Сценарий литературного вечера, посвященного судьбе и творчеству А.А.Ахматовой Я зажгла заветные свечи, чтобы этот светился вечер… Часть 2

Ведущий 11:
Но и « в этом ужасе», она продолжает писать. Над лирическим циклом «Реквием», позднее называемым ею и поэмой, Ахматова работала в 1934-1940 годах и в начале 60-х годов. По словам Лидии Чуковской, «Реквием» заучивался людьми, которым Ахматова доверяла, а таких было не более десятка. Рукописи, как правило, сжигались, и только в 1962 году Ахматова передала «Реквием» в редакцию «Нового мира».
Поэма «Реквием» впервые опубликована в журнале «Октябрь» в 1987 году . Слова «Реквиема» обращены ко всем «умершим» на семьдесят лет согражданам. Тем, кто сажал, и тем, кто сидел. Тем, кто мучил, и тем, кто был замучен. И в этом смысле это глубоко народное произведение. В небольшой по объему поэме показана очень горькая страница жизни всего народа. Три голоса, звучащие в ней: матери, поэта, и историка, - в конце поэмы сплетаются с голосами целого поколения, всего народа.
Ведущий 1:

РЕКВИЕМ
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,-
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
1961
Вместо предисловия
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то "опознал" меня. Тогда стоящая за мной женщина, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
1 апреля 1957, Ленинград
Чтец 1
Посвящение
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними "каторжные норы"
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат -
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор... И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет... Шатается... Одна...
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный свой привет.
Март 1940
Чтец 2
ВСТУПЛЕНИЕ
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Чтец 3
1
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе... Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
[Ноябрь] 1935, Москва
Чтец 4
2
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.

Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.

Эта женщина больна,
Эта женщина одна.

Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
1938

Чтец 5
4
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей -
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука - а сколько там
Неповинных жизней кончается...
1938
Чтец 6
5
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
1939

Чтец 7
7
ПРИГОВОР
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
[22 июня] 1939, Фонтанный Дом

Чтец 8
8
К СМЕРТИ
Ты все равно придешь - зачем же не теперь?
Я жду тебя - мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой,-
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
19 августа 1939, Фонтанный Дом
Чтец 9
ЭПИЛОГ
I
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
Чтец 10
II
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:

И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,

И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".

Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.

Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.

О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,

И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,

Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.

А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его

Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Ведущий 2: Памятник Анне Ахматовой встал напротив "Крестов" в декабре 2006 года. Бронзовое воплощение великой русской поэтессы смотрит на следственный изолятор "Кресты", где был заключен сын Ахматовой Лев Гумилев, с противоположного берега Невы.
Анна Ахматова смотрит на бывшую тюрьму, а ныне знаменитый петербургский следственный изолятор "Кресты". Сюда в 1939 году попал как "враг народа" сын Ахматовой Лев Гумилев, поэтесса носила ему передачи. С "Крестами" связаны строки ее поэмы "Реквием".
Ахматова: Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде. В конце сентября, уже во время блокады, я вылетела на самолете в Москву. До мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий жар, древесная тень и звук воды. А еще я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело болела. В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград.
Из воспоминаний Натальи Роскиной:
Я пришла к Анне Андреевне летом 1945 года. Жила Ахматова тогда - даже скажешь: бедно. Бедность – это мало чего, у нее же не было ничего. В пустой комнате стояло небольшое старое бюро и железная кровать, покрытая плохим одеялом. Видно было, что кровать жесткая, одеяло холодное. В комнате стоял один единственный стул.
Ахматова: 1946 год. Есть уединение и одиночество. Уединения ищут, от одиночества бегут. Ужасно, когда с твоей комнате никто не связан, никто в ней не дышит, никто не ждет твоего возвращения. (Откладывает в сторону листок с записью) В этом году вышел журнал «Звезда» с постановлением Жданова…
Ведущий 3: ( из воспоминаний):
Впоследствии Анна Андреевна часто рассказывала всем, как она узнала о касающемся её и Зощенко постановлении ЦК. Газет Анна Андреевна никогда не получала, радио у неё не было. Она ничего не знала! Кто – то позвонил и спросил, как она себя чувствует, Позвонил и еще, и еще кто – то. Не чуя беды и лишь слегка недоумевая, она ровно отвечала всем: все хорошо, благодарю вас. И, выйдя зачем – то на улицу, она прочла, встав на цыпочки, поверх чужих голов, газету с докладом Жданова. «Перехожу к вопросу о литературном «творчестве» Анны Ахматовой. До убожества ограничен диапазон её поэзии – поэзии взбесившейся барыньки. Основное у неё – это чувство обреченности. Все мы любим Ленинград. Для Зощенко, Ахматовой и им подобных Ленинград советский не дорог. Старый Петербург, Медный всадник - вот что маячит перед их глазами…Это грубая политическая ошибка. (Из Постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград" от 14 августа 1946 года.)Эту «грубую политическую ошибку» поспешили исправить. Ахматову исключили из Союза писателей, лишили продовольственных карточек, обрекли не просто на бедность, но на нищету.
Ахматова:
Я получала крошечную пенсию, на которую жить было невозможно. Друзья организовали тайный фонд помощи Ахматовой. По тем временам это было истинным героизмом. Они покупали мне апельсины и шоколад, как больной, а я была просто голодная.
Ведущий 4( из воспоминаний):
Дом, в котором жила Анна Ахматова, был необычный дом, а здание Главсевморпути. У входа сидел вахтер и спрашивал пропуск. Гостям Ахматовой он постоянно делал замечания – «почему засиделся» или что – то в этом духе. Сама она обязана была предъявить удостоверение на право входа в собственную квартиру, настоящее удостоверение с фотографией. В графе «профессия» было написано «жилец». Совсем незадолго до смерти она вынула его из сумочки и показала мне со смехом – помните? Я не могла засмеяться. На меня глянула жуткая фотография тех лет, испуганные, широко раскрытые глаза.
Ахматова:
Узнала я, как опадают лица,
Как из – под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
Ведущий5: Осенью 1949 года неуют холодной ахматовской комнаты принял тюремный характер : опять был арестован сын Анны Андреевны -Лев Николаевич Гумилев. Это был его третий арест
Два чтеца читают стихотворение Ахматовой «Черепки» на два голоса.
1
Мне, лишенной огня и воды,
Разлучённой с единственным сыном…
На позорном помосте беды,
Как под торным стою балдахином…
2
Семь тысяч и три километра…
Не услышишь, как мать зовет
В грозном вое полярного ветра,
В тесноте обступивших невзгод.
Там дичаешь, звереешь - ты милый !-
Ты последний и первый – ты наш.
Над моей ленинградской могилой
Равнодушная бродит весна…
1. Вот и доспорился яростный спорщик
До енисейских равнин,
Вам он бродяга, шуан, заговорщик,
Мне он – единственный сын…
2. Кому и когда говорила,
Зачем от людей не таю,
Что каторга сына сгноила,
Что Музу засекли мою.
Я всех на земле виноватей
Кто был и кто будет, кто есть…
И мне в сумасшедшей палате
Валяться – великая честь.
Чтец 1:( стих «Не с лирою влюбленного»)
Не с лирою влюбленного
Иду прельщать народ-
Трещотка прокаженного
В моей руке поет.
Успеете наахаться,
И воя, и кляня.
Я научу шарахаться
Всех «смелых от меня».
Я не искала прибыли
И славы не ждала,
Я под крылом у гибели
Все тридцать лет жила.
Чтец 2:( «Все ушли, и никто не вернулся»)
Все ушли, и никто не вернулся,
Только, верный обету любви,
Мой последний, лишь ты оглянулся,
Чтоб увидеть все небо в крови.
Дом был проклят, проклято дело,
Тщетно песня звенела нежней,
И глаза я поднять не посмела
Перед страшной судьбою моей.
Осквернили пречистое слово,
Растоптали священный глагол,
Чтоб с сиделками тридцать седьмого
Мыла я окровавленный пол.
Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей,
Окружили невидимым тыном
Крепко слаженной слепки своей.
Наградили меня немотою,
На весь мир окаянно кляня,
Окормили меня клеветою,
Опоили отравой меня…
Ведущий 6 : А сейчас мы услышим голос Анны Андреевны. Голос необыкновенно глубокий и торжественный, в котором звучат мудрость, спокойствие и пророческая вера.
Звучит стих «Родная земля» в исполнении А. Ахматовой.
В заветных ладонках не носим на груди,
О ней стихи навзрыд не сочиняем,
Наш горький сон она не бередит,
Не кажется обетованным раем,
Не делаем ее в душе своей
Предметом купли и продажи,
Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,
О ней не вспоминаем даже.
Да, для нас это грязь на калошах,
Да, для нас это хруст на зубах,
И мы мелем, и месим, и крошим
Тот ни в чем не замешанный прах.
Но ложимся в неё и становимся ею,
От того и зовем так свободно своею.
Ахматова:В 1962 году я закончила "Поэму без героя", которую писала двадцать два года. Я не переставала писать стихи. Для меня в них - связь моя со временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных.
(Демонстрируются фотографии А Ахматовой)
Память обострилась невероятно. Прошлое обступает меня и требует чего – то. Чего? Милые тени отдаленного прошлого почти говорят со мной… Откуда – то выплывают слова, сказанные полвека тому назади о которых я все эти годы ни разу не вспомнила.
Чтец 7:(«Последнее стихотворение»)
Одно, словно кем – то встревоженный гром,
С дыханием жизни врывается в дом,
Смеется, у горла трепещет,
И кружится, и рукоплещет.
Другое, в полночной родясь тишине,
Не знаю, откуда крадется ко мне,
Из зеркала смотрит пустого
И что – то бормочет сурово.
А есть и такие: средь белого дня,
Как будто почти что не видя меня,
Струятся по белой бумаге,
Как чистый источник в овраге.
Ведущий 7: В последние годы к Ахматовой пришла всемирная слава. Ей вручается Международная литературная премия «Этна – Таормина» в Италии, присваивается звание почетного доктора литературы Оксфордского университета. Она вновь, как и в молодости побывала в Риме, в Париже, В Англии. На Родине же она все чаще проводит дни и месяцы в больницах, подолгу живет у друзей в Москве или в маленьком дачном домике в Комарове, под Ленинградом, где, не имея даже обычной садовой скамейки, сочиняла стихи, сидя на ступеньках.
Чтец 8:
Пусть кто – то еще отдыхает на юге
И нежится в райском саду.
Здесь северно очень – и осень в подруги
Я выбрала в этом году.
Живу, как в чужом, мне приснившемся доме,
Где, может быть , я умерла,
Где странное что – то в вечерней истоме
Хранят для себя зеркала.
(……)
Но я предупреждаю вас,
Что я живу в последний раз.
Ни ласточкой, ни кленом,
Ни тростником и не звездой,
Ни родниковою водой,
Ни колокольным звоном –
Не буду я людей смущать
И сны чужие навещать
Неутомленным стоном.
Ведущий 8: Анна Ахматова скончалась 5 марта 1966 года в Москве после четвертого инфаркта. Гражданская панихида по ней проходила в тесном помещении морга Института Склифосовского безо всякого предварительного оповещения. Из тогдашнего руководства Союза писателей никто не явился. Церемонию открыл, сдерживая слезы, Арсений Тарковский. Потом друзья и ученики увезли прах Ахматовой в Ленинград, где она была отпета в храме Николы Морского и похоронена на кладбище в Комарове. Под соснами Комарова она обрела свой последний приют. На ее могиле нет грандиозного памятника, только самодельный крест. Она и не нуждается в монументах – вечным и самым прочным памятником стала ее жизнь и её стихи.
Ахматова:
Один идет прямым путем,
Другой идет по кругу
И ждет возврата в отчий дом,
Ждет прежнюю подругу.
А я иду – со мной беда,
Не прямо и не косо,
А в никуда и в никогда,
Как поезда с откоса.(Гасит свечу)
Поэты не рождаются случайно,
Они летят на землю с высоты,
Их жизнь окружена глубокой тайной,
Хотя они открыты и просты.
Глаза таких божественных посланцев
Всегда открыты и верны мечте,
И в хаосе проблем их души вечно светят тем
Мирам, что заблудились в темноте.
Они уходят, выполнив заданье,
Их отзывают высшие миры,
Неведомые нашему сознанью,
По правилам космической игры.
Они уходят, не допев куплета,
Когда в их честь оркестр играет туш:
Актеры, музыканты и поэты –
Целители уставших наших душ.
В лесах их песни птицы допевают,
В полях для них цветы венки совьют,
Они уходят вдаль, но никогда не умирают
И в песнях и в стихах своих живут.