Сценарий постановки по произведению Ч.Т. Айтматова « Материнское поле »

-3810381000
ЕскендироваГульжаханСарымсаковнаОбразование: высшее, КПИ, 1990 г.
Специальность: Учитель русского языка и литературы, казахского языка и литературы
Категория: первая
Педагогический стаж: 25 лет
Должность: Социальный педагог, учитель казахского языка и литературы
Проблема, над которой работает учитель:
«Развитие устной и письменной речи с использованием индивидуальных способностей учащихся»

СКО Уалихановский район
Бидайыкская средняя школа
Сценарий постановки по произведению
Ч.Т. Айтматова
« Материнское поле »
Подготовила:
руководитель драмкружка « Асыл мұра »
Ескендирова Г. С.

Толгонай: -Здравствуй, поле.
Поле: - Здравствуй, Толгонай! Ты пришла? И ещё постарела. Совсем седая, с посошком…
Толгонай: - Да, старею. Прошел еще один год, а у тебя поле, ещё одна жатва. Сегодня день поминовения.
Поле: - Знаю, жду тебя, Толгонай. Садись, Толгонай! Ноги у тебя – то больные. Присядь на камень, подумаем вместе. Ты, помнишь, Толгонай, когда ты первый раз пришла сюда?
Толгонай: – Трудно припомнить, столько воды утекло с тех пор.
Поле: - А ты постарайся вспомнить, Вспомни, Толгонай, всё с самого начала.
Толгонай: - Я была босоногой дочкой батрака. И хотя никогда не носила я шелкового платья, выросла приметной девушкой. И любила смотреть на свою тень. Идешь и поглядываешь на свою тень, как в зеркало любуешься на свою тень. Лет семнадцать мне было, когда на жатве встретила я Суванкула. В тот год он пришел батрачить в аил. Совсем молодой, лет девятнадцати… Рубахи на нем не было, ходил накинув на голые плечи бешмет. Красивый и работник он был – такого не сыщешь. Пшеницу жал легко, чисто, только слышишь рядом, как серп звенит да колосья подрезанные падают. Бывают такие люди - любо дорого смотреть, как работают. Вот и Суванкул был таким.
( Играет кюй. Выходит Суванкул и начинает косить сено.)Толгонай: - Но и я считалась быстрой жницей, а всегда отставала от него. Мы всегда первыми приходили на работу. Суванкул всегда ожидал меня за аилом, на нашей тропинке.
Суванкул: - Ты пришла?
Толгонай: -А я думала, что ты давно ушел…
( Суванкул и Толгонай стоят держась за руки )Суванкул: - Отныне мы будем вместе во всем – как один человек. Жаворонок ты мой, родная, милая! Эй, солнце, смотри, это моя жена! Смотри какая она у меня! Плати за смотрины, лучами, светом плати!
( Вдвоём обнявшись уходят)
Следующая сцена: ( Суванкул с детьми, лёжа на полу учиться писать)
Толгонай: - И разве не удалась наша жизнь так, как мы мечтали? Удалась. Мы с Суванкулом жизнь эту своими руками сделали, трудились, кетмень ни летом, ни зимой не выпускали из рук. Много пота пролили, много труда ушло. Было это уже в новое время – дом поставили, скотом кой – каким обзавелись. Словом, стали жить как люди. А самое великое – сыновья родились у нас, трое, один за другим, как на подбор.
Касым: - Ты, отец, прямей держи карандаш да гляди - строка – то вкривь пошла, да за рукой следи – дрожит она у тебя, вот так пиши, а тетрадь вот так держи.
Толгонай: - Дети, да оставьте вы в покое отца. Что вы из него, муллу собираетесь сделать, что ли? А ты, Суванкул, не гонись за двумя зайцами, выбирай одно – или тебе муллой быть, или трактористом.
Суванкул: - Тут такое дело, серьёзное, а ты с шутками.
Толгонай: - То была самая лучшая пора моего материнства. Время шло. Сыновья как – то незаметно, дружно поднялись, словно тополя – погодки. Каждый стал определять свою дорогу. Касым пошёл по отцовскому пути: трактористом стал, а потом на комбайнера выучился. Маселбека я вроде больше любила, гордилась им. Ведь он, как рано оперившийся птенец, рано ушел из дому. Учился хорошо, а когда закончил школу, то сразу уехал в город на учёбу, учителем решил стать.
Младший сын Джайнак – красивый, ладный, вышел собою. Дома почти не жил. Избрали его в колхозе секретарём комсомольским, вечно у него то собрания, то кружки, то стенгазета, то ещё что… А самое важное вот что: Касым женился вскоре, первая невестка порог перешагнула в дом. С начала я обрадовалась тому, что невестка попалась пригожая, красивая и проворная. А потом как – то быстро полюбила её, очень она мне по душе пришлась. Может, оттого, что в тайне я всегда мечтала о дочери, хотелось мне иметь дочку свою. В тот год, когда пришла Алиман, памятное лето выдалось. Хлеба созрели рано. Погода стояла жаркая. Пшеница подходила ровно, зеленоватая понизу, а поверху желтизной наливалась, В то лето конца края не было спеющим нивам, хлеба колыхались в степи до самого небосклона.
( Алиман расстилает на сцене платок и высыпает туда яблоки, разворачивает лепёшки, наливает квас в пиалы.)
Касым: - Горячие ещё, бери , мама. Ты первой отведай нового хлеба.
Толгонай: - Я благословила хлеб, и когда откусила от ломтя, ощутила во рту вроде бы какой – то незнакомый вкус и запах. Это был запах комбайнёрских рук – свежего зерна, нагретого железа и керосина. Никогда я не ела такого вкусного хлеба. Потому что это был сыновний хлеб, его держал в своих комбайнёрских руках мой сын.
( Играет кюй.)
Поле:- Подними голову, Толгонай, возьми себя в руки.
Толгонай: - Хорошо. Что же мне остаётся делать? Постараюсь. Ты помнишь, земля родная, тот день?
Поле: - Помню. Я ничего не забываю, Толгонай. С тех пор как стоит мир, следы всех веков во мне, Толгонай. Не вся история в книгах, не вся история в людской памяти – она вся во мне. И жизнь твоя, Толгонай, тоже во мне, в моём сердце. Я слышу тебя, Толгонай, сегодня твой день.
( звучит песня « Вставай страна огромная…» На сцену выбегает Касым, кричит )Касым: - Война, мама! Война!
Толгонай: - Война? Ты говоришь, война? – переспросила я.
Касым: - Да, мама, война началась.
Толгонай (плачет): - Как война? Почему война? Ты говоришь , война?
Касым: - Теперь надо быстрей управляться с хлебом, а не то под снегом останется. Что стоишь? Заводи мотор! А вы все что смотрите? Не успеем с уборкой, вам же придётся туго! Давай за работу!
Толгонай: - С той минуты началась новая жизнь – жизнь войны. Мы не слышали грохота сражений, но слышали наши сердца и крики людей. Я знала, рано или поздно придет черед идти Касыму в армию, как и многим другим. И всё же, как услышала я эту весть, ноги мои подогнулись. И такая боль заныла в намаявшихся руках, что я выронила серп и сама села на землю.
( опустив голову заходит Алиман )Алиман: - Повестку прислали ему.
( заходит Касым. Алиман подбегает к нему, кричит)Алиман: - Не останусь, не останусь я без тебя, умру!
Касым: - Постой, Алиман! Грязный я очень, ты бы мне дала мыла, полотенце, пойду искупаюсь в реке.
( Толгонай протягивает Алиман в руки ведро)
Толгонай: - Сходи вместе, принеси заодно воды.
( Все выходят на сцену, Звучит песня « Вставай страна огромная…» Касым стоит один напротив всех. Голос за сценой, называются фамилии: « Суванкулов Касым »)Касым: - Я!
Алиман: - Постой! Минутку! Ещё одну минутку!
Касым: - Да не плачь, Алиман! Вот увидишь, я завтра же вернусь со станции. Поверь мне!
Суванкул: - Ты иди, Алиман, проводи его сама до дороги. А мы простимся здесь. Не будем задерживать. Посмотри мне в глаза! Ты понял меня?
Касым: Да, отец, понял.
Суванкул: - Ну, отправляйся с богом!
( Толгонай плачет, Алиман уходят с Касымом.)
Суванкул: - Кто мы были с тобой, Толгонай? Вот с этим народом мы стали людьми. Так давай будем делить с ними всё – добро и беды. Когда хорошо было, все были довольны, а теперь выходит, каждый будет думать только о себе да на судьбу свою плакаться? Нет, так будет нечестно. Завтра держи себя в руках. А если Алиман убивается – так это дело другое, она не видела в жизни того , что мы видели. А ты - мать. Запомни это. А потом учти, если война затянется, то и я уйду, и у Маселбека годы выходят, и его, могут призвать, Если потребуется, все уйдём. Так что, Толгонай, готовь себя ко всему.
Толгонай: - После того как проводили Касыма, неделю спустя, пришло письмо от Маселбека. Писал, что учится в Новосибирском командирском училище, и фотокарточку свою прислал. Как быть, как жить дальше? Двое детей уже там, теперь и муж уходит туда же, на фронт.
Суванкул: - Ты, Толгон, выплачь сразу всё, что на душе, тут никого нет, но при людях не показывай слёз. Ты теперь остаёшься не только хозяйкой дома, не только головой над Алиман и Джайнаком, тебе придётся и бригадиром остаться вместо меня. Больше некому.
Председатель колхоза Усенбай: - Что ни говори, тетушка Толгонай, а придется по – мужски, крепко подпоясаться и сесть на бригадирского коня. Землю, и воду, и народ нашего аила никто лучше вас не знает. Мы вам верим, еще и потому, что вам верит наш лучший бригадир, которого мы теперь, стиснув зубы, провожаем на фронт. Ничего не поделаешь. С завтрашнего дня беритесь за работу, тетушка Толгонай.
Толгонай: - Тогдашние женщины! Голодные! Как они работали тогда в колхозе, как они ждали победы, как плакали и как мужали! И никогда, как бы не сгибались мои плечи, никогда не пожалею я, что работала бригадиром. С самого рассвета я была уже на ногах, на колхозном дворе, потом целый день в седле, то туда, то сюда, то в степь, то в горы, с вечера до поздней ночи в конторе – вот так и не замечала как пролетали дни? Быть может это и спасло меня?
Председатель колхоза Усенбай: - Вам телеграмма от Маселбека, из Новосибирска, Да, подоидите же, возьмите, не бойтесь! Вы немедленно отправляйтесь на станцию, ваш сын будет проезжать, хочет увидеться, просит встретить. Я там велел заложить вам бричку, сена, овса лошадям велел прихватить, Не стоите, собирайтесь в дорогу.
Толгонай: - Что значит просит? Да я, мой сынок, пешком тысячу вёрст буду бежать к тебе, как на крыльях долечу! Эх, мать, мать… Не подумала я в тот час, куда же проезжает мой сын, в какую сторону.
Алиман: - Быстрее, мама, быстрее собирайся. Вот твоя шуба, вот платок пуховый, одевайся, поехали! ( уходят за занавес, и снова выбегают)
( Оба бегают по перрону, ждут поезд )Алиман: - Идет, мама! Поезд!
( слышится звук проходящего поезда )Толгонай: - Здесь Суванкулов Маселбек? Скажите, сына моего не видели? Нет здесь Суванкулова Маселбека?
Железнодорожник: - Сын ваш едет воинским эшелоном. А какой эшелон и в какой час будет проходить по станции неизвестно. Если не опоздает, то должен сегодня ночью прибыть. А может быть, эшелон уже прошел. Сколько теперь эшелонов каждый день проносится, иные и не останавливаются даже, напролёт идут. Эх, война, война, перевернула всё вверх дном!
Толгонай: - Эх, вот бы и мой сынок блеснул вдруг как солнышко из – за туч, появился бы на глаза хоть разок… ( слышится звук проходящего поезда )Железнодорожник: - Не остановится! Не остановится! Прочь с путей!
( отталкивает обоих с путей )Маселбек: - Мама! Алиман!
Толгонай : - Он! Маселбек! Ах ты боже мой! Он проносился мимо нас совсем близко. Всем телом перегнулся из вагона, держась одной рукой за дверь, а другой махал нам шапкой и кричал, прощался. Ветер растрепал ему волосы, полы шинели бились, как крылья, а на лице и глазах – и радость, и горе, и сожаление, и прощание! Сын мой уезжал на поле битвы, а я прощалась с ним, обнимая холодный рельс. И сейчас ещё порой кажется мне, будто сквозь голову проносится этот эшелон и долго стучат в ушах колёса.
Алиман: - Возьми, мама, Маселбек оставил. Он бросил тебе свою шапку, когда ты бежала за вагоном.
Толгонай: - Она и сейчас висит на стене. Обыкновенная солдатская серая шапка – ушанка со звездочкой. Иногда возьму её в руки, уткнусь лицом и слышу запах сына. Мать – земля, пусть я буду последней матерью, которая так ждала сына. Не приведи бог никому обнимать железные рельсы и биться головой о шпалы.
Поле: - Бедная моя, Толгонай! В тот год седина побила твою голову. Молчаливой ты стала тогда, и суровой. Молча приходила сюда и уходила, стиснув зубы. Но мне – то понятно было, по глазам видела, с каждым разом трудней и трудней становилось тебе.
Толгонай: - Да, мать – земля, поневоле станешь такой. Если бы я одна была – ведь не осталось ни одной семьи, ни одного человека, не схваченного за горло войной. И когда приходили черные бумаги – похоронные, и в аиле в один день сразу в двух – трех домах поднимался плач и проклятья, вот тогда закипала кровь, и месть темнила глаза, сжигала сердце. Я горжусь, что именно в те дни я была бригадиром, хлебала своё и чужое горе, делила с народом все невзгоды, холод и голод. Потому и выстояла я, за других выстояла, а иначе упала бы я. И война растоптала бы меня в пыль. Поняла я тогда, что на войну одна управа – биться, бороться, побеждать.
Даже когда самый младший и последний мой сын Джайнак ушел на фронт, а ему не было и восемнадцати ещё не было, стиснула я зубы, смолчала, стерпела. К концу зимы частенько стали вызывать его в военкомат.Однажды он что – то быстро вернулся домой. Он как – то странно вёл себя в тот день, словно собирался в дальний путь. С молотком, с гвоздями ходил целое утро, что –то подбивал, приколачивал.
Джайнак: - Я наколол дров, мама, навоз убрал на задворье, сено перебрал, подсушил, вымел двор. И привёл в порядок конские ясли.
Толгонай: - Зачем ты возишься с ними , сынок, летом успеешь починить.
Джайнак: - Надо сделать тогда, когда время есть, а потом будет некогда.
( Джайнак обнимает её и уходит за занавес )Толгонай : - Не домыслила я тогда, не подумала ни о чём. Ведь он ушел добровольно на фронт, по комсомольскому призыву. Узнали мы об этом, когда Джайнак был уже в пути. Сынок мой бедный, хоть ты и написал письмо, но разве можно было так уходить, не попрощавшись? Да пусть я с ума сойду, всё равно надо было сказать. Он просил прощения за то, что молча ушел. Я говорит, хотел, чтобы вы меньше переживали, чтобы сразу узнали о моём решении, узнав примирились, согласились со мной. Кто его знает, может, он и прав. Конечно, трудно ему было сказать мне в лицо, а может побоялся, что я стану плакать, отговаривать, упрашивать… Я тогда ещё простила тебя, Джайнак, сынок мой младшенький, жеребёнок мой, весельчак мой! Думаешь, я не понимала, почему ты ушел, не простившись, почему ты оставил юность, молодость, жизнь свою будущую? Не смог ты спокойно смотреть на наши страдания и ушел. Ты давно погиб, пропал без вести. Ты писал, что ты парашютист. Что три раза ходил в тыл врага. И вот в какую – то темную ночь 44 года ты спрыгнул с самолета вместе с товарищами, чтобы помогать партизанам, и пропал без вести. Если бы не война, каким красивым, душевным человеком жил бы на свете мой Джайнак! Сын мой, обидно мне, из двенадцати цветов жизни ты не сорвал ни одного. Ты только начинал жить, и я даже не знаю, какую девушку ты любил…
Поле: - Горе не приходит одно… Мужайся , Толгонай…
( Подходит председатель колхоза Усенбай ): - Крепись, Толгонай, лишились мы наших соколов, погибли Суванкул и Касым.
Подходят другие: - Боорумой- братья наши! Боорумой!
( Толгонай медленно приседает на землю. Страшно кричит Алиман.
Её держат за руки.)Алиман: - Мама, вдовы мы! Несчастные вдовы! Погасло наше солнце! Черные день! Мама! Черный день!
Толгонай: - Мать – земля, почему не падают горы, почему не разливаются озера, когда погибают такие люди, как Суванкул и Касым? Оба они – отец и сын – были великими хлеборобами. Мир извечно держится на таких людях, они его кормят, поят, а в войну они его защищают, они первые становятся воинами. Если бы не война, сколько бы дел ещё сделали Суванкул и Касым, сколько бы людей они одарили плодами своего труда, сколько бы ещё зерна намолотили бы, сколько радостей жизни ещё увидели бы ещё. Скажи мне мать – земля, скажи мне правду: могут ли люди жить без войны?
Поле: - Всякий раз, когда люди затевали войны, я им говорила:
«Остановитесь, не проливайте кровь! ». Я и сейчас повторяю: « Эй, люди !Это зависит не от меня, это зависит от вас, людей, зависит от вашей воли и разума. Я очень страдаю от войн. Я очень тоскую по крестьянским рукам, я вечно оплакиваю своих хлеборобов, и если бы тогда пришел Суванкул с кетменём в руках, если бы Касым привел свой комбайн, если бы Джайнак пригнал свою бричку! Но они не откликаются…»
Толгонай: - Спасибо тебе, земля, на том. Значит ты тоже тоскуешь о них, как и я, так же оплакиваешь их, как и я. Спасибо тебе, земля!
Заходит председатель колхоза Усенбай : - Здравствуй, Толгонай!
Толгонай: - А что у тебя руки дрожат? Да не стой ты на костылях , садись…
Председатель колхоза Усенбай : ( Он садится и читает письмо): «Через час я иду выполнять задание Родины. Вряд ли я вернусь живым. Не плачь , мама. Пусть никто не плачет. Прости меня, мама, за горе, которое я приношу тебе. Я иду по своей воле и убеждению. Я горжусь, что выполняю свой самый высокий долг перед людьми. Твой сын – учитель, лейтенант Маселбек Суванкулов… »
Толгонай: - Во мне, в моей душе, поднимался крик. Мне хотелось кричать на весь белый свет. Но я молчала, я выполняла последнюю волю моего сына, он просил , чтобы я не плакала. Вот так я лишилась и своего среднего сына. Осталась мне шапка его.
( Алиман медленно, вытянув руки подходит к Толгонай, совсем близко, смотрит ей в глаза, затем отворачивается и уходит закрыв лицо руками.)
Толгонай: - Его товарищи написали письмо, что Маселбек перед большим наступлением наших войск взорвал вражеский склад боеприпасов, от взрыва смело всё живое вокруг. Они писали, что будут гордиться его подвигом. И колхоз наш теперь назван его именем. Но ничто, никакая слава не может возместить мне его живого.
Поле: - Ты права, Толгонай, я всегда помню ту весну, когда пришла победа, я всегда помню тот день, когда вы люди, встречали солдат с фронта. Но я до сих пор не могу сказать , Толгонай , чего было больше – радости или горя.
( играет музыка песни « Этот день Победы…»)
Толгонай: - О, Победа! Мы так долго ждали тебя! Здравствуй, Победа! Здравствуй! Прости наши слёзы! Сколько жертв мы принесли ради тебя! Все ожидания, все помыслы были только об одном – скорей бы победа, скорей бы конец войне, а всё остальное потом. О, мать – земля, ты ведь знаешь всю мою жизнь. Я думаю о Джайнаке, о Маселбеке, о Касыме , о Суванкуле: из них никто не вернулся. Пока я жива, я их никогда не забуду их. Земля, мать – кормилица, ты держишь всех нас на своей груди, ты кормишь людей во всех уголках света. Скажи ты, людям, пусть никогда не будет больше на земле войны!
Поле: - Нет, Толгонай, ты скажи. Ты – Человек! Ты выше всех, ты мудрее всех! Ты скажи!
Толгонай: - Люди! Заклинаю вас, не допустите больше войн! Пусть матери не слышат о смерти своих детей, ведь дети рождаются, чтобы жить и быть счастливее своих родителей. Мир прекрасен, сберегите его, люди! Сберегите его для своего продолжения! Заклинаю Вас!