Литературно-музыкальная композиция Годы, опалённые войной.

Литературно-музыкальная композиция
«ГОДЫ, ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ»


Давным-давно закончилась война,
Но как бы мы её не замечали,
Всей боли, что оставила она, нам не забыть!
И цвет её шинели
Нам тоже, как цвет крови, не забыть!

Я знаю: никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны.
В том, что они, кто старше, кто моложе,
Остались там и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь.
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же

Мы родились в мирное время. Нам не пришлось слышать орудийные раскаты, видеть умирающих людей, видеть слёзы матерей, оплакивающих своих детей, близких. Наше поколение живёт, учится, готовит себя к мирному труду на благо нашей Родины. Но не всегда было так. Были суровые дни на нашей прекрасной земле. Было трудно таким же парням и девчатам, было трудно нашим отцам и дедам.

Такою всё дышало тишиною,
Что вся земля ещё спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
Всего каких-то пять минут осталось.

От советского информбюро.
И всего-то два слова, два
прозвучало: «Война началась!».
А страшнее есть ли слова?!
Началась, началась, началась
Как набатом во все края
загорелось вдали от нас,
только всюду земля своя.

В 41-ом памятном году
Из гнезда немецкого Берлина
Всей земле, всем людям на беду
Ринулась фашистская машина.

22 июня 1941 года фашистская Германия без объявления войны внезапно напала на Советский Союз. Гитлеровская клика совершила чудовищный акт вероломства, нарушив договор о ненападении. Гитлер обрушил на Советский Союз удар огромной силы. Тысячи фашистских самолетов вторглись с воздушное пространство нашей Родины, сбрасывая бомбы на города, аэродромы и железнодорожные узлы, тысячи орудий открыли огонь по пограничным заставам и частям Красной Армии, танковые и моторизованные соединения вторглись на Советскую территорию.


Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
что двадцать лет и тридцать лет
живым не верится, что живы.
А к мертвым, выправив билет,
Всё едет кто-нибудь из близких,
И время добавляет в списки, ещё кого-то, кого нет..
И ставит, ставит обелиски.

Звучит песня «Вставай, страна огромная!»

Вот он новый порядок, который намеревался установить на нашей земле Гитлер. Тысячи и тысячи убитых мирных жителей, разрушенные города и сожжённые дотла сёла, миллионы оставшихся без крова, без родителей маленьких детей. Массовые расстрелы советских граждан, виновных только в том, что они горячо любили свою Родину. И виселицы на центральных площадях. А потом будут ещё лагеря смерти и газовые камеры и многое другое, что можно приспособить для массового истребления советских людей, народов Европы, попавших под пяту гитлеровских захватчиков.

Идут войска, идут в который раз
Они идут – колонна за колонной
Ещё в гражданском, тащат узелки.
Невидимые красные знамёна
Сопровождают красные полки.

На всех предприятиях создавались отряды народного ополчения. Тысячи добровольцев уходили на фронт.

Новый чемодан длиной в полметра,
Кружка, ложка, ножик, котелок.
Я заранее припас всё это,
Чтоб явиться по повестке в срок.
Как я ждал ей, и, наконец-то,
Вот она, желанная, в руках.
Пролетело, отшумело детство
В школах, пионерских лагерях.
Молодость девичьими руками
Обнимала и ласкала нас.
Молодость холодными штыками
Засверкала на фронтах сейчас.
Молодость за всё родное биться
Повела ребят в огонь и дым.
И спешу я присоединиться
К возмужалым сверстникам своим.

В далеком «потом», людям,
Не знающим вида щинели ,
Людям, которым не слышать шрапнели,
Им, над которыми бомбы не пели,
Снова и снова пусть скажут о том,
как уходили товарищи наши,
взглядом последним окинув свой дом.

Песня «На врага за Родину вперёд».

Тот первый день как гром в лазури
Заставил вздрогнуть шар земной.
Цветок, проросший в амбразуре,
Нам память обожжёт войной.
Тот день годами не измерить,
Его запомнит наш народ.
Всем подвигам и всем потерям
Открыл тот день суровый счёт.
И Брест для нас - святое место.
Сквозь море смерти и тревог
Мы к Дню Победы шли от Бреста
По сотням огненных дорог.

Страшный бой идёт, кровавый,
Смертный бой не ради славы –
Ради жизни на земле.

Символом беспримерной стойкости, мужества и героизма народа в годы Великой Отечественной войны стала героическая оборона Брестской крепости. Отбывая вероломное и внезапное нападение гитлеровских захватчиков на Советский Союз, защитники Брестской крепости в исключительно трудных условиях проявили в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками выдающуюся воинскую доблесть, массовый героизм и мужество, которые стали символом беспримерной стойкости советского народа. «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!» - такую надпись оставил неизвестный герой, один из последних защитников крепости. Подвиг гарнизона Брестской крепости с особенной силой воплотил в себе лучшие качества советского воина, так ярко раскрывшиеся в годы Великой Отечественной войны. Гитлеровское командование не раз обращалось к защитникам крепости с предложением сдаться в плен. Но всякий раз предложения отвергались. «Советские люди в плен не сдаются!» - таков был ответ героев.

Пусть вражья свора мечется в испуге,
И подкреплений нет из дальних мест,
Нет, не сломить ей крепости на Буге,
И шлёт, и шлёт в эфир сигналы Брест.
Звучали те сигналы глуше, глуше
Но дрался гарнизон, как в землю врос,
То был не крик «Спасите наши души!»,
Не гибельный, не судорожный SOS.
Как сердце Данко, огненно пылая,
Не растворяясь в беспокойной мгле,
Держалась крепость, кровью истекая,
Отстаивая правду на земле.
Хоть зычный голос пушек и орудий
Был не сильнее радиоволны,
Геройство эхом отозвалось в людях,
То эхо длится дольше всей войны.

«Песня о Брестской крепости».

Но несмотря на стойкость и мужество бойцов и командиров Красная Армия в первые месяцы войны вынуждена была отступать.

То была печаль большая,
Как брели мы на восток.
Шли худые, шли босые
В неизвестные края.
Что там? Где она, Россия?
По какой рубеж своя?

Болота, населенные чертями,
Дороженьки, которым нет конца.
Смоленщина встречает нас дождями,
В которых больше, чем воды, свинца.
И вновь земля трясется от ударов,
И вновь взрывная катится волна.
Ты, наша юность, пламенем пожаров
И отсветом ракет озарена.

По дорогам войны моя память с пехотой шагает.
Снова бой у реки, я опять по сугробам ползу.
И опять в пятый раз меня пуля врага настигает,
И я падаю в снег и подняться опять не могу.
И шевелится вновь возле сердца свинцовый осколок,
Я пытаюсь уйти, но не в силах уйти от войны.
Снова бой у реки за родной белорусский поселок,
И опять на губах горький привкус кровавой слюны.
Раны лечит земля, отчий дом от боёв отдыхает,
А война всё живёт и подспудно тревожит меня.
Лишь закрою глаза – пулемётная дробь не стихает,
И опять чуть живого выносят меня из огня.
По дорогам войны моя память шагает устало.
На висках седина и я юность опять не верну,
Много дней с той жестокой поры миновало,
Но я сердцем солдат, и оно не забудет войну.

Нет, не однажды на полях войны
Мне доводилось видеть поле боя.
Убитые лежат средь тишины,
Не ведая последнего покоя.
Занесены их ноги над землей,
Трава вокруг обуглена и смята,
И чудится, что степью неживой
Они ещё торопятся куда-то.
И столько в этом вызова живым,
Такое в этом гордое стремленье,
Что кажется, подай команду им,
И мертвые рванутся в наступленье.

«Ариозо матери»

У нас окопное терпенье
мы всё могли перетерпеть:
И осень, звонкую как медь,
и город в зарослях сирени,
Оставив на краю земли
за разбомбленной переправой
В плену за проволокой ржавой.
С боями на восток ушли,
Но и в сугробах Подмосковья
и в топях белорусских рек
Был Киев первою любовью,
незабываемый вовек.
И во сто крат я был влюбленный
там, в сталинградском далеке.
Царапина на старом клёне
казалась на моей руке.
Повешенный был кровным братом,
расстрелянный - родным отцом.
Был путь один – прийти солдатом
и двери отворить штыком.

15 ноября 1941 года гитлеровцы начали наступление на Москву. В эти грозные дни Алексей Толстой в статье «Москве угрожает враг» писал: «Ни шагу назад, ни шагу дальше. Пусть трус и малодушный, для кого своя жизнь дороже Родины, дороже нашей Москвы, гибнет без славы. Ему нет и не будет места на нашей земле. Враг нас теснит. Над Москвой нависла угроза».

Все связано с Москвой: повестка военкома
и митинг у райкома, и штык над мостовой.
Зенитки у крыльца, и танки у фонтана,
И голос Левитана, и мужество бойца.
Всё связано с Москвой: и Яузы теченье,
И запись в ополченье, и марш к передовой,
И бой на большаке, и братская могила.
И вражеская сила отброшена к реке.
Всё связано с Москвой: сраженья и парады,
И высшие награды за подвиг боевой,
И солнечного дня сияющие блики,
И красные гвоздики у Вечного огня.

Бились насмерть бойцы 316 дивизии генерала Панфилова.
Коммунист, комсомолец, боец,
Нам назад отступать не дано.
И тогда 28 сердец
Застучали как сердце одно.
И тогда молодой политрук
Посмотрел на себя, на ребят –
28 протянутых рук,
28 взведённых гранат.
Тебе не расстаться с шинелью,
Ни разу уже не раздеться,
Снега, поднимитесь метелью,
Когда умирают гвардейцы.
Запомни навек политрука слова:
«Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!»

Под ясенем, где светлый луч бежал,
Боец, сраженный пулей в полдень ясный,
Сверкая каской, в полный рост лежал
лицом на запад, мертвый, но прекрасный.
Как твёрдо стиснут был его кулак,
Рука его была так крепко сжата,
что не могли его разжать никак
два белобрысых зверя, два солдата.
Они склонились в ярости над ним,
скоты таких упорных не любили,
кололи грудь его штыком стальным
и кованым железом долго били,
но всё равно сквозь злобный блеск штыка
как верный символ нашего ответа
тянулась к солнцу сжатая рука
с простреленным листочком партбилета.

Песня «Журавли».

Бессмертный подвиг совершил Николай Гастелло, направив объятый пламенем самолёт на скопление вражеских машин и цистерн с горючим. Десятки немецких машин взлетели в воздух. Вражеской зениткой разбит бензобак самолёта
Слепящего пламени вздыбился вал и с дымным смешался туманом,
но крепко рука его держит штурвал и зорки глаза капитана.
Прыжок? Это значит, что плен впереди, что сдался орде оголтелой.
Нет, враг просчитался, есть выход один у Гастелло.
Вниз, к вражеским танкам, к цистернам, винтом
На чёрные вражьи колонны, на них самолёта пылающий ком
Он бросил рукой опалённой. Она ещё держит горячий штурвал
И землю глаза различают. Он знает, что смертного пламени шквал
Победу стране предвещает. И если бы несколько жизней имел,
За Родину отдал бы смело. И громом неслыханным шквал прогремел,
И вечною славой - Гастелло!

В первых числах декабря 1941 года фашисты казнили в селе Петрищево 18-летнюю комсомолку, назвавшую себя Татьяной.
Как собачий лай чужая речь,
Привели её в избу большую,
Куртку ватную сорвали с плеч
Старенькая бабка топит печь,
Пламя вырывается, бушует.
Сапоги с трудом стянули с ног,
Гимнастёрку сняли, свитер сняли,
Всю как есть, от головы до ног,
Всю обшарили, всю обыскали.
Каменная оторопь – не страх.
Плечики остры и руки тонки.
Ты осталась в стеганых штанах
И в домашней стеганой кофтёнке.
Стала ты под пыткою Татьяной.
Онемела, замерла без слёз.
Босиком, в одной рубашке рваной
Зою выводили на мороз.
Снегом запорошенные пряди
Коротко остриженных волос
Это я, не бойтесь, всё в порядке,
Я молчала, кончился допрос.
Только б не упасть любой ценою,
Окрик «РУС!» и ты идёшь назад
И опять глумится над тобою
Гитлеровской армии солдат.

Русский воин, юноша, одетый в справедливую шинель бойца!
Ты обязан помнить все приметы этого звериного лица
Ты его преследовать обязан, как бы он ни отступал назад,
Чтоб твоей рукою был наказан гитлеровской армии солдат.
Чтобы он припомнил, умирая, на снегу кровавый Зоин след,
Но постой, постой, ведь я не знаю всех его отличий и примет!
Малого, большого ль был он роста, черномазый, рыжий ли, Бог весть,
Я не знаю, как же быть? А просто бей любого, это он и есть.
Встань над ним карающей грозою, помни твёрдо – это он и был,
это он истерзанную Зою по снегам Петрищева водил.
И покуда собственной рукою ты его не свалишь наповал,
я хочу, чтоб счастья и покоя опалённым сердцем ты не знал.

Песня «Не могу забыть»

1 июля 1942 года после 250 дней оборонительных боёв наши войска вынуждены были оставить Севастополь. 250 дней длилась героическая оборона Севастополя, вошедшая в историю Великой Отечественной войны как одна из самых длинных её страниц. Это были 250 дней непрерывных ожесточенных боёв с вооруженным до зубов противником. 250 дней битвы за каждую пядь Крымской земли.

О скорбная весть! Севастополь оставлен.
Товарищи, встать как один перед ним.
Пред городом мужества, городом славы,
Пред городом - доблестным братом твоим.
Но мы не хотим и не будем прощаться
с тобой, не смирившийся город-солдат.
Ты жив, ты в сердцах москвичей, сталинградцев.
Дыханье твоё бережёт Ленинград.
Промчится година железа и горя,
Мы кончим победою наши бои.
У теплого моря, у синего моря
Он встанет опять из развалин своих.
Нет, только не плач, мы не чтим его память
И этой минуты великая тишь затем,
Чтоб сказать: «Севастополь, ты с нами,
Ты с нами, ты бьешься, ты победишь!»
Геройски сражалась морская пехота,
Чтоб матери больше не слепли от слёз.
И нет среди вас безымянных героев,
Вам званье дано ЧЕРНОМОРСКИЙ МАТРОС.

«Песня о Севастополе».

Великим примером стойкости и мужества советских людей была оборона Ленинграда. Сентябрь 1941 года. Суровые тревожные слова воззвания: «Товарищи ленинградцы! Дорогие друзья! Над нашим родным и любимым городом возникла угроза нападения немецко-фашистских войск. Враг пытается проникнуть в Ленинград. Ленинград стал фронтом.»

Подвергая горожан страшнейшим лишениям и пыткам, враг рассчитывал, что голодающие мёрзнущие люди вцепятся друг другу в горло из-за глотка воды, из-за куска хлеба и в конце концов сдадут город. Но люди не только выдержали эти пытки, они окрепли морально.

Мы вышли из блокадных дней суровей, строже, суше,
Сердца не стали холодней, черствей не стали души.

Чем этот подвиг людской измерить,
Как описать блокадную муку?
Сквозь блокаду через лёд и смерть
Родина городу протянула руку.
Холод льда был смертельно жарким,
Подвиг стал человеческий вечен,
С этой трагической триумфальной
В мире сравнить нечего.

Шли бои, а музы не молчали, Нет, музы не молчали на невских берегах в огненные годы. Они вели в бои, они становились оружием, разящим врагов. Всеми калибрами искусство прицельно било по врагу, вдохновляя фронтовиков на ратные подвиги. Взметнулась дирижёрская палочка и притихший белоколонный зал Филармонии осаждённого города заполнили звуки гимна мужеству и стойкости непокоренных.


Какая музыка была! Какая музыка играла,
Когда и души, и тела война проклятая попрала.
Какая музыка во всём, всем и для всех не по ранжиру,
Осилим, выстоим, спасём,
Ах, не до жиру, быть бы живу.
Солдатам голову кружа,
Трёхрядка под накатом брёвен
Была нужней для блиндажа,
Чем для Германии Бетховен.
И через всю страну струна
натянутая трепетала,
когда и души и тела
война проклятая топтала.
Стенали яростно, навзрыд
Одной-единой страсти ради
На полустанке – инвалид,
И Шостакович – в Ленинграде.

За залпом залп, гремит салют,
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пестрыми цветут,
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
ни утешать людей не надо,
их радость слишком велика.
Гремит салют над Ленинградом.
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась.
На праздничный салют с тобой
Пол-Ленинграда не поднялось.
Рыдают люди и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе салют.
Сегодня ленинградцы плачут.

Песня «Ветераны тоже были юными»

Заняла война полсвета,
Стон стоит второе лето,
Опоясал фронт войну.
Где-то Ладога, а где-то
Дон. И то же на Дону.
Где-то лошади в упряжке
в скалах зубы бьют об лёд,
где-то яблоня цветёт,
и моряк в одной тельняшке
тащит степью пулемёт.
Где-то бомбы топчут город,
Тонут на море суда,
Где-то танки лезут в горы,
К Волге двинулась беда.

Октябрь 1942 года. Волга кипела. Синий пламень разрывов германских мин вспыхивал на волнах. Выли несущие смерть осколки. Угрюмо гудели в тёмном небе наши тяжёлые бомбардировщики. Сотни светящихся трасс, окрашенных в синие, красные, белые цвета, тянулись к ним от германских зенитных батарей. Земля, небо, Волга – всё было охвачено пламенем и сердце чуяло – здесь битва идет за судьбы мира, здесь решается вопрос всех вопросов. Здесь среди пламени сражается наш народ.

Для нас земли за Волгой нет,
Так говорили сталинградцы,
Давая Родине обет,
Что будут до конца сражаться.
А ведь она, земля, была
За Волгой вплоть до океана,
И от Таймыра пролегла
До гор Памира и Тянь-Шаня.
Была, была земля за Волгой
И без неё, как тут ни кинь,
Не удержался б город
На узкой кромке у реки.
Но из-за Волги вся держава
На помощь Сталинграду шла.
Немыслимая переправа,
Но связь с Отчизною жила.
И вот от обороны долгой
Прошли вперед мы, враг дрожит,
Он окружён, не убежит.
Одна была земля за Волгой
и потому был враг разбит.
Но нет противоречья в том,
Что сталинградцы говорили,
Отстаивая каждый дом
И камни те, что домом были.
Для нас земли за Волгой нет –
Была то клятва сталинградцев,
Что будут до конца сражаться.
Они сдержали свой обет.

Песня «Поклонимся великим тем годам»

Майский полдень лучист, над Берлином затихла гроза
И пришла тишина, настороженно-чуткая следом.
Тот, кто видел её, кто тогда заглянул ей в глаза,
Тот навеки запомнит черты долгожданной Победы.
Через пепел и камни в простой запыленной одежде
К нам шагала она, поседевшая мудрая мать.
Та, что нас родила, та, что всех нам нужней и дороже.
Нет, её не согнула, не сломала гроза.
Только стала лицом она строже за годы разлуки.
Мы глядели в её молодые, как прежде, глаза,
На её потемневшие в ссадинах руки.
Здравствуй, мать! Где-то в горле застряли слова,
По щекам потекли столько лет бережёные слёзы,
А за ней распахнулась родимых небес синева
И на дальних пригорках под ветром качнулись берёзы.

Но за победу народы заплатили своей жизнью. Гитлеровские преступники затопили мир в крови. Нюрнбергский процесс вскрыл чудовищные зверства, которые фашизм творил на захваченной земле.

Гитлеровцами уничтожено на территории РСФСР 1 793 000 человек.

Во Львове расстреляно 6 000.

В Днепропетровске 10 500 человек.

В Ленинграде 632 253 человека.

А лагеря смерти Маутхаузен, Дахау, Майданек?

Перед зверствами фашистов бледнеют злодеяния Чингиз-хана, Мамая, Батыя.

Во Львове фашисты устроили выставку убитых. На первом месте лежала женщина, к ней штыком был приколот ребёнок.

В деревне Белый Раст группа пьяных немцев поймала 12-летнего мальчика Володю Ткачёва и поставила как мишень на крыльцо. Мальчик был весь изрешечён пулями.

В Курске немецкий офицер ударил головой об стену и убил 2-х летнего сына Бойковой за то, что он плакал!

В Курской области фашисты раздели крестьянина Алёхина и заставили его копать себе могилу. Затем сломали ему руки, обрезали уши, нос, выкололи глаза и расстреляли.

В Орловской области гитлеровцы связали 17-летнюю Надю Мальцеву и приказали матери сжечь её. Мать упала в обморок. Тогда они сами подожгли девушку. Очнувшись, мать кинулась в огонь, фашисты убили её.

Вы думаете, павшие молчат?
Конечно, да, вы скажете. Неверно!
Они кричат, пока ещё стучат
Сердца живых и осязают нервы.
Они кричат не где-нибудь, а в нас,
За нас кричат, особенно ночами,
Когда стоит бессонница у глаз
И прошлое томится за плечами.
Они кричат, когда покой,
Когда приходят в город ветры полевые
И со звездою говорит звезда,
И памятники дышат как живые.
Они кричат и будят нас, живых,
Невидимыми чуткими руками.
Они хотят, чтоб памятником им
Была земля с пятью материками.

Песня «Алёша».

Да, мы смертны все на этом свете,
Но бессмертен человечий род.
Жизнь, она как тёплый дождь в пролетье,
В новых поколениях взойдёт.
Но взойдёт ли? Смутно и тревожно
Я вопрос всё чаще задаю:
О Земля, ответь мне односложно,
Кто продлит к тебе любовь мою?
Чтобы разум крепнущий был вечен,
Этот малый добрый шар земной
Красотой души очеловечен,
Осердечен и украшен мной.
Так неужто это всё, что рядом
Вдруг проглотит страшная гроза?
Этот, в сущности, незримый атом
Всей планете ослепит глаза?
И уже ничто не превратится
На земле ни в тополь, ни в траву.
Я читаю всё это на лицах
И с таким вопросом сам живу.

Голубая планета серьезно больна,
Завтра может прийти мировая война.
И ракеты как опухоль в теле земли,
Она просит, чтоб выжить мы ей помогли.
Стонет наша земля, наша общая мать,
Как не хочется ей, молодой, умирать.
Люди, бейте в набат! Мир, вставай, не молчи!
Мы спасём её все, мы сегодня – врачи!

Песня «Голос мира».

Быть или не быть траве, деревьям, людям,
Рассветам, песням и цветенью роз?
Быть жизни иль не быть? Мы будем иль не будем?
Жестокий это и прямой вопрос.
Поток угроз и злобен и неистов,
Лиха ракетно-ядерная прыть.
Но нас не запугать, мы – оптимисты!
Мы боремся за мир, мы верим:
(все) МИРУ БЫТЬ!

Песня «Бухенвальдский набат» (первый столбик).
15