Литературная гостиная Чудное мгновение

Сценарий литературной гостиной «И жизнь, и слезы, и любовь…»
Наступил 1825 год. Шел пятый год ссылки. Кишенев, Одесса, Михайловское. От одиночества спасали творчество, общение с природой, да в летнюю пору милое семейство Осиповых- Вульф, приезжавшее в свое имение Тригорское.
В Тригорском он бывал часто. Зизи и Аннет были премилые девицы, чуточку смешные, чуточку восторженные – «Вы барышни мои, с открытыми плечами, с висками гладкими и томными очами». И Прасковья Александровна, их мать, была милейшая женщина, только любила хозяйничать и властвовать по старинке. В Тригорском он был как родной. Весь дом приходил в волнение, когда еще далеко-далеко, за излучиной Сороти, показывалась фигура всадника в соломенной шляпе и два огромных волкодава, бегущие впереди коня.
Он приехал в Тригорское к обеду, вошел и остановился растерянный. У Осиповых была гостья, женщина лет двадцати пяти; он узнал ее тотчас же. Их познакомили: Пушкин – Анна Петровна Керн. Он пробормотал что-то неразборчивое о своем давнем знакомстве с ней, смущение его усиливалось, и – странно! – гостья тоже казалась смущенной. Они точно робели встретиться друг с другом глазами, а между тем каждому хотелось до мельчайших подробностей рассмотреть черты лица другого.
Первая встреча их была восемь лет назад. Почти еще девочка, она только что вышла замуж, верней была выдана замуж за дивизионного генерала Керн, человека грубого, дурного и старше ее тридцатью пятью годами. Встреча была в Петербурге, в гостиной Олениных; выпущенный из лицея, едва оперившийся юнец держался дерзко, всячески старался привлечь внимание молодой дамы, - напрасный труд, вскоре Керн уехала. Он вышел следом за ней и долго стоял на крыльце, провожая взглядом ее карету.
Стихотворение А.Дементьева читает Крутько Н.А.
Встреча Пушкина с Анной Керн
А было это в день приезда.
С ней говорил какой-то князь.
"О боже! Как она прелестна!" -
Подумал Пушкин, наклонясь.
Она ничуть не оробела.
А он нахлынувший восторг
Переводил в слова несмело.
И вдруг нахмурился.
И смолк.
Она, не подавая вида,
К нему рванулась всей душой,
Как будто впрямь была повинна
В его задумчивости той.
- Что сочиняете вы ныне?
Чем, Пушкин, поразите нас?-
А он - как пилигрим в пустыне -
Шел к роднику далеких глаз.
Ему хотелось ей в ладони
Уткнуться. И смирить свой пыл.
- Что сочиняю?
Я... не помню.
Увидел вас -
И все забыл.
Она взглянула тихо, строго.
И грустный шепот, словно крик:
- Зачем вы так? Ну, ради Бога!
Не омрачайте этот миг...
Ничто любви не предвещало.
Полуулыбка. Полувзгляд.
Но мы-то знаем -
Здесь начало
Тех строк,
Что нас потом пленят.
И он смотрел завороженно
Вслед уходившей красоте.
А чьи-то дочери и жены
Кружились в гулкой пустоте.
Теперь, восемь лет спустя они опять встретились.
В размеренную жизнь Пушкина ворвалась всепоглощающая страсть. Он приходил в Тригорское ежедневно. Возле Керн он переставал быть самим собой: наигранная шутливость делала его смешным, робость – неловким. Любовь, охватившая его так внезапно, была мучительной.
Керн любила стихи. Однажды он пришел из Михайловского с черной тетрадью подмышкой. Женские ножки и головки были нарисованы на полях. Потом он стал читать Керн своих «Цыган», и пока читал, ее грустный, немигающий взгляд не отрывался от его лица. Бесконечный восторг, бесконечную благодарность выражал этот взгляд. Таким взглядом благодарят не за стихи – за любовь, те, кто сами способны на большую, все существование человека преображавшую любовь.
Незаметно пролетел месяц. Вечером накануне отъезда Керн захотела увидеть Михайловское. Подали две коляски, в одну уселись она, Пушкин и старшая дочка Осиповых, в другую – остальные. Над полями стояла полная луна.
Ему напомнили, как недавно он называл луну «глупой».
- Я люблю луну, когда она освещает прекрасное лицо, - сказал он.
Коляски остановились у крыльца его домика. Осипова сказала:
- Мой дорогой Пушкин, окажите честь вашему саду, покажите его госпоже Керн.
Он вздрогнул. Мысль о том, что несколько минут, хотя бы несколько минут, они будут вдвоем, даже не приходила ему в голову дорогой. Он подал руку Керн, повлек ее за собой с быстротой, которая делала его похожим на школьника, получившего от тетушки разрешение на прогулку.
Глубокое уединение охватило их сразу же за воротами, где начинался парк. Было темно, луна едва проглядывала сквозь тяжелую листву лип.
О чем он ей говорил там, в парке? Все вспоминал их первую встречу, ее взгляд опечаленной девочки.
На обратном пути Керн сорвала цветок гелиотропа, он попросил у нее этот цветок, - все в нем, даже это простое юношеское движение, было искренним.
Потом она уехала, и, как тогда, восемь лет назад, он долго стоял за воротами один, провожая взглядом ее коляску. Потом вернулся в свою комнату, зажег на столе свечу.
Была глубокая ночь. От земли до луны тишина стояла бескрайняя. В распахнутое настежь окошко еще доносились удалявшиеся голоса и смех, потом все умолкло, только время от времени в камышах на реке плескалась шальная щука.
Он сел к столу, подвинул свечу. «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты…» Перо скрипело и разбрызгивало чернила, не поспевая за рождавшимися словами, ночные бабочки колебали пламя свечи и замертво падали на бумагу. Коляска уже миновала бор, уже позади остались три придорожных сосны, полевые травы, росшие в аллеях, уже шелестели под колесами. Он все стремил и стремил вслед ей слова, каких еще не находил для своей любви ни один поэт мира.
Стихотворение К *** читает Семак Стефан
Наутро он вложил листок с написанными ночью стихами в первую главу «Онегина» - его прощальный подарок Керн. При расставании он был вне себя: вдруг выхватил у нее из рук свой подарок и долго не хотел возвращать.
Керн уехала из Тригорского 21 июля. Через две недели он писал Дельвигу: «Будь счастлив, хотя это чертовски мудрено»
Да, Пушкин влюбился в Анну Керн страстно, ревниво и благодарно.
До конца года он будет посылать ей письма, с нежностью вспоминая прежние встречи, надеясь на новые, будет звать ее в Тригорское, в Михайловское и ждать, ждать... С Михаилом Ивановичем Глинкой Анна Керн познакомилась в 1826 году.Но когда и как Глинка написал свой знаменитый романс?
Катя Судьбе было угодно, чтобы композитор полюбил столь же сильной любовью дочь и посвятил ей этот романс.
Как-то Михаил Глинка, зайдя к родственникам, жившим в Смольном институте, впервые увидел Катеньку Керн. К тому времени ее родители окончательно расстались, хотя генерал все еще писал жалобы на жену императору, дабы Николай I заставил Анну Петровну «силою закона жить совместно с мужем».Катенька Керн тяжело переживала семейный разлад, хотя чаще всего жила далеко и от матери и от отца: сначала училась в Смольном институте, а потом осталась там классной дамой.28 марта 1839 года Михаил Иванович увидел ее. «Она была нехороша,— писал Глинка,— даже нечто страдальческое выражалось на ее бледном лице... мой взор невольно останавливался на ней: ее ясные выразительные глаза, необыкновенно стройный стан... и особенного рода прелесть и достоинство, разлитые во всей ее особе, все более и более меня привлекали».
Она превосходно знала музыку, обнаружила тонкую, глубокую натуру. «Вскоре чувства мои были вполне разделены милою Е. К.,— вспоминал Глинка.— и свидания с вей становились отраднее...»Не только на романс, но и на замечательный Вальс-фантазию вдохновляет композитора Катенька Керн.
Вальс-фантазияТеперь она живет с матерью на Дворянской улице в Петербурге, живет небогато и скромно.
Т.В. Отказавшись от генеральской пенсии, Анна Петровна вскоре выйдет замуж по горя¬чей любви за мелкого чиновника, который на двадцать лет моложе ее, коллежского асессора Маркова-Виноградского. Она с гордостью будет носить его фамилию, найдет тихую пристань и счастье в жизни с ним, станет печь прекрасные пироги и часто станет повторять чьи-то слова: «Каждый должен сам выработать себе счастье. Это в особенности относится к супружескому состоянию».
Катя А раньше, когда Анна Петровна была помоложе, ее любимым афоризмом были другие слова: «Течение жизни нашей есть только скучный и унылый период, если не дышишь в нем сладким воздухом любви». Екатерина Керн и Михаил Глинка «дышали сладким воздухом любви», но «выработать счастье» им не удалось.Екатерина Керн тяжело заболела. Подозревали чахотку. Глинка мечтал уехать с нею в теплые края, лечить ее. Планам этим не суждено было сбыться. Глинка проводил Анну Петровну и Катеньку в Лубны, а сам отправился в свое родное имение Новоспасское. Они разлучились навсегда.Екатерина Ермолаевна до самой смерти (она умерла в 1904 году, намного пережив Глинку) продолжала любить его.
Романс
Т.В. Осталось досказать немногое. Но для этого вернемся от «второй музы» романса «Я помню чудное мгновенье» к «первой его музе» — Анне Керн. Из ее воспоминаний видно, как долго еще Пушкин волновал ее сердце, как ревниво и зорко следила она за ним, особенно после его женитьбы, и как была счастлива, если он оказывал ей прежние знаки внимания.
1827 год. Пушкин еще холост. Анна Керн пишет: «Именины праздновал он в доме родителей, в семейном кругу, и был очень мил. Я в этот день обедала у них и имела удовольствие слушать его любезности...На другой день... я предложила ему прокатиться в лодке. Он согласился, и я опять увидела его почти таким же любезным, каким он бывал в Тригорском».1828 год. Пушкин по-прежнему холост. «Мы вместе с Александром Сергеевичем,— вспоминала Анна Петровна,— имели поручение от его матери Надежды Осиповны принять и благословить образом и хлебом новобрачных Павлищева и сестру Пушкина Ольгу... Несмотря на озабоченность, Пушкин и на это раз был очень нежен, ласков со мною...»
Пушкин не забыл Анну Петровну и в последние годы жизни в своих записях все еще называл ее «прекрасной дамой».
10 февраля 1837 года она плакала и молилась в полумраке Конюшенной церкви, где отпевали Пушкина.Потом к ней пришла старость. Когда ей было шестьдесят четыре года, ее увидел Иван Сергеевич Тургенев. Он сообщил Полине Виардо: «На месте Пушкина я бы не писал ей стихов...» Поспешное замечание! Кто-нибудь мог бы сказать что-то подобное и о Тургеневе и Полине Виардо. Ведь старость Анны Керн — завершение бренной жизни. А стихи ей Пушкина — послание всем любящим в вечность. Анна Петровна Керн умерла в 1879 году.
П. Г. Антокольский «Баллада о чудном мгновении»
Ей давно не спалось в дому деревянном.Подходила старуха, как тень, к фортепьянам,Напевала романс о мгновенье чудномГолоском еле слышным, дыханьем трудным.А по чести сказать, о мгновенье чудномНе осталось грусти в быту ее скудном,Потому что барыня в глухой деревенькеПроживала как нищенка, на медные деньги.
Да и, господи боже, когда это было!Да и вправду ли было, старуха забыла,Как по лунной дорожке, в сверканье снегаПриезжала к нему — вся томленье и нега.Как в объятиях жарких, в молчанье ночиОн ее заклинал, целовал ей очи,Как уснул на груди и дышал неровно,Позабыла голубушка Анна Петровна.А потом пришел ее час последний.И всесветная слава и светские сплетниОтступили, потупясь, пред мирной кончиной.Возгласил с волнением сам благочинный:«Во блаженном успении вечный покой ей!»Что в сравненье с этим счастье мирское!Ничего не слыша, спала, бездыханна,Раскрасавица Керн, боярыня Анна.
Отслужили службу, панихиду отпели.По Тверскому тракту полозья скрипели.И брели за гробом, колыхались в полеИз родни и знакомцев десяток — не боле,Не сановный люд, не знатные гости,Поспешали зарыть ее на погосте.Да лошадка по грудь в сугробе завязла.Да крещенский мороз крепчал как назло.
Но пришлось процессии той сторониться.Осадил, придержал правее возница,Потому что в Москву, по воле народа,Возвращался путник особого рода.И горячие кони били оземь копытом,Звонко ржали о чем-то еще не забытом.И январское солнце багряным дискомРассиялось о чем-то навеки близком.
Вот он — отлит на диво из гулкой бронзы,Шляпу снял, загляделся на день морозный.Вот в крылатом плаще, в гражданской одежде,Он стоит, кудрявый и смелый, как прежде.Только страшно вырос,- прикиньте, смерьте,Сколько весит на глаз такое бессмертье!Только страшно юн и страшно спокоен,-Поглядите, правнуки,- точно такой он!
Так в последний раз они повстречались,Ничего не помня, ни о чем не печалясь.Так метель крылом своим безрассуднымОсенила их во мгновенье чудном.Так метель обвенчала нежно и грозноСмертный прах старухи с бессмертной бронзой,Двух любовников страстных, отпылавших розно,Что простились рано, а встретились поздно.
Пушкин и Глинка воздвигли «памятник нерукотворный» и ей, и ее дочери, памятник на все времена во славу «чудного мгновенья любви».В музыке романса — нежность и страсть расцвета влюбленности, горечь разлуки и одиночества, восторг новой надежды. В одном романсе, в нескольких строчках — вся история любви, которая повторяется из века в век. Но никто и никогда уже не сможет выразить ее так, как это сделали Пушкин и Глинка.