Сценарий проекта Песни, опаленные войной (4 класс)

Сценарий к проекту «Песни, опаленные войной» (4класс)

1 ученик
Ах, ты, Русь-матушка величавая.
Широко раскинулась с юга теплого
До холодных просторов севера.
А с запада до востока дальнего
Вовсе не объять тебя Русь бескрайняя

2 ученик
С испокон веков на Русь-матушку
Набегали злые вороги.
Набегали злые вороги
И топтали поля хлебные,
Уводили скот, убивали люд
И сжигали города и села родные.
3
Но вставал народ стеною крепкою,
Крепкою стеной дружною
И давал отпор этой нечисти
И бежал тот змей прочь с земли родной.
4
С41 по 45 год века 20
Стал для Родины чёрным временем
Встал и тут народ разных деревень ,
Городов больших на защиту всех.
5
Не вернуть тех слёз и солдат своих.
Что лежат в земле родной матушке.

6
Смелость, мужество, героизм людей
Помогли изгнать злого ворога.
Помогли изгнать злого ворога
Братство, преданность, верность Родине
И душевная песнь солдатская.

«В ЗЕМЛЯНКЕ»(мелодия )
1
Эта песня сразу же, безоговорочно была принята — и сердцем солдата, и сердцами тех, кто его ждал.
2
А ведь стихотворение, из которого она родилась, появилось в общем-то случайно, даже в печать не предназначалось. Просто поэт Алексей Сурков написал жене с фронта шестнадцать «домашних» строк. Написал в сорок первом, в конце ноября, под Истрой, после очень трудного дня, когда пришлось пробиваться из окружения со штабом одного из гвардейских полков.

Так бы и остались эти стихи частью письма, если бы в феврале сорок второго не пришел во фронтовую редакцию композитор Константин Листов и не стал просить «чего-нибудь, на что можно написать песню».
4
«Чего-нибудь» не оказалось. И тут Сурков, на счастье, вспомнил о стихах, отправленных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, Листов пробежал глазами по строчкам, промычал под нос что-то неопределенное и ушел.
5
Через неделю он вновь появился в редакции, попросил у фотографа Миши Савина гитару и запел:
(МЕлодия)
6
Песня «пошла» по всем фронтам — от Севастополя до Ленинграда и Полярного.
Однажды Сурков получил письмо от шести танкистов-гвардейцев.
Танкисты писали:
«Мы слышали, что кому-то не нравится строчка «до смерти четыре шага». Напишите для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, мы-то ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти».
7
В землянке»--лирическая исповедь, которая притягивала миллионы сердец, целиком принимающих строки песни как выражение собственных чувств — самых затаенных и самых святых:25 марта 1942 года песня «В землянке» была опубликована в газете «Комсомольская правда». К тому времени ее любили и пели и бойцы, и те, кто их ждал.
8
Люди воспринимали не только смысл стихотворения, но и весь вложенный в него жар сердца, пульсацию крови, волнение, надежду, любовь...
Вот почему если бывшие фронтовики поют про землянку, то даже сегодня они не жалеют для этой песни сердца и не стыдятся слез. 
Автор текста (слов):
Алексей Сурков

Композитор (музыка):
Константин Листов
(Учащиеся поют)
Бьётся в тесной печурке огонь,На поленьях смола, как слеза.И поёт мне в землянке гармоньПро улыбку твою и глаза.Про тебя мне шептали кустыВ белоснежных полях под Москвой,Я хочу, чтоб услышала ты,Как тоскует мой голос живой.Я хочу, чтоб услышала ты,Как тоскует мой голос живой.
Ты сейчас далеко-далеко,Между нами снега и снега.До тебя мне дойти нелегко,А до смерти - четыре шага.Пой, гармоника, вьюге назло,Заплутавшее счастье зови.Мне в холодной землянке теплоОт твоей негасимой любви.Мне в холодной землянке теплоОт твоей негасимой любви.
Бьётся в тесной печурке огонь,На поленьях смола, как слеза.И поёт мне в землянке гармоньПро улыбку твою и глаза.Про тебя мне шептали кустыВ белоснежных полях под Москвой,Я хочу, чтоб услышала ты,Как тоскует мой голос живой.Я хочу, чтоб услышала ты,Как тоскует мой голос живой.
КАК СЛОЖИЛАСЬ ПЕСНЯГерой Социалистического Труда АЛЕКСЕЙ СУРКОВ
За мою довольно долгую жизнь в литературе мне привалило большое счастье написать несколько стихотворений, которые были переложены на музыку и стали всенародными песнями, потеряв имя автора. К числу таких песен относятся "Чапаевская", "Конармейская", "То не тучи, грозовые облака", "Рано-раненько", "Сирень цветет", "Песня смелых", "Бьется в тесной печурке огонь..." и некоторые другие.Все эти песни - и те, что были написаны до войны, и те, что родились в дни Великой Отечественной войны, - были адресованы сердцу человека, отстаивавшего или отстаивающего честь и независимость своей социалистической Родины с оружием в руках.Как создавались эти песни? Каждая по-своему. Но есть у них нечто общее - были они написаны как стихи для чтения, а потом, переложенные на музыку, стали песнями.Расскажу историю песни, которая родилась в конце ноября 1941 года после одного очень трудного для меня фронтового дня под Истрой. Эта песня "Бьется в тесной печурке огонь...". Если я не ошибаюсь, она была первой лирической песней, рожденной из пламени Великой Отечественной войны, принятой и сердцем солдата, и сердцем тех, кто его ждал с войны.А дело было так. 27 ноября мы, корреспонденты газеты Западного фронта "Красноармейская правда", и группа работников Политуправления Западного фронта прибыли в 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию, чтобы поздравить ее бойцов и командиров с только что присвоенным им гвардейским званием, написать о боевых делах героев. Во второй половине дня, миновав командный пункт дивизии, мы проскочили на грузовике на КП 258-го (22-го гвардейского) стрелкового полка этой дивизии, который располагался в деревне Кашино. Это было как раз в тот момент, когда немецкие танки, пройдя лощиной у деревни Дарны, отрезали командный пункт полка от батальонов.Быстро темнело. Два наших танка, взметнув снежную пыль, ушли в сторону леса. Оставшиеся в деревне бойцы и командиры сбились в небольшом блиндаже, оборудованном где-то на задворках КП у командира полка подполковника М.А. Суханова. Мне с фотокорреспондентом и еще кому-то из приехавших места в блиндаже не осталось, и мы решили укрыться от минометного и автоматного огня на ступеньках, ведущих в блиндаж.Немцы были уже в деревне. Засев в двух-трех уцелевших домах, они стреляли по нас непрерывно.- Ну а мы что, так и будем сидеть в блиндаже? - сказал начальник штаба полка капитан И.К. Величкин. Переговорив о чем-то с командиром полка, он обратился ко всем, кто был в блиндаже: - А ну-ка, у кого есть "карманная артиллерия", давай!Собрав десятка полтора ручных гранат, в том числе отобрав и у меня две мои заветные "лимонки", которые я берег на всякий случай, капитан, затянув потуже ремень на своей телогрейке, вышел из блиндажа.- Прикрывайте! - коротко бросил он.Мы тотчас же открыли огонь по гитлеровцам. Величкин пополз. Гранаты. Взрыв, еще взрыв, и в доме стало тихо. Тогда отважный капитан пополз к другому дому, затем - к третьему. Все повторилось, как по заранее составленному сценарию. Вражеский огонь поредел, но немцы не унимались. Когда Величкин вернулся к блиндажу, почти смеркалось. Командир полка уже выходил из него: КП менял свое расположение.Все мы организованно стали отходить к речке. По льду перебирались под минометным обстрелом. Гитлеровцы не оставили нас своей "милостью" и тогда, когда мы уже были на противоположном берегу. От разрывов мин мерзлая земля разлеталась во все стороны, больно била по каскам.Когда вошли в новое селение, кажется Ульяново, остановились. Самое страшное обнаружилось здесь. Начальник инженерной службы вдруг говорит Суханову:- Товарищ подполковник, а мы же с вами по нашему минному полю прошли!И тут я увидел, что Суханов-человек, обычно не терявший присутствия духа ни на секунду, - побледнел как снег. Он знал: если бы кто-нибудь наступил на усик мины во время этого отхода, ни один из нас не уцелел бы.Потом, когда мы немного освоились на новом месте, начальник штаба полка капитан Величкин, тот, который закидал гранатами вражеских автоматчиков, сел есть суп. Две ложки съел и, смотрим, уронил ложку - уснул. Человек не спал четыре дня. И когда раздался телефонный звонок из штаба дивизии - к тому времени связь была восстановлена, - мы не могли разбудить капитана, как ни старались.Нечеловеческое напряжение переносили люди на войне! И только от того, что они были такими, их ничем нельзя было запугать.Под впечатлением пережитого за этот день под Истрой я написал письмо жене, которая жила тогда на Каме. В нем было шестнадцать "домашних" стихотворных строк, которые я не собирался публиковать, а тем более передавать кому-либо для написания музыки...Стихи мои "Бьется в тесной печурке огонь" так бы и остались частью письма, если бы в феврале 1942 года не приехал в Москву из эвакуации, не пришел в нашу фронтовую редакцию композитор Константин Листов и не стал просить "что-нибудь, на что можно написать песню". И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи абсолютно уверенным в том, что хотя я свою совесть и очистил, но песни из этого лирического стихотворения не выйдет. Листов пробежал глазами по строчкам, промычал что-то неопределенное и ушел. Ушел, и все забылось. Но через неделю композитор вновь появился у нас в редакции, попросил у фоторепортера Михаила Савина гитару и спел свою новую песню, назвав ее "В землянке".Все, свободные от работы "в номер", затаив дыхание, прослушали песню. Всем показалось, что песня получилась. Листов ушел. А вечером Миша Савин после ужина попросил у меня текст и, аккомпанируя на гитаре, исполнил песню. И сразу стало ясно, что песня "пойдет", если мелодия ее запомнилась с первого исполнения.Песня действительно "пошла". По всем фронтам - от Севастополя до Ленинграда и Полярного. Некоторым блюстителям фронтовой нравственности показалось, что строки: "...до тебя мне дойти нелегко, а до смерти - четыре шага - упадочнические, разоружающие. Просили и даже требовали, чтобы про смерть вычеркнуть или отодвинуть ее дальше от окопа. Но мне жаль было менять слова - они очень точно передавали то, что было пережито, перечувствовано там, в бою, да и портить песню было уже поздно, она "пошла". А, как известно, "из песни слова не выкинешь".О том, что с песней "мудрят", дознались воюющие люди. В моем беспорядочном армейском архиве есть письмо, подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Сказав доброе слово по адресу песни и ее авторов, танкисты пишут, что слышали, будто кому-то не нравится строчка "до смерти - четыре шага".Гвардейцы высказали такое едкое пожелание: "Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, - мы-то ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти".