Сборник «Не легко в тебя влюбиться, разлюбить тебя нельзя. Писатели, прославившие Донбасс
Павел Григорьевич Беспощадный (Иванов)
(1895–1968)
Легендарный Беспощадный
Автор знаменитых строк «Донбасс никто не ставил на колени и никому поставить не дано» Павел Иванов родился в Смоленской губернии. Потом семья перебралась в наш край. Выпустил сборники «Каменная книга», «Горный пламень», «Над шахтой летят журавли», «Шахтёрские поэмы», «Донецкие просторы»... Он очень помогал - как советом, так и делом - начинающим писателям. Именем этого светлого человека названы улицы в Горловке и Донецке.
ДОНБАССУ ЖИТЬ! (Клятва) Пока в груди шахтерской сердце живо И в сердце кровь сыновняя тепла, Хочу, чтоб песня с врубовкой дружила, Варила сталь и в глубь ствола вела, Клепала клети, и вздымала зданья, И на лесах большого созиданья Примером высшей доблести была.
Донбассу жить!.. Сирена шлет сирене Горняцкой дружбы благовест стальной: Донбасс никто не ставил на колени И никому поставить не дано!
И нет земли прекрасней, вдохн овенней, Где все творцом-народом создано. Донбасс никто не ставил на колени И никому поставить не дано!
И нет Отчизны чище и священней, Где все сердца сливаются в одно... Донбасс никто не ставил на колени И никому поставить не дано!
ДОНЕЦКАЯ СТЕПНАЯ
Степь донецкая без края, Чебрецы да ковыли... Я люблю тебя, родная, И в тюльпанах, и в пыли, И в снегу акаций пряных, И в сиреневом дыму, И в монистах колчеданных, Как подругу, обниму. Я прильну к родным криницам Чудодейственным ключам, Чтоб шахтеркам смуглолицым Сладко пелось по ночам. Я из сердца выну песню, Им на сердце положу. Я скажу им: труд ваш честен! Больше слова не скажу.
Михаил Спартакович Пляцковский
(1935 - 1991)
Песенный Пляцковский
Енакиевец Михаил Пляцковский одно время трудился в местной заводской многотиражке «За металл». Описывал красоты родного края, работу металлургического завода. И уже тогда автор будущих шлягеров «Лада», «Крыша дома твоего», «Мамины глаза», «Через две зимы», пытался напевать свои стихотворения. Потом уехал покорять Москву.
МАЛЕНЬКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ О МАЛЕНЬКОЙ ТОЧКЕ
Достойна точка уваженья В конце любого предложенья. Не убежит из книжки строчка, Когда стоит на страже точка. На карте точка целый город. (Неважно, стар он или молод.) За точкой скрыты города: Москва,
Тамбов, Караганда Пусть точка меньше муравья, Она помощница твоя. Дружок, я это знаю точно: Должна быть в каждом деле точка. И если начал что-нибудь, Поставить точку не забудь!
Кому что нравится
Зайцу нравится капуста: и хрустит, и очень вкусно. Обожает кости пес, Слон - морковку, Конь - овес. Воробей клюет проворно Из своей кормушки зерна. Ищет северный олень Мох под снегом целый день. Кошке нравится сметана, Жаль дают не постоянно. А медведь пчелиный мед Ел и ел бы круглый год. На лугу траву корова Дотемна щипать готова. Для лохматого щенка Радость - блюдце молока. Ну а я люблю варенье, Это - просто объеденье. Ничего ведь нет вкусней, Это ясного ясней!
ЕСЛИ ДОБРЫЙ ТЫ (из мультфильма "День рождения кота Леопольда")
Дождик босиком по земле прошёл, Клёны по плечам хлопал. Если ясный день - это хорошо, А когда наоборот - плохо. Если ясный день - это хорошо, А когда наоборот - плохо.
Слышно, как звенят в небе высоко Солнечных лучей струны. Если добрый ты, то всегда легко, А когда наоборот - трудно. Если добрый ты, то всегда легко, А когда наоборот - трудно.
С каждым поделись радостью своей, Рассыпая смех звучно. Если песни петь - с ними веселей, А когда наоборот - скучно. Если песни петь - с ними веселей, А когда наоборот - скучно.
Иван Сергеевич Костыря
(1932 – 2003)
Сказочный Костыря
Иван Сергеевич родился в Днепропетровской области, а писать начал в Киеве, учась в мединституте. Но главные свои произведения создал на донецкой земле. Восемь лет он проработал в Горловке врачом - сначала педиатром, потом детским психиатром. Наконец, с головой ушёл в творчество. Он подарил нам «Сказку о солнечных братьях», «Как зверята ума набирались», «Думы о Донбассе», где причудливо переплелись легенды, шахтёрские сказы, были, реальные факты. Именно Костыря был инициатором письма учёным, результатом которого стало присвоение малой планете, открытой в 1976 году, имени Донбасс.
ДУМА О САУР-МОГИЛЕ
(отрывок)
Едва показывается солнце над ширью донецкой степи, из белесой дымки медленно вырастает величественный курган, издавна прозванный Саур-могилой. Утренний туманец спол зает с его склонов, покидая дубовый лес у подножия, тянется к Миус-реке, и уже на много верст окрест видна могила, вершина которой, кажется издали, уходит в самое небо.
Саур-могила объята думами и легендами. Молчалива, она стоит, как немой свидетель пронесшейся над нею вековой истории.
До слуха, обостренного воображением, исподволь доно сятся храп и топот копыт, бряцают латы, звенят мечи: со шлись русичи и половцы в смертной схватке. А то вдруг, средь мертвой тишины, почудится последний вздох предводителя турков завоевателя Саура: не думалось, знать, ему, что у русских богатырей верный глаз и рука тяжела. Схлынет это наваждение, а на смену ему упадет с высоты и ударит коло колом в душу печальная дума о бесстрашном запорожском казаке Морозенко.
Василий Семенович (Иосиф Соломонович) Гроссман
(1905 – 1964)
Медицинский Гроссман
Мало кто знает, но родившийся на Житомирщине создатель великого романа «Жизнь и судьба» тоже соприкоснулся с шахтёрским краем. С 1929 по 1932 годы он жил в Донецке. Работал химиком-ассистентом в областном институте патологии и гигиены труда, а также был ассистентом кафедры общей химии в мединституте. Спустя два года после отъезда в Москву Гроссман опубликовал повесть из жизни шахтёров.
Жизнь и судьба
(отрывок из романа)
Поздно ночью генерал Крылов прилег в своем блиндаже на койку. В висках
ломило, покалывало в горле от десятков выкуренных папирос. Крылов провел языком по сухому небу и повернулся к стене. Дремота смешала в памяти Крылова севастопольские и одесские бои, крик штурмующей румынской пехоты, мощенные камнем, поросшие плющом одесские дворы и матросскую красоту Севастополя.
Ему померещилось, что он вновь на командном пункте в Севастополе, и в сонном тумане поблескивали стекла пенсне генерала Петрова; сверкнувшее стекло заблестело тысячами осколков, и уже колыхалось море, и серая пыль от расколотого немецкими снарядами скального камня поплыла над головами моряков и солдат, встала над Сапун-горой.
Послышался бездушный плеск волны о борт катера и грубый голос моряка-подводника: "Прыгай!". Казалось, что прыгнул он в волну, но нога тотчас коснулась корпуса подводной лодки... И последний взгляд на Севастополь, на звезды в небе, на береговые пожары...
Крылов заснул. Во сне продолжалась власть войны. Подводная лодка уходила из. Севастополя в Новороссийск...
Иван Леонтьевич Ле (Мойся)
(1895 – 1978)
Исторический Ле
Автор исторического романа «Хмельницкий» Иван Ле (на самом деле его фамилия Мойся - от родного села Мойсенцы, что на Черкасщине) приехал в Артёмовск в 1929-м уже маститым писателем. Ему в ту пору было 35, изданы сборники рассказов, пишется «Роман межгорья». Но и в нашем крае, где Ле два года редактировал журнал «Забой», ему нашёлся простор для творчества. О Донбассе его «Ритмы шахтёрки «Два дня в Новокраматорске»...
В ПУТИВЛЕ
(отрывок из романа «Хмельницкий»)
Стояла на удивление теплая весенняя погода. В Путивле в садах зацвели вишни, крестьяне ближайших сел и хуторов работали в поле, досевая гречиху и просо.
Но на всем лежал отпечаток войны, жизнь текла тихо, приглушенно, Какой-то скорбью, тревожным ожиданием была охвачена земля - хутора и села. За время долгого путешествия верхом товарищи Пушкаря стали молчаливыми, а тишина, их окружавшая, навевала еще большую тоску на всадников.
С первого взгляда Путивль показался им опустевшим. Это впечатление не менялось и оттого, что у ворот замка и по улицам сновали вооруженные гонцы князя Григория Шаховского.
Попадавшиеся в пути одинокие всадники с любопытством смотрели на небольшой отряд Семена Пушкаря. Семену и его товарищам трудно было скрыть от местных жителей не только свое воинское ремесло, но и заметную усталость от длительного путешествия. Люди узнавали в них боевых казаков, недавно лишь побывавших в сражении. И без расспросов всем было ясно, что они приехали оттуда, с полей кровавой битвы под Москвой.
- Э-эй, казаки! - окликнул их вооруженный охранник у ворот замка. Въезжать сюда без разрешения нельзя...
- Нам к воеводе, князю Шаховскому, - объяснил Пушкарь, не останавливая коня.
- Как раз к князю и нельзя! - И охранник преградил путь коню, выставив перед ним старую стрелецкую пищаль. - Говорят же тебе, что без разрешения не пущу, куда же ты прешь?
- Не будь ты репейником, пан охранник, - спокойно ответил ему Семен, придерживая своего сивого коня.
- А что я, слепой, не вижу, откуда приехали? Не велено!..
Семен соскочил с коня и, взяв его за поводья, подошел к охраннику. Заспанный молодой часовой с заметной робостью следил за Семеном, готовый отступить при первом же натиске...
- Такой приказ...
- Приказ надо выполнять, а не пнем стоять перед воротами! Говорят тебе - к воеводе гонцы от старшего народных войск, от Ивашки Болотникова! А ты с приказом, чудак.
- А если воеводы нет в городе...
- Нечего спросонья шуметь, - уже миролюбиво заговорил Семен, понижая голос. - Раз князь выехал, так и скажи: выехал, мол, князь Шаховской туда или туда!.. Куда он подался, где его искать нам теперь, словно ветра в поле?..
Охранник робко улыбнулся, все время пятясь к замковой стене. Семен Пушкарь наступал на него, ведя за собой изнуренного коня. Улыбка часового не трогала черствые сердца боевых казаков.
-Чего клыки скалишь, выполняй службу... Давай рассказывай, куда выехал Шаховской? - вмешалсяв разговор нетерпеливый Силантий, продолжавший сидеть на коне.
- Что я, чародей, по следу угадываю, куда тот князь уехал? - уже успокоившись, ответил ратник.
- Ну, ты, попридержи свой язык... А то слишком он у тебя разболтался! - для пущей важности прикрикнул Семен.
Ратник только махнул рукой.
Виктор Васильевич Шутов
(1921–1987 )
Справедливый Шутов
Поэт и прозаик, защитник Ленинграда от оккупантов, почётный гражданин Донецка. Всё это - Виктор Шутов. Он оставил нам богатое наследство: стихотворные сборники, романы, книги для детей, повести, очерки о Донецке. И, конечно, песни о нашем крае - «Шахтёрская лирическая», «Город синих терриконов», «Любимый Донбасс», «Саур-Могила». Благодаря его упорству, боевому характеру, жажде справедливости появились книги «Смерти смотрели в лицо», «Рядовые подполья» о деятельности донецких подпольщиков в годы немецкой оккупации. Именем Шутова названа улица областного центра, а также литературная премия.
Не за морями-океанами -
Передо мной мой шар земной,
С его судьбы меридианами,
С его рабочей широтой.
Мой шар земной - планета малая,
Отцовский край - родной Донбасс
С его делами небывалыми,
С его житьем - не на показ.
В ладу с вселенскими законами,
Не нарушая ход планет,
Мой край, вздымаясь терриконами,
Берет из недр тепло и свет.
Николай Александрович Рыбалко
(1922–1995)
Сердечный Рыбалко
Фронтовик, получивший три ордена Красной Звезды и потерявший зрение после ранения в феврале 1945-го, прославил Краматорск, почётным жителем которого стал. Начиная с 50-х годов. Он издал 25 сборников поэзии. Название одного из сборников - «Глазами сердца» - объясняет, почему поэзия Николая Александровича была так популярна. Песня на стихи Рыбалко «Я жил в такие времена» победила в телеконкурсе «Песня-75».
Я жил в такие времена
Я жил в такие времена, В такие дни, в такие даты!.. Меня, безусого, война До срока призвала в солдаты, И в краснозвездного меня Сто пушек целилось, наверно. Москву собою заслоня, Весь мир прикрыл я в сорок первом.
Я жил в такие времена – Горели руки от работы, Земля мне золотом зерна Платила засоленость пота.
Припав к динамику щекой, Я слушал, как, свершая чудо. На крыльях зрелости людской
В глубины проникали люди. Я жил в такие времена, Что голова ходила кругом: Моя планета и война Стояли в шаге друг от друга. Мне вся земля была видна И зорким днем, И ночью звездной. И был я ласковый и грозный
Я жил в такие времена.
КРАЙ ДОНЕЦКИЙ
Край донецкий смуглолицый,
У тебя лучистый взгляд.
Незакатные зарницы
Полыхают, как закат.
Край донецкий смуглолицый
Звезды вышли на наряд,
И, как солнце, золотится
Твой земной, твой жаркий клад.
Край донецкий смуглолицый
Разрумяненная даль.
Из печей твоих струится,
По горячим жилам сталь.
Край донецкий смуглолицый
В белой кипени сады.
Мне и спится, и не спится
У речной твоей воды.
Край донецкий смуглолицый
С золотинкою глаза.
Не легко в тебя влюбиться,
Разлюбить тебя нельзя.
Василий Семенович Стус
(1938–1985 )
Несгибаемый Стус
Василий Стус провёл в нашем крае школьные и студенческие годы. Некоторое время учительствовал в Горловке, в 1963 году в течение семи месяцев работал в местной газете литературным редактором. В шахтёрском регионе Василий Семёнович начал писать. Его стихотворение «Лысая гора», стало «поэтической» картой Донбасса, в каждой строчке которого слышны завывания донецких ветров. Недавно в областной научной библиотеке им. Крупской открыли литературный музей Василия Стуса, основная часть которого перекочевала из Горловки.
...
Терпи, терпи – терпение шлифует, калит твой дух, чтоб смог свой крест нести. Пусть пред тобой злосчастие спасует, тебя не сдвинет с твоего пути.
На нём и стой. До смерти. Неизменно. Пока есть свет и солнце – стой и стой. В пути до рая, ада или плена, держись мечты отчаянной, святой.
Твори свой путь – тот, что твоим назвался, призвав тебя, как побратим, с собой. Ты с детства для него предназначался, печальным взглядом, сердцем и судьбой.
Школа Стуса в Горловке
Музей Стуса в Горловке
Владимир Николаевич Сосюра
(1898–1965 )
Волнительный Сосюра
Уроженец Дебальцева начинал как агроном. Хлебнул шахтёрского труда, в годы Великой Отечественной был военным корреспондентом. Волнительный, как и его жизнь, Сосюра, создавший огромное количество прекрасных стихотворений. Удостоен был многих государственных и правительственных наград.
Я хожу, хожу, не зная
Я хожу, хожу, не зная и не думая, кругом. Ничего не вспоминаю, не горюю ни о чем!
Только где-то, на Донбассе, над родным Донцом, вербы, низко наклоняясь, вспоминают об одном:
Эшелоны Месяц странный Тусклый лед на берегах Со штыком, в шинели рваной, кто-то смуглый на часах.
И летят воспоминанья, точно птицы над Донцом, и казачья шапка виснет над нахмуренным челом
И хожу, хожу, не зная и не думая, кругом. Ничего не вспоминаю, Не горюю ни о чем.
Борис Леонтьевич Горбатов
(1908–1954)
Артёмовский Горбатов.
Соавтор сценариев к фильмам «Это было в Донбассе», «Непокорённые» и «Донецкие шахтёры. Большую часть жизни провёл в Москве. Но и в нашем крае, а именно в Артёмовске провёл немало времени. Здесь Борис Леонтьевич окончил школу, нашёл своё призвание, начал печататься. В 14 лет он уже был корреспондентом газеты «Кочегарка» в Горловке.. Некоторое время трудился на машиностроительном заводе в Краматорске. Первые повести и роман «Наш город» Горбатов написал на донецкой земле.
Донбасс
(отрывок из повести)
Жили два товарища. Одного звали Виктором, другого Андреем.
Уже лист желтеет! с досадой сказал Виктор и показал на Псёл: кленовые листья плыли по реке. Пора и решаться, брат!
Андрей только молча пожал плечами.
Они оба долго и с завистью глядели, как плывет по реке, покачиваясь и кружась, желтый лапчатый кленовый лист все вниз, все вниз, к морю. Он плывет, а они все сидят на месте.
Они были ровесники, жили на одной улице, в школе сидели за одной партой. У них были общие учебники, общие голуби, общие мечты. Им и в голову не пришло бы, что дороги у них могут быть разные.
Нет, надо ехать, ехать! говорили они друг другу каждое утро и каждый вечер. А все не трогались с места.
Они жили в Чибиряках, маленьком городке на Псле. Тут они родились Виктор в беленькой хатке под узорчатой черепицей, Андрей в голубенькой под зеленой железной крышей. Тут выросли. По этой траве бегали. На эти звезды заглядывались. И вот решили покинуть все все и навсегда.
Отчего ж ты не хочешь в военные моряки, Андрей? сердито спросил Виктор. Моряк, брат, в океане плавает!
Они никогда не видели океана, ни даже моря, ни большой реки, ни большого города. Четырехэтажный дом они видели только в кино.
Все свои семнадцать с половиною лет они прожили здесь, на этой улице; вот она вся плетень к плетню. Она вся заросла сорной травою: лебедой и бурьяном. Сухая серебристая пыль струится от лебеды.
Никогда по этой улице не проезжала машина, даже возы тут поскрипывают редко: шлях далеко. И следы колес тут никогда не уходят в далекую даль, а круто заворачивают во дворы, словно все дороги мира ведут к клуням и кончаются у амбаров.
А то можно и на подводную лодку угодить, сказал Виктор. Очень просто. Мы парни здоровые. Ну, Андрей?
Нет! тихо сказал Андрей. Я в моряки не хочу!
Так чего ж ты хочешь, Андрей?! в досаде закричал Виктор.
Может, учиться поехать, а? робко сказал Андрей.
Учиться? фыркнул Виктор. Мало ты штанов за партой протер!.. Ну, не хочешь в моряки, ну, давай в летную школу. Ей-богу, уже пора прийти к какому-нибудь знаменателю, Андрей. Время ж уходит
- Да, время уходит. Оно проплывает, как вода в Псле, исчезает неведомо куда. Каждый прошедший день уже пропащий день. Нет, надо ехать.
Да, надо ехать. Они говорили это себе триста раз на день, а все не трогались с места. Они не могли выбрать дорогу.
Ирен Витальевна Роздобудько
(1962)
Экранизируемая Роздобудько
Эта дончанка сейчас входит в десятку самых популярных писателей. Победительница трёх конкурсов «Коронация слова», обладатель международной литературной премии им. князя Юрия Долгорукова. По произведениям нашей землячки сняты полнометражные фильмы и сериалы «Пуговица», «Осенние цветы», «Таинственный остров», «Ловушка». Её детские воспоминания, связанные с Калининским районом Донецка, нашли отображение в романе «Шестая дверь».
Шестая дверь
(отрывок из романа)
Третий этаж был последним и самым родным – там жила моя семья. Наши двери считались лучшими во всем доме – сначала они были обычными, деревянными, как у всех. Но однажды пришел мастер и обил их синим дерматином, да к тому же еще и украсил кружками, вырезанными из обрезков в виде роз. Я все время выбегала на лестничную площадку, чтобы потрогать эдакую красотищу, и однажды даже лизнула розу языком. Она оказалась шершавой и кисловатой на вкус. Невкусной, в общем
У нас было две комнаты, но больше всего я любила сидеть в подъезде на перилах. Я удобно устраивалась в их закруглении между этажами и листала книжки. Это было в сто раз удобнее стула, дивана и даже – бабушкиного кресла! Сидя на лестничном пролете, я с любопытством посматривала на железную лестницу, ведущую к чердачному люку. Меня страшно манил этот люк! Страх и любопытство боролись в моей жаждущей приключений душе, и я придумала план проникновения в запретное место.
Фильмы снятые по романам автора
Федор Дмитриевич Березин
(1960)
Фантастический Березин
Есть у нас и творцы параллельных реальностей да иных миров. Дончанин Фёдор Березин, служивший офицером-ракетчиком, уволившись в запас в звании капитана, вернулся в родной город. Был предпринимателем, проходчиком. А 15 лет назад занялся писательством. Да не шутейно - в 2001-м он основал в столице края клуб любителей фантастики «Странник», а также взял первое место на международном фестивале фантастики «Звёздный мост» в номинации «Лучший дебют» за роман «Пепел». Его книги печатают крупнейшие московские издательства.
Пепел
(отрывок из романа)
Вообще-то на планете Гаруда, в той точке, где он сейчас находился, в настоящий момент был день. Он все еще тянулся, тот долгий местный день, в середине которого он спланировал на материковое плато. Однако и здесь близился вечер. Сутки здесь равнялись восьмидесяти земным часам. Но для этих безлюдных мест все эти промежуточные стадии ночи и дня давно стали условностью. Лучи Индры с трудом пробивали себе дорогу до поверхности, это были уже не лучи, в процессе проползания сквозь высотные пылевые облака они давно потеряли свою прыть.
Пилот с трудом всматривался сквозь окружающий мрак, несколько подсвеченный лившимся с неизвестного направления сиянием. Этот мир напоминал царство мертвых, по крайней мере, у человека отсутствовала тень, впрочем, так же как и у остальных живых и неживых предметов. Пилота звали Хадас Кьюм, и все окружающее он воспринимал нормально – он уже привык. Он более не заглядывал на счетчик радиации: к его показаниям он тоже притерпелся. Он брел вперед без всякой цели. Хадас уже совершенно не верил в счастливый конец этой истории. Он просто переставлял ноги, такие тяжелые и ватные, с единственной целью – оттягивать время. Когда-то мастер космопилотажа, Кьюм поставил себе цель экономить воду, вот уже сутки (земные, разумеется, а не местные) он ничего не пил. Вода была несжимаемым веществом, поэтому ее запас в скафандре не мог быть большим, в отличие, например, от воздуха. Он уже смутно понимал, что у него кончится раньше, однако воздух на крайний случай имелся в окружающем мире, пусть даже несколько зараженный, а вот вода и пища не наблюдались. Последнее, ясное дело, тоже сохранялось в неприкосновенности: употребление пищи неминуемо бы привело к глотку жидкости.
13PAGE 15
13PAGE 14115