Литературно-музыкальная композиция Что движет солнце и светила…

Литературно-музыкальная композиция
“Что движет солнце и светила...”
(любовный сонет в мировой литературе)
Автор: Чистова Татьяна Викторовна, учитель русского языка и литературы МБОУ МПЛ г. Димитровграда Ульяновской области, Заслуженный учитель РФ
Описание работы: литературно-музыкальная композиция планируется как мероприятие, завершающее изучение сонетов в 9 или 11 классах, возможно его проведение как самостоятельного внеклассного мероприятия по литературе для старшеклассников.
Цели: показать, какое место занимала любовь в жизни и творчестве Данте Алигьери, Франчески Петрарки и Эдуарда Гольдернесса;
развивать умение выразительного чтение текстов художественного произведения;
развивать артистические способности учащихся;
развивать эстетический вкус учащихся;
вызвать восхищение чувством любви; развивать способности детей любить;
формировать потребность в красивой, преданной любви.
Предварительная работа: учащиеся делятся на три группы, каждая из которых подбирает материал по одному из авторов, обрабатывает материал, составляет композицию; индивидуальные задания - подобрать музыкальные произведения, созвучные сонетам Данте и Петрарки; положить на музыку сонеты Э. Гольдернесса и подготовить их исполнение; подготовить инсценирование - встреча Петрарки и Лауры; подобрать картины художников - женские портреты; нарисовать свои иллюстрации.
Эпиграф:
И в любви и в искусстве бывает нечто подобное удару молнии, когда тебе открывается истина, с которой легко и жить, и умереть.
Э. ГольдернессСлово учителя:
История сонета насчитывает семь с половиной столетий. Были эпохи, когда сонет превозносили до небес, и периоды, когда его низвергали в адские бездны. Родился он в преддверии Возрождения, и именно в эпоху Ренессанса сонет переживает пору наивысшего развития. Просветительский XVIII век с пренебрежением отмахнулся от этой “безделушки”, а романтизм вновь сделал его предметом всеобщего интереса.
На протяжении всей истории сонет оставался объектом ожесточенной полемики. Иногда и предвидеть трудно, с какой стороны донесется гневная отповедь, а с какой - страстный панегирик... “Поэму в сотни строк затмит Сонет прекрасный”, - провозглашает законодатель классицизма, рационалист Никола Буало, в общем-то пренебрегавший лирическими жанрами. А романтику Байрону сонет показался “педантичным и скучным”. Кто же из них был прав? Можно ли это определить? Разгадка этой тайны лежит в самой природе сонета и его истории.
Первый ведущий:
Послушайте одно старинное письмо: «…Могу ли я быть когда-либо свободным от страданий, пока не увижу вас? Между тем я несу их безропотно, потому что они исходят от вас. Что же? Не это ли награда, которую вы даруете мне за то, что я полюбила вас так нежно? Но будь что будет, я решился обожать вас всю жизнь и никогда ни с кем не видеться, и я заверяю вас, что и вы хорошо поступите, если никого не полюбите. Разве вы могли бы удовлетвориться страстью менее пылкой, чем моя? Вы найдете, быть может, возлюбленного более прекрасного, но вы никогда не найдете подобной любви, а ведь все прочее – ничто. Не заполняйте более ваших писем ненужными вещами и не пишите мне более, чтобы я помнил о вас. Я не могу позабыть вас…»
Мужчины, который это писал, вероятно, не существовало никогда, хотя в подлинность его письма верили многие поколения в течение трех столетий. Дотошные литераторы установили, что эти строки сочинил полузабытый всеми литератор, дипломат и острослов 17 века.
Неужели не было этой любви, этой тоски, этой нежности и потребности в понимании?! И перед нами всего лишь талантливая литературная мистификация, шутка?!
Попытаемся найти ответ в глубине веков.
Второй ведущий:
Средние века незаслуженно называют эпитетом “мрачные”, ведь именно в это время родилась настоящая любовь Элоизы, замечательной женщины, и Абеляра, философа-вольнодумца. Это Элоиза первой убедила навечно: “Сказать: “Я тебя люблю!” - значит сказать: “Ты не умрешь!” А через сто пятьдесят лет их любовь найдет свое продолжение в сердце “сурового” Данте.
Первый чтец:
Из “Новой жизни” Данте Алигьери:
“ Девять раз уже, после моего рождения, обернулось небо света почти до исходного места, как бы в собственном своем вращении, когда моим очам явилась впервые преславная госпожа моей души, которую называли Беатриче.
Она явилась мне одетой в благороднейший алый цвет, скромный и пристойный. Тут истинно говорю, что неистово обнаружил себя и в малейших жилах, и, трепеща, произнес такие слова: “Вот бог сильнее меня, кто, придя, получит власть надо мной”.
Второй чтец:
Чей дух пленен, чье сердце полно светом,
Всем тем, пред кем сонет предстанет мой,
Кто мне раскроет смысл его глухой,
Во имя госпожи любви, - привет им.
Уж треть часов, когда дано планетам
Сиять сильнее, путь свершили свой,
Когда любовь предстала предо мной
Такой, что страшно вспомнить мне об этом:
В веселье шла любовь и на ладони
мое держала сердце, а в руках,
Несла мадонну спящую смиренно.
И, пробудив, дала вкусить мадонне
от сердца, - и вкушала та смятенно
Потом любовь исчезла вся в слезах.
Первый чтец:
Из “Новой жизни” Данте Алигьери:
“Любовь воцарилась над моей душой, которая тотчас была обручена ей, и обрела надо мной такую власть и такое могущество, что я принужден был исполнять все желания. И много раз приказывала она мне, чтобы я искал встречи с этим юным ангелом: поэтому в детстве моем я часто ходил в поисках ее, и я замечал, что вид ее и осанка исполнены достойного похвалы благородства, так что воистину о ней можно было сказать словами стихотворца Гомера: “Она казалась дочерью не смертного человека, но бога...”
Второй чтец:
Все, что мятежно в мыслях, умирает
При виде вас, о чудо красоты.
Стою близ вас, - любовь остерегает:
Беги ее иль смерть познаешь ты.
И вот лицо цвет сердца отражает,
Опоры ищут бледные черты,
И даже камень словно бы взывает
В великом страхе: “Гибнешь, гибнешь ты!”
Да будет грех тому, кто в то мгновенье
Смятенных чувств моих не оживит,
Кто не подаст мне знака одобренья,
Кто от насмешки злой не защитит,
Который вы, мадонна, отвечали
Моим очам, что смерти возжелали.
Первый чтец:
Через девять лет Данте встретит Беатриче снова: она приветствовала его легким движением головы и преисполнила его несказанным блаженством. Он спешит к себе в комнату и в волнении пишет один из своих сонетов.
Второй чтец:
Лишь о любви все мысли говорят
И столь они во мне разнообразны,
Что, вот, одни отвергли все соблазны,
Другие пламенем ее горят.
Окрылены надеждою, парят,
В слезах исходят, горестны и праздны;
Дрожащие, они в одном согласны -
О милости испуганно твердят.
Что выбрать мне? Как выйти из пустыни?
Хочу сказать, не знаю, что сказать.
Блуждает разум, не находит слова,
Но, чтобы мысли стали стройны снова,
Защиту должен я, смирясь, искать
У Милосердия, моей врагини.
Первый чтец:
В следующий раз Данте встречает Беатриче в церкви и, опасаясь выдать тайну своего сердца, делает вид, что интересуется другими дамами. Злонамеренные люди сообщают об этом Беатриче, и она более не кланяется ему. Данте убит горем, но вот друг представляет ему случай увидеть Беатриче среди других дам, собравшихся на какой-то свадьбе. Тут Данте испытывает такое волнение и так смущается, что Беатриче смеется над этим.
Это повергает поэта в новое горе. Проплакав долго, он решает, что никогда не будет искать с нею встречи, ибо все равно не в силах владеть собой в ее присутствии. Отныне он посвятил себя воспеванию Беатриче - это станет источником его блаженства.
Второй чтец:
Вы меж подруг смеялись надо мною.
Но знали ль вы, мадонна, отчего
нельзя узнать обличья моего,
Когда стою пред вашей красотою.
Ах, знали б вы - с привычной добротоювы не сдержали б чувства своего.
Ведь та любовь, пленив меня всего,
тиранствует с жестокостью такою.
Что, воцарясь средь робких чувств моих,
Иных казнив, других услав в изгнанье,
Она одна на вас свой взор стремит.
Вот отчего мой необычен вид!
Но и тогда изгнанников своих
так явственно я слышу гореванье.
Звучит флейта.
Первый ведущий:
Новая замечательная эпоха Возрождения началась не с великого зодчества, не с великой живописи и не с великих путешествий, а с великой любви Франчески Петрарки к Лауре.
Второй ведущий:
Первый трубадур Гийом де Пуатье, еще за двести лет до Петрарки оповестил мир, что его Дама - это свет и спасение, что любовь, которая освещает сердце, преображает его, придает новый смысл жизни. Это зародившееся в Провансе евангелие любви, словно на крыльях, перекинулось на север, и ему сдались без боя все феодальные замки. Рядом с политическим и общественным феодализмом появился своеобразный феодализм и в любви, где женщина была сюзереном, а мужчина - вассалом. Такая любовь пересекла жизнь Франчески Петрарки.
Третий чтец:
Самой ценной вещью, которую Петрарка взял из родного дома, отправившись в путешествие, был прекрасный пергаментный кодекс. С ним он никогда не расставался и, несмотря на его солидные размеры и увесистость, всюду возил с собой. Кодекс служил ему своеобразным дневником. Важнейшие события из своей жизни он записывал на обороте первой страницы, приклеенной им к обложке. Вот этот документ сердца: “ Лаура, известная своими добродетелями и долго прославляемая моими песнями, впервые предстала моим глазам на заре моей юности, в лета Господне 1327, утром 6 апреля, в соборе святой Клары, в Авиньоне. И в том же городе, также в апреле и также шестого дня того месяца, в те же утренние часы в году 1348 покинул мир этот луч света, когда я случайно был в Вероне, увы! о судьбе своей не ведая. Горестная весть через письмо моего Людовико настигла меня в Парме того же года утром 19 мая. Это непорочное и прекрасное тело было погребено в монастыре. Душа ее возвратилась на небо, откуда она и пришла. В память о скорбном событии, с каким-то горьким предчувствием, что не должно быть уже ничего, радующего меня в этой жизни, и что после того, как порваны эти крепчайшие сети, пора бежать из Вавилона, пишу об этом именно в том месте, которое часто стоит у меня перед глазами. И когда я взгляну на эти слова и вспомню быстро мчащиеся годы, мне будет легче, с божьей помощью, смелой и мужественной думою, покончить с тщеславными заботами минувшего, с призрачными надеждами и с их неожиданным исходом”.
Между двумя апрельскими датами мелкими буквами в восьми строках латинского текста заключил Петрарка историю своей любви.
Четвертый чтец:
О высший дар, бесценная свобода,
Я потерял тебя и лишь тогда,
Прозрев, увидел, что любовь - беда,
Что мне страдать все больше год от года.
Для взгляда после твоего ухода
Ничто рассудка трезвого узда:
Глазам земная красота чужда,
Как чуждо все, что создала природа.
И слушал о других и речь вести -
Не может быть невыносимой муки,
Одно лишь имя у меня в чести.
К любой другой заказаны пути
Для ног моих, и не могли бы руки
В стихах другую так превознести.
Третий чтец:
Читая сонеты Петрарки, стараешься уловить образ молодой девушки, которая в тот апрельский день идет под романским порталом собора, поднимает скромно опущенные глаза, встречает взгляд незнакомца и, ничего об этом не ведая, вступает на путь к бессмертию. Можно увидеть на ее голове огромную шляпу, украшенную шелками, цветами, руку в золотой перчатке, раскрывающую веер из страусовых или павлиньих перьев, но она сама вдруг отворачивается от нас и исчезает в толпе среди сотни других, столь похожих на нее девушек. (Во время этих слов: на фоне красивой тихой музыки - пантомима, инсценировка встречи Петрарки и Лауры; в конце пантомимы девочка, изображающая Лауру, роняет перчатку и уходит, а мальчик, исполняющий роль Петрарки, поднимает ее и подносит к губам).
Четвертый чтец:
Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!
Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце Бог, тайком разящий нас.
Благословенны жалобы и стоны,
Какими оглашал я сон дубрав,
Будя отзвучья именем Мадонны!
Благословенны вы, что столько слав
Стяжали ей, певучие канцоны, -
Дум золотых о ней, единой, сплав!
Третий чтец:
В сонетах Петрарки нет упоминаний об Авиньоне, о соборе святой Клары и сама Лаура не описана им настолько, чтобы с уверенностью можно было утверждать, что она действительно существовала. А другой итальянский певец любви, Боккаччо, даже утверждал: “Я убежден, что Лауру следует понимать аллегорически, как лавровый венок, которым Петрарка позднее был увенчан”. Это в значительной мере подорвало в последующие века веру в реальность этого образа. Но можно ли столь далеко зайти с мистификациями, чтобы следы ее сохранились и там, куда никто, кроме поэта, не имел возможности заглянуть: в сердце поэта, где уж точно существовала любовь, охватившая Петрарку с первого взгляда и не покидавшая его до последних дней.
Пятый чтец:
Всегда любил, теперь люблю душою
И с каждым днем готов сильней любить
То место, где мне сладко слезы лить,
Когда любовь томит меня тоскою.
И час люблю, когда могу забыть
Весь мир с его ничтожной суетою;
Но больше - ту, что блещет красотою,
И рядом с ней я жажду лучше быть,
Но кто бы ждал, что нежными врагами
Окружено все сердце, как друзьями,
Каких сейчас к груди бы я прижал?
Я побежден, любовь, твоею силой!
И, если б я не знал надежды милой, -
Где жить хочу, там мертвый бы упал.
Третий чтец:
Эта любовь пламенела в сердце Петрарки в течение двадцати лет, пока Лаура была жива, и, если верить его стихам, никогда не угасала после ее смерти. Чуткая, стыдливая, полная смирения любовь, под пеплом надежды таящая жар, которому уже не было суждено засиять ярким пламенем, любовь эта, раскрывшаяся в весну жизни и не увядшая осенью, кажется невероятной. Петрарка ищет свою возлюбленную на небесах, надеется получить от нее поддержку на пути к спасению. И только сейчас Лаура признается ему в своей любви. Она любила его всегда и будет любить вечно.
Такая любовь подобна чуду, подобна красивой музыке.
Пятый чтец:
Меж стройных жен, сияющих красою,
Она царит - одна во всей вселенной,
И пред ее улыбкой несравненной
Бледнеют все, как звезды пред зарею.
Амур как будто шепчет надо мною:
Она живет - и жизнь зовут бесценной;
Она исчезнет - счастье жизни бренной
И мощь мою навек возьмет с собою.
Как без луны и солнца свод небесный,
Без ветра воздух, почва без растений,
Как человек безумный, бессловесный,
Как океан без рыб и без волнений, -
Так будет все недвижно в мраке ночи,
Когда она навек закроет очи.
Звучит скрипка (“Санта-Лючия”).
Первый ведущий:
Меняется время, убегая далеко в прошлое, летят столетия, умирают и рождаются люди, уходят из жизни обычаи и традиции, возводятся новые храмы, но прежней остается сила, “что движет солнце и светила”...
Второй ведущий:
“Великие души остаются незамеченными... Великих душ гораздо больше, чем принято думать”, - писал А. Стендаль. История Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты, Дидро и Софи Волан, Сент-Экзюпри и Анны Франко - это истории о любви великих людей. Но тысячи незнаменитых мужчин и женщин во всех странах во все века ничуть не уступали им в переживании этого чувства, потому что и для них любовь была не утехой и не бытом, а поиском великой истины в человеческих отношениях и битвой, порой трагической, за сокровища человечности.
Первый ведущий:
Эта история любви - документальная, потому что она сохранилась в Его письмах к Ней. Многих может удивить его фамилия - Гольдернесс. Дело в том, что Он - потомок Байрона. Еще задолго до его рождения семья Гольдернессов переехала в Россию. Но замечателен Эдуард Гольдернесс, разумеется, не этим... Любителям зарубежной литературы известны его переводы Эдгара По, поэтов Австралии, Кубы. Но, пожалуй, и не этим он замечателен. Самое главное и замечательное в нем была способность любить, сильно, самозабвенно, недосягаемо высоко...
Шестой чтец:
Из писем к ней:
“ Я сижу в номере один, никого не жду, да никого и не хочу видеть. Но человек не может чувствовать себя человеком, если он один. Наступает такой момент, когда ощущаешь это с особой силой и ясностью. Нужно любить кого-то больше, чем самого себя, чувствовать, что только вместе с ним ты - это ты, а он - это он. И это не должно быть каким-то дурманом чувств, а просто внутренней потребностью человека”.
Седьмой чтец (или исполнение песни):
Когда в душе полярная зима
И не известно, подойдет ли лето
Бывает очень нужно, чтобы тьма
Пересеклась порой полоской света.
Что может просиять таким лучом?
Порой довольно взгляда и улыбки,
И - словно снова провели смычком
По струнам позабытой старой скрипки.
Мечты плывут, как в небе облака,
Согреты солнца первыми лучами.
И мысль ясна, проворна и легка...
Но это все не выразить словами.
Мечта и мысль находят слов одежды,
Но ты - не мысль, не греза, ты - надежда...
Первый ведущий:
С пятнадцати лет Эдуард Гольдернесс был неизлечимо болен, часто из-за сильных болей он был просто прикован к постели... Но после встречи с Ней Эдуард согласился на очень сложные процедуры, болезненные массажи, от которых порой терял сознание... Все это было нужно ему только для того, чтобы видеть Ее, говорить с Ней по телефону, и, самое главное, писать Ей... Он считал, что, общаясь со своей возлюбленной, человек общается с беспредельным, приближается к Вечности...
Шестой чтец:
Из писем к Ней
“Мне любить Вас - как дышать. Люблю Вас со всеми “пороками”, “грехами”, “ужасно робкую и мнительную”, “грубую и нетактичную”, “ничем не привлекательную”. Люблю Вас за то, что Вы мой человек в том лучшем, “чудесном”, что есть в Вас, чего нет у других.
Я такой человек, которому нужно, чтобы вам было как можно больше “хорошо” и чтобы это было как можно больше благодаря мне. Вот венец моих эгоистических желаний! И жизнь мне будет нравиться до тех пор, пока я буду чувствовать, что могу делать для Вас что-то хорошее, чего у Вас не было бы в жизни, не будь меня.
Должно быть, я слишком много беру на себя. Но меньше не могу. Да и не хочу. Я считаю для себя великим благом встречу с Вами.
Пока я люблю Вас, я буду жить. Ведь любовь и жизнь - это одно!”
Седьмой чтец (или исполнение песни):
Мне кажется, что ты сама поймешь,
И я об этом говорить не буду...
Бывает, что словами отпугнешь
Любовь - единственное в мире чудо.
Чуть двинувшись, рука тебя нашла...
Сближаются уста, дрожат ресницы...
И - обрела два голубых крыла,
И устремилась ввысь любовь, как птица!
Пьянящая бескрайность бытия!..
Восторг и боль! Вся мощь и хрупкость жизни!
Навеки, да?! Ведь лишь об этом я
Мечтаю, как изгнанник об Отчизне!
Давай побудем молча полчаса -
Безмолвие рождает чудеса!
Второй ведущий:
Она ни разу не ответила на его письма. Но, вероятно, это было не столь важно для него...
Шестой чтец:
Из писем к ней
“Все люди умрут. Но только избранные умирают на костре. Вы возвели меня на мой. Вы озарили меня этим. Может быть, и без вас я в конце концов заслужил бы его, но без вас никогда его пламя не было бы таким чистым, без копоти.
Вот что такое Вы в моей судьбе, вот за что я должен быть вам благодарен, вот почему я имею право назвать свою любовь настоящей. Сумейте хоть немного погреться у костра, воспользоваться его светом. Тогда все будет правильно и хорошо”.
Восьмой чтец:
Когда в минуту слабости преступной
Захочешь отказаться от любви,
Сочтя ее мечтою недоступной,-
Меня к себе на помощь не зови.
Я не приду. Я часовым у входа стою,
чтоб зрела без помех в душе
Великая, всевластная свобода,
Которой все во мне посвящено:Подняться до такой самоотдачи,
Когда любовь и жизнь - уже одно.
Я не уйду. Я не предам мечту.
И если смерть - то только на посту.
Первый ведущий:
Он ни разу не поцеловал ее наяву и лишь однажды - во сне: в левую щеку, тихо-тихо, чтобы не разбудить, потому что видел ее больною и уснувшей. Он рассказал ей в письме об этом сне... А закончил письмо стихами Эмиля Верхарна, назвав их лучшим, что написано о любви. “Отдание тела, когда отдана душа, - не более, чем созревание двух нежностей, устремленных страстно одна к другой. Любовь - о, она - ясновидение единственное, единственный разум сердца, и наше самое безумное счастье - обезуметь от нежности и доверчивости”.
Стихи эти Верхарн написал, выйдя из больницы, где нестерпимо страдал.
Шестой чтец: Из писем к ней
“Истинно любящиеся борются до последнего мига за душу любимого человека; они борются, утратив надежду на взаимность, но питая иную, высшую, бескорыстную надежду: одарить любимого мудростью. Эта мудрость поможет быть до конца дней возвышенным, чистым в мыслях и чувствах. Истинно любящие, не помышляя до последнего дыхания о личном, ведут битву за душу любимого - за ее восхождение. И они выигрывают ее, даже умирая...”
Второй ведущий:
В одну из последних ночей он увидел сон: небольшой на берегу моря город; день меркнет, вечером должны казнить Бернса, и сердце разрывается от сострадания и чувства беспомощности. Думая о Бернсе, он заходит в какой-то дом и видит рыдающую женщину; она поднимает лицо - и он узнает ее, ту, которую любит. И - опускается перед ней на колени, говорит: “Хочешь - я устрою, что казнят не Бернса, а меня?” - “Да”, - отвечает она. “И тогда ты меня полюбишь?” - “Да”. И он уходит, и на этом кончается сон...
А если бы это было возможно, Эдуард Гольдернесс действительно поднялся бы на эшафот, чтобы казнили не Бернса, а его, и он пошел бы к барьеру, чтобы убили не Лермонтова, а его, и лег бы в больницу, чтобы страдал он, а не Верхарн. Такой уж он был Великий Человек.
Восьмой чтец:
Прости, я слишком много пожелал -
В любви к тебе всегда быть человеком.
В наш дерзкий век я дерзко возмечтал
Быть впереди, а не плестись за веком.
Готовя для тебя столь редкий дар,
Ни в чем любви не ставил я границы.
Но кто стремится к солнцу, как Икар,
Тот должен быть готовым и разбиться.
И вот лежу, изломан, меж камней.
Оборваны мои пути-дороги.
Целую тихо землю... Ведь по ней
Идут твои стремительные ноги.
Но что ж... Одна своим путем.
... Еще не раз мы встретимся на нем.
Второй ведущий:
Любовь или умирает, или она восходит. Но если восходит, то ко все большей человечности. Она или умирает, или одухотворяется. Но если она умирает, то умираем мы. И сердце разрывается от боли. От совершенно новой боли. Вершинной боли человечности...
Первый ведущий:
Известный поэт-романтик 18 века Готфрид Август Бюргер писал своей возлюбленной, с которой не мог соединиться: “ Если б я мог добыть тебя ценой того, чтобы без одежды, босому, через тернии, чертополох и репейник, по степи, льду и снегу обойти всю землю, я сегодня еще тронулся бы в путь; а потом, когда, истекая кровью и с последней искоркой жизненной силы, пал бы в твои объятия, у твоей любвеобильной груди, вновь впитал бы сладострастие и святую жизнь, - я уверовал бы, что добыл тебя за бесценок”.
Пока мужчину не оставит желание “обойти всю землю”, чтобы “добыть” любимую, его эти строки не рассмешат и на земле появится еще одна великая душа. А когда они рассмешат, он перестанет быть мужчиной; а мир, может быть, и остановится, потому что исчезнет сила, которая им движет.
Второй ведущий:
Мы желаем, чтобы рядом с вами всегда были великие души, чтобы вас любили так, как Данте, Петрарка и Эдуард Гольдернесс и чтобы каждый любящий вас считал, что любовь, настоящая, вечная любовь - это награда, наивысшая ценность, проявление благородства души, источник добродетели и совершенства.
Слово учителя:
Слово “сонет” происходит от итальянского слова “sonet”, что означает “песенка”, но само это слово восходит к следующему - “sone” (звук), и поэтому название этого жанра можно было бы перевести как “звонкая песенка”.
Сонет - это, в сущности, определенная стихотворная форма, состоящая из 14 строк: двух четверостиший и двух трехстиший, - со строгой рифмой, устойчивой системой рифмовки, постоянным размером... Но исчерпывается ли этим определением глубина тех чувств, которые вкладывали в эти стихи поэты, слагающие сонеты, побежденные красотой женщин, пораженные любовью в самое сердце?..
Скорее всего, сонет - это “звонкая” песнь о любви, настолько “звонкая”, что слышится и передается через века...