«И боль, как прежде, глубока» (Ирина Одоевцева — зарисовки из эмиграции)

«И боль, как прежде, глубока»
(Ирина Одоевцева - зарисовки из эмиграции)
Оформление: портреты поэтов и писателей-эмигрантов, книжная выставка, картины с изображением Парижа, на журнальном столике - лампа с зелёным абажуром, горят свечи.
(Звучит романс в исполнении А. Малинина «Сен – Женевьев – де - Буа»)
Ведущий. Русское зарубежье называют затонувшей Атлантидой нашего времени. Октябрьский переворот и гражданская война раскололи русскую литературу на советскую и зарубежную. В изгнании оказались крупнейшие писатели и поэты: И.Бунин, З.Гиппиус, И.Одоевцева, А.Аверченко, В.Ходасевич, И.Северянин, А.Куприн, М.Цветаева.
«Это уже не эмиграция русских, а эмиграция России», констатировала в 1920 году одна из газет.
И вот мы остались без Родины,
И вид наш жалок и пуст.
Как будто бы белой смородины
Обглодан раскидистый куст.
(И.Северянин)
Ведущая. В Париже и Берлине, Риме и Нью-Йорке, Шанхае и Харбине-везде русская эмиграция отчаянно боролась за право иметь собственный голос. Всё в ней, что было отмечено блеском таланта и подлинной духовностью, сохранило себя как неотъемлемая часть русской общенациональной культуры. В европейских столицах были организованы русские литературные центры, издательства, стали выходить многочисленные газеты и журналы.
Центром русской эмиграции после октября 1917 г. стал Париж. Журнал «Современные записки» (Париж, 1920-1940гг) состоит из 70 томов. Именно в нём печатались лучшие произведения эмигрантской литературы. Несмотря на то, что русские поэты и писатели жили далеко от России, они не теряли связи с родной землёй, их мысли и душа были вместе с Родиной.

( Песня Джо Дассена «Елисейские поля»)
Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска.
Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас.
Везде, везде всё пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.
Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана
Как там, в покинутой Москве.
Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль как прежде глубока.
(М. Цветаева)
(Слышится шум машин, французская речь, и вдруг возникает и всё громче звучит музыка Г. Свиридова - иллюстрация к пушкинской «Метели»).
Ведущая.
Скользит слеза из-под усталых век,
Звенят монеты на церковном блюде...
О чем бы ни молился человек,
Он непременно молится о чуде:
Чтоб дважды два вдруг оказалось пять,
И розами вдруг расцвела солома,
И чтоб к себе домой прийти опять,
Хотя и нет ни у себя, ни дома.
Ведущий. Стихи эти принадлежат Ирине Одоевцевой, поэту и автору книг «На берегах Невы» и «На берегах Сены». Она, живой свидетель той эпохи, возвратила нам русскую литературную Атлантиду. Под её талантливым пером ожило неповторимое время, заговорили живые атланты - русские писатели и поэты. В рассеянии эмигрантского изгнания, в разделении с Родиной голос её прозвучал, как весть о неизбежном грядущем единении.
(Ведущие зажигают от своих свеч одну - большую)
Ведущая. Жизнь и творчество Ирины Одоевцевой - яркая страница русского зарубежья.
Ведущий. В воспоминаниях Ирины Владимировны «На берегах Сены» есть такой эпизод. После поэтического вечера Марина Цветаева и Ирина Одоевцева идут по ночному Парижу к метро. Марина говорит: «С Вами удобно ходить. Вы держите шаг. А мне казалось, что Вы на своих высоких каблучках должны ходить неровно, по-дамски. По походке узнаёшь человека не меньше, чем по рукопожатию» Вроде бы незначительный штрих, но на самом деле он - ключ к пониманию характера Одоевцевой. Её внешний облик был далёк от её внутренней сути.
Ведущий. Когда-то в любимом городе на Неве она, начинающая поэтесса, написала…
Ведущая.
Нет, я не буду знаменита.
Меня не увенчает слава.
Я - как на сан архимандрита
На это не имею права.
Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я - маленькая поэтесса
С огромным бантом.
Бант стал как бы неотъемлемым атрибутом её судьбы. По этому огромному, запутавшемуся в волосах мотыльку, её узнавали сначала на сцене, потом на улицах Петрограда. Первая и единственная книга стихов, которую Ирина Одоевцева успела издать на родине до отъезда за границу, называлась «Двор Чудес» (1922).
Ведущий. В эмиграции И.Одоевцева без особых сожалений рассталась с бантом и с некоторой грустью – со стихами.
Ведущая. «Мне уже не казалось тогда, как на берегах Невы, что в жизни главное - поэзия…Стихов я почти не писала. Зачем? Раз они никому здесь не нужны. Стихи надо писать для современников, а не для проблематических потомков. Можно ли быть уверенным, что потомки найдут, прочтут и оценят мои стихи? Гораздо проще перестать писать их. Я так и сделала…»
Ведущий. Ей было 22, когда произошла революция. Двадцать семь, когда она уехала в короткое свадебное путешествие, обернувшееся эмиграцией длиною в 65 лет. Её муж, известный поэт Григорий Иванов, в «Посмертном дневнике» писал:
Было всё - и тюрьма, и сума
В обладании полном ума,
В обладании полном таланта
С распроклятой судьбой эмигранта
Умираю…
Ведущая. Начиная с послевоенного времени, эмиграция стала для Георгия Иванова и Ирины Одоевцевой «и тюрьмой, и сумой». В 1955 году им удалось устроиться в дом престарелых в Йере, что недалеко от Ниццы. Но здоровье Иванова стало резко ухудшаться. Он умер на больничной койке. Его последняя просьба - об Ирине: «Позаботьтесь о моей жене. Тревога о будущем её сводит меня с ума. Она была светом и счастьем моей души, и я ей благодарен, бесконечно обязан. Если у меня действительно есть читатели, по-настоящему любящие меня, умоляю их исполнить мою посмертную просьбу и завещаю им судьбу Ирины…»
Георгий Иванов ушёл в «вечность звёздную» в 1958 году, далеко от Петербурга и России – во Франции. Но и за несколько дней до смерти поэт мысленно вернулся в любимый им город и к дорогим ему людям.

Ликование вечной, блаженной весны.
Упоительные соловьиные трели
И магический блеск средиземной луны
Головокружительно мне надоели.
Даже больше того. И совсем я не здесь,
Не на юге, а в северной царской столице.
Там остался я жить. Настоящий. Я - весь.
Эмигрантская быль мне всего только снится -
И Берлин, и Париж, и постылая Ницца.
...Зимний день. Петербург. С Гумилёвым вдвоём,
Вдоль замёрзшей Невы, как по берегу Леты,
Мы спокойно, классически просто идём,
Как попарно когда-то ходили поэты.
Ведущая. Ирине Одоевцевой был 91 год, когда она вернулась в город юности: родная земля призвала её к себе.
/Звучит музыка С.Рахманинова из концерта №2 для фортепиано с оркестром/
Ведущий. Одно из замечательных явлений довоенной эмиграции - заседания кружка «Зелёная лампа». Инициатором их были Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. С ноября 1920г они обосновались в Париже и, как когда-то в Петербурге, стали проводить свои «воскресенья». Задача организаторов- спасти если не весь мир, то по крайней мере Россию и её филиал-эмиграцию не только от обывательщины, но и от гордыни и самоуничтожения, от отчаяния и потери веры в будущее. Одоевцева вспоминала: «С каждой неделей заседания становились всё интереснее и многолюднее. «Зелёная лампа» заставила многих слушателей серьёзнее и лучше понять происходящее и – что не менее важно - самих себя…Кто только не посещал «воскресений», всех не перечесть!»
Ведущая. Завсегдатаем был Георгий Адамович, заходил К.Бальмонт, перед отъездом в Россию пришла прощаться М.Цветаева. Любила посещать «воскресенья» и Надежда Тэффи, которая и в жизни была полна юмора и веселья. Даже в самых трагических событиях, как и в самых мрачных людях, она видела, прежде всего, их комическую сторону, скрытую от других.
- Дать человеку возможность посмеяться,- объясняла она,- не менее важно, чем подать милостыню или кусок хлеба нищему. Посмеёшься - и голод не так мучает.
Ведущий. А в лице - двойственность древнегреческой маски. Тэффи призналась как-то, что каждый её смешной рассказ, в сущности, маленькая трагедия, юмористически повёрнутая. «Слёзы - жемчуг моей души» -это слова Тэффи. Испытывая тяжёлые материальные трудности, тоску по родине, она всегда старалась сохранять бодрость и веселье, лишь изредка позволяла себе падать духом.

(Рассказ Тэффи «Ностальгия»)
Ведущая. «Весной вернусь на родину,- мечтала Надежда Александровна. - Чудесное слово- весна! Чудесное слово - родина! Весна - воскрешение жизни!»
Ведущий. Она не вернулась. Как и многие…
Ведущая. Как и К. Бальмонт, признававшийся: «Ни дня, когда бы я не тосковал о России, нет часа, когда бы я не порывался вернуться…»
Ведущий. Мы знаем, что Бальмонт ещё до всех драматических событий в жизни России относился к Франции с любовью, но только в годы эмиграции почувствовал, что эта гостеприимная и тёплая страна всё же не мать, а мачеха. Нерусское слово «ностальгия» стало таким типично русским понятием!
Ведущая. Певец Солнца, Бальмонт предстаёт перед нами как поэт трагический, его лирический герой не может смириться с судьбой изгнанника.
Ведущий. От тебя труднейшую обиду
Принял я, родимая страна,
И о том пропел я панихиду,
Чем всегда в душе была весна.
Слава жизни. Есть прорывы злого,
Долгие страницы слепоты.
Но нельзя отречься от родного,
Светишь мне, Россия, только ты.
Ведущая. Ирина Одоевцева, познакомившись с Бальмонтом на одном из «воскресений», была поражена тем, что поэт, когда-то собиравший на своих вечерах многочисленных поклонников, сейчас готов был всю ночь читать стихи даже одному зрителю с благодарностью за то, что его слушают. Он умер в декабре 1942 г. всеми забытый. На похоронах ни поэтов, ни поклонников не было.
Ведущий.
В мгновенной прорези зарниц,
В крыле перелетевшей птицы,
В чуть слышном шелесте страницы,
В немом лице, склонённом ниц,
В глазке лазурном незабудки,
В весёлом всклике ямщика,
Когда качель саней легкаНа свеже-белом первопутке,
В мерцаньи восковой свечи,
Зажжённой трепетной рукою,
В простых словах «Христос с тобою»,
Струящих кроткие лучи,
В глухой ночи́, в зеленоватомРассвете, истончившем мрак,
И в петухах, понявших знак,
Чтоб перепеться перекатом,
В лесах, где папоротник, взвив
Свой веер, манит к тайне клада, —
Она одна, другой не надо,
Лишь ей, жар-птицей, дух мой жив.
И все́ пройдя пути морские,
И все́ земные царства дней,
Я слова не найду нежней,
Чем имя звучное: Россия.
(Романс в исполнении А. Вертинского «В степи молдаванской»)
Ведущий. Некоторые из эмигрантов вернулись на родину. Среди них Марина Цветаева: «В России всё теперь чужое. И враждебное мне. Даже люди. - Признается она Ирине Одоевцевой. - Я всем чужая. Но я довольна, что покидаю Париж. Я его изжила. Его больше не существует для меня. Сколько горя, сколько обид я в нём пережила. Нигде не была так несчастна. А теперь еду в Москву. Сыну там будет лучше».
Ведущая. Одоевцева пишет с болью: «М. Цветаева – наш общий грех, наша общая вина. Мы все перед ней в неоплатном долгу. Мы не сумели её оценить, не полюбили её, так нуждавшуюся в любви, как в воздухе, не удержали от гибельного возвращения в Россию».

(Песня на стихи Цветаевой «Монолог» в исп. А. Пугачёвой)
Ведущая. Ко всем нам с просьбой о любви к тем, о ком она пишет, обращается и Ирина Одоевцева. Все они нуждаются в любви не только потому, что «горек хлеб и круты ступени земли чужой», но и потому, что им не хватало любви читателя, они задыхались в вольном воздухе чужих стран. Воскресите их в сердцах и в своей памяти полюбите.
Ведущий. 20 век безжалостно разрушил, разорвал многие взаимосвязи, исказил саму культурную память человеческую. Первая эмиграция сохранила в себе ту Россию, какой она была до 1917 года. Лучшие произведения писателей русского зарубежья входят в золотой фонд России. Сегодня мы уже осознали, что не только эмигранты страдали в разлуке с Родиной, но и ей их недоставало. Сегодняшняя Россия поняла, что и они её дети.

(Песня Вероники Долиной «Не пускайте поэта в Париж»)