Сценарий литературного вечера по творчеству Н.Тэффи и М.Зощенко
«Мелочи жизни или разговор на коммунальной кухне»
Сценарий литературного вечера «Апрельские посиделки».
Знакомство с сатирой М.М.Зощенко и Н.А.Тэффи
Оформление:
Гостиная имеет вид коммунальной кухни: на протянутой около двери верёвке висят пелёнки, разные вещички. В середине комнаты стоят столы кругом, в центре – самовар с бубликами. В углу – ширма, на ней – шляпка, кепка, платок. За ширмой – зеркало. Всюду развешаны плакатики с выражениями:
«Бороться и искать, найти и перепрятать»
«Уходя, гасите всех»
«Экипаж прощается с вами приятного полёта»
«Базар копейку любит»
«Даром – за амбаром»
«Отечественные поезда – самые поездатые поезда в мире!»
«Под лежачий камень мы всегда успеем»
«Рога быстрее растут на лысине»
«А вы даже ухом не моргнули»
«Кто поспел, того и съели»
«Есть ещё порох в пороховницах, и ягоды в ягодицах»
Слева на стенде – фотография М. Зощенко и плакат «А мы потихоньку, а мы полегоньку, а мы вровень с русской действительностью» (М. Зощенко)
Оформлена книжная выставка сатирических книг.
(Звучит грамзапись композитора Нино Рота «Джульетта и духи»)
Все рассаживаются. Музыка затихает. Входят ведущие, одетые в духе 20-х годов.
1 ведущий. Конечно, заиметь собственную квартиру – это всё-таки как-никак мещанство. Надо жить дружно, коллективной семьёй, а не запираться в своей домашней крепости. Надо жить в коммунальной квартире. Там все на людях. Есть с кем поговорить. Посоветоваться. Подраться
(Разыгрывается сценка по рассказу М. Зощенко « Нервные люди»)
2 ведущий. Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то что драка, а целый бой.
Дрались, конечно, от чистого сердца. Инвалиду Гаврилову последнюю башку чуть не оттяпали.
Главная причина – народ очень уж нервный. Расстраивается по мелким пустякам. Горячится. И через это дерётся грубо, как в тумане.
А приходит, например, одна жиличка, Марья Васильевна Щипцова, в девять часов вечера на кухню и разжигает примус. Она всегда, знаете, об это время разжигает примус. Чай пьёт и компрессы ставит.
Так приходит она на кухню. Ставит примус перед собой и разжигает.
МАРЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. С чего бы он, дьявол, не разжигается? Не закоптел ли, провались совсем! Надоть ежиком попробовать.
2 ведущий. И берёт она в левую руку ёжик и хочет чистить.
Хочет она чистить, берёт в левую руку ёжик, а другая жиличка, Дарья Петровна Кобылина, чей ёжик, посмотрела, чего взято, и отвечает:
ДАРЬЯ ПЕТРОВНА. Ёжик-то, уважаемая Марья Васильевна, промежду прочим, назад положьте.
МАРЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Пожалуйста, подавитесь, Дарья Петровна, своим ёжиком. Мне до
вашего ёжика дотронуться противно, не то что его в руки взять.
ДАРЬЯ ПЕТРОВНА. Да ты енто чо тут разоралась. Чужие ежики берешь и еще
того(замахивается половником).
МАРЬЯ ВАСИЛЬЕВНА. Пожалуйста, отстаньте со своим ежиком и все тут (Бросает ежик).
2 ведущий. Стали они между собой разговаривать. Шум у них поднялся, грохот, треск.
Муж, Иван Степаныч Кобылин, чей ёжик, на шум является. Здоровый такой мужчина, пузатый даже, но, в свою очередь, нервный.
ИВАН СТЕПАНЫЧ. Чего ето тут орете? А..? Я, говорит, ну, ровно слон работаю за тридцать два
рубля с копейками в кооперации, улыбаюсь покупателям и колбасу им не доотвешиваю, и из
этого на трудовые гроши ёжики себе покупаю и нипочём то есть не разрешу постороннему
чужому персоналу этими ёжиками воспользоваться.
МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Ну, вас-то еще тут не хватало. В бабьи дела встревать. Да провалитесь вы
со своими ежиками.
Тут снова шум и дискуссия поднялась вокруг ёжика. Все жильцы, конечно, поднаперли в кухню. Хлопочут. Инвалид Гаврилыч тоже является.
ИНВАЛИД ГАВРИЛЫЧ. Что это за шум, а драки нету?
2 ведущий. Тут сразу после этих слов и подтвердилась драка. Началась.
А кухонька, знаете, узкая. Драться неспособно. Тесно. Кругом кастрюли и примуса. Повернуться негде. А тут двенадцать человек вперлось. Хочешь, например, одного по харе смазать – троих кроешь. И, конечное дело, на все натыкаешься, падаешь. Не то что, знаете, безногому инвалиду – с тремя ногами устоять на полу нет никакой возможности. А инвалид, чертова перечница, несмотря на это, в самую гущу вперся.
ИВАН СТЕПАНЫЧ. Уходи, Гаврилыч, от греха. Гляди, последнюю ногу оборвут.
ИНВАЛИД ГАВРИЛЫЧ. Пущай нога пропадает! А только не могу я теперича уйти. Мне сейчас всю амбицию в кровь разбили.
Кто-то ударяет Гаврилыча кастрюлькой по голове, он падает и лежит, не шевелится.
СОСЕДИ. Вот те, клюква, с чего ж это мы, уважаемые граждане, разодрались?
МИЛИЦИОНЕР. Запасайтесь, дьяволы, гробами, сейчас стрелять буду!
2 ведущий. Только после этих роковых слов народ маленько очухался. Бросился по своим комнатам
(Звучит песня в исполнении Л.О.Утесова «У самовара»
С опоздавшими проводится конкурс «Отгадай, кто ты?» Просунув голову в отверстие плаката с изображением, например, коровы, дворника или моряка, опоздавший должен угадать, кто он, задав 5 вопросов. Если не угадывает, платит фант.
1 ведущий. Это рассказ самого веселого писателя, живущего 20-е годы ХХ столетия -
Михаила Михайловича Зощенко
( на фоне музыки Ч.Чаплина из кинофильма «Огни большого города»)
Из биографии М.М. Зощенко
Его жизнь начиналась почти банально. Как и во многих небогатых интеллигентных семьях начала ХХ века. Он родился в Петербурге, в семье небогатого художника-передвижника Михаила Ивановича Зощенко и Елены Осиповны Суриной. С раннего детства, а особенно после смерти отца (мальчику было 12 лет), когда Елена Осиповна, страдая от унижения, обивала пороги присутственных мест с просьбой о пособии для своих восьмерых детей, будущий писатель уже хорошо понял, что мир, в котором ему довелось родиться, устроен несправедливо, и при первой возможности отправился этот несправедливый мир изучать. Он еще гимназистом мечтал о писательстве и, хотя за невнос платы его исключили из университета, нужен ли более веский предлог для ухода из дома – в «люди»?
2 ведущий Студент юридического факультета Петербургского университета. Контролер поездов на железнодорожной линии Кисловодск – Минеральные воды, в окопах 1914 года – командир взвода, прапорщик, а в канун февральской революции – командир батальона, раненый, отравленный газами, кавалер четырех боевых орденов, штабс-капитан; при Временном правительстве – начальник почт и телеграфа, комендант Главного почтамта в Петрограде, адъютант дружины и секретарь полкового суда в Архангельске; после Октябрьской революции – пограничник в Стрельне, Кронштадте, затем добровольцем пошедший в Красную Армию, командир пулеметной команды и полковой адъютант под Нарвой и Ямбургом; после демобилизации (болезнь сердца, порок, приобретенный в результате отравления газами) – агент уголовного розыска в Петрограде, инструктор по кролиководству в совхозе Маньково в Смоленской губернии, милиционер в Лигове, снова в столице – сапожник, конторщик, помощник бухгалтера в петроградском порту «Новая Голландия». Вот перечень того, кем был и что делал Зощенко, куда бросала его жизнь, прежде чем он сел за писательский стол»
1 ведущий. Печататься начал с 1922 г. Принадлежал к литературной группировке «Серапионовы братья». Считался среди них наиболее сильной фигурой.
Первая книга «Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова». С этих рассказов начался истинный Зощенко. Впервые в истории литературы автор предоставил право голоса «маленькому человеку», дал возможность говорить ему, а не о нем.
На долю Михаила Михайловича Зощенко выпала слава, редкая для человека литературной профессии. Ему понадобилось всего лишь 3-4 года работы, чтобы в один прекрасный день вдруг ощутить себя знаменитым не только в писательских кругах, но и в совершенно не поддающейся учету массе читателей.
Журналы оспаривали право печатать его новые рассказы. Его книги, одна опережая другую, издавались и переиздавались чуть ли не во всех издательствах. А попав на прилавок, раскупались с молниеносной быстротой. Со всех эстрадных подмостков под восторженный смех публики читали Зощенко.
Сам М.Зощенко читал изумительно. Ильф хохотал тихо, но до изнеможения, до слез. Петров грохотал, булькал и чуть не упал со стула. А фокус был в том, что Зощенко вроде бы никак не читал, просто добросовестно и внятно произносил текст. Но контраст между невероятно смешным и серьезным, чуть печальным смугловатым лицом производил гомерический эффект.
2 ведущий. М. Зощенко, скромный и даже – застенчивый, невысокого роста, никогда не расстававшийся с живописной табакеркой времен Екатерины Великой, пользовался большим успехом среди женщин и был всегда окружен молодыми девушками интеллигентной среды. Смущенно Зощенко говорил, что им, вероятно, больше всего нравится его табакерка. Опрятно одетый, коротко подстриженный и всегда чисто выбритый, Зощенко никак не походил на представителя писательской богемы, и его можно было скорее принять за молодого служащего в каком-нибудь административном ведомстве.
М. Зощенко был юморист, сатирик, моралист. Сам он упорно повторял, что считать его короткие рассказы юмористическими не совсем правильно. «Мой характер, - говорил Зощенко,- сделан так, что я человек несколько иронический, мой глаз устроен так, что я вижу некоторые недостатки человека».
Произведения Зощенко подвергались несправедливой критике в печати. А фраза «А мы потихонечку, а мы полегонечку, а мы вровень с русской действительностью» обернулась для него громким политическим скандалом. Автор был обвинен в клевете на советскую действительность. Это тяжело отразилось на судьбе писателя, которого Жданов назвал «подонком и подлецом», а произведения Зощенко перестали публиковать. Это произошло в 1946г.
Отверженный писатель жил одиноко, зарабатывая на жизнь переводами. Был восстановлен в Союзе писателей в 1953 г., но только в 1956 г. вышел его сборник избранных произведений.
М.М. Зощенко умер в 1958 г. Трагические последние годы вытеснили из нашей памяти легендарную легкость успеха раннего Зощенко, славу самого веселого писателя Союза.
Звучит мелодия Нино Рота из кинофильма «8 1/2»,
разыгрывается сценки по рассказам М.Зощенко «Стакан», «Кризис», «Баня», «Галоша»
МАРЬЯ ИВАНОВНА БЛОХИНА: Дорогие мои соседи! Приходите завтра помянуть супруга мово, год как помер, Иван Антоныч. Чем бог послал. Курей и жареных утей у нас не будет, а паштетов тоже не предвидится. Но чаю хлебайте сколько угодно, вволю и даже можете с собой домой брать.
(Гости сидят за столом, тихо чай тянут, разговаривают)
ГОСТЬ ГОРЮШКИН. Давеча, граждане, воз кирпичей по улице провезли. Ей-богу! У меня, знаете, аж сердце затрепетало от радости. Потому строимся же, граж дане. Кирпич-то ведь не зря везут. Домишко, значит, где-нибудь строится. Нача лось - тъфу, тьфу, не сглазить!
Ну а пока что трудновато насчет квадратной площади. Скуповато получает ся ввиду кризиса.
Я вот, братцы, в Москве жил. Недавно только оттуда вернулся. Испытал на себе этот кризис.
Приехал я, знаете, в Москву. Хожу с вещами по улицам. И то есть ни в какую. Не то что остановиться негде - вещей положить некуда. Две недели, знаете, проходил по улицам с вещами - оброс бороденкой и вещи порастерял. Так, знаете налегке и хожу без вещей. Подыскиваю помещение. Наконец в одном доме какой-то человечек по лестнице спущается.
ХОЗЯИН. За тридцать рублей, говорит, могу вас устроить в ванной комнате. Квартирка, говорит, барская...Три уборных Ванна. В ванной, говорит, и живите себе. Окон, говорит, хотя и нету, но зато дверь имеется. И вода под рукой. Хотите, говорит, напустите полную ванну воды и ныряйте себе хоть цельный день.
ГОРЮШКИН. Я дорогой товарищ, не рыба. Я, говорю, не нуждаюсь нырять. Мне бы, говорю, на суше пожить. Сбавьте, говорю, немного за мокроту. Он говорит:
ХОЗЯИН. Не могу, товарищ. Рад бы, да не могу. Не от меня целиком зависит. Квартирка коммунальная. И цена у нас на ванну выработана твердая.
ГОРЮШКИН. Ну что ж, говорю, делать? Ладно. Рвите, говорю, с меня тридцать и допустите, говорю, скорее. Три недели, говорю, по панели хожу. Боюсь, говорю, устать. Ну ладно. Пустили. Стал жить! А ванна действительно барская. Всюду, куда ни ступишь, - мраморная ванна, колонка и крантики. А сесть, между прочим, негде. Разве что на бортик сядешь и то вниз валишься, в аккурат в мраморную ванну. Устроил тогда настил из досок, живу. Через месяц, между прочим, женился. Такая, знаете, молоденькая, добродушная супруга попалась. Без комнаты. Я думал, через эту ванну она от меня откажется, и не увижу я семейного счастья и уюта, но она ничего, не отказывается. Только маленько нахмурилась :
СУПРУГА ГОРЮШКИНА. Что ж, говорит, и в ванне живут добрые люди. А в крайнем случае перегородить можно. Тут, говорит, для примеру, будуар, а тут столовая...
ГОРЮШКИН. Перегородить, гражданка, можно, Да жильцы, говорю, дьяволы, не дозволяют. Они и то говорят: никаких переделок. Ну ладно. Живем как есть. Меньше чем через год у нас с супругой небольшой ребеночек рождается. Назвали его Володькой и живем дальше. Тут же в ванне его купаем - и живем. И даже, знаете, довольно отлично получается. Ребенок, то есть ежедневно купается и совершенно не простуживается. Одно только неудобство - по вечерам коммунальные жильцы лезут в ванную мыться. На это всеми всей семьей приходится в коридор подаваться. Я уж и то жильцов просил:
- Граждане, говорю, купайтесь по субботам. Нельзя же, говорю, ежедневно купаться. Когда же, говорю, жить-то? Войдите в положение.
А их, подлецов, тридцать два человека. И все ругаются. И, в случае чего, морду грозят набить. Ну что ж делать - нечего не поделаешь. Живем как есть. Через некоторое время мамаша супруги моей из провинции прибывает в ван ну. За колонкой устраивается.
МАМАША. Я, говорит, давно мечтала внука качать. Вы, говорит, не можете мне отказать в этом развлечении.
ГОРЮШКИН. Я и не отказываю. Валяйте, говорю, старушка, качайте. Пес с вами. Можете, говорю, воды в ванну напустить - и ныряйте с внуком. А жене говорю: "Может, гражданка, к вам еще родственники приедут, так уж вы говорите сразу, не томите».
СУПРУГА. Разве что братишка на рождественские каникулы...
ГОРЮШКИН. Не дождавшись братишки, я из Москвы выбыл. Деньги семье высыпаю по почте.
(Гости продолжают пить чай, угощаются)
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. Ванны дело хорошее, да я, граждане, бани больше люблю. Вот у меня случай был.
Говорят, граждане, в Америке бани очень отличные. Туда, например, гражданин придет, скинет белье в особый ящик и пойдет себе мыться. Беспокоиться даже не будет – мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмет. Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:
- Гут бай, дескать, присмотри.
Только и всего. Помоется этот американец, назад придет, а ему чистое белье подают – стираное и глаженое. Портянки, небось, белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!
А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно. У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошел в баню (не ехать же, думаю, в Америку), - дают два номерка. Один за белье, другой за пальто с шапкой.
А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать - некуда. Карманов нету. Кругом - живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь. Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз потерять. Вошел в баню.
Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо. Потому шайку надо. Без шайки какое ж мытье? Грех один.
Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трех шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб не сперли. Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, ее себе взять, а гражданин не выпущает.
- Ты что ж это, говорит, чужие шайки воруешь? Как ляпну тебе шайкой между глаз - не зарадуешьея.
Я говорю:
- Не царский, говорю, режим шайками ляпать. Эгоизм, говорю, какой. Надо же, говорю, и другим помыться. Не в театре, говорю.
А он задом повернулся и моется.
«Не стоять же, думаю, над его душой. Теперича, думаю, он нарочно три дня будет мыться». Пошел дальше, Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался - не знаю. А только тую шайку я взял себе, теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться - какое же мытье? Грех один.
Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь. А кругом-то, батюшки-светы, стирка самосильно идет. Один штаны моет, другой подштанники трет, третий еще что-то крутит. Только, скажем, вымылся - опять грязный. Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки - мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трешь. Грех один. «Ну их, думаю, в болото. Дома домоюсь».
Иду в предбанник. Выдают на номер белье. Гляжу - все мое, штаны не мои.
- Граждане, говорю. На моих тут дырка была. А на этих эвон где.
А банщик говорит:
- Мы, говорит, за дырками не приставлены. Не в театре, говорит.
Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальтом. Пальто не выдают - номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок - нету номерка. Веревка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.
Подаю банщику веревку - не хочет.
По веревке, говорит, не выдаю. Это, говорит, каждый гражданин настрижет вере вок - польт не напасешься. Обожди, говорит, когда публика разойдется - выдам, какое останется.
Я говорю:
- Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же, говорю. Выдай, говорю, по приметам. Один, говорю, карман рваный, другого нет. Что касаемо пуговиц, то, говорю, верхняя есть, нижних же не предвидится.
Все-таки выдал. И веревки не взял. Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил -мыло забыл. Вернулся снова. В пальто не впущают.
- Раздевайся, говорят.
Я говорю:
- Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре, говорю. Выдайте тогда хоть стоимость мыла.
Не дают. Не дают - не надо. Пошел без мыла.
Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она?
Адрес? Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.
ИВАН СТЕПАНОВИЧ: А я как-то в толкучке галошу потерял. Сняли в два счета. Можно сказать, ахнуть не успел. В трамвай вошел - обе галоши стояли на месте. А вышел из трамвая – гляжу, одна галоша здесь, на ноге, а другой нету. Сапог – здесь. И носок, гляжу, здесь. И подштанники на месте. А галоши нету. А за трамваем, конечно, не побежишь. Снял остальную галошу, завернул в газету и пошел так. После работы пустился в розыски. Прихожу в депо, они говорят, есть, мол, у нас камера для потерянных вещей, вот туда и иди.
Иду.
- Нельзя ли галошу заполучить обратно? В трамвае сняли.
ПРИЕМЩИЦА. Можно. Какая галоша? Расскажи приметы.
ИВАН СТЕПАНЫЧ. Приметы обыкновенные: почти новенькая, всего третий сезон ношу. Задник, конечно, обтрепан, внутри байки нету. Носок вроде бы начисто оторван, еле держится. Каблука почти что нету. Сносился каблук. А бока еще ничего, пока что удержались.
ПРИЕМЩИЦА. Посиди, говорит, тут. Сейчас посмотрим. Ваша. Но дать ее, уважаемый товарищ, говорят, мы не можем. Мы не знаем, может, это не вы потеряли. Принеси удостоверение, что ты действительно потерял галошу. Пущай домоуправление заверит этот факт, и тогда мы без лишней волокиты тебе выдадим то, что законно потерял.
ИВАН СТЕПАНЫЧ. Получил я бумагу, правда дал даже расписку о невыезде впредь до выяснения. Форменное удостоверение получил, галошу выдали. Вот работают люди! В другом месте разве стали б возиться.
Одно досадно, за эту неделю во время хлопот первую га лошу потерял. Все время носил ее под мышкой, в пакете, и не помню, в каком месте ее оставил. Главное, что не в трамвае. Это гиблое дело, что не в трамвае. Ну где ее искать?
Но зато другая галоша у меня. Я ее на комод поставил. Другой раз станет скучно, взглянешь на галошу, и как-то легко и безобидно на душе становится. Сохраню эту галошу на память. Пущай потомки любуются!
( Иван Петрович выпил чай и стакан в сторону отодвинул и нечаянно о сахарницу стукнул
БЛОХИНА: Никак, батюшка, стакан тюкнули?
ПЕТРОВИЧ: Пустяки, Марья Ивановна Блохина. Ещё подержится.
ДЕВЕРЬ: То есть как это пустяки? Хорошие пустяки. Вдова их в гости приглашает, а они у вдовы предметы тюкают.
БЛОХИНА: Это чистое разорение в хозяйстве – стаканы бить. Это немыслимое дело – бить стаканы. Это один – стакан тюкнет, другой – крантик у самовара начисто оторвёт, третий салфетку в карман сунет. Это что ж такое будет?
ДЕВЕРЬ: Да об чём речь. Таким гостям прямо морды разбивать надо.
ПЕТРОВИЧ: Мне, товарищ деверь, довольно обидно про морду слушать. Я, товарищ деверь, родной матери не позволю морду мне разбивать. И вообще, чай у вас шваброй пахнет. Тоже приглашение. Вам, чертям, три стакана и одну кружку разбить и то мало.
БЛОХИНА: У меня привычки нету – швабры в чай ложить. Может, это вы дома ложите, а после на людей тень наводите. Маляр Иван Антонович в гробе наверное, повертывается от этих тяжёлых слов. Я так это не оставлю. Платите двугривенный.
ПЕТРОВИЧ: (Бросает монету) Тьфу на всех и на деверя тьфу. Подавитесь этим стаканом. (Уходит).
Можно разыграть и другие рассказы М.М.Зощенко (смотри в «Приложении»)
( Инсценировка песни под аккомпанемент гитары песни «Приличная дама»)
ПРИЛИЧНАЯ ДАМА
- Что такое приличная дама?
- Дама носит большую панаму.
- Да подумаешь, стоит мне захотеть и панаму надеть –
Буду тоже приличная дама.
- Нелегко быть приличною дамой
- Подумаешь: нужно свеклой намазать румяна
Пудра, тени, кашне, бусы, серьги, пенсне,
И вдобавок сидеть очень прямо.
А что нравится дамам приличным?
- Разговор поддержать очень личный,
Головой не вертеть, не чихать, не сопеть
- Ах, как трудно быть дамой приличной
- Не кричать, не сморкаться и не выражаться
- Все. Решено – буду – дамой приличной!
- Кофе пьют по утрам дамы приличные,
Чтобы был цвет лица симпатичнее.
- Я могу по утру кофе пить по ведру
Иль по два если утро отличное.
- Она может с утра кофе пить два ведра
Иль по три если утро отличное.
Петь умеет приличная дама.
- Да подумаешь, стоит мне захотеть
Только песенку спеть –
Сразу стану приличною дамой!
Разыгрывается рассказ М.Зощенко «Аристократка»,
фоном звучит песня Л.О.Утесова «Сердце, тебе не хочется покоя»
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб зо лотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место. А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. В театре-то все и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во все объеме.
А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золоченый. «Откуда,- говорю,- ты, гражданка? Из какого номера?»
АРИСТОКРАТКА. Я из седьмого.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. Пожалуйста, живите. И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду как лицо официальное. Дескать: « Как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действуют?»
АРИСТОКРТКА. Да, действуют. Спасибо вам, Григорий Иванович.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. А сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижет. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц – привыкла. Стада под робней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович. Дальше - больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит под руку принять. Приму ее под руку и волочусь, что щука. И чего сказать - не знаю, и. перед народом совестно.
АРИСТОКРАТКА. Что вы, говорит, меня все по улицам водите? Аж готова закрутилась. Вы бы, говорит, как кавалep и у власти, сводили бы меня, например, в театр.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. Можно. Как раз комячейка прислала билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал. Вот мы и пошли. Сели в театр. Который мой - внизу сидеть, а который Васькин – аж на самой галерке. Она села на мой билет, я – на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу – антракт. А она в антракте ходит. Здравствуйте, говорю.
АРИСТОКРАТКА. Здравствуйте. А пойдемте в буфет.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные. А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг нее и предлагаю: «Ежели, говорю, вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
АРИСТОКРАТКА. Мерси.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. И вдруг, подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет. А денег у меня - кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег – с гулькин нос.
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах. Я хожу вокруг неe, что петух, а она хохочет, на комплименты напрашивается. Я говорю: «Не пора ли нам в театр сесть? 3вонили, может быть».
АРИСТОКРАТКА. Нет.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. И берет третье. Я говорю: « Натощак - не много ли? Может вытошнить».
АРИСТОКРАТКА. Нет, мы привыкшие.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. И берет четвертое. Тут ударила мне кровь в голову. «Ложи, говорю, взад! А она испужалась. Открыла рот. А во рте зуб блестит. А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с ней не гулять. « Ложи, говорю, к чертовой матери!» Положила она назад. А я говорю хозяину: «Сколько с нас за скушанные три пирожные?»
А хозяин держится индифферентно. Ваньку валяет
ХОЗЯИН. С вас за скушанные четыре штуки восемьдесят. Четвертое хоть и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. Как, говорю, надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии. А хозяин держится индифферентно – перед рожей крутит. Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
Одни говорят – надкус сделан, другие – нету.
А я вывернул карманы – всякое, конечно, барахло на пол вывалилось, - народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю. Сосчитал деньги – в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
Заплатил. Обращаюсь к даме: «Докушайте, говорю, гражданка. Заплачено».
АРИСТОКРАТКА. Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег – не ездют с дамами.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение. (Аристократка уходит).
Так мы с ней и разошлись. Не нравятся мне аристократки.
Входит Дарья Петровна. Монолог из рассказа «Электричество»
ДАРЪЯ ПЕТРОВНА: Опять электричество палите, а счетчик один. Платить-то опять все будут, где на ваши разговоры-то лишнюю копейку взять.
(Соседи потихоньку расходятся)
Ну, никакой сознательности. Один сознательный жилец лампочку-то, может, на пять минут зажигает, чтоб раздеться или блоху поймать. А другие до 12 ночи чего-то там жуют али читают, не считаясь с общей обстановкой. Может, тот же интеллигент на электрической вилке кипяток кипятит или макароны варит.
Да, один у нас такой был жилец - грузчик, так он буквально - свихнулся на этой почве. Каждый месяц у нас набегало по счетчику, ну, не более двенадцати целковых. У него контроль очень хорошо был поставлен, каждую минуту ревизию делал. То сюда зайдет, то туда. И все грозил, что топором разрубит, если найдет излишки.
И не стало человека. Свихнулся. Еще удивительно, как другие жильцы с ума не свихнулись от такой жизни.
Так вот, имели мы в месяц не свыше 12 рублей. И вдруг имеем 26. Пардон! В чем дело? Это какая же собака навертела такое количество?!
ГОРЮШКИН. Эх, братцы! Лет, может, через 20, а то и меньше, у каждого гражданина небось по цельной комнате будет. А ежели население шибко не увеличится и, например, всем абор ты разрешат - то и по две. А то и по три на рыло! С ванной.
Вот заживем-то когда, граждане! В одной комнате, скажем, спать, в другой го стей принимать, в третьей еще чего-нибудь...Мало ли! Делов-то найдётся при такой свободной жизни.
-Эй, эй, ванну не занимать!
Звучит фонограмма песни «Ландыши» (слова О.Фадеевой)
Из биографии Надежды Александровны Тэффи (Лохвицкой)
1 ведущий. Имя ТЭФФИ сейчас не столь уж известно. Но оно завоевало необычайную популярность в дореволюционной России, где ее рассказы печатались в различных сатирических журналах, газетах. Выходили отдельными книгами. Ее тогдашнюю известность можно без преувеличения назвать славой: были выпущены духи и конфеты, которые так и назывались «Тэффи».
Когда при составлении юбилейного сборника к 300-летию царствования дома Романовых почтительно осведомились у царя, кого из современных писателей он желал бы видеть, помещенных в нем. Николай 2 решительно ответил: «Тэффи! Только ее. Никого, кроме ее не надо. Одну Тэффи»
Настоящая слава пришла к Тэффи в 1910 г., когда вышел в свет ее двухтомник юмористических рассказов. Она была лучшим сатириком эмиграции, но не забывали ее в Советском Союзе: ее фельетоны под рубрикой «Наши за границей» перепечатывала газета «Правда».
2 ведущий. Надежда Александровна Лохвицкая, известная читателям под именем Тэффи, родилась в Петербурге в семье юриста в 1872 г. Мать – обрусевшая француженка – любила поэзию, была хорошо знакома с русской и европейской литературой. Прадед – сенатор эпохи Александра 1 писал мистические стихи. От него поэтическая семейная лира перешла к старшей сестре Мирре Лохвицкой, популярной поэтессе конца прошлого века, которую дважды награждали Пушкинской премией, называли «русской Сафо» (древнегреческая поэтесса)
О детстве Тэффи документальных источников почти нет. Но у нее написаны рассказы о детях, в которых несомненно сильно автобиографическое начало. Закончила Петербургскую гимназию.
Ее первым мужем был поляк Владислав Бучинский. После рождения второго ребенка расходится с мужем и начинает свою литературную карьеру в Петербурге. Ее дебют состоялся 2 сентября 1901 г. в журнале «Север». Вскоре появился и псевдоним Тэффи. Так Лохвицкая подписала свою одноактную пьесу «Женский вопрос». Сложилось мнение, что псевдоним был заимствован из рассказа Р. Киплинга «Как было написано первое письмо». Тэффи – это имя маленькой героини девочки с чутким отзывчивым сердцем. Сама Тэффи дает ответ на этот вопрос в рассказе «Псевдоним». Нужен псевдоним, нужно имя, которое бы принесло счастье. Лучше имя какого-нибудь дурака – дураки всегда счастливы Весьма кстати вспомнился один отменный дурак, которому вдобавок всегда везло: видно, сама судьба признавала его за идеального дурака. Звали его Степан, домашние называли Стеффи. Отброшена из деликатности первая буква.
1 ведущий. А через два месяца из Малого театра пришло сообщение, что пьеса Тэффи «Женский вопрос» принята к постановке. После успешной премьеры журналист, готовивший интервью, вполне естественно, осведомился и насчет псевдонима: «Мне сказали, что это из Киплинга?»
«..Я спасена! Действительно, у Киплинга есть такое имя».
Тэффи всегда горделиво признавалась: «Принадлежу к чеховской школе».
Хотя в рассказах Тэффи более всего видна сама Тэффи, два ее лица – смеющееся и плачущее.
Тэффи сотрудничает в популярнейшей газете «Русское слово», в журнале «Новый Сатирикон» вплоть до закрытия этих изданий. Подобно большой части либерально настроенной русской интеллигенции, Тэффи с восторгом принявшая Февральскую революцию, растерялась перед революцией Октябрьской: она не могла найти своего места в этой нарождающейся новой жизни.
Трудно сказать, как сложилась бы дальнейшая судьба писательницы, если бы благодаря во многом случайному – как принято считать – стечению обстоятельств она не оказалась в эмиграции. В 1920 г. вместе с гастрольной группой Тэффи отправилась на юг, а там, поддавшись панике, села на корабль, покидавший охваченную огнем революции Россию.
2 ведущий. А в 1920 г. стихотворения Тэффи появились в парижском литературном журнале. Она устроила в Париже первый литературный салон.
Одна из любимых героинь писательницы – «русская дура», этот бессмертный, по ее собственному признанию, литературный тип. «Дураки» - так назывался один из лучших ее рассказов в сборнике «И стало так», вышедшем в 1912 г. Позднее излюбленными «козами отпущения», как она их называла, стали стареющие, не в меру молодящиеся эмигрантки. В одном из газетных фельетонов порядком досталось одной такой «козе», потратившей с трудом скопленные деньги на покупку красного обезьяньего колпачка с победоносно торчащим вверх фазаньим пером. Такие обезьяньи колпачки были тогда в большой моде и действительно уродовали соблазнившихся ими немолодых женщин. Глядя на нее, говорилось в фельетоне, хотелось расхохотаться и заплакать одновременно, а главное, посоветовать ей: «А ты бы в зеркало посмотрелась, чучело!»
«Бедный, - вспоминает Ирина Одоевцева в своей книге «На берегах Сены». – Прочитав сегодняшний фельетон, ни одна из этих молодящихся модниц не посмеет больше одеть свой обезьяний колпачок. А ведь он дорого стоил. В тот же день мы с Георгием Ивановым отправились на какой-то очередной литературный вечер В антракте у буфета я увидела Тэффи и чуть не ахнула. На ее голове восседал красный обезьяний колпачок, совсем как в фельетоне Боже мой, как она могла надеть его? Она, должно быть, поняла, о чем я думаю, и насмешливо прошептала: - А ты бы в зеркало посмотрелась, чучело! – и уже громко продолжала: - Только зеркало не помогает. По опыту знаю. Ведь я – по секрету признаюсь вам – чаще всего с самой себя списываю «Познай самого себя» - если хочешь по-настоящему рассмешить или растрогать читателя»
1 ведущий. В годы войны с оккупационными властями Тэффи не сотрудничала, а значит жила в голоде и холоде. Книги не выходили, печататься было негде. В 1943 г. в Нью-йоркском «Новом журнале» появился даже некролог Но несмотря ни на что, Тэффи жила, работала и радовалась, если ей удавалось вызвать смех. «Дать человеку возможность посмеяться, - считала она, - не менее важно, чем подать нищему милостыню. Или кусочек хлеба. Посмеешься – голод не так мучает. Кто спит – тот обедает, а, по-моему, кто смеется, тот наедается досыта».
В нужде, одиночество, снедаемая тяжелой болезнью, завершала Тэффи свой жизненный путь. «По болезни неизлечимой я непременно должна скоро умереть. Но я никогда не делаю то, что должна. Вот и живу». – признается Тэффи в одном из своих писем. И совсем незадолго до смерти, будто бы недоумевая, как это ей так удается, иронизирует над собой: «Все мои сверстники умирают, а я все чего-то живу, словно сижу на приеме у дантиста, он вызывает пациентов, явно путая очередь, а мне неловко сказать, я сижу, усталая, злая»
В последние года она написала и такие горькие слова: «Анекдоты смешны, когда их рассказывают. А когда их переживают, это трагедия. И моя жизнь – это сплошной анекдот, т.е. трагедия». Она умерла 6 октября 1952 г. и была похоронена на русском кладбище Сент- Женевьев де Буа.
На фоне мелодии Нино Рота к кинофильму Ф.Феллини «Маменькины сынки»
читается монолог из рассказа Н.А.Тэффи «Жизнь и воротник»
Человек только воображает, что беспредельно властвует над вещами. Иногда самая невзрачная вещица вотрется в жизнь, закрутит ее и перевернет всю судьбу.
Олечка Розова три года была честной женой честного человека. Характер имела тихий, застенчивый, на глаза не лезла, мужа любила преданно, довольствовалась скромной жизнью.
ОЛЕЧКА РОЗОВА. Как-то пошла я в Гостиный двор и, разглядывая витрину мануфактурного магазина, увидела крахмальный дамский воротничок с продернутой в него желтой ленточкой. Как женщина честная, я сначала подумала: «Еще что выдумали!» Затем зашла и купила.
(Примеряет воротничок)
Примерила дома перед зеркалом. Оказалось, что если желтую ленточку завязать не спереди, а сбоку, то получится нечто необъяснимое.
Ах! Но воротничок потребовал новую кофточку. Из старых ни одна к нему не подходила.
Я мучалась всю ночь, а утром пошла в Гостиный двор и купила кофточку из хозяйственных денег.
Примерила все вместе. Было хорошо, но юбка портила весь стиль. Воротничок ясно и определенно требовал круглую юбку с глубокими складками.
Свободных денег больше не было. Но не останавливаться же на полпути? Я заложила серебро и браслетку. На душе было беспокойно и жутко, и когда воротничок потребовал новых башмаков, я легла в постель и проплакала весь вечер.
На другой день я ходила без часов, но в тех башмаках, которые заказал воротничок.
Вечером я решила сходить к своей бабушке. Заикаясь, я безбожно лгала:
-Я забежала только на минутку. Муж очень болен. Ему доктор велел каждый день натираться коньяком, а это так дорого.
Бабушка была добрая, и на следующее утро я смогла купить себе шляпу, пояс и перчатки, подходящие к характеру воротничка.
Следующие дни были еще тяжелее. Я бегала по всем родным и знакомым, лгала и выклянчивала деньги, а потом купила безобразный полосатый диван, от которого тошнило и меня, и моего честного мужа и даже старую кухарку, но его уже несколько дней настойчиво требовал воротничок.
Я стала вести странную жизнь. Не свою. Воротничковую жизнь.
Я обстригла волосы, стала курить и громко хохотала, если слышала какую-нибудь двусмысленность. Я слабела все больше и больше в этой борьбе, а воротник укреплялся и властвовал.
Однажды меня пригласили на вечер. Прежде я нигде не бывала, но теперь воротничок напялился на шею и поехал в гости. Там он вел себя развязано до неприличия и вертел головой направо и налево.
Накинув на шею боа и закурив сигарету, пританцовывает и напевает романс А. Вертинского
«Над розовым морем вставала луна»
За ужином студент пожал мне под столом ногу, я вспыхнула от негодования, но воротник ответил: «Только-то?» Я со стыдом и ужасом слушала и думала: «Господи! Куда я попала?!» После ужина студент вызвался проводить меня домой. Воротник поблагодарил и радостно согласился, прежде, чем я успела сообразить, в чем дело.
Вернулась я домой уже утром. Двери открыл сам честный муж. Он был бледен и держал в руках ломбардные квитанции.
-Где ты была? Я не спал всю ночь! Где ты была?
Вся моя душа дрожала, но воротник ловко вел свою линию, и я ответила:
-Где была? Со студентом болталась!
Честный муж пошатнулся.
-Оля! Олечка! Что с тобой! Скажи, зачем ты закладывала вещи? Зачем занимала у знакомых? Куда ты девала деньги?
-Деньги? Профукала!
Заложив руки в карманы, она громко свистнула, чего прежде никогда не умела. Да и знала ли она это дурацкое слово – «профукала»? Она ли это сказала?
Честный муж бросил ее и перевелся в другой город. Но что горше всего, так это то, что на другой же день после его отъезда воротник потерялся в стирке.
Кроткая Олечка служит в банке. Она так скромна, что краснеет даже при слове «омнибус», потому что оно похоже на « обнимусь».
-А где воротник? - спросите вы.
-А я-то почём знаю, - отвечу я. - Он отдан был прачке, с неё и спрашивайте.
Эх, жизнь!
Исполняется танго под музыку А.Зацепина из кинофильма «Брильянтовая рука»
Гаснет свет, на отдельном столике зажигаются свечи.
Читается монолог из рассказа Н.А.Тэффи «Демоническая женщина»
Демоническая женщина отличается от женщины обыкновенной прежде всего манерой одеваться. Она носит черный бархатный подрясник, цепочку на лбу, браслет на ноге, кольцо с дыркой «для цианистого калия, который ей непременно пришлют в следующий вторник», стилет за воротником, четки на локте и портрет Оскара Уайльда на левой подвязке.
Носит она также и обыкновенные предметы дамского туалета, только не на том месте, где им быть полагается. Так, например, пояс демоническая женщина позволит себе надеть только на голову, серьгу на лоб или на шею, кольцо на большой палец, часы на ногу.
За столом демоническая женщина ничего не ест. Она вообще никогда ничего не ест.
- К чему?
Общественное положение демоническая женщина может занимать самое разнообразное, но большею частью она – актриса.
Иногда просто разведенная жена.
Но всегда у нее есть какая-то тайна, какой-то не то надрыв, не то разрыв, о которой нельзя говорить, которого никто не знает и не должен знать.
- К чему?
У нее подняты брови трагическими запятыми и полуопущены глаза.
Кавалеру, провожающему ее с бала и ведущему томную беседу об эстетической эротике с точки зрения эротического эстета, она вдруг говорит, вздрагивая всеми перьями на шляпе:
- Едем в церковь, дорогой мой, едем в церковь, скорее, скорее, скорее. Я хочу молиться и рыдать, пока еще не взошла заря.
Церковь ночью заперта.
Любезный кавалер предлагает рыдать прямо на паперти, но «она» уже угасла. Она знает, что она проклята, что спасенья нет, и покорно склоняет голову, уткнув нос в меховой шарф.
- К чему?
Демоническая женщина всегда чувствует стремление к литературе.
И часто в тайне пишет новеллы и стихотворения в прозе.
Она никому не читает их.
- К чему?
Но вскользь говорит, что известный критик Александр Алексеевич, овладев с опасностью для жизни ее рукописью, прочел и потом рыдал всю ночь и даже, кажется. Молился – последнее, впрочем, не наверное. А два писателя пророчат ей огромную будущность, если она наконец согласится опубликовать свои произведения. Но ведь публика никогда не сможет понять их, и она не покажет их толпе.
- К чему?
А ночью, оставшись одна, она отпирает письменный стол, достает тщательно переписанные на машинке листы, и долго оттирает резинкой начерченные слова: «Возвр.», «К возвр.»
- Я видел в вашем окне свет часов в пять утра.
- Да, я работала.
- Вы губите себя! Дорогая! Берегите себя для нас!
- К чему?
За столом, уставленным вкусными штуками, она опускает глаза, влекомые неодолимой силой к заливному поросенку.
- Марья Николаевна, - говорит хозяйке ее соседка, простая, не демоническая женщина, с серьгами в ушах и браслетом на руке, а не каком-либо ином месте, - Марья Николаевна, дайте мне, пожалуйста, вина.
Демоническая закроет глаза рукою и заговорит истерически:
- Вина! Вина! Дайте мне вина! Я хочу пить! Я буду пить! Я вчера пила! Я третьего дня пила и завтра да, и завтра я буду пить! Я хочу, хочу, хочу вина!
Собственно говоря, чего тут трагического, что дама три дня подряд понемножку выпивает? Но демоническая женщина сумеет так поставить дело, что у всех волосы на голове зашевелятся.
- Пьет.
- Какая загадочная!
- И завтра, говорит, пить буду
Начнет закусывать простая женщина, скажет:
- Марья Николаевна, будьте добры, кусочек селедки. Люблю лук.
Демоническая широко раскроет глаза и, глядя в пространство, завопит:
- Селедка? Да, да, дайте мне селедки, я хочу есть селедку, я хочу, я хочу. Это лук. Да, да, дайте мне луку, дайте мне много всего, всего, селедки, луку, я хочу есть, я хочу пошлости, скорее больше больше, смотрите все я ем селедку!
В сущности, что случилось?
Просто разыгрался аппетит, и потянуло на солененькое! А какой эффект!
Бывают неприятные и некрасивые минуты жизни, когда обыкновенная женщина, тупо уперев глаза в этажерку, мнет в руках носовой платок и говорит дрожащими губами:
- Мне, собственно говоря, ненадолго всего только 25 рублей. Я надеюсь, что на будущей неделе или в январе я смогу
Демоническая ляжет грудью на стол, подопрет двумя руками подбородок и посмотрит вам прямо в душу загадочными, полузакрытыми глазами:
- Отчего я смотрю на вас? Я вам скажу. Слушайте меня, смотрите на меня Я хочу – вы слышите? – я хочу, чтобы вы дали мне сейчас же 25 рублей. Я этого хочу. Слышите? – хочу. Чтобы именно вы, именно мне, именно дали, именно 25 рублей. Я хочу! Я тввварь!.. Теперь идите идите не оборачиваясь, уходите скорей, скорей Ха-ха-ха!
Истерический смех должен потрясать все ее существо, даже оба существа – ее и его.
- Скорейскорей, не оборачиваясьуходите навсегда, на всю жизнь, на всю жизнь Ха-ха-ха!
И он «потрясается» своим существом и даже не сообразит, что она просто перехватила у него четвертную без отдачи.
- Вы знаете, она сегодня была такая страннаязагадочная. Сказала, чтобы я не оборачивался.
- Да, здесь чувствуется тайна.
- Может быть, она полюбила меня
- !
- Тайна!
Всеми участниками вечеринки исполняется «Песенка о хорошем настроении»
Литература
1. Русская советская сатирико-юмористическая проза / Рассказы и фельетоны 20-30-х годов/
Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1989.
2. Аверченко, Тэффи и др. Инкогнито: Юмористические рассказы. – Л., Детская
литература, 1991.
3. Аверченко А.Т. Хлопотливая нация: Юмористические произведения: М., Политиздат,
1991.
Юмор серьезных писателей. – М., Художественная литература, 1990.
5. М. М. Зощенко. Избранные рассказы. – М., Художественная литература, 1999.
Томашевский Ю. Рассказы и повести Михаила Зощенко. Собр. соч.: в 3 т. – Л., 1986.
М.М.Зощенко. Перед восходом солнца. Автобиографическая повесть. – М., Детская литература, 1997.
Нагибин Ю.М. О Зощенко // Книжное обозрение, 1989, № 26.
Анненков Ю.П. Дневник моих встреч: цикл трагедий. В 2 т. – М.: художественная литература, 1991.
10. Тэффи Н.А. Житье-бытьё: Рассказы. Воспоминания. – М.: Политиздат, 1991.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Рассказы М.М.Зощенко
ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ
Откровенно говоря, я предпочитаю хворать дома. Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Нок как говорится, дома и солома едома.
А в больницу меня привезли с брюшным тифом. Домашние думали этим облегчить мои неимоверные страдания. Но только этим они не достигли цели, поскольку мне попалась какая-то особенная больница, где мне не все понравилось.
Все-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он читает на стене плакат: «Выдача трупов от 3х до 4х».
Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочел это воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь, может быть, еле теплится в моем организме, может быть, она на волоске висит - и вдруг приходится читать такие слова.
Я сказал мужчине, который меня записывал:
- Что вы, говорю, товарищ фельдшер, такие пошлые надписи вывешиваете? Все-таки говорю, больным не доставляет интереса это читать.
Фельдшер, или как там его - лекпом, удивился, что я ему сказал, и говорит:
- Глядите: больной, и еле ходит, и чуть у него пар изо рту не идет от жара, а тоже, говорит, наводит на вое самокритику. Если, говорит, вы поправитесь. что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трех до четырех вы дадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать.
Хотел я с этим лекпомом схлестнуться, но поскольку у меня быта высокая температура, 39 и 38, то я с ним спорить не стал. Я только ему оказал: - Вот погоди. медицинская трубка, я поправлюсь, так ты мне ответишь за свое нахальство. Разве, говорю, можно больным такие речи слушать? Это, говорю, морально подкашивает их силы.
Фельдшер удивился, что тяжелобольной так свободно с ним объясняется, и сразу замял разговор. И тут сестричка подскочила.
- Пойдемте, говорит, больной, на обмывочный пункт. От этих слов меня тоже передернуло.
- Лучше бы, говорю, называли не обмывочный пункт, в ванна. Это, говорю, красивей и возвышает больного. И я, говорю, не лошадь, чтоб меня обмывать.
Медсестра говорит:
- Даром что больной, а тоже, говорит, замечает всякие тонкости. Наверно, говорю вы не выздоровеете, что во все нос суете.
Тут она привела меня в ванну и велела раздеваться.
И вот я стал раздеваться и вдруг вижу, что в ванне над водой уже торчит какая-то голова. И вдруг вижу, что это как будто старуха в ванне сидит, на верно из больных. Я говорю сестре:
- Куда же вы меня, собаки, привели - в дамскую ванну? Тут, говорю, уже кто-то купается.
Сестра говорит:
- Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на нее не обращайте внимания. У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения. А тем временем мы старуху из ванны вынем и набуровим вам свежей воды.
Я говорю:
- Старуха не реагирует, но я, может быть, еще реагирую. И мне, говорю, определенно неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне.
Вдруг снова приходит лекпом.
- Я, говорит, первый раз вижу такого привередливого больного. И то ему, наха лу, не нравится, и это ему нехорошо. Умирающая старуха купается, и то он претензию выражает. А у нее, может быть, около сорока температуры, и она ничего в расчет не принимает и все видит как сквозь сито. И, уж во всяком случае, ваш вид не задержит ее вниманиях в этом мире лишних пять минут. Нет, говорит, я больше люблю, когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По крайней мере им все по вкусу, всем они довольны и не вступают с нами в научные пререкания.
Тут купающаяся старуха подает голос:
- Вынимайте, говорит, меня из воды, или, говорит, я сама сейчас выйду. И всех тут вас распатроню.
Тут они занялись старухой и мне велели раздеваться. И пока я раздевался, они моментально напустили горячей воды и велели мне туда сесть. И, зная мой характер, они уже не стали спорить со мной и старались во всем поддакивать. Только после купанья они дали мне огромное, не по моему росту, белъе. Я думал, что они нарочно от злобы подбросили мне та кой комплект не по мерке, но потом я увидел, что у них это - нормальное явление. У них маленькие больные, как правило, были в больших рубахах, а большие в маленьких. И даже мой комплект оказался лучше, чем другие.
На моей рубахе больничное клеймо стояло на рукаве и не портило общего вида, а на других больных клейма стояли у кого на спине, а у кого на груди, и это морально унижало человеческое достоинство. Но поскольку у меня температура все больше повышалась, то я и не стал об этих предметах спорить.
А положили меня в небольшую палату, где лежало около тридцати разного сорта больных. И некоторые, видать, были тяжелобольные. А некоторые, наоборот, поправлялись. Некоторые свистели. Другие играли в пешки. Третьи шлялись по палатам и по складам читали, чего написано над изголовьем.
Я говорю сестрице:
- Может быть, я попал в больницу для душевнобольных, так вы так и скажите. Я, говорю, каждый год в больницах лежу, и никогда ничего подобного не видел. Всюду тишина и порядок, а у вас что базар.
Та говорит:
- Может быть, вас прикажете положить в отдельную палату и приставить к вам часового, чтоб он от вас мух и блох отгонял?
Я поднял крик, чтоб пришел главный врач, но вместо него вдруг пришел этот самый фельдшер. А я был в ослабленном состоянии. И при виде его я окончательно потерял сознание. Только очнулся я, наверно, так думаю, дня через три.
Сестричка говорит мне:
- Ну, говорит, у вас прямо двужильный организм. Вы, говорит, сквозь все испы тания прошли. И даже мы вас случайно положили около открытого окна, и то вы неожиданно стали поправляться. И теперь, говорит, если вы не заразитесь от своих соседних больных, то, говорит, вас можно будет чистосердечно позд равить с выздоровлением.
Однако организм мой не поддался больше болезням, и только я единствен но перед самым выходом захворал детским заболеванием - коклюшем.
Сестричка говорит:
- Наверно, вы подхватили заразу из соседнего флигеля. Там у нас детское отделение. И вы, наверно, неосторожно покушали из прибора, на котором ел коклюшный ребенок. Вот через это вы и прихворнули.
В общем, организм вскоре взял своё, и я снова стал поправляться. Но ког да дело дошло до выписки, то я и тут, как говорится, настрадался и снова захворал, на этот раз нервным заболеванием. У меня на нервной почве на ко же пошли мелкие прыщики вроде сыпи. И врач сказал: «Перестаньте нервничать, и это у вас со временем пройдет».
А я нервничал просто потому, что они меня не выписывали. То они забы вали, то у них чего-то не было, то кто-то не пришел и нельзя было отметить. То, наконец, у них началось движение жен больных, и весь персонал с ног сбился. Фельдшер говорит:
- У нас такое переполнение, что мы прямо не поспеваем больных выписывать. Вдобавок у вас только восемь дней перебор, и то вы поднимаете тарарам. А у нас тут некоторые выздоровевшие по три недели не выписываются, и то они терпят.
Но вскоре они меня выписали, и я вернулся домой. Супруга говорит:
- Знаешь, Петя, неделю назад мы думали, что ты отправился в загробный мир, поскольку из больницы пришло извещение, в котором говорится: «По получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа».
Оказывается, моя супруга побежала в больницу, но там извинились за ошибку, которая у них произошла в бухгалтерии. Это у них скончался кто-то дру гой, а они почему-то подумали на меня. Хотя я к тому времени был здоров, и только меня на нервной почве закидало прыщами. В общем, мне почему-то стало неприятно от этого происшествия, и я хотел побежать в больницу, чтоб с кем-нибудь там побраниться, но как вспомнил, что у них там бывает, так, знаете, я не пошел.
И теперь хвораю дома.
СОБАЧИЙ НЮХ
У купца Еремея Бабкина сперли енотовую шубу.
Взвыл купец Еремей Бабкин. Жалко ему, видите ли, шубы.
- Шуба-то, говорит, больно хороша, граждане. Жалко. Денег не пожалею, а уж найду преступника. Плюну ему в морду.
И вот вызвал Еремей Бабкин уголовную собаку-ищейку. Является этакий человек в кепочке, в обмотках, а при нем собака. Этакая даже собачища – коричневая, морда острая и несимпатичная.
Ткнул этот человек собачку свою в следы возле двери, сказал «пс» и отошел. Понюхала собака воздух, повела по толпе глазом (народ, конечно, собрался) и вдруг к бабке Фекле, с пятого номера, подходит и нюхает подол. Бабка за толпу. Собака за юбку. Бабка в сторону – и собака за ней. Ухватила бабку за юбку и не пущает.
Рухнула бабка на колени перед агентом.
- Да, говорит, попалась. Не отпираюсь. И, говорит, пять ведер закваски – это так. И аппарат – это действительно верно. Все, говорит, находится в ванной комнате. Ведите меня в милицию.
Ну, народ, конечно, ахнул.
- А шуба? – спрашивают.
- Про шубу, говорит, ничего не знаю и ведать не ведаю, а остальное – это так. Ведите меня, казните.
Ну, увели бабку.
Снова взял агент собачищу свою, снова ткнул ее носом в следы, сказал «пс» и отошел.
Повела собачища глазом, понюхала пустой воздух и вдруг к гражданину управдому подходит.
Побелел управдом, упал навзничь.
- Вяжите, говорит, меня, люди добрые, сознательные граждане. Я, говорит, за воду деньги собрал, а те деньги на прихоти свои истратил.
Ну, конечно, жильцы навалились на управдома, стали вязать. А собачища тем временем подходит к гражданину из седьмого номера. И теребит его за штаны.
Побледнел гражданин, свалился перед народом.
- Виноват, говорит, виноват. Я, говорит, это верно, в трудовой книжке год подчистил. Мне бы, говорит, жеребцу, в армии служить и защищать отечество, а я живу в седьмом номере и пользуюсь энергией и другими коммунальными услугами. Хватайте меня!
Растерялся народ.
«Что, думает, за такая поразительная собака?»
А купец Еремей Бабкин заморгал очами, глянул вокруг, вынул деньги и подает их агенту.
- Уводи, говорит, свою собачищу к свиньям собачьим. Пущая, говорит, пропадает енотовая шуба. Пес с ней
А собачища уж тут. Стоит перед купцом и хвостом вертит.
Растерялся купец Еремей Бабкин, отошел в сторону, а собака за ним. Подходит к нему и его калоши нюхает.
Заблекотал купец, побледнел.
- Ну, говорит, бог правду видит, если так. Я, говорит, и есть сукин кот и мазурик. И шуба-то, братцы, говорит, не моя. Шубу-то, говорит, я у брата своего зажилил. Плачу и рыдаю!
Бросился тут народ врассыпную. А собачище и воздух некогда нюхать, схватила она двоих или троих – кто подвернулся – и держит.
Покаялись эти. Один казенные денежки в карты проиграл, другой супругу свою утюгом тюкнул, третий такое сказал, что и передать неловко.
Разбежался народ. Опустел двор. Остались только собака да агент. И вот подходит вдруг собака к агенту и хвостом виляет. Побледнел агент, упал перед собакой.
- Кусайте, говорит, меня, гражданка. Я, говорит, на ваш собачий харч три червонца получаю, а два себе беру
Чего было дальше – неизвестно. Я от греха поскорее смылся.
ВОРЫ
Что-то, граждане, воров нынче развелось. Кругом прут без разбора. Человека сейчас прямо не найти, у которого ничего не сперли. У меня вот тоже недавно чемоданчик унесли, не доезжая Жмеринки. И чего, например, с этим социальным бедствием делать? Руки, что ли ворам отрывать?
Вот, говорят, в Финляндии в прежнее время ворам руки отрезали. Проворуется, скажем, какой-нибудь ихний финский товарищ, сейчас ему чик, и ходи сукин сын, без руки.
Зато и люди там пошли положительные. Там, говорят, квартиры можно даже и не закрывать. А если, например, на улице гражданин бумажник обронит, так и бумажника не возьмут. А положат на видную тумбу, и пущай он лежит да скончания века... Вот дураки-то!
Ну, деньги-то из бумажника небось не возьмут. Это уж не может того быть, чтоб не взяли. Тут не только руки отрезай, тут головы начисто оттяпывай – и то, пожалуй, не поможет. Ну да деньги – дело наживное. Бумажник остался, и то мерси.
Вот у меня, не доезжая Жмеринки, чемоданчик свистнули, так действительно начисто. Со всеми потрохами. Ручки от чемодана – и то не оставили. Мочалка была в чемодане – пятачок ей цена – и мочалку. Ну, на что им, чертям, мочалка. Бросят же, подлецы. Так нет. Так с мочалкой и сперли.
А главное, присаживается ко мне вечером в поезде какой-то гражданин.
- Вы, говорит, будьте добры, осторожней тут ездите. Тут, говорит, воры очень отчаянные. Кидаются прямо на пассажиров.
- Это, говорю, меня не пугает. Я, говорю, завсегда ухом на чемодан ложусь. Услышу.
Он говорит: - Дело не в ухе. Тут, говорит, такие ловкачи – сапоги у людей снимают. Не то что ухо.
- Сапоги, говорю, опять же у меня русские, с длинным голенищем – не снимут.
- Ну, говорит, вас к черту. Мое дело – предупредить. А вы там как хотите.
На этом я и задремал.
Вдруг, не доезжая Жмеринки, кто-то в темноте как дернет меня за ногу. Чуть, ей-богу, не оторвал Я как вскачу, как хлопну вора по плечу. Он как сиганет в сторону. Я за ним с верхней полки. А бежать не могу.
Потому сапог наполовину сдернут – нога в голенище болтается. Поднял крик. Всполошил весь вагон.
- Что, спрашивают.
- Сапоги, говорю, граждане, чуть не слимонили.
Стал натягивать сапог, гляжу – чемодана нету.
Снова крик поднял. Обыскал всех пассажиров – нету чемодана. Вор-то, оказывается, нарочно за ногу дернул, чтоб я башку с чемодана снял.
На большой станции пошел в Особый отдел заявлять.
Ну, посочувствовали там, записали. Я говорю:
- Если поймаете, рвите у него к чертям руки.
Смеются.
- Ладно, говорят, оторвем. Только карандаш на место положите.
И действительно, как это случилось, прямо не знаю. А только взял я со стола ихний чернильный карандаш и в карман сунул.
Агент говорит:
- У нас, говорит, даром что Особый отдел, а в короткое время пассажиры весь прибор разворовали. Один сукин сын чернильницу унес. С чернилами.
Извинился я за карандаш и вышел.
«Да уж, думаю, у нас начать руки отрезать, так тут до черта инвалидов будет. Себе дороже».
А впрочем, чего-нибудь надо придумать против этого бедствия.
Хотя у нас имеется такая смелая мысль: жизнь с каждым годом улучшается и в скором времени, может быть, совсем улучшится, и тогда, может быть, и воров не будет.
Вот этим самым и проблема разрешится. Подождем.
Тексты песен
ЛАНДЫШИ
Слова О. Фадеевой
Ты сегодня мне принёс
Не букет из пышных роз,
Не тюльпаны и не лилии.
Протянул мне робко ты
Очень скромные цветы,
Но они такие милые.
Ландыши, ландыши -
Светлого мая привет.
Ландыши, ландыши
Белый букет.
Пусть неярок их наряд.
Но так нежен аромат,
В них весны очарование.
Словно песенка без слов,
Словно первая любовь,
Словно первое свидание.
Ландыши, ландыши -
Светлого мая привет.
Ландыши, ландыши
Белый букет.
Я не верю, что года
Гасят чувства иногда –
У меня другое мнение.
Верю, будешь каждый год,
Пусть хоть много лет пройдёт,
Ты дарить мне в дни весенние.
Ландыши, ландыши -
Светлого мая привет.
Ландыши, ландыши
Белый букет.
ПЕСЕНКА О ХОРОШЕМ НАСТРОЕНИИ
Слова А. Лепина музыка В. Коростылева
1. Если вы нахмурясь,
Выйдете из дома,
Если вам не в радость
Солнечный денёк –
Пусть вам улыбнётся,
Как своей знакомой,
С вами вовсе не знакомый
Встречный паренёк.
Припев:
Улыбка, без сомненья,
Вдруг коснётся ваших глаз,
И хорошее настроение
Не покинет больше вас.
2. Если вас с любимой
Вдруг поссорил случай –
Часто тот, кто любит,
Ссорится зазря, -
Вы в глаза друг другу
Поглядите лучше,
Лучше всяких слов порою
Взгляды говорят.
Припев
3. Если кто-то другом
Был в несчастье брошен,
И поступок этот
В сердце вам проник,
Вспомните, как много
Есть людей хороших –
Их у нас гораздо больше,
Вспомните про них!
Припев
15