по нисходящей линии, являла собой картину упадка. В непрерывность христианской истории вмешивались различные факторы периодизации. Одной из наиболее действенных схем было разделение времени по дням недели. Макрокосм, вселенная, проходит, как и микрокосм, человек, через 6 возрастов как 6 дней недели: от сотворения Адама до потопа, от потопа до Авраама, от Авраама до Давида, от Давида до вавилонского пленения, от вавилонского пленения до Рождества Христова, от Христа до конца света. Таковы же и шесть возрастов человека: детство, юность, молодость, зрелость, старость и дряхлость (7; 14; 21; 50; 70; 100 лет или смерть). Шестой возраст, которого достиг мир, есть, стало быть, возраст дряхлости. Средневековое мышление и чувствование были проникнуты глубочайшим пессимизмом. Мир стоит на грани гибели, на пороге смерти. Тот же погребальный звон слышен и в поэзии вагантов.

Однако в этом необратимом процессе упадка, единственном направлении истории, были если не купюры, то по крайней мере привилегированные моменты. Линейное время было разрезано надвое в главном пункте: воплощении Господа. В 6 веке Дени Малый заложил основы христианской хронологии, которая вела счет времени с отрицательным и положительным знаком от Рождества Христова: до и после Иисуса Христа. Судьба людей представлялась совершенно разной в зависимости от того, по какую сторону от этого центрального события они жили. Кроме как многочисленным ветхозаветным праведникам, спасение было уготовано также нескольким популярным персонажам античности, которых священное предание исторгло окольным путем из ада. Но, как правило, персонажи античной истории были осуждены на забвение. Они разделили судьбу тех идолов, которых средневековое христианство вычеркнуло из своей памяти как « отклонение от истории». « Вандализм» средневекового христианства – независимо от того, был ли он направлен против античного язычества или средневековых ересей, книги и памятники которых беспощадно уничтожались, - представлял собой лишь одну из форм того исторического тоталитаризма, который побуждал вырывать с корнем все сорняки на поле истории. Священная история начиналась с первичного события: акта творения. Самая популярная библейская книга «Бытие», вернее её начало, которое трактовалось какшестидневная история, «Hexameron». Под естественной историей понималось сотворение неба и земли, животных и растений; под человеческой -–прежде всего история главных действующих лиц, ставших основой и символами средневекового гуманизма, Адама и Евы. История определялась драматическим происшествием, из которого проистекало все остальное: искушением и первородным грехом. Затем история как бы разделялась на 2 большие створки: сакральную и мирскую, причем в каждой господствовала одна главная тема. В сакральной истории такой доминантой было предвозвестие. Ветхий завет возвещал Новый в доходившем до абсурда параллелизме. Каждый персонажи эпизод имели свои соответствия. Эта тема пробилась в готическую иконографию и расцвела на порталах кафедральных соборов, в фигурах ветхозаветных пророков и евангельских апостолов. В ней воплотилось основное свойство средневекового восприятия времени: через аналогию, как эхо. В мирской истории господствовала тема перехода власти. Проникнутая страстным национальным чувством концепция перехода власти внушала прежде всего средневековым историкам и теологам веру в подъем Запада. Эта упрощенная и упрощающая концепция имела, однако, ту заслугу, что она связывала историю и географию и подчеркивала единство цивилизации. Средневековые христианские мыслители пытались остановить историю, завершить её. Феодальное общество с его 2 господствующими классами, рыцарством и духовенством, рассматривалось как конец истории. Схоласты старались обосновать и укрепить представление об остановке истории, исходя из того, что историчность обманчива и опасна, а подлинную ценность имеет одна лишь вневременная вечность. 12 век был заполнен борьбой между сторонниками учения о постепенно открываемой истине (« Истина – дочь времени»,- сказал якобы Б. Шартрский) и приверженцами теории неизменной истины.

Марк Блок нашел поразительную формулу, которая резюмировала отношение средневековых людей ко времени: полное безразличие. Это безразличие выражалось у скупых на даты хронистов в неопределенных выражениях типа «в это время», «тем временем», «вскоре после этого». Смешение времен было в первую очередь свойственно массовому сознанию, которое путало прошлое, настоящее и будущее. Это смешение проявлялось особенно отчетливо в стойкости чувства коллективной ответственности. Все ныне живущие люди отвечают за проступок Адама и Евы, все современные евреи ответственны за страсти Христовы, а все мусульмане – за магометову ересь. Крестоносцы конца 11 века считали, что они отправляются за море, что бы покарать не потомков палачей Христа, а самих палачей. Равным образом и долго сохранявшийся анахронизм костюмов в изобразительном искусстве и театре свидетельствует не только о смешении эпох, но о чувстве и вере средневековых людей в то, что все существенное для человечества является современным. Каждый год на протяжении тысячелетий литургия заставляла христиан заново переживать сжатую в ней с необычайной силой священную историю. Здесь мы имеем дело с магической ментальностью, которая превращает прошлое в настоящее, потому что канвой истории служит вечность. Средневековый человек ни знал унифицированного времени, ни единообразной хронологии. Множественность времен – такова реальность для средневекового разума. Нигде потребность в хронологии не была столь сильной, как в священной истории. Всемирные хроники начинались с дат священной истории. Конечно, средневековая хронология, способы измерения времени, приемы определения даты и часа, сам хронологический инструментарий – все это носило рудиментарный характер. Здесь полностью сохранялась преемственность с греко-латинским миром. Устройства, служившие для измерения времени, оставались либо связанными с капризами природы – таковы солнечные часы, либо определяли лишь отдельные временные отрезки – как песочные или водяные часы. Использовались и заменители часов, которые не измеряли время в цифрах, но определяли конкретные временные вехи: ночь разделялась на «3 свечи», короткие промежутки определяли временем, потребным для чтения молитв «Miserere” или „Отче наш“.

В разных странах год начинался по-разному, согласно религиозной традиции, которая отталкивалась от различных моментов искупления человечества и обновления времени: с Рождества, Страстей Господних, Воскресения Христова и даже с Благовещенья.Самый распростра-нёный хронологический „стиль“ на средневековом Западе начинал год с Пасхи. Очень мало был распространён стиль, которому принадлежало будующее: с 1 января, Обрезания Господа. С различных моментов начинались и сутки: с заката, полуночи или полудня. Сутки делились на часы неодинаковой протяженности; это были христианизированные старые римские часы. Час примерно равен нашим 3: утреня(» полночь), хвалины (3 часа пополуночи), час первый (6 часов утра), час третий (9 часов), час шестой (полдень), час девятый (15 часов), вечерня (18 часов), навечерие (21 час). Как и письменность, мера времени оставалась в течении большей части Средневековья достоянием могушественных верхов. Народная масса не владела собственным временем и была не способна даже определить его. Она подчинялась времени, которое предписывали колокола, трубы и рыцарские рога.

И всё таки средневековое время было прежде всего аграрным. Время сельскохозяйственных работ, оно не было насыщенно событиями и не нуждалось в датах – или, вернее, его даты подчинялись природному ритму. Сельское время было природным временем с его делением на день, ночь и времена года. Проникнутое контрастами, оно подпитывало средневековую тенденцию к манихейству: оппозицию мрака и света, холода и тепла, деятельности и праздности, жизни и смерти. Всё „светлое“ – ключевое слово средневековой литературы и эстетики – было прекрасным и добрым: солнце, сверкающее на латах и мечах воинов, голубые глаза и белокурые волосы молодых рыцарей. „Прекрасен, как день“- это выражение никогда не ощущалось глубже, нежели в средние века. вместе с крестьянским временем выступали и другие формы социального времени: время синьориальное и время церковное. Синьориальное время было прежде всего военным. Оно составляло особый период года, когда возобновлялись военные действия и когда вассалы обязаны были нести службу синьорам. Это было время военного сбора. Синьориальное время было также и временем взноса крестьянских податей. Это праздники, к которым приурочивались натуральные оброки и денежные платежи. Синьориальное время было привязанно к природному благодаря военным действиям. Они начинались только летом и на его исходе заканчивались. Ещё более увеличивало эту зависимость от природного времени постепенное превращение средневековой феодальной армии в кавалерию.

Но средневековое время было прежде всего религиозным и церковным . религиозным потому, что год в первую очередь представал как год литургический. В средние века более всего почиталось время, посвященное молитвам и размышлениям о боге. И особенно важной чертой средневековой ментальности было то, что этот литургический год воспринимался как последовательность событий из драмы воплощения, из истории Христа, разворачивавшейся от Рождественского поста до Троицы,. И ещё он был наполнен событиями и праздниками из другого исторического цикла – жизни святых. Что еще более усиливало значение этих праздников в глазах средневековых людей, окончательно придавая им роль временных вех, так это то, что они, помимо сопровождавших их внушительных религиозных церемоний, давали и точки отсчета экономической жизни, определяя даты крестьянских платежей или выходные дни для ремесленников и наёмных рабочих. Время аграрное, время синьориальное, время церковное – все они тесно зависили от природного времени.

Тексты

Земля: «… - и видел этот шар столь жалким, что не мог не усмехнуться».

Данте «Божественная комедия»

«Мы вернемся в лес, который прикроет и защитит нас. Идем, милая Изольда!… Они идут через высокие травы и вереск, и вот уже деревья смыкают над ними свои ветви, и они скрываются за густой листвой».

«Садитесь на коня и поезжайте в лес. Вы там развеете свою печаль, увидите травы и цветы».

«Я не царствую, я буду царствовать, я царствую, я царствовал..» (14 в.)

« Мы видим, что мир дряхлеет, угасает и, если можно так сказать, готов уже испустить дух». О. Фрейзингенский 12 в.

« Ной, Авраам и Давид – имена Богом любимые. Их времена Славны и доблестны. Ныне одна

Дряхлость и хрупкость, упадка волна.

Все размывает, все губит она!»

(Жития Алексея, человека Божьего 11в.)

И радость, и веселье угаснут до зари, - об этом нынче всякий со страхом говорит. Дрожат перед грядущим – богатый и бедняк… Конец не за горами! Клянусь вам – это так!… (Пер. Д. А. Коцюбинского)

« Молодежь более ничему не желает учиться, наука в упадке, весь мир стоит вверх ногами, слепцы ведут слепцов и заводят их в трясину, осел играет на лире, быка танцуют, батраки идут служить в войско.… То, чего прежде стыдились, ныне превозносится. Все отклонились от своего пути»..( Е. Куртис)

«Все, что умрет, и все, что не умрет, -
Лишь отблеск Мысли, коей Всемогущий
Своей Любовью бытие дает» Данте. «Рай», XII.

«Земную жизнь, пройдя до половины,
я очутился в сумрачном лесу,
утратив правый путь во тьме долины…» Данте. «Ад», I.

«Творец зовется творцом по отношению к Своимтварям подобно тому, как господин зовется господином по отношению к своим слугам» Блаженный Августин.

«Таким образом, две части мира наступают на третий, и Европа, которая все-таки не признает вся целиком Христова имени, должна сражаться против двух других» («Путь паломников»).

«Подобает теперь повести речь о реке, которая пересекает Египет и вытекает из земного рая…. В том месте, где Нил проникает в Египет, местные жители имеют обыкновение расставлять по вечерам сети, а по утру находят в них драгоценные предметы,… имбирь, ревень, алоэ и корицу. Говорят, что эти пряности происходят из земного рая, падая под ветром с райских деревьев…. Они рассказали, что дошли до великого нагромождения скал, на которое невозможно было добраться. С этой горы падала река, и им показалось, что на ее вершине росло множество деревьев…»Жуанвиль в рассказе о VII крестовом походе.

« Дивная Мине рва обходит разные нации и перемещается с одного конца Вселенной на другой, что бы отдавать себя всем народам. Мы видим, что она побывала у индийцев, вавилонян, египтян, греков, арабов и латинян. Она покинула Афины, оставила Рим, забыла Париж и только что счастливо достигла Великобритании, знаменитейшего из островов, микрокосма Вселенной». Ричард Бьюри 14 в.

Тексты

«Взгляните на огромную машину мира, сработанную и установленную для творения и процветания всех сотворенных вещей… Круглое небо, украшенное столькими звездами, а посередине земля… держащаяся собственным весом, солнце, которое, кружась, освещает все… луна, получающая от него свет… и остальные пять звезд, которые ровно следуют тому же пути….» Кастильоне «Кортеджиано»

«О дивное и возвышенное назначение человека, которому дано достигнуть того, кчему он стремиться, и быть тем, чем он хочет!». Пико делла Мирандола.

«Не думай, о Пеллегрино, что бежать от толпы, стараться не видеть прекрасные вещи, запираться в монастыре и укрываться в скиту – это и есть путь к совершенству. Ты действительно веришь, что богу угодней одинокий и бездеятельный Павел, чем трудолюбивый Адам?.. Спасаясь от мира, ты можешь низвергнуться с неба на землю, в то время, как я, оставаясь посреди земных вещей, смогу возвысить свое сердце от земли к небу». [1]

«Есть три вещи, которые человек может назвать принадлежвщими себе; они дарованы природой со дня рождения и «до последнего дня никогда не разлучаются с тобой» (не отделяются от тебя). Во-первых, это душа, ибо «хочет фортуна или не хочет, но душа остается внутри нас». Во-вторых, это «инструмент души», тело, : «оба они, душа и тело – наши». «А что же за третья (вещь)? – спрашивает Лионардо, собеседник Джанноццо. «Э! Вещь драгоценнейшая! Она в большей мере (принадлежит) мне, чем эти руки и глаза». «Никоим образом она не может быть твоей»; это «время, мой Лионардо, время, дети мои».

«Если кто… использует время в учении, размышлении и в занятиях достохвальными –вещами, тот делает время своим; а кто упускает час за часом в безднлье, без всякого благородного занятия, тот, конечно, его теряет».

Л.Б. Альберти «О семье»[2]

Возрождение

Темп жизни ускоряется, и резко меняется сама оценка времени. Теперь же отношение к нему деловых людей можно определить словами одного из них: «Время – дорого стоящая вещь для купцов». Рождалось индивидуалистическое сознание, давшее мощный импульс формированию идеологии Возрождения. Французское Возрождение очень скоро утратило свой беспечно жизнерадостный, языческий характер, благодаря возгоревшейся религиозной борьбе, подобно тому, как это случилось в Германии. Во Франции Возрождение начиналось, как ив Италии, классическими занятиями и новеллистикою. То и другое отражало общественный рост: служило ответом на культурные запросы буржуазии, но буржуазии, не ставшей еще «буржуазно ограниченной».Яростный напор кальвинизма нарушил спокойное течение культурного процесса, и , начиная с Лефевра д,Эстапль, гуманизм стал насыщатся религиозными интересами. Выяснить свое отношение к католицизму и протестанству стало обязательным для всякого гуманистически образованного писателя. Филология была основным инструментом и фундаментом гуманизма. Безыпречное владение «обоих языков», и особенно искусное владение классической латынью, составляло условие репутации гуманистов; иные только на этом строили репутацию. Хотя память в известном смысле совпадала с культурой именно в средние века (как и во всяком обществе, ориентированном на авторитет традиционного прошлого, заветной мудрости, священного писания, на готовые образцы и формулы) и хотя ренессансное мышление сохраняло отчасти средневековые свойства, все же в характере и фунциях культурной памяти происходило существенное изменение. Оно состояло прежде всего в серуляризации памяти, устремленной к «языческой» мудрости и красноречию. Следовательно память приобщала не к надвременной истине, а к истине, развернутой в истории.память не приковывает к тексту, а освобождает. Если собственные мысли нуждаются в опоре на чужие, зато чужое становится своим, заимствование сливается с творчеством; помнить здесь означает не только знать, но и уметь жить в античности, отождествлять себя с нею и свободно распоряжаться античной культурой. Больше всего тогда ценили именно способность претворять классическую эрудицию в непосредственное действие и жизненные формы. В этом смысле Ренессанс предстает как проникнутая возвышенной серьезностью игра в античность. Ренессансный тип мышления, как известно, отнюдь не характеризовал синхронную ему итальянскую культуру в целом и не выступал как нечто тождественное ей. Этот тип мышления, в отличие от средневековрй религиозности, не имел общеобязательной силы. Ренессансная культура была более или менее элитарна и не могла быть иной в виду, по крайней мере, двух простых причин: новизны и учености. Тем не менее нельзя отрицать, что импульсы, шедшие из все городской пополанской толщи, и встречные импульсы гуманистической среды глубоко проникали друг в друга. Ренессансная интеллигенция смогла прекрасно ответить на широкие социальные запросы и, в свою очередь, перерасти их, создав громадный исторический задел. Мир трехмерный – объемный, осязаемый – открыт вновь, победно утвержден кистью художника, и новому человеку –надлежит украсить, облагородить его.Воображение людей Возрождения оставалось еще в рамках средневекового, но жажда познания и экономического процветания городов а также религиозный фактор открывают им новый мир, с помощью техники они расширяют свои горизонты.

Культура Возрождения есть локальное по масштабам (только Западная Европа и только высшие сферы культурной деятельности – главным образом литература и изобразительное искусство), но глобальное по последствиям явление мировой культуры. Его специфику составляет совмещение двух противоположенных импульсов: традиционалистского (что выразилось в отношении к античной культуре как абсолютной норме) и нновационного (что выразилось в обострении внимания к культурному смыслу индивидуальной деятельности).

Древняя мифологическая концепция знания как тайны, открытой лишь немногим избранным, была с интузиазмом воспринята и преломлена Возрождением, конечно, не случайно. Она прекрасно соответствовала структуре ренессансного мироощющения, противоречиво устремленного к переносу абсолюта в естественную плоскость и к космическому возвышению земного и человеческого естества. Отсюда в зрелом ренессансном искусстве постоянная и гармоничная двойственность божественно-значительного, ученого, символического смысла и полнейшей телесной достоверности изображения.

Объединяющим моментом для всей образованной Европы была латынь,она объединяла не только в пространстве, но и во времени. Сочинять на чистом языке Цицерона и Квинтилиана – значило включать написанное в великую историческую традицию, в не прерывный культурный ряд, облекать свой труд в бронзу и мрамор, приобщать к вечности. Соотношение народного и ученого языков более или менее отвечало оппозициям времени и вечности, тела и души, обыденности и сублимированности, невозделанности и искусства, неотесанности и значительности, vulgus и sapientes. Гуманистическое понимание времени ведет происхождение от его сакрального смысла. Время – ристалище добродетели. Не растрачивать его впустую – значит, собственно не упускать ни единой возможности, пренебрегая суетным и внешним, возвысить душу и сделать хоть малый шаг к славе, к земному бессмертию. “Время гуманистов” не только продолжало сакральную традицию, оно и резко отличалось от нее, делая время конкретным достоянием индивида, снимая диализм бренного времени и трансцендентной вечности, возвышая самоосуществление личности и ее краткий жизненный срок как посюстороннее торжество божества в человеке. Тем самым время приобрело неслыханную активность, оно стало “героическим”. Ренессансное “время гуманистов” возникло на скрещении 2 ранее известных мировосприятий, “времени купцов” и “времени церкви”, перевоплотившихся в нечто совсем третье, иное и необычное. Отношение гуманистов к времени было деловым вне дела и сакральным вне культа. Оба свойства, устремляясь навстречу и соединяясь, меняли друг друга. Это вообще показательно для двойственно-целостной структуры ренессансного стиля мышления. Время теряют, не употребляя его, и оно достанется тому, кто сумеет употребить его ради “телесных благ и душевного счастья”. Время – естественное и прирожденное достояние человека. Но, в отличие от души и тела, оно дано человеку как чистая возможность, реализация которой всецело зависит от доброй воли человека.

Для ранних гуманистов культура была, во-первых, путем к общественному благу, во-вторых, путем к самоформированию целостного человека; в-третьих, путем к богу. Три значения культуры совпадали. Знание вело к бессмертию. Высокое Возрождение, не отказываясь от этого исходного представления, подчеркнуло связь знания с местом человека в мироздании.

Открытие мира не могло происходить без карт, пусть самых примитивных, т.к. в каталонском атласе (1375 г.) по-прежнему Иерусалим помещают в центре мира, но этот атлас уже более точно отражает картину нашей планеты. А существованию современной картографии мы обязаны Португалии, т.к. с XV в. на картах начали изображать широты, определяемые на основе наблюдений за солнцами и звездами.

Также, чтобы бороздить просторы Атлантики, необходимы суда другого типа – каравеллы, хорошо управляемые судна при встречном ветре, изобретенные португальцами в XVв. Позже появляются более крупные виды судов – нефы и галионы. Колонизациязавоеванных земель являлась преимущественно государственной политикой, хотя большую роль играла и частная инициатива, за счет нее государствообогащалось. Также темпы колонизации были результатом устремлений различных слоев и соперничества между буржуазией и дворянством. Но колонизация связана с религиозным фактором. Церковь и миссионеры сыграли большую роль в обучении туземцев, но также распространение христианства повлекло за собой уничтожение индейской цивилизации.Итак, мир оказался объемнее, чем думали до этого. Европа встретилась с народами, о которых она ничего не знала. Появление европейцев было подобно взрыву, от которого некоторые туземные общества пострадали, но со временем превосходство Европы сменится взаимным влиянием, а конфронтация цивилизаций – более глубоким взаимопроникновением внутри единой человеческой семьи.

Мир создан Богом, он бесконечен, время - необратимый, непрерывный исторический процесс, а обожествленный человек должен владеть им, чтобы творить. С изобретением часов для итальянской торгово-промышленной среды была характерна привычка вести точный отсчет времени и не упускать его попусту. «Время купцов» – это расчетливость, время гуманистов – расчетливость в осуществлении целей, далеких от утилитарного расчета. Гуманистическое восприятие времени ведет отсчет от сакрального смысла. «Время гуманистов» пронизано, как и «время монахов» в Средневековье, жаждой высшей мудрости и избранничества.Время – ристалище добродетели (virtus). Не растрачивать впустую время – значит не упускать ни единой возможности возвести душу и сделать хоть малый шаг к славе, бессмертию земному. Но “время гуманистов” делалось конкретным достоянием индивида, снимая дуализм бренного времени к трансцендентной вечности, возвышая самоосуществление личности и ее краткий жизненный срок как посюстороннее торжество божества в человеке. Время приобрело неслыханную активность, оно стало “героическим”. “Время гуманистов” возникло на скрещении двух ранее восприятии “времени купцов” и “времени церкви”. Они вносили в свои “труды” отрешенность и возвышенность, а в “досуги” – неутомимую деловитость. “Время гуманистов” было деловым вне дела и сакральным вне культа.

Время для человека Возрождения – “истребитель вещей”; все изменяется, преображается, глаз воспринимает лишь то, что рождается перед человеком в данный миг, “ибо в следующий время уже совершит свое неизбежное и необратимое дело”.[3]Человеку открылась неустойчивость, текучесть видимого мира: время быстротечно, и отсутствует вера в грядущий день, т.к. понимает свою беспомощность перед громадой бесконечной жизни и космоса. Но это уравновешивается безграничной верой в победугармонии и красоты человека, который не потерял еще чувства меры, т.е. чувства своей фактической неограниченности.

Антропоцентризм отличался артистичным характером, человек мыслил себя в первую очередь творцом и художником, наподобие той абсолютной личности, творением которой он себя сознавал. Чтобы полностью проявить свои возможности, ему надлежало обеспечить для своей деятельности наиболее благоприятные условия в уделенный ему для жизни срок. Характер этого человека, пытавшегося сбросить все нормы, состоит во всепоглощающем стремлении к истине, в каком-то даре предвидения. Для него было мало природы, то ли в виде извечной и прекрасной данности, то ли в виде результатов творения надприродной личности.

Мир в эпоху Возрождения представляется открытым, прекрасным, безграничным, резкость пределов, самобытная личность всего: гор, долин, города, травы – одна из главных черт Италии; сливающиеся пределы, пропадающие очертания – принадлежность севера. Прозрачно небо, на котором дома и возвышенности вырисовываются четко и стройно. Картина мира для человека – не выдумка, не умозрение эмпиризма, а то, что видит глаз, – это есть насамом деле.  Эпоха Возрождения возвеличивает человека, возносит его на беспримерно высокий пьедестал, уделяет ему такое место в мире, которое никогда до этого не грезилось ему. Человек поднимается над миром, впервые ощущая власть над природой. Художник творит мир по воле самого Бога,подчиняет себе пространство путем наложения на него различных форм и образов.

Архитектура

мебель

В 10 – 12 веках соборы сохраняли некоторые черты римских церквей. Это были здания с массивными сводами и колоннами. Этот архитектурный стиль так и был впоследствии назван –романский. Становление романского искусства в различных странах и областях Европы происходило неравномерно. Если на северо-востоке Франции период романики завершился в конце 12 в., то в Германии и Италии характерные черты этого стиля наблюдались даже в 13 столетии. Формировался первый общеевропейский стиль: рождалась романская архитектура. Именно в романской архитектуре впервые в Средневековье появились огромные здания, целиком выстроенные из камня. Размеры церквей увеличивались, что повлекло за собой создание новых конструкций сводов и опор. Цилиндрические (имеющие форму полуцилиндра) и крестовые (два полуцилиндра, скрещивающиеся под прямым углом) своды, массивные толстые стены, крупные опоры, обилие гладких поверхностей, скульптурный орнамент – характерные черты романской церкви. Скульптурные изображения Бога или человека представляли собой угловатые, нередко изломанные фигуры. Скульпторы стремились создать изображения, в которых было воплощено религиозное настроение, устремление человека к Богу. Это были не фигуры людей, какими их видели в обыденной жизни, а символы святости. Романское искусство выражало настроение монахов, которые удалились от мира и наедине беседовали с богом. Внешний мир их не занимал, и в храме романского стиля ничто о нём не напоминало. В романский период изменилась светская архитектура. Замки стали каменными и превратились в неприступные крепости. В центре замка находилась каменная башня – донжон. На первом этаже располагались кладовые, на втором – комнаты хозяина замка, над ними – помещения для слуг и охраны, в подвале – тюрьма. На вершине башни выставлялся дозор. Росписи романского периода практически не сохранились. Они были плоскостными, имели назидательный характер. Основой романского синтеза явилась культовая архитектура, объединившая художественные и функционально-конструктивные принципы в одно целое. Облик вытянутого в плане, базиликального типа храма сложился как итог сопоставления простых, геометрически четких и легко обозримых объемов. Светское жилище феодала не стало художественным выражением эпохи, но сам образ крепости наложил отпечаток на формы романского стиля — тяжелые,статичные, массивные.

Высокоразвитое мастерство античного мира ушло в прошлое и в средние века пришлось заново возрождать ремесло, изобретать технологии и инструменты. Простая, часто грубая по форме мебель раннего средневековья изготавливалась на севере из ели, а на юге из дуба; инструментами служили топор, пила и возможно что-то наподобие рубанка. Изделия сбивались из брусков и досок, соединенных накладками из кованого железа. Чтобы скрыть дефекты соединений, по грунтовке из гипса и мела мебель покрывалась слоем краски и расписывалась. Основные мотивы росписей — фигуры людей и животных, мистические чудовища. Постепенно средневековье выработало своеобразные декоративно-орнаментальные принципы композиции и цветового решения, которые были едины во всех видах искусств. В украшении мебели проявляется все богатство романских форм: ряды глухих полуциркульных аркад, [4]

Простой люд, крестьяне, плебс.

Каковы бы ни были реальные поводы для высказывания о «толпе», «черни» и «плебсе» таких разных людей как Филичино, Пико делла Мирандола или Макъявели, эти высказывания неизменно стериотипны. «Толпа» прежде всего невежественна. Прочие её свойства – ярость и непостоянство, лень и приверженность к низменным привычкам – упираются в глупость. Эти суждения естественно вытекают из лежащего в основе гуманизма отождествления «humanitas» и «doktrina», по которому получалось, что, поскольку человек – «ученое животное», ученые люди только и могут вполне быть названы людьми. На языке Джованни Пико, люди, далекие от философии и греховные, «живут с плебсом вне шатра авгура». Однако тем самым «толпа» включала в себя (в глазах, например, Петрарки, Салютати, бруни) монахов, университетских схоластов, надменных богачей.

Рыцарь

буржуа

11-12 вв. (до 80-х годов 12 в.) – этап формирования и расцвета французского рыцарства, складывается монополия господствующего класса не военное дело. Конец 12- первая половина 13 в. – начальный этап сословного замыкания французского рыцарства. Рыцарские социальные представления не могли не наложить свой отпечаток на модель мира у хронистов. Вот почему небезынтересны высказывания хронистов, которые констатировали известную общность рыцарской мелкоты (milites plebei), не имевшей коней, и пеших воинов из крестьян (pedites pauperes). Общность, обусловливавшую совпадение их забот и устремлений. Порой хронисты говорят даже о неком единении господ и их зависимых крестьян (причем крестьяне именуются при этом не вилланами, но сервами). Видимо, с точки зрения рыцарства, грань между ними и простолюдинами – при всей её определённости и четкости – не нуждалась пока что в гиперболизации. Вероятно, эта грань была в 11-12 вв. настолько бесспорна и общепризнана, что рыцарство могло обойтись без её формального закрепления. Рацарство и в самом деле не стало ещё наследственно замкнутым: отдельным неблагородным по происхождению людям ешё дозволялось включаться в его ряды. Стоявшее как бы на “полдороге” между элитой и простолюдинами рыцарство, будучи уверенным в своем социальном верховенстве над крестьянской массой, могло себе позволить относительную умеренность в оценках ее приниженности и неравноправия. В памятниках 12-13 веков настойчиво акцентируется приоритет рыцарства перед всеми прочими социальными разрядами. Его прерогативы как высшего сословия предлагается теперь признавать всем, включая и церковь. Признавая духовное руководство церкви, рыцрство развивало и свою собственную культуру. Грани социальных разрядов видятся теперь все более жесткими, все менее проницаемыми. Известная трехфункциональная модель общества становиться общепризнанным идеалом. Идеологи рыцарства используют её для обоснования самоценности этой прослойки: сколь ни славен монашеский постриг, рыцарь не должен видеть в нем единственный путь к душевному спасению; рыцарский статус возвеличивает человека и сам по себе. Господствующий класс светских феодалов выработал к 13 веку сложный ритуал обычаев, манер, светских, придворных и военно-рыцарских развлечений. В 12 веке появились, быстро получив широкое распространение, рыцарские романы. Большое место в рыцарской литературе занимала любовная лирика. Миннезингеры и труверы в Северной Франции, воспевавшие любовь рыцарей к их дамам, были непременной принадлежностью королевских дворов и замков крупнейших феодалов. Идеальный рыцарь, фигурирующий в назидательных текстах, чужд неприязни по отношению к виллану, хотя тот и грязен, и лохмат, и груб. Рыцарь славен “добрым” отношением к своим вилланам, он должен любить их, ведь они обеспечивают всех хлебом насущным; не забыват идеальный рыцарь и о том, что крестьянин принадлежит к тому же роду людскому, что и сам рыцарь. Основным оборонительным вооружением рыцаря была кольчуга, сплетенная из стальных колец, она имела разрез спереди и сзади и свисала до колен. На щите, а иногда и на сюрко (безрукавка из дорогой материи), надевавшемся поверх кольчуги, был изображен герб рыцаря. Из военного обихода гербы очень скоро проникают в повседневную жмзнь, ими украшают мебель. Военная служба в рядах тяжеловооруженной кавалерии предпологала природные качества, длительную подготовку и постоянные тренировки. Образ жизни у рыцаря был иным, нежели у школяра: охота и ттурниры составляли существенный компонент его времяпрепровождения. Турниры устраивали короли и бароны, и на эти состязания собирались рыцари с разных концов Европы, причем среди них могли быть и рпедставители высшей аристократии. Участие в турнире преследовало разные цели: быть замеченным, добиться успеха, престижа, но также и денежного вознаграждения. Величина выкупа постепенно возрастала, а турниры становились источником прибыли. Это не был еще тот дух наживы, которым были заражены купцы: этика требовала от рыцаря презирать наживу и деньги.хотя со временем мечи и копья для турниров стали притуплять, жертв бывало много и подчас раненых увозили в повозках. Церковь осуждала турниры, видя в них суетное развлечение, отвлекавшее от борьбы за освобождение гроба Господня и нарушавшее мир. Война была профессией рыцарей. Война воспринималась не только как развлечение, но как источник доходов. В Европе к концу 11 века выделяктся широкий слой бродячих рыцарей, готовых оставить свой дом и скудные земли, чтобы отправиться на край ойкумены – в Испанию или Малую Азию – в поисках славы и добычи. Профессиональные воины из поколения в поколение, феодалы выработали особую форму социальной психологии, особое отношение к окружающему миру. Для христианского сострадания там не было места: рыцарство было не просто безжалостным, но и вводили расправу в ранг достоинств. Презрение к смерти сочеталось с презрением к чужой жизни, с неиважением к чужой смерти. Стремясь преодолеть разрыв между “молящимися” и “воюющими”, церковь вводит освящение рыцарского оружия, новые правила ведения войны. С точки зрения современников, сражение – своего рода форма судебного поединка, “Божьего суда” между двумя спорящими сторонами.

Класс феодалов – очень сложная социальная категория. Она охватывала самые разные общественные слои – от королей и князей, до неимущих нобилей, которые вели крестьянский образ жизни. Далеко не все феодалы владели замками. Низший слой господствующего класса составляли простые рыцари, рыцарская беднота, не имевшая своих крепостей. Васший слой знати распадался на шатлэнов (обладателей замков), баронов (крупных синьоров) и территориальных князей, включая короля. Но при всем своем различии все они (с сер. 11 в.) рассматривались как единая категория рыцарей, вступление в которую было сопряжено с особой символической церемонией – посвящением. Посвящение знаменовало переход к зрелости и самостоятельности, оно завершало длительный, семилетний, искус, когда юноша в качестве дамуазо, слуги и оруженосца, проходил обучение у опытного рыцаря. Постепенно церковь вводит посвящение в религиозные рамки. Позднее, в некоторых случаях, уже не рыцарь, а епископ совершал основной элемент посвящения – перепоясывание мечом. В ритуале посвящения огромную роль играла символика цвета и предметов. Как рыцарь, посвященный принадлежит классу феодалов и вместе с тем он включается внутри этого класса в гораздо более конкретные – личные и имущественные связи. Он становится вассалом. Центральным моментом вассальных отношений является обязанность верности и любви вассала по отношению к синьору. Феодальное право четко определяло обязанности вассала: consilium (совет) иauxilium (помощь). Оммаж и пожалование фьефы знаменовали включение рыцаря в вассально-ленную систему. Принадлежность к классу профессиональных воинов, внутвенне сплоченному вассально-ленной системой, налогало на человека определенные идеальные обязанности и в очень большой степени определяло его образ жизни. Одна из основных доблестей рыцаря – щедрость. Публичное расточительство рассматривалось как внешнее выражение доблести и удачи. Напротив, корыстолюбие, скупость, расчетливость в глазах рыцарского общества 12-13 вв. оказывается одним из самых позорных пороков. Но наряду с культом щедрости рыцари чрезвычайно заботливо относились к сохранению целостности своих владений – основного источника существования.

Другое важнейшее понятие рыцарской морали –служение. Верность – характернейший предикат вассальных отношений – распространяется и на понятие связей человека и Бога, причем верность предпологается не только со стороны человека, но и со стороны Господа.

Когда не было войны, жизнь рыцаря ограничивалась охотой, обедом и долгим сном. Утомительно-однообразный распорядок дня нарушался приездом гостей, турнирами или празднествами, когда в замок приходили жонглеры. Из рутины повседневности рыцаря вырывала война. Но и на войне и в мирных условиях феодал всегда выступал членом сплоченной социальной группы или даже нескольких групп – линьяжа. Корпоративность феодального быта отвечала корпоративной организации сословия феодалов.

.В жесте «Мене», где рассказывается о детстве Карла Великого, мы видим героя в Толедо на службе у сарацинского короля, который возводит его в сан рыцаря, - эхо историко-легендарных испанских реалий, воплощенных в «Песне о Сиде». Но в то же время Карл и почти все герои шансон-де-жест представлены одержимыми одним желанием: биться с сарацином и победить его. Вся господствующая отныне мифология сводится к поединку христианского рыцаря и мусульманина. Борьба против неверных становится конечной целью рыцарского идеала. Неверный рассматривается отныне как язычник, который заведомо отказывается от истины и обращения в христианство. Война между христианами была злом, но становилась долгом, когда её вели против иноверцев. Удаление рыцаря от мира в пустынь было важной темой эпических песен, особенно пострижение в монахи перед смертью, и наиболее известным произведением на эту тему является «Монашество Гильома».

Распространение огнестрельного оружия и наемного войска в 14-15 вв. способствовало упадку военных функций рыцарства, равно как социального и морального престижа этого типа средневекового человека. Но упадок рыцарства не означал прекращения рыцарского образа жизни. Напротив, он был перенят королевским двором и городской элитой – потрициатом. Идея рыцарства оставалась живой врплоть до Нового времени: - от Неистового Орландо до Дон Кихота и Герца Берлинхингера. Лишь Французская революция 18 в. положила конец этой традиции.

«…Неважно, четверг иль среда,

И в небе какой зодиак,

И засуха иль холода. –

Жду битвы как блага из благ:

В ней доблести соль,

Все прочее – ноль

С ней рядом. Солдат

Не знает утрат.

Вся жизнь – боевая страда:

Походный разбить бивуак,

Стеной обнести города,

Добыть больше шлемов и шпаг–

Господь, не неволь

Ждать лучшей из доль:

Любовных услад

Мне слаще звон лат..»

Песни трубадуров. М., 1979. С. 78-79

«Мне б Дамы благородной став рабом,

Жить у любви и радости в плену,

И чтоб за мной сто всадников верхом

Скакало на турнир иль на войну,

И сам я выбрал им плащи и латы;

Мои ж владенья были б столь богаты,

Что я купить или продать на спор

Мог все, чего не пожелал мой взор…»[5]

«Злата я не добивался -
Лишь бы кубок наливался
И стоял бы предо мною,
И приятель пил со мною,
А работники тем часом
Винным ведали запасом.
Вот и все мое раченье,
Достоянье, сбереженье» Я. Кохановский. «Спрячь недовольство, хмурость, злость,
Когда к тебе приходит гость.
Радушье теплым встреть его,
Себя уважишь самого» С.Брант.

«В славном рожденье лишь дорога к славе,
Славы ж – нисколько, потому не вправе
К низким забавам знатный стремится,
Не гербом – делом надобно тщиться» М. Шажинский.

«Пусть ты человек степенный, достойный,
В заботах прожил свой век беспокойный,
Но все же порой на вольном досуге
Денек проведешь в приятельском круге» Ян Кохановский.

Крестьяне изнуренные налогами и тяжелым трудом восстают против дворян, становятся предшественниками пролетариата, самого бесправного класса общества, а зажиточные крестьяне формируют класс мелкой буржуазии, нечто среднее между пролетариатом и буржуа основные черты которой становятся:

·

·

·

·

·

·

·

· безопасности, чтобы требовать гарантий для собственного эгоизма.

·

·

·

Филистерство и серость. Филистер – человек, обеспечивший себя материально, замкнувшийся в своем мирке и не ощущающий ответственность за жизнь общества в целом. «Серый человек» - то же, что и филистер, только еще и не расширил свой кругозор образованием. Буржуа – это люди, занимающие имущественное положение, имеющие слуг, владеющие средствами передвижения, образование. Буржуа должен иметь достойную внешность, респектабельность, мужская красота перестает играть определенную роль для этой категории людей. Различаются понятия «буржуа» - высшая ступень общества; «мелкий буржуа» - промежуточный класс между буржуазией и пролетариатом.

Буржуа - новая категория людей, в которой соединились рыцарские и бюргерские элементы. Признаки, отличающие эту категорию людей, изложены в трактате Альберти «О семье».

Основные черты буржуа :

· Стремление к славе и личному отличию. Этао проявление буйного индивидуализма Возрождения, которая объясняется потребностью раскрепощения личности от запретов и ограничений Средневековья.

· Богатство и щедрость, которые возникают благодаря состоянию, которое накоплено ежедневным трудом и рациональным хозяйствованием, основанным на уравновешенном бюджете, благодаря бережливости, -  гарантии независимости.Однако нельзя уподобляться скупости, держаться золотой середины - умеренности. Нельзя скупиться на расходы, которые обеспечивают престиж семьи, ее доброе имя и славу. В отношениях с другом надо быть щедрым, но это может привести и к ссорам из-за долгов. А самому надор быть самодостаточным, не кому не быть обязанным.

· Стремление к прекрасному. Т.к. добродетель – это нечто радостное и очаровательное. Повседневная жизнь должна быть радостной, но следует избегать корыстолюбия, развязности и сварливости, чтобы сохранить свое доброе имя, любовьи уважение сограждан.

· Терпимость и снисходительность к людям, т.е. гуманность, т.к. в поведениидолжно проявиться его подлинное достоинство, в любом жесте серьезность и зрелость. Но в отношениях с врагами наподвох отвечать подвохом, на насилие – насилием.

· Светское отношение к христианству.Божья благодать – это награда за добродетельную жизнь на земле, - в виде достатка, любви и уважения окружающих. Потому что католическая церковь позволяла обогатиться, т.к действительная нищета считалась «нищетой духа», под которой подразумевалась духовная свобода от нажитого богатства.

· Новое отношение к времени. Время – одна из тех вещей, которыми следует распоряжаться планомерно. Чтобы реализовать свои потенции, нужно быть уметь распоряжаться своими вещами: управлять своим телом, страстями, своим временем. Жизнь буржуа должна быть наполнена разнообразными занятиями: хозяйственными делами, строительством, рисованием, писанием произведений, он должен интересоваться техническими изобретениями и т.д.

· В доме должны царить мир и согласие, уважительное отношение к старшим и главе семьи – мужу. Жена должна воспитывать детей, заниматься домашним трудом и не вредить ни в чем мужу и держаться вне дома с достоинством.  Женой надо руководить при помощи любви, на детей влиять личным авторитетом, за прислугой нужно присматривать и хорошо относиться.

Образ человека

Около тысячного года западня литература начала описывать общество по новой схеме, сразу же получившей признание. Согласно этим воззрениям общество состоит из 3 тесно ссотрудничающих между собой ordines, условно говоря «сословий». «Троякий люд» составлял общество:священники, воины, крестьяне. Три категории были различны, но дополняли друг друга: каждая нуждалась в прочих. Это гармоничное единство и было «телом» общества. Данная схема подчеркивает единство 3 сословий: одни молятся за все общество, другие защищают его, третьи кормят это общество. «Дом божий нерушим», - говорили теоретики этой схемы. Отдельных лиц не видно, видны только массовидные «сословия».[6] Средневековый индивид личностьпостольку, поскольку он наиболее полно соотнесен со всеобщем и выражает его. Поэтому все индивиды сопоставими. Но именно сопоставимость делает их неравными (как несопоставимость уравнивае буржуазных индивидов). Средневековые люди всегда связаны корпоративными и т.п. узами – именно связанность делает их отношения конкретными и личностными. Они пребывают на разных ступенях бесконечной лестницы, различаясь мерой олицетворения принадлежащих истин и ценностей.

Ведь взаимотношения средневекового католика с богом носят, так сказать, характер натурального обмена: конкретные поступки влекут за собой конкретные воздаяния. Средневековый католик усматривал в невинности ребенка, устами которого глаголет истина, некое чистое выражение «святой простоты», высоко ценимой во взрослом человеке. Во взрослом дорожили «детскостью» и придавали детству сакральное значение. Путь к богу и к спасению требует – при обязательном посредничестве церкви – индивидуальных усилий каждого; он пролегает через глубины каждой души, через помыслы, искушения, раскаяние и сострадание, могущее остаться неизвестными для окружающих, но ведомые исповедникому и господу. Люди никак не равны, ибо каждому – своя доля греха или добродетели, падения или избранничества. Но спастись и возвыситься может каждый, путь не закрыт никому.[7]

Средневековый мужчина – это сильный, ловкий, физически выносливый воин с подчеркнуто широкими плечами, сильными ногами, волевым решительным лицом. Впервые в эстетических взлядах европейского общества мужественность, как основная черта мужской красоты, начинает противопоставляться женственности, воплощающей идеал женской красоты.

Большое значение имел ритуал куртуазной любви. Половая страсть не сводилась только к телесной. Соитие выступало как венец сближения, а не его единственное оправдание. Половое влечение наполнялось более сложным психологическим содержанием, его обязательным элементом становилось признание душевных достоинств партнеров. Каждый из них побуждался к самосавершенствованию ради другого. Но это все касалось лишь отношений к знатной Даме.

Зрелое городское средневековье создало многочисленных интеллектуалов, преподавателей «свободных искусств» и прочих, но не интеллигенцию, ибо никому не приходило в голову, что скажем, между нотариусом, философом, иконописцем и астрологом есть что-то общее. Существовали важные виды духовной деятельности, неотчетливо или вовсе не профессионализированные: в глазах современников и в собственных глазах Бертран де Борн и Виллардуэн, Дешан и Виллани были рыцарями, а не поэтами и хронистами. Тысячи профессоров и студентов выступали как жестко разграниченные общественные группы. Однако это обособление было рождено не потребностью выделить специфически духовный труд, а лишь универсальным средневековым принципом, согласно которому дифференциации подлежали даже ангельские чины. «Инетеллигентные» цеха стояли в одном ряду с торгово-ремесленными; представление об особой, не узкотехнической, а социально-культурной функции всех подобных профессий, об интеллигенте вообще как носителе концентрированной образованности и духовности отсутствовало. Вернее, оно было сакрализовано. Целостная духовность составляла специальность клириков. Единственными подлинными искателями приключенийв глазах средневековых христиан были те, кто пересекал границы христианского мира: миссионеры или купцы, которые высаживались в Африке и в Крыму, проникали в Азию. Средневековое общество определялось подлинным, религиозным расизмом. Принадлежность к христианству была критерием его ценностей и поведения. Черное и белое, без середины – такова была действительность для средневековых людей. Итак, человек Средневековья был вечным яблоком раздора между Богом и Сатаной. Существование Дьявола представлялось столь же реальным, как и бытие бога; он даже испытывал меньшую нужду в том, чтобы представать перед человеком в перевоплощенном виде или в видениях. Главным образом он принимал различный антропоморфный вид. Особо избранные жертвы подвергались неоднократным натискам Сатаны, который использовал все уловки, маскировки, искушения и пытки. Объект препирательства между Богом и дьяволом на земле, человек, после смерти становился ставкой в их последнем и решающем споре. Средневековое искусство насыщено изображениями финальной сцены земного существования, когда душа умершего раздиралась между Сатаной и архангелом Михаилом прежде, чем победитель уводил её в рай или ад. Эта сцена, которой заканчивалась жизнь средневекового человека, подчеркивает пассивность его существования. Она представляет собой самое сильное и впечатляющее выражение того, что он не принадлежал самому себе. В чем не сомневался средневековый человек, так это в том, что не только дьявол мог, подобно Богу (разумеется с его дозволения) творить чудеса, но этой способностью обладали также и смертные, обращая её во благо или во зло. Каждый человек имел своего ангела,и на земле обитало двойное население, люди и их небесные спутники, или, вернее, тройное, т.к. к ним прибавлялся подстерегавший их мир демонов. Земное общество было лишь сколком с общества небесного. Представление о небесной иерархии сковывало волю людей, мешало им касаться здания земного общества, не расшатывая одновременно общество небесное. Средневековые люди доводили до крайности аллегорическое толкование содержавшихся в Библии более или менее символических дат и сроков творения.

Предвестники светопреставления – войны, голод, эпидемии – казались особенно явными людям Раннего Средневековья. Разрушительные варварские нашествия, страшная чума 6 в. и неурожаи непрерывной своей чередой держали людей в напряженном ожидании, в котором страх смешивался с надеждой, но наиболее сильным был все же страх, панический ужас, владевший массами людей.

Люди средневековья вообще не считали нужным стесняться проявления чувствжаркие объятия, как и «потоки слез», не случайно сплошь и рядом упоминаются в самых разных литературных сочинениях 11 – 13 вв. и гнев, и страх, и ненависть выражались неприкрыто и прямо. Хитрость и скрытность выступали скорее в качестве отклонения от нормы, чем правила. Своеобразным было и восприятие собственного тела. Граница, незримо отделяющая одно человеческое существо от другого, осмысливались тогда иначе, чем ныне. Знакомые нам брезгливость и стыдливость отсутствовали. Естествеными казались еда из общей миски и питье из общей чаши. На одной постели вповалку спали мужчины и женщины, взрослые и дети. Супруги совокуплялись в присутствии детей и родственников. Детородный акт еще не обрел ореола таинственности. Половая активность мужчины была предметом столь же пристального внимания, что и его воинские доблести. Даже церковью импотенция признавалась одним из главных оснований для развода.

В период реннего Средневековья (%-8 вв.) влияние церкви на мировоззрение было особенно сильным. Позже оно стало ослабевать, общество получило доступ к академическому образованию, светской лттературе, воникло философское свободомыслие. Официальная культура эволюционировала от идеи отрицания земных ценностей к их признанию. Мироощущение простого человека было связанно прежде всего с непосредственной деятельностью, с телесностью. Средневековый человек подходил к миру со своей собственной мерой, и такой мерой было его собственное тело. Он не относился к нему как к темнице души, поскольку мало отличал одно от другого. Его собственное сознание обладало для него такой же реальностью, как и его жизненный мир. Но и наоборот, в природе средневековый человек видел то, что было в его сознании. Он действительно видел русалок, леших и домовых, поскольку в них он верил с детства и вырастал в постоянном ожидании встреч с ними. Это было языческое сознание, и не церковь, а город освобождал средневекого человека от языческой близости с природой.

«…людей молитвы, конных людей и людей труда»…Альфред Великий 9 век.

«Община верных образует единое тело, но три тела включает в себя государство, ибо иной закон, закон людской, различает два класса, поскольку дворяне и сервы живут по разным уставам. Один класс – воины, покровители церквей и защитники народа, всех без исключения, как сильных, так и слабых, заботящиеся также и о своей безопасности. Другой класс – сервы; сии несчастные людишки имеют что-либо лишь ценой мучительного труда

«Петр заболел, и было ему видение ему видение. Он увидел себя представшим перед Высшим Судилищем и как на одну чашу весов  черные дьяволы клали его грехи, а на другую сторону грустно стояли одетые в белое ангелы». «Золотоя легенда» св. иоанна Милостивого.

Одеваться и снаряжаться нужно так, чтобы честные люди не обвинили вас в излишествах, а молодежь – в бедности». (Вердикт Людовика Святого). «Чувствую красотою, душа возвышается к истинной красоте и от земли… возносится к небесам….»

(Аббат Cуггерий). «Десять человек образуют народ, десять овец – стадо, н6о для стада свиней достаточно четырех-пяти голов». («Дигест»).

«Царь царей организует по различным чинам небесное, духовное общество, ровно как и общество земное, мирское. Сам Бог установил священный распорядок чинов на небе и на земле». (Епископ Камбрэ и Араса -Жерар).

Промчалисьдни мои, какбы оленей

Косящий бег. Срок счастья был короче,

Чем взмах ресницы. Из последней мочи

Я в горсть зажал лишь пепел наслаждений…

Уходит жизнь – уж так заведено

Уходит с каждым днем неудержимо…

«Эти тела имеют между собой такую зависимость, определенную столь необходимым порядком, что при малейшем в них изменении они не моглибы пребывать вместе и мир бы погиб, но они также обладают такой же красотой, что человеческий ум не был бы в состоянии придумать ничего прекрасного. Оставьте природу и перейдите к искусству…Колонны поддерживают верхние галереи и не менее радуют взор, чем необходимы зданию…. Можно сказать, что доброе икрасивое в известном смысле одно и то же… Красота – подлинный трофей победы души». Кастильоне. «Кортеджиано».

«Не родился еще такой человек, который, как я был бытак склонен любить людей» Микеланджело.

«Мы ведь знаем, что человек это не дух и не тело, а нечто третье, бессмертной и смертной природы, хотя нам никоим образом не следует сомневаться, что телесные свойствадолжны быть подчинены душевным, как и тело душе» Фильефо. «Размышления об изгнании».

«Я обладаю от природы философским и наукам пригодным умом. Я остроумен, изящен, находчив, интеллигентен, похотлив, весел, праведен, верен, мудр, мыслящ, любопытен, услужлив, завистлив, изобретателен, учен, благодаря собственным стараниям, люблю чудеса,хитер, жесток, знаю множество тайн, мстителен, меленхоличен, коварен, предатель, колдун, маг, несчастен, не люблю своих, отвратителен, сумрачен, вещун, ревнив, шутник, клеветник, изменчив, слабохарактерен; вот какие во мне противоречия характера и поведения.»[8]

Традиционному для средневековья принижению человека гуманисты противопоставили убеждение, что он является высшей ценностью, находится в центре мира. По мере перерождения свободной коммуны в синьорию обнаруживается беспочвенность идей служения обществу. Речь идет о месте человека в космосе. Предельное возвеличение человека выразил блестящий гуманист – Джованни Пико делла Мирандола. Он приходит к смелому выводу, что знания и мудрость, накопленные человечеством, проявляются в разные эпохи в различных формах; составляя в целом непрерывную цепь в развитии человеческого интеллекта. Истина едина, она приводит к «философскому миру». Свобода,в понимании итальянского Ренессанса имела в виду отдельную личность. Гуманизм доказывал, что человек в своих чувствах, в своих мыслях, в свих верованиях не подлежит никакой опеке, что над ним не должно быть чужой воли, мешающей ему чувствовать и думать, как хочется. Новоевропейский индивид – личность постольку, поскольку он выступает как имманентно-независимый и способный накладывать отпечаток на всеобщее; чтобы быть личностью, ему не нужно походить на что-либо принадлежащее; но именно несопоставимость, оригинальность, качественная несводимость его личности, в виде естественного и необходимого дополнения предполагают противостояние приватной жизни и жизни публичной; две личности, встречаясь, как бы аннигилируют особенное каждой из них, вступают в абстрактно-равные отношения; надиндивидуальное берет реванш.[9] В гуманистическом взгляде на ребенка первоначальная невозделанность и незаполненность души не могли иметь средневековую ценность, и путь к повзрослению представлялся куда более однозначным – путем интеллектуального и морального совершенствования, приобретений, но никак не утрат. Дети для ренессансного педагога – только недоразвитые взрослые; цель гармоничного и универсального воспитания в том, чтобы дать им возможность поскорей и получше вырасти. Гуманисты полагали, что божественной природой каждому человеку дана возможность возвыситься и стать более или менее исключительным, «героическим» благодаря «доблести». Следовательно, признавалось естесственное исходное равенство на пути к превращению в избранных!

На ренессансной почве рождались независимый авторитет светской культуры, та сила писателя и ученого в глазах обществееного мнения, которая впоследствии побудит Екатерину и Фридриха переписываться с Вольтером, Наполеона искать свидания с Лапласом и Гёте.

Представление о несходности и неравенстве природных «семян» было чрезвычайно распространено. Оно хорошо объясняло неравенство способностей, индивидуальные различия вкусов, интересов и достоинств. Оно сохраняло средневековый иерархический принцип расположения людей, но не на феодальной основе происхождения и не на чисто религиозной основе. Ренессансный натурализм придавал этому принципу сдвинутый смысл. Натуралистическое обоснование избранности совмещалось с концепцией индивидуального совершенствования, в которой самая соль гуманизма. Этим, конечно, помимо секуляризации самих знаний и доблестей, подрывалась христианская трактовка избранности, столь высоко ставившая наивность и простоту веры необразованного ума, смиренность и нищету духа, недоверчивая к самоуверенному умствованию.

Географические открытия и освоение новых пространств раздвинули горизонты мироощущения людей эпохи Возрождения. Естественно, что к духу странствий «были причатны» неслабые люди. Титанизм Возрождения проявился не в произведениях искусства, а в произведении человека, способного оценить себя и быть самому себе опорой. В этом отношении важна автохарактеристика Джероламо Кардано(1501 или 1506-1576), итальянского математика, философа и врача. Возрождение было восстановлением античного понимания человека, согласно которому его достоинство определяется здесь, в условиях земной жизни, а не в загробном мире. Географические открытия и освоения новых земель стали возможны благодаря такому мировоззрению. Открытие мира и его конечности привело к переоткрытию человека, но уже на новоевропейский лад: истина человека в ег земном конечном существовании, на которое он и должен нести ответсвенность. Европейская культура возрождает убеждение, что человек – хозяин Земли. И должен сам себя вести по дороге жизни.

Стремление сохранить свое имя в веках – важный гуманистический мотив в произведениях и жизни Петрарки. Однако одним из истоков его желания увековечить своё имя был страх смерти

Человек поднимается над миром, впервые ощущая власть над природой. Купол врезается внебо всей своей стройной громадой, знаменуя торжество человеческой воли. Человек как бы вступает в диалог с природой, проповедуя, он начинает слышать ее голос. С природы снимается тяготевшее над нею проклятие греховности. Восхищенная любовь к природе естественно рождала желание полнее и глубже познать природу, изобразить ее как можно правдивее. Человек занимает место Бога, однако Бог не перестает быть творцом всего сущего, он берет на себя божественную функцию, человеческая личность представляется творческой. Человек мыслится как овладевший природой, но художественно – это титан. Эстетика Возрождения исповедует подражание природе, но человек хочет вскрыть красоту, которая скрывается в тайниках природы, поэтому он считает, что искусство выше природы.

Гуманисты мыслили человека так: сильным, смелым, развитым физически и духовно, прекрасным и гордым, подлинным хозяином своей судьбы и устроителем лучшего мира, нашедшим свое воплощение в искусстве. «Только благодаря искусству, мы можем перешагнуть границы собственного «я», узнать, как другой видит мир…». Человек может подняться к ангелам, и может упасть так низко. Эта свобода воли человека делает его индивидуальностью. Отныне он упирается своим решением на себя, делая себя, собственное «я» мерой всех вещей. При этом он может быть чудовищем, так как человек был безответственен перед Богом, «потому, что последним критерием для человеческого поведения считалась тогда сама же изолированно чувствовавшая себя личность». Человек этой эпохи знал, что есть добро и что – зло, он принадлежал самому себе, поэтому мог сам сделать выбор между добром и злом. Но совершая зло, он не отвечал за содеянное перед Богом, почувствовав себя творцом, властелином мира. Лишь фортуна направляет его по жизни. Вечное борение добра и зла трактовалось уже не как борьба Сатаны и Архангела Михаила, которые раздирали на небе душу умершего, а как борьбадвух начал, которые заложены в человеке, которая подчеркивает активность земного существования.

Важно было самостоятельно созерцаемое и измеряемое человеческое тело. Художник в вглядывается в человеческое тело, погружается в него как в самостоятельную эстетическую данность. Человеческое тело – носитель артистической мудрости, индивидуалистического мышления – трехмерно, рельефно. Искусство ренессанса основывалось на логике, на откровениях человеческого разума, подтвержденных математическими расчетами. Человеческий разум – движущая силаискусства. Человек мера всех вещей постольку, поскольку он задает эту меру. Гармоничный человек должен обладать как физическим, так и духовным совершенством: благородной красотой, грацией, чувством меры, логикой, и разумом, которые главенствуют над чувством, смиряют самые безудержные порывы.

Святой

Гуманист

Святой.

Еще в 4-5 вв. появляются первые монастыри, в которых принимаются определенные уставы жизни монахов, но монашество раннего средневековья состояло прежде всего из людей, которые отказались от мира, уходили в монастыри и там, в этих замкнутых социальнах и религиозных ячейках, заботились прежде всего о спасении собственной души. Первоначально в Европе доминировал бенедиктинский устав 6 века, а в 817 г. он объявлен обязательным для всех монастырей.В13 векек положение меняется. Возникают нищенствующие ордена. Святой Франциск Ассизский и святой доминик основывают 2 новых ордена: францисканцев и доминиканцев.. Монахи этих орденов отказываясь от какой бы то ни было собственности, меняют вместе с тем образ своей жизни и характер своей деятельности. Они видят, что люди погрязли в грехе, что их нужно оттуда вытаскивать, а для этого мало сидеть по кельям и заботится о своей душе, для этого нужно идти в город и в деревню, жить в гуще людей, проповедовать среди них и тем самым просвещать. В этой связи огромное значение приобретает проповедь. Проповедник должен объяснить верующим основы христианского учения. С 13 века жанр проповеди переживает небывалый подъем. Самой известной из героических жертв Сатаны был св. Антоний, чьё искушение станет – уже за рамками средних веков – источником вдохновения для необузданной фантазии художников и писателей от Иеронима Босха до Флобера. Было двусмысленное, двойственное отношение к черной и белой магии, природа воздействия которой была, как правило, скрыта от непосвященных. Отсюда и антиподы – Симон волхв и Соломон Мудрый. С одной стороны – злокозненная порода колдунов, с другой – благословенное воинство святых. Несчастье состояло в том, что ведуны принимали облик святых; они принадлежали к большой семье обманщиков-лжепророков. Но каким образом их разоблачить? Одной из главных задач истинных святых и было распознание и изгнание тех, кто творил ложные или, вернее, дурные чудеса, то есть демонов и их земных преспешников, колдунов. Мастером этого дела слыл св. Мартин. «Он блистал умением распознавать демонов, - сказано в «Золотой легенде», - и разоблачал их, какой бы облик они не принимали. Средневековье изобиловало одержимыми, несчастными жертвами колдовских чар или вошедшего в их тело дьявола. Одни лишь святые могли их спасти и заставить нечистого выпустить свою жертву из когтей. Изгнание беса было основной функцией святого. Поскольку всякий святой стремиться при жизни уподобиться Христу, то образ его представлялся стереотипным. В многочисленных житиях трудно разглядеть черты их реального земного бытия, каждое событие и каждый факт их биографии представляются авторами житий как «фрагменты вечности». У истоков средневекового культа святых стоит позднеантичный культ мучеников, которых именно смерть приобщала к святости, если они погибали за веру. 99% все святых этой эпохи мужчины, все они взрослые, их мральное и религиозное совершенство тесно связано с их аристократическим положением. Но постепенно основой святости становиться личный опытжизни и внутренние моральные требования. Эта эволюция в восприятии святости, была усилена развитием процедуры канонизации. Отныне на Западе- две категории святых: утвержденные папой и поэтому ставшие объектом литургического культа, с одной стороны, и те, кому приходиться довольствоваться лишь местным почитанием, в пределах одного города или области, - с другой. Святые из числа королей, исцеляющие прикосновением рук золотуху, явление характерное для 11 века. Уже в житиях 14 века святость – скорее подвиг всей жизни, чем совокупность доблестей, чудесным образом переданных индивиду с самого рождения.

Духовенство, хотя и скованное принципами целибата (безбрачия), жило в миру и соблюдало мирские нормы поведения. Епископы подчас командовали военными отрядами, а каноники охотились с собаками и соколами.монастырь представлялся средневековому человеку то островом, оазисом, убежищем от мирской суеты, то «святым градом», образцом идеальной организации человеческой общности. В «золотые века» европейского монашества, наступившие с 10 века, эта социальная группа все больше осознавала себя как «святой коллегиум», находящийся в привилегированных отношениях с Богом.,избравший путь совершенства и именно поэтому незаменимой при определении загробной судьбы всех людей. Как излюбленная добыча Дьявола, монах наделен опытом противостояния натиску сатаны и способен защитить и других людей от врага человеческого. Монах – также советник и посредник в делах знатных мирян, королей. Наконец, монах- человек, наделенный высшими интеллектуальными возможностями и средствами, знаток чтения и письма, хранитель классической культуры. В средневековом сознании именно монах, больше чем преставитель какого-либо другого разряда имел шансы стать святым. Монастыри обладали хозяйственной мощью и, несмотря на все нарушения бенедиктинского устава, высоким моральным авторитетом. Особое место заняли духовно-рыцарские ордена: госпитальеры, тамплиеры, тевтонские рыцари, ряд испанских орденов. Свое назначение они видели в борьбе с врагами христианства. Монашеский идеал – идеал Христа – обладал исключительной притягательностью. Одним из самах серьезных последствий этого стала низкия оценка мирского существования.

«Рай только нам принадлежит:

Святым и угодникам светлым…» «О виллане, который тяжбой приобрел рай».

«Я обращаюсь с вопросами то к одним, то к другим (книгам), они отвечают мне… иные открывают мне тайны природы, иные дают совет, как достойнее жить и умереть, иные повествуют о своих и чужих высоких подвигах, напоминая о давно прошедших временах,… шутливыми словами рассеивают мою печаль, и я вновь улыбаюсь их шуткам. Иные учат меня терпеть, не лелеять тщетных надежд познать себя».

« Хотя бы то время, которое оставляют тебе другие заботы и необходимые для жизни дела, с великой пользой присвой и употреби на то, в чем способна развиться твоя одаренность. Нет ничего более пригодного и подобающего для приобретения добродетелей и благонравия, чем усердное чтение античных писателей».[10] «Прогулки, которыми они предавались, были заполнены рассуждениями о словесности, об управлении общественными делами и о других достойных вещах… Родились между названными мужами узы любви столь –великой, что можно сказать – были нои многими душами в одном теле. Таковы плоды истинной дружбы. Был столь силен дружеский союз стольких достойных людей, что редкий день они не собирались вместе из-за сходства их нравов (совпадения их образа жизни)».[11]

«С наступлением вечера я возвращаюсь домой и вхожу в свой кабинет; у порога сбрасываю будничное платье, полное грязи и сора, и облачаюсь в царственные и великолепные одежды; и, надлежащим образом переодетый, вхожу в античные дворцы к античным людям. Там, с любовью ими принятый, я вкушаю ту пищу, которая –единственная моя и для которой я рожден; там я без стеснения беседую с ними и расспрашиваю о разумных основаниях их действий и они мне приветливо отвечают. И я не чувствую на протяжении цетырех часов никакой скуки; я забываю все печали, не боюсь бедности, и меня не приводит в смятение смерть: я целиком переношусь к ним».[12]

«Этот дом поистине мог быть назван приютом радости…. Почтеннейшие нравы былы соединены с величайшей свободой, игры увеселения – с изящной и торжественной величестенностью, и сама свобода служила величайшей уздой….» (Кастильоне).

Гуманист

Ввели это понятие сами гуманисты, перетолковав по-своему Цицерона.

Удивительно новое отношение к книге не только как к источнику знания, но и как к близкому другу; Петрарка отождествляет с образом её творца.

Уже к началу 15 в. гуманисты сумели гуманизировать некоторые виды публичной деятельности. Но все же гуманистов кормили не собственно гуманистические занятия, которые, оставаясь их частным делом, личным достоинством и увлечением, приносили полезные для карьеры «славу и репутацию», а иногда и подарки меценатов; они не стали, строго говоря, профессией. Вред ли можно указать фиксированные и чисто социальные признаки, которые отличали бы гуманистов от негуманистов и определяли бы границы их группы. Гуманисты были социально-культурной группой, одновременно и реально сплоченной, сознательно выделяющей себя, и неформальной. Некоторые из нихбыли членами старых корпораций, но то, что их делало гуманистами и объединяло, не имело отношения к цехам и университетам. Местом их встречи служили загородная вилла, монастырская библиотека, книжная лавка, дворец государя и просто частный дом, где уютно разговаривать, перелистывать рукописи, разглядывать античные медали. Ничто, пожалуй, не могло принести раннему гуманисту такого внешнего успеха, как искусство устной латинской речи. В подражание древним они начали называть свои кружки "«кадемиями"» однако не принадлежность к академии делала гуманистами, а гуманисты создавали академию. и чтобы войти в их тесный круг, требовалось лишь одно условие – блеснуть знаниями и способностями на ниве studia humanitatis. Конструирующим признаком служила исключительно духовная общность, которая отчасти превращалась в общность реально-групповую.причастность к новой среде зависила преимущественно от духовных свойств конкретной личности. Именно индивидуальность, именно перекличка и сцепление личных позиций – исходный момент формирования гуманистической интеллигенции. К 16 в. групповой облик гуманистов начал застывать. Классическая образованность обернулась модой, а сопричастность к ней – почтенным клеймом, уже не обязательно соответствующим личным достоинствам. В представлениях гуманистической среды уже со второй половины 14 в. studia humanitatis стереотипно сопряжены с понятием «досуг» (otium), тоже заимствованым у Цицерона. Этот заполненный высокими занятиями, сладостный и отрадный досуг всегда противопоставлен службе и вообще деловым обязанностям. Время приходилось выкраивать, и гуманистами становятся именно в эти высвобожденный часы досуга. Свобода распоряжаться собой и своим временем – преварительное условие для того, чтобы стать гуманистом; причина выбора необычного пути неизменно описывается как неидержимый внутренний порыв, как веление личной судьбы. Конкретные социальные облики гуманистов разнообразны, потому что их функция универсальна: они не «узкие специалисты», а специалисты по культуре вообще.Все они – личности, пусть неодинакового масштаба, все жеждут самовыражения, многим их них изящная латынь заменяет родословную, а остроумие – власть, Цицерон и Платон прокладывают им дорогу к славе. Гуманисты затевали склоки, осыпали друг друга оскорблениями и тем пародоксально доказывали свою групповую общность. В какой бы город ни прехол гуманист, он легко разыскивал собратьев по духу. Гуманисты обращались лишь к людям, которые могли прочесть их латинские или хотя бы итальянские трактаты, правящей верхушке и средним слоям горожан, к своей ближайшей среде, которую они пытались наставлять и в которой пытались утвердиться в качестве носителей нового «благородства».  «Благородство» рассматривалось ими как производное от овладения «словесностью» и «ученостью». Специфическим критерием «благородства» стала культура. Гуманисты претендовали на то, чтобы воплощать собою высшую степень «человеческого достоинства». Гуманисты устанавливали соотношение латинского и итальянского языков, языка элитарной культуры и языка народного. Нередко они, сочиняя на латыни, сами же переводили, как, наприме, Фичино на volgare. Двуязычие гуманистов соответсвовало, как и философский экзотеризм, их двойственному общественному положению, диалектике интеллигентского микрокосма и социального макрокосма, к которым они одинаково принадлежали.

Женщина

любовь

Женщина: прекрасная дама и Богоматерь.

Семья.

В центре родственных отношений в средние века находились не брачные узы, но кровные связи. Они были более священны, глубоки и тесны, чем брачные. Термин, которымв современность обозначают семью, мог подразумевать в ту эпоху совокупность как широкого круга людей, связанных кровным родством и свойством, так и совместно проживавших с супружеской семьёй в одном «домохозяйстве» людей, не являвшихся их родственниками. Членами «семьи», например, считались подмастерья и ученики, проживавшие в доме мастера и столовавшиеся у него. Родичи помогали друг другу мстить за обиду. Месть за родственника – моральное обязательство, обладавшее наибольшей силой.

Воззрения на институт брака и вообще на взимоотношения полов пережилив средние века весьма глубокую эволющию. Католическая церковь «признала» брак довольно поздно. Првоначально отцы церкви видели в любом браке прежде всего повторение «первородного греха». Поэтому любые брачные союзы решительно осуждались и подлинно достойным христианином считались лишь те, кто отказывался от брака. Браком называли более или менее длительный супружеский половой союз, нередко сосуществвовавший с иной формой сожительства, также признанной в праве. Церковь участвовала в процедуре бракосочетания, как правило,только тогда, когда дело касалось королевских семей. Знатные нередко оставляли прежнею жену раду более выгодной партии.

В условиях цивилизации, ориентированной на потребительское хозяйство, именно дом, домохозяйство являлись ее подлинным ядром, наиболее существенной ячейкой жизни. Именно здесь протекала жизнь средневекового человека. И женщина правила там. Господствующий вне сферы домохозяйства мужчина оказывался как бы зависимым от женщины в этой важной сфере. Фактически за женщиной признавалась правовая возможность распоряжаться имуществом – привнесенным ею в семью в виде приданого и частью нажитого совместно с мужем. Правовой статус незамужней был выше и лучше чем у той, что состояла в браке. Идеал женщины – смиренная, но пользующая авторитетом хозяйка, супруга, мать. Воспитание женщины получали в монастыре. Имеющее практический смысл образование – умение прясть, шить, быть хорошей домоправительницей. Исключенные из сферы муниципального управления, горожанки были непосредственно, лично причастны к одной из важнейших городских функций – экономической.

Нормальным брачным возрастом для девушек считалось обычно 15 лет. Но женщин из высших слоев старались выдать замуж раньше,чем из низших, что было связано со стремлением скорейшего урегулирования права наследования и заключения выгодных партий. При расторжении брака речь шла не о расторжении церковного брака, а о разьезде супругов. Характерная фигура для средневековья женщина – врачевательница.

Куртуазная любовь.

Возникновение куртуазного культа дамы относиться к рубежу 11 – 12 вв., когда он впервые обнаруживается в рыцарской среде. Зародившись во Франции он широко распространился в других странах. Главный источник знаний о куртуазной любви – сочинения южнофранцузских трубадуров, северофранцузских труверов и рыцарские романы. («Тристан и Изольда», «Роман о короле Артуре).

Было в эту эпоху чувство, которое явно модернировалось. Это любовь. В обществе, где ценилась прежде всего мужественность и величественнось, большую изысканность отношений между полами

Одним из основателей «нового сладостного стиля» был старший друг Данте Гвидо Кавальканти. Развивавшийся поэтами этого направления культ Прекрасной дамы был абстрактным, и порой трудно –понять, идет ли речь о реально существующей женщине или о символе, олицетворявшем любовь как средство совершенствования человека. В стихотворениях нового стиля женщина уподобляется ангелу или мадонне. Данте даже не помышляет о сближении с Беатриче. Герой довольствуется блаженством, заключенным «в словах, восхваляющих госпожу». Беатриче изображается как источник благодати для всех окружающих. Средневековой поэзии был свойственен гиперболизм образов: ещё при жизни Беатриче Данте посетило видение её смерти, которую он воспринимает как космическую катастрофу, заимствовав образы помрачнения солнца и землетрясения из Апокалипсиса.Исходный принцип куртуазной коллизии – поклонение неженатого рыцаря знатной матроне – супруге сюзерена этого рыцаря. Очень важный стимул этого поклонения – телесное влечение рыцаря к Даме. Конфликт обусловливается тем, что реализовать это влечение почти немыслимо:Дама обязана блюсти верность мужу, рыцарь не смеет оскорбить её насилием, вассальная верность сюзерену требует от него величайшей осторожности. Даме лестно быть окруженной поклонением, и даже ее супруг небезразличен этой славе жены.

Правила игры требуют соблюдения определенного ритуала. Настойчивому и верному поклоннику со временем может быть разрешено прикоснуться к подолу платья Дамы, поцеловать ей руку, даже заключить ее в объятья. Все это – при условии послушания Даме, готовности выполнять ее желания – от чтения стихов известных трубадуров до совершения в ее честь подвигов на турнирах, в борьбе против обидчиков ее мужа или же в дальних странствиях. Нетрудно увидеть, что этот ритуал воспитывал чувства. Он заставлял женщину дорожить честью, сдерживать чувственность, требовать от мужчины уважения к её личности.

Воплощение этого идеала в повседневной жизни встречалось не часто. Но и оставаясь несбыточным идеалом, рыцарский культ Дамы играл немаловажную роль. Он вливался в процесс высвобождения личности и роста самосознания индивида. Все это подготавливало идейные и ментальные предпосылки для изменений взаимоотношений полов и для улучшения статуса женщины.

В 14 – 15 вв. культ благородной Дамы, сложившийся в 12- 13 вв., утратил свое влияние. Соотвественно и институт брака в массовой картине мира выступает в 14 – 15 вв. прежде всего как средство реализации чисто плотских связей. Для мужчины такой брак – и утеха, и объект насмешек, и вынужденный союз с «погубительницей рода человеческого». Церковный брак стал к тому времени бесспорным и неотьемлемым элементом принятой модели поведения.

«Сопровождаемая похвалой,

Она идет; смиренья ветер веет.

Узрев небесное, благоговеет,

Как перед чудом, этот мир земной».

«Замолчите, - заявляет Гарэн Лотарингский, - герой рыцарской эпической поэмы рубежа 12 –13 вв., вдове своего брата, - «Вы еще выйдете замуж за благородного рыцаря. Это мне подобает глубокая скорбь».

«Что касается тех мужчин, что из удовольствия возводят напраслину, то неудивительно, что они клевещут на женщин… и заверяю тебя, что всякий, кто открыто клевещет на женщин, делает это по злобе сердца, вопреки разуму и природе. Вопреки разуму, поскольку проявляет великую неблагодарность: благодеяния женщин столь велики, что как бы он ни –старался, он никогда не смог бы без них обойтись, постоянно нуждаясь в услугах женщин. Вопреки же природе потому, что нет ни одной твари – ни зверя, ни птицы, - которая не любила бы своих самок, и было бы совершенно противоестественно для разумного человека поступать наоборот.»[13]

«Смертельно бледен мой лик,

Причиной тому – любовь,

Груз на плечах велик,

Так тяжела любовь.

Скрыть ли в морских волнах?

В прекрасной дамы глазах

Вижу, что знает она:

Ни здесь, ни в иных мирах

Без любви мне жизнь не нужна».

Гийом Дюфаи (1400-1470)

«Пожелайте – стану Вам слугою

И любовью нежною своей,

Где бы я ни был, до сконьчанья дней,

От невгод и горестей укрою.

Некогда я не прельщусь другою,

Преисполнен счастьем новых дней.

Пожелайте – стану Вам сугою,

Вас любовью одарю своей…»[14]

«Мерцало солнце, мнилось, все слабей,

И звезды плакали у небосклона,

Взойдя из ночи лона,

И птиц летящих поражала смерть,

И задрожала твердь...»

«Не зря зовется дураком,

Кто у жены под каблуком.

Сидит и ждет за годом год,

Когда она свой раж уймет.

Взглянула косо – вреж ей в глаз,

Чтоб впредь коситься зареклась,

Поднимет шум и тарарам –

Ты ей, злодейке, по губам!»[15]

«если простолюдины наказывают своих жен кулаками, то благородных дам лишь журят, иначе поступать не следует. Поэтому любая благородная дама должна показать, что у неё благородное сердце, то есть кротко и с приличиями высказать свое стремление к совершенствованию, покорности и послушанию перед господином, страх и боязнь ослушаться. Каждая должна быть готова выполнить любой приказ, хороший ли, плохой ли – все равно. И если даже приказание порочно, она не будет повинна, выполнив его, ибо вина ляжет на господина.»[16] «Пред женской красотой мы все бессильны стали.
Она сильней богов, людей, огня и стали» (Пьер де Ронсар).

«Здесь вежество, и честь, и чувства глубина,
И прелесть – все навек отторгнула могила,
Ты б красотой своей и мертвых воскресила – Такая красота была тебе дана» (Пюер де Ронсар).

«Юность, юность, ты чудесна.
Хоть проходишь быстро путь» (Л. Медичи).

«И мира нет – и нет нигде врагов;Страшусь, – надеюсь, стыну – и пылаю;

В пыли влачусь – и в небесах витаю;

Всем в мире чужд –  и мир обнять готов.

Уней в плену неволи я не знаю;

Мной не хотят владеть, а гнет суров;

Амур не губит – и не рвет оков;

А жизни нет конца и мукам краю…»

Благословен день, месяц, лето, час

И миг, когда мой взор те очи встретил!

Благословен тот край, и дол тот светел,

Где пленником я стал прекрасных глаз!

«… волосы женщины должны быть нежными, густыми, длинными и волнистыми, цветом они должны уподоблятся золоту или же меду, или же горящим лучам солнечным. Телосложение должно быть большое, прочное, но при этом благородных форм. Чрезмерно рослое тело не может нравиться, так же как небольшое и худое. Белый цвет кожи не прекрасен, ибо это значит, что она слишком бледна; кожа должна быть слегка красноватой от кровообращения... Плечи должны быть широкими... На груди не должна проступать ни одна кость. совершенная грудь повышается плавно, незаметно для глаза. Самые красивые ноги – это длинные, внизу тонкие, с сильными снежно-белыми икрами, которые оканчиваются маленькой, узкой, но не суковатой ступней. Предплечья должны быть белыми, мускулистыми…» Трактат Аньолофиренцуолы «О красоте женщины».

Женское любопытство и болтливость могут оказаться небезопасны. Всегда надежнее, чтобы женщина не только не хотела бы, но и не могла повредить мужу. Жена должна слушаться и почитать мужа. Чистота и скромность, почтительность и смирение – вот добродетели женщины. Ей прилично скорее слушать, нежели говорить. Жена должна быть тактична: не распространяться о своих делах и не интересоваться чужими. Она должна научиться со слугами держать себя госпожой. Ей не пристало судачить с прислугой и верить её доносам. Вне дома ей надлежит держаться с достоинством. Достоинство, однако, должно сочетаться с веселостью.

Любовь. Смерть Лауры ничего не изменила для Петрарки, т. к. для него была важна не Лаура, а его собственное чувство к ней: именно оно составляет содержание его поэзии. Это чувство, в отличие от абстрактной любви предшествовавшего периода было индивидуально. Оно ближе к любви современного человека, чем средневекового. Любовь у Петрарки – скорбит, реже радуется, безуспешно стремится вырвать из своего сердца чувство, сомневается, надеется. Не имеет большого значения, кем Лаура являлась в действительности, важно, что эта красавица вдохновила его на любовную лирику, которая по праву считается одной из вершин мировой поэзии.

Красота женщины проявляется в совершенстве и ее линий и бесконечномее становлении. Художник и поэт прославляет и утверждает любовь к женщине как символ радости, и скорбит при ее утрате Ему уже важен внутренний мир героини, который передается телесной чувственностью. В эпоху Возрождения изменилось отношение куртизанкам. Вэто время распространились даже целые трактаты, посвященные этому ремеслу. Это женщины 12-40 лет, которые кроме этого занимались физиогномикой, хиромантией, врачеванием и изготовлением лечебных и любовных средств. Им запрещалось одевать мужскую одежду и делать мужские прически. Институт куртизанок поощряли даже некоторые папы, «поскольку уж слишком распространился «гнусный грех». В Италии не существовало никакой разницы между честными женщинами и куртизанками.

Образ женщины в эпоху Возрождения в изображении художников и поэтов – образ юной прекрасной богини, спустившейся с небес на землю, ощущающей земную красоту, почувствовавшей себя земной, но не теряющей контроля небесной красоты. Облик Мадонны – это и чудесное видение земной царицы, и человеческая заступница, и мать, отдающая самое драгоценное – сына. В образе древней богини обаяние сочетается с томностью и мечтательностью мадонны,она олицетворяет «весну», красоту как источник жизни, нечто прекрасное на фоне изменяющегося мира.

Женщина как и в Средневековье находилась в подчиненном положении. В семье женщину воспитывает муж. Браки заключали в соответствии с социальной иерархией. У женщин из высших социальных слоев было много привилегий в обществе, т.к. вне дома она должна себя вести тактично и с достоинством. Замужняя женщина должнабыть хорошей хозяйкой, верной супругу, трудолюбивой скромной и почтительной.

Костюм Средневековья

Основным источником отражения внешнего облика человека и его костюма в изобразительном искусстве являются витражи и скульптура средневековых соборов, книжная миниатюра.

Рост материальной культуры, развите науки и техники, новые общественные потребности и эстетические идеалы в значительной степени определили развитие моделирования и конструирования одежды, которая должна была воплощать и выявлять эти идеалы. Возникшее различное понимание мужской и женской красоты потребовало разделения мужской и женской одежды. Пропорции костюма должны подчеркнуть мужественность мужчины и женственность женщины, т. е. Появляется потребность в облегающих одеждах.

Период готики был временем расцвета конструирования и моделирования одежды, формирования всех видов кроя, существующих в настоящее время. Появление различных видов рукавов, юбок (прямых, клешеных, из клиньев), лифов (узких, широких) дало возможность разнообразить ассортимент и модели одежды. Намечаются первые признаки моды.

В период раннего средневековья наиболее распространенными материалами были лен, домотканный холст, сукно, мех, кожа, восточный и византийский шелк. Расцвет ремесленного производства в городах в готический период привел к развитию ткачества, расширению ассортимента, качества материала, разнообразию их орнаментации. Используются набивные и тканые узоры, рисунок – фантастические изображения животных и птиц, «павлинья перья», часто заключаемые в круги или овалы.

Период ранего средневекавья (6-12 в.)

Форма мужского костюма, манера ношения, отделка напоминают византийские. Начиная с 11 в. (романский период) форма мужского костюма находиться под влиянием рыцарских доспехов. Длинные и широкие одежды сменяются облегающими и более короткими, т. н. «блио». Силуэт блио к 11 – началу 12 в. характеризуется узкой и покатой линией плеч, подчеркнутыми линиями груди и талией и расширением книзу от линии бедер. С конца 12 века цвет одежды феодалов начинает следовать цветам герба, разделенного на 2-4 части окрашенные в разные цвета. Так возникает мода мипарти, согласно которой отдельные части одежды (рукава, половины штанов, обувь и т. д.) окрашивались в различные цвета.

Период позднего средневековья (13-15 в. в.)

Мужской костюм развивается на основе 2 силуэтов: прилегающего и свободного. Конструктивные и декоративные линии подчеркивают несколько заниженную линию талии. «Пропорции нового мужского костюма в сочетании с остроносой обувью «poulaine» и высоким головным убором слегка конусообразной формы.. как бы вытягивали фигуру, она казалась подчеркнуто гибкой и ловкой…»[17] для одежды прилегающего силуэта характерен пурпуан, детали его кроя повторяли форму рыцарских лат 14 – 15 в.в., в конце периода в костюмах такого типа использовались ватные прокладки для подчеркивания мужественноти облика. Остроносая обувь – пигаш, носочная часть которой с 14 века становится утрированно длинной (до 70 см.) подбиралась в цвет одежды. В контрасте 2 силуэтов эстетические качества мужской фигуры были еще более выразительны. Бархат становится самой модной тканью. Прически мужчины носили длинные с локонами и челкой на лбу.

В женском костюме происходят такие жеизменения, что и в мужском. Покрывала, как головные уборы исчезают. Женщины начинают носить длинные распущенные волосы, или косы, перевитые парчовыми лентами, венки с подвязкой под подбородком. Обувь по форме и материалу напоминает мужскую.

Позднее средневековье. Удлиненные пропорции, легкие, изящные, уходящие ввысь линии готоческой архитектуры, безусловно, оказывают влияние на формы костюма позднего средневековья.

Если прилегающий силуэт в мужской одежде подчеркивал мужественность, то в женской, наоборот, - покатые узкие плечи, хрупкость, красоту молодой девушки. От талии силуэт книзу расширялся. В 15 в. пропорции женского прилегающего костюма меняются. Линия талии в сюрко переносится под грудь, появляется шлейф. Спереди сюрко укороченно, как бы вздернуто в центре на талии. –это позволяет видеть украшенный подол котт и создает определенную постановку фигуры – животом вперед, что соответствовало представлениям о красоте женщины. Костюм дополнен конусообразным головным убором с вуалью, высота которого достигала 70 см.

Как мужскому, так и женскому костюму присуща искусственная вытянутость форм, в линиях сказывается особенность «готической кривой», фигуры приобретают S-образный силуэт.

Костюм Возрождения

К эпохе Возрождения относится расцвет итальянских городов – портов Гении и Венеции, разбогатевших во время крестовых походов, Флоренция и Милана – крупных центров производства шелка. Италия становится в 15 в. законодателем моды среди европейских стран. В создании итальянской моды принимали участие крупные художники, которые разрисовывали ткани, создавали ювелирные украшения, узоры для кружев (Б. Челлини, Чезаре Веччелио и др.).

Широкий, приземестый силуэт костюма, стремление к большим объемам, устойчивые пропорции обнаруживают связь с горизонтальными линиями архитектуры и прикладного искусства эпохи, помогают воссоздать эстетический идеалкрасоты человека.

Мужской костюм.

Главным законодателем моды в 15 в. была Флоренция. В 16 в. – Флоренция. Во Флорентийском мужском костюме 15 в. применялись яркие цвета, контрастные сочетания, мех, отделка, вышивка. Преобладающими в костюме были горизонтальные линии, которые в композиции придавали фигуре зрительную устойчивость, а в сочетании с живописными драпировками – величественную простоту.

В мужском костюме Венеции значительно реже прибегают к ярким цветам, тканям, украшениям. Темные бархатные одежды расширяются в объеме за счет конструктивно-декоративные решения: спушенного плеча, широкой баски и т.д. одежда этого периода отличается большим разнообразием, обуславливающимся возрастными, сословными и имущественными признаками. Большие объемы, пышные формы, применение тяжелых богатых тканей, выразительной отделки являются общей чертой костюма 16 в.

Во второй половине 16 в. на одежде появляюися декоративные разрезы, расположенные по все длине ткани, они закрепляются подкладкой другого цвета, что создает совершенно новую живописную фактуру костюма в новой цветовой гамме.

Колористическое решение костюма, пышность его формы (буфированные рукава и баски, широкие, типа шали, отложные бархатные или меховые воротники, общее увеличение объема, игра светотени в складках, ювелирные украшения – цепи, перстни – все это придает большую художественную выразительность фигуре итальянца 15-16 в. Культ роскоши, богатство и великолепие становятся характерной чертой Венеции этого периода.

Искусство

Романское искусство12 века, преисполненное пессимизма, довольствовалось изображением животных. В 13 веке рвущаяся к счастью готика обратилась к цветам и людям. Готическое искусство скорее аллегорично, чем символично. В «Романе о Розе» отвлеченные понятия предстают именно в человеческом обличье, будь они хорошие или плохие: Скупость, Старость, Приветливость, Грубость, Разум, Притворство, Природа. Готика ещё фантастична, но её фантастичность скорее причудлива, чем отпугивающа.

Иконография становиться нравоучительной., она стремилась учить. Жизнь деятельная и жизнь созерцательная, добродетели и пороки, все с человеческими лицами, распологались в определенном порядке на порталах соборов, украшая их и обеспечивая проповедникам иллюстрации к их нравственным проповедям и поучениям. Разумеется, задача служить назиданием и раньше всегда возлагалась церковью на искусство. «Живопись,- говорил Гонорий Августодунский, - имеет 3 задачи. Первой из них является задача обучения основам катехезиса, ибо живопись есть «литература для мирян», а 2 другие задачи – эстетическая и историческая». Уже в 1025г. Арраский собор утверждал: «Неграмотные созерцают в живописи то, что они не могут прочесть». Однако первым стремлением было произвести впечатление и даже напугать. Отныне все становилось нравоучением: изложение Библии, псалтыря. Морализирующие травники трансформировали писание в собрание занимательных историй, на которых строилось религиозное восприятие. Эти изменения имели, однако, не только положительнле последствие. «Возможно, самое важноеиз всех изменений, и являет нам средневековое искусство, - было то, что породило – вместе с разумом или натурализмом – новый взгляд на мир, новую систему ценностей».

Литература

Важным элементом художественной культуры Средневековья было литературное творчество. Одним из наиболее образованных людей своего времени был Беда Достопочтенный, автор первого крупного сочинения по истории. К доминиканскому ордену принадлежал философ Средневековья Фома Аквинский (1225 или 1226-1274), сформулировавшего 5 доказательств бытия Бога. Высокого развития достигает устная поэзия. Лучшими образцами её являются произведения героического эпоса Англии и Скандинавии: «Поэма о Беовульфе» (700 г.); «Старшая Эда». Весьма важный элемент устного творчества –саги, сохранившие память народа о действительных исторических событиях («Сага о Ньяле», «Сага об Эгиле», «Сага об Эрике Рыжем» и др.).

Еще одно крупное направление художественного творчества – рыцарская литература, получившая развитие в период Классического Средневековья. Героем ее был воин-феодал, совершающий подвиги. Наиболее известны «Песнь о Роланде» Готфридат Страсбургского (Франция), рыцарский стихотворный роман «Тристан и Изольда» (Германия), «Песнь о Нибелунгах» (Германия), «Песнь о моем Сиде» и «Родриго» (Испания) и др.

К западноевропейской литературе относится и распространенная рыцарская лирическая поэзия, воспевавшая образцы верности Даме сердца, ради которой рыцари подвергали себя возможным испытаниям с риском для жизни. Поэты-певцы,прославлявшие в своих песнях рыцарскую любовь, в Германии назывались миннезингерами (певцы высокой любви), на юге Франции – трубадурами, а на севере страны -  труверами. Наиболее извесные авторы – Бертран де Брон (ок. 1140-1215), Джаурфре Рюдель (1140-1170), Арно Даниэль.

Важнейший памятник английской литературы 13 в. – знаменитые Баллады о Робин Гуде.

Итальянская литература представлена в основном лирической поэзией, т.н. «новый сладостный стиль», прославляющий любовь к женщине. Основатель этого стиля – болонский поэт Гвидо Гвиницелли (1230-1276), а крупнейшие представители – флорентийцы Брунетто Латини и Гвидо Кавальканти (1259-1300). Представителями городской культуры были Чекко Анджольери, Гвидо Орланди (конец 13 в.).

Весьма значительным явлением в литературном творчестве средневековой Европы была поэзия вагантов (от лат. Vagari – бродить), родиной которой считается Франция. Вместе с появлением нецерковных школ в 12 веке и возникает данная субкультура – в форме поэтического творчества учащихся этих школ, бродивших по городам и весям. Особенностью творчества вагантов была его яркая антиклерикальная направленность, что безусловно вызывало ответные репрессивные меры со стороны церкви.

«Эй, - раздался светлый зов, -

началось веселье!

Поп, забудь про часослов!

Прочь, монах, из кельи!»

Сам профессор, как школяр,

Выбежал из класса,

Ощутив священный жар

Сладостного часа.

Искусство

Для Возрождения характерен культ красоты, прежде всего красоты человека. Итальянская живопись, которая на время становиться ведущим видом искусства, изображает прекрасных, совершенных людей. Живопись Раннего Возрождения представлена творчеством Боттичелли (1445-1510), создавшего произведения на религиозные и мифологические сюжеты, в том чиле картины «Весна», «Рождение Венеры», а также Джотто (1266-1337), освободившего итальянскую фресковую живопись от влияния византийской. Реалистическую манеру изображения, присущую Джотто, в начале 15 века продолжил и развил Мазаччо (1401-1428). Используя законы перспективы, он сумел сделать изображения фигур объемными.

Одним из наиболее известных скульпторов того времени был Донетелло (1386-1466), автор ряда реалистических работ портретного типа, впервые вновь после античности представившего в скульптуре обнаженное тело. Крупнейший архитектор Раннего Возрождения – Брунеллески(1377-1446). Он стремился сочетать элементы древнеримского и готического стилей, строил храмы, дворцы, капеллы.

Титаном Высокого Возрождения был Леонардо да Винчи (1456-1519). Леонардо одновременно был художником, теоретиком искусства, скульптором, архитектором, математиком, физиком, астрономом, физиологом, анатомом; почти все области науки обогатил гениальными догадками. Важнейшие его художественные работы – «Тайная вечеря»- фреска в миланском монастыре Санта Мария делла Грацие, а также всемирно известный портрет молодой флорентийки Моны Лизы или «Джоконда».

Титаном Высокого Возрождения был и великий живописец Рафаэль Санти (1483-1520), создатель «Сикстинской мадонны», величайшего произведения мировой живописи.

Последним великим представителем культуры Высокого Возрождения был Микеланджело Буонаротти (1475-1564) – скульптор, архитектор и поэт, создатель знаменитой статуи Давида, скульптурных фигуг «Утро», «Вечер», «День», «Ночь», выполненных для гробниц в капелле Медичи. Микеланджело расписал потолок и стены Сикстинской капеллы Ватиканского дворца; одной из самых впечатляющих фресок является сцена Страшного суда.

Замечательными художниками этого периода был Джорджоне (1477-1576), зоздавший знаменитые полотна «Юдифь» и «Спящая Венера», и Тициан (1477-1576), воспевавший красоту окружающего мира и человека.

Многие живописцы, поэты, скульпторы, архитекторы отказались от идей гуманизма, стремясь освоить лишь «манеру» великих деятелей Возрождения. Наиболее крупными художниками, работающими в стиле маньеризма, были Понтормо (1494-1557), Бронзино (1503-1572), скульптор Челлини(1500-1573). Их произведения отличались усложненностью и напряженностью образов. В то же время некоторые живописцы продолжают развивать реалистическую традицию в живописи: Веронезе (1528-1588), Тинторетто (1518-1594), Караваджо (1573-1610), братья Караччи.

Победа Реформации с середине 16 века вызвала общественный подьем и рост национальной культуры. Замечательного расвета достигло изобразительное искусство. В этой области работали знаменитый живописец и гравер Альбрехт Дюрер (1471-1528), художники Ганс Гольбейн Младший (1497-1543), Лукас Кранах Старший (1472-1553).

Литература.

У истоков Возрождения в Италии стоял великий Данте Алигьери(1265 – 1321), автор «Божественной комедии». Данте взял привычный для Средневековья сюжет и сумел силой своего воображения провести читателей по всем кругам Ада, Чистилища и Рая; некоторые его современники полагали, что Данте действительно побывал там. Данте, Франческо Петрарка(1304-1274) и Джованни Бокаччо (1313-1375_ - знаменитые поэты Возрождения, были создателями итальянского литературного языка. Всемирную известность получили сонеты Петрарки на жизнь и смерть иадонны Лауры.

В ней сочетал Господь любовь и честь,

Очарованьем наделя под стать

Природой красоте – очам на радость.

И что-то у нее во взоре есть,

Что в полночь день сиять заставит, засиять,

Даст горечь меду и полыни сладость.

Последователем Петрарки был Бокаччо, автор «Декамерона»- собрания реалистических новелл, объединенных общим гуманистическим идеалом и представляющих единое целое.

К концу 15 – первой трети 16 вв. относится расцвет творчества Ариосто (1474-1537), итальянского поэта, автора поэмы «Неистовый Роланд».

Выдающимся представителем немецкой гуманистической литературы был Иоганн Рейхлин (1455-1522), автор сатирического произведения «Письма темных людей». Крупнейшими немецками поэтами эпохи Реформации были Ганс Сакс (1494-1576) и Иоганн Фишарт (1546-1590).

Крупнейшим представителем культуры Возрождения в Нидерландах был Эразм Роттердамский (1496-1536)., ему принадлежит «Похвала глупости».

Величайшей фигурой английского Возрождения был Вильям Шекспир (1564-1616), создатель трагедий «Гамлет», «Король Лир», «Отелло», исторических пьес «Генрих VI»,«Ричард 111», сонетов.

В Испании в жанре плутовского романа впервые выступил Фернандо де Рохас, автор трагикомедии «Селестина», его продолжил Мигель де Сервантес (1547-1616), автор «Дон-Кихота». Основоположник испанской драмы Лопе де Вега, автор «Собака на сене», «Учитель танцев».

Во Франции представителем гуманизма был Француа Рабле (1494-1553), автор сатирического романа «Гаргантюа и пантагрюэль». Направление «Плеяды» возглавляли знаменитые поэты Пьер де Ронсар (1524-1585) и Жоакен Дю Белле (1525-1565)

До той поры, как в мир любовь пришла

И первый све из хаоса явила,

Не созданы, кишели в нем светила

Без облика, без формы, без числа…