Урок литературы на тему Я родом не из детства, из войны…

Внеклассное мероприятие, посвящённое 90-летию со дня рождения Юлии Друниной.
Тема: «Жизнь и творчество Юлии Друниной»
Эпиграф: "Я родом не из детства, из войны..." 
Учитель: С каждым годом все дальше и дальше от нас героические и трагические годы Великой Отечественной Войны. Эта война была одним из самых тяжких испытаний, которые с честью выдержала наша страна.
Каждый год отмечаем мы День Великой Победы, день святой народной памяти, отдаём дань уважения людям, которые воевали и победили.
(звучит запись песни А. Розенбаума “А может, не было войны”)+ Демонстрация видео.
Учитель: Я расскажу вам о поэтессе Юлии Друниной, прошедшей санитаркой всю войну и сохранившей о ней память на всю жизнь. Юлия Друнина принадлежит к поколению, юность, которого породила испытание на зрелость на фронтовых дорогах Великой Отечественной войны. 17-летней выпускницей одной из московский школ она, как и многие её сверстники, в 1941 году добровольно ушла на фронт бойцом санитарного взвода. * * *
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
А что же было перед этим?
Родилась Юлия Друнина 10 мая 1924 года в Москве в учительской семье. Отец – учитель истории Владимир Друнин, мать — Матильда Борисовна, работала в библиотеке и давала уроки музыки. Жили в коммуналке. Жили бедно. Но дочь с самых ранних лет приобщали к культуре. 
В 1931 году Юля поступила в школу. Стихи писала уже тогда. Посещала литературную студию при Центральном Доме Художественного воспитания детей, помещавшуюся в здании Театра юного зрителя. В конце 30-х годов участвовала в конкурсе на лучшее стихотворение. В результате, стихотворение «Мы вместе за школьной партой сидели…» было напечатано в «Учительской газете» и передано по радио. Отец Юли тоже писал стихи и издал несколько брошюр, в том числе о Тарасе Шевченко. И он, сам как поэт не состоявшись, не верил в литературное призвание дочери. Позже она вспоминала: «И никогда я не сомневалась, что буду литератором. Меня не могли поколебать ни серьезные доводы, ни ядовитые насмешки отца, пытающегося уберечь дочь от жестоких разочарований. Он-то знал, что на Парнас пробиваются единицы. Почему я должна быть в их числе?..» К сожалению, отец не дожил до настоящего литературного успеха Юли. И она сокрушалась об этом всю жизнь – она была все-таки папиной дочкой, а не маминой, она боготворила отца…
В самом начале своего творческого пути Юлия писала преимущественно о любви.
Чтец:
Не встречайтесь с первою любовью.Пусть она останется такой-Острым счастьем, или острой болью.Или песней, смолкшей за рекой.Не тянитесь к прошлому, не стоит-Все иным покажется сейчас…Пусть хотя бы самое святоеНеизменным останется в нас.
Учитель: Как и все ее поколение, Юля мечтала о подвигах и отчаянно жалела о том, что сама еще так молода, что ни в чем не может поучаствовать, ей казалось, что все самое главное проходит мимо: «Спасение челюскинцев…. покорение полюса, Испания — вот чем жили мы в детстве. И огорчались, что родились слишком поздно… Удивительное поколение! Вполне закономерно, что в трагическом сорок первом оно стало поколением добровольцев…». Она была из одного поколения с молодогвардейцами и Зоей Космодемьянской. Она была так же светла, наивна и изначально готова к подвигу и даже к гибели во имя Родины, как и они. Когда началась война, Ю. Друнина ни на минуту не сомневалась: враг будет разбит. Но больше всего она боялась, что битва с врагом пройдет без ее участия. И поэтому Юлия всеми силами стремилась попасть на фронт.
В поэме «Памяти Клары Давидюк», посвященной радистке, погибшей в тылу врага, героически и романтически подорвавшей одной гранатой себя и своего смертельно раненного возлюбленного на глазах у группы фашистов, Юлия Друнина написала – ну, совершенно как бы про себя:
Застенчивость. Тургеневские косы.Влюбленность в книги, звезды, тишину.Но отрочество поездом с откосаВдруг покатилось с грохотом в войну…
Она как раз закончила школу, когда грянула война. Конечно, сразу бросилась с военкомат. По совету отца, она работала санитаркой в глазном госпитале в Москве. Набиралась опыта для будущей работы в военных госпиталях. Окончила курсы медсестер. Немцы рвались к столице – к концу лета Юле пришлось оставить госпиталь и идти рыть окопы. Попадает под бомбежку и, выполняя свои прямые обязанности, становится санитаркой пехотного полка. Воевала, была ранена. В госпитале, в 1943 году, она написала свое первое стихотворение о войне, которое вошло во все антологии военной поэзии: Я только раз видала рукопашный,Раз наяву. И тысячу — во сне.Кто говорит, что на войне не страшно,Тот ничего не знает о войне.
В первом же бою сложилось все не так, как ожидалось – исчезла романтика. Артобстрелы, бомбежки, тяжелое ранение, госпиталь, возвращение на фронт – все это спрессовалось в невероятно коротком отрезке времени и в одном сердце! И сердце не выдержало – взорвалось стихами! Поэзия стала судьбой.
Чтец:
Были слёзы в первую атаку,После тоже плакать довелось,А потом я разучилась плакать -Видно кончились запасы слёз.Так в пустыне, так в песках горючихНе бывает ливней искони,Потому что в раскаленных тучахТут же испаряются они.
После ранения была курсантом Школы младших авиаспециалистов (ШМАС), после окончания которой получает направление в штурмовой полк на Дальнем Востоке. Батальонный санинструктор; Всеми силами рвется на фронт. Получив сообщение о смерти отца, едет на похороны по увольнению, но оттуда не возвращается в свой полк, а едет в Москву, в Главное управление ВВС. Здесь, обманув всех, получает справку, что отстала от поезда и едет на Запад.
В Гомеле получает направление в 218-ю стрелковую дивизию. Снова была ранена. После выздоровления пыталась поступить в Литературный институт, но ее постигла неудача. Возвращается в самоходный артполк. Звание - старшина медслужбы, воюет в Белорусском Полесье, затем в Прибалтике. Контузия, и 21 ноября 1944 получает документ "...негоден к несению военной службы".  Как раз через шесть месяцев закончилась война.
В Москве Юля – награжденная Орденом Красной Звезды – оказалась в конце декабря, как раз в середине учебного года, и сразу же пришла в Литинститут. Просто вошла в аудиторию, где сидели первокурсники, и села среди них: «Мое неожиданное появление вызвало смятение в учебной части, но не выгонять же инвалида войны!» Она сдала сессию и даже получила стипендию: сто сорок рублей, тогда как килограмм картошки на черном рынке стоил сто рублей.
В начале 1945 года в журнале «Знамя» напечатали подборку стихов молодой поэтессы Юлии Друниной. Так началась ее «литературная карьера». Юля очень жалела, что отец до этого не дожил… Если бы можно было показать ему эти строки на тонкой желтой бумаге, и главное – свое имя над ними!
Война кончалась, люди понемногу возвращались к жизни, и теперь, как никогда раньше, хотелось любить и рожать детей. Но… некого было любить и не от кого рожать. По статистике, среди фронтовиков 1922, 1923 и 1924 годов рождения к концу войны в живых осталось три процента. Это было поколение Юлии Друниной… Она писала: Да и не с кем гулятьВ сорок пятом году…(Нашим детям понятьТрудно эту беду,)По России гремелКостылей перестук…Эй, пускай бы без ног,Эх, пускай бы без рук!
Основной мотив лирики Юлии Друниной - стихи, связанные с юностью, молодостью поэтессы. И это неслучайно. Никогда, ни в какие времена не было войны, когда бы женщины играли роль столь огромную, как во время Великой Отечественной. Целые полки - зенитные, связи, ночных бомбардировщиках, не говоря о медицинских батальонах, ротах - сплошь состояли из представительниц прекрасного пола.
Чтец:
Где же вы, одноклассницы - девчонки?Через годы всё гляжу вам вслед –
стиранные старые юбчонкиТреплет ветер предвоенных лет.Помнишь Люську, Люську - заводилу-Нос картошкой, а ресницы – лен?!Нашу Люську в братскую могилуПроводил стрелковый батальон…А Наташа? Редкая походка,Первая тихоня из тихонь-Бросилась к подбитой самоходке,Бросилась к товарищам в огонь…Вы поймите, стильные девчонки,Я не пожалею никогда,Что носила старые юбчонки,Что мужала в горькие года.
Друнина спасала солдат, видела нечеловеческие страдания, тысячи раз рисковала своей жизнью, дважды была ранена. Самое сильное чувство, которое она испытала в жизни, — война. Недаром поэтесса писала: "Я родом не из детства — из войны..." 
* * *
Я родом не из детства - из войны.
И потому, наверное, дороже,
Чем ты, ценю я радость тишины
И каждый новый день, что мною прожит.
Я родом не из детства - из войны.
Раз, пробираясь партизанской тропкой,
Я поняла навек, что мы должны
Быть добрыми к любой травинке робкой.
Я родом не из детства - из войны.
И, может, потому незащищённей:
Сердца фронтовиков обожжены,
А у тебя - шершавые ладони.
Я родом не из детства - из войны.
Прости меня - в том нет моей вины...
Самым близким человеком для Юли в послевоенное время стал ее избранник. Тоже фронтовик, тоже с нашивками за ранения, тоже поэт, однокурсник – Николай Старшинов. Они оба были инвалидами и оба были поэтами, и жили не просто бедно, а как пишет Старшинов, «сверхбедно», они были самыми бедными во всей огромной коммуналке! Все время болели – по-очереди, то он, то она. Но все равно были счастливы.
 “В газетах того времени нередко писалось, что поголовно все выздоравливающие из госпиталей рвались обратно на фронт. Увы, не все, - вспоминает поэт Николай Старшинов. - Я помню, как при мне двое контуженных в палате симулировали потерю речи, чтобы не возвращаться в этот ад. А Юля дважды туда ходила добровольцем. Её тяжело ранили, осколок перебил сонную артерию – прошел буквально в двух миллиметрах. Но, едва поправившись, опять рванула на передовую».
В 1946 году у них родилась дочка Лена. В младенчестве она тоже хворала и Юля очень переживала, боясь, что это из-за нее, из-за ее многочисленных хворей малышка получилась такой хрупкой. Но потом девочка выправилась, стала здоровой и бойкой. Все трудности военной и послевоенной жизни Юлия переносила стоически - ни одной жалобы, ни одного упрёка! И ходила она по-прежнему в той же шинели, гимнастерке и сапогах ещё несколько лет.
Чтец:
Я принесла домой с фронтов РоссииВеселое презрение к тряпью.Как норковую шубу я носилаШинельку, обгоревшую свою.Пусть на локтях топорщились заплатки,Пусть сапоги протерлись - не беда!Такой нарядной и такой богатойЯ позже не бывала никогда!
Ее первая книга стихов «В солдатской шинели» вышла в 1948. Имела успех. Стихи наполнены жизненной достоверностью, суровой правдой войны.
А в последующие годы сборники выходили один за другим: «Разговор с сердцем» (1955), «Современники» (1960), «Не бывает любви несчастливой…» (1973), «Окопная звезда» (1975), «Мир под оливами» (1978), «Бабье лето» (1980), «Мы обетам верны» (1983), двухтомный сборник поэзии и прозы в 1989 году и еще, и еще… Выходят книги Друниной и по сей день. Значит, и сейчас ее читают!
Военная тема оставалась для нее главной всегда. Николай Старшинов вспоминает, что «над ней нередко и подшучивали: мол, написала стихи о сосновом боре, а все равно в нем оказались неожиданно сапоги или обмотки…»
Большое место в жизни Ю. Друниной занимал её второй муж кинодраматург Алексей Яковлевич Каплер. Он был старше её на двадцать лет, за его плечами к моменту их встречи теснились не только популярные в ту пору кинофильмы по его сценариям, но и 10 лет воркутинских лагерей как расплата за девчоночью влюбленность в него дочери “отца всех народов” Светланы Сталиной. Юлия и Алексей познакомились в 1954, когда Юлия поступила на сценарные курсы при Союзе кинематографистов, где Каплер преподавал. Любовь вспыхнула сразу, но еще шесть лет Юлия боролась с этим «беззаконным» чувством, сохраняя верность мужу, пытаясь сохранить семью. Но даже сдерживаемая и – как ей казалось тогда – безнадежная любовь к Алексею Каплеру давала ей огромное счастье, вдохновляла на стихи:Не бывает любви несчастливой.Не бывает... Не бойтесь попастьВ эпицентр сверхмощного взрыва,Что зовут "безнадежная страсть".
Алексей Каплер развелся, Юлия тоже рассталась с Николаем Старшиновым и в 1960 году ушла к Каплеру, забрав с собой дочку. Впрочем, возможно, ее супружество со Старшиновым дало трещину еще раньше, до встречи с Каплером, ведь еще в 1952 году она написала стихотворение: «Я ушла от тебя – как мне жить без тебя?» Тогда она ушла и вернулась, потому что идти ей было некуда и не к кому. А теперь в ее жизни появилось чувство столь огромное, что оно затопило собой всю ее душу и заполнило все ее мысли – так, что даже в стихах того времени она гораздо больше писала о любви, чем о войне! 
Алексей Каплер и Юлия Друнина прожили в своем счастливом супружестве девятнадцать лет. Им завидовали, ими восхищались. Как анекдот передавали из уст в уста, как в какую-то из заграничных командировок Юлии Владимировны, когда она уже возвращалась домой, совсем пожилой уже Каплер, не в силах дожидаться любимую в Москве, поехал встречать ее на границу – в Брест. Над Каплером посмеивались, но Боже мой, кто бы не хотел для себя – такой любви, к себе – такой взаимности?
Чтец:
Ты - рядом, и все прекрасно:И дождь, и холодный ветер.Спасибо тебе, мой ясный,За то, что ты есть на свете.Спасибо за эти губы,Спасибо за руки эти…Спасибо тебе, мой любимый,За то, что ты есть на свете.Мы рядом, а ведь могли быДруг друга совсем не встретить.Единственный мой, спасибоЗа то, что ты есть на свете!
Алексей Каплер ушёл из жизни в 1979г. после непродолжительной и тяжелой болезни. Но не ушла из жизни неподвластная тлену Его любовь к ней. Николай Старшинов пишет: «…после смерти Каплера, лишившись его опеки, она, по-моему, оказалась в растерянности; у нее было немалое хозяйство: большая квартира, дача, машина, гараж – за всем этим надо было следить, постоянно прилагать усилия, чтобы поддерживать порядок и состояние имущества. А этого делать она не умела, не привыкла. Ну а переломить себя в таком возрасте было уже очень трудно, вернее – невозможно. Вообще она не вписывалась в наступающее прагматическое время, она стала старомодной со своим романтическим характером…» 
Настало время больших перемен - перестройки шоковой терапии. С каждым днём нарастала неуверенность в завтрашнем дне, боль в душе становилась всё острее! Можно только догадываться о тяжести тех переживаний, что накопилось в сердце у Друниной. Не могла поэтесса оставаться равнодушной, когда в родном отечестве вдруг оказались поставленными под сомнение величина нашей армии, подвиг народа в войне и сама Победа! В особое смятение подвергло Юлию Владимировну утверждение, что воевали мы зря…
Конечно, обо всем наболевшем она писала в своих публицистических статьях, прямо и резко выступала на писательских съездах, а в доверительных беседах с друзьями всё чаще говорила, что ужасно устала, душевно от всего, что происходит вокруг. Она не могла видеть, что стало со страной, не могла смотреть в глаза ветеранам, просящим в подземных переходах милостыню.
Чтец:
Ветераны в подземных дрожат переходахРядом старый костыль и стыдливая кепкаИм страна подарила “Заслуженный отдых”,А себя пригвоздила к бесчестию крепко.Только как позабуду отчаянных, гордыхМолодых лейтенантов, солдатиков юных…Ветераны в подземных дрожат переходах,И давно в их сердцах все оборваны струны.Ветераны в глухих переходах застылиТихо плачут монетки в кепчонке помятой.Кепка с медью - осиновый кол на могиле,Над могилою юности нашей распятой.
События 21 августа 1991 года она встретила восторженно – «и вечный бой, покой нам только снится!» — это снова было что-то из ее молодости, какой-то отзвук той романтики, и она еще на миг ощутила себя в этой жизни своей, ощутила проблеск надежды… Но потом эйфория угасла. И надежда угасла. На что можно было надеяться ей, пожилому уже человеку, если все прожитое оказалось – зря? Если теперь некоторые россияне открыто сожалели о том, что в той войне не сдались немцам сразу же в 1941 году! Если вообще все вокруг так страшно – «Безумно страшно за Россию», писала она, ибо «…стоит почти столетье башня на реках крови, море лжи...»
* * *
Безумно страшно за Россию,И обоснован этот страх.Как обескровлен, обессиленКолосс на глиняных ногах!Нет, жизнь свою отдать не страшно,Но что изменится, скажи?Стоит почти столетье башняНа ре́ках кро́ви, море лжи…
<1991?>
 21 ноября 1991 года Юлии Друниной не стало. Она могла тысячу раз погибнуть на той войне, на которую ушла в 17 лет. А умерла по всей воле… Израненная войной, она не смогла пережить ещё одной трагедии страны – трагедии эпохи перемен.  Друнина написала письма: дочери, зятю, внучке, подруге Виолетте, редактору своей новой рукописи, в милицию, в Союз писателей. Ни в чем никого не винила. На входной двери дачи, где в гараже она отравилась выхлопными газами автомобиля, приняв снотворное, оставила записку для зятя: «Андрюша, не пугайся. Вызови милицию и вскройте гараж». Она продумала и учла все, каждую мелочь. Так что, скорее всего, обдумывала самоубийство все-таки достаточно долго и обстоятельно. В предсмертном письме она попыталась объяснить причины своего решения: «Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл... А я к тому же потеряла два своих главных посоха — ненормальную любовь к Старокрымским лесам и потребность творить... Оно лучше — уйти физически неразрушенной, душевно несостарившейся, по своей воле. Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, неверующая. Но если Бог есть, он поймет меня...» 
Чтец:
Покрывается сердце инеем-Очень холодно в судный час…А у вас глаза как у инока-Я таких не встречала глаз.Ухожу, нет сил.Лишь из дали (Все ж крещённая !)ПомолюсьЗа таких вот, как вы, -За избранныхУдержать над обрывом Русь…Не боюсь, что и вы бессильны,Потому выбираю смерть.Как летит под откос Россия,Не могу, не хочу смотреть.
Ее главное желание – быть похороненной в одной могиле с Алексеем Каплером – исполнилось. 
Юлия Друнина ушла из жизни исстрадавшейся, надломленной, но не предавшей своей фронтовой юности, своей первой фронтовой любви, дружбы. А нам в наследство оставила замечательные стихи.
Я верности окопной не нарушу,Навек останусь фронтовой сестрой.
* * *
Не встречайтесь с первою любовью,
Пусть она останется такой -
Острым счастьем, или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой.
Не тянитесь к прошлому, не стоит -
Все иным покажется сейчас...
Пусть хотя бы самое святое
Неизменным остается в нас.
***
Безумно страшно за Россию,И обоснован этот страх.Как обескровлен, обессиленКолосс на глиняных ногах!Нет, жизнь свою отдать не страшно,Но что изменится, скажи?Стоит почти столетье башняНа ре́ках кро́ви, море лжи…
<1991?>
Судный час
Покрывается сердце инеем -
Очень холодно в судный час...
А у вас глаза как у инока -
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все ж крещеная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы,-
За избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
* * *
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью -
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись - не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда...
* * *
Я только раз видала рукопашный,
Раз - наяву. И сотни раз - во сне...
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943
* * *
Я родом не из детства - из войны.
И потому, наверное, дороже,
Чем ты, ценю я радость тишины
И каждый новый день, что мною прожит.
Я родом не из детства - из войны.
Раз, пробираясь партизанской тропкой,
Я поняла навек, что мы должны
Быть добрыми к любой травинке робкой.
Я родом не из детства - из войны.
И, может, потому незащищённей:
Сердца фронтовиков обожжены,
А у тебя - шершавые ладони.
Я родом не из детства - из войны.
Прости меня - в том нет моей вины...
* * *
Не знаю, где я нежности училась, -
Об этом не расспрашивай меня.
Растут в степи солдатские могилы,
Идет в шинели молодость моя.
В моих глазах обугленные трубы.
Пожары полыхают на Руси.
И снова нецелованные губы
Израненный парнишка закусил.
Нет!
Мы с тобой узнали не по сводкам
Большого отступления страду.
Опять в огонь рванулись самоходки,
Я на броню вскочила на ходу.
А вечером над братскою могилой
С опущенной стояла головой...
Не знаю, где я нежности училась, -
Быть может, на дороге фронтовой...
* * *
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
* * *
О, Россия!
С нелегкой судьбою страна...
У меня ты, Россия,
Как сердце, одна.
Я и другу скажу,
Я скажу и врагу -
Без тебя,
Как без сердца,
Прожить не смогу..СВЕРСТНИЦЫ 
Где же вы, одноклассницы-девчонки? Через годы все гляжу вам вслед... Стираные кофточки и старые юбчонки Треплет ветер предвоенных лет. Помню я, когда, гремя в набаты, Вдруг война к нам в детство ворвалась, - Как со всех сторон летели вы в военкоматы, Тапочки, чиненные сто раз! Помнишь Люську, Люську-заводилу, - Нос - картошкой, а ресницы - лен... Помнишь ты, как нашу Люську в братскую могилу Проводил стрелковый батальон? Не звенят солдатские медали, На пилотках звезды не горят; Сверстницы, что города на Волге не отдали, - Много лет, не просыпаясь, спят. И поймите, стильные девчонки, Я не пожалею никогда, Что носила старые и грубые юбчонки, Что мужала в горькие года. 1966
* * *
Нет, это не заслуга, а удача
Стать девушке солдатом на войне.
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!
С восторгом нас, девчонок, не встречали:
Нас гнал домой охрипший военком.
Так было в сорок первом. А медали
И прочие регалии потом...
Смотрю назад, в продымленные дали:
Нет, не заслугой в тот зловещий год,
А высшей честью школьницы считали
Возможность умереть за свой народ.
***
Ветераны в подземныхДрожат переходах.
Рядом — старый костыль
И стыдливая кепка.
Им страна подарила
"Заслуженный отдых",
А себя пригвоздила
К Бесчестию крепко.
Только как позабуду
Отчаянных, гордых
Молодых лейтенантов,
Солдатиков юных?...Ветераны в подземныхДрожат переходах,
И давно в их сердцах
Все оборваны струны.
Ветераны в глухих
Переходах застыли.
Тихо плачут монетки
В кепуре помятой.
Кепка с медью -
Осиновый кол на могиле,
Над могилою юности нашей
Распятой...
***
Были слёзы в первую атаку,После тоже плакать довелось,А потом я разучилась плакать -Видно кончились запасы слёз.Так в пустыне, так в песках горючихНе бывает ливней искони,Потому что в раскаленных тучахТут же испаряются они.
* * *
Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы - девчата,
Похожие на парней.
Нет, это горят не хаты -
То юность моя в огне...
Идут по войне девчата,
Похожие на парней.
ЗАПАС ПРОЧНОСТИ
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.
И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?..
Что гадать!-- Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
* * *
И откуда
Вдруг берутся силы
В час, когда
В душе черным-черно?..
Если б я
Была не дочь России,
Опустила руки бы давно,
Опустила руки
В сорок первом.
Помнишь?
Заградительные рвы,
Словно обнажившиеся нервы,
Зазмеились около Москвы.
Похоронки,
Раны,
Пепелища...
Память,
Душу мне
Войной не рви,
Только времени
Не знаю чище
И острее
К Родине любви.
Лишь любовь
Давала людям силы
Посреди ревущего огня.
Если б я
Не верила в Россию,
То она
Не верила б в меня.