Реферат Пушкин-историк («История Пугачева» и «Капитанская дочка»)

Реферат
«Пушкин-историк»


Содержание

Введение с. 1
Изучение А.С.Пушкиным Истории Крестьянской войны под предводительством Пугачева с. 3
«История Пугачева» - синтез исторической науки и литературного искусства с. 4
Народно-поэтическая сущность изображения восстания и его предводителя в повести «Капитанская дочка» с. 6
Источники образов Гринева и Швабрина в повести «Капитанская дочка» с. 7
Истинный портрет Пугачева – в произведениях А.С.Пушкина
«История Пугачева» и «Капитанская дочка» с. 8
Заключение с. 11
Библиография с. 12

Введение

«Никто так хорошо не судил русскую новейшую историю: он созревал для неё и знал и отыскал в известность многое, что другие не заметили», - писал о А.С.Пушкине один из его друзей А.И.Тургенев. ( 6, 8).
Для Пушкина историзм определяет весь строй его мышления и его творчества. В письме Бенкендорфу в январе 1835 года А.С.Пушкин просил о дозволении прочесть хранившееся в архиве Пугачевское дело и сделать выписки «если не для печати», то «для успокоения исторической моей совести» (3, 23). Отличают Историзм Пушкина масштабность и глобальность: исторические судьбы России осознаются им если не в рамках мирового, то во всяком случае, в рамках европейского опыта. В 1824 году он писал: «России определено было высокое предназначенье, ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Русью» (1, 521).
Художественное творчество Пушкина уже с двадцатых годов сопровождается занятиями историей и стремлением писать исторические произведения. Внимание его занимала русская история в целом, тем не менее можно сказать, что особо его привлекал XYIII век. К первым его попыткам писать на темы истории относятся заметки по русской истории XYIII века. XYIII век оказался периодом переломным, эпохой перехода от России старой, чаще говорят древней, к России новой. Вместе с тем многое уже ставшее историей, несло все приметы современности и постоянно актуализировалось. В XYIII веке были люди и совершались события, сконцентрировавшие в себе суть исторического становления России, основные его противоречия. Прежде всего, это Петр Первый, царь, взявший на себя гигантский труд по переустройству страны в начале XYIII века; и Крестьянская война 1773 – 1775 годов, возглавленная народным «царем» Емельяном Пугачевым.
Петр Первый многократно в самых разных произведениях Пушкина являлся их героем. В 30-е годы Пушкин начинает работать над «Историей Петра», историческим трудом, который не был завершен, и важнейшим предметом внимания поэта, наряду с темой Петра, становится народное движение: им созданы «История Пугачева» и «Капитанская дочка».
Сама хронология работы над «Капитанской дочкой» и «Историей Пугачева» подтверждает их тесную связь и взаимообусловленность. «История Пугачева» была опубликована в 1834 году. «Капитанская дочка» вышла в декабре 1836 года в последнем прижизненном номере пушкинского «Современника».
Над «Капитанской дочкой» Пушкин работал еще в 1834–1835 годах. Сюжетную основу ее должно было составить добровольное участие в пугачевском движении дворянина. В 20-е и в самом начале 30-х годов Пушкин считал народ и дворянскую интеллигенцию естественными союзниками в борьбе за свободу, а их противником самодержавие (эти убеждения были характерными для продолжателей декабристских идей). Однако первоначальный замысел в процессе работы кардинально изменился. Это явно связано со все большим осознанием коренной противоположности интересов крестьян и дворянства и этому способствовала работа Пушкина над «Историей Пугачева», которая отодвинула для него работу над исторической повестью.
О глубоком переломе, который произошел во взглядах А.С.Пушкина в ходе изучения материалов крестьянской войны под руководством Пугачева, свидетельствуют «Общие замечания», которыми он сопроводил «Историю Пугачева» для Николая I. Пушкин писал: «Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало. <> Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства. Пугачев и его сообщники хотели сперва и дворян склонить в свою сторону, но выгоды их были слишком противоположны» (2, 155). Также Пушкин осознал, что социальное примирение сторон исключено, что в трагической борьбе неизбежно ожесточение обеих враждующих сторон, неизбежна кровавая и истребительная гражданская война. Эту новую точку зрения он и отражает в своих «пугачевских» произведениях.
Представляется очень интересным проследить, как решалась Пушкиным тема Пугачевского восстания в обоих произведениях, как дан образ Пугачева в «Истории Пугачева» и «Капитанской дочке», какие связи существовали между научной работой Пушкина-историка и творчеством Пушкина-художника, в чем-то сравнить их, и я в своей работе ставлю перед собой такие задачи. Очевидна прочная историческая основа его художественных произведений, а также можно говорить, что в создании собственно исторического труда виден не только историк, но и писатель.

Изучение А.С. Пушкиным истории Крестьянской войны под предводительством Пугачева.
А.С.Пушкин еще со времени Михайловской ссылки, с 1824 – 1825 годов, собирал песни о Степане Разине, постоянно интересовался образом Емельяна Пугачева. А в 30-е годы, когда в России снова стали вспыхивать крестьянские бунты, интерес к Пугачевскому восстанию у него еще более возрос. В возрождении этих страниц истории Пушкин видел один из способов решения вопроса об отмене крепостного права в России. Непосредственно над изучением истории Крестьянской войны под руководством Пугачева Пушкин начал работать с середины 1832 года. Вначале были планы исторической повести о Шванвиче, дворянине, который, попав в плен к пугачевцам, изменил своей присяге императрице и служил в штабе повстанцев переводчиком. Далее планы Пушкина меняются, он полностью переключился на исследование материалов, касающихся истории Крестьянской войны. В одной из записок к А.И.Тургеневу (1834 год) А.С.Пушкин назвал себя – в шутливой, правда, форме – историографом Пугачева. Но у Пушкина было неоспоримое право называться им: с его «Истории Пугачева» собственно и началась научная историография последней Крестьянской войны в России. К созданию этой книги Пушкин подошел с навыками опытного историка-профессионала, собрав и критически изучив массу исторических источников.
В феврале 1833 года он обращается к военному министру с просьбой ознакомиться со «Следственным делом Пугачева». Но ему не разрешили, он был допущен лишь к документам с перепиской о восстании и о действиях властей по его подавлению. Одновременно поэт изучает отечественные и зарубежные материалы о Пугачеве (они немногочисленны и, как правило, изображали Пугачева лишь с отрицательной стороны). Перечитано немало книг, собрано огромное количество документов, изучены архивные материалы. Но этого было Пушкину недостаточно. Летом 1833 года он едет в Поволжье и Оренбургский край, чтобы «поверить мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев» (4, 4), где встречается с людьми, живо еще помнившими и Пугачева, и его время. Их рассказы коренным образом отличались от трактовки Пугачевского бунта в документах екатерининской администрации и известной поэту отечественной и зарубежной литературе. Рассказы, предания и песни, услышанные и отчасти записанные Пушкиным, освещали события восстания и фигуру Пугачева с позиции народа. Это помогло Пушкину во многом преодолеть официально-казенную оценку восстания, отчетливее уяснить его социальный смысл, понять незаурядную личность Пугачева, увидеть в его характере те положительные свойства, которые составляют неотъемлемые и типичные черты русского человека из простого народа. Конечно, такая трактовка образа Пугачева будет воплощена с особенной силой и выразительностью в повести «Капитанская дочка».


«История Пугачева» - синтез исторической науки и литературного искусства.
В 30-е годы А.С.Пушкин создает особый жанр и соответствующий стиль исторической прозы, которая, с одной стороны, не является только художественной исторической прозой, как «Капитанская дочка», а с другой не оказывается просто ученым историческим произведением. Таким синтезом науки и искусства стала «История Пугачева».
«История Пугачева» была завершена Пушкиным в ноябре 1833 года и напечатана в 1834 году. Цензором книги стал сам Николай I. Он собственноручно изменил название труда на «Историю Пугачевского бунта», говоря, что у бунтовщика не может быть истории.
В «Истории Пугачева» А.С.Пушкин выступает истинным историком, он опирается на строго фактические данные и с научной достоверностью обобщает их. Несмотря на жестокие цензурные условия, он, умело оперируя документами, впервые в исторической литературе смог создать правдивую картину Крестьянской войны 1773–1775 годов и дать верную оценку деятельности Емельяна Пугачева. Пугачев предстает перед читателем признанным руководителем восставших народных масс. Говоря о том, как действия царских властей и неимоверные крепостнические притеснения порождали в народе недовольство, Пушкин писал: «Все предвещало новый мятеж. Недоставало предводителя. Предводитель сыскался» (2, 28). И этим предводителем оказался донской казак Емельян Пугачев, «дерзкий и решительный», как характеризует его сам поэт. Пушкин, верный исторической правде, пишет о быстром нарастании народного движения, о завоевании Пугачевым широкой популярности среди всех слоев населения, кроме дворянства: «Пугачев усиливался: прошло две недели со дня, как явился он под Яицким городком с горстью бунтовщиков, и уже он имел до тех тысяч пехоты и конницы и более двадцати пушек. Семь крепостей были им взяты или сдались ему. Войско его с часу на час умножалось неимоверно» (2, 38). Обращают на себя внимание следующие замечания поэта-историка, из которых легко составить ясную картину того, как широко разливалась волна народного восстания: «Чернь везде волновалась и злодействовала От Илецкого городка до Гурьева яицкие казаки бунтовали. Губернии Казанская, Нижегородская и Астраханская были наполнены шайками разбойников; пламя могло ворваться в самую Сибирь; в Перми начинались беспокойства, Екатеринбург был в опасности» (2, 59).
В.Г.Белинский в противовес официальной критике назвал «Историю Пугачева» «образцовым произведением и со стороны исторической, и со стороны слога» (5, 523). А.С.Пушкин выбрал для изложения исторического материала особую манеру: на первый взгляд он бесстрастно рассказывает о Пугачевском движении и его подавлении екатерининскими отрядами. Но за этой бесстрастностью чувствуется симпатия автора к Пугачеву и его армии. Один из приемов выражения этого является прием контраста в показе лагеря повстанцев и стана правительственных войск. В изображении пугачевцев Пушкин обращается больше к фактам, свидетельствующим об их силе, организованности и популярности среди народных масс: «Артиллерия Пугачева была превосходнее», «Жители приняли его с восторгом», «Бунтовщики дрались храбро». А рассказывая о правительственных войсках, он отмечает противоположные факты и детали: «Ни одно из распоряжений не было выполнено, «Солдаты, приведенные в уныние и недоумение, сражались неохотно», «Войско было малочисленно и ненадежно» и многое другое. Удивительным контрастом звучат замечания Пушкина о том, что «первое воззвание Пугачева к яицким казакам есть удивительный образец народного красноречия» (2, 34), а объявление Рейнсдорпа о Пугачеве «было писано темным и запутанным слогом» (2, 40).
Заключительные слова «Истории Пугачева» говорят читателю, что в народе не угасает дух борьбы за свободу: «Но имя страшного бунтовщика гремит еще в краях, где он свирепствовал. Народ живо еще помнит кровавую пору, которую – так выразительно – прозвал он пугачевщиною» (2, 105).
Результатом дальнейшего художественного анализа богатейшего материала, освещенного в «Истории Пугачева» и оставшегося за ее рамками, явилась повесть «Капитанская дочка», над которым А.С.Пушкин работал в последующие два года после завершения своего исторического труда.

Народно-поэтическая сущность изображения восстания и его предводителя в повести «Капитанская дочка»
Наверное, нет в русской классике более грандиозной картины бунта, более впечатляющего изображения мятежа как стихии, чем в этой повести. Это особенно бросается в глаза при сравнении «Капитанской дочки» с «Историей Пугачева». Там исследование социального движения. Здесь – еще и картина взрыва природных сил. Само явление Пугачева – из бурана, из метели, из вьюги. Он их порождение. Природность, стихийность, предопределенность (вспомним пророческий сон Гринева) – вот начала, которые несет этот колоссальный социальный мятеж, и их по-разному и выражает вся система образов повести, прежде всего сам Пугачев.
Пугачев в повести «Капитанская дочка» – человек, в душе которого живут буйные силы: огненный темперамент, яростная ненависть к врагам, неисчерпаемая энергия, властность, жестокость. Эти силы чувствуются в его словах, движениях, действиях, взгляде сверкающих глаз. Но облик Пугачева не был бы так притягателен, если бы Пушкин не открыл в нем и художественно не воплотил другую сторону его личности: доброту, человечность, доверчивость, откровенность, веселость, поэтичность. Здесь Пушкин проявил величайшую объективность и свободу в отношении к герою, опершись на «мнение народное»: образ Пугачева во многом соответствует тому, как запечатлен он в народно-поэтическом сознании. Но Пушкин, конечно, не мог выступать и не выступал с идеей утверждения бунта, так как и сам этот бунт такой идеи утверждения не нес: «Не приведи бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный» (1, 190).
Пушкин в «Капитанской дочке» мастерски решает труднейшую проблему взаимоотношений героев, классово друг другу противопоставленных: Пугачева и Гринева. Молодого дворянина Гринева судьба неоднократно сталкивает с Емельяном Пугачевым. Как представитель того класса, который в годы Крестьянской войны был «открытым образом на стороне правительства», чувства Гринева к предводителю восстания были вначале вполне определенны. Но первые же контакты с ним коренным образом меняют впечатления Гринева. Гринев говорит о «вожатом», который впоследствии окажется Пугачевым: «Сметливость его и тонкость чувства меня изумилиНаружность его показалась мне замечательна Большие живые глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское» (1, 97). После другой встречи с ним, уже известным как осаждавшим крепости и потрясшим государство «злодеем», оценка Гринева не меняется: «Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого» (1, 132). В характеристике Гринева, во многом противоречивой, как и следовало ожидать от дворянина, призванного защищать свой класс и царский трон, Пугачев в конечном счете предстает человеком умным, дальновидным. Встречи с ним и испытание на себе его доброго отношения приводят его к заключению: «В эту минуту сильное сочувствие влекло меня к нему» (1, 164). Пушкин, в основном показывая Пугачева не в батальных сценах, а в быту, раскрывает его характер как человека. Можно только удивляться мастерству А.С.Пушкина в том, что, даже описывая своего героя глазами человека, стоящего на противоборствующей стороне, он в конечном итоге создает образ грозного, но и обаятельного народного вождя. Но Пушкин также опять проявляет объективность: Гринев душой откликается на поэзию личности Пугачева, но ни благодарность, ни сочувствие к нему не заставили его отступить от дворянского взгляда на восстание и личность Пугачева как предводителя этого восстания.
Пушкин не превращает своих героев в рупор авторских идей, не ставит своей задачей дать определенный ответ на вопрос о своем отношении к изображаемым им лагерям. Как уже говорилось выше, Пушкин убедился в том, что вражда этих лагерей неизбежна и влечет за собой крайнюю жестокость обеих сторон. Может быть, великий поэт видит выход в преобразовании общества, в создании общества, где государственным принципом станет человечность, качество, которое спасает Петра Гринева и Машу Миронову, качество, которым наделен Пугачев в его повести и в народном сознании.

Источники образов Гринева и Швабрина в повести «Капитанская дочка»
Начало работы А.С.Пушкина над замыслом повести о пугачевском времени относится к середине 1832 года: был сделан первый набросок плана о Михайле Шванвиче. Источник этого плана – документ Сената «Сентенция», помещенный в «Полное собрание законов Российской империи». Как уже говорилось выше, документы давали официальную трактовку событий, но в них отражено и сильное впечатление, которое произвела крестьянская война на правительство и на весь дворянский класс. Документы обнаруживали тем не менее широчайший размах народного движения, вовлекшего в той или иной степени нижнее духовенство, купцов, мещан и даже отдельных представителей дворянства.
Чтение «Сентенции» привело Пушкина к Михаилу Шванвичу, единственному дворянину, оказавшемуся в рядах повстанцев и близких к Пугачеву. Этот интерес Пушкин пытался реализовать в планах повести с этим героем. Но писатель не смог найти тех мотивировок, которые объяснили бы сознательный переход «хорошего» дворянина, столичного офицера, образованного и мыслящего человека на сторону Пугачева, и поэтому он оставляет этот замысел.
В правительственной «Сентенции» был пункт, сообщавший о дворянине, сохранившем верность присяге, но испытавшем и недоверие, и обвинения, и жизнь под арестом в ожидании решения, - подпоручике Гриневе. Этот пункт содержал еще меньше информации, чем обвинение Шванвича, но юридический документ различно квалифицирует вину каждого подследственного. О Шванвиче (теперь происхождение фамилии Швабрина нам становится понятным) сказано, что он совершил измену, а о Гриневе, что он подозревался в связях с пугачевцами. Этот документ почти дословно цитируется в «Капитанской дочке» в главе «Суд»: «Но приятельские отношения мои с Пугачевым могли быть доказаны множеством свидетелей и должны были казаться по крайней мере весьма подозрительными» (1, 171). Наверное, именно тогда Пушкину открылась внутренняя связь в противопоставлении двух дворян в этом документе. О Шванвиче говорится, что он «предпочел гнусную жизнь честной смерти», а подозревавшийся в том же Гринев «по следствию оказался невинным» (6, 186). В «Капитанской дочке» мотив чести становится стержневым для образа Петра Гринева, а в характеристике Швабрина слово «гнусный» - постоянным эпитетом. Так Пушкин по нескольким строчкам документа «угадал» своего героя. Писатель построил сюжет его взаимоотношений с Пугачевым на естественном пересечении исторически закономерного и таинственно-случайного и ввел через объединяющую повествование форму семейных записок историю любви и верности, оказавшуюся в сложных сцеплениях с историческими обстоятельствами.

Истинный портрет Пугачева - в произведениях А.С.Пушкина «История Пугачева» и «Капитанская дочка»
В статье «Пушкин и Пугачев» Марина Цветаева писала, что есть у Пушкина два Пугачева: «Пугачев «Капитанской дочки» и Пугачев «Истории Пугачевского бунта». Казалось бы, одно – раз одной рукой писаны. Нет, не одной. Пугачева «Капитанской дочки» писал поэт, Пугачева «Истории Пугачевского бунта» - писал прозаик...» (4, 559). Марина Цветаева была очарована Пугачевым «Капитанской дочки». Она писала, что он «сплошная благодарность и благородство, на фоне собственных зверств постоянная и непременная победа добра» (4, 559), и не принимала Пугачева «Истории Пугачева».
Действительно, некоторые сцены в «Истории Пугачева» представляют читателю народного вождя как «низкого и малодушного злодея» (4, 569). Вспомним казнь коменданта Харлова и его жены, расправу над комендантом Елагиным, расстрел Лизаветы Харловой, наложницы Пугачева, и ее семилетнего брата (Пугачев уступил подозрениям своих соратников и согласился с их требованиями убить их), смерть одного из сообщников Пугачева Дмитрия Лысова, которого он велел сам задушить. Также читателям «Капитанской дочки» кажется невероятным поведение Пугачева после ареста: «Пугачев стал на колени и просил помилования» (2, 102).
М.Цветаева в своей статье задает закономерный вопрос: «Как Пушкин своего Пугачева написал – зная? Было бы наоборот, то есть будь «Капитанская дочка» написана первой, было бы естественно: Пушкин сначала своего Пугачева вообразил, а потом узнал Но здесь сначала узнал, а потом вообразил» (4, 565). Наверное, для Пушкина было естественным именно то, что он сначала «узнал» Пугачева, то есть изучил его как историк, а потом «вообразил» как поэт. И, может быть, без Пушкина-историка не было бы Пушкина-поэта. «Капитанская дочка» и «История Пугачева» - разные грани пушкинской исторической прозы. И «Капитанскую дочку» писал не просто поэт, но и историк-прозаик, а «Историю Пугачева» - не только историк-прозаик, но и поэт. «История Пугачева» может и должна рассматриваться и по законам художественной прозы. Именно в ней прежде всего сложился и ярко проявился особый стиль – своеобразного летописания. Именно единство стиля подчиняет себе все богатство материала. У Пушкина документы, свидетельства очевидцев обычно не вводятся в само повествование, а представлены в примечаниях, в специальном сопроводительном разделе. Они повторяются в повествовании почти дословно, но все же они и трансформируются, вводятся в рамки одного стилевого потока – чисто пушкинского, максимально краткого, сдержанного, выделяющего основное. Конечно, «История Пугачева» и «Капитанская дочка» принципиально разные вещи. «История» - это именно история, строго следующая за ходом исторических событий, достоверная фактически. «Капитанская дочка» - повесть. Но важно понять не только это, но и то, что одно произведение не могло быть создано без другого и не в той хронологической последовательности.
Итак, Пушкин в отношении к пугачевской теме был не только историком, но и художником. Хотя черты образа Пугачева, каким он является в «Капитанской дочке», складывались уже в подготовительном тексте «Истории Пугачева», Пугачев «Истории», конечно, не равен образу его в «Капитанской дочке». (Хотя, конечно, есть черты, общие для образа Пугачева в этих произведениях: выразительная народная речь, неожиданные повороты нрава, смелость, любовь к нему простого народа, выразительные внешние черты: огненный взор и грозный голос.) Воображение художника питалось опытом изучения пугачевской темы, а не только материалом, который служил основой «Истории». Задачи историка и художника различны, и отношение к исходному материалу различное. То, что не могло войти непосредственно, в конспективном или стилистически переработанном виде в исторический труд, могло дать толчок художественной мысли и поэтическому воображению.
Пушкин и в «Истории Пугачева», и тем более в «Капитанской дочке» творчески переосмыслил материал, бывший в его распоряжении, и что-то перенес из него в непосредственном виде, а что-то в художественно переработанном. Размышления над архивными источниками, воспоминаниями, фольклорным материалом привели Пушкина к созданию живого, многогранно-целостного образа, к художественному открытию, которое навсегда внесло в сознание многих поколений облик и весь идейно-психологический портрет Пугачева, оказавшийся в резком противоречии с официально насаждавшейся версией. Как историк, Пушкин владел материалом, который объяснял причины возглавляемого им народного восстания, объяснял мотивы поступков Пугачева. Его характер, открывшийся автору, не был прямолинейно противоречив и примитивно парадоксален, как в других существовавших отечественных и зарубежных источниках. Пушкин увидел в Пугачеве народный склад ума, речи, душевных движений. Психологической доминантой его образа в «Капитанской дочке» является великодушие, которое осмыслено автором на основе понимания народного, национального склада личности «мужицкого царя» и совершенно отделено от честолюбия и жажды славы. Вспомним главу «Сирота», где Пугачев, несмотря на вскрывшийся «обман» Гринева, указывает ему и Маше Мироновой дорогу счастья: «Ин быть по-твоему! – сказал он. – Казнить так казнить, жаловать так жаловать: таков мой обычай. Возьми себе свою красавицу; вези ее куда хочешь, и дай вам бог любовь да совет!» (1, 162). В этой главе, последней, где действует Пугачев, он народно-фольклорным жестом «дарует волю» сироте – «красной девице», благословляет ее с Гриневым на жизнь и счастье, «милует» провинившегося Швабрина. Пугачев в «Капитанской дочке» велит развязать схваченного молодого офицера, который перед ним «крепко виноват», и прощает его. Но Пушкин, окунувшийся в «пугачевский» материал, знал, что в действительности Пугачев в одних случаях прощал, когда за господ заступались крестьяне или солдаты его войска, в других велел казнить; что вопреки его желанию он вынужден был уступать требованиям своих приближенных, мириться с их самоуправством и приказывал вешать ни в чем не повинных людей (об этом мы читаем в «Истории Пугачева»). Поэтому и казнь, и милость в пушкинской повести многозначно мотивированы. Пугачев, осуществляющий социально-классовую функцию, действует решительно и бескомпромиссно в борьбе с противником – так же, как действуют посланные против него правительственные войска; Пугачев, вступивший в человеческий, не социально-классовый, контакт с Гриневым, ведет себя по логике и обычаям народной этики («долг платежом красен») с естественной для нее добротой и совестливостью.
Интересно и достоверно решен Пушкиным вопрос о параллели Пугачева с Гришкой Отрепьевым. Как известно, Пугачев сам проводил эту параллель между своей судьбой и судьбой Гришки Отрепьева. Эта ассоциация задавалась и официальными документами двора Екатерины II, ее собственными указами и манифестами (Пушкин приводит их в сопроводительном разделе к «Истории Пугачева»). В «Капитанской дочке» мысль о Гришке Отрепьеве высказывается Пугачевым вслед за тем, как он говорит о походе на Москву, вдохновленный своими победами. Пример Отрепьева возникает не в продолжение похвальбы военными успехами, а после признания Гриневу, когда тоска сомнений внезапно выходит наружу и он говорит: «Улица моя тесна; воли мне мало» (1, 158). Пугачев здесь – органически цельная натура бунтаря, решившего «продолжать, как начал» (1, 159). Для пушкинского Пугачева важен не опыт политической интриги Лжедмитрия. Его пример (в отличие от официальных документов) не образец, которому подражает Пугачев, а лишь понятная и приемлемая аналогия, аргумент в споре. Пугачева в Отрепьеве привлекают не идея захвата трона, а удаль, отчаянная решимость, смелость и воля. В этом убеждает весь смысл его речи о пути и о воле, символически завершающейся сказкой об орле и вороне. Эта сказка – поэтическое иносказание, близкое уже к песенной стихии Стеньки Разина, с которым по духу и по смыслу, как это показали Пушкину фольклорно-бытовые материалы, связывал Пугачева в своем сознании народ. Не случайно исследователи-пушкинисты заметили, что в работе А.С.Пушкина над песнями о Степане Разине, в изучении фольклора о нем лежит начало того пути, который приведет писателя к «Истории Пугачева» и к «Капитанской дочке».
А.С.Пушкин создал «Историю Пугачева», противопоставив замалчиванию «пугачевского эпизода» Екатериной II и ее преемниками свой кропотливый труд, ответственное отношение к истории России, а в «Капитанской дочке», в противовес ложному образу Пугачева, сформированному официальными документами, а также вымыслами зарубежных и отечественных писателей, дал живой портрет человека, возглавившего народную войну.

Заключение
В этой работе ставились задачи выявления взаимосвязей и влияния друг на друга Пушкина-историка и Пушкина-художника в произведениях на пугачевскую тему. Подводя итог, хочется сказать, что все в Пушкине можно понять только в соотнесении одного с другим: исторические произведения, записи и заметки раскрывают свой подлинный смысл только в связи с общими раздумьями великого писателя над проблемами бытия, стихийности жизненных сил и местом, которое должен занять человек.
Историзм и социологизм мышления и творчества Пушкина в 30-е годы не означают узости в его взгляде на человеческую историю. Они объединяются с общефилософским мировосприятием, отличающимся необыкновенной масштабностью, где всему есть место: и предопределенности, и стихийности, и случайности. Он писал: «Историк был бы астроном, и события жизни человечества были предсказаны, как и затмения солнечные. Но провидение не алгебра. Ум человеческий по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещейно невозможно ему предвидеть случая – мощного, мгновенного орудия провидения» (1, 518).
И Пушкин-художник, и Пушкин-историк, и Пушкин-философ видел залог подлинного величия человека в его «самостоянье», то есть в его индивидуальности, самодостаточности и независимости от стихийности жизни, случая или судьбы. Может быть, таким и является герой произведений А.С.Пушкина и народный герой Емельян Пугачев.

Библиография

А.С.Пушкин. Исторические заметки (Историческая проза. Заметки.). – Лениздат, 1984. - 527 с.
А.С.Пушкин. История Пугачева. - Башкирское книжное издательство Уфа, 1978. – 288 с.
Н.Н.Петрунина. У истоков «Капитанской дочки». Л., 1974. – 175 с.
М.И.Цветаева. Проза. – М.: Современник, 1989. - 590 с.
Р.В.Овчинников. Над «пугачевскими» страницами Пушкина. – М.: Наука, 1981. – 160 с.
Блок Г.П. Пушкин в работе над историческими источниками. – М., 1949. – 223 с.








13PAGE 15


13PAGE 14815




15