Внеклассное мероприятие по литературе для учащихся 7-9 классов Вечер-посвящение женам декабристов
Внеклассное мероприятие
по литературе
для учащихся 7-9 классов
Вечер-посвящение женам декабристов
«Да будут незабвенны имена ваши!»
Пленительные образы! Едва ли В истории какой-нибудь страны Вы что-нибудь прекраснее встречали. Их имена забыться не должны! Н.А. Некрасов
Да будут незабвенны имена ваши!
декабрист А.П.Беляев
Эльбанова Мариет Ибрагимовна
ГБОУ « Школа № 58» .города Москвы.
Цель внеклассного мероприятия:
расширить знания учащихся по истории декабристского движения
Задачи:
раскрыть гражданский подвиг женщин-декабристок и причины, побудившие их поехать за опальными мужьями в Сибирь;
показать глубину и красоту человеческой души;
способствовать воспитанию у учащихся чувства национальной гордости за лучших дочерей Отечества.
Оборудование: для воссоздания эпохи XIX века (перо и чернильница, зажженные свечи, канделябры, карта Сибири, на которой флажками обозначен путь декабристок; на столах портреты декабристов и их жен) Музыкальное сопровождение: романс «Кавалергарды, век не долог..» (из к/ф «Звезда пленительного счастья»), романс Настеньки из к/ф «О бедном гусаре замолвите слово», Александр Розенбаум «Декабристский сон», вальс Георгия Свиридова «Метель», вальс из к/ф «Мой ласковый и нежный зверь», фортепианная пьеса Бетховена «К Элизе», вальс Грибоедова, К.Фролов «Посвящение женам декабристов», полонез Огинского, П.И.Чайковский «Сентиментальный вальс», Поль Мариа «История любви».
(Звучит романс из кинофильма «Звезда пленительного счастья» «Кавалергарды, век не долог...»)
Инсценирование. Салон Зинаиды Волконской. Прощальный вечер Марии Волконской перед отбытием в Сибирь:
Ведущий
26 декабря 1826 года в Москве, на Тверской улице, в доме Зинаиды Николаевны Волконской собралось много гостей. Было Рождество, но сошлись не для веселья, а чтобы проститься с 20-летней Марией Николаевной Волконской, дочерью генерала Раевского. На другой день она отправлялась в дальний путь, в Сибирь, за мужем Сергеем Николаевичем Волконским, ещё недавно блестящим генералом, а теперь «государевым преступником».
Мария Волконская (княгиня) (в зал)
Я заложила свои бриллианты, заплатила некоторые долги мужа и написала письмо государю, прося разрешения следовать за ним... В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской.
Веневитинов Дмитрий Владимирович (русский поэт) (в зал)
Вчера провёл вечер, незабвенный для меня. Я видел во второй раз и ещё более узнал несчастную княгиню Марию Волконскую... Глаза её чрезвычайно выразительны. Третьего дня ей минуло 20. Но так рано обречённая жертва кручины, эта интересная и могучая женщина - больше своего несчастья.
Долли Фикельмон (графиня Дарья Федоровна Фикельмон) (Марии, подходя к ней)
Это геройский поступок.
Мария Волконская
Какие мы героини? Мы просто едем за нашими мужьями. (В зал) Во время добровольного изгнания нас, жён, сосланных в Сибирь, Пушкин был полон искреннего восхищения.
Пушкин (подходит к Марии)
Я хочу передать с вами своё «Послание узникам» для вручения им.
(Звучит аудиозапись стихотворения «Во глубине сибирских руд»)
Во глубине сибирских руд Храните гордое терпенье, Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра, Надежда в мрачном подземелье Разбудит бодрость и веселье, Придет желанная пора:
Любовь и дружество до вас Дойдут сквозь мрачные затворы, Как в ваши каторжные норы Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут и свобода Вас примет радостно у входа, И братья меч вам отдадут.
Позвольте я его только перепишу. (Отходит)
Мария Волконская (в зал)
Но я уехала в ту же ночь, и послание было передано с Александрой Муравьёвой. Александрине пришлось прятать стихотворение в прическе. (Мария Волконская уходит, все её провожают)
Зинаида Волконская (держит в руках письмо)
Послушайте, что прислал в ответ на послание Александра Сергеевича Александр Иванович Одоевский, оттуда, из Нерчинска. (Читает письмо)
Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,
К мечам рванулись наши руки,
Но лишь оковы обрели.
Но будь спокоен бард: с цепями,
Своей судьбой гордимся мы,
И за затворами тюрьмы
В душе смеёмся над царями.
Наш скорбный труд не пропадёт:
Из искры возгорится пламя,
И просвещённый наш народ
Сберётся под святое знамя.
Учитель литературы
Женщины русской истории (Кто они? Чьи женские лица проступают из тумана веков? Женщины были носительницами и хранительницами в обществе нравственных начал, и поэтому судьбы поколений во многом зависели от них. Очень богат разнообразными и сильными женскими характерами век XIX.
Когда я говорю
О думах чистых,
Когда хочу понять любимой суть,
Я слышу голос женщин-декабристок,
Я вижу их сибирский тяжкий путь.
Когда сверяю горечи людские,
И преданность,
И верность в трудный час,
Волконские и рядом Трубецкие
Стоят передо мною всякий раз.
Они страдали, плакали, как дети,
Они такую силу обрели!
Все потеряв
На этом грешном свете,
Они лишь верность милым сберегли.
Их обжигала северная стужа,
Тоска и смерть
Стучала в их окно.
Чтоб умереть за честь и дело мужа
Не всякой это женщине дано.
(А. Мишин)
Учитель истории
Есть вехи в истории, которые становятся все приметнее, чем дальше от них относит нас время. Восстание на Сенатской площади 14 декабря 1825 года – одна из таких незабываемых вех. Свыше трех тысяч солдат при тридцати командирах вышли на Сенатскую площадь, чтобы обновить Россию, добиться демократических свобод для крепостнической страны. Во имя счастья Отчизны «дети 1812 года» (как сами себя называли декабристы) подняли восстание, которое закончилось полным поражением. А начиналось все так
Первым тайным обществом был «Союз спасения», переименованный позднее в «Союз благоденствия». Вместо него образовались в 1821-1822 годах два тайных общества: «Северное» и «Южное».
Под предлогом семейных торжеств в Каменку, имение Василия Давыдова, съезжались члены «Южного общества» - будущие декабристы. Сюда был вхож и А. С. Пушкин, находившийся в то время в южной ссылке.
(Звучит романс Настеньки из к/ф «О бедном гусаре замолвите слово»)
Учитель литературы
Большие приемы Трубецкие устраивали редко и только такие, какие вызывались официальной необходимостью. Зато еженедельно по четвергам у них собирались самые близкие друзья и единомышленники. Четверги эти неизменно затягивались за полночь, почему и получили название «четверго-пятниц». В эти дни из Василькова приезжал Сергей Муравьев-Апостол, из Каменки – Василий Львович Давыдов, из Любар – Артамон Муравьев, из Умани – Волконские Бывали у Трубецких и другие члены Тайного общества – Барятинский, Юшневский и чаще всех Михаил Бестужев-Рюмин.
Чтец 1
«Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена».
Учитель истории
Проходят годы, меняются поколения, новые люди выходят на историческую арену, меняется быт, уклад, общественное мировоззрение, но остается память о тех событиях, без которых нет подлинной истории. Декабрь 1825 года – явление такого рода.
Чтец 2
Примерно два столетия назад В самодержавной крепостной России Дворяне, тайно заговор создав, Державный строй низвергнуть порешили.
Россия знает, что в любые времена Борцы за правду на земле рождались. Мы помним всех героев имена, О них и песни, и стихи слагались.
И труд их скорбный не пропал, И дум высокое стремленье! Как верно Пушкин предсказал О памяти грядущих поколений!
Учитель истории
187 лет отделяют нас от сурового студеного дня, когда лучшие сыны России вышли на Сенатскую площадь, чтобы ценою жизни своей разбудить крепостную Россию.
Инсценировка заседания «Северного общества»:
Столы, свечи, карты, бильярд
Кланяясь, члены «Северного общества» приветствуют присутствующих и рассаживаются:
Позвольте представиться, Сергей Иванович Муравьев-Апостол:
«Крепостное состояние и рабство должны быть отменены»
Разрешите поприветствовать собравшихся, Николай Иванович Тургенев:
«Право собственности должно быть священно и неприкосновенно»
Сергей Петрович Трубецкой:
«Каждое слово должно быть свободным»
Иван Иванович Пущин:
«Необходимо уничтожить все военные поселения»
Евгений Петрович Оболенский:
«Каждый гражданин Российского государства обязан повиноваться законам и властям Отечества, быть готов к защите Родины и должен явиться к знаменам, когда востребует того закон»
Никита Михайлович Муравьев (с горечью):
«Оно, конечно, людишки мы маленькие, об этом и спорить нечего. А только не мы ли, эти самые людишки, изгнали из России несметную вражескую силу? Кто проливал за Отечество свою кровь и под Смоленском, и под Белокаменной на Бородинском поле, и в чужих землях. Кто землю российскую пашет? Чьим трудом помещики добро копят? Всё нашим старанием. А каково нам за наши труды приходится? Досыта едим ли хлебушка? Не продают ли нас, как скот, - куда мужа, куда жену, куда ребят малых?.. Мужиков и баб по шесть дней в неделю на барщину гоняют. На собак нас меняют Вот еще военные поселения придумали. Так в них не то, что силу нашу дочиста выкачивают – души наши выпотрошить собираются. А разве нас на царской службе по щекам не лупят? Шпицрутенами не потчуют? Сквозь строй по «зеленой улице» не гоняют? А вы все ищете, кому бы пожаловаться?! В бою помереть дозволения не спрашивали, а за облегчение свое постоять ума никак не приложите»
Сергей Петрович Трубецкой (читает отрывок из поэмы поэта-декабриста К.Ф.Рылеева «Наливайко»):
«Известно мне: погибель ждет
Того, кто первым восстает
На утеснителей народа,-
Судьба меня уж обрекла,
Но где, скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?
Погибну я за край родной,-
Я это чувствую, я знаю.
И радостно, отец святой,
Свой жребий я благословляю».
Все замерли. Встают плечо к плечу с гордо поднятыми головами. В руках – зажженные свечи.
Ведущий 1
19 ноября 1825 года в Таганроге скончался бездетный Александр I. Скипетр власти должен был перейти к его брату Константину, жившему наместником в Варшаве и женатому на польской графине Иоанне Грудзинской, что не соответствовало закону о престолонаследии. И хотя в честь Константина отлили монеты, и армия присягала ему, он отрекся от престола в пользу своего брата Николая. Отказ держался в тайне, началось семнадцатидневное междуцарствие.
Николай, заняв монарший кабинет в Зимнем дворце, нервничал, выжидал.
Мизансцена. Николай I, нервно прохаживаясь, произносит:
«Завтра я император или без дыхания... Если я буду императором хоть на час, то докажу, что был того достоин... Не уступать, бороться за престол отцов и дедов и никого не щадить».
Ведущий 2
14 декабря 1825 года Сумрачное зимнее петербургское утро. На Сенатской площади построен московский полк, моряки гвардейского экипажа, 6 рот гренадерского полка. Князь Трубецкой – руководитель восстания – не явился, почувствовав бессмысленность восстания и его плачевный исход. В рядах восставших царили растерянность и замешательство.
Учитель истории
Николай I жестоко расправился с восставшими: на подавление восстания была выслана конная гвардия, открыт огонь из пушек. Восставшие понесли значительные потери.
Ведущий 2
Уже с вечера 14 декабря, когда с площадей и улиц Петербурга еще не успели убрать трупы убитых и соскоблить кровь, ознаменовавшую начало нового царствования, когда по всей столице еще продолжалась облава на разбитые части восставших войск, к Зимнему дворцу со всех сторон города в санях, каретах и пешком доставлялись под конвоем участники заговора, бывшие и не бывшие в этот день на площади у памятника Петру.
«Декабристы» тушат свечи и уходят
Монолог Николая I (вечер 14 декабря 1825г.)
Только что мне доложили, что восстание на Сенатской площади подавлено! Дело окончено!.. Но нет, дело, следственное, только начнётся!..
Давно было известно моему брату, покойному императору Александру I , что существуют тайные общества
Но открытый бунт?! В столице?! После моей коронации?! Это непостижимо
И кто, Господи, кто?! Лучшие умы империи! Цвет армии и дворянства, герои Отечественной войны
Почему?..
Да, всё это европейское вольнодумство! Но мы другие и миропорядок у нас другой – самодержавный.
А Россия ещё будет сильнейшей державой в Европе.
И я сделаю всё для этого!
Повелеваю учредить Следственный комитет и начать допрос арестованных!
И немедленно!!! Виновных в ссылку! На каторгу! Беспощадно!
России нужен порядок, господа!
Учитель истории
Сквозь расставленные по дворцовым залам пикеты, под бряцание оружия, топот солдатских сапог, звон офицерских шпор арестованных приводили к комнате, у дверей которой стоял усиленный караул от лейб-гвардии саперного батальона.
В этой комнате новый царь лично допрашивал арестованных и сам набрасывал пункты допросных листов для генерала Толя, которому поручал дальнейшие допросы своих пленников. Здесь же Николай собственноручно писал записки коменданту Петропавловской крепости, отдавая приказания, как кого содержать из направляемых в крепость арестантов.
Декабристов лишали общения друг с другом и родственниками. Многим запрещалось даже читать и писать. По причине ледохода на Неве заседания Следственной комиссии были перенесены в комендантское помещение Петропавловской крепости.
Учитель истории
Высочайшим указом от 17 декабря 1825 года был создан тайный следственный комитет для «изыскания» участников общества под предводительством военного министра Александра Ивановича Татищева. Через полгода, 30 мая 1826 года, комиссии представили императору подробнейший отчет.
Учащийся зачитывает указ Николая I:
«Именем Его Императорского Величества.
Немедленно отправить закованными, в двух партиях, преступников, имея при каждом отправленном преступнике одного жандарма и при каждых четырёх фельдъегеря, дабы сии преступники были употребляемы, как следует, в работу и поступлено было с ними во всех отношениях по установленному на каторжников положению».
Библиотекарь
По так называемому «делу декабристов» были привлечены 579 человек.
Пятерых император Николай I распорядился повесить под покровом ночи. Павел Иванович Пестель, Кондратий Федорович Рылеев, Сергей Иванович Муравьев-Апостол, Михаил Павлович Бестужев-Рюмин, Петр Григорьевич Каховский
Ночь на 13 июля 1826 года. Казнь происходила в крепости на плацу Кронверка.
Библиотекарь
Мария Марич в своем историческом романе о декабристах «Северное сияние» пишет:
«К пустырю у крепостного вала, где стояла виселица, подошли, когда небо на востоке стало краснеть, как будто оно заливалось румянцем жгучего стыда. Стыдно было небольшой толпе народа молча смотреть на то, что должно было совершиться на деревянном помосте. Мучительно стыдно было гвардейскому полку, который привели присутствовать при казни. Стыдно, до боли стыдно было музыкантам играть военный марш. Люди боялись встретиться взглядом с осужденными и, потрясенные тем, что творилось у них на глазах, считали страшные минуты
- А все же, - Рылеев весь подался в сторону Сенатской площади, - все же вон там прогремел вешний гром российской вольности. Пусть мы обречены ей в жертву, - глаза его просияли, голос зазвенел, - грядущие поколения довершат начатое нами
Четверо его товарищей тоже обратили взоры туда, где в прозрачном воздухе рассвета проступали контуры памятника Петру. Над ним, как паруса при штиле, замерли легкие облака, едва позолоченные лучами невидимого солнца»
Из записок Ивана Дмитриевича Якушкина:
«Был второй час ночи священник подошел к каждому из них с крестом Прощались в последний раз, все пожали друг другу руки. На них надели белые рубашки, колпаки на лицо и завязали им руки Наконец их поставили на помост и каждому накинули петлю. В это время священник, сошедши по ступеням с помоста, обернулся и с ужасом увидел висевших Бестужева и Пестеля и троих, которые оборвались и упали на помост. Сергей Муравьев жестоко разбился; он переломал ногу и мог только выговорить: «Бедная Россия! И повесить порядочно у нас не умеют!» Каховский выругался по-русски. Рылеев не сказал ни слова. Неудача казни произошла оттого, что за полчаса перед тем шел небольшой дождь, веревки намокли, палач не протянул довольно петлю, и когда опустил доску, на которой стояли осужденные, то веревки соскользнули с их шеи. Генерал велел тотчас же поднять трех упавших и вновь их повесить».
Из моих записок (Волконская М.Н):
«Рылеев, которому возвратилась возможность говорить, сказал: «Я счастлив, что дважды за отечество умираю». Их тела были положены в два больших ящика, наполненных негашеной известью, и погребены на Голодаевом острове. Часовой не допускал до могил»
Учитель литературы
По старым православным обычаям считалось, что если осужденный во время казни каким-либо образом избегал смерти, то его смерть считалась не угодной Богу. Казалось, вот он случай: к победившей стороне проявят милосердие, но
Историки свидетельствуют: спустя два года после казни декабристов, гуляя по Петропавловской крепости, Пушкин и Вяземский что-то искали, поднимали обломки досок, рассматривали внимательно, отбрасывали в сторону и снова искали и наконец, то, что искали, нашли. Щепки от эшафота, на котором погибли их друзья. Эта реликвия теперь хранится в Пушкинском музее на Мойке.
Чтец 3
Стихотворение Ю. Друниной «Тринадцатое июля» Зловещая серость рассвета С героев Бородина Срывают и жгут эполеты, Бросают в огонь ордена! И смотрит Волконский устало На знамя родного полка. Он стал в двадцать пять генералом, Он все потерял к сорока Бессильная ярость рассвета. С героев Бородина Срывают и жгут эполеты, Швыряют в костер ордена! И даже воинственный пристав Отводит от виселиц взгляд. В России казнят декабристов, Свободу и Совесть казнят! Ах, царь милосердие дарит: Меняет на каторгу смерть Восславьте же все государя И будьте разумнее впредь! Но тем, Пятерым, нет пощады, На фоне зари – эшафот «Ну что же, жалеть нас не надо, Знал каждый, на что он идет». Палач проверяет петли, Стучит барабан, и вот Уходит в бессмертие Пестель , Каховского час настает Рассвет петербургский тлеет, Гроза громыхает вдали О, боже! Сорвался Рылеев – Надежней петли не нашли! О, боже! Собрав все силы, Насмешливо он хрипит: «Повесить – и то в России Не могут как следует! Стыд!» Предутренний, серебристый , Прозрачный мой Ленинград! На площади Декабристов Еще фонари горят. А ветер с Невы неистов, Проносится вихрем он По площади Декабристов, По улицам их имен
(Звучит песня в исполнении Александра Розенбаума «Декабристский сон»)
Учитель истории
25 человек сосланы на вечную каторгу, десятки декабристов – на каторжные работы сроком на 20 лет, разжалованные рядовые отправлены на Кавказ.
Ведущий 3
Будущих каторжан выстроили во дворе крепости. Трубецкой собственноручно снял с себя военный сюртук и бросил его в костер: он не хотел, чтобы его сорвали с него. Было разложено и зажжено несколько костров для уничтожения мундиров и орденов приговоренных. Затем им всем приказали стать на колени, причем жандармы подходили и переламывали саблю над головой каждого в знак разжалования. Делалось это неловко: нескольким из них поранили голову.
Костры, зажженные расставленными пикетами, горели, как погребальные факелы над одетым в снежный саван Петербургом. Надрывно завывала поднявшаяся метель.
(Звучит вальс Георгия Свиридова «Метель»)
Девочки, исполняющие роли жен и невест декабристов, набрасывают на плечи теплые шали
Учитель литературы
Знали ли жены декабристов, что их мужья арестованы? Оберегая покой любимых, декабристы не посвящали их в свои революционные дела, поэтому арест для жен стал как гром среди ясного неба. За исключением Екатерины Ивановны Трубецкой, которая хранила в личной ванной типографский станок и вышивала знамя для мятежников.
Среди 121 осужденного декабриста к 14 декабря 1825 года женатыми были лишь 23 человека. Большинство из них были совсем еще молоды
Ведущий 4
Вдали от столиц, от жестоких сражений 1812 года и Сенатской площади лежала необъятная Сибирь с городами, до которых из Петербурга и Москвы самые срочные вести доходили неделями и месяцами. Кто задумывался об этих городах? Кто знал Читу – тогдашний Острог, или Ялуторовск, Нерчинск? Путь в «глубину сибирских руд» проходил через старинный Каменный пояс.
Урал Лишь для немногих из декабристов был он прежде чем-то большим, чем понятие географическое. На пермской земле в Обвинске, или Обве, родился Штейнгель, в Перми жила его мать.
Для большинства других участников восстания на Сенатской площади Урал перестал быть понятием только географическим тогда, когда по царскому приговору перешли они из рук тюремщиков во власть фельдъегерей и жандармов, получивших предписание «благополучно» доставить «государственных преступников» к местам каторги, поселения, службы.
С лета 1826 года покатили через Урал в Сибирь небывалые в тех местах кибитки с опущенными кожаными и холщовыми пологами в сопровождении фельдъегерей и жандармов. Большие станции кибитки эти проскакивали без остановок. Ямщики торопливо меняли у застав лошадей, и возки мчались дальше, пряча в клубах пыли своих таинственных седоков.
Учитель литературы
Вслед за этими кибитками, тоже сломя голову, понеслись уже не казенные возки, а собственные экипажи, в которых сидели женщины, к удивлению видавших виды сибирских ямщиков не желавшие передохнуть лишнего часа под кровлей почтовой станции даже в темные осенние ночи.
(Звучит аудиофрагмент 1 из поэмы Н.А.Некрасова «Княгиня Трубецкая»)
От начальства строго-настрого запрещалось подходить не только к седокам в казенных кибитках, но и к этим «секретным» барыням, скачущим им вослед. Но как ни строги были указы, они нарушались по всему пути таинственных путешественников.
(Звучит аудиофрагмент 2 из поэмы Н.А.Некрасова «Княгиня Трубецкая»)
Начиная от вотяцких сел, возки окружали женщины. С поклоном подавали проезжающим кто вареного гороху, кто квадраты сотового меда или каравай хлеба. Иные вынимали из-за пазухи печеные яйца, другие подавали еще теплые лепешки и шаньги.
О проезде «пострадавших от буйства духа» прослышали раскольники, выселенные в Сибирь еще при Екатерине. В длиннополых кафтанах, длиннобородые и благообразные, встречали они повозки декабристов земными поклонами. Если удавалось заполучить изгнанников в просторные чистые избы, угощали перво-наперво жарко натопленной баней, потом потчевали усердно «чем бог послал». Столы заставлялись залитым жирным янтарным студнем, утками и гусями, жареным омулем, налимами и карасями, горячими, «с пылу», пельменями, солеными грибами и всякого рода сушеной, моченой и пареной ягодой.
Чтобы фельдъегеря не торопили с отъездом, ублажали их – кто шкуркой соболя, кто темноцветной белкой.
На дорогу насыпали гостям кедровых орешков, нарезали пироги с разной начинкой, рассовывали между свертками остуженных куропаток и рябчиков. А старухи подавали в тряпицах «пользительные» лекарственные травы.
Провожать за околицы выходили целыми семьями, и пожелания счастливого пути сопровождали поясными поклонами.
Ямщики узнавали один от другого, кого они день и ночь, в бураны и метель, мчат в бесконечную даль сибирских дорог.
В промежутках между кибитками и возками мели дорожную пыль и снег кандалы гонимых туда же, в Сибирь, «нижних чинов», участников восстания на Сенатской площади.
Библиотекарь
Сегодня трудно представить себе, чем была Сибирь в те времена: «дно мешка», конец света, для самого быстрого курьера – более месяца пути. Бездорожье, разливы рек, метели и леденящий душу ужас перед сибирскими каторжниками – убийцами и ворами.
Дороги декабристов, дороги тысяч и тысяч политкаторжан Тернист путь – этапные пункты, каторжные тюрьмы. Через Новую Ладогу, Тихвин, Рыбинск, Ярославль, Кострому, по знаменитой «Владимирке», через Нижний Новгород, Вятку, Урал.
Все, что связано с декабристами, свято хранит народная память: жители далеких сибирских и уральских городов, Петровского завода, Кургана, Ялуторовска бережно сохраняют дома, где жили декабристы, рощи, посаженные их руками, могилы и памятники.
В ночь на 21 и 23 июля 1826 г. две первые партии декабристов (8 человек), приговоренных к отправке в Сибирь, были увезены из Петропавловской крепости. Почти весь 37-дневный путь до Иркутска они проделали закованными в «ножные железа». В повозках с каждым сидел жандарм.
Учитель литературы
И сразу вслед за мужьями в Сибирь поехали женщины. Тысячи таежных верст, стужа, метели, невыносимая тряска и скудная еда – они преодолели всё.
Чтец 4
По дороге столбовой
Колокольчик заливается:
Что, не парень удалой
Белым снегом опушается?
Нет, то ласточкой летит
По дороге красна девица.
Мчатся кони... От копыт
Вьется легкая метелица.
Кроясь в пухе соболей,
Вся душою вдаль уносится;
Из задумчивых очей
Капля слез за каплей просится:
Грустно ей... Родная мать
Тужит тугою сердечною;
Больно душу оторвать
От души разлукой вечною.
«С другом любо и в тюрьме!
В думе молвит красна девица.
Свет он мне в могильной тьме...
Встань, неси меня, метелица!
Занеси в его тюрьму...
Пусть, как птичка домовитая,
Прилечу я и к нему
Притаюсь, людьми забытая!»
(А. И. Одоевский)
Библиотекарь
«Пленительные образы, едва ли в истории какой-нибудь страны, вы что-нибудь прекраснее встречали – их имена забыться не должны»
Их было одиннадцать – женщин, разделивших сибирское изгнание мужей-декабристов.
Среди них – незнатные, как Александра Васильевна Ентальцева и Александра Ивановна Давыдова, или жестоко бедствовавшая в детстве Полина Гёбль, невеста декабриста Анненкова. Но большая часть – княгини Мария Николаевна Волконская и Екатерина Ивановна Трубецкая, Александра Григорьевна Муравьева – дочь графа Чернышева, Елизавета Петровна Нарышкина, урожденная графиня Коновницына, баронесса Анна Васильевна Розен, генеральские жены Наталия Дмитриевна Фонвизина и Мария Казимировна Юшневская – принадлежали к знати.
Они быстро сдружились, разменялись прозвищами свидетельством близости, доверия и непринужденных отношений: Нарышкина Лизхен, Трубецкая Каташа, Фонвизина Визинка, Муравьева Мурашка...
Ведущий 5
Николай I предоставил каждой право развестись с мужем. Однако он просчитался. Необыкновенные трудности пришлось преодолеть этим женщинам, чтобы добиться разрешения у царя на добровольную ссылку в Сибирь.
Ценою величайшего самопожертвования они получили возможность разделить участь декабристов – своих мужей и женихов. Декабрист Александр Петрович Беляев писал о них: «Кто может достойно воздать вам, чудные ангелоподобные существа! Слава и краса вашего пола! Слава страны, вас произрастившей! Слава мужей, удостоившихся такой безграничной любви и такой преданности чудных, идеальных жен! Вы стали, поистине, образцом самоотвержения, мужества, твердости при всей юности, нежности и слабости вашего пола. Да будут незабвенны имена ваши!».
Учитель литературы
Екатерина Ивановна Трубецкая, за нею Мария Николаевна Волконская и Александра Григорьевна Муравьева. Примеру первых последовали Елизавета Петровна Нарышкина и Александра Васильевна Ентальцева.
В марте 1828 года в Читинский острог приехали Александра Ивановна Давыдова, Наталия Дмитриевна Фонвизина и невеста Анненкова Полина Гёбль.
В августе 1830 года к ним присоединились Анна Васильевна Розен и Мария Казимировна Юшневская. А в сентябре 1830 – невеста Ивашева Камила Ле Дантю.
Среди русских женщин были две юные француженки. Почти не зная русского языка, они отправились в суровую Сибирь, чтобы разделить участь тех, кого давно любили: Полина Гёбль вышла на каторге замуж за Ивана Александровича Анненкова, Камилла Ле-Дантю за Василия Петровича Ивашева.
Чтец 5
Ах, молодость! Всегда ты безрассудна! Презрев молву и царские Указы, Все жёны декабристов, пусть молва их судит, Вслед за мужьями едут почти сразу. Никто, ничто их не остановило, Ни гнев родителей, ни вечная разлука. Любовь и верность сердце сохранило И долг – любимому облегчить муки.
Готовили, стирали, мыли, шили
Друг другу помогали, как могли.
Общиною жить легче, так и жили,
Но каторжных мужчин всех берегли.
Дорога каторги длиной в пятнадцать лет
Была жестока и невыносима.
Кого-то забрала к себе старуха-смерть
А кто-то и вернётся в центр России.
Пусть доля выпала тяжёлая, лихая
Но крест судьбы с достоинством несли.
И в “темноту” неведомого края
Они свою культуру принесли.
Детей крестьянских грамоте учили,
Учили взрослых, как достойно жить.
Крестьяне травами болезни их лечили,
Учили узников с природою дружить.
(В. Сенина «О декабристах»)
11 фамилий, а разрешение получили 14 женщин. Еще трое – Анастасия Васильевна Якушкина, Вера Алексеевна Муравьева (жена Артамона Захаровича Муравьева) и Софья Михайловна Миклашевская (супруга Бригена Александра Федоровича) – не смогли выехать вслед за мужьями.
Библиотекарь
Трагично сложилась жизнь Анастасии Васильевны Якушкиной - урожденной Шереметевой. 16-летней девочкой, по страстной любви, она вышла замуж за Ивана Дмитриевича Якушкина, который был старше невесты на четырнадцать лет. Странный это был брак.
Юная Анастасия Якушкина родила второго сына через десять дней после ареста мужа.
Якушкина приговорили к смертной казни, замененной 20-летней каторгой. Вначале его отправили в Финляндию, в Роченсальмскую крепость, затем в Сибирь. Тещу - Н. Н. Шереметеву, с ее высокими связями, всякий раз предупреждали об отправлении очередной партии декабристов. Не зная, будет ли там Якушкин, Анастасия Васильевна в сопровождении матери, с двумя малолетними сыновьями трижды выезжала в Ярославль: через него проходила дорога в Сибирь. Только в третий раз ей повезло. 15 октября 1827 года она последний раз виделась с мужем.
Якушкина рвалась ехать вслед за супругом. Однако Якушкин узнал, что женам, отправляющимся вслед за мужьями, запрещено брать с собой детей. Почти все уехавшие женщины оставляли детей в России. Волконская оставила сына, Александра Муравьева – четверых, а Александра Давыдова – аж шестерых детей, пристроив их к родственникам. До отъезда в Сибирь детей не было лишь у Трубецкой (в Сибири родила семерых) и у Нарышкиной. Последняя еще до осуждения мужа потеряла единственную дочь.
Якушкин полагал, что только мать, при всей ее молодости, может дать детям должное воспитание. Иван Дмитриевич не разрешает своей жене сопровождать его на каторгу. Дальше были письма, дальше были дневники Анастасии Якушкиной, опубликованные потомками декабриста через сто с лишним лет.
Четыре года Якушкин упорствовал. Затем, наконец, разрешил жене оставить детей. Но было поздно: Николай I категорически отказал Анастасии Васильевне. Она прожила еще 14 лет. Прислуга и простой народ любили ее чуть не до обожания.
Иван Дмитриевич Якушкин, узнав о смерти жены, в память о ней открыл первую в Сибири школу для девочек.
Учитель литературы
Артамон Захарович Муравьев был арестован в Бердичеве 31 декабря 1825 г. На следующий же день его жена получила записку: «Мой ангел, будь спокойна, надейся на Господа, который по божественной своей доброте не оставляет невинных. Береги себя ради детей, а я буду жить только ради тебя».
Спустя восемь дней Муравьева доставили в Петербург, в Петропавловскую крепость.
А Вера Алексеевна Муравьева (17901867) уже была на пути в Петербург. И это при том, что на руках у нее осталось трое малолетних детей. Едва приехав в столицу, она через влиятельных родственников добилась разрешения на переписку с мужем. Вера Алексеевна собиралась сразу же отправиться за мужем в Сибирь. Об этом сообщал 26 августа 1826 г. из Иркутска жене В. Л. Давыдов, отправленный на каторгу в одной партии с Муравьевым: «Вера Алексеевна Муравьева едет тоже к мужу, если можно будет тебе ехать вместе, это бы меня много успокоило она так добра». Однако ни в 1826, ни в последующие годы не отправилась В. А. Муравьева за мужем.
Ведущий 1
Итак, маршрут составлен. Лошади готовы, кибитка погружена. Сейчас зазвенит колокольчик. До Иркутска 5379,5 верст. Современные дороги значительно прямее дорог того времени, значит, женам декабристов в лютую стужу надо было преодолеть около семи тысяч километров.
Мы отправляемся в путь вслед за Екатериной Трубецкой и Марией Волконской, Александ рой Муравьевой и Полиной Анненковой. Они были пер выми из тех, кого потом назовут декабристками.
Как молоды они были тогда, как оба ятельно женственны, умны, образованны, какая заманчивая жизнь открывалась перед ними в роскоши, в любви, в поклонении окружающих.
(Тихо звучит «Вальс» А.С. Грибоедова)
Ведущий 2
26 июля 1826 года из великолепного особняка на Английской набережной в Петербурге выехала в Сибирь двадцатишестилетняя дочь графа Лаваля, княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая.
Богатство, блеск! Высокий дом на берегу Невы, Обита лестница ковром, Перед подъездом львы
Так описывал этот дом Н. А. Некрасов в поэме «Русские женщины». Отец Екатерины Ивановны Трубецкой – французский эмигрант Иван Степанович Лаваль. Его роскошный особняк на Английской набережной в Петербурге сохранился до наших дней. Салон Лавалей всегда был открыт для гостей, здесь читал свои стихи А.С.Пушкин. Здесь в 1825 году, незадолго до декабрьского восстания великий князь Николай Павлович (Николай I) танцевал на балу мазурку в паре с дочерью графа Лаваля – Екатериной Трубецкой. Говорят, что полы в особняке графа Лаваля, отца Екатерины Трубецкой, были выстланы мра мором, по которому ступал римский император Нерон. В их доме висели картины Рубенса и Рембранта... Редчай шие собрания античной скульптуры, огромная, в пять ты сяч книг, библиотека. На балах у Лавалей собиралось до 600 гостей, и среди них известнейшие люди эпохи: Пушкин, Лермонтов, Грибоедов. Крылов, Жуковский...
Да, и об этом нам тоже никак не ме шает знать! Чтобы лучше понять характер Екатерины Трубецкой и представить, как много бесценного уходило из ее жизни. Навсегда и безвозвратно. Перенесемся в те далекие времена, чтобы понять, какая пропасть лежит между жизнью этих блистательных женщин до и после восстания декабристов.
Инсценирование. Диалог Николая I и Екатерины Трубецкой
Николай I:
Жены сих преступников... потеряют прежние звания... дети, прижитые в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне.
Трубецкая:
Согласна.
Николай I:
Ни денежных сумм, ни вещей многочислен ных взять им с собой дозволено быть не может.
Трубецкая:
Согласна!
Николай I:
Ежели люди, преступники уголовные, коих за Байкалом множество, жуткие люди, погрязшие в поро ках, надругаются над вами или убьют, власти за то от ветственности не несут.
Трубецкая:
Согласна!
Мизансцена. Княгиня Трубецкая (задумчиво):
«Я помню балы во дворце моего отца Какое изысканное общество собиралось здесь! Сам государь император мог почтить дом своим присутствием, и я танцевала с ним. Мы были молоды, веселы, шутили, говорили о заграничных поездках Могла ли я подумать, что пройдет несколько лет, и я буду умолять императора о разрешении выехать в Сибирь!..»
(Звучит вальс из к/ф «Мой ласковый и нежный зверь» все громче и резко обрывается)
«Далекий путь был полон опасностей. То бушевали бураны, заметая дорогу, и мы были вынуждены останавливаться; то сбивались с пути, то кибитку преследовали волкиКогда сломался экипаж, я продолжила путь на перекладных. В Иркутске меня ждала большая радость и, пожалуй, самое суровое испытание. Мне посчастливилось нагнать партию осужденных, среди которых находился муж. Мы встретились, но свидание было коротким. Несчастных увезли, а я»
Учитель литературы
Екатерина Трубецкая осталась в Иркутске. Губернатор города получил указание всячески задерживать тех, кто осмелился следовать в Сибирь за мужьями. Он уговаривал, угрожал, запугивал
(Звучат аудиофрагменты 3, 4 из поэмы Н.А.Некрасова «Русские женщины»)
Ведущий 3
Но никакие преграды и препоны не могли остановить эту женщину. Она добилась разрешения и продолжила свой путь! Вы можете возразить: что же это за подвиг? Дальнейший наш рассказ поможет вам ответить на этот вопрос.
Мизансцена. Воспоминания Трубецкой
«Свидания с мужьями разрешались по часу два раза в неделю в присутствии офицера – в тюрьме. Поэтому женщины часами сидели на большом камне против тюрьмы, чтобы иногда перекинуться хоть словом с узниками. Солдаты грубо прогоняли их, а однажды ударили меня. Женщины немедленно отправили жалобу в Петербург с просьбой жить вместе с мужьями в тюрьме»
Учитель литературы
Князь Трубецкой срывал на своем пути цветы, делал незатейливый бу кет и оставлял его на земле, а Екатерина подходила поднять букет только тогда, когда солдаты не могли этого видеть. Отношения между супругами были настолько трогательными, что, обращаясь друг к другу, они говорили: «Сержик, Каташа».
Библиотекарь
28 сентября 1830 года Е.И. Трубецкая сообщила своей матери графине Александре Григорьевне Лаваль в Петербург
«Все мы находимся в остроге вот уже четыре дня. Нам не разрешили взять с собой детей, но если бы даже позволили, то все равно это было бы невыносимо из-за местных условий и строгих тюремных правил. Я живу в очень маленькой комнатке с одним окном, на высоте сажени от полаТемь в моей комнате такая, что мы в полдень не видим без свечей. В стенах так много щелей, отовсюду дует ветер, и сырость так велика, что пронизывает до костей».
Ведущий 4
Вслед за Трубецкой из дома Волконских на набережной Мойки в Петербурге, выехала к мужу, С. Г. Волконскому, в Нерчинские рудники двадцатилетняя княгиня Мария Николаевна Волконская, дочь известного героя 1812 года генерала Н. Н. Раевского. Спустя день в путь отправляется Александра Григорьевна Муравьева, дочь графа Г. И. Чернышева.
Учитель литературы
Последний вечер перед отъездом из дома Мария Волконская провела с сыном, которого не имела права взять с собой. Малыш играл большой красивой царской печатью царского письма, в котором высочайшим повелением разрешалось матери покинуть сына навсегда.
Чтец 1
Бедный мой сын!
Не знаешь ты, чем ты играешь!
Здесь участь твоя: ты проснешься один,
Несчастный, ты мать потеряешь!
Учитель литературы
Какою же была эта женщина? Н.А.Некрасов во 2-ой части своей поэмы «Русские женщины», посвященной М.Н.Волконской, пишет:
Училась я много; на трех языках
Читала. Заметна была я
В парадных гостиных, на светских балах,
Искусно танцуя, играя;
Могла говорить я почти обо всем,
Я музыку знала, я пела,
Я даже отлично скакала верхом
Оставив маленького сына на попечение сестры мужа, Мария Николаевна в конце декабря 1826 года отправляется в путь. Страшно представить, что творилось на душе этой женщины
Чтец 2
Старик говорил: - Ты подумай о нас,
Мы люди тебе не чужие;
И мать, и отца, и дитя, наконец, -
Ты всех безрассудно бросаешь,
За что же? – «Я долг исполняю, отец!»
- За что ты себя обрекаешь
На муку? - «Не буду я мучиться там!
Здесь ждет меня страшная мука.
Да если останусь, послушная вам,
Меня истерзает разлука.
Не зная покоя ни ночью, ни днем,
Рыдая над бедным сироткой,
Всё буду я думать о муже моем
Да слышать упрек его кроткой.
Куда ни пойду я – на лицах людей
Я свой приговор прочитаю:
В их шепоте – повесть измены моей,
В улыбке укор угадаю:
Что место мое не на пышном балу,
А в дальней пустыне угрюмой,
Где узник усталый в тюремном углу
Терзается лютою думой,
Один Без опоры Скорее к нему!
Там только вздохну я свободно.
Делила с ним радость, делить и тюрьму
Должна я Так небу угодно!..
Ведущий 5
Накануне ее отъезда Зинаида Александровна Волконская, хозяйка литературно-музыкального салона, устроила прощальный вечер в честь своей мужественной красавицы – невестки.
(Звучит фортепианная пьеса Бетховена «К Элизе»)
Этот вечер был последним видением счастливого, светлого прошлого. После него началось длинное, мрачное завтра. Она слушала музыку и все говорила «Еще, еще! Подумайте, я никогда больше ничего не услышу»
Мизансцена. Волконская (в волнении):
Теперь я должна рассказать вам сцену, которую буду помнить до последнего своего издыхания. Мой отец был все это время мрачен и недоступен. Необходимо было, однако же, ему сказать, что я его покидаю и назначаю его опекуном своего бедного ребенка, которого мне не позволяли взять с собою. Я показала ему письмо его величества; тогда мой бедный отец, не владея собою, поднял кулаки над моей головой и вскричал: «Я тебя прокляну, если ты через год не вернешься». Я ничего не ответила, бросилась на кушетку и спрятала лицо в подушку.
Инсценировка. За столом, склонившись над тетрадью, М.Н.Волконская пишет:
«Жена, следуя за своим мужем, сделается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет уже признаваема не иначе, как женою ссыльнокаторжного, и с тем вместе принимает на себя переносить все, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защитить ее от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого неразвитого, презрительного класса, которые найдут в том как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущею равную с ним участь, себе подобно: оскорбления сии могут быть даже насильственные. Закоренелым злодеям не страшны наказания. Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне! Ни денежных сумм, ни вещей многоценных с собою взять не дозволено».
Встает, заломив руки, произносит:
Сопротивление собственной семьи, трудность получения официального разрешения, сознательный отказ от привилегий, невозможность взять с собой детей.
Чтец 3 Вспыхнули закатом облака. Серебрится быстрая река. Хрупкая и нежная рука Ищет для горячих слез платка. Звезды сражаются в реке, Кружева на шелковом платке, Два кольца сверкают на руке, Прокричала цапля вдалеке Буйный ветер налетел - Ой, лети к родному, милый! Лес тихонько прошумел: - Не под силу, не под силу - Дай, луна, родному свет! Будешь самый лучший друг мне Желтобокая в ответ: - Недосуг мне, недосуг мне Ветер воду всколыхнул, Засмеялись звезды чисто, Лес расстроено вздохнул: - Декабристы, декабристы!... - Ах, никто не навестит Ныне бедного солдата! Лес опять в ответ шумит: - А сама-то, а сама-то - от такого – то пути Переломится любая! Ветер шепчет и свистит: - Трубецкая, Трубецкая - Ты звезда, скорей найдешь! Звезды хором: - Мы не можем, На, а если ты пойдешь – Мы поможем, мы поможем! И прислушалась луна, И сказала: - Не забуду, Буду век тебе верна, Помогать, где трудно, буду. Ветер взвился: - Не покину! Лес шепнул: - Иди, Мария! И река журчит: - Княгиня, Мы с тобой. С тобой, Россия!
Библиотекарь
Волконская отправилась в путь 21 декабря 1826 года.
Шесть тысяч верст позади – и женщины в Благодатском руднике, где их мужья добывают свинец. Десять часов каторжного труда под землей. Потом тюрьма, грязный, тесный деревянный дом из двух комнат. В одной – беглые каторжники-уголовники, в другой – восемь декабристов. Низкий потолок, спину распрямить нельзя, бледный свет свечи, звон кандалов, насекомые, скудное питание, цинга, туберкулез и никаких вестей извне И вдруг – любимые женщины!
Чтение наизусть стихотворения Б.Дубровин «На Нерчинском заводе» Чтец 4
Я, словно слыша тайный зов, От скрытой боли зубы стиснул: Рукой коснулся кандалов, Сжимавших руки декабристов. То спотыкаясь на ходу, А то по льду шагая шатко, Прикован к тачке, он руду На каторге возил из шахты Встают видения из мглы Насупленного перевала: Быть может, эти кандалы Волконская поцеловала. В благоговенье оробев, Как будто бы с былому близко Немея, подхожу к тропе, Впитавшей тени декабристов. Столетием не заглушен, Одолевая непогоды, Их голосов кандальных стон Ко мне доносится сквозь годы.
Учитель литературы
26 июля 1826 года княгиня Трубецкая отправилась в путь. Через несколько дней, уже в черте Нерчинских горных заводов и рудников, её нагнала княгиня Мария Николаевна Волконская, с которой отныне им уже не суждено было расставаться до последнего часа.
Чтение наизусть монолога. «Нас жребий один неразрывно связал»
Чтец 5 Нас жребий один неразрывно связал, Судьба нас равно обманула, И тот же поток твое счастье умчал, В котором мое потонуло. Пойдем же мы об руку трудным путем, Как шли зеленеющим лугом. И обе достойно свой крест понесем, И будем мы сильны друг другом. Что мы потеряли? Подумай, сестра! Игрушки тщеславья Немного! Теперь перед нами дорога добра, Дорога избранников Бога! Найдем мы униженных, скорбных мужей, Но будем мы им утешеньем, Мы кротостью нашей смягчим палачей, Страданье осилим терпеньем. Опорою гибнущим, слабым, больным Мы будем в тюрьме ненавистной И рук не положим, пока не свершим Обета любви бескорыстной!... Чиста наша жертва, - мы все отдаем Избранникам нашим и богу. И верю я: мы невредимо пройдем Всю трудную нашу дорогу
Библиотекарь
Волконская и Трубецкая были давно знакомы. Екатерина Ивановна, присутствуя на свадьбе Волконских, была так растрогана заплаканными глазами невесты, что почувствовала к ней необычную нежность. И с самого того вечера между обеими женщинами возникла горячая и крепкая дружба.
Из «Записок Волконской»:
«У меня была куплена кибитка; я уложилась в одну минуту, взяла с собой немного белья и три платья да ватошный капор, который надела. Остальные свои деньги я берегла для Сибири, зашив их в свое платье. Перед отъездом я стала на колени у люльки моего ребенка; я молилась долго
Я не знала степных метелей: снег накопляется на полости кибитки, между нами и ямщиком образовалась целая снежная гора.
Гражданский губернатор Цейдлер, старый немец, тотчас же приехал ко мне, чтобы наставлять меня и уговорить возвратиться в Россию. Это ему было приказано. Его величество не одобрял следования молодых жен за мужьями: этим возбуждалось слишком много участия к бедным сосланным. Так как последним было запрещено писать родственникам, то надеялись, что этих несчастных скоро забудут в России, между тем как нам, женам, невозможно было запретить писать и тем самым поддерживать родственные отношения.
Я переехала Байкал ночью при жесточайшем морозе: слеза замерзала в глазу, дыхание, казалось, леденело. В Верхнеудинске, небольшом уездном городке, я не нашла снега; почва там такая песчаная, что вбирает в себя весь снег; то же самое происходит и в Кяхте, в нашем пограничном городе, - холод там ужасный, но нет санного пути.
На другой день я приехала в Большой Нерчинский Завод - местопребывание начальника рудников. Здесь я догнала Каташу, уехавшую восемью днями ранее. Свидание было для нас большой радостью; я была счастлива иметь подругу, с которой могла делиться мыслями; мы друг друга поддерживали; до сих пор моим исключительным обществом была моя отталкивающая от себя горничная. Я узнала, что мой муж находится в 12 верстах, в Благодатском руднике»
Мизансцена. Мария Волконская (читает вслух письмо к матери):
«Если позволишь, я опишу тебе наше тюремное помещение. Я живу в очень маленькой комнатке с одним окном. Темь в моей комнате такая, что мы и в полдень не видим без свечей. В стенах так много щелей, отовсюду дует ветер, и сырость так велика, что пронизывает до костей».
Учитель литературы
Трубецкая и Волконская жили в крестьянской избе со слюдяными окнами и печью, топившейся по-черному. Холодные сени не держали тепло. Если лечь головой к спине – ноги упираются в дверь. Просыпались – волосы примерзали к бревнам между венцами.
Ели только суп и кашу, от ужинов отказались вовсе. Привыкшая к изысканной пищи Трубецкая одно время ела только черный хлеб, запивая его квасом. Она ходила в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги, а из своих теплых башмаков сшила шапочку одному из товарищей мужа, чтобы защитить его голову от падающих в шахте обломков породы.
Так они провели почти год, а потом, осенью 1827 года, были переведены в Читу. В 1928 году здесь уже насчитывалось более 70 осужденных и 8 женщин, добровольно отправившихся в изгнание. Первой здесь обосновалась Муравьева.
Розен писал: «Они были нашими ангелами-хранителями».
Женщины поселились близ тюрьмы в деревенских избах, готовили еду, ходили за водой, топили печи.
Ведущий 1
Уходя из мира сего, Николай Николаевич Раевский, отец Марии Волконской (в девичестве Раевской) обвел глазами семью свою, собравшуюся в грустную минуту, и, остано вив взгляд на портрете Машеньки, произнес: «Вот самая удивительная женщина, которую я когда-то знал!»
Библиотекарь
В последний момент перед расставанием Никита Муравьев на коленях просил у жены прощения за то, что не рассказал ей о своей тайной деятельности, способной привести к гибели. Александра Григорьевна устремляется вслед за мужем в Петербург. Первое ее письмо в каземат мужу полно слов безграничной любви и прощения:
«Мой добрый друг, мой ангел, я уже здесь следом за тобой... Когда я писала тебе в первый раз, твоя мать не передала мне еще твое письмо, оно было для меня ударом грома! Ты преступник! Ты виновный! Это не умещается в моей бедной голове... Ты просишь у меня прощения. Не говори со мной так, ты разрываешь мне сердце. Мне нечего тебе прощать. В течение почти трех лет, что я замужем, я не жила в этом мире - я была в раю. Счастье не может быть вечным. Не поддавайся отчаянию, я все вынесла. Ты казнишь себя за то, что сделал меня кем-то вроде соучастницы такого преступника как ты... Я самая счастливая из женщин».
Разыгрывается сцена приезда Александры Муравьевой в Читу.
Входит Муравьева. Генерал жестом приглашает ее сесть, молча берет
у нее из рук подорожную.
Генерал:
Я сожалею, мадам Муравьева, что не могу вам сейчас же разрешить видеть мужа. Прежде вы дол жны будете подписать бумагу.
Муравьева:
Как, еще одну? Я ведь уже подписыва ла в Иркутске эти суровые параграфы. Неужто что-ни будь еще осталось, от чего можно отказаться?
Генерал молча протягивает ей лист бумаги
Княгиня (читает):
«Обязуюсь иметь свидание с му жем моим не иначе как в арестантской палате, где указа но будет, в назначенное для того время и в присутствии дежурного офицера; не говорить с ним ничего лишнего... вообще же иметь с ним дозволенный разговор на одном русском языке».
Муравьева с негодованием обращается к генералу:
«Генерал, согласитесь, что это бесчеловечно. Зачем же я спешила в эту глухомань?»
Муравьева:
Под конвоем провели меня по пустому тюремному двору... дежурный отворил дверь, и я шагну ла в полутьму.
Ведущий 2
Никита Михайлович рванулся к ней, звякнули цепи его.
Муравьева:
И звон охватил меня, ударил в сердце. И целовала мужа, и слезы, мои слезы текли по его щекам. «Пора», сказал офицер.
Муравьев:
Я почувствовал, что жена ищет руку мою, и тут я понял, в чем дело, ощутив в руке туго свер нутую бумагу. Едва жена ушла, я торопливо развернул листок, уже ощущая, что это привет оттуда, из России, которую мне вряд ли суждено увидеть.
Ведущий:
Почерк был ему знаком: летящий, взвихрен ный метельным окончанием слов, строк. Ошибиться бы ло невозможно.
Библиотекарь
Подруги по изгнанию дали ей шутли вое прозвище Мурашка. Но каким же твердым и несгиба емым характером обладала эта хрупкая с виду, золотово лосая красавица, дочь несметно богатых родителей воспитанная, образованная, обладающая тонкостью вку са и суждений!
И сколько жизней декабристов было спасено ею ее участием, помощью, добрым ее сердцем.
Пущин:
В самый день моего приезда в Читу призы вает меня к частоколу Муравьева и отдает листок бумаги, на котором неизвестной рукой выведено было: «Мой пер вый друг, мой друг бесценный!» (читает все стихотво рение).
И. И. ПУЩИНУ
Мой первый друг, мой друг бесценный! И я судьбу благословил, Когда мой двор уединенный, Печальным снегом занесенный, Твой колокольчик огласил.
Молю святое провиденье: Да голос мой душе твоей Дарует то же утешенье, Да озарит он заточенье Лучом лицейских ясных дней!
Отрадно отозвался во мне голос Пушкина. Увы! Я не мог даже пожать руку той женщине, которая так ра достно спешила утешить меня воспоминаниями друга.
Ведущий 3
Не имея возможности сразу же по прибытии в Сибирь передать эти стихи Ивану Пущину, два года хранила их Александра Муравьева. Она будто чувствовала, что сберегает частицу духовного богатства России.
А все ли знают о том, что Александре Муравьевой мы во многом обязаны тем, что можем сегодня видеть лица декабристов, запечатленные талантли вой кистью одного из них Бестужева?
Бумагу и краски для Николая Бесту жева и весь необходимый инструмент все это выписы вала из Москвы и оплачивала через свекровь Александра Григорьевна.
Учитель литературы
Какая же все-таки это была удиви тельная женщина! Всегда веселая и спокойная с виду, она разрывала свою жизнь и свое сердце между чувством любви к присутствующему мужу и к трем, оставленным там, в Москве, детям.
А печалиться было о чем: через год после отъезда умер их сын, а обе дочери, лишенные мате ринской ласки, тяжело заболевают. Одна умерла совсем юной, другая сошла с ума. Но никогда ни единым словом не проговорилась Александра Григорьевна мужу о своем горе, а чтобы чаще видеть его, сняла квартиру напротив тюрьмы.
Александрина умерла в конце ноября 1832 го да. Ее последние минуты были величественны: она продиктовала прощальные письма к родным и, не желая будить свою четырехлетнюю дочь Нонушку, спросила ее куклу, которую и поцеловала вместо нее.
Дни в Забайкалье стояли студеные, земля закамене ла, и надо было оттаивать ее, чтобы вырыть могилу. Выз нали каторжников, обещая им заплатить, чтобы сделали все быстро и хорошо. Каторжники возмутились: «Какие деньги? Мы же мать хороним, понимаете? мать! Так не обижайте нас, разве деньги могут заменить ее добро ту?» Муравьева стала первой жертвой Петровского завода, она умерла в возрасте 28 лет. Никита Муравьев стал седым в тридцать шесть – в день смерти жены.
Учитель истории
После смерти родителей детей декаб ристов должны были отдавать в казенные учебные заведения, где они не имели права носить фамилии своих роди телей, а назывались по имени отца.
Софья Никитина под такой фамилией была записана в Екатеринин ский институт дочь Муравьевых, родившаяся в ссылке. Но на фамилию «Никитина» она ни разу не отозвалась. Она словно бы и не слышала этой фамилии.
Однажды в Екатерининский инсти тут приехала императрица Александра Федоровна. Воспитанницы института склонились в учтивом поклоне. Несколько в стороне от всех – дочь Муравьевых. Императрица, милостиво улыбаясь воспитанницам, поздоровалась с ними. Те по оче реди ответили: «Добрый день, матушка! Здравствуйте, матушка! Благодарю Вас, матушка!»
Вот императрица приблизилась к дочери Муравьевой, погладила ее по голове, та сдержанно ответила: «Благодарю вас, ваше величество!» Императрица была крайне удивлена: «А что же ты меня ма тушкой не называешь, как все?» «У меня есть только одна мать и она похоронена в Сибири», - с достоинством ответила дочь Муравьевых.
Учитель литературы
Великий выдумщик и фантазер Александр Дюма говорил, что история для него гвоздь, на который он вешает свою картину. «Гвоздем» бывал какой-то истори ческий факт или личность, рассказывая о которых Дюма считал вправе фантазировать, менять, домысливать. Ина че вряд ли произошел бы эпизод, описанный самим Дюма.
Инсценировка разговора императора с императрицей:
Дюма. Однажды царица уединилась в одном из сво их будуаров для чтения моего нового романа. Во время чтения отворилась дверь и вошел император Николай
·.
Императрица, увидев императора, прячет книжку под подушку
Дюма. Император замечает это и, остановившись против своей августейшей половины, спрашивает: «Вы читали?»
Императрица. Да, сударь.
Император. Хотите, я вам скажу, что вы читали?
Императрица виновато молчит
Император (сурово). Вы читали роман Дюма «За писки учителя фехтования».
Императрица (удивленно). Каким образом вы зна ете это, сударь?
Император. Ну вот! Об этом нетрудно догадаться. Это последний роман, который я запретил...
Ведущий 4
Почему Николай I запретил этот ро ман, современникам было хорошо известно. Дело в том, что героями романа «Записки учителя фехтования» были поручик кавалергард ского полка Иван Александрович Анненков и францу женка Полина Гёбль, выведенные в романе под именами Алексея Ванникова и Луизы Дюпон.
Учитель истории
В марте 1826 года Ивану Анненкову исполнилось 24 года. День рождения он встретил в каме ре Петропавловской крепости. О чем он думал, сидя на жесткой койке своей в тот день: о матери, не принявшей никаких мер для облегчения участи сына? О прошлой вольготной жизни? А может, о встречах с милой францу женкой, напевающей пахнущую детством французскую песенку?
Библиотекарь
Невеста Анненкова приехала в Сибирь еще под именем мадемуазель Полина Гёбль.
Когда Полине Гёбль, дочери полковника наполеоновской армии, было 14 лет, она, прогуливаясь с подругами, впервые увидела русских офицеров и с улыбкой сказала: - Я выйду замуж только за русского.
- Что за странная фантазия, удивились подруги, где ты найдешь русского? В 17 лет она поступила продавщицей в модный дом в Париже. В 1823 году приняла предложение торгового дома «Дюманси» и поехала работать в Россию. Модный дом «Дюманси» находился рядом с особняком Анны Ивановны Анненковой, обожавшей делать покупки. Почтительный сын иногда сопровождал свою мать блестящий офицер, единственный наследник крупнейшего в России состояния. Когда он потерял все чины и богатство и был сослан на каторгу, Полина согласилась стать его женой.
Так началось путешествие францу женки Полины Гёбль к сибирячке Прасковье Анненко вой.
Ему было 23 года, ей 25. Они го рячо полюбили друг друга, но обвенчаться не могли, а, зная нрав его матери, Анны Ивановны Анненковой, на тайный брак не решались.
После восстания на Сенатской пло щади император лично обещал поручику Анненкову сгноить его в тюрьме, что и выполнялось с неукоснитель ной точностью.
А в это время, в апреле 1826 года, у Полины Гёбль родилась дочь, девочку назвали Анной в честь бабушки.
От Полины отвернулись друзья. Лишенная работы, больная, она тем не менее предпринимает отчаянные попытки узнать что-либо о судьбе Анненкова.
Однажды холодным декабрьским утром 1826 года она узнала, что ночью Анненкова с това рищами увезли в Сибирь. Один из солдат крепости пере дал ей записку, в которой была только одна фраза на французском: «Встретиться или умереть!»
Француженка Полина Гёбль еще в Петербурге, когда шел судебный процесс, перебралась ночью на плоту через бушующую, в огромных льдинах, Неву в Петропавловскую крепость, чтобы поддержать Ивана Анненкова. В камере они обменялись кольцами и дали друг другу обет «соединиться или погибнуть». А потом она одна, по бездорожью, не зная русского языка, поехала в Сибирь.
Свадьба состоялась в Чите, в присутствии охраны и друзей-декабристов, жених был в кандалах. В качестве особой милости им разрешили побыть вместе после свадьбы два часа в присутствии офицера.
Как-то Александр Бестужев в знак уважения к этой удивительной женщине надел ей на руку браслет с тем, чтобы она с ним не расставалась до самой смерти. Браслет и крест, на нем висевший, были окованы железным кольцом из цепей, которые носил ее муж.
(Звучит «Сентиментальный вальс» Чайковского)
Учитель литературы
Полина Егоровна, живая, подвижная, привычная к труду, хлопотала по хозяйству с утра до вечера, собственноручно готовила, не доверяя кухаркам, завела огород, что значительно улучшило питание заключенных. И все это не теряя врожденного изящества и веселья. У нее был приятный голос, Анненкова любила попеть даже русские романсы, хотя очень плохо знала по-русски. Она буквально разрывалась, расточая ласки и заботы всем окружающим.
Ведущий 5
Совсем другую жизнь прожила Александра Ивановна Давыдова. В отличие от бездетной Нарышкиной, у нее на родине осталась куча детей. Потому-то она и приехала позже других: надо было всех как-то пристроить.
Первый «каторжный» ребенок, сын Вака (Василий), появился уже в Чите, в 1829 г. За Вакой последовали еще шестеро: Александра, Иван, Лев, Софья, Вера и Николай. Все требовали не только внимания и забот к этому Александра Ивановна привыкла, но и денег. А денег в семье Давыдовых всегда не хватало. Да и здоровье не было богатырским.
Тяжело переживает она разлуку с детьми. Какая пытка для матери поздравлять дочь с именинами за шесть тысяч верст! Или получить портреты детей.
Несмотря на замечательные душевные качества, А. И. Давыдова не стала столь известна, как Волконская или Муравьева. Современники написали о ней совсем мало. Тем больший интерес и, может быть, ценность представляет отзыв о ней самого Василия Львовича Давыдова. «Без нее меня уже не было бы на свете, писал Василий Львович из Петровского завода. Ее безграничная любовь, ее беспримерная преданность, ее заботы обо мне, ее доброта, кротость, безропотность, с которою она несет свою полную лишений и трудов жизнь, дали мне силу все перетерпеть и не раз забывать ужас моего положения»
А. И. Давыдова умерла в 1895 г., девяноста трех лет от роду.
Учитель истории
В октябре 1826 г. декабристов привезли на Благодатский рудник Нерчинских заводов и заключили в тюрьму темную, грязную и вонючую каморку. Ежедневно их опускали в подземные шахты, глубина которых достигала 70 саженей. Работали «государственные преступники» в цепях с 5 часов утра до 11 дня. Каждый должен был выработать не менее 3 пудов руды и перенести ее на носилках к месту подъема.
Все были закованы в кандалы, которые расковывали только в бане и в церкви.
Декабристы называли звон своих кандалов латинскими словами Vivos voco «Зову живых».
Рудник Благодатский. Коротенькая улица вросших в землю бревенчатых домов, каменистая почва, местами прикрытая травой, голые, выстриженные сопки – лес сведен на 50 верст вокруг, дабы не служил укрытием каторжникам, ежели вздумают убежать.
Над всем этим убогим, нагим пейзажем высится усеченная пирамида горы Благодатки, изъеденная снаружи, выгрызенная изнутри, в темных норах добывают здесь заключенные свинец с примесью драгоценного серебра.
Каторжная тюрьма. Разделенная на две неравные половины, она прятала в темной утробе своей по вечерам убийц, грабителей, разбойников – им была отведена половина побольше, государственным преступникам была отведена половина потеснее, но и этого было мало: внутри помещение «князей», как их называли сибиряки, дощатыми перегородками поделили на малые каморки без света.
В одной из них были помещены Трубецкой, Волконский и Оболенский, последний спал на нарах, вторым этажом над Трубецким. Камеры были тесны, на работу водили в кандалах, пища была более чем скудной, приготовлена ужасно. Тюрьма кипела клопами, казалось, из них состояли и стены, и нары, и потолки; зуд в теле был постоянным и невыносимым.
Невольники добывали скипидар, смазывали им тело, но это помогало лишь на короткий срок, от скипидара облезла кожа, а клопы с новой силой набрасывались на несчастного.
Вот в таких ужасных условиях содержались в тюрьме осужденные декабристы, которые так теперь не походили на тех блестящих молодых людей высшего света. Они обросли бородами, были одеты странно, чаще всего в одежду собственного покроя и производства, сшитую из случайной ткани или выцветших одеял.
С годами условия содержания декабристов становились все более мягкими. Через три года тех, кто содержался в Нерчинском остроге, перевели в Читу. Там с заключенных сняли кандалы, из них потом были сделаны кольца и браслеты, которые носили все жены декабристов и гордились таким украшением.
Теперь встречи стали ежедневными, чуть позже стало возможным проживание с мужьями, а затем некоторые поселились с семьями вне тюрьмы в своих домах.
Учитель литературы
В то время как Марья Николаевна, гуляя в окрестностях Читы, собирала камешки для коллекции, которая должна была со временем попасть в руки Николеньки, сам Николенька уже лежал в ограде кладбища Александро-Невской лавры в Петербурге.
Среди вещей умершего Николеньки, которые, по настойчивой просьбе Марьи Николаевны, были ей пересланы свекровью, она больше всего любила связанное из гаруса одеяльце. Она пришила к одному его краю завязки и носила вместо накидки.
Это пестрое, из малиновых и палевых полос одеяльце нарушило строгую черноту траура, в который Марья Николаевна облеклась со дня получения письма о смерти сына. Одеяло, так недавно согревавшее больное тельце ребенка, как будто еще хранило в себе частицу тепла отлетевшей маленькой жизни.
Учитель истории
Так как в окрестностях Читы не было рудников, декабристов, по указанию коменданта Лепарского, использовали главным образом на земляных работах: они копали ров под фундамент возводимой для них темницы и ямы для частокола вокруг нее, засыпали глубокий ров, который тянулся вдоль Московско-Сибирского тракта. Декабристы называли этот овраг «Чертовой могилой». В зимнее время работали в помещении: на ручных жерновах мололи рожь.
Острог в Чите с трудом умещал всех узников. Поэтому уже в 1828 году царь распорядился построить новую тюрьму для декабристов в Петровском заводе.
«Петровский завод был в яме, кругом горы, фабрика, где плавят железо, совершенный ад. Тут ни днем, ни ночью нет покоя, монотонный, постоянный стук молотка никогда не прекращается, кругом черная пыль от железа», - так описывает место заключения декабристов Полина Анненкова.
Страшным ударом для жен декабристов было известие о том, что в Петровском они не смогут больше жить семьями в собственных домах, а должны будут или поселиться в тюремных камерах, или, проживая вне каземата, ограничить свое общение с мужьями краткосрочными свиданиями в застенке дважды в неделю, подобно тому, как это было в Благодатском руднике и в первые годы в Чите.
1 октября 1830 г. А. Г. Муравьева пишет отцу: «Итак, дорогой батюшка, все, что я предвидела, все, чего я опасалась, все-таки случилось, несмотря на все красивые фразы, которые нам говорили. Мы в Петровском, и в условиях в тысячу раз худших, нежели в Чите. Во-первых, тюрьма выстроена на болоте, во-вторых, здание не успело просохнуть, в-третьих, хотя печь и топят два раза в день, но она не дает тепла; и это в сентябре. В-четвертых, здесь темно: искусственный свет необходим днем и ночью; за отсутствием окон нельзя проветривать комнаты. Нам, слава богу, разрешено быть там вместе с нашими мужьями; но как я вам уже сообщала, без детей, так что я целый день бегаю из острога домой и из дому в острог, будучи на седьмом месяце беременности. У меня душа болит за ребенка, который остается дома один».
К июню 1830 г. у А. И. Давыдовой, П. Е. Анненковой, А. Г. Муравьевой и Е. И. Трубецкой были на руках совсем маленькие дети, родившиеся в Чите, готовилась стать матерью М. Н. Волконская. Женщины не могли жить в темных и сырых одиночках Петровской тюрьмы вместе с детьми, не подвергая опасности их здоровье и самую жизнь. Но и перспектива новой разлуки с мужьями, соединения с которыми они добились ценой тяжелой борьбы и испытаний, повергла их в отчаяние.
Пока на Петровском заводе шло строительство специального здания каторжной тюрьмы, декабристы до 1830 г. оставались в Читинском остроге. 7 августа 1830 г. начался переход на новое место. Читинские жители, собравшись толпой у каземата, сердечно прощались с декабристами. Путь от Читы до Петровского завода предстояло проделать пешком, в сопровождении усиленного конвоя.
23 сентября декабристы вступили в Петровский завод. Петровская тюрьма была похожа на громадную подкову без единого окна. Волконская обтянула стены шелковой материей, бывшими занавесками, присланными из Петербурга. Было пианино, шкаф с книгами, два диванчика.
Новая тюрьма была построена с расчетом на одиночное заключение. Одноэтажное деревянное здание, камеры без окон, свет проникал только из коридоров через прорубленные в дверях маленькие оконца с железной решеткой. К тому же было сыро здание стояло на болоте.
Жены декабристов добивались улучшения жизни заключенных. Их письма к знатной столичной родне явились своеобразным протестом против условий тюремного быта. В широких кругах дворянства пошли толки о бесчеловечном обращении с «сибирскими изгнанниками». Под напором общественного мнения Николай I дал распоряжение прорубить окна в камерах Петровской тюрьмы. Вслед за первой уступкой женам декабристов удалось добиться следующей. С 1831 г. семейным ссыльным разрешили жить в домах, выстроенных недалеко от острога. Из этих домов вскоре образовалась целая улица, названная декабристами «Дамской».
Ведущий 1
Вернемся к началу добровольного пребывания жен декабристов в Сибири.
К некоторым из жен ссыльных смогли приехать их дворовые слуги. Кормили в остроге скудно, поэтому женщины по очереди приносили заключенным мужьям готовые обеды. В своих воспоминаниях Полина Анненкова рассказывает, как сначала в Чите у нее не было плиты, и она умудрялась готовить еду на трех жаровнях. Это восхищало ее подруг, для которых, выросших в роскоши или просто в богатстве и комфорте, домашнее хозяйство в любом виде было сопряжено с трудностями. С овощами они еще как-то справлялись, но если было нужно приготовить сырое мясо или выпотрошить курицу, женщины при всех стараниях не могли справиться. Трудно понять, как смогли выдержать все это женщины, которые с детства были окружены сонмом мамок и нянек, а если и умели что-то делать сами, то только вышивать бисером и гладью. (
У Анненковой, Давыдовой, Фонвизиной и других были огороды, на которых они выращивали множество видов овощей, позже появился домашний скот.
Ведущий 2
Обстановка в домах была скромной, единственной роскошью стало пианино в доме Волконских. Декабристов сослали в такую глушь, где невозможно было достать многих вещей. Родственники присылали и мыло, и белье, и одежду, и бумагу с чернилами, иногда переправляли кофе, вино и шоколад.
Особенно остро ощущалась нехватка книг и недостаток интеллектуального общения, это служило для жен декабристов дополнительным стимулом, чтобы держаться вместе, преодолевая разность характеров, иногда довольно заметную. Несмотря на то, что с течением времени почти все они разъехались на поселение, прочные дружеские связи между ними сохранились.
Ведущий 3
Несмотря на бедность, бытовую неустроенность, тяжелый непривычный климат, оторванность от привычной среды и образа жизни, необходимость самим заботиться о пропитании, женщины старались всегда выглядеть достойными своего происхождения и воспитания. Этим они разительно отличались от массы местного населения, что позволяло им занимать особенное положение в довольно замкнутом мирке приострожных деревень или на поселении.
Учитель литературы
Жизнь продолжалась. Рождались дети.
Новорожденных принимал Фердинанд Богданович Вольф. Из 18 детей выжили и выросли 14. Среди них: Миша Волконский, Саша Трубецкая, Ольга Анненкова, Нонушка Муравьева. Нянчили и воспитывали детей все вместе.
Иван Якушкин вспоминал: «Нигде дети не могли быть окружены более неустанным попечением, как в Чите и Петровском; тут родители их не стеснялись никакими светскими обязанностями и, не развлекаясь никакими светскими увеселениями, обращали беспрестанно внимание на детей своих». Детей обучали иностранным языкам, музыке, рисованию, истории, словесности, математике, географии.
Конечно, дети много болели. М. Бестужев писал: «Осенью все дети перехворали кашлем, две дочери отделались от него кое-как. Мой милый сын Коля сделался его жертвою. Он умер крупом».
Учитель истории
На шестнадцатый год изгнания детям, рожденным в Сибири, дали разрешение получить образование в казенных учебных заведениях, если они поменяют фамилию. С этим условием согласился только В. Л. Давыдов. На поселении в Красноярске он имел сыновей – Василия, Ивана, Льва и дочерей – Александру и Софию. В. Л. Давыдов, один из всех декабристов, в 1842 году отдал детей на воспитание за казенный счет под фамилией Васильевы.
Библиотекарь
Многие декабристы могли бы, наверное, подписаться под поэтическими строками Владимира Раевского, обращенными к дочери Александре:
Чтец 1
Мой милый друг, твой час пробил. Твоя заря взошла для света; Вдали – безвестной жизни мета И трудный путь для слабых сил Ты знала только близ себя Одни приветливые лица, Не как изгнанника дитя, Но как дитя отца – счастливца! И ты узнаешь новый свет Там вечный шумный маскарад, В нем театральные наряды, Во всем размер, во всем обряды, На всё судейский строгий взгляд Не падаю, иду вперед с надеждой, Что жизнию тревожной и мятежной Я вашу жизнь и счастье оплатил Иди ж вперед, иди к призванью смело, Люби людей, дай руку им в пути, Они слепцы, но, друг мой, наше дело Жалеть о них и ношу их нести. Нет, не карай судом и приговором Ошибки их. Ты знаешь, кто виной, Кто их сковал железною рукой И заклеймил и рабством и позором.
1846 (или 1848)
Учитель литературы
29 января 1837 года в Петербурге от раны, полученной на дуэли, скончался Пушкин. Вскоре эта печальная весть дошла и до Сибири
(Звучит аудиозапись стихотворения Александра Городницкого «Пушкин и декабристы»)
Ведущий 4
Вернувшись после ссылки в Санкт-Петербург, супруги Волконские привезли из Иркутска кандальное железо, из которого потом выковали два перстня. Волконские хранили их до конца своих дней. Сделаны они были у самого лучшего ювелира того времени.
На перстне Сергея Волконского выгравированы готическими буквами инициалы «С.В.» и изображена княжеская корона. На перстне княгини Волконской изображен крестик, символ лишений и трудностей, которые испытывали декабристы в ссылке. Это кольцо меньшее по размеру и внутри украшено золотой обкладкой.
Такие перстни были и у других декабристов. Сейчас они хранятся в разных частных коллекциях и музеях мира. Перстни Волконских хранились в Тамбове у частного коллекционера Никифорова. Они были переданы ему дальней родственницей Волконских.
Иркутский музей декабристов.
Оставшиеся в живых декабристы получили амнистию лишь в 1856 году. В связи с коронацией нового императора Александра II был издан манифест об амнистии декабристов, которым разрешили вернуться из Сибири.
В живых осталось только 40 человек. Многие декабристы возвратились, но некоторые остались в Сибири. Сибирскую ссылку пережили 8 из 11 декабристок: первой умерла Муравьева (1832 г) в Петровском заводе, Ивашева (1839 г) в Туринске, Трубецкая (1854 г) похоронена в одной могиле вместе с тремя детьми.
Зажигаются свечи
Звучит полонез Огинского «Прощание с Родиной»
Дальнейшие строки читаются под музыку Поля Мариа «История любви»
(
Елизавета Петровна Нарышкина
Наталия Дмитриевна Фонвизина
Анна Васильевна Розен
Мария Казимировна Юшневская
Портрета Александры Васильевны Ентальцевой, к сожалению, не сохранилось
Камилла Ивашева
Учитель истории
Пребывание Е.И. Трубецкой и других жён декабристов вместе с мужьями имело огромное значение для жизни изгнанников. Самоотверженность и постоянная забота этих прекрасных женщин об узниках – яркая романтическая страница отечественной истории.
Переехав в 1845 г. в Иркутск, Трубецкая занималась благотворительностью, устраивала вечера. Однако годы тяжелых нравственных и физических испытаний, постоянные усилия в борьбе за здоровье мужа и детей подорвали её силы. Е.И. Трубецкая тяжело заболела и 14 октября 1854 г. скончалась в возрасте 54-х лет. За её гробом шёл, как писали, весь Иркутск.
Учитель литературы
Влюбившись в Сибирь, декабристы и их верные спутницы начали изучать ее природу, обычаи сибиряков. Разрабатывали обширный план развития сельского хозяйства Сибири, проекты училищ, строительства дорог. Писали учебники, бесплатно обучали детей. Распространение ремесел в Забайкалье во многом их заслуга. Особым событием стало открытие мужских и женских школ для детей всех сословий и национальностей.
Библиотекарь
После амнистии кто-то из декабристов остался навсегда в Сибири, другие разъехались по российским губерниям (и о каждом сохранились на новых местах самые благодарные воспоминания), кто-то вернулся в Петербург, в Москву. Наталья Фонвизина, уезжая, остановила свою карету у каменного столба на границе Азии и Европы. Встала лицом к Сибири и низко поклонилась ей, благодаря за хлеб-соль и гостеприимство людей. «Поклонилась и родной земле, которая неохотно, словно мачеха, встретила меня». В Москве ее приняли холодно, шушуканьем и равнодушием.
Ведущий 5
В Центральном государственном архиве Октябрьской революции в Москве, в фонде Муравьевых, среди различных деловых бумаг, писем, справок, планов хранится уникальная вещь, которая могла бы стать великолепным музейным экспонатом: большой белый платок и на нем старательно и красиво переписанные черной тушью документы, связанные с отъездом А. Г. Муравьевой в Сибирь
Скорее всего эту работу выполнила дочь Муравьевых Софья Никитична Бибикова (в Сибири все звали ее Нонушкой), свято хранившая декабристские реликвии.
Чтец 2
О декабристах горы книжек
От площади Сенатской до
Сторожевых острожных вышек,
Как горечь канувших годов.
Но вот я узнаю впервые,
Как, может быть, узнаешь ты:
Ввели пришельцы горевые
Обычай разводить цветы.
Сквозь каторжное лихолетье
Светил им 30 лет подряд,
Как через тучи солнце светит,
Родного дома аромат...
(А. Марков)
(Звучит песня К.Фролова «Посвящение женам декабристов»)
Отчий край – великая страна Россия. Ты моя отчизна, мой любимый край. Здесь богатые леса – тайга Сибири, Где багульника цветами розовеет май. Вширь распахнуты твои просторы, Опоясанные ниточками синих рек. Здесь святые Пушкинские Горы И воды Байкала бесконечный бег. И когда в Москве звонят колокола, Звон идёт по всем церквам державы. Здесь корабликом Великого Петра Петербург стоит в величии и славе. Он стоит, в музейной памяти храня Звон цепей и декабристов стоны, Как «обласканные» милостью царя, Из дворцов в Сибирь их уезжали жены. В суете и сутолоке суматошных дней Не забудем же мы помыслов их чистых, О свободной жизни пламенных идей, Возродим места, где жили декабристы. Установим вехи по местам святым, Связь времен мы сделаем единой. И своей родной отчизне посвятим Наших душ прекрасные порывы.
Учитель литературы
Николай Алексеевич Некрасов запечатлел образы Екатерины Ивановны Трубецкой и Марии Николаевны Волконской в своей поэме «Русские женщины». Третья часть поэмы, посвященная Александре Григорьевне Муравьевой, сохранилась лишь в черновом варианте
Используемые Интернет-ресурсы и литература
Исторический роман Марии Марич «Северное сияние» ([ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ])
Павлюченко Э. А. - В добровольном изгнании: о женах и сестрах декабристов. - М.: Наука, 1976.
Сайт учителя русского языка и литературы Перовой Инессы Николаевны, учителя русского языка и литературы МОУ «СОШ №13 с УИОП»
г. Электросталь Московской области
[ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]
[ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ]
http://travelforlove.ru/jeni-dekabristov/
13 PAGE \* MERGEFORMAT 143215
Рисунок 197,20 КБРисунок 1