Литературная композиция Юлия Друнина


МОУ «СОШ № 4 г.Новоузенска»
Мероприятие, посвященное писательнице Великой Отечественной войны
Ю. Друниной «Душа обязана трудиться», проведенное в 5 «Б» классе
16.04.2011 г. Учитель Асанова С.Ж.
« Душа обязана трудиться»
1-й участник. Мы расскажем о поэтессе Юлии Друниной, прошедшей санитаркой всю войну и сохранившей о ней память на всю жизнь. Юлия Друнина принадлежит к поколению, юность которого проходила испытание на зрелость на фронтовых дорогах Великой Отечественной войны 17- летний выпускницей одной из московских школ она, как и многие ее сверстницы, в 1941 году добровольно ушла на фронт бойцом санитарного взвода. 2-й участник. Был строг безусый батальонный,
Не по-мальчишески суров.
… Ах, как тогда горели клены!-
Не в переносном смысле слов.
Измученный, седой от пыли,
Он к нам, хромая, подошел.
( Мы под Москвой окопы рыли- Девчонки из столичных школ.)Сказал впрямую; « В ротах жарко.
И много раненых… Так вот-
Необходима! Кто пойдет?»
И все мы «Я!» сказали сразу,
Как по команде, в унисон
… Был строг комбат- студент инизя,
А тут вдруг улыбнулся он.
- Пожалуй, новым батальоном
Командовать придется мне!
… Ах, как тогда горели клены!-
Как в страшном сне, как в страшном сне!
3-й участник. Из воспоминаний поэта Николая Старшинова: «В ее характере наиболее яркими чертами были решительность и твердость. Если уж она что решила, ничем ее не собьешь. Николай силой. Наверное, это особенно проявилось, когда она добровольцем уходила на фронт. Их семью тогда эвакуировали из Москвы в Заводоуковку Тюменской области, они едва успели кое-как там устроиться, и родители- школьные учителя- были категорически против этого ее шага. Тем более единственный ребенок в семье, да еще очень поздний: отцу тогда было уже за 60, он там в Заводоуковке и умер…»
4-й участник.
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший 41-й год.
Так сказала она о себе в 1942 году. И поздние в ее стихах будет звучать этот мотив ухода из детства в огонь войны, из которой она не возвратилась даже через годы и десятилетия.
(Звучит запись песни « Эх, дороги…» - 1-й куплет.)
1-й участник. Качается рожь несжатая,
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы - девчата,
Похожие на парней.
Нет, это горят не хаты-
То юность моя в огне.
Идут по войне девчата,
Похожие на парней.
3-й участник. « Надо еще подчеркнуть, кем на войне Юля была. Медсестрой, санитаркой в пехоте, самом неблагоустроенном роде войск, и не где- нибудь в госпитале, а на самой передовой, в пекле, где под огнем приходилось некрепкими девичьими руками вытаскивать тяжеленных раненых. Смертельная опасность и тяжелый труд вместе. В общем, намучилась и насмотрелась».
1-й участник. Четверть роты уже скосила…
Распростёртая на снегу,
Плачет девочка от бессилья,
Задыхается: «Не могу!»
Тяжеленный попался малый,
Сил тащит его больше нет…
(Санитарочке той усталой Восемнадцать сравнялось лет.)Отлежишься. Обдуется ветром.
Станет легче дышать чуть-чуть.
Сантиметр за сантиметром
Ты продолжишь свой крестный путь.
Между жизнью и смертью грани-
До чего же хрупки они…
Так приди же, солдат, в сознанье,
На сестренку хоть раз взгляни!
Если вас не найдут снаряды,
Не добьет диверсанта нож,
Ты получишь, сестра, награда-
Человек опять спасешь.
Он вернется из лазарета,
Снова ты обманула смерть.
И одно лишь сознанье это
Всю-то жизнь тебя будет греть.
4-й участник. Этих нелегких военных буднях к фронтовых девчатам и к Юлии приходит первое робкое чувство любви. Ко мне в окоп сквозь минные разрывы
Незваной гостьей забрела любовь.
Не знала я, что можно быть счастливой
У дымных Сталинградских берегов.
Мои неповторимые рассветы!
Крутой разгон мальчишеских дорог.
Опять горит обветренное лето,
Опять осколки падают у ног.
По - сталинградски падают осколки,
А я одна, наедине с судьбой.
Порою Вислу называю Волгой,
Но никого не спутаю с тобой.
2-й участник
Ждала тебя. И верила . И знала:
Мне нужно верить, чтобы пережить
Бои, походы, вечную усталость,
Ознобные могилы- блиндажи.
Пережила. И встреча под Полтавой.
Окопный май. Солдатский неуют.
В уставах не записанное право
На поцелуй, на пять моих минут.
Минута счастья делим на двоих
Пусть - артналет, пусть смерть от нас на волос.
Разрыв! А рядом – нежность глаз твоих
И ласковый срывающий голос.
Минута счастья делим на двоих…
3-й участник. Из воспоминаний Н. Старшинова: « В газетах того времени нередко писалось, что поголовно все выздоравливающие из госпиталей рвались обратно на фронт. Увы, не все. Я помню, как при мне двое контуженных в палате симулировали потерю речи, чтобы не возвращаться в этот ад … А Юля дважды туда ходила добровольцем. Её тяжело ранили, осколок перебил сонную артерию – прошел буквально в двух миллиметрах. Но, едва поправившись, опять рванула на передовую. Только после второго ранения ее списали вконец, тогда она и пришла в Литинститут».
1-й участник. Тот осколок, ржавый и щербатый,
Мне прислала, как повестку, смерть…
Только б дотащили до санбата.
Не терять сознание, не сметь!
А с носилок свешивались косы –
Для чего их, дурра, берегла?
Вот багровый дождь ударил косо,
Подступила, затопила мгла…
Ничего! Мне только восемнадцать.
Я еще не кончила войну.
Мне еще к победе пробиваться
Сквозь снегов и марли белизну!
3-й участник. О своем знакомстве с Юлией Друниной рассказывает поэт Н. Старшинов: «Это было в конце 1944 года в Литературном институте им. М. Горьгкого, куда я пришел на костылях прямо из госпиталя весной, а она- несколькими месяцами позже. Ходила, как и многие из нас, в солдатских кирзовых сапогах, в поношенной гимнастике, в шинели».
5-й участник.
Возвратившись с фронта в 45-м,
Я стеснялась стоптанных сапог
И своей шинели перемятой,
Пропыленной пылью всех дорог.
Мне теперь уже и непонятно,
Почему так мучили меня
На руках пороховые пятна
Да следы железа и огня…
2-й участник.
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью.
Как норковую шубку я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Пусть на локтях топорщилась заплатки,
Пусть сапоги протерлись- не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда!
3-й участник. « В быту она была, как, впрочем, и многие поэтессы, довольно неорганизованной. Хозяйством заниматься не любила. Хотя могла очень неплохо приготовить обед, если было из чего.
По редакциям не ходила, даже не знала, где многие из них находятся и кто в них ведает поэзией. А между тем ее фронтовые стихи произвели сильное впечатление в конце войны и сразу после ее завершения. Мы все знали наизусть ее « Зинку».
Зинка
Памяти однополчанки-
Героя Советского Союза
Зины Самсоновой
4-й участник.
Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
Над продрогшей, гнилой земле.
2-й участник.
- Знаешь, Юлька, я – против грусти,
Но сегодня она – не в счет.
Дома, в яблочном захолустье
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый.
У меня – лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет…
Знаешь, Юлька, я – против грусти,
Но сегодня она – не в счет.
4-й участник.
Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг – нежданный приказ: «Вперед!»
Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.
С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку,
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.
(Затемнение, грохот разрывов.)
Мы не ждали посмертной славы.
Мы хотели со славой жить.
…Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, губы сжав,
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.
…Знаешь, Зинка, я – против грусти,
Но сегодня она – не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
…Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?
Звучит запись песни «Тишина» в исполнении ансамбля «Ариэль»: «Соловьи, не пойте больше песен, соловьи…»)3-й участник. С последних дней Отечественной до последних своих дней Юля не могла оторваться от войны. И в стихах, даже в пейзажных или любовных зарисовках, то и дело возникали у нее многие подробности военных дней.
Все грущу о шинели,
Вижу дымные сны –
Нет, меня не сумели
Возвратить из войны.
Дни летят, словно пули,
Как снаряды – года…
До сих пор не вернули,
Не вернут никогда.
И куда же мне деться?
Друг убит на войне,
А замолкшее сердце
Стало биться во мне.
(звучит в записи 1- куплет песни «Где же вы теперь, друзья-однополчане?».)
5-й участник.
Я хочу забыть вас, полковчане,
Но на это не хватает сил,
Потому что мешковатый парень
Сердцем амбразуру заслонил.
Потому что полковое знамя
Раненая девушка несла –
Скромная толстушка из Рязани,
Из совсем обычного села.
Все забыть. И только слушать песни.
И бродить часами на ветру…
Где же мой застенчивый ровесник,
Наш не многословный политрук?
Я хочу забыть свою пехоту.
Я забыть пехоту не могу.
Беларусь. Горящие болота.
Мертвые шинели на снегу.
5-й участник . В хмурый зябкий осенний день 1991 года поэтесса Юлия Друнина ушла из жизни по собственной воле. Почему же? Почему обаятельный, жизнерадостный человек, участник войны, до того не сломленный испытаниями и невзгодами, вдруг потерял точку опоры и сознательно идет на непоправимый, невозвратный шаг? Может быть в посмертной книге, названной «Судный час», мы найдем ответ?
4-й участник.
Судный час
Покрывается сердце инеем –
Очень холодно в судный час…
А у вас глаза, как у инока –
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все же крещеная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы –
За избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
(Звучит 1-й куплет песни «Живи страна» в исполнении М. Распутиной)
4-й участник.
Прозрачных пальцев нервное сплетенье,
Крутой излом бровей, усталость век,
И голос - тихий, как сердцебиенье,-
Такой ты мне запомнилась навек…
Была красивой – не была счастливой,
Бесстрашная – застенчивой была…Политехнический… Оваций взрывы.
Студенчества растрепанные гривы.
Поэты на эстраде, у стола.
Ну, Юля, сядь с ведущим рядом,
Но ты с досадой морщишься:
Не надо!
Я лучше – сзади, во втором ряду –
Вот так всегда: ты не рвалась стать « первой»,
Дешевой славы не искала, нет,
Поскольку каждой жилкой, каждым нервом
Была ты Божьей помощью поэт.
БЫЛА! – Трагичней не придумать слова,
В нем безнадежность и тоска слились.
Была. Сидела рядышком… И снова
Я всматриваюсь в темноту кулис.
Быть может, ты всего лишь запоздала
И вот сейчас на цыпочках войдешь,
Чтоб, зашептавшись и привстав, из зала
Тебе заулыбалась молодежь…
С самой собой играть бесцельно в прятки.
С детсада я не верю в чудеса.
Да, ты ушла. Со смерти взятки гладки.
Звучат других поэтов голоса.
Иные голосистей. Правда это.
Но только утверждаю я одно:
И самому горластому поэту
Твой голос заглушить не суждено,-
Твой голос – тихий, как сердцебиенье.
В нем чувствуется школа поколений,
Науку скромности прошедших на войне –
Тех, кто свою « карьеру» начинали
В сырой землянке – не в концертном зале,
И не в огне реклам – в другом огне…
Эти строки написала Юлия Друнина о поэтессе Веронике Тушновой, но они и о ней самой.