АРГО, ЖАРГОН, СЛЕНГ – язык подростковой субкультуры

АРГО, ЖАРГОН, СЛЕНГ – язык подростковой субкультуры.

Для понимания особенностей вхождения подростка в пространство культуры нам необходимо отметить особенности подростковой субкультуры. Подростковая субкультура является, с одной стороны, своего рода усвоением культуры, созданной прошлыми поколениями, а, с другой стороны, созданием собственной возрастной субкультуры (13 REF _Ref144045745 \r \h 141215).
Практически всеми исследователями подростковой субкультуры (Г.С. Абрамовой, И.С. Коном, А.В. Мудриком, B.C. Мухиной, Л.Ф. Обуховой и др.) отмечается особого рода «словотворчество», имеющее в этом возрасте принципиальное значение. Оно выражается в создании собственного жаргона, сленга, как возрастного в целом, так и конкретной группы в частности. А.В. Мудрик отмечает, что «жаргон в наибольшей степени позволяет им (подросткам) почувствовать принадлежность к своей возрастной группе» (13 REF _Ref144045773 \r \h 141515). B.C. Мухина также образно выражает сущность подросткового словотворчества: «сленг в подростковых объединениях -это языковая игра, отход от языковых норм; это маска, карнавал, «вторая жизнь». При этом словотворчество проходит в основном по принципу заимствования иноязычных слов или употребления существующих в ином смысле.
Для того чтобы вникнуть в суть подростковой субкультуры, рассмотрим более подробно названные понятия: арго, жаргон, сленг.
До сих пор сохраняется терминологическая неустойчивость в разграничении этих понятий. Ср., например, вполне обычные не только для массового, но и для научного употребления словосочетания: воровское арго и воровской жаргон, молодежный жаргон и молодежный сленг. Терминологическая аморфность не преодолевается и специальной справочной литературой. Так, в «Словаре лингвистических терминов» О.С. Ахмановой сообщается, что арго - это «то же, что жаргон», правда, «в отличие от последнего термин арго лишен пейоративного, уничижительного значения» (М., 1966: 53). «Лингвистический энциклопедический словарь» также признает, что «в собственно терминологическом смысле термин жаргон часто заменяют терминами арго и сленг» (М., 1990: 151), и далее: сленг - «то же, что жаргон» (там же: 461), при этом отмечается, что «термин арго чаще употребляется в узком смысле, обозначая способ общения деклассированных элементов... (воровское арго)» (там же: 43). Обычно в научной литературе в качестве универсального используется понятие жаргон, притом в самых разных его дифференциальных вариантах: профессиональные жаргоны, корпоративные, жаргоны деклассированных, жаргоны как условные языки (13 REF _Ref144045797 \r \h 141915). Понятие арго, с одной стороны, как бы дублирует термин жаргон, а с другой стороны, сужается до его частной разновидности: арго - это воровской жаргон (13 REF _Ref144045807 \r \h 14515). Противоположный подход к проблеме - расширенное толкование понятия арго: любые герметические системы, от закрытых систем типа семейного арго до открытых, массовых, типа так называемого московского арго (13 REF _Ref137138687 \r \h 14715). Для обеих этих позиций оказывается избыточной номинация сленг, которую иногда считают лишь результатом моды и позднего воздействия англоязычной культуры.
Между тем еще В.М. Жирмунский (13 REF _Ref144045833 \r \h 14915) отмечал, что «специфическим отличием арго от других видов жаргона является его профессиональная функция... арго, которым пользуются нищие, воры, бродячие торговцы и ремесленники, служит орудием их профессиональной деятельности, самозащиты и борьбы против остального общества» (13 REF _Ref144045833 \r \h 14915). Таким образом, просматривается следующая дифференциация важнейших понятий социолингвистики.
Арго - это закрытая лексическая подсистема специальных номинаций, обслуживающих узкие социально-групповые интересы, чаще всего профессиональные. Арготизмы - рациональные номинации - терминоиды (подобные терминам), используемые в практических интересах профессии, ремесла, дела. Именно поэтому арготизмы обычно лишены яркой оценочной окраски, хотя и могут быть экспрессивными номинациями. Таковы многочисленные профессиональные арготизмы - терминоиды, например: музыкальные (сольник, лажа), компьютерные (собака, кроватка, чайник). Далеко не всегда содержание арготизма может быть понятно непосвященному. В некоторых случаях герметичность, закрытость семантики слова является самоцелью и проявляется в специальной функции арго - конспиративной, криптолалической, когда носители арго используют специальные номинации для сокрытия групповых тайн от окружающих: конкурентов, грабителей, властей. Самый яркий пример такого арго, тайного, условного подъязыка в прошлом, - язык офеней, бродячих торговцев мелким товаром. Таковы, например, арготические номинации условного языка торговцев (прасолов) г. Одоева Тульской области, приводимые В.Д. Бондалетовым: барматуха - 'овца', зерить - 'смотреть, видеть', зетки - 'глаза', избалзать - 'изругать', ошманутъ - 'обмануть', ухлить - 'понимать', хруст - 'рубль', широм - 'даром' (13 REF _Ref137138765 \r \h 14215). Искусственный и тайный характер имеют (или имели в прошлом) и некоторые арготизмы в речи деклассированных элементов: названия воровских «профессий», отдельных криминальных акций, специальных приспособлений и т. д., ср.: фармазонщик - 'мошенник, сбывающий фальшивые драгоценности', дербанитъ - 'делить краденое', зекс - 'сигнал опасности, тревоги', рвотка - 'воровской инструмент для взлома сейфов'.
Жаргон - значительно более широкое понятие, полуоткрытая лексико-фразеологическая подсистема, применяемая той или иной социальной группой с целью обособления от остальной части языкового сообщества. Жаргонизмы - это, как правило, эмоционально-оценочные экспрессивные образования, среди которых преобладают негативные снижающие номинации, поэтому и сам термин обычно воспринимается как знак отрицательно-оценочной окраски. Этим жаргон отличается от рационального арго: жаргонизм практически всегда экспрессивное слово, арготизм - не обязательно. У жаргонизма почти всегда имеется семантическая параллель в литературном языке (13 REF _Ref137138765 \r \h 14215), тогда как у арготизма ее может и не быть. Жаргонизм легко узнаваем и более или менее понятен всем, для этого его и используют: употребляя жаргонное слово, говорящий манифестирует либо имитирует свою принадлежность к определенной социальной группе и выражает отношение к окружающему - к объектам или партнерам по речи - с позиции этой социальной группы.
Однако резкой границы между жаргонизмами и арготизмами нет: арго составляет ядро жаргона, его номинационную базу, или «производственное ядро», в то время как остальная лексика - «бытовой словарь» жаргона (13 REF _Ref144045882 \r \h 142015). Часть жаргонизмов тяготеет к своему арготическому ядру, являясь одновременно номинациями-терминоидами и оценочными характеризациями. Таковы, например, «производственные» арготизмы армейского жаргона: салабон ('новобранец, неопытный солдат') - номинация и при этом пренебрежительно-презрительная оценка лица; полкан ('командир полка') - название лица и негативная оценка, передаваемая через внутреннюю образность (Полкан - традиционная кличка для собак серьезных сторожевых пород).
Другая часть жаргонизмов - это оценочные слова из конкретных жаргонов, имеющие тенденцию к расширительному толкованию и активному использованию в разных социальных подъязыках, ср.: дембель ('демобилизующийся или демобилизованный солдат'), водила ('любой водитель автомобиля, шофер'). В число общеупотребительных оценочных жаргонизмов могут попадать и бывшие арготизмы, которые из тайных со временем становятся «явными», общеизвестными, и приобретают яркую эмоциональную окраску, ср.: фармазонщик- 'мошенник', малина - 'притон, место сборища деклассированных личностей', мочить - 'убивать или избивать'.
Особое место среди социально-групповых лексических подсистем принадлежит подъязыку деклассированных элементов, или так называемому воровскому арго/жаргону. По сравнению с профессиональными арготическими системами «воровской язык», как и сама «профессиональная» деятельность деклассированных элементов, имеет более широкий и менее определенный характер и охватывает самые разные стороны быта и общественной жизни, притом под своеобразным углом зрения людей, стоящих вне гражданского общества и закона. Поэтому словарь воровского арго гораздо обширнее, чем в других социально-групповых подъязыках. Для деклассированных воровское арго всегда - второй язык говорящего, точнее - вторая лексическая система (13 REF _Ref144045833 \r \h 14915). Возможно, поэтому воровской жаргон (и его разновидность - тюремно-лагерный жаргон) традиционно имел самое большое влияние на молодежные жаргоны, на просторечие, а через них и на разговорную речь в целом.
Сленг - это практически открытая подсистема ненормативных лексико-фразеологических единиц разговорно-просторечного языка, его стилистическая разновидность, или особый регистр, предназначенный для выражения усиленной экспрессии и особой оценочной окраски (обычно негативной). Сленг - это надсоциальный «общий» жаргон, или интержаргон, по выражению Б. А. Серебренникова (1970: 495; см. также: Скворцов, 1977: 29-31; Крысин, 1989: 109), т. е. совокупность популярных, но субстандартных слов и речений, привлекаемых из частных жаргонных подсистем лексики (поэтому открытая система), представляющая собой наддиалектное интегральное явление (см. также: Jespersen, 1949; Гальперин, 1956; Хомяков, 1971; Partridge, 1977). В отличие от арго сленг не содержит рациональных номинаций-терминоидов, или арготизмов, известных только узкому кругу носителей социального диалекта. В отличие от арго и жаргона сленг не имеет отчетливой социально-групповой ориентации: использовать его могут представители разных профессий, разного социального и образовательного статуса и даже различного возраста.
Сленговые единицы более или менее общеизвестны и широко употребительны (ср.: телега, тусовка, толкнуть, параша, закосить, врубиться, доставать, вешать лапшу на уши и т. п.), они характеризуют речь не только молодежи, но и среднего поколения, не только людей с криминальным опытом, но и вполне благопристойных, не только малообразованных коммуникантов, но и, нередко, вполне интеллигентных людей. При этом сленговые единицы активно используются не только в свободном общении, не только в художественных текстах, но и в средствах массовой коммуникации. Сленговые единицы являются знаками специфического речевого самовыражения, экспрессивной самореализации и лишь отчасти знаками социальной принадлежности. Резкой границы между жаргонами и сленгом нет. Во-первых, потому что сленг черпает свой речевой материал прежде всего из социально-групповых и социально-профессиональных жаргонов. Во-вторых, сленг тоже характеризуется некоторой социальной ограниченностью, но не определенной, групповой, а интегрированной и переходной: это «язык» скорее социальных «низов», чем «верхов», это «язык» скорее молодых, чем пожилых, и это «язык», обычно ориентируемый на социально близких, «своих», чем на «чужих».
В связи с предлагаемой дифференциацией можно считать вполне допустимыми такие терминологические сочетания, как армейское арго и армейский жар гон, студенческое арго и студенческий жаргон, воровское арго и воровской жаргон. Первый член в этих и других подобных им парах означает лексическое ядро социально-групповой подсистемы языка, его номинативный потенциал. Второй член пары - весь остальной корпус эмоционально-оценочной лексики и фразеологии данного социального диалекта. В этом смысле некорректны образования типа армейский сленг, воровской сленг, ибо они заключают в себе противоречие социально-групповой ограниченности и широкой употребительности. В то же время допустима номинация молодежный сленг, поскольку она предполагает достаточно широкую лексико-фразеологическую подсистему единиц, особенно распространенных и часто употребляемых среди молодых людей.
Другими словами молодёжный сленг или интержаргон можно охарактеризовать как совокупность ненормативных (субстандартных) единиц, выходящих за пределы корпоративного употребления, обладающих относительной устойчивостью и имеющих тенденцию к расширению сферы употребления и переходу в массовое просторечие (13 REF _Ref144046004 \r \h 14415). Таковы, например, достаточно популярные в живой русской речи недавнего или новейшего времени слова и выражения типа: клёвый ('хороший, замечательный'), чувак ('молодой человек, мужчина'), крутой ('неординарный, значительный'), беспредел ('беззаконие, нарушение всех правил'), тусоваться ('встречаться, общаться в группах с общими интересами'), кайф ('удовольствие'), прикид ('модная одежда'), оттянуться ('получить удовольствие'), прогибаться ('угодничать, подчиняться'), крыша поехала ('о потере самоконтроля или неадекватном поведении'), стоять на ушах ('вести себя шумно, бурно, быть в состоянии аффекта' - обычно о группе лиц). По своему происхождению большинство этих и подобных сленгизмов - бывшие арготизмы или жаргонизмы, преодолевшие социально-групповую либо социально-профессиональную ограниченность, чаще всего криминальную (13 REF _Ref144046022 \r \h 141115). Так, в воровском арго чувак - это «молодой мужчина-фраер (не вор)» (см.: СТЛБЖ; ТСУЖ), тогда как в интержаргоне - уже просто «молодой человек, мужчина», но с негативным оценочным отношением. В языке деклассированных тусоваться (вариант - тасоваться) может означать «собираться в притоне разврата» (13 REF _Ref144046036 \r \h 142215) или «собираться (о компании)» и «воровать» (СТЛБЖ: 242), в то же время в сленге это только «собираться в компаниях по интересам», а также «общаться, посещать места тусовок, ничего не делать, отдыхать, ходить без определенной цели» (Сер.: ССХ: 52). Широко распространенный в молодежной и не только молодежной среде старый арготизм воров и наркоманов кайф ('наркотическое или алкогольное опьянение либо сами наркотики') ныне известен прежде всего как выражение «удовольствия, наслаждения и любых приятных эмоций» (13 REF _Ref144046103 \r \h 141615). Родившиеся в среде наркоманов глаголы балдетъ, кайфовать, ловить кайф, тащиться, торчать, улетать и выражающие в ней разные варианты, фазы и оттенки наркотической эйфории в массовом сленговом употреблении, в том числе в СМИ, стали использоваться для выражения любых эмоций - естественных состояний удовольствия, радости или сильного удивления.
Можно, таким образом, отметить, что корпоративно ограниченные жаргонизмы, попадая в сферу широкого молодежного словоупотребления и сленга в целом, подвергаются известному выравниванию, мелиорации: частные жаргонно-арготические значения, которые притом отличаются некоторой смысловой недетерминированностью, многофункциональностью, в сленге приобретают относительную семантическую определенность и чаще всего уходят от откровенно криминальных, маргинальных смыслов, сохраняя при этом снижающую экспрессию оригинала. Экспрессия снижающей оценки отличает все закрытые и полузакрытые жаргонные подсистемы, криминальные, студенческие, армейские и прочие, однако экспрессия молодежного сленга - явление более высокого порядка, представляющее собой общехарактеризующий языковой признак не отдельной социально-профессиональной группы, а значительной части всего общества - молодежи в целом. С одной стороны, это экспрессия отчуждения, обусловленная естественным стремлением молодых людей к выделению, обособлению, но, с другой стороны, сленг, имея широкую и достаточно неопределенную социальную базу, придает этому отчуждению другое направление, другой импульс: отторжение нормы как функциональное средство оценочной экспрессии, эмоциональное, образно-эвфемистическое, ироническое словоупотребление в сфере повседневного бытового общения (13 REF _Ref144046052 \r \h 141715) становится прежде всего способом эстетического самовыражения говорящего. По словам О. Есперсена, «сленг - результат свойственного человечеству желания «позабавиться» (love of the play)» (цитата по:).
Употребляемые в массовой речи сленгизмы, разумеется, сохраняют некоторые признаки прототипов - первоначальных маргинальных функций, и именно это обстоятельство придает таким словам известную привлекательность в восприятии некоторыми субъектами русского языкового пространства, делает их особенно популярными в молодежной среде, в средствах массовой информации и, напротив, вызывает категорическое неприятие у сторонников строгого следования литературной норме. Однако активное вовлечение в интержаргон слов маргинального происхождения объясняется вовсе не тяготением говорящих к преступному миру как таковому (во всяком случае, большинства из них), а иными мотивами, социально-психологическими и культурными.
Социально-психологические мотивы, о которых шла речь применительно к подростковым и профессиональным группировкам, в той или иной мере действуют в молодежной сфере и в обществе в целом. Социологи отмечают устойчивую тенденцию всякого общества, и русского в том числе, к единению и разделению одновременно, что постоянно и неизбежно приводит к политическим, этническим, религиозным и прочим конфликтам (13 REF _Ref144046160 \r \h 141015). Рассматривавшиеся выше возрастные этологические устремления молодежи - «выделяющее протестное поведение» и корпоративные влечения, стремление к «стадности» - находятся в русле двух противонаправленных социально-психологических устремлений общества в целом: к интеграции и дезинтеграции. В юном и молодом возрасте эти устремления усиливаются этологическими причинами и имеют естественно аффектированный, преувеличенный характер. В языке им лучше всего соответствует обращение к «сильным» номинациям криминального языка: вульгарным, циничным, презрительным, которые вместе с неязыковыми средствами помогают молодому человеку создать желанный образ крутого - сильной, преуспевающей, яркой личности, но непременно соответствующей рекламным шаблонам массового вкуса: хорошо накачанный ('сильный, физически тренированный'), в фирмовом прикиде ('в фирменной и модной иностранной одежде'), с бабками ('с деньгами'), в мерсе ('автомобиле «Мерседес»') и с обалденной тёлкой ('очень красивой девушкой').
Мотивы обращения молодежи к маргинальным языковым средствам можно объяснить и типологическими особенностями молодежной субкультуры, тоже бинарной по своей природе. С одной стороны, ее отличает приверженность ко всему новому, необычному, яркому (центробежные тенденции), а с другой стороны - предрасположенность к определенным внутрикорпоративным стандартам (центростремительные влечения). Эта бинарность молодежной субкультуры особенно очевидна в ее материальных воплощениях, например в том, какое преувеличенно важное значение придается модной одежде, или прикиду: молодые люди, с одной стороны, склонны к новаторству, к необычным, эпатирующим моделям, расцветкам, аксессуарам (например, модные в разные годы битловки, корочки, мокасы, клифты, фенечки, бананы, варёнки, лосины, шузы на платформе, трузера, косухи и пр.), а с другой стороны, находятся в жестких тисках актуальной моды (13 REF _Ref144046182 \r \h 141315), групповых установок, системных правил, выходить за пределы которых решительно невозможно. Аналогичная бинарность наблюдается и в речевом поведении, ибо язык молодежи - составная часть молодежной субкультуры: стремление к новизне словоупотребления с одновременным жестким подчинением корпоративным штампам. Так, например, вместо утратившего актуальность экспрессивного жаргонизма поддавать ('пить спиртное') в молодежной среде стала популярной более сильная реноминация бухать в том же значении; вместо старых заколебать и забодать ('надоесть назойливыми приставаниями') стало «престижно» говорить достать, а старому жаргонизму клёвый ('замечательный, хороший') современная молодежь предпочитает такие реноминации, как классный, кайфовый, балдёжный, оттяжный.
Таким образом, речь молодежи оказывается своеобразным генератором, который приводит в движение разговорно-просторечную стихию. В этом главный лингвистический феномен молодежного сленга - служить катализатором обновления, процесса интеграции с разными сферами некодифицированной лексики в рамках языка молодежи, что дает шанс такой лексике оказаться в так называемом литературном просторечии, а далее - и в разговорном литературном языке. Эту общую тенденцию сленга Дж.Б. Гриноут и Г.Л. Киттридж представили в эффектном образе: «Сленг - язык-бродяга, который слоняется в окрестностях литературной речи и постоянно старается пробить себе дорогу в самое изысканное общество» (цитата по:). В этом последнем заключается и социокультурный феномен молодежного сленга: речь молодежи - достоверный и яркий показатель актуального состояния общества и его языка. Влияние молодежной жаргонизированной речи на общелитературный язык тем выше, чем ниже уровень социальной стабильности, и напротив, это влияние тем меньше, чем выше в обществе статус зрелой части носителей языка, чем сильнее авторитет элитарной культуры.
По мнению И.А. Стернина, необходимо создание элитарного слоя в обществе – прежде всего, в среднем классе, среди интеллигенции – для примера. «Учительство должно быть образцом, а оно пока таковым не является» (13 REF _Ref144046210 \r \h 142115).
Многообразие экономико-политических, социально-психологических изменений в общественной жизни обусловили необходимость перемен в образовательной системе, возрастание уровня требований к деятельности педагога общеобразовательной школы. Демократизация и гуманизация внутришкольных отношений, ориентация на продуктивное сотрудничество педагогов и учащихся в процессах обучения и воспитания потребовали от современного учителя, как представителя коммуникативной профессии, необходимости быть компетентным особенно в сфере речевой коммуникации.
Проблема использования педагогами в своей работе речевых средств положительного воздействия на учащихся приобретает в наше время особую актуальность. Для характеристики бурно развивающихся процессов, наблюдаемых в русском литературном языке наших дней, подходит термин либерализация, так как они затрагивают не только народные пласты общенационального русского языка, но и образованные, оказавшиеся чуждыми литературному канону последних десятилетий. В целом литературно-языковая норма становится менее определённой и обязательной, наблюдается растущая терпимость к употреблению просторечных грамматических форм, несомненно «ошибочных» с точки зрения литературной нормы. Преподаватели иногда позволяют себе разговаривать с учениками раздражительным, агрессивным тоном, быть невнимательным по отношению к учащимся, демонстрировать свою независимость и равнодушие, что связано с современным сложным и противоречивым состоянием культуры и культуры общества в целом.
Важно, чтобы учителя использовали в своей педагогической практике речевые средства положительного воздействия на учащихся, тем самым прививая и стимулируя употребление этих речевых средств у учеников. Ведь речь преподавателей – это не только главное орудие профессиональной деятельности, но и образец, сознательно или бессознательно воспринимаемый и усваиваемый учениками, а значит, неизменно «тиражируемый» и распространяемый.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 896 с
Бондалетов В.Д. Социальная лингвистика. М.: Просвещение, 1987,160с.
Выготский Л.С. Избранные психологические исследования. М.: Изд-во Акад.пед.наук РСФСР, 1956. 520с
Гальперин И.Р. О термине «сленг» // Вопр. Языкознания. 1956 №6. С.107-114.
Грачёв М.А. Русское арго. Н. Новгород: Изд-во Нижегор. ун-та им. Н.А. Добролюбова, 1997. 246с
Дольник В. Непослушное дитя биосферы. М.: Педагогика-Пресс, 1994. 208с
Елистратов В.С. Словарь московского арго, Москва. 1994: 599-663.
Ермакова О.П., Земская Е.А., Розина Р.И. Слова, с которыми мы все встречались: Толковый словарь русского общего жаргона: Ок.450 слов / Под общим руководством Р.И.Розиной.- М.: Азбуковник, 1999.- 320с
Жирмунский В.Д. Национальный язык и социальные диалекты. М.; Л.: Гослитиздат, 1936, 299с.
Зубов А. Единство и разделение современного русского общества: вера, экзистенциальные ценности и политические цели // Знамя. 1998. №11. С.161-193.
Колесов В.В. Язык города. М.: Высш.шк., 1991. 192с.; Ермакова О. Современный молодёжный жаргон и его место среди других некодифицированных систем русского языка, 1994. С.49-64
Кон И.С. Психология ранней юности. М.: Просвещение, 1989.255с
Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи: Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. М.: Педагогика-Пресс, 1994. 247с
Люблинская А.А. Детская психология. М.: Просвещение, 1971.418с
Мудрик А.В. Введение в социальную педагогику. Учебное пособие для студентов.- М., 1997.
Никитина Т.Г. Так говорит молодежь: Словарь сленга. По материалам 70-90-х годов. 2-е изд. СПб.: Фолио-Пресс, 1998.
Поливанов Е.Д. За марксистское языкознание. М., 1931. 183с
Розин М.В. Психология московских хиппи // Психологические проблемы изучения неформальных молодёжных объединений. М.: Изд-во Агентства печати «Новости», 1988. С.44-61
Серебренников Б.А. Территориальная и социальная дифференциация языка // Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка. М.: Наука, 1970. С.452-501
Скворцов Л.И. Об оценках языка молодёжи (жаргон и языковая политика) // Вопросы культуры речи / Отв. Ред. С.И.Ожёгов. М.: Наука, 1964. Вып.5. С.45-70
Стернин И.А. Коммуникативное поведение и национальная культура народа // «Филологические записки». – 1993, №1. – С.180-186
Толковый словарь уголовных жаргонов / Под общей ред. Ю. П. Дубягина и А.Г.Бронникова. М.: Интер-ОМНИС, РОМОС, 1991: 173, 179
Файн А.П. Специфика неформальных подростковых объединений в крупных городах // Психологические проблемы изучения неформальных молодёжных объединений. Сб. статей / Сост. И.Богомолов. М.: Ладомир, 1996. С. 9-107, 143-164
Хёйзинга Й. Homo ludens В тени завтрашнего дня. Пер. с нидерл. Ошиса В.В.. М.: Изд. Группа «Прогресс», «Прогресс-Акаденмия», 1992. 464с
Цейтлин С.Н. Детские словообразовательные инновации. Учебные задания. Л.: Изд-во ЛГПИ ИМ. А.и.Герцена, 1986.71с
Чуковский К. От двух до пяти. Живой как жизнь. М.: Дет. Лит., 1968. 815с









13 PAGE 141115



15