Курсовая Создание иронии в поэтическом тексте

.2
Глава 1. Ирония как художественный приём и стилистический эффект
1.1 Определение иронии как языкового явления.......5
1.2 Эволюция иронии в различных эстетических системах.....7
Глава 2. Ирония в индивидуально-авторской картине мира
2.1 Особенности поэтического языка Дмитрия Воденникова в контексте современного литературного процесса...10
2.2 Место иронии в авторской картине мира...14
2.3 Языковые средства создания иронии в поэтическом тексте Дмитрия Воденникова....27
Заключение..........34 Список литературы.....36
















Введение
Проблема иронии, вне всякого сомнения, самая глубокая и прельстительная из всех существующих проблем.
Т.Манн

Русская поэзия рубежа XX-XXI веков – непростое и во многом противоречивое культурно-языковое явление, требующее глубокого научного осмысления. Существует множество причин, по которым этому интереснейшему явлению не уделяется должного внимания: здесь и сравнительно небольшая временная дистанция между созданием текста и его исследованием, и неоднозначность определения границ поэзии в современной культурной ситуации, и попросту малоизвестность и непопулярность сложнейших и интереснейших текстов, анализ которых требует глубокой вовлечённости исследователя в контекст не только современной поэзии, но и современной культуры в целом. В настоящее время единственным фундаментальным широкомасштабным исследованием поэзии конца XX-начала XXI века является работа Александра Житенёва «Поэзия неомодернизма». Однако, хотя мы не имеем на данный момент большого количества крупных научных работ, нельзя сказать, что поэзия сейчас находится в полностью «безвоздушном» пространстве и совершенно никем не осмысляется: на протяжении последних десятилетний можно проследить целую парадигму литературно-критических и научных статей таких выдающихся исследователей, как Д.Бак, М.Айзенберг, Д.Кузьмин, И.Кукулин, Д.Давыдов, Л.Вязмитинова и другие. На работы некоторых из них мы будем опираться в своём исследовании.
Одним из основных изобразительно-выразительных средств, используемым как в современных художественных и публицистических текстах, как и в устной речи, является ирония. Ирония – неотъемлемая часть мышления современного человека. В своей эволюции ирония прошла несколько этапов: от античных времён (сократовская ирония, трагическая ирония) через принципиально неиронические барокко и классицизм к романтизму, не имела большого значения в реализме, но переродилась в эпоху декаданса в иронию отрицательную и нигилистическую, и, наконец, пришла к своему современному – постмоденистическому – состоянию. Её значение и направленность в указанных эстетических системах было различно. Однако даже в рамках одной системы ирония может использоваться для самых разных, порой даже противоположных целей. Для того, чтобы проследить эти цели и яснее понять авторский замысел, мы применяем анализ языковых средств создания иронии. Таким образом, актуальность нашего исследования обусловлена изменением целей и условий использования языковых единиц, выражающих иронию, в современном поэтическом тексте по сравнению с традиционными.
Объектом нашего исследования является поэзия постконцептуалиста Дмитрия Воденникова, одного из известнейших современных авторов поколения «сорокалетних». Предметом исследования выступают языковые единицы, выражающие иронию в его поэтическом тексте.
Научная новизна нашего исследования состоит в том, что в данной работе мы предпринимаем попытку проведения лингвистического анализа языковых единиц, способствующих выражению иронии в современной не собственно иронической поэзии. В ходе лингвистического анализа мы рассмотрим и классифицируем логико-синаксические и стилевые средства выражения иронии, иронические метафору, антитезу, гиперболу и др. В своей работе мы используем следующие методы исследований: описательный метод, метод анализа словарных дефиниций, контекстуальный анализ. Практическая значимость проделанной работы заключается в том, что его материалы и результаты могут быть использованы в дальнейших исследованиях языкового анализа текстов поэта Воденникова в частности и современной поэзии в целом.
Цель работы – исследование иронии в творчестве Дмитрия Воденникова, осмысление её роли в индивидуально-авторской картине мира и изучение средств её создания. Для каких целей этот поэт использует иронию, на что эта ирония направлена и посредством каких языковых средств он этого достигает? Наше исследование – попытка ответить на эти вопросы.

























Глава 1.
Ирония как художественный приём и стилистический эффект

1.1. Определение иронии как языкового явления

Ирония – сложное и многообразное языковое явление.
В стилистике ирония – троп (иногда её относят к стилистическим фигурам). Это выражающее «насмешку или лукавство иносказание, когда слово или высказывание обретают в контексте речи значение, противоположное буквальному смыслу или отрицающее его, ставящее под сомнение». В других словарях («Толковом словаря живого великорусского языка» В.Даля, «Толковом словаре русского языка» под ред. Д.Н.Ушакова, «Словаре современного русского литературного языка» 1956 г., «Словаре лингвистических терминов» О.С.Ахмановой) также неизменно выделяют два аспекта иронии: противоположность (или существенное несоответствие) смысла иронического высказывания его буквальному значению и насмешку как цель иронии.
В эстетике ирония «вид комического, идейно-эмоциональная оценка, элементарной моделью или прообразом которой служит структурно-экспрессивный принцип речевой, стилистической иронии. Ироническое отношение предполагает превосходство или снисхождение, скептицизм или насмешку, нарочито запрятанные, но определяющие собой стиль художественного произведения или организацию образной системы (характеров, сюжета, всего произведения)».
Исследователь М.Е.Лазарева называет иронию частью парадигмы комического, отличающейся от других её феноменов (остроумия, юмора, пародии, парадокса, сарказма, сатиры и гротеска) «по наличию противопоставления плана содержания плану выражения, наличию прагматической цели и глубине социального накала».
Высшей степенью иронии называют сарказм – «суждение, содержащее едкую, язвительную насмешку над изображаемым». Саркастические высказывание более эмоционально (отчётливее видна негативная оценка, сарказму, в отличие от иронии, «не свойственно «спокойное» отношение к предмету изображения или «игра» с ним»), более открыто, чем ироническое (ирония значительно более иносказательна).
Сходен с иронией такой вид комического, как юмор («отношение сознания к объекту, сочетающее внешне комическую трактовку с внутренней серьезностью»). Однако «в иронии смешное скрывается под маской серьезности, <> в юморе серьезное под маской смешного». В иронии преобладает отрицательное (или насмешливое) отношение к предмету, в юморе – положительное (снисходительное одобрение).
Интересную трактовку иронии как тропа предлагает Н.А. Сырма. Исследователь рассматривает её как вид метафоры, наряду с метонимией и синекдохой. Различаются же ирония, метонимия и синекдоха по способам редукции или интеграции. По мнению исследователя, «ирония выражает метатропологический смысл, поскольку она разворачивается в поле осознания ошибки (или неправильности) суждения, мышления, анализа. Ирония диалектична по существу, она употребляется сознательно, с одной стороны, ради самоотрицания, с другой – ради выражения априорий, возникших при размышлении» .


1.2. Эволюция иронии в разных эстетических системах

Очевидно, что исследование иронии как категории языка (тропа в художественном произведении или элемента устной речи) возможно лишь в комплексе с изучением её как категории сознания, ведь ирония – это вид комического, реализующий особенное мировосприятие. Однако её смысл, цель и направленность в разные исторические эпохи видоизменялись в зависимости от политических, социальных, культурных и других факторов. В отдельных культурно-исторических контекстах ирония становилась не только ситуационной, сиюминутной прихотью ирониста (субъекта иронии), но осознанным принципом отношения к действительности или отдельным её явлениям.
История иронии как философской категории начинается с античных времён и связывается с именем Сократа. Так называемая сократовская ирония «состоит в отрицании как реальной, объективной истины, так и субъективного представления о последней; согласно иронии такого рода, единственная истина это самодовлеющее отрицание, о чем свидетельствует, в частности, знаменитое изречение философа: «Я знаю только то, что ничего не знаю»». В античном театре встречается трагическая ирония («ирония судьбы», «объективная ирония»), где в роли ирониста выступает судьба (рок, высшие силы), в роли объекта иронии – герои, не подозревающие, что их гибель предопределена их собственными поступками.
Ирония чужда литературе Средневековья, а также классицизму и барокко, как ориентированным на повиновение канонам и стандартам, основанным на безусловной системе ценностей.
Романтическая ирония – один из основополагающих мировоззренческих принципов немецкого романтизма. Ирония была мыслима как универсальное орудие для исполнения основного стремления романтиков – достижения свободы, она «бесконечна», с её помощью всё постоянно подвергается сомнению и отрицанию, всё – как в реальном мире, так и в духовной жизни личности. «Ирония как принцип мироотношения предопределяла в творчестве романтиков и композиционно-художественную игру противоположностями: реального и фантастического, возвышенного и прозаического, разумного и алогичного».
Романтическая ирония претерпевает трансформацию с наступлением кризиса романтического сознания и перехода от раннего романтизма к позднему; ирония становится сначала горькой («автор равно иронизирует и над объективным злом, и над собственным бессилием противоборствовать ему»), затем мрачной («к насмешке над злом и собою примешивается сомнение в реальности идеалов, их существования вообще»).
В реализме XIX в. мироощущение менее субъективно, чем при романтизме, и ирония не играет существенной роли, не является основополагающим принципом. «Здесь ирония нередко сливалась с сатирой чего совершенно не предполагала романтическая ирония, превращалась в сарказм, становясь средством разоблачения и обличения общественного устройства или отдельных сторон жизни».
В эпоху декаданса у некоторых символистов появляется «отрицательная», «нигилистическая» ирония, о чём пишет Александр Блок в своей статье «Ирония»: «Мы видим людей, одержимых разлагающим смехом, в котором топят они, как в водке, свою радость и свое отчаянье, себя и близких своих, свое творчество, свою жизнь и, наконец, свою смерть».
В литературе первой половины XX века ирония приобретает новые формы, в частности, используется как метод отстранения автора от описываемых событий и героев. Это становится одним из основных принципов в эпических реалистических произведениях (например, у Т.Манна, который «подчеркивал, что ирония необходима для эпического искусства как взгляд с высоты свободы, покоя и объективности, не связанный никаким морализаторством»).
Особую роль ирония играет в постмодернистской культуре. Как и романтическая, постмодернистическая ирония способ мироотношения. В «Словаре слов, терминов и понятий постмодернизма» говорится следующее:
«Иро
·ния (от греч. «притворство) Это понятие фиксирует особый способ отношения к жизни и культуре как тонкую скрытую насмешку, лёгкое, несерьезное восприятие всего. Фигура иронии является семантически амбивалентной: с одной стороны, она есть высмеивание и в этом отношении профанация некой реальности, основанная на сомнении в её истинности или даже предполагающей неистинность этой реальности, с другой же – ирония есть как бы проба этой реальности на прочность, оставляющая надежду на ее возможность – или при уверенности в обратном – основана на сожалении об отсутствии таковой. «Ответ постмодернизма модернизму состоит в признании прошлого: раз его нельзя разрушить, ведь тогда мы доходим до полного молчания, его нужно пересмотреть – иронично, без наивности» (У.Эко). Эта ирония вызвана также и тем, что человек осознает свою несостоятельность в плане познания сущности мира и своей собственной сущности и вырабатывает соответствующее поверхностное мировосприятие. Насмешке подвергается всё – человек, вещь, история, политика и т.д. Символом постмодернистской иронии являются кавычки, задающие многослойную глубину прочтения текста. Всё это задает в постмодерне безграничную свободу языковых игр в поле культурных смыслов. Однако подлинная глубина постмодернистской иронии открывается на уровне её самоиронии: пародист «пародирует сам себя в акте пародии» (И.Хассан)».
Глава 2.

Ирония в индивидуально-авторской картине мира

2.1. Особенности поэтического текста Дмитрия Воденникова в контексте современного литературного процесса

В русской поэзии первой половины 1990-х г. прослеживаются две наиболее яркие тенденции: метареализм (метаморфоризм) и концептуализм.

По определению Д. Кузьмина, метареалисты – «поэты, для которых основа поэтического мировидения – вещь, предмет окружающего мира, метафизическое содержание этой вещи, метафизически насыщенный диалог, который вещи ведут между собой и в который должен на равных включиться человек».
К представителям этого направления относят Ольгу Седакову, Ивана Жданова, Алексея Парщикова, Владимира Аристова, Елену Шварц, Фаину Гримберг.
В центре внимания концептуалистов – «проблема тотальной несвободы человеческого высказывания, его неизбежной неподлинности, неаутентичности, предопределенности набором дискурсивных практик».
Ярчайшие представители концептуализма – Дмитрий Пригов, Лев Рубинштейн, Всеволод Некрасов.
Михаил Эпштейн в статье «Постмодерн в русской литературе» называет метареализм «новой формой безусловности, открытой по ту сторону метафоры, не предшествующей ей, а вбирающей её переносный смысл», концептуализм – «новой формой условности, открытой по ту сторону мифа, разлагающей всякую целостность как ложную и неорганическую».

Приблизительно в середине 1990-х годов появилось новое направление, разными критиками именуемое и трактуемое по-разному. Людмила Вязмитинова называет его «неомодернизмом», Данила Давыдов и Илья Кукулин – «неосентиментализмом», Дмитрий Кузьмин – «постконцептуализмом» (в данной работе будем придерживаться этого термина). Постконцептуализм отчасти наследует поэтику концептуализма и метареализма, отчасти – полемизирует с обеими. Основная задача постконцептуализма – осуществление аутентичного лирического высказывания в условиях концептуалистской аксиомы о том, что такое высказывание невозможно. Возможность подобного высказывания неоднократно обсуждалась в современном литературоведении (например, статья Михаила Айзенберга «Возможность высказывания»). Решает эту задачу каждый из поэтов, принадлежащих к данному направлению (Д.Кузьмин относит к ним Дмитрия Воденникова, Дмитрия Соколова, Кирилла Медведева и Данилу Давыдова), по-своему. Однако есть у их поэтики и общие признаки, проявляющиеся регулярно:

1. Предельная стертость, немаркированность языка и образного ряда, «поскольку лишь совершенно ничьё может быть присвоено»:
пожалуйста, любимая, родная,единственная, смертная, живая,из всех, из нас,любая смерть, любаяно только не твоя.
(Д.Воденников «Любовь бессмертная – любовь простая»)
2. Наличие «зон непрозрачного смысла». Этот приём состоит в том, что автор называет в стихотворении имена, места и события, имеющие для него личное эмоциональное значение, но при этом не разъясняет читателю, что именно они значат («лирическое высказывание не может передать чувство, но может сигнализировать о нем»):
Мне так хотелось, чтоб менявы прокатили на машине:об этом Кальсина просил,и даже Львовского просил –не потому что денег жалко(хотя, конечно, очень жалко),а потому что нету сил.Я никого из них не извиняю.

(Д.Воденников «Весь 1997»)

3. Декларирование тождественности личности автора и лирического героя, «"я" автора, фрагментированное в условиях безопорности, пытается собрать себя как некую автономную целостность, выработав личностный миф, отражающий реалии мира», создание автором «мифа о себе» как о целостном персонаже, неотделимом от своего творчества, «человеке, который пишет стихи» (по определению Ильи Кукулина):

Здравствуйте, скажет один. Я единственный в этой странезащищавший поэзию от унижения,наконец–то готов подписаться под тем, в чём меня упрекали: Да, это всё не стихи, это мой живой, столько–то–летний голос,обещавший женщине, которую я любил, сделать её бессмертной,а не сумевший сделать её даже мало–мальски счастливой...

(Д.Воденников, «Черновик»)

«Если человек лично отвечает за свои стихи, ему, конечно, можно посоветовать пить успокоительные травки и побольше смотреть телевизор, только это ничего не изменит.<>Я даже никому не желаю читать и понимать стихи.Потому что это тоже выносит тебя за пределы твой личный безответственности. А это очень мало кто может вынести.Я просто хочу, чтоб вы знали, что бессмысленные слова тем и хороши, что от них легко откреститься. А любая личная ответственность забавна и глупо выглядит. Поэтому поэт так сейчас силен и беззащитен одновременно.Потому что он один из немногих, кто в наше время лично отвечает за свои слова. Как бандит, как предприниматель средней руки, как солдат, попавший в не им развязанную бойню»

(Д.Воденников, эссе «О поэзии»)

4. Ирония, наделённая новой (по сравнению с концептуалистской парадигмой) функцией. В текстах концептуалистов ирония была более способом мироощущения, нежели особенностью поэтики; далеко не во всех текстах она была локализована в отдельных словах, но часто свойственна целиком всему лирическому высказыванию – всем лирическим высказываниям. Ирония была орудием осуществления насмешки, развенчания определённых мифов. В условиях же постконцептуализма ирония, часто переходящая в самоиронию и «сменяясь затем несвойственной постмодернизму серьезностью», становится средством защиты авторских идеалов и, в первую очередь, его лирического «я». Как пишет Людмила Вязмитинова, «центонность, ирония, интертекстуальность – всё это, в условиях качественно новых возможностей взаимодействия сознания и языка, служит цели собирания своего "я" из постмодернистской разнесенности в одновременно цельную и открытую структуру». Таким образом, то, что служило средством размывания границ личности, становится способом её создания и утверждения:

Я так несовершенен,язык так несовершенен,мир так несовершенен,а главное, люди, живущие в нем, так ленивы и неблагодарны,что, разумеется, никакое прямое высказывание невозможноТолько оно ЕСТЬ.

(Д.Воденников. Эпиграф к циклу «Новый большой русский стиль»)

2.2. Место иронии в авторской картине мира

Схематично обозначить явление иронии можно формулой s>o, где s – субъект иронии, o – объект. Объект подвергается анализу, переосмыслению и осмеянию со стороны субъекта. Такие отношения, представленные в художественном тексте, когда автор иронизирует над каким-либо явлением (ситуацией, высказыванием, другим человеком, языком, действительностью в целом), как бы «возвышают» автора над описываемым,
Самоирония, как вид иронии, строится по той же схеме s>o, однако в этом случае и субъектом, и объектом иронии является одно лицо (получается, s=o, но это невозможно!). Автор «возвышается» над самим собой, становится не равен самому себе, несамотождественнен. Он «раздваивается», в результате чего появляются автор-объект и автор-субъект.



Ирония
Самоирония

s
автор
автор-объект

o
явление
автор-субъект


s>o
s>o или s=o ?


В ситуации самоиронии «автор-субъект» ставит себя выше «автора-объекта». Для чего нужно такое раздвоение вообще и для чего его использует Дмитрий Воденников в частности? Ответ на этот вопрос следует искать не только в его лирике, но и в современной культурной ситуации в целом.
Ироническое отношение к миру – свойство сознания современного человека. Постмодернистский опыт культуры (в том числе литературы и в частности поэзии) XX – начала XXI вв невозможно игнорировать; фактически состояние культуры ставит поэта в условия жёсткого выбора: либо он подчиняется всеобщему ироническому настроению, либо, переосмысливая, преодолевает его. На наш взгляд, использование наравне с иронией самоиронии – один из методов такого преодоления.
Когда «автор-субъект» иронизирует над явлением-объектом (а «явлением» в условиях постмодернизма становится весь окружающий мир), он дистанцируется от него, и в том числе дистанцируется от своего читателя, который тоже подвергается осмеянию. Когда автор иронизирует и над явлением, и над самим собой, он как бы приравнивает себя-субъекта к явлению-субъекту. Дистанция между автором-субъектом и читателем пропадает, ведь оба они находятся в одинаковой ситуации, под ироническим взглядом «автора-объекта». В таких условиях становится возможной доверительная интонация:
...Однако, так как на роль человека с трудной мужской судьбой претендую всё–таки я, то всё что останется мне это выйти вперед, наклониться к людям (ближе других) и сказать: Дорогие мои, бедные, добрые, полуживые...Все мы немного мертвы, все мы бессмертны и лживы.Так что постарайтесь жить по возможности радостно, будьте, пожалуйста, счастливы и ничего не бойтесь(кроме унижения, дряхлости и собачьей смерти,но и этого тоже не бойтесь).

(«Черновик»)

Ставя себя на одну ступень с читателем, «автор-объект» под пристальным скептическим взглядом «автора-субъекта» снова может говорить с читателем простым языком о самых важных вещах.
Стихотворение «Черновик», процитированное выше, является одной из наиболее показательных иллюстраций нашего тезиса.

Начинается стихотворение с якобы авто-эпиграфа (характерный приём для лирики Воденникова):

потому что стихи не растут как приличные дети,а прорастают ночью, между ног, и только раз рождаются в столетьепоэт–дурак, поэт–отец, поэт–цветок

Возникает ощущение, что автор продолжает какую-то свою мысль, которую начал высказывать ещё до начала стихотворения. Словно до того, как начать писать текст, он вёл с читателем диалог, полемическую беседу – и на середине её вдруг перешёл от устной речи к письменной, от прозаической фразы к поэтическому фрагменту. Отсутствие фактического начала стихотворения – тоже «шаг навстречу читателю».
Уже в приведённом отрывке присутствуют и ирония, и самоирония. Ирония состоит в снижении образов: традиционно «возвышенного» поэта-пророка до «поэта-дурака» (хоть он и рождается «раз в столетье») и стихов – детей этого пророка до «прорастающих ночью между ног». Поэт – не пророк. Стихи – не его дети. Точнее, дети, но дети дурака (редкого дурака, рождающегося «раз в столетье»). И жизнь и у поэта, и у его стихов – растительная (бессознательная). Самоирония же – в том, что всё это автор осознаёт и в полной мере относит к себе. А также в том, что он понимает, что на самом деле его никто ни о чём не спрашивает, и что как именно («из какого сора» – по Ахматовой) «растут» стихи – никому, кроме него самого, не интересно.
Таким образом, в данном отрывке мы видим иронию на двух уровнях: на уровне построения фразы (ироническое сравнение «стихи не растут как приличные дети») и на уровне восприятия автором устройства мира в целом (поэт – растение).

Следующий фрагмент текста тоже воспринимается как продолжение разговора с читателем – причём появляются элементы разговорной устной речи («да, вот именно так»), а за счёт иронических уточнений («а никак по-другому», «наконец-то») у читателя возникает эффект, что он присутствует при произнесении импровизированной, неподготовленной речи:
Да, вот именно так (а никак по–другому) ушла расплевавшись со всеми моя затяжная весна,и пришла наконец–то моя долгожданная зрелость.

Мы наблюдаем, как «автор-объект» по мере развития событий комментирует речь «автора-субъекта»; такие иронические уточнения у Воденникова, как правило, заключены в скобки или выделены с помощью тире: «Да, вот именно так (а никак по-другому)», «пришла наконец–то моя долгожданная зрелость», «и поэтому я не буду вырывать у вас палочку победителя / (да и какой из меня теперь победитель?)», «будьте, пожалуйста, счастливы и ничего не бойтесь / (кроме унижения, дряхлости и собачьей смерти, / но и этого тоже не бойтесь)». В последнем случае мы наблюдаем целый внутренний спор между «автором-субъектом» и «автором-объектом», который можно перевести на язык прозы примерно следующим образом:

Автор-субъект (читателю): Ничего не бойтесь.
Автор-объект (автору-субъекту): Что значит «ничего не бойтесь»? А как же унижение, старость и смерть?
Автор-субъект: И этого тоже не бойтесь.

Идеологическая победа «автора-субъекта» над «автором-объектом» в данном случае тоже служит способом приближения к читателю. Именно победа того, кто «ниже», «поэта-дурака», «поэта-цветка», того самого, над кем все иронизируют («бедного срулика» из стихотворения «Любовь бессмертная – любовь простая») – над тем, кто его «выше» и «умнее», позволяет ему «выйти вперед, / наклониться к людям (ближе других)». Воденников «ближе других» к читателю потому, что не боится быть таким же, как они, и признаваться в этом («все мы немного мертвы, все мы бессмертны и лживы»). Воденников предельно откровенен (недаром направление, провозглашённое им, называется «новая искренность»). Он иронизирует и над собственной искренностью, над своей «несбывшейся жизнью»:

Да, это всё не стихи, это мой живой, столько-то–летний голос,обещавший женщине, которую я любил, сделать ее бессмертной,а не сумевший сделать ее даже мало–мальски счастливой

Горькая ирония, впрочем, свойственно не только Д. Воденникову как герою собственного стихотворения, но и другим его персонажам:

...Я стою на апрельской горе в крепкосшитом военном пальто,у меня есть четыре жизни (в запасе), у меня есть письмо от Лены:«Здравствуй, пишет мне Лена, я серьезно больна,И у меня нет жизни в запасе

Конечно, субъектом иронии у Воденникова становится не только он сам, но и вещи, точнее, отношение людей к ним («крепкосшитое военное пальто» из первой части превращается в четвёртой в «крепкосшитое дурацкое пальто», что подчёркивает отсутствие его ценности для автора), и сами люди («–Здравствуйте, – скажет второй, – если когда–нибудь в дымный апрель, / выпив полбутылки мартини (или чего вы там пьете?)», «Оля, Настя и Рома, и Петя и Саша, и хрен знает кто»).

Интересен в «Черновике» момент, когда ирония пропадает. В стихотворении есть повторяющиеся с изменениями фразы, фрагменты. Один из таких фрагментов находится в третьей части:
Ну а тех, кто профукал свою основную житейскую битвукто остался в Израиле, в Латвии, в Польше, в полях под Москвой,мы их тоже возьмем как расcтрелянную голубикуна ладонях, на солнечных брюках и юбках, с собой.

– и повторяется в финале стихотворения следующим образом:
Потому что всех тех, кто не выдержал главную битву,кто остался в Париже, в больнице, в землянке, в стихах под Москвой,все равно соберут, как рассыпанную землянику,а потом унесут на зеленых ладонях домой.

Ироническое разговорное «профукал» заменяется на нейтральное «не выдержал», и таким образом в финале происходит «возвышение» (в противоположность ироническому «снижению») образов описываемых людей. Автор становится серьёзен и уже не позволяет себе насмешку над «всеми теми, кто остался». Первый фрагмент можно с уверенностью отнести к речи «автора-объекта», второй – «победившего» (за несколько строк до этого) «автора-субъекта».

Проанализировав стихотворение «Черновик», мы увидели, что, несмотря на преобладание самоиронии, ирония у Воденникова имеет разную направленность. Выявим основные её направления:


I. Ирония, направленная на лирического героя(-автора)

1) Уже рассмотренное нами ироническое осмысление «автором-субъектом» лирического высказывания, осуществляемого «автором-объектом», происходящее в процессе речи второго. Происходит такое осмысление и комментирование, как правило, двумя способами.

Первый способ: «автор-субъект» и «автор-объект» не разделены на двух участников коммуникации; лирическое высказывание представляет собой речь одного персонажа, прерываемую и дополняемую собственными комментариями:

И в этот год, и в этот синий час –
(как водится со мной: в последний раз)
мне снова захотелось быть – любимым.

(«В тот год, когда мы жили на земле»)

Второй способ: автор-субъект и автор-объект существуют как две внутренние личности, два персонажа, ведущих диалог. Осуществляется это двумя способами. Либо традиционно, с помощью тире в начале строки:

– Это кто ж, интересно, у нас тут такой неземной и нездешний?
– Это я, это я тут у вас – весь такой неземной и нездешний,
потетешкай меня, послюни, ткни мне в пузо цветной карандаш.

(«Единственное стихотворение 2005 года»)

либо с помощью разных шрифтов: речь одного выделена курсивом (иногда заглавными буквами), речь второго – никак не выделена:

Так дымно здесьи свет невыносимый,что даже рук своих не различить кто хочет жить так, чтобы быть любимым?Я жить хочу, так чтобы быть любимым!Ну так как ты вообще не стоит жить.

(«Так дымно здесь»)

2) Ирония, исходящая от других персонажей стихотворения, направленная на лирического героя (-автора).

Персонажи, населяющие поэтический мир Дмитрия Воденникова – живые люди, его друзья, знакомые, коллеги по поэтическому цеху. Если в стихотворении такому персонажу отводится прямая речь, то, как правило, он или ведёт диалог с лирическим героем Воденникова, или пишет письмо, адресованное ему. Очень часто эти персонажи используют в своей речи иронию.

но главное –
голос,
ЖИВОЙ ОСЛЕПИТЕЛЬНЫЙ ГОЛОС,
с таким неподдельным участьем спросивший меня:
«Ну, что, Дима, уже не можете – без скандала?»

Ну, почему же – МОГУ.

(«Мама! И как так случилось»)

Здесь мы видим характерное для Воденникова сочетание иронии с самоиронией: на ироническое высказывание персонажа, спрашивающего «Ну, что, Дима, уже не можете – без скандала?» его лирический герой отвечает самоиронией: «Ну, почему же – МОГУ».

Впрочем, Оля тоже хороша. Я ей диктую по телефону:«окрепший, взрослый, маленький, умерший», а она говорит: Ну что опять про бедного срулика?

(«Любовь бессмертная – любовь простая»)

А в этих строках присутствует взаимная ирония лирического героя и его возлюбленной: она иронически отзывается о его стихах; автор – в ответ – помещает её слова в стихотворение, но с ироническим комментарием: «Оля тоже хороша».

Ты мне пишешь: « ...и вот, в куче старых штрафов за неуставную парковку нашел твое раритетное письмо. От 15 Июля 2003 года. Распечатка на принтере. Письмо, понятное дело, было прощальным. Зачем я его некогда распечатал не знаю. Наверное, хотел порыдать над ним в лопухах, но по живости натуры отвлекся и забыл. А может все же и порыдал, потому что оно было в каких-то разводах (я люблю разбирать почту в росистых полях).Кто знает уже не вспомнить. И что я подумал? Что это твое старинное со мной прощание номер три тыщи сорок семь так же соотносится к нашему настоящему прощанию, как тот черновик к готовому продукту».

(«Мои тебе чужие письма»)

Здесь некто пишет лирическому герою письмо, в котором опять переплетаются ирония с самоиронией. Слова «письмо, понятное дело, было прощальным» и «это твое старинное со мной прощание номер три тыщи сорок семь» (здесь ирония строится на гиперболе и на разговорном «тыщи», употреблённом в письменной речи) – ирония персонажа по отношению к Воденникову, к его характерной черте: страсти к написанию «прощальных» и «самых последних» писем, которые оказываются совсем не последними. А между этими строками – целый пласт самоиронии персонажа: «Наверное, хотел порыдать над ним в лопухах, но по живости натуры отвлекся и забыл. А может все же и порыдал, потому что оно было в каких-то разводах (я люблю разбирать почту в росистых полях)».

II. Ирония, направленная на других людей

Другие люди также становятся объектами иронии Воденникова. Иногда эта ирония появляется из раздражения:

А вот так и случилось! – что, глядя однажды
в ваши милые-милые лица,
с плохо скрываемой злобой, отчаяньем и раздраженьем,
я вдруг вспомнил,
как нынешний мой арт-директор,
а раньше – флористка,
тоже, видимо, глядя – в не менее! – милые лица своих постоянных клиентов

(«Мама! И как так случилось»)

а иногда – просто из постоянной памяти о читателе (или зрителе/слушателе, если вспомнить, как важен для Воденникова жанр выступления на сцене) и желанию уколоть этого читателя раньше, чем тот уколет его:

Так неужелия никогда не посмею(а кто, собственно,может мне здесь запретить,уж не вы ли, мои драгоценные,уж не вы ли)

(«Так неужели»)

Подобные «разговоры с читателем» внутри стихотворения Воденников ведёт на протяжении нескольких циклов стихов конца 90-х – начала 2000-х годов. От прямых неиронических обращений ко вполне определённым людям в цикле «Трамвай» («Мне стыдно, Айзенберг, самим собою быть», «Куда ты, Жень, она же нас глотает») он переходит к максимально ироническому разговору с конкретным, но не имеющим своего имени и лица читателем в циклах «Любовь бессмертная – любовь простая», «Эссе и выбранные стихотворения» и «Как надо жить – чтоб быть любимым»:
[чё ты уставился? ведь я ж одетый,а, правда,кажется,что щас разденусь я?]
(«Любовь бессмертная – любовь простая»)
Когда мои стихи осыпятся во прах(а это будет непременно,и я хочу, чтоб вы об этом знали),тогда,на гениальных их костях(вам это тоже неприятно?)я встану сам,своими же ногами,но встану я на собственных ногах.

(«Эссе и выбранные стихотворения»)
[Мужчине из второго рядаэто кажется не–обязательным?А вы попробуйте –]

(«Эссе и выбранные стихотворения»)

Такого рода иронические и даже саркастические обращения являются своего рода «защитным слоем» лирического героя; предельная искренность, «обнажённость» лирики Воденникова вызывают у него потребность заранее обезопасить себя от чужих нападок, которые он воспринимает очень болезненно. Автор будто бы говорит: «Да, я знаю, какую реакцию вызывают у вас мои слова, но я от них всё равно не откажусь».

III. Ироническое осмысление автором жизненной ситуации в целом:

всё, что я обещал, - всё сбылось
(только всё как-то слиплось, слежалось)

(«Шиповник forever»)

Здесь также присутствует некое «раздвоение», о котором мы говорили в начале, однако в данном случае это не раздвоение лирического героя (когда один иронизирует над другим), а раздвоение оценки ситуации: первая оптимистична, вторая – скорее реалистична, и потому иронична по отношению к первой.

IV. Ирония, напрямую не связанная с лирическим героем(-автором)

1) самоирония персонажей:

А я тоже однажды катался на роликах (был я совсем большой,от большого ума и катался), но так пахли весной деревья, говорит мужичок под сорок, какой-то весь никакой

(«Эваз (руна движения, свидетели говорят 2)»)
Здесь ирония строится на игре слов и ироническом фразеологизме и используется для характеристики персонажа как совершенно обычного, «среднестатистического» человека, особенно ничем не выделяющегося («какой-то никакой»), разве что некоторой инфантильностью («большой – от большого ума»).

2) ирония персонажей, направленная на других персонажей:

А ко мне, говорит последний, когда мне было семь или шесть из-за снотворного (феназепама) ко мне приходилимертвые и живые, а первым пришел белый полярный медведь,феназепам мне давали родители, очень меня любили.

(«Эваз (руна движения, свидетели говорят 2)»)

Персонаж иронизирует над своими родителями, поившими его снотворным, из-за которого у него были галлюцинации. Это не злая ирония, в данном случае она использована для снижения общего «мистического» пафоса речи персонажа.

2.3. Языковые средства создания иронии в поэтическом тексте Дмитрия Воденникова.

Мы обозначили основные направления иронии, употребляемой Дмитрием Воденниковым в его поэтических текстах. Посмотрим, какими языковыми средствами он пользуется для создания иронического эффекта.
1) Использование словосочетаний для создания комического эффекта
- иронический фразеологизм
А я тоже однажды катался на роликах (был я совсем большой,
от большого ума и катался), но так пахли весной деревья,
говорит мужичок под сорок, какой-то весь никакой
(«Эваз (руна движения, свидетели говорят 2)»)
Иронически переосмысленный фразеологизм (ср. не от большого ума) употреблён в речи персонажа по отношению к самому себе; в сочетании с предшествующей фразой «был я совсем большой» даёт нам его характеристику как человека невзрослого и осознающего свою «невзрослость».
2) Иронические метафоры и сравнения
- ироническое сравнение на уровне отдельного образа

Как Н.Хрущёв засеял кукурузой
все подмосковные совхозные поля,
так я засеял всю литературу,
в стихи натыкав – ваши имена.

(«Стихи к сыну»)

Метафоры и сравнения у Воденникова отличаются неординарностью, парадоксальностью. В данном случае он сравнивает имена с кукурузой, литературу – с совхозными полями, себя – с Никитой Хрущевым. Сравнение, безусловно, ироническое, особенно в контексте всего творчества Воденникова (с его отношением к поэзии как к служению). Эффект иронии усиливает разговорное слово «натыкав».
самоуверенный, как завуч средней школы, нет, выпускник лесной воскресной школы,её закончивший с медалью золотой.

(«Ожидание первого снега»)

Здесь мы видим градацию иронических сравнений. Иронический эффект дважды усиливается: при переходе от образа завуча к образу выпускника воскресной школы и при раскрытии образа выпускника, когда выясняется, что он закончил школу с золотой медалью.

- ироническое сравнение на уровне текста

В стихотворении «Мама! И как так случилось» Воденников сравнивает себя с Дебби Джилински – персонажем голливудского фильма «Семейка Адамсов». Дебби отнюдь не отличается добротой и человеколюбием, однако автор не только называет её ангелом, пусть и «буйнопомешанным», но и делает её речь («Ибо – как сказала бы Дебби Джилински») комментарием, пояснением к собственной (вдобавок выделяя её курсивом и заглавными буквами):
«Я НИКОМУ НЕ ХОТЕЛА ВРЕДА,МНЕ НЕ НРАВИЛОСЬ! ДЕЛАТЬ КОМУ–ЛИБО БОЛЬНО.НО ВРЕМЕНАМИ ЛЮДИПРОСТО ОТКАЗЫВАЛИСЬ СЛУШАТЬ, ЧТО ИМ ГОВОРЯТ,И ТОГДА Я ВЫНУЖДЕНА БЫЛАПРИМЕНЯТЬ УБЕЖДЕНЬЕ, УГРОЗЫ И СЛЕЗОТОЧИВЫЕ СРЕДСТВА».

- гиперболы
И что я подумал? Что это твое старинное со мной прощание номер три тыщи сорок семь так же соотносится к нашему настоящему прощанию, как тот черновик к готовому продукту.

(«Мои тебе чужие письма»)

Это – достаточно традиционный пример использования иронии, часто употребляемой в обыденной речи, в устных диалогах (хотя в данном случае речь идёт о письме). Автор использует гиперболу «прощание номер три тыщи сорок семь» для обозначения числа прощальных писем как неправдоподобно большого.
- иронические эпитеты
Это кто ж, интересно, у нас тут такой неземной и нездешний? Это я, это я тут у вас весь такой неземной и нездешний, потетешкай меня, послюни, ткни мне в пузо цветной карандаш.
(«Единственное стихотворение 2005 года»)

Перед нами диалог двух людей: человека, который смотрит на свою детскую фотографию, и того мальчика, который с этой фотографии ему отвечает. Взрослый иронизирует одновременно и над штампованными фразами, применяющимися взрослыми по отношению к маленьким детям («ой, кто это тут у нас такой?»), и над собственным восприятием детства как «неземного и нездешнего». Ребёнок с фотографии отвечает ему в тон: «это я тут у вас – весь такой неземной и нездешний» и одновременно иронизирует над сентиментальным отношением взрослых к детским фотографиям: «потетешкай меня, послюни, ткни мне в пузо цветной карандаш». Ирония возникает за счёт логического несоответствия простодушной разговорной фразы «Это кто ж, интересно, у нас тут такой» эпитетам «неземной» и «нездешний».

3) Логико-синтаксические средства выражения иронии
- несогласованность словесных сцеплений (несоответствие лексических значений отдельных слов и оборотов контексту)
Как известно -я часто вижу во сне катастрофы.
(«Как известно»)
Вводное сочетание «как известно», употреблённое вне своего обычного контекста – рассказа о признанных и общедоступных фактах («как известно, Волга впадает в Каспийское море»), в соседстве с особенностью биографии Воденникова («я часто вижу во сне катастрофы») даёт иронический эффект: автор иронизирует над такой чертой своего характера, как стремление к славе, успеху, признанию публики.
- ложная антитеза
Но дело в том, что мы уже повисликак яблоки, и видно наперед:один из вас живой и белобрысый,другой из вас нездешний и умрет.

(«Лагуз (вода)»)

В данном случае Воденников пользуется эффектом обманутых ожиданий: после эпитетов «живой и белобрысый» в предыдущей строке читатель ждёт в следующей два противопоставленных им эпитета, и первый употреблённый автором эпитет «нездешний» кажется противопоставленным слову «живой» – но второго, противопоставленного слову «белобрысый», нет, вместо него – глагол «умрёт» (противопоставленный тому же «живому»). За счёт своеобразной «псевдоантитезы» и возникает иронический эффект.
4) Стилевые средства выражения иронии
- намеренное завышение стилевого фона
а) Использование архаизмов
Однако – с тех пор –на все предложенья и просьбы(вольныяи невольныя,личные и не очень) –ДА, – отвечаю я, – ДА, ДА, ДА, ДА!..
(«Зарекалась свинья»)
Использование архаической формы «вольныя и невольныя» является отсылкой к православным молитвам, где просят простить «вольныя и невольные прегрешения». В данном случае имеются в виду не грехи, а обычные человеческие просьбы и предложения, и обращение с этими просьбами идёт не к Богу, а к автору (от окружающих его людей). Из этого несоответствия и рождается ирония.
б) Использование патетической лексики
О, знал бы я, как жизнь самозабвенновсей свежевымытой рубашкой на плацу,всей этой веткой с переполненной сиренью,меня за все это ударит по лицу.
(«Так пусть же будет жизнь благословенна»)
Патетическая речь в конце четверостишья обрывается резким снижением высокого пафоса: «ударит по лицу». Возникает эффект неожиданности, причём двойной: автор с его «высоким» и патетическим отношением к жизни не ожидал, что она его «ударит по лицу», как и читатель не ждал резкого снижения пафоса и неожиданного поворота событий в последней строке.
- намеренное занижение стилевого фона
а) Использование жаргонизмов, арготизмов, сленговых выражений
о если бы только спросили меня (да кто ж меня спросит)какой же должна быть в натуренаша привычная жизнь
(«Интерактивный выпуск (или реквием по моим литературным кумирам)»)
Выражение «в натуре», относящееся к криминальному сленгу и на литературном языке означающее «на самом деле», употреблено в данном случае для усиления неправдоподобности ситуации: автор понимает, что никто не будет его спрашивать, «какой должна быть жизнь», и наделяет своего воображаемого собеседника криминальной лексикой, чтобы окончательно усугубить невозможность этого разговора.
б) Использование сниженной, разговорной лексики
а так, как будто там какой-то ад пчелиный,который не залить, не зализать...Алё, кто хочет знать, как жить, чтоб быть любимым?Ну чё молчим? Никто не хочет знать?

(«Так дымно здесь»)

Просторечное «чё» вместо «что», грубое разговорное «алё» – всё это усиливает иронический эффект от риторических вопросов, задаваемых в пустоту.





Заключение

Мы исследовали роль иронии в поэзии Дмитрия Воденникова и языковые средства её создания. Нельзя отнести поэзию этого автора к собственно иронической, однако, вне всякого сомнения, роль иронии в ней велика, как и во многих других современных поэтических текстах (у С.Львовского, Ф.Сваровского, К.Медведева, Е.Фанайловой и др). Мы проследили, насколько разнообразна направленность иронии в поэзии Воденникова: автор иронизирует над собой, персонажами собственных стихотворений, своими читателями, реалиями окружающей действительности. Цели использования этого тропа разнятся от достаточно традиционных (выражение насмешки и неодобрения) до прямо противоположных им: по нашему мнению, основной целью использования иронии поэтом Воденниковым является «приближение» автора к читателю и попытка осуществления декларируемого им «прямого личного высказывания». Используя иронию, поэт защищает себя и свои представления о мире от нападок (пусть даже и воображаемых), защищает и своего читателя от окружающей энтропии. Способы защиты Воденников выбирает весьма разнообразные: использует иронические фразеологизмы, метафоры и сравнения, гиперболы, эпитеты, антитезы, «возвышенную» и «сниженную» лексику, несогласованные словесные сцепления. Однако в те моменты, когда его лирический герой воспринимает себя и своих читателей достаточно защищёнными, ирония уходит из его текстов и даёт место простой искренней интонации, достижение которой и являлось его целью:

Потому что всех тех, кто не выдержал главную битву,кто остался в Париже, в больнице, в землянке, в стихах под Москвой,все равно соберут, как рассыпанную землянику,а потом унесут – на зеленых ладонях – домой.

(«Черновик»)
Исследование языка поэзии конца XX-начала XXI вв. – одно из актуальных направлений современной лингвопоэтики. Функции иронии и способы её создания в современном поэтическом тексте – лишь один из многих аспектов научного исследования, в котором новейшая поэзия нуждается даже больше, чем традиционная. Наша работа может послужить отправной точкой для дальнейших исследований в этой области.























Список использованной литературы

Айзенберг М. Возможность высказывания. // Айзенберг М. Взгляд на свободного художника. М.: Гендальф, 1997.

Блок А. Ирония. // Собр. соч. в 8 томах. Л.: Издательство художественной литературы, 1960 -1963, т.5


Bязмитинова Л. «[ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]» // «Новое литературное обозрение» №39 (5/1999)

Вязмитинова Л. "Мне стыдно оттого, что я родился кричащий, красный, с ужасом - в крови..." // "Литературное обозрение" №5/6, 1999 г.

Вязмитинова Л. [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ] // «Футурум АРТ", № 2, 2001

Давыдов Д. «Прямое» и «непрямое» высказывание. // Материалы семинара "Поэзия в начале XXI века", фестиваль актуальной поэзии "СЛОWWWО", Калининград, 24-27 августа 2007 г.

Ермакова О. П. Ирония и ее роль в жизни языка. Калуга: КГПУ им. К. Э. Циолковского, 2005.

Житенёв А. Поэзия неомодернизма. СПб.: Инапресс, 2012

[ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ] Д. После концептуализма// «Арион» 2002, №1

Кузьмин Д. Постконцептуализм // Новое литературное обозрение. 2001. № 50. С. 459476.

Кузьмин Д. Русская поэзия в начале XXI века // Материалы семинара "Поэзия в начале XXI века", фестиваль актуальной поэзии "СЛОWWWО", Калининград, 24-27 августа 2007 г.

Лазарева М.Е. Языковые средства выражения иронии на материале норвежских публицистических текстов: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук: 10.02.04 /; Министерство образования, науки и технологий РФ, Московский государственный лингвистический университет

Левченко М. Про бедного срулика: поэтическое “я” в лирике конца 1990-х. // Научная конференция, посвященная 50-летию Ю.Б. Орлицкого, 8 июля 2002 г., Москва, РГГУ.

Петрова, О. Г. Типы иронии в художественном тексте: концептуальная и контекстуальная ирония // Известия Саратовского университета. Новая серия, Сер.: Филология. Журналистика. - 2011. - Вып. 3. - С. 25-30

Пивоев В. М. Ирония как феномен культуры. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2000. 106 с.

Сырма Н.А. Тропы и фигуры речи и их текстообразующая функция (на материале русского и английского языков): дис. ... канд. филол. наук : 10.02.19. - M, 2007.

Тимина С.И. (ред.) Современная русская литература (1990-е гг. – начало XXI в.) : учеб.пособие. – СПб.: Фиолологический факультет СПбГУ; М: Издательский центр «Академия», 2004. – 352 с.

Третьякова Е. Ирония в структуре художественного текста // Ростовская электронная газета. – 2003. – 12 апр. (№ 12/90). [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]

Эпштейн М. Поколение, нашедшее себя. О молодой поэзии начала 80-х годов. // Вопросы литературы, 1986, #5, с. 40-72.

Эпштейн М. Постмодерн в русской литературе. М.: Высшая школа, 2005, С. 163-195.

Список словарей и справочников:

1. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н.Николюкина. Институт научн. информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2001. 1600 стб.

2. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987.752 с.

3. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: «Советская энциклопедия», 1966

4. Словарь современного русского литературного языка, т.5 АН СССР. М. – Л. 1956

5. Советский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1980.

6.Словарь слов, понятий и терминов постмодернизма [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]
 Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М., 1960. Т. 9. С. 529.
 Житенёв А. Поэзия неомодернизма. СПб.: Инапресс, 2012
 Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева М.: Сов. энциклопедия, 1987. – с. 131
 Там же. – с. 131
 Лазарева М.Е. Языковые средства выражения иронии на материале норвежских публицистических текстов.
 Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н.Николюкина. Институт научн. информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2001 – с. 934
 Там же. – с. 934
 Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева М.: Сов. энциклопедия, 1987. – с.520
 Там же. – с. 521
 Сырма Н.А. Тропы и фигуры речи и их текстообразующая функция (на материале русского и английского языков). – с.43
 Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н.Николюкина. Институт научн. информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2001. – с. 316
 Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева М.: Сов. энциклопедия, 1987. - с. 316
 Там же.
 Там же.
 Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н.Николюкина. Институт научн. информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2001- с. 317
 Блок А. Ирония. // Собр. соч. в 8 томах. Л.: Издательство художественной литературы, 1960 -1963, т.5
 Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева М.: Сов. энциклопедия, 1987. - с. 132
 Эко У. Из заметок к роману «Имя розы»: Постмодернизм, ирония, удовольствие // Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западно-европейской литературы XX века – М.: Прогресс, 1986. – С. 226
 Словарь слов, понятий и терминов постмодернизма [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]
 Кузьмин Д. Русская поэзия в начале XXI века // Материалы семинара "Поэзия в начале XXI века", фестиваль актуальной поэзии "СЛОWWWО", Калининград, 24-27 августа 2007.
 Там же.
 Там же.
 Эпштейн М. Постмодерн в русской литературе. М.: Высшая школа, 2005, С. 163-195.
 Айзенберг М. Возможность высказывания. // Айзенберг М. Взгляд на свободного художника. М.: Гендальф, 1997.
 Кузьмин Д. Русская поэзия в начале XXI века // Материалы семинара "Поэзия в начале XXI века", фестиваль актуальной поэзии "СЛОWWWО", Калининград, 24-27 августа 2007.
 Кузьмин Д. Постконцептуализм // Новое литературное обозрение. 2001. № 50. С. 459476.
 Кузьмин Д. Русская поэзия в начале XXI века // Материалы семинара "Поэзия в начале XXI века", фестиваль актуальной поэзии "СЛОWWWО", Калининград, 24-27 августа 2007.
 Вязмитинова Л. "Мне стыдно оттого, что я родился кричащий, красный, с ужасом - в крови..." // "Литературное обозрение", 1999, №5/6.
 Вязмитинова Л. "Мне стыдно оттого, что я родился кричащий, красный, с ужасом - в крови..." // "Литературное обозрение" 1999, №5/6.
 Там же.
 «Впрочем, Оля тоже хороша. Я ей диктую по телефону:«окрепший, взрослый, маленький, умерший», а она говорит: Ну что опять про бедного срулика?»

(«Любовь бессмертная – любовь простая»)









13PAGE 15


13PAGE 141915




15