ИЗОБРАЖЕНИЕ СТАРООБРЯДЧЕСТВА В ТВОРЧЕСТВЕ ИВАНА АЛЕКСЕЕВИЧА БУНИНА

Бытко С. С.
ИЗОБРАЖЕНИЕ СТАРООБРЯДЧЕСТВА В ТВОРЧЕСТВЕ ИВАНА АЛЕКСЕЕВИЧА БУНИНА
Феномен старообрядческой культуры являлся важной стороной жизни российского общества в XIX в. Обладавшее собственным весьма развитым специфическим книжным жанром, старообрядчество нашло отражение и в творчестве многих светских писателей рубежа XIX-XX вв. Изучение староверия в контексте наследия литераторов «Серебряного века» представляется принципиально значимым направлением в науке, поскольку дает возможность взглянуть на данный феномен глазами незаинтересованной общественности и реконструировать образ рядового старообрядца, отрешенный от догматического противостояния Русской Православной Церкви с приверженцами «старых уставов».
Основой настоящего исследования служат произведения такого общепризнанного автора, как И.А. Бунин. Целью работы выступает формирование образа «среднестатистического» старообрядца в глазах рядового представителя общественности конца XIX – начала XX вв. В целях объективности необходимо отметить, что, несмотря на высокий уровень образования и общей эрудиции, выбранный нами автор не являлся профессиональным исследователем старообрядчества. К тому же названный литератор был весьма далек от религиозной полемики двух течений русского православия. Поэтому можно утверждать, что восприятие И.А. Буниным староверия было вполне типичным для рубежа веков, а его произведения могут выступать в качестве ценного исторического источника.
Весьма примечательным можно считать восприятие обществом старообрядцев как образец начитанности и учености. Так, в «Воспоминаниях», отмечая таланты А.М. Пешкова, И.А. Бунин оценивает его следующим образом: «А сколько он читал, вечный полуинтеллигент, начетчик!» [2. С. 89]. В данном контексте сопоставление А.М. Пешкова с лидерами беспоповских старообрядческих течений, вытеснивших в ряде согласий в начале XVIII в. беглых священников, должно было характеризовать писателя с положительной стороны, подчеркивая его тягу к познанию и самообразованию, столь обычную для представителей русского раскола [14. С. 188].
Но одновременно подобное сравнение отчасти носит и потаенный негативный оттенок: определение А.М. Пешкова как «полуинтеллигента» отсылает нас к иному значению слова «начетчик»: человек, несомненно, начитанный и обладающий широкой эрудицией, однако не получивший полноценного образования и потому вынужденный познавать мир «своим умом». Как следствие, в массовой культуре начетчики считались носителями весьма поверхностного знания, не обладающие собственным мнением, а вместо этого прибегающие к помощи штампованных книжных формул [6. С. 68].Вопрос об уровне образования старообрядческой паствы и её лидеров на протяжении долгого времени решался неоднозначно исторической наукой. Необходимо выделить две наиболее распространенные позиции историков по данному вопросу. Первая из них исходила преимущественно из среды церковных исследователей и заключалась в том, что старообрядчество - плод невежества и закостенелости [21. С. 14]. Сторонники этого взгляда акцентировали особое внимание на незнании грамоты большинством последователей староверия, а также неспособности расколоучителей «связать двух слов» [20. С. 18].
Более лояльными к староверию проявили себя светские исследователи, утверждавшие, что, несмотря на большое количество недостатков [14. С. 173], старообрядческое образование тем не менее было лучшей альтернативной полной безграмотности. Подчеркивались стремление староверов к просвещению и сохранению знаний, а также прямая зависимость высокого уровня грамотности в некоторых губерниях от стараний старообрядцев [13. С. 281; 14. С. 168]. Ещё одно упоминание Буниным начетничества носит более положительный характер. В рассказе «Под серпом и молотом», повествуя о своем пребывании в Суздале, Иван Алексеевич рассказывает о местном старообрядческом уставщике, по его словам, «пользующимся большой славой». При этом отмечается, что старообрядец «Священное писание знает наизусть». Данное утверждение избавлено от негативного подтекста, имевшего место в случае с А.М. Пешковым, т.к. упомянутый начетчик, наряду с методичным вычитыванием писания, успешно занимается полемической деятельностью и вызывает всеобщее восхищение населения [4. С. 152].Восприятие староверов как выдающихся знатоков Священного писания было характерным и для некоторых исследователей рассматриваемого периода. Так, в статье, посвященной согласию Немоляков, из Тобольских епархиальных ведомостей приводится случай того, как «немоляк громил православных одним Евангелием» [10. С. 446].
Вообще, вопреки расхожему мнению представителей церковной общественности, староверов можно отнести к умелым полемистам. Н.Н. Покровским не раз приводятся случаи побед старообрядцев в религиозных спорах с иноверцами [13. С. 51]. Традиционно церковные исследователи, напротив, характеризуют расколоучителей как неспособных и нежелающих участвовать в догматической полемике [21. С. 46].
И.А. Бунин также обнаруживает в старообрядчестве особую предрасположенность к религиозному фанатизму. Так, специфическую духовность староверов он называет не иначе, как «изуверским благочестием» [5. С. 252], а приверженцев старых обрядов соответственно именует «фанатиками» и «юродами». Особое внимание И.А. Бунин уделяет причинам укоренения радикальных настроений в старообрядчестве. Авторская концепция убеждает читателей в том, что источником любых расколов является главным образом семья и дети старообрядцев становятся подобны родителям с самого раннего отрочества.
Сходную точку зрения разделяют и церковные исследователи, обращая внимание на то, что даже получившие образование в церковных школах дети старообрядцев становятся «самыми ярыми раскольниками» [16. С. 90]. Одновременно с этим подчеркивается исключительное влияние старообрядцев на религиозную жизнь своих родственников, приводившее, как правило, к жесточайшему закреплению последних в расколе [19. С. 198].
Другой яркой чертой старообрядчества в глазах общественности стала непреклонность убеждений его приверженцев. Подобная тенденция не единожды обнаруживает себя на страницах художественной литературы. И.А. Бунин, указывал на то, что в ходе богословских диспутов староверы держатся агрессивно и не позволяют оппоненту сказать в ответ ни слова [4. С. 152].Здесь автор вполне солидарен с большинством церковных исследователей, обращавших внимание на непреклонность старообрядцев и нежелание их воспринимать какие-либо доводы священства [21. С. 46]. Светские этнографы, напротив, объясняют расхожие представления о косности и скрытности староверов результатом нежелания православных встречаться со старообрядцами и вступать с ними в открытый диалог [15. С. 23].
Укоренившейся особенностью представлений о староверах стало мнение об их отказе от повседневного взаимодействия с представителями других религиозных течений, что для людей, малознакомых со спецификой старообрядческого вероучения, проявлялось исключительно в нежелании посещать церковные службы. Так, в рассматриваемых произведениях отказ посещать воскресные богослужения подчас являлся прямым указанием на причастность того или другого лица к какому-либо из «лжеучений» [3. С. 299].Религиозное отгораживание староверов от иноверцев в действительности получило самое широкое распространение и, несмотря на постепенное смягчение [15. С. 23], порой достигало крайних форм. Так, в ряде случаев старообрядцы были вынуждены прятать иконы от посторонних, чтобы не допустить их поругания [12. С. 153]. Схожие ограничения принимались в отношении рукопожатий. В частности, под страхом осквернения запрещались любые телесные контакты с «нечистыми». Существовала также практика запрета на моление совместно с новоприбывшим в старообрядческие общины [11. С. 436].
Классик отечественной литературы периодически обращает взгляд и на материальную основу жизни старообрядчества. Здесь его суждения также не избавлены от общественных стереотипов. Старообрядцы изображаются людьми весьма предприимчивыми и успешными. Большинство их происходит из семей очень обеспеченных [5. С. 252], как правило, занятых в торговле.Старообрядческое предпринимательство получило развитие ввиду необходимости поддержания экономического благосостояния. Интересно, что сторонниками «древлего благочестия» была разработана специфическая трудовая этика, допускавшая чрезмерный труд, необходимый для экономического преуспевания. Одновременно с этим старообрядческий купец не становился индивидуальным предпринимателем, а продолжал оставаться частью коллектива, возлагая на себя ответственность за материальное обеспечение всей общины [8. С. 191]. В целом зажиточность и сплоченность старообрядцев приобрела большое значение для распространения раскола. Полученные купцами средства расходовались главным образом на подкуп местной администрации, организацию школ, строительство молитвенных домов [20. С. 6].
Таким образом, в творчестве И.А. Бунина в полной мере отразились конфессиональные стереотипы, имевшие хождение в российском обществе на рубеже XIX–XX вв. «Среднестатистический» старообрядец представлялся обывателям начитанным, однако обладающим весьма поверхностными знаниями и часто неспособным сформировать собственное мнение по рассматриваемому вопросу. Такой старообрядец отличался крайним фанатизмом и юродством, нежеланием хотя бы сколько-нибудь отклониться от своих убеждений. Скрытные и выбравшие путь уединения от мира, они служили образцом успешности, предприимчивости, материального достатка.
Литература
1) Александров И. Разговор о вере с наставником Спасова согласия Аввакумом Онисимовым и наставниками других согласий. М.: типография Э. Лиссенера и Ю. Романа, 1882. 68 с.
2) Бунин И.А. Воспоминания // Полное собрание сочинений в 13 т. Т. 9. М.: Воскресенье, 2006. С. 83-90.
3) Бунин И.А. Деревня // Полное собрание сочинений в 13 т. Т. 2. М.: Воскресенье, 2006. С. 279-388.
4) Бунин И.А. Под серпом и молотом // Полное собрание сочинений в 13 т. Т. 10. М.: Воскресенье, 2006. С. 140-161.
5) Бунин И.А. Слава // Полное собрание сочинений в 13 т. Т. 4. М: Воскресенье, 2006. С. 247-252.
6) Зеленин А.В. Полуинтеллигент // Русская речь. 2000. № 4. С. 66-72.
7) Исповедь Бердюгина // Тобольские епархиальные ведомости (далее – ТЕВ). 1887. № 23-24. С. 457-460.
8) Керов В.В. Конфессионально-этические факторы старообрядческого предпринимательства // История Церкви: изучение и преподавание. Материалы научной конференции, посвященной 2000-летию христианства. Екатеринбург: Изд-воУрГУ, 1999. С. 188-192.
9) На путях из Земли Пермской в Сибирь: Сб. ст. / Под ред. В.А. Александрова. М.: Наука, 1991.
10) Немоляки // ТЕВ. 1883. № 21. С. 442-453.
11) О расколе Брылинской волости и соседних с ней местностей // ТЕВ. 1888. №21-22. С. 435-443.
12) Отчет священника о своей деятельности в раскольническом приходе // ТЕВ. 1887. № 7-8. С. 149-156.
13) Покровский Н.Н. Путешествие за редкими книгами. 2-е изд., доп. М.: Книга, 1988. 285 с.
14) Пругавин А.С. Запросы и проявления умственной жизни в расколе // Русская мысль. 1884. Кн. 1. С. 161-199.
15) Пругавин А.С. О необходимости и способах всестороннего изучения русского сектантства. СПб.: типография В. Безобразова и Комп., 1880. 46 с.
16) Пругавин А.С. Раскол и сектантство в русской народной жизни. М.: типография И.Д. Сытина, 1905. 95 с.
17) Пругавин А.С. Самоистребление: проявления аскетизма и фанатизма в расколе (очерки, аналоги, параллели) // Русская мысль. 1885. Кн. 2. С. 129-155.
18) Савицкая О.Н. Старообрядчество Южного Зауралья // Мир старообрядчества. Живые традиции: результаты и перспективы комплексных исследований русского старообрядчества. Материалы международной научной конференции. М.: Российская политическая энциклопедия, 1998. С. 291-199.
19) Случай обращения из раскола в православие // ТЕВ. 1887. № 9-10. С. 198-205.
20) Соловьев Л. Сведения о состоянии раскола и сектантства в Тобольской епархии // ТЕВ. 1909. № 17. С. 454-460.
21) Сырцов И.Я. Старообрядческая иерархия в Сибири. Тобольск: типография А.Г. Калининой, 1882. 58 с.