Статья Гариил Романович Державин

Об этом замечательном, обладавшем, кроме таланта пиитического, еще многими дарованиями – а Гавриил Романович, несомненно, был выдающимся государственным мужем и общественным деятелем, драматургом, художником, музыкантом и имел непреклонный характер, - написано достаточно много. Державина, на мой взгляд, вполне можно сравнить с Ломоносовым: та же нелёгкая судьба, та же преданность России, та же разносторонность интересов, та же многогранность таланта. И личность эта, несомненно, будет еще долго вызывать интерес у потомков, ведь таковых в истории России было весьма немного...
«К великому Князю Василию Васильевичу выехал мурза Абрагим из Большой Орды, которому по крещении наречено имя Илья и у него восприемником был сам Великий Князь, пожаловавший его многим вотчинам. У сего Ильи дети: Дмитрий Нарбек, Иакинф и Юрья Тегль Дмитрий Нарбек имел сына Алексея, по прозванью Держава, от коего пошли Державины». Так пишут о начале фамилии Державины российские родословные книги.
Алексей Держава службу начал в Казани, а посему род сей вполне можно считать казанским, причем очень древним. Здесь у Державиных были имения и вотчины, здесь они служили «в дворянских чинах», здесь были и захоронены. И в 1743 году, 3 июля, у одного из потомков Алексея Державы Романа Николаевича родился сын Гавриил.
Род ко времени сему обнищал; по данным Русского Биографического Словаря, родители Гавриила «владели в Казанской губернии небольшими имениями, в которых не более 150 душ».
«Под руководством матери, - писал исследователь жизни и деятельности Державина Ф. Витберг, - женщины, едва умевший читать, но умной и заботливой, которая понимала цену образования, Гавриил Романович уже на пятом году выучился читать».
Вскоре Гавриил овладел немецким языком, что впоследствии ему весьма пригодилось, а когда открылась в 1759 году в Казани гимназия, то в числе первых четырнадцати учеников был и Гавриил с братом.
Числился он в гимназии в ряду первых учеников, уже в то время «вырабатывал в себе, - как писала об этом газета «Камско-Волжская речь»№149 от 1916 года, - и человека дела, и человека слова», и «особенную охоту, - как свидетельствует Русский Биографический Словарь, - оказывал предметам, касающимся воображения: рисованию, музыке и поэзии. Его чертежи и рисунки, сделанные пером, до того понравились директору, что он, получив отпуск, повёз куратору Московского университета Шувалову (которому подчинена была и Казанская гимназия) работы отличнейших учеников: геометрические чертежи и карты Казанской губернии, украшенная разными фигурами и ландшафтами; в числе этих работ были и произведения Державина. Шувалов так доволен этими работами, что записал авторов по их желанию, в разные гвардейские полки» Так попал Гавриил Державин, пока заочно, рядовым в лейб-гвардии Преображенский полк. А в 1762 году, не доучившись в гимназии, Державин был призван в полк и выехал в Петербург.
Десять лет оттрубил в полку Гавриил Романович, дожидаясь первого офицерского чина, и «это был самый безотрадный, - как писал Витберг, - период его жизни». Не имея ни связей, ни знакомств, Державин, сжав зубы, исполнял все солдатские обязанности: стоял в карауле, ходил за провиантом, чистил канавы, разгребал снег. И только по ночам, в солдатской казарме, «не могши упражняться, - по словам самого Державина, - по тесноте комнаты ни в рисовании, ни в музыке когда все улягутся, читал книги, какие где достать случалось, немецкие и русские, и марал стихи без всяких правил, которые никому не показывал»
В бытность в Преображенском полку Державин, как гвардейский солдат, принимал личное участие в перевороте 1762 года и участвовал в церемонии коронации Екатерины II. В редкие отпуска, положенные по службе, он приезжал в Казань, где недалеко от Богоявленской церкви его мать имела дом, или уезжал в свои родовые поместья под Казанью – Курмачи и Сокуры.
В 1762 году Гавриил Романович, наконец, был произведён в прапорщики. «Жил он тогда в маленьких деревянных покойчиках, на Литейной, - писал сам о себе в третьем лице Державин, - хотя бедно, однако же порядочно, устраняясь от всякого развратного общества; ибо имел любовную связь с одною хороших нравов и благородного поведения дамою, и так был очень к ней привязан, а она не отпускала его от себя уклониться в дурное знакомство, то и исправил он мало-помалу своё поведение, обращался между тем, где случай дозволял, с честными людьми и в игре, по необходимости для прожитку, но благопристойно».
Надо сказать, что сия дама попалась Державину вовремя: где-то с 1764 года Гавриил Романович пристрастился к карточной игре, которая едва не погубила его. Более того, он весьма скоро научился всяким карточный шулерствам: «подборам карт, проделкам и всяким игрецким мошенничеством», коими пользовался, когда видел, что партнеры тоже жульничают. Все это, конечно, могло кончиться очень плохо, да и сама по себе игра приносила массу неприятностей: в 1767 году он из-за карточной игры застрял в Москве и просрочил отпуск, а, кроме того, были случаи, когда он проигрывался «в пух» и оставался совершенно без средств к существованию.
В 1773-1774 годах Державин принимал самое деятельное участие в подавлении пугачёвского бунта, за что был произведён в поручики, а в 1777 пожалован самой императрицей 300 душами крепостных в Белоруссии. Надо сказать, что Гавриил Романович принадлежал к числу очень немногих людей, которые понимали, что Пугачёв не имел бы такого успеха, «если бы в самом настроении народной массы, - как писал Русский Биографический Словарь, - не было готовой для того почвы». Главную причину народного недовольства Державин видел в превышении, как сказали бы сегодня, полномочий чиновниками, то есть во взяточничестве, казнокрадстве, чванстве и недоступности их для рядового человека. Об этом весьма откровенно, что вообще было свойственно Гавриилу Романовичу, он высказался в своем письме казанскому губернатору генерал-аншефу Якову Ларионовичу фон Брандту. «Надобно,- писал Державин, - остановить грабительство, или, чтобы сказать яснее, беспрестанное взяточничество, которое почти совершенно истощает людей... Сколько я мог приметить, это лихоимство производит наиболее ропота в жителях, потому что всякий, кто имеет с ними малейшее дело, грабит их. Это делает легковерную и неразумную чернь недовольную и, если смею говорить откровенно, это всего более поддерживает язву, которая теперь свирепствует в нашем отечестве».
В 1777 году Державин неожиданно для себя был уволен из воинской службы в статскую с производством в коллежские советники, а в 1778 году он женился на семнадцатилетней красавице португальских кровей Екатерине Яковлевне Бастидон.
Затем в течении 1777 – 1784 годов он служит в одной из коллегий Сената и увольняется в отставку уже в генеральском чине – действительным статским советником. И в этот период жизни случилось у Гавриилы Романовича, кроме женитьбы и отставки. Еще одно знаменательное событие: Державин в 1783 году получает пакет от самой императрицы с надписью: «Из Оренбурга от Киргиз-Кайсацкой царевны Державину». В пакете была золотая табакерка, осыпанная бриллиантами, а в ней – пятьсот червонцев. Это была награда за оду «Фелица», посвящённую Екатерине II. А еще это было признание его как выдающегося поэта.
Если поначалу Державин писал стихи «без всяких правил», то затем стал учиться стихосложению по сочинениям Ломоносова, Сумарокова, Тредьяковского и князя Козловского и занялся переводами с немецкого. Из оригинальных произведений того периода, не дошедших до нас, сам Гавриил Романович упоминает «стансы солдатской дочери Наташе» и стихи на приезд Екатерины II в Москву. Всего же от того периода жизни Державина осталась одна тетрадь стихов, написанная около 1776 года и озаглавленная «Песни сочинения Г Р... Д». В ней были песни, эпиграммы, мадригалы, идиллии, шуточные и сатирические стихи, басни, двустишия и ода к Екатерине II от 1767 года. Первым же печатным произведением был его перевод с немецкого, опубликованный в журнале «Старина и Новизна» от 1773 года.
В 1776 году без авторства появляется первая книжка поэта, озаглавленная «Оды, переведенныя и сочиненныя при горе Читалагае».
С 1778 по 1782 год Державин постоянно печатал свои стихи, не подписывая, в Санкт-Петербургском Вестнике, потому и не был известен как поэт. Известность пришла в 1783 году, когда была опубликована в первом номере журнала «Собеседник» и первой по счёту в нем его ода «Фелица».

Грозишь закона нам стрелою;
Но жизнь преступных ты блюдешь,
Нас матерней казнишь рукою –
И крови нашей ты не льешь.

Говорят, что когда на следующее утро после выхода журнала к императрице вошла княгиня Дашкова, то застала государыню в слезах с журналом в руке.
- Кто автор Фелицы, который меня так тонко знает? – спросила Екатерина.
Дашкова ответила. А через несколько дней Державин получает золотую табакерку с червонцами и избирается членом Российской академии.
С 1784 по 1788 год Державин почти ничего не писал – нёс государеву службу в должности сначала Олонецкого, а затем Тамбовского губернатора.
Служил он очень ревностно: боролся с казнокрадством, взяточничеством, а посему заимел массу врагов среди местных чиновников, которые выжили его сначала из Петрозаводска, а затем из Тамбова, причём Гавриил Романович в последнем случае не избежал Сенатского суда, впрочем, полностью его оправдавшего.
Затем два года Державин был «не при делах», как писали тогда в формулярных списках, а в 1971 году последовал Сенату высочайший указ: «Всемилостивейше повелеваем действительному статскому советнику Гавриилу Державину быть при Нас у принятия прошений » Так Державин стал статс-секретарем императрицы , на что опять повлиял его литературный успех: в 1791 году была написана еще одна ода, ставшая знаменитой - «На взятие Измаила». Императрицей ему опять была подарена осыпанной бриллиантами табакерка, две тысячи рублей и фраза: «Я по сие время не знала, что труба ваша так же громка, как и лира приятна»
В том же в 1971 году появилась другая, еще более знаменитая ода Державина «Водопад», написанная по поводу кончины светлейшего князя Г.А.Потёмкина. А с 1798 года Державин начинает широко публиковаться во вновь созданном Карамзиным «Московском журнале», где были напечатаны его поэмы «Видение мурзы», «Песнь дому, любящему науку», «На смерть гр. Румянцевой», «Величество Божие», «Памятник герою», «Прогулка в Царском селе».
В 1793 году появляется целая книга переводов стихов Державина на немецком Августа Коцебу, а в 1794 известный скульптор Рашет изваял из мрамора бюст Державина, стоявший до 1917 году в библиотеке Императорского Казанского университета.
Державин был очень самобытным по тому времени поэтом. «Творчество его отличали конкретность изображения, обилие личных биографических мотивов, пластика образов, - пишут А.Гарзавина и И.Новицкая в замечательном сборнике «Знаменитые люди о Казани и Казанском крае», вышедшем в 1999 году. – В поэтический язык внес элементы живой народной речисоздал свой, только ему присущий стиль»

Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться,
И философа брать вид
Падал я, вставал мой век:
Брось, мудрец, на гроб мой камень,
Если ты не человек.

Что касается службы статской, то «сначала, - как пишет о том Русский Биографический Словарь, - дела нового статс-секретаря пошли успешно. Императрица «часто допущала Державина с к себе с докладом» и разговаривала даже с ним о политических происшествиях». «Но поелику дела у него были все роду неприятного, - пишет уже сам Державин в своих «Записках», - т.е. прошения на неправосудие, награды за заслуги и милости по бедности», то призывался он на доклады все реже и реже, и в 1793 году был спроважен в Сенат с награждением орденом святого Владимира 2-й степени.
«Сенатскую должность свою Державин исполнял с обычным своим рвением, - пишет Витьерг. – В записках своих он рассказывает, что во все время служения своего в звании сенатора он, не взирая ни на какие лица и обстоятельства, строго стоял за соблюдение правды и законов и вёл постоянную борьбу то с самими сенаторами и даже генерал-прокурорами, когда они действовали вопреки своим обязанностям, то с обер-прокурорами и обер-секретарями».
В 1794 году Гавриилу Романовичу поручается еще и должность Президента Коммерц-Коллегии, однако с условием, «дабы он занимался и не отправлял должности коммерц-коллегии президента, а считался бы оным так, ни во что не мешаясь».
Оскорблённый этим обстоятельством и не желая быть пугалом в чужом огороде, Гавриил Романович подаёт в июне 1794 года прошение об отставке, однако никакого ответа не получает. Говорили, что императрица, получив его прошение, разгневалась так, что ей сделалось дурно. После смерти Екатерины II в 1796 году император Павел, по воцарении, велел вызвать к себе Державина, принял его, по словам Гавриила Романовича, «чрезвычайно милостиво и, наговорив множество похвал, сказал что он знает его со стороны честного, умного и дельного человека, то и хочет его сделать правителем Своего Верховного Совета, дозволив ему входить к себе во всякое время» Однако когда Державин принялся, по своему обыкновению, засучив рукава за работу, император осадил его. «Поди назад в сенат и сиди у меня там смирно, - сказал он Державину в личном разговоре, - а не то я тебя проучу». Правда, вскоре отношения Державина с Павлом наладились благодаря появлению новой оды, посвящённой восшествию Павла I на престол – «Ода на новый 1797 год».
В 1800 году его высокопревосходительство кавалер Гавриил Державин награждается чином действительного тайного советника – выше по Табели о рангах только канцлер, - почётным командорским крестом святого Иоанна Иерусалимского, снова становится Президентом Коммерц-Коллегии, причем уже не номинальным, как при Екатерине II, государственным казначеем и членом Императорского Совета. Обласканный до невозможности Павлом Гавриил Романович не получил одного: входить с докладом к императору. Исследователь жизни и творчества Державина Я. Грот приводит по этому случаю следующую фразу императора, сказанную тогдашнему обер-прокурору Сената Обольянинову: «Он горяч, да и я; так мы, пожалуй, опять поссоримся; пусть доклады его ко мне идут через тебя».
При Павле вышло и первое собрание сочинений Державина, а в 1808 году – новое, более полное, в четырёх томах, которые он позже пришлёт в Казанское Общество любителей отечественной словесности.
Конечно, лучшие вещи Гавриил Романович написал вне Казани, да и литературный успех пришел к поэту не в нашем городе. Но это нисколько не умаляет возможности считать его казанским поэтом: для него, рождённого в Казани, учившегося в Первой Казанской гимназии, служившего в Казани во время пугачёвского нашествия и после него неоднократно в ней бывавшего, она « не была отвлечённой, она для него была памятна и близка». «Всю жизнь Державин был верен своей любви к Казани, - пишут А. Гарзавина и И. Новицкая, - хотел вернуться, чтобы жить в родном городе».

С пределов болгарских,
С отпавших стран луны,
Эдигереев трон и род где попраны;
Зюмбекиных не вняв коварств, волшебств и стона
Где растерзал орел трехглавого Дракона;
Воздвигнул Иоанн где крест для света мурз;
Тобой, Елизавет где водворила муз,
Чрез горы, чрез леса, чрез реки, чрез стремнины,
Где взор сиял петров, и взор Екатерины,
Оттоль сей идет глас. Оттоль сей мирный звон

Казани он посвятил прекраснейшие строки стихотворения «Арфа» («Звучи, о арфа, ты всё о Казани мне!»), заканчивающееся фразой, известной многим:

Отечество и дым нам сладок и приятен.

История Казани он посвятил и свою драму в трёх действиях «Грозный, или покорение Казани», ставшую то время классическим образцом опер.
Словом, российский поэт Державин наш, казанский, и не случайно с 1847 года стоял в нашем городе и памятник Державину, и имелся так называемый «Державинский сад».



















15