Маяковский Владимир Владимирович. Биография
Маяковский. Биография
(19.07.1893 14.04.1930). Родился в селе Багдади Кутаисской губернии. Отец дворянин, служил лесничим, предки из казаков Запорожской Сечи; мать из рода кубанских казаков. В 19021906 гг. Маяковский учился в Кутаисской гимназии, в июле 1906 г., после смерти отца, вместе с матерью и двумя сестрами переезжает в Москву, где поступает в IV класс 5-й классической гимназии (за неуплату денег за обучение был исключен из V класса в марте 1908 г.). В Москве Маяковский знакомится с революционно настроенными студентами, увлекается марксистской литературой, вступает в начале 1908 г. в партию большевиков, подвергается арестам, 11 месяцев проводит в Бутырской тюрьме, откуда освобождается в январе 1910 г. как несовершеннолетний. В тюрьме Маяковский написал тетрадь стихов (1909), которая была отобрана надзирателями; с нее поэт исчислял начало своего творчества. После освобождения из тюрьмы он прерывает партийную работу, чтобы "делать социалистическое искусство". В 1911 г. Маяковский поступает в Училище живописи, ваяния и зодчества, где знакомится с Д. Д. Бурлюком, организатором футуристической группы "Гилея", который открывает в нем "гениального поэта". Через три года, в феврале 1914, Маяковский вместе с Бурлюком был исключен из училища за публичные выступления. В декабре 1912 г. Маяковский дебютирует как поэт в альманахе "Пощечина общественному вкусу", где были напечатаны его стихотворения "Ночь" и "Утро". В нем же был опубликован и манифест русских кубо-футуристов, подписанный Д. Бурлюком, А. Крученых, В. Маяковским и В. Хлебниковым. В манифесте провозглашалось нигилистическое отношение к русской литературе настоящего и прошлого: "Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности. (...) Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузминым, Буниным и проч. и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным". Однако вопреки декларациям Маяковский высоко ценил Гоголя, Достоевского, Блока, и других писателей, которые оказали глубокое влияние на его творчество. Творчески плодотворным стал для Маяковского 1913 г., когда вышел его первый сборник "Я" (цикл из четырех стихотворений), написана и поставлена программная трагедия "Владимир Маяковский" и было совершено вместе с другими футуристами большое турне по городам России. Сборник "Я" был написан от руки, снабжен рисунками В. Н. Чекрыгина и Л. Шехтеля и размножен литографическим способом в количестве 300 экземпляров. В качестве первого раздела этот сборник вошел в книгу стихов поэта "Простое как мычание" (1916). В 19151917 гг. Маяковский проходит военную службу в Петрограде в автошколе. 17 декабря 1918 г. поэт впервые прочел со сцены Матросского театра стихи "Левый марш (Матросам)". В марте 1919 г. он переезжает в Москву, начинает активно сотрудничать в РОСТА (Российское телеграфное агентство), оформляет (как поэт и как художник) для РОСТА агитационно-сатирические плакаты ("Окна РОСТА"). В 1919 г. вышло первое собрание сочинений поэта "Все сочиненное Владимиром Маяковским. 1909-1919". В конце 10-х гг. Маяковский связывает свои творческие замыслы с "левым искусством", выступает в "Газете футуристов", в газете "Искусство коммуны". Футуризм Маяковского с самого начала и до конца дней поэта имел романтический характер. Маяковский и в советское время оставался футуристом, хотя и с новыми свойствами: "комфутом", то есть коммунистическим футуристом, а также руководителем ЛЕФа (Левого фронта искусств) (19221928). В 19221924 гг. Маяковский совершает несколько поездок за границу Латвия, Франция, Германия; пишет очерки и стихи о европейских впечатлениях: "Как работает республика демократическая?" (1922); "Париж (Разговорчики с Эйфелевой башней)" (1923) и ряд других. В Париже поэт будет и в 1925, 1927, 1928, 1929 гг. (лирический цикл "Париж"); в 1925 г. состоится поездка Маяковского по Америке ("Мое открытие Америки"). В 19251928 гг. он много ездит по Советскому Союзу, выступает в самых разных аудиториях. В эти годы поэт публикует многие из тех своих произведений: "Товарищу Нетте, пароходу и человеку" (1926); "По городам Союза" (1927); "Рассказ литейщика Ивана Козырева..." (1928). Исследователи творческого развития Маяковского уподобляют его поэтическую жизнь пятиактному действу с прологом и эпилогом. Роль своего рода пролога в творческом пути поэта сыграла трагедия "Владимир Маяковский" (1913), первым актом стали поэмы "Облако в штанах" (19141915) и "Флейта-позвоночник" (1915), вторым актомпоэмы "Война и мир" (1915 1916) и "Человек" (19161917), третьим актом пьеса "Мистерия-буфф" (первый вариант1918, второй1920 1921) и поэма "150 000 000" (1919 1920), четвертым актомпоэмы "Люблю" (1922), "Про это" (1923) и "Владимир Ильич Ленин" (1924), пятым актомпоэма "Хорошо!" (1927) и пьесы "Клоп" (19281929) и "Баня" (19291930), эпилогомпервое и второе вступления в поэму "Во весь голос" (19281930) и предсмертное письмо поэта "Всем" (12 апреля 1930 г.). Остальные произведения Маяковского, в том числе многочисленные стихотворения, тяготеют к тем или иным частям этой общей картины, основу которой составляют крупные произведения поэта. Художественный мир Маяковского являет собою синтетическую драму, которая включает в себя свойства разных драматургических жанров: трагедии, мистерии, эпико-героической драмы, комедии, райка, кинематографа, феерии и т. д., подчиненных основному у Маяковского трагическому характеру его главного героя и трагедийной структуре всего его творчества. Следует заметить, что не только его пьесы, но и поэмы по-своему драматургичны и чаще всего трагедийны. В трагедии "Владимир Маяковский" поэт видит свой жизненный долг и назначение своего искусства в том, чтобы способствовать достижению человеческого счастья. Искусство для него с самого начала было не просто отражением жизни, а средством ее переделки, орудием жизнестроительства. Маяковский стремится поставить своего лирико-трагедийного героя, выражающего устремления всего человечества, на место Бога одряхлевшего, беспомощного, не способного на какие-либо деяния ради людей. Этот герой из-за своей неразделенной любви к женщине и к людям в целом становится богоборцем с сердцем Христа. Однако, для того чтобы стать Человеко-богом, герой и все остальные люди должны быть свободными, раскрыть свои лучшие возможности, сбросить с себя всякое рабство. Отсюда революционный нигилизм Маяковского, нашедший свое выражение в определении программного смысла поэмы "Облако в штанах": ""Долой вашу любовь", "долой ваше искусство", "долой ваш строй", "долой вашу религию" четыре крика четырех частей". Любви, искусству, социальному строю и религии старого мира Маяковский противопоставляет свою любовь, свое искусство, свое представление о социальном устройстве будущего, свою веру в идеал нового, во всех отношениях прекрасного человека. Попытка реализации этой программы после революции оказалась для поэта трагической. В "Облаке" Маяковский выходит к людям "безъязыкой" улицы в роли поэта-пророка, "тринадцатого апостола", "сегодняшнего дня крикогубого Заратустры", чтобы произнести перед ними новую Нагорную проповедь. Называя себя "сегодняшнего дня крикогубым Заратустрой", Маяковский хотел сказать, что и он, подобно Заратустре, является пророком грядущего но не сверхчеловека, а освобожденного от рабства человечества. В поэмах-трагедиях "Облако в штанах", "Флейта-позвоночник", "Война и мир", "Человек" и "Про это" у героя Маяковского, выступающего в роли богоборца, "тринадцатого апостола", Демона и воителя, появляются трагические двойники, похожие на Христа. В изображении этой трагической двойственности Маяковский развивает традиции Гоголя, Лермонтова, Достоевского и Блока, становится богоборцем с сердцем Христа. Его богоборчество начинается с мук неразделенной любви к женщине и только потом приобретает социальный и бытийный смысл. В поэме "Флейта-позвоночник" он показал грядущий праздник взаимной, разделенной любви, а в поэме "Война и мир" праздник братского единения всех стран, народов и материков. Маяковский хотел разделенной любви не только для себя, но "чтоб всей вселенной шла любовь". Его идеалы трагически разбивались о реальную действительность. В поэме "Человек" показан крах всех усилий и устремлений героя, направленных на достижение личных и общественных идеалов. Этот крах обусловлен косностью человеческого естества, трагическим дефицитом любви, рабской покорностью людей Повелителю Всего этому всесильному наместнику Бога на земле, символу власти денег, власти буржуазии, способной купить любовь и искусство, подчинить себе волю и разум людей. В пьесе "Мистерия-буфф" и поэме "150 000 000" поэт ставит революционные массы народа на место Бога и Христа. При этом, в отличие от "Двенадцати" Блока, Маяковский односторонне идеализирует социальное сознание и творческие возможности революционных масс, которые еще недавно изображались поэтом как безликие толпы людей, покорные Повелителю Всего, а теперь, по подсказке автора, самоуверенно заявляющие: "Мы сами себе и Христос и Спаситель!" В гениальной поэме-трагедии "Про это" Маяковский показал борьбу лирического героя за идеальную, разделенную любовь, без которой нет жизни. В ходе этого трагического поединка с героем происходят фантастические метаморфозы, его природное естество под воздействием "громады любви" развоплощается, превращается в творческую и духовную энергию, символами которой являются стих, поэзия и страдающий Христос. Гиперболический процесс метаморфоз выражен поэтом в сложной системе трагических двойников поэта: медведя, комсомольца-самоубийцы, похожего одновременно и на Иисуса, и на самого Маяковского, и других. В целом этот трагедийный метаморфический процесс обретает форму поэмы-мистерии о любви, страданиях, смерти и грядущем воскресении Всечеловека, Человека природного, стремящегося занять место Бога. В поэме "Хорошо!" и сатирической дилогии "Клоп" и "Баня" Маяковский изображает, как в революционной борьбе рождается советская Россия, славит "отечество... которое есть,/но трижды которое будет", внимательно следит за ростками новой жизни, стремясь как поэт романтико-футуристического склада помочь их быстрому развитию. Вместе с тем он обнаруживает в зародыше раковые опухоли советского общества, грозящие ему смертельными болезнями. После поэмы "Хорошо!" Маяковский хотел написать поэму "Плохо", но вместо нее написал сатирические пьесы "Клоп" и "Баня", в которых показал самые опасные тенденции в молодом советском обществе: перерождение рабочих и партийцев в мещан любителей красивой, "аристократической" жизни за чужой счет (Присыпкин) и усиление власти невежественных и некомпетентных партийно-советских бюрократов вроде Победоносикова. Сатирическая дилогия поэта показала, что основная масса людей оказалась не готова занять место Бога и приступить к реализации высоких идеалов и потенциальных возможностей человека. В поэме "Во весь голос" Маяковский называет настоящее "окаменевшим говном", а реализацию своего идеала Человека переносит в неопределенно далекое "коммунистическое далеко". Сатира поэта, особенно "Баня", вызвала травлю со стороны рапповской критики. В феврале 1930 г. поэт вступает в РАПП (Российская Ассоциация пролетарских писателей). Этот поступок Маяковского был осужден его друзьями. Отчуждение и общественная травля усугублялись личной драмой ("любовная лодка разбилась о быт"). Маяковскому упорно стали отказывать в выезде за границу, где у него должна была состояться встреча с женщиной (стихотворение "Письмо Татьяне Яковлевой", 1928), с которой намеревался связать свою жизнь. Все это привело Маяковского к самоубийству, предсказанному еще в трагедии "Владимир Маяковский".
Творчество Маяковского по своему общественному звучанию не укладывалось в рамки футуризма, что особенно проявилось в трагедии "Владимир Маяковский" (поставлена в 1913 г.). Пафос трагедии - в протесте против установлений буржуазного общества, против власти "бездушных вещей". Трагедия в конечном счёте восходит к настроениям масс, возмущённых несправедливостью мира, но ещё не осознавших своей силы. В 1937 г. была открыта Библиотека-музей Маяковского в Москве (бывший Гендриков переулок, ныне переулок "Маяковского"); в январе 1974 г. в Москве открыт Государственный музей Маяковского. В 1941 г. Музей Маяковского открыт в посёлке Маяковский (бывшее село Багдади) Грузинской ССР.
«Нате». Поэт беспощадно, яростно критикует существующий миропорядок, создавая яркие сатирические образы сытых, самодовольных, равнодушных людей. Одним из классических образцов ранней сатиры Владимира Маяковского является стихотворение «Нате!». Название произведения уже режет слух, в нем выражено негодование творца, которого избалованная публика принимает за раба, готового выполнить любое ее желание. Нет, герой стихотворения - поэт – будет служить искусству, а не этой толпе, которая впустую прожигает жизнь. Монолог творца очень эмоционален, каждое слово в нем бичует публику, состоящую из пошлых обывателей: Через час отсюда в чистый переулок вытечет по человеку ваш обрюзгший жир, а я вам открыл столько стихов шкатулок, я – бесценных слов мот и транжир. Первая строфа произведения представляет нам окружение лирического героя в общем. Людей поэт изображает в виде одного сплошного жира, к тому же «обрюзгшего» (эпитет). Эта метафора свидетельствует как раз об их излишней сытости, перешедшей в самодовольство и тупость. Поэт противопоставляет себя всему такому обществу, потому что суть творца – отнюдь не скопидомство, а душевная щедрость. Герой называет свои слова «бесценными» (эпитет) не из тщеславия. Просто искусство, поэзия – самое дорогое, что есть у него. Стихи являются «самоцветами» сердца поэта, и хранятся они, видимо, поэтому в «шкатулках». Герой не прячет эти «драгоценности», он готов открыть тайники своей души всем и каждому. Но беда в том, что его поэзия не нужна обществу, как, впрочем, и культура вообще. С отвращением герой описывает представителей этого мира: Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста где-то недокушанных, недоеденных щей; вот вы, женщина, на вас белила густо, вы смотрите устрицей из раковин вещей. Поэт оскорбляет этих людей не просто так. Он хочет быть услышанным, пытается всколыхнуть обывательское «болото», пробудить души этих людей, заплывшие жиром. Больше всего во второй строфе мне нравится метафора «раковина вещей». На мой взгляд, она очень точно отражает полное погружение человека в быт, убивающий личность, превращающий людей в каких-то «моллюсков», лишенных внутренней формы и безропотно принимающих любое обличье, даже самое жуткое. Окинув своим пророческим взглядом это гнусное общество, поэт понимает одно: впереди его ждет множество страданий: Все вы на бабочку поэтиного сердца Взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош, Толпа озвереет, будет тереться, ощетинит ножки стоглавая вошь. Эта строфа так же, как и первая, основана на противопоставлении хрупкой, трепетной «бабочки поэтиного сердца», такой ранимой, нуждающейся в бережном отношении, мерзкой «стоглавой вши», олицетворяющей толпу обывателей. Не люди, а «паразиты» окружают творца и отравляют его существование. Образ бабочки свидетельствует о чистой душе поэта. Конечно, злые завистники попытаются испачкать ее, даже уничтожить. Поэтому творец должен быть сильным, уметь себя защитить, не дать в обиду. Я думаю, отсюда эта показная грубость и циничность лирического героя: А если сегодня мне, грубому гунну, кривляться перед вами не захочется - и вот я захохочу и радостно плюну, плюну в лицо вам я – бесценных слов транжир и мот. Эпатажная выходка лирического героя вызвана опять-таки стремлением обратить на себя внимание и быть услышанным во что бы то ни стало. Так «грубым гунном» врывается Маяковский в поэзию ХХ века, чтобы показать мир сытых, изнанку настоящей жизни. Несовершенство миропорядка, резкое несоответствие мечты и действительности, удручающая бездуховность и пошлость порождали в душе поэта гневный протест. А оружие у него было одно – слово. Стихотворения Маяковского всегда будут современны. Они устремлены в будущее, потому что призывают человека совершенствоваться. Поэт ненавязчиво воспитывает нас. Так, в сатирическом произведении «Нате» он утверждает: духовная смерть гораздо страшнее физической. Мы должны это помнить и быть бдительными. Стихотворение "Послушайте!" написано в 1914году. В стихах этого периода внимательный читатель увидит не только фамильярные, насмешливые, пренебрежительные интонации, но и, присмотревшись, поймет, что за внешней бравадой - ранимая, одинокая душа. Цельность характера поэта, человеческая порядочность, помогавшая ориентироваться в главных проблемах времени, внутренняя убежденность в правоте своих нравственных идеалов отделяли В.М. от других поэтов, от привычного течения жизни. Эта обособленность рождала душевный протест против обывательской среды, где не было высоких духовных идеалов. Стихотворение-крик души поэта. Оно начинается просьбой, обращенной к людям: "Послушайте!" Таким восклицанием каждый из нас очень часто прерывает свою речь, надеясь быть услышанным и понятым. Лирический герой стихотворения не просто произносит, а "выдыхает" это слово, отчаянно пытаясь обратить внимание живущих на Земле людей на волнующую его проблему. Это не жалоба на "равнодушную природу", это жалоба на человеческое равнодушие. Поэт как бы спорит с воображаемым оппонентом, человеком недалеким и приземленным, обывателем, мещанином, убеждая его в том, что нельзя мириться с безразличием, одиночеством, горем. Весь строй речи в стихотворении "Послушайте!" именно такой, какой бывает, когда, ведется острая дискуссия, полемика, когда тебя не понимают, а ты лихорадочно ищешь аргументы, убедительные доводы и надеешься: поймут, поймут. Вот только объяснить надо как следует, найти самые важные и точные выражения. И лирический герой их находит. Накал страстей, эмоций, переживаемых нашим героем, становится так силен , что иначе их не выразить как только этим многозначным емким словом-"Да?!", обращенным к тому, кто поймет и поддержит. В нем и обеспокоенность, и забота, и сопереживание, и надежда..... Если бы у лирического героя совсем не было надежды на понимание, он бы так не убеждал, не увещевал, не волновался...Последняя строфа стихотворения начинается так же, как и первая, с того же слова. Но авторская мысль в ней развивается совершенно по-другому, более оптимистично, жизнеутверждающе по сравнению с тем, как она выражена в первой строфе. Последнее предложение вопросительное. Но, в сущности, оно утвердительно. Ведь это риторический вопрос ответ не требуется. Располагая стихи "лесенкой", он добился того, что каждое слово становится значимым, весомым. Рифма В.М. -необычайная, она как бы "внутренняя", чередование слогов не явное, не очивидное-это белый стих. А как выразительна ритмика его стихов! Мне кажется, ритм в поэзии Маяковского-самое главное, сначала рождается он, а потом уже мысль, идея, образ. Некоторые думают , что стихи В.М. надо кричать, надрывая голосовые связки. У него есть стихи для "площадей". Но в ранних стихах преобладают интонации доверительности, интимности. Чувствуется, что поэт только хочет казаться грозным, дерзким, уверенным в себе. Но на самом деле он не такой. Наоборот , М. одинок и неприкаян, и душа его жаждет дружбы, любви, понимания. В этом стихотворении нет неологизмов, столь привычных для стиля В.М.. "Послушайте!"-взволнованный и напряженный монолог лирического героя. Поэтические приемы, используемые В.М. в этом стихотворении, на мой взгляд, очень выразительны. Фантастика ("врывается к богу") естественно сочетается с наблюдениями автора над внутренним состоянием лирического героя. Ряд глаголов: "врывается", "плачет", "просит", "клянется"-передает не только динамику событий, но и их эмоциональный накал. Ни одного нейтрального слова, все очень и очень выразительны, экспрессивны, и, мне кажется, само лексическое значение, семантика глаголов-действий указывает на крайнюю обостренность чувств, испытываемых лирическим героем. Основная интонация стиха не гневная, обличительная, а исповедальная, доверительная, робкая и неуверенная. Можно сказать, что голоса автора и его героя зачастую сливаются полностью и разделить их невозможно. Высказанные мысли и выплеснувшиеся, прорвавшиеся наружу чувства героя, бесспорно, волнуют самого поэта. В них легко уловить ноты тревоги ("ходит тревожный"), смятения. Огромное значение в системе изобразительно-выразительных средств у В.М. имеет деталь. Портретная характеристика Бога состоит всего лишь из одной-единственной детали-у него "жилистая рука". Эпитет "жилистая" настолько живой, эмоциональный, зримый, чувственный, что эту руку как бы видишь, ощущаешь в ее венах пульсирующую кровь. "Длань" (образ, привычный для сознания русского человека, христианина) органично, абсолютно естественно заменяется, как видим, просто "рукой". Мне кажется, в очень необычной антитезе, в словах антонимах (антонимами они являются только у В.М., в нашем привычном, общеупотребительном лексиконе это далеко не антонимы) противопоставлены очень важные вещи. Речь идет о небе, о звездах, о Вселенной. Но для одного звезды "плевочки", а для другого-"жемчужины". Лирический герой стихотворения "Послушайте!" и есть тот "кто-то", для кого без звездного неба немыслима жизнь на Земле. Он мечется, страдает от одиночества, непонимания, но не смиряется с ним. Отчаяние его так велико, что ему просто не перенести "эту беззвездную муку". Стихотворение "Послушайте!"-развернутая метафора, имеющая большой иносказательный смысл. Кроме насущного хлеба, нам нужна еще и мечта, большая жизненная цель, духовность, красота. Нам нужны звезды -"жемчужины", а не звезды-"плевочки". В.М. волнуют вечные философские вопросы о смысле человеческого бытия, о любви и ненависти, смерти и бессмертия, добре и зле. Однако в "звездной" теме поэту чужд мистицизм символистов, он не думает ни о какой "протянутости" слова к Вселенной, но В.М. ни в коей мере не уступает поэтам-мистикам в полете фантазии, свободно перебрасывая мост от земной тверди к безграничному небу, космосу. Безусловно, такой свободный полет мысли был подсказан В.М. в ту эпоху, когда казалось, что человеку подвластно все. И независимо от того, в какие тона окрашены астральные образы, сатирические или трагические, его творчество проникнуто верой в Человека, в его разум и великое предназначение. Пройдут годы, утихнут страсти, российские катаклизмы превратятся в нормальную жизнь, и никто не будет считать В.М. только политическим поэтом, отдавшим свою лиру лишь революции. На мой взгляд, это величайший из лириков, и стихотворение "Послушайте!"-истинный шедевр русской и мировой поэзии.
«Скрипка и немножко нервно». Начало стихотворения такое же неожиданное, как и название. Еще у Тютчева было отсутствие всяких вступлений, которое критики назвали фрагментарностью. Также и у Маяковского. Перед нами резко начинает вырисовываться яркий эпизод, выхваченный из оригинальной жизни героя-творца, за которым стоит сам автор. Начало стихотворения представляет собой соло скрипки. Вероятно, ее медленные протяжные звуки резко переходят в быстрые, высокие, напоминающие жалобный плач ребенка. Вот что скрывается за метафорами поэта. Монотонный глуховатый бой барабана слышится в повторе слова хорошо. Благодаря звукописи Маяковского, мы слышим и понимаем каждый инструмент в этом оркестре. А вот метафора горящий Кузнецкий мне не совсем ясна. Предположу, что вечерний мост был сильно освещен фонарями и герою показалось, что именно туда шмыгнул как бы удаляющийся звук барабана. Действие продолжает развиваться: Оркестр чужо смотрел, как выплакивалась скрипка без слов, без такта Мелодия не может быть бестактной, дисгармоничной. Видимо, все дело здесь в том, что скрипку никто не хочет услышать и понять, она только раздражает оркестр. Дура, плакса, вытри! - кричит ей меднорожий, потный геликон. Надо заметить, эпитеты здесь также помогают очень точно изобразить инструменты. Автор постоянно использует олицетворения, и весь оркестр у него состоит как бы из живых существ, которые смотрят, кричат, выплакиваются, устают, упрашивают, ревут. У каждого инструмента свой характер и судьба, но лирическому герою больше всех дорога скрипка, которую так жестоко обижают. Поэт в сильнейшем эмоциональном порыве бросается на защиту любимого существа: я встал, шатаясь полез через ноты, сгибающиеся под ужасом пюпитры, зачем-то крикнул: Боже!, Бросился на деревянную шею: Знаете что, скрипка. Мы ужасно похожи: я вот тоже ору а доказать ничего не умею! Это своеобразная кульминация произведения. Нежность героя поражает нас, да он и сам не ожидал от себя подобного. Чем же скрипка похожа на поэтаВидимо, ему также не хватает отзывчивости, чуткости и понимания публики, которая слушает его, но не слышит. А ведь творцу так важно, чтобы его мысли, идеи, мнения люди разделяли. Поэт - это духовный вождь. Люди должны верить ему и идти за ним. Если этого нет нет и творца. Молодой Маяковский завоевывал любовь и признание публики тяжело. Об этом он и пишет в стихотворении: о своих неудачах, сомнениях, отчаянии и борьбе с трудностями. Конечно, это стихотворение не может звучать спокойно и быть таковым. Нервозность поэт передает прежде всего с помощью коротких, дробленых строк, порой в одно слово. Множество глаголов придает стихотворению динамичность и напряженность. Также нагнетает обстановку обилие восклицаний, экспрессивной лексики ору, наплевать, влип, дура. Эпатажное поведение лирического героя преследует одну цель: это протест против равнодушия и бессердечной тупости. Общество глухо к непосредственной душе поэта. Однако он продолжает быть откровенным с публикой, надеясь, что когда-нибудь все изменится, и их отношения станут более гармоничными. А пока герой нашел лишь одну родственную душу, с которой теперь ни за что не расстанется: Знаете что, скрипкаДавайте будем жить вместе! А Стихотворение заканчивается так же внезапно, как и началось, что лишний раз подчеркивает эмоциональность поэта. Он все сказал. Мы лишь добавим, что это произведение, посвященное теме творца и его миссии, раскрывает всю сложность взаимоотношений талантливой личности и толпы. Вот идея стихотворения.
«Хорошее отношение к лошадям». История лошади это только повод рассказать читателю о самом себе, о своей “звериной тоске” и об умении преодолевать ее. У Маяковского на первом плане стоит его собственное лирическое “я”. Без преувеличения можно сказать, что плачущая лошадь- своеобразный двойник автора: Деточка, все мы немножко лошади, каждый по-своему лошадь. А последние строчки: И все ей казалось- она жеребенок, и стоило жить, и работать стоило. Это уж, вне всякого сомнения, о себе: измученный поэт находит силы встать и опять приняться за дело. И не случайно лирический герой противопоставлен в стихотворении глумящимся “зевакам”: за зевакой зевака, штаны, пришедшие Кузнецким клешить, сгрудились, смех звенел и звякал . Маяковский и здесь делает себе саморекламу, неотьемлемую от лирического самосознания: Смеялся Кузнецкий. Лишь один я голос свой не вмешивал в вой ему. В этом стихотворении автор довольно аскетичен в выборе образных средств, он не может полностью отказаться от своих излюбленных экстравагантных метафор. В начале текста выстроен следующий образный ряд: “ улица”, которая “ветром опита” и “льдом обута”, после нашествия зевак, пришедших “клешить” ей уже свои штаны, “опрокинулась” и “течет по . Здесь тропы мало, что сообщают о сущности авторской идеи - они имеют функцию “ввода” в авторскую модель действительности. Основную же нагрузку несут глаголы действия. В принципе, сюжет стихотворения можно описать при помощи цепочки глаголов, выбранных из текста: “грохнулась” - “сгрудились” - “подошел”- “рванулась” - “пошла” - ”пришла” - “встала (в стойло)”. С помощью графики, разбитый на интонационные отрезки, стих придает поэтической речи свободную непринужденность. Богат репертуар использованных автором рифм: здесь есть и усеченные неточные (плоше - лошадь, зевака - зазвякал), и неравносложные (в шерсти -в шелесте, стойло - стоило), и составные ( в вой ему - по-своему, один я - лошадиные, в няньке - на ноги), и даже одна омонемическая (“пошла” - краткое прилагательное и ”пошла” - глагол).
тором рифм: здесь есть и усеченные неточные (плоше - лошадь, зевака - зазвякал), и неравносложные (в шерсти -в шелесте, стойло - стоило), и составные ( в вой ему - по-своему, один я - лошадиные, в няньке - на ноги), и даже одна омонемическая (“пошла” - краткое прилагательное и ”пошла” - глагол). Очень интересна первая строфа, знаменательные слова (“-Гриб. Грабь. Гроб. Груб.”), полностью утеряв свое лексическое значение, выступают в звукоизобретательной функции.
“Лиличка!” – стихотворение, призванное “вместо письма” явиться прощанием с любимой женщиной. И в отличие от письма, оно не обращение к адресату, а лишь “последний крик” отчаянья.
В “Лиличке!” нет светлого пушкинского прощания-прощения (“Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим” и “Я не хочу печалить вас ничем”), наоборот, любовь висит на героине “тяжкой гирей”. Нет в стихотворении и грозных лермонтовских упрёков (вроде “Иль женщин уважать возможно, когда мне ангел изменил?” или “Во зло употребили вы права, приобретённые над мною”). Лирического героя “Лилички!” интересует только то безумное состояние, в которое его самого повергает расставание.
И стихотворение построено так, чтобы как можно резче передать это состояние. Уже первые строки, интерьер (“Дым табачный воздух выел. Комната – глава в кручёныховском аде”), вводят нас в напряжённое, даже трагическое настроение. Затем в двух предложениях временной контекст: прошлое (“Помнишь, за этим окном впервые руки твои, исступлённый, гладил”), настоящее (“Сегодня сидишь вот, сердце в железе”) и будущее (“День ещё – выгонишь, может быть, изругав”). Потом призыв “Дай простимся сейчас” и просьба “выреветь горечь обиженных жалоб”, после чего со всё усиливающейся остротой высказаны эти жалобы (“А у любви твоей и плачем не вымолишь отдых”, “А я и не знаю, где ты и с кем”, “так измучила”), и наконец кульминация – самоубийство, которое лирический герой не совершит, потому что над ним “не властно лезвие ни одного ножа”, кроме взгляда героини. В свете гибели Маяковского это четверостишие (“И в пролёт не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать”) звучит особенно страшно: будто бы предчувствуя этот свой последний шаг, поэт заклинал себя от него. За кульминацией следует только куда менее острая, последняя, уже не подразумевающая никаких действий просьба “последней нежностью” “выстелить” “уходящий шаг”.
Однако наряду с этой обычной для лирики в целом главной темой в стихотворении “Лиличка!” есть и мотивы, характерные для Маяковского лично.
Так, очень интересны сравнения, использованные в жалобах: бык, которого “трудом уморят”, и “уставший слон” – ни с кем менее крупным, мощным и грубым своего лирического героя Маяковский не сравнивает, как в “Облаке в штанах”: “жилистая громадина”, “глыба”, которой “многое хочется!”. Эпитет к слову “душа” также обыкновенный для Маяковского – она у лирического героя почти всегда “цветущая”, великая. Только у такого героя чисто личные вроде бы проблемы могут восприниматься как вселенская катастрофа.
С другой стороны, интересно противопоставление в третьей жалобе (“Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял, а мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени”): лирический герой противопоставлен “поэту”. Это новое в отношении к словам “поэт” и “поэзия” (вместо мистического и восторженного – по крайней мере неоднозначное: тяжёлый, но полезный труд и нечто высшее, неописуемое одновременно) вообще свойственно Маяковскому.
И в “Лиличке!” оно проявляется ещё раз: “Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша?” Понятно, что этот вопрос не требует ответа, но если всё же отвечать на него, то ответ будет: нет! Слова не могут остановить героиню, а следовательно, и происходящее расставание; по сравнению с “жадным дыханием” жизни они только “сухие листья” “последней нежности”, которыми можно “выстелить” “уходящий шаг”.
Маяковский. Тема поэта и поэзии.
"Светить всегда, светить везде", так определял задачу поэзии В. Маяковский. Он жил в сложную переломную эпоху, которая выдвинула перед ним целый ряд новых требований и целей. Октябрьская революция поставила перед советской литературой задачу создания нового социалистического искусства. В стихотворении "Приказ № 2 по армии искусств" Маяковский обращается к современным писателям и поэтам с призывом: "Товарищи! Дайте новое искусство такое, чтобы выволочь республику из грязи". По убеждению Маяковского, искусство должно войти в жизнь, поэт стать таким же необходимым и полезным людям, как солнце. Об этом он пишет в стихотворении "Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче". Солнце приходит в гости к поэту-труженику, поэту-агитатору, заваленному работой. Эта нереальная фантастическая история теряет мистическую многозначительность благодаря мягкому юмору, введению в повествование забавных бытовых деталей. У Маяковского светило "заговорило басом", потребовало варенья и даже снизошло до дружеской болтовни с поэтом. Но вот в ироническом авторском повествовании незаметно появляются серьезные ноты, которые затем возвышаются до патетики.
"...Пойдем, поэт, взорим, вспоем у мира в сером хламе. Я буду солнце лить свое, А ты свое, стихами".
Аллегорическая форма помогает поэту ярко и образно выразить свое понимание роли поэзии, искусства в обществе. Цель солнца светить людям, давать жизнь всему живому на земле. Таким же неутомимым тружеником должен быть поэт. Свет поэзии для людей то же, что свет солнца. И поэт, понявший это, радостно несет свою нелегкую ношу.
Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить и никаких гвоздей! Вот лозунг мой и солнца!
Маяковский никогда не обожествлял поэзию, не накидывал на нее флер таинственности и загадочности. В стихотворении «Разговор с фининспектором о поэзии» он замечает, что "труд мой любому труду родствен". Но вместе с тем он вовсе не склонен был преуменьшать значение и результаты этого труда. Да, поэт, работая над стихом, затрачивает гигантские усилия:
Поэзия
та же добыча радия.
В грамм добыча,
в год труды.
Изводишь
единого слова ради
тысячи тонн
словесной руды.
Только упорный вдохновенный труд дает поэту право стать "водителем" народа, а не его "слугой". Только тогда:
Эти слова
приводят в движение
тысячи лет
миллионов сердца.
В „Юбилейном“ характерно прежде всего то, что стихи эти обращены к „живому“ Пушкину, ощущаемому автором крайне непосредственно и близко. Вся история отношений между Маяковским и Пушкиным заключается, как мы видели, в преодолении различных, главным образом внешних, исторических преград, возникавших на пути Маяковского к Пушкину.
В развитии этих отношений „Юбилейное“ является очень значительным этапом: в этих стихах Маяковский сметает со своего пути к Пушкину последние препятствия. Одно из них это старое, так наз. „академическое“ пушкиноведение, которое загородило вечно живой образ Пушкина лесами мелочных комментариев. Против такого пушкиноведения восстал Маяковский в превосходных по своей меткой издевке стихах:
Бойтесь пушкинистов. Старомозгий Плюшкин перышко держа, полезет с перержавленным. Тоже, мол, у лефов появился Пушкин, Вот арап! а состязается с Державиным ...
И еще одно препятствие между собою и Пушкиным разрушает Маяковский в „Юбилейном“:
Между нами вот беда позатесался Надсон, Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на Ща!
Тут дело, конечно, не только в „игре“ на алфавитном порядке имен. Имя Надсона, давно утерявшее свой былой авторитет в читательских массах, вдвинуто Маяковским в революционную современность не случайно. Надсон в „Юбилейном“ своего рода символ, образ той мнимо-гражданственной, мнимо-патетической лирики, против которой боролся Маяковский, так же как и против той внешне звонкой, внутренно бессильной поэзии, представители которой далее совершенно точно перечислены:
Дорогойченко, Герасимов, Кириллов, Родов Какой однаробразный пейзаж!
Наконец, имя Надсона несомненно имеет и более широкое символическое значение, как обобщающий знак аудитории, считающей Пушкина „своим“, каноническим поэтом и отвергающей новаторство Маяковского, как и всякое новаторство вообще.
Рядом с Надсоном и в противовес последнему возникает в „Юбилейном“ образ Некрасова, намеченный очень легкими, шутливыми штрихами („он и в карты, он и в стих, и так неплох на вид...“). „Этот нам компания“ говорит Маяковский Пушкину. В появлении здесь образа Некрасова скрыт глубокий смысл: в истории русской поэзии революционно-демократическое творчество Некрасова является необходимым связующим звеном между Пушкиным и Маяковским. Итак, отметая в сторону все преграды, Маяковский обращается к „живому“ Пушкину:
Я люблю вас, но живого, а не мумию. Навели хрестоматийный глянец. Вы, по моему, при жизни думаю тоже бушевали. Африканец![ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]
Маяковский в „Юбилейном“ впервые открыто и глубоко ощущает Пушкина как своего современника, как близкого по духу гениального товарища и собрата по труду. Отсюда непринужденный, дружеский тон этой единственной в своем роде поэтической беседы, за внешне шутливой формой которой кроется не только большая любовь, но и величайшее уважение автора к своему собеседнику.
Образ убийцы Пушкина вызывает презрительную иронию Маяковского:
Сукин сын Дантес! Великосветский шкода. Мы б его спросили: А ваши кто родители? Чем вы занимались до 17-го года? Только этого Дантеса бы и видели.
„Юбилейное“ написано в тот период творчества Маяковского, когда перед поэтом заново встали все основные вопросы поэтической работы. Проблема личного и общественного в искусстве была незадолго перед тем решена Маяковским в лирическом плане в оконченной примерно за год до „Юбилейного“ поэме „Про это“. Но лирика „темы личной и мелкой“ не удовлетворяла поэта. Маяковский искал выхода на путь большой политической поэзии, путь, найденный им позднее в поэмах „В. И. Ленин“, „Хорошо“, „Во весь голос“. Поиски этого выхода были нередко сложны и мучительны. Для Маяковского в момент создания „Юбилейного“ уже наступил период, когда поэт
....себя смирял, становясь на горло собственной песне
В „Юбилейном“ отражено не только стремление Маяковского к „прикладным“ поэтическим формам („Я бы и агитки вам доверить смог...“), в этом стихотворении выразились и глубочайшие раздумья поэта о вопросах поэзии, полуприкрытые его обычной иронией:
Нами лирика в штыки неоднократно атакована, ищем речи точной и нагой. Но поэзия пресволочнейшая штуковина: существует и ни в зуб ногой.
О Маяковском можно с полным правом сказать, что он боролся на всем протяжении своего творческого пути за „поэзию, освобожденную от условных украшений стихотворства“. Он стремился к поэтическому языку сильному, точному и лаконическому, до предела очищенному от эстетических условностей. Вызвавшие в свое время иронические отклики критиков стихи
После смерти нам стоять почти что рядом: вы на Пе, а я на эМ....
теперь приобретают большой смысл, не предвиденный, вероятно, их автором.
Сатира Маяковского.
Сатира для поэта – «оружия любимейшего род», любимый жанр творчества. Этому способствовало и личное остроумие, находчивость поэта.
Основная тема дореволюционной сатиры – отрицание различных явлений старого мира, осуждение пошлости и мещанства.
После революции два основных направления сатиры:
«О дряни» - против новых советских мещан. Рисует пошлый быт мещанина и «товарища Нади»: тихоокеанские галифища, платье с серпом и молотом, канарейка, пианино, котёнок, портрет Маркса в алой рамке. Обличение мещанства от лица Маркса, чтобы наглядно показать, как отрицательно влияет мещанство на коммунизм.
«Прозаседавшиеся»: лирический герой не может пробиться на приём к товарищу Иван Иванычу. Против бюрократов. Чтобы показать формальный подход прозаседавшихся к делу, использует различные приёмы:
эпитеты (дела бумажные)
гипербола (отобрав с полсотни самые важные)
абсурднсть (объединение ТЕО и ГУКОНА)
пародия на аббревиатуры (заседание абвгджзкома)
развёрнутая овеществлённая метафора (пополам разорваться)
ирония последних строк.
В дальнейшем эти две темы воплотились в пьесах «Клоп» - о мещанах и «Баня» - о бюрократах.
«Облако в штанах»
Замысел поэмы «Облако в штанах» (первоначально название «Тринадцатый апостол») возник у Маяковского в 1914 году. Поэт влюбился в некую Марию Александровну, семнадцатилетнюю красавицу, пленившую его не только внешностью, но и своей интеллектуальной устремленностью ко всему новому, революционному. Но любовь оказалась несчастной. Маяковский воплотил горечь своих переживаний в стихах. Полностью поэма была закончена летом 1915 года. Поэт был не только автором, но и ее лирическим героем. Произведение состояло из вступления и четырех частей. Каждая из них имела определенную, так сказать, частную идею. «Долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «долой ваш строй», «долой вашу религию» - «четыре крика четырех частей», - так очень верно и точно определена сущность этих идей самим автором в предисловии ко второму изданию поэмы. С появлением в печати «Облака в штанах» в русской поэзии произошло событие отнюдь не рядовое. Поэма 22-летнего Маяковского покушалась на основы буржуазного миропорядка и предсказывала скорый приход революции. По словам самого поэта, она явилась результатом «выкрепшего сознания близкой революции». “Облако в штанах” Вл. Маяковского – центральное произведение в дооктябрьском творчестве, т.к. оно наиболее полно отражает особенности его поэтики и мироощущения в этот период. В произведении звучат все основные темы и мотивы лирики десятых годов: мотив будущего, мечта о преображении мира, протест против рутинного искусства, разоблачение основ общественного устройства жизни, решительное неприятие настоящего, трагическое одиночество во враждебном мире, невозможность идеальной любви и страстная мечта о гармоническом чувстве. Поэма Маяковского вбирает и одновременно развязывает узлы многих противоречий, которые охватывают как общество в особое “взрывоопасное” время, так и человеческую личность. Это определяет место произведения в школьных программах по литературе XX века, ставит перед учителями-словесниками важные научно-методические проблемы. Вместе с тем, оно дает учителю большие возможности в плане формирования духовной культуры подростка.
В методике давно утвердилось мнение, что “понять “Облако в штанах” – значит раскрыть “четыре крика поэмы”: выяснить, что именно поэт отрицал и что утверждал. Первоначальное название “Тринадцатый апостол” подчеркивало всесторонность “апостольской проповеди”. Под давлением цензуры Маяковский был вынужден снять его и заменить новым – “Облако в штанах”. Этим, разумеется, не изменялась сущность произведения. Однако новое название акцентировало уже один “крик”: долой вашу любовь! “Сосредоточение внимания в самом заглавии именно на теме любви не случайно. Это была такая новая трактовка темы, которая имела принципиальное значение”*.
В заглавии не только желание удивить читателя, эпатировать его – в нем заложен своеобразный дуализм художественного мира поэмы. С “облаком в штанах” ассоциируется лирический герой. D поэме дан источник эстетической реакции для читателя – два полюса, которые вызывают у него противоположные эмоции. В поэме это контрастные образы, эмоционально противоположные мотивы, противостояние цветов палитры, звуковых рядов.
Значит ли это, что название поэмы метафорически указывает на трагедию жизни поэта? Возможно, если взять за основу рассуждения о противоречиях во внутреннем мире героя. В его облике слиты самые противоречивые черты и качества характера: он грубый и нежный, он сильный и слабый, он предводитель безголосых орд и новый апостол, подобно Христу готовый взойти на крест ради голодных и страждущих.
В поэме лирический герой явный нигилист. Примеров этому утверждению в тексте более чем достаточно. Он не просто отрицает, иногда даже глумится над устоявшимися взглядами, авторитетами. Однако, он – облако, поэтому в нем самым парадоксальным образом уживается наряду с нигилизмом страстное стремление к Идеалу. Это стремление находит свое выражение в формах исповеди и проповеди, именно такие жанровые формы приобретает поэма в некоторых своих фрагментах.
Лирический герой близок автору. Маяковский говорит от первого лица, он предельно искренен в проявлении своих чувств и выражении своих мыслей. Ничто в мире не оставляет его равнодушным. Вселенские проблемы – это его личные проблемы.
Чувство причастности ко всей Вселенной не могло не породить особые мотивы в поэме, прежде всего те, которые связаны с Библией. Поэтому библейские мотивы могут стать ключом к пониманию поэмы в целом, они пронизывают всю художественную ткань произведения.
Первая глава начинается с фразы, которая звучит как продолжение разговора, как начало исповеди, как исступленный рассказ измучившегося непереносимыми душевными страданиями человека, жаждущего избавления от боли. Он не вполне доверяет своей аудитории, раскрывается перед нею лишь потому, что не находит других слушателей. Отсюда – попытка опередить возможные скептические замечания: нет, он болен не малярией, он – “прекрасно болен”!
Поэт всевозможными художественными средствами создает зыбкий, ирреальный мир, в котором время и пространство существуют по своим законам, они враждебны лирическому герою. В этом мире вечер готовит казнь, канделябры “смеются и ржут” за спиной, двери гостиницы лязгают, как зубы у голодного монстра. Свечи, символизирующие веру, горят за спиной, они порождают лишь ужасные видения. Может быть, поэтому образ возлюбленной поэта ассоциативно связывается и с именем Богородицы и с образом блудницы одновременно.
Обратимся к этому образу в поэме как ключевому. Он появляется в первой главе, когда бесплодные ожидания любовного свидания доводят героя до исступления. Лирический герой выглядит жалкой “громадиной”, страдающей от неразделенной любви и желания. В поэме герою противостоит весь мир: все живые и неживые предметы, город и дождь за окном, само время. Хронотоп поэмы приобретает мифопоэтическую характеристику: время почти совсем останавливается, оно подобно болоту, медленно, но неуклонно затягивающему в свою “тину” сознание человека. Время обычно выступает у него как некая страшная сила, соотносимая с мучительством и убийством *.
Действо разворачивается на фоне Вселенной, Мира, Истории человечества. Возникает образ Собора Парижской Богоматери. Здесь следует обратить внимание на звукоряд двух строф: аллитерация и ассонанс строк “В стеклах дождинки серые / свылись, / гримасу громадили, / как будто воют химеры / Собора Парижской Богоматери” позволяют читателю явственно услышать вой и свист ветра, который заглушает едва сдерживаемый стон влюбленного, прерываемый страшным проклятием. В чей адрес? В адрес любимой девушки или в адрес самой Богоматери? “Проклятая! / Что же, и этого не хватит? / Скоро криком издерется рот” О том, что девушку зовут Мария, читатель узнает позже. Мария – это знаковое имя.
В первой главе поэт еще несколько раз использует образ храма. Где все рассматривается через призму любви, даже сердце имеет свою церковь: “Мама! / Петь не могу. / У церковки сердца загорается клирос”.
Вайскопф интерпретирует “Облако”, как “вечный рассказ о возлюбленной и о мире, отобранных у Маяковского вселенским соперником (порой заменяемым реальным “мужем” как агентом или травестийной ипостасью врага)”. Исследователь считает, что возглашаемая Маяковским революция становится расплатой за пошлость и растление мира, в котором он живет. Однако герой может погибнуть, и тогда его гибель все равно отождествляется с распятием – “распятием обновляющего Слова. Герой “Облака”, претерпев поражение – в борьбе за Марию, женщину с именем Богородицы, – развертывает программу грандиозного мщения”. Сближение в образе Богородицы функций матери и невесты, подсказанное, хотя и в неявном виде, парадоксами Троицы, весьма ощутимо во всей европейской культуре, особенно в романтизме и неоромантических течениях. Отсюда же у Маяковского, претендующего на роль нового божества и вступающего в единоборство с Богом, попытка отобрать у Него Марию-жену, окруженную ореолом евангельских ассоциаций”*.
Итак, лирический герой готов к страданию, самопожертвованию в мире, где даже святой образ Богородицы находится в забытом трактирном углу. Антитеза трактир (кабак) – церковь (храм) (первая-третья главы поэмы) не нова в русской литературе. Маяковский помещает икону Богоматери в трактирный угол, его лирический герой “вином обливая душу и скатерть”, видит глаза Богородицы. Вначале читатель недоумевает: может быть, ему, как и герою блоковской “Незнакомки”, сквозь винные пары просто померещились ЭТИ глаза, может быть, он принял обычную женщину за Божью Мать? Поэт употребляет “бытовой” эпитет к слову “глаза” – “глаза круглы”. Как известно, на канонических иконах глаза Пресвятой продолговатые, строгие, всеведущие. Эпитет же Маяковского следует трактовать иначе: “круглы”, потому что испуганы, удивлены, встревожены И все-таки это глаза именно Ее: “В углу – глаза круглы – / глазами в сердце въелась богоматерь”. Хотя, безусловно, образ снижен даже графически: в поэме это слово пишется с маленькой буквы.
Последующие шесть строф, завершающие третью главу поэмы, имеют форму мольбы – молитвы к Ней. Возникают библейские образы креста, распятия, которые поэт подвергает переосмыслению. Он кричит о том, что со времени гибели Христа в мире ничего не изменилось: снова “голгофнику оплеванному предпочитают Варавву”. В поэме звучит мотив жертвенности и одиночества лирического героя. Одновременно он противопоставляется и объединяется с толпой (той, которая кричала “Распни, распни его”): с одной стороны “в человеческом месиве / лицом никого не новей” (читай, такой же, как все), с другой – “Я, / может быть, / самый красивый / из всех твоих сыновей”. Этот переход связан с мотивом избранничества лирического героя. Он поэт-мессия, он, как и Христос, готов к великой жертве ради прекрасного завтра, ради продолжения жизни, ради любви. Образ поэта в “Облаке” “персонифицированное Слово”, “новый Иисус, “голгофник оплеванный” (его предтеча или апостол), обрекаемый жестоким Отцом и миром на крестные муки”*. К нему с требованием и мольбой обращает поэт слова: “Дай им, / заплесневевшим в радости, / скорой смерти времени, / чтоб стали дети, должные подрасти, / мальчики – отцы, / девочки – забеременели”.
Так, в поэме на уровне контрастного сопоставления дан образ героя: вот он среди толпы, на улицах и площадях, он – поэт – язык и голос улицы. Здесь лирический герой кричит, только так можно выразить себя (“мир огромив мощью голоса”). Однако в первой и четвертой главах герой стремится к уединению с любимой. Он либо находится в замкнутом пространстве, либо стремится в него: “Мария! Мария! Мария! / Пусти, Мария! / Я не могу на улицах!” Он стремится в интимное, личное пространство человека, где можно говорить “тихо”, где звучат не проклятия и призывы, а слова любви и молитвы. В толпе, на улицах невозможно “в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово”. Само имя Марии поэт сравнивает “в муках ночей рожденное слово, величием равное богу”. В четвертой главе герой молит о любви земной, даже плотской.
В четвертой главе любовь Маяковского принимает черты трагической безысходности. Страдания поэта таковы, что они дают ему право обращаться к самому Богу на “ты”. Ему кажется, что небеса предают его, оставляют на гибель. В поэме Бог-отец невнимателен к сыну, он не слышит его Лирический героя близок Христу, он тоже пострадал от Отца-тирана Образ Бога в поэме, так же как образы Марии, лирического героя, двупланов: “Все следует скорректировать за счет соответствующей двуплановости этого персонажа, соединяющего в себе библейского Бога с дьяволом, космический верх-низ”, – замечает Вайскопф*.
В последней главе, как и выше, возникают контрастные ассоциации, объединяющие Деву Марию и Марию Магдалину. Мария Магдалина – образ кающейся грешницы в христианском искусстве. В живописи она изображалась двумя разными способами: до обращения – богатое облачение, украшения, перчатки, олицетворение Любви земной. (Случайно ли: “Муча перчатки замш”?) После обращения – пышные волосы, укрывающие ее наготу, изображалась с распятием и черепом, иногда с плеткой и венком; коленопреклоненная у основания креста, обнимающая крест в порыве отчаяния, целующая кровоточащие раны на ногах Иисуса. Во второй и третьей главах лирический герой – мессия, в последней – он человек. Его автопортрет поражает натуралистическими подробностями: “Ждешь, / как щеки провалятся ямкою, / попробованный всеми, / пресный, / я приду / и беззубо прошамкаю, / что сегодня я / “удивительно честный”; “а я человек, Мария, / простой, / выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни”. Он, “нищий духом”, “Христа ради” просит любви-милостыни, но Мария не слышит его. На первый взгляд, странно, что, моля Марию о любви, отвергнутый и страдающий, он предостерегает ее от возможной ревности: “Не бойся, / что снова / В измены ненастье, / прильну я к тысячам хорошеньких лиц, / – “любящие Маяковского!” – / да ведь это ж династия / на сердце сумасшедшего восшедших цариц”. Здесь поэт увенчивает титулом “царица” уже не Марию, а любую женщину, любящую или любимую.
В заключительной части четвертой главы Маяковский снова кричит. Его не хотят услышать, его вообще не хотят. Дважды повторяется: “Не хочешь? Не хочешь!” – “Хочешь? Не хочешь?” – сначала в адрес Марии, а затем самого Бога. “Вселенная не внемлет Маяковскому, как внимала она Господу в Библии: “Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит” (Ис. 1:2). Из этой главы становится еще более очевидным тот факт, что мятеж героя против Бога и ангелов вырастает из земного восстания
История, рассказанная Маяковским в “Облаке в штанах” не имеет ни начала, ни конца. Это вечная история любви, в трагическое действо которой вовлекаются и люди и Небеса.
13PAGE 15
13PAGE 14315
Заголовок 115