Литературно-музыкальная композиция Да здравствует солнце! (любовная лирика А. С. Пушкина)
«Былое нельзя воротить...»
«Но вдруг замечаю: у самых Арбатских ворот извозчик стоит, Александр Сергеевич прогуливается.
А завтра, наверное, что-нибудь произойдёт…»
Н. В. Гоголь писал:
«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет»
И всякий раз, когда мы обращаемся к Пушкину, очищаются помыслы, облагораживаются поступки, возвышаются наши чувства…
К теме любви так или иначе обращаются все поэты и во все времена. Каждый поэт воспринимает любовь по-своему, для каждого она имеет свое особое, личное значение.
Такое идеальное и высокое чувство как любовь А.C. Пушкиным воспевалось всегда, на протяжении всей жизни.
Эта тема для писателя являлась одной из основных в его лирике.
В. Г. Белинский говорил о творчестве писателя:
«…Что составляет содержание мелких пьес Пушкина? Почти всегда любовь и дружба как чувства наиболее обладавшие поэтом и бывшие непосредственным источником счастия и горя всей его жизни».
Любовная лирика поэта многогранна, насыщена и необычайно богата.
Она представляет собой огромный мир различных оттенков чувств от простой и скромной и даже почти незаметной влюбленности до всепоглощающей страсти, когда вокруг нет ничего, и есть только она.
Само понятие любовь для поэта содержит в себе то дорогое и необходимое человеку чувство, которое наполняет его жизнь смыслом и делает ее интересной, красочной и яркой.
Лицейская лирика поэта – это прежде всего гимн дружбе, лицейскому братству на все времена;
Юности безмятежной, безудержному веселью и радости жизни.
Друзья! досужный час настал;
Всё тихо, все в покое;
Скорее скатерть и бокал!
Сюда, вино златое!
Шипи, шампанское, в стекле.
Друзья, почто же с Кантом
Сенека, Тацит на столе,
Фольянт над фолиантом?
Под стол холодных мудрецов,
Мы полем овладеем;
Под стол ученых дураков!
Без них мы пить умеем.
Ужели трезвого найдем
За скатертью студента?
На всякий случай изберем
Скорее президента.
В награду пьяным — он нальет
И пунш и грог душистый,
А вам, спартанцы, поднесет
Воды в стакане чистой!
Апостол неги и прохлад,
Мой добрый Галич, vale!
Ты Эпикуров младший брат,
Душа твоя в бокале.
Главу венками убери,
Будь нашим президентом,
И станут самые цари
Завидовать студентам.
Дай руку, Дельвиг! что ты спишь?
Проснись, ленивец сонный!
Ты не под кафедрой сидишь,
Латынью усыпленный.
Взгляни: здесь круг твоих друзей;
Бутыль вином налита,
За здравье нашей музы пей,
Парнасский волокита.
Остряк любезный, по рукам!
Полней бокал досуга!
И вылей сотню эпиграмм
На недруга и друга.
А ты, красавец молодой,
Сиятельный повеса!
Ты будешь Вакха жрец лихой,
На прочее — завеса!
Хотя студент, хотя я пьян,
Но скромность почитаю;
Придвинь же пенистый стакан,
На брань благословляю.чТоварищ милый, друг прямой,
Тряхнем рукою руку,
Оставим в чаше круговой
Педантам сродну скуку:
Не в первый раз мы вместе пьем,
Нередко и бранимся,
Но чашу дружества нальем —
И тотчас помиримся.
А ты, который с детских лет
Одним весельем дышишь,
Забавный, право, ты поэт,
Хоть плохо басни пишешь;
С тобой тасуюсь без чинов,
Люблю тебя душою,
Наполни кружку до краев,—
Рассудок! бог с тобою!
А ты, повеса из повес,
На шалости рожденный,
Удалый хват, головорез,
Приятель задушевный,
Бутылки, рюмки разобьем
За здравие Платова,
В казачью шапку пунш нальем —
И пить давайте снова!..
Приближься, милый наш певец,
Любимый Аполлоном!
Воспой властителя сердец
Гитары тихим звоном.
Как сладостно в стесненну грудь
Томленье звуков льется!..
Но мне ли страстью воздохнуть?
Нет! пьяныЮ лишь смеется!
Не лучше ль, Роде записной,
В честь Вакховой станицы
Теперь скрыпеть тебе струной
Расстроенной скрыпицы?
Запойте хором, господа,
Нет нужды, что нескладно;
Охрипли?— это не беда:
Для пьяных всё ведь ладно!
Но что?.. я вижу всё вдвоем;
Двоится штоф с араком;
Вся комната пошла кругом;
Покрылись очи мраком...
Где вы, товарищи? где я?
Скажите, Вакха ради...
Вы дремлете, мои друзья,
Склонившись на тетради...
Писатель за свои грехи!
Ты с виду всех трезвее;
Вильгельм, прочти свои стихи,
Чтоб мне заснуть скорее
Любовь же рассматривалась Пушкиным как чувство, преходящее.
Оно, подобно буре, властно захватывало поэта, давало ему мощный источник вдохновения, лишало его свободы.
Екатерина Павловна Бакунина - первая любовь великого поэта, была сестрой лицейского одноклассника и ровесника Пушкина, Александра Бакунина. Чувство к Бакуниной вдохновляло юного поэта.
Ей А.С. Пушкин и посвятил стихотворение «К живописцу»
Дитя харит и вдохновенья,
В порыве пламенной души,
Небрежной кистью наслажденья
Мне друга сердца напиши;
Красу невинности прелестной,
Надежды милые черты,
Улыбку радости небесной
И взоры самой красоты.
Вкруг тонкого Гебеи стана
Венерин пояс повяжи,
Сокрытый прелестью АльбанаМою царицу окружи.
Прозрачны волны покрывала
Накинь на трепетную грудь,
Чтоб и под ним она дышала,
Хотела тайно воздохнуть.
Представь мечту любви стыдливой,
И той, которою дышу,
Рукой любовника счастливой
Внизу я имя подпишу.
Екатерина Павловна вышла замуж в 1834 г. за петербургского приятеля Пушкина Полторацкого.
Для Пушкина любовь становится спутницей не только юности, она всю жизнь сопровождает поэта.
Любовь для Пушкина-лирика - предмет высокой поэзии, Она словно выведена за пределы быта, житейской "прозы".
"Стихотворения, коих цель горячить воображение любострастными описаниями, - подчеркивал Пушкин, - унижают поэзию».
Пушкин любил женщин, он воспел Женщину.
Во время южной ссылки поэт путешествует по Кавказу с семьёй генерала Раевского, героя войны 1812 года, знакомится с его дочерями.
Шестнадцатилетняя Елена Раевская была самой красивой из всех четырех сестер. Любила темно-русая «английская роза - Алиона» и музицировать, и петь по вечерам вместе с сестрами, дуэтом, хотя врачи и запрещали ей это: из – за слабого горла. В семье из-за болезненности и хрупкости Елену усиленно опекали. Старались, как умели и могли, помочь ей противиться жесткому, безжалостному приговору врачей: медленно развивающемуся туберкулезу в обоих легких. В Гурзуфе, Елена Николаевна впервые познакомилась с Пушкиным, как с другом своего старшего брата, тоже Александра. По разумению серьезной не по годам девушки, Пушкин вполне мог знать из откровенных разговоров с ее отцом , что « милая Алиона» (так называли в семье Елену) по нездоровью своему, положительно решила не мучить никого и в девках остаться», и, понимая все, уважал это трудное решение, не давая эмоциональному порыву горячего, увлекающегося сердца вырваться за грани легкого красивого флирта или даже просто сердечных дружеских отношений. Александр Сергеевич посвятил ей стихотворение «Увы! Зачем она блистает…».
Увы! зачем она блистает
Минутной, нежной красотой?
Она приметно увядает
Во цвете юности живой...
Увянет! Жизнью молодою
Не долго наслаждаться ей;
Не долго радовать собою
Счастливый круг семьи своей,
Беспечной, милой остротою
Беседы наши оживлять
И тихой, ясною душою
Страдальца душу услаждать...
Спешу в волненье дум тяжелых,
Сокрыв уныние мое,
Наслушаться речей веселых
И наглядеться на нее;
Смотрю на все ее движенья,
Внимаю каждый звук речей, —
И миг единый разлученья
Ужасен для души моей.
С Екатериной Николаевной Раевской Пушкин познакомился еще в Петербурге в 1817 году. Екатерина была горда, умна, обладала твердой волей. Поэт любил беседовать с ней, восхищался ею, но было одно обстоятельство, которое препятствовало их сближению. Екатерине было тогда 22 года, Пушкину - 21, и по тогдашним строгим понятиям общение между девушкой на выданье и совершеннолетним мужчиной не очень-то поощрялось. Екатерина Николаевна прожила долгую жизнь. Я. Грот, автор книги «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники», ещё застал её в живых и познакомился с нею. Он почерпнул из бесед с Е.Н. Орловой (по мужу) ценные сведения о Пушкине, её отце, муже и братьях, опубликованные им в книге. С именем Екатерины Раевской связывают стихотворение «Редеет облаков летучая гряда...»,
Редеет облаков летучая гряда;
Звезда печальная, вечерняя звезда,
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и черных скал вершины;
Люблю твой слабый свет в небесной вышине:
Он думы разбудил, уснувшие во мне.
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где все для сердца мило,
Где стройны тополы в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,
И сладостно шумят полуденные волны.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень —
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.
Постепенно сама любовь в восприятии А. С. Пушкина стала меняться, появляется новое звучание этой темы. В этом стихотворении поэт делает попытку соединить две великие стихии — это природа и любовь. Великолепный, прекрасный, полный гармонии пейзаж — все это, несомненно, напоминает о любви: Звезда печальная, вечерняя звезда,
Из воспоминаний Марии Николаевны Раевской (Волконской)
«В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей третьей невестки, которая приняла меня с такой нежностью и добротой, которых я никогда не забуду
Пушкин, наш великий поэт, тоже был здесь; я знала его давно. Он был принят моим отцом в то время, когда его преследовал император Александр I за стихотворения, считавшиеся революционными.
Отец когда-то принял участие в этом бедном молодом человеке с таким огромным талантом и взял его с собой на Кавказские воды, так как здоровье его было сильно подорвано. Пушкин никогда этого не забывал; связанный дружбой с моими братьями, он питал ко всем нам чувство глубокой преданности.
Как поэт, он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он встречался. Мне вспоминается, как во время этого путешествия, недалеко от Таганрога, я ехала в карете с Софьей, нашей англичанкой, русской няней и компаньонкой. Завидев море, мы приказали остановиться, вышли из кареты и всей гурьбой бросились любоваться морем. Оно было покрыто волнами, и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала забавляться тем, что бегала за волной, а когда она настигала меня, я убегала от нее; кончилось тем, что я промочила ноги. Понятно, я никому ничего об этом не сказала и вернулась в карету. Пушкин нашел, что эта картинка была очень грациозна, и, поэтизируя детскую шалость, написал прелестные стихи; мне было тогда лишь 15 лет.
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередоюС любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!»
Природа щедро одарила Марию Николаевну, дав ей своеобразную красоту, ум и характер, отшлифованный хорошим воспитанием и чтением книг (она владела как родным, так и английским и французским языками), имела замечательный голос и музыкальные способности. Смуглая хохотушка внимательно умела всех слушать и угадывать настроение любого. В январе 1825 года девятнадцати лет Мария Николаевна по настоянию отца была выдана замуж за знатного и богатого тридцатисемилетнего генерала С. Г. Волконского— будущего декабриста. С именем М. Н. Волконской исследователи связывали цикл лирических стихотворений, написанных поэтом на юге.
Горячие споры среди пушкинистов вызвало таинственное посвящение, предпосланное “Полтаве”. К кому оно обращено? У Александра Сергеевича ни в рукописи, ни тем более в печатных изданиях женщина, к которой адресовано посвящение, не названа. Пушкинист и историк П. Е. Щеголев первый высказал предположение, что этой женщиной является М. Н. Раевская.
Сквозь обобщенный образ красавицы проступают в поэме и индивидуальные черты – особенно в пластике ее движений:
И то сказать: в Полтаве нет
Красавицы, Марии равной.
Она свежа, как вешний цвет,
Взлелеянный в тени дубравной.
Как тополь киевских высот,
Она стройна. Ее движенья
То лебедя пустынных вод
Напоминают плавный ход,
То лани быстрые стремленья.
Как пена, грудь ее бела.
Вокруг высокого чела,
Как тучи, локоны чернеют.
Звездой блестят ее глаза;
Ее уста, как роза, рдеют.
Но не единая краса
(Мгновенный цвет!) молвою шумной
В младой Марии почтена:
Везде прославилась она
Девицей скромной и разумной.
Героиню “Полтавы” Александр Сергеевич назвал Марией, а на полях рукописи заметил: “Я люблю это нежное имя”.
МНР: «В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел. Но во время добровольного изгнания нас, жен сосланных в Сибирь, он был полон самого искреннего восхищения: он хотел передать мне свое «Послание к узникам» для вручения им, но я уехала в ту же ночь, и он передал его Александре Муравьевой».
Пушкин показывает любовь как источник самой жизни, где каждому суждено испытать и незабываемую радость, и тревоги, и горе. Сама по себе любовь творит чудеса, она безгранична и всепоглощающа.
Во время ссылки в Михайловское Александр Сергеевич встречает у своих друзей и соседей из Тригорского Осиповых-Вульф Анну Петровну Керн.
Анна Петровна Керн вспоминала: «Я воспитывалась в Тверской губернии, в доме родного деда моего по матери, вместе с двоюродною сестрою моею, известною Вам Анною Николаевною Вульф, до двенадцатилетнего возраста. В 1812 г. меня увезли от дедушки в Полтавскую губернию, а 16 лет выдали замуж за генерала Керна.
В 1819 г. я приехала в Петербург с мужем и отцом, который, между прочим, представил меня в дом его родной сестры, Олениной 1. Тут я встретила двоюродного брата моего Полторацкого, с сестрами которого я была еще дружна в детстве. Он сделался моим спутником и чичероне в кругу незнакомого для меня большого света. Мне очень нравилось бывать в доме Олениных, потому что у них не играли в карты; хотя там и не танцовали, но зато играли в разные занимательныве игры, в которых принимали иногда участие и наши литературные знаменитости — Иван Андреевич Крылов, Иван Матвеевич Муравьев-Апостол и другие.
В чаду такого очарования мудрено было видеть кого бы то ни было… и вот почему я не заметила Пушкина. Но он вскоре дал себя заметить.
В течение шести лет я не видела Пушкина, но от многих слышала про него, как про славного поэта, и с жадностию читала: «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Разбойники» и 1-ю главу «Онегина»
Анна Петровна Керн оставила весьма интересные воспоминания о Пушкине; до нас дошли письма А. С. Пушкина, адресованные к ней.
АСП«Вы способны привести меня в отчаяние; я только что собрался написать вам несколько глупостей, которые насмешили бы вас до смерти, как вдруг пришло ваше письмо, опечалившее меня в самом разгаре моего вдохновения. Постарайтесь отделаться от этих спазм, которые делают вас очень интересной, но ни к чёрту не годятся, уверяю вас. Зачем вы принуждаете меня бранить вас? Если у вас рука была на перевязи, не следовало мне писать»
«Не съездить ли вам в Петербург? Вы дадите мне знать об этом, не правда ли? — Не обманите меня, милый ангел. Пусть вам буду обязан я тем, что познал счастье, прежде чем расстался с жизнью! — Не говорите мне о восхищении: это не то чувство, какое мне нужно. Говорите мне о любви: вот чего я жажду. А самое главное, не говорите мне о стихах... Ваш совет написать его величеству тронул меня, как доказательство того, что вы обо мне думали — на коленях благодарю тебя за него, но не могу ему последовать. Пусть судьба решит мою участь; я не хочу в это вмешиваться... Надежда увидеть вас еще юною и прекрасною — единственное, что мне дорого. Еще раз, не обманите меня.» Пушкин писал ко многим женщинам, которых любил, но почти все они утаили эти драгоценные письма, а Керн заботливо сберегла ту часть, которая пришлась на ее долю.
Одно из самых известных стихотворений А. С. Пушкина адресовано Анне Петровне Керн.
В первой строфе поэт вспоминает первую встречу с Керн, в 1819 году, в Петербурге, в доме Олениных. Керн писала о том, как Пушкин передал ей эти стихи в день ее отъезда из Тригорского. «Он пришел утром и на прощание принес мне экземпляр 2-й главы «Онегина», в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами: «Я помню чудное мгновенье» и проч. и проч. Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове — не знаю».
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Екатерина Николаевна Ушакова. Она была в полном смысле красавица: блондинка с пепельными волосами, темно-голубыми глазами, роста среднего, густые косы нависли до колен, выражение лица очень умное. Одна московская жительница писала в 1827 году о барышнях Ушаковых: "Меньшая очень хорошенькая, а старшая чрезвычайно интересует меня, потому что, по-видимому, наш знаменитый Пушкин намерен вручить ей судьбу жизни своей, ибо уже положил оружие свое у ног ее, т.-е. сказать просто, влюблен в нее. Уже после смерти поэта Ушакова вышла замуж за вдовца, коллежского советника Д. М. Наумова. По его требованию она уничтожила свои девические альбомы с рисунками и записями Пушкина. Когда Екатерина Николаевна умирала, то приказала дочери подать шкатулку с письмами Пушкина и сожгла их. Дочь просила не жечь. Она ответила: «Мы любили друг друга горячо, это была наша сердечная тайна; пусть она и умрет с нами». Екатерине Ушаковой посвящено стихотворение «Ответ».
Я вас узнал, о мой оракул!
Не по узорной пестроте
Сих неподписанных каракул;
Но по веселой остроте,
Но по приветствиям лукавым,
Но по насмешливости злой
И по упрекам... столь неправым,
И этой прелести живой.
С тоской невольной, с восхищеньем
Я перечитываю вас
И восклицаю с нетерпеньем:
Пора! в Москву! в Москву сейчас!
Здесь город чопорный, унылый,
Здесь речи — лед, сердца — гранит;
Здесь нет ни ветрености милой,
Ни муз, ни Пресни, ни харит.
Юная барышня Аннет Оленина резвилась среди гостей с детства. Дедушка Крылов, друг отца, был частым гостем в их доме. Ей посвящали стихи Гнедич и Козлов, она была знакома с Грибоедовым, Батюшковым, Кипренским, братьями Брюлловыми, Вяземским, Алябьевым. В семнадцать лет юная красавица стала фрейлиной и при дворе слыла одной из первых красавиц. Была она небольшого роста, миниатюрна, с золотисто-русыми кудрями и необыкновенно живыми глазами. Страстное увлечение Пушкина молоденькой Анной Олениной началось во время заседаний оленинских кружков под Петербургом. Пушкин посватался к Олениной в 1829 году, но родители её были к нему неблагосклонны. Он посвятил ей известно стихотворение «Я вас любил…», а также стихотворение «Предчувствие».
Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне...
Сохраню ль к судьбе презренье?
Понесу ль навстречу ей
Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей?
Бурной жизнью утомленный,
Равнодушно бури жду:
Может быть, еще спасенный,
Снова пристань я найду...
Но, предчувствуя разлуку,
Неизбежный, грозный час,
Сжать твою, мой ангел, руку
Я спешу в последний раз.
Ангел кроткий, безмятежный,
Тихо молви мне: прости,
Опечалься: взор свой нежный
Подыми иль опусти;
И твое воспоминанье
Заменит душе моей
Силу, гордость, упованье
И отвагу юных дней.
«Я вас любил» (романс)
И конечно, мадонна Пушкина
Наталья Николаевна Гончарова - самая сильная любовь поэта, его жена, мать его детей. Уже в восьмилетнем возрасте все обращали внимание на редкое, классически-античное совершенство черт ее лица и шутливо пугали маменьку - саму замечательно красивую женщину, - что дочь со временем затмит ее красоту и от женихов отбоя не будет! Суровая и решительная маменька в ответ поджимала губы и, качая головой, говорила: "Слишком уж тиха, ни одной провинности! В тихом омуте черти водятся!" И глаза ее сумрачно поблескивали.
Вальс Свиридова (танец)
В 1829 году Пушкин просит руки Натальи Николаевны, но вразумительного ответа не получает
Письмо Пушкина к Наталье Николаевне Гончаровой (маменьки возлюбленной):
«1 мая 1829 г. В Москве.
На коленях, проливая слезы благодарности, должен был бы я писать вам теперь, после того как граф Толстой передал мне ваш ответ: этот ответ — не отказ, вы позволяете мне надеяться. Не обвиняйте меня в неблагодарности, если я всё еще ропщу, если к чувству счастья примешиваются еще печаль и горечь; мне понятна осторожность и нежная заботливость матери! — Но извините нетерпение сердца больного, которому недоступно счастье. Я сейчас уезжаю и в глубине своей души увожу образ небесного существа, обязанного вам жизнью.— Если у вас есть для меня какие-либо приказания, благоволите обратиться к графу Толстому, он передаст их мне.
Удостойте, милостивая государыня, принять дань моего глубокого уважения.
Пушкин»
В 1830 году он пишет сонет «Мадонна», который посвящается его будущей жене Н. Н. Гончаровой. История написания этого стихотворения необычна. Как-то раз Пушкин в одной антикварной лавке приметил картину, которая была написана кистью старинного итальянского мастера — на ней изображена Мадонна с младенцем. Писатель был поражен тем, как сильно его будущая жена похожа на нее. Поэту очень захотелось приобрести эту картину, но у него не хватило денег. Тогда-то Пушкин и написал это стихотворение, где он отождествляет свою невесту с Мадонной, восхищается ею. Это стихотворение наполнено духом гармонии и совершенства:
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель
А лишь одной…
… чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель —
Она с величьем, он с разумом в очах —
Взирали…
…Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.
6 мая 1830 года состоялась помолвка Пушкина с Гончаровой
Письма Александра Сергеевича жене полны заботы, уважения, любви.
«11 октября 1830 г. Из Болдина в Москву.
Въезд в Москву запрещен, и вот я заперт в Болдине. Во имя неба, дорогая Наталья Николаевна, напишите мне, несмотря на то, что вам этого не хочется. Скажите мне, где вы? Уехали ли вы из Москвы? нет ли окольного пути, который привел бы меня к вашим ногам? Я совершенно пал духом и право не знаю, что предпринять. Ясно, что в этом году (будь он проклят) нашей свадьбе не бывать. Но не правда ли, вы уехали из Москвы? Добровольно подвергать себя опасности заразы было бы непростительно. Я знаю, что всегда преувеличивают картину опустошений и число жертв; одна молодая женщина из Константинополя говорила мне когда-то, что от чумы умирает только простонародье — всё это прекрасно, но всё же порядочные люди тоже должны принимать меры предосторожности, так как именно это спасает их, а не их изящество и хороший тон. Итак, вы в деревне, в безопасности от холеры, не правда ли? Пришлите же мне ваш адрес и сведения о вашем здоровье.»«10 декабря 1831 г. Из Москвы в Петербург.
Я всё боюсь, чтоб ты не прислала билетов на старую квартиру Нащокина и тем не замедлила моих хлопот. Вот уж неделю, как я с тобою расстался, срок отпуску моему близок; а я затеваю еще дело, но оно меня не задержит.»«25 сентября 1832 г. Из Москвы в Петербург.
Какая ты умненькая, какая ты миленькая! какое длинное письмо! как оно дельно! благодарствуй, женка. Продолжай, как начала, и я век за тебя буду бога молить.»А. С. Пушкин считал, что любовь — это состояние души человека. Любовь — это чувство, которое приносит радость, а не страдания, даже если это чувство не взаимное. Поэт с трепетом относится к жизни, воспринимая ее как божественный дар. А любовь он воспринимает как концентрированное, обостренное ощущение жизни. Жизнь меняется, движется, так и любовь: она возникает, развивается и исчезает, проходит. Автор не видит в этом трагедии. Напротив, он благодарен судьбе за то, что это высокое чувство было в его жизни, ведь его могло и не быть. Ярким примером такого взгляда на любовь является стихотворение «На холмах Грузии…»:
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого.
Что не любить оно не может.
Любовь для Пушкина — это состояние души человека, потому что в нем проявляется полнота жизни, ощущение радости бытия. Именно поэту «грустно и легко», именно поэтому печаль его «светла».
Далеко не всё было безоблачно в жизни поэта.
И когда обстоятельства вынудили защищать жену, семью, честь – он не раздумывал.
Ведь для поэта со времён юности остались незыблемыми такие понятия, как честь, совесть, достоинство, ответственность…
Л. ГЕККЕРЕНУ.
25 января 1837 г. В Петербурге.
Барон!
Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.
Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы. Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.
Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать хода этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга
26 января 1837.
Александр Пушкин.
По получении этого письма, утром 26 января Геккерен послал Пушкину вызов, в связи со своим официальным положением — от имени Дантеса.
Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В "цареубийцы" заклеймен.
Но ты, в безвременную тьму
Вдруг поглощенная со света,
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему!..
Назло людскому суесловью
Велик и свят был жребий твой!..
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах... знойной кровью.
И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил -
И осененный опочил
Хоругвью горести народной.
Вражду твою пусть тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь...
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..
Именно А. С. Пушкин — это источник, из которого будут черпать вдохновение поэты, ученые и простые люди, для которых поэт создавал свои бессмертные произведения.
Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жены, любившие нас!
Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
Подымем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Дуэт «Тает жёлтый воск свечи…»
«Былое нельзя воротить...»
«И вдруг замечаю: у самых Арбатских ворот извозчик стоит, Александр Сергеевич прогуливается.
И завтра, конечно же, что-нибудь произойдёт…»