Дипломная работа по теме Политическая лексика в российских и казахстанских СМИ
..4
Глава I. Язык как фактор политического воздействия..17
1.1.Политизированность современного языка СМИ.17
1.2. Роль и место языка в политике.22
Глава II. Содержание политической лексики29
2.1. Границы понятия «политическая лексика».29
2.2. Лексические средства языкового воздействия на массовое сознание..31
Глава III. Особенности политического словаря казахстанских и российских СМИ34
Заключение.49
Библиография.53
Приложение 1. Политическая лексика57
Приложение 2. Политическая фразеология (устойчивые словосочетания)60
Введение
Язык и политика – глубоко взаимосвязанные явления. Существует множество мнений различных исследователей относительно проблемы их взаимоотношений. Так, в своей работе «Политика и язык» В. Бергсдорф пишет о том, что «язык является политикой, а политика языком, поскольку власть не может покоиться только на физической и экономической силе, но требует и согласованности в действиях самих правящих классов» [1, с. 48]. По мнению Н. А. Ожеван, «язык – не только средство общения, но и разобщения. Не только средство самовыражения, но и средство манипулирования. Не только средство освобождения, но и порабощения языковыми стереотипами. Иначе говоря, язык неотделим от политики и властных отношений и только в этом контексте может быть понят адекватно» [2, с. 100]. Власть, осуществляемая политическими деятелями, во многом зависит от того, насколько профессионально ими используется язык, ведь язык - это тоже средство осуществления власти, её инструмент. Политик должен уметь выбирать нужные слова и выражения, чтобы донести до адресата свои мысли, свою политическую позицию. Нельзя не согласиться с мнением Р. Водак, которая утверждает, что «язык обретает власть только тогда, когда им пользуются люди, обладающие властью; сам по себе язык не имеет власти» [3, с. 19].
Объектом нашего исследования является политическая лексика и фразеология русского языка (2006 – 2008 гг.).
Необходимо отметить также и то, что объектом изучения является политическая лексика и фразеология, единицы которой выражают политическую связанность вне зависимости от контекста.
Язык политики предназначен для политической коммуникации. И в этой связи О. И. Воробьёва, выделяя политический язык как самостоятельную языковую подсистему (путём анализа его лексического уровня), даже говорит о возможном появлении новой дисциплины –лингвополитологии, объектом которой он и будет являться. Е. И. Шейгал пишет о том, что язык политики «следует рассматривать как один из профессиональных подъязыков – вариантов общенационального языка» [4 с. 19]. Как отмечают некоторые исследователи, политический язык выполняет противоречивые функции, поскольку, с одной стороны, «язык политики, прежде всего, – язык власти, специальный язык для профессиональных целей» [5, с. 114], а с другой стороны, язык политики «должен быть доступным для понимания (в соответствии с задачами пропаганды)» [6, с. 24], это общепонятный язык публичной политической речи. Именно такое свойство данной подсистемы языка, как доступность, «позволяет некоторым исследователям отрицать существование языка политики» [7, с. 20].
Исследуя язык политики, В. Дикманн говорит о таком его свойстве, как неопределённость, то есть он отмечает свойства как характерные для других лексико-семантических подсистем (расплывчатость значений, (абстрактность, сложность, нечёткость, относительность, многозначность), так и характерные только для общественно-политической лексики (идеологически обусловленная многозначность, которая детерминирована не контекстом, а политическими установками и целями).
В энциклопедическом словаре, посвященном науке политологии, отмечаются такие свойства языка политики, как «сообщение оценок до информации о фактах; предпочтение общих формулировок и абстракций изложению конкретных фактов; замена неудобных выражений условными или ничего не говорящими; использование языковых шаблонов и стереотипов; доминирование комментария над информацией» [8, с. 409].
Специфика политического языка, по мнению Д. В. Ольшанского, «состоит в его назначении служить материализованной (устной или письменной) языковой формой фиксации политических идей и практики власти, в которых одновременно и обнаруживается и скрывается их подлинный смысл» [Ольшанский, с. 563]. Также им отмечается такое свойство политического языка, как аксиологичность (явная и скрытая), при этом «оценки доминируют над фактами» и осуществляется воздействие «на эмоции, а не на разум» [9, с. 564-565]. Следует отметить такое свойство языка политики, как чрезвычайная подвижность, мобильность, динамичность. Он очень быстро реагирует на любые изменения в обществе: появляются одни слова и выражения для обозначения новых политических реалий, исчезают из употребления другие и используются лишь как обозначения реалий прошлого, происходят изменения в семантике языковых единиц и т. д. Другим важнейшим свойством политического языка является его семантическая и стилистическая незамкнутость, что обусловливает проникновение в язык политики единиц из других общественных сфер, (общеупотребительность многих политических терминов и отсутствие чёткой стилистической закреплённости). Здесь мы согласимся с мнением О. И. Воробьёвой о том, что «политический язык шире понятия стиля» [10, с. 16], и было бы неправильно считать его принадлежностью лишь публицистического стиля речи, но тем не менее основной сферой его функционирования является именно публицистический стиль.
Язык политики привлекал внимание исследователей издавна. Большая часть исследований посвящена описанию языка политики определённого периода времени (И. Ф. Протченко, Т. С. Коготкова, Н. А. Купина и др.) или отдельной сфере его функционирования: о лексике сферы международных отношений пишет Ф. П. Сергеев; культуре парламентской речи, языку публичных выступлений посвящены работы С. И. Виноградова, Е. Н. Ширяева, В. П. Даниленко, О. Л. Дмитриевой, Д. Ю. Гатина и др. Многие исследователи занимаются изучением отдельных слов и выражений, принадлежащих языку политики (М. У. Эткин, А. В. Зеленин, Г. Д. Удалых, Эр. Хан-Пира).
Существует ряд работ, посвященных изучению общественно-политической лексики тех или иных писателей, например Ю. А. Бельчиков изучал общественно-политическую лексику В. Г. Белинского [11, 1962], В. И. Акимова – общественно-политическую лексику в публицистике Н. П. Огарёва.
В связи с радикальными изменениями, произошедшими в нашем обществе в конце 80-х – начале 90-х гг. XX века, интерес к языку политики особенно возрос. Одним из объектов, привлекших внимание учёных, стала политическая метафора (А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов, Е. Г. Казакевич, А. П. Чудинов, И. М. Кобозева, Е. И. Чепанова и др.). Интенсивное развитие получили работы, посвященные проблемам политического дискурса (В. Н. Базылев, Е. И. Шейгал, О. А. Бурукина, В. И. Убийко, В. И. Шаховский и др.), который, как правило, изучается с точки зрения эффективности речевого воздействия в сфере массовой коммуникации.
Что касается лексикографии, связанной со сферой политики, то следует отметить, что существует два типа словарей: первый можно назвать словарями политики, которые ориентированы не столько на объяснение значений слов и выражений, сколько на разъяснение самого понятия, например: «Политический словарь» (1958), «Политология: Энциклопедический словарь» (1993), «Человек и общество: Краткий энциклопедический словарь-справочник (политология)» (1997), «Современная идеологическая борьба: Словарь» (1988), «Основы политологии. Краткий словарь терминов и понятий» (1993), Халипов В. Ф. Власть: Кратологический словарь (1997) и др. Второй тип словарей - это словари языка политики. Они по своей сути являются не энциклопедическими словарями, а толковыми. В центре внимания подобных лексикографических исследований находится именно значение слов и выражений.
Ещё в 20 – 30-е гг. XX века о создании специального словаря сферы политики, который был бы реализован с экспрессивно-оценочной точки зрения, говорили многие учёные, в том числе В. М. Жирмунский, Е. А. Поливанов, А. М. Селищев. О способах представления изучаемой лексико-семантической подсистемы писали А. Л. Голованевский, Т. Б. Крючкова и др.
Поскольку политическая жизнь общества меняется, не стоит на месте, словари такого типа нацелены на отражение динамических процессов в языке, и при описании словарями политического лексикона подразумевается наличие определённых хронологических рамок. В качестве примера можно привести «Словарь перестройки» (1992), в котором отмечаются слова и выражения, а также значения некоторых из них, ставшие новыми для русского языка, получившие актуализацию и т. д. В 1994 году вышла работа А. Н. Баранова и Ю. Н. Караулова «Словарь русских политических метафор», в котором описаны и классифицированы основные метафорические модели, свойственные политической жизни 1989 – 1991 гг. К словарям, описывающим язык политики, относится и «Идеологически-оценочный словарь русского языка XIX – начала XX веков» А. Л. Голованевского (1995). Существуют идеологические словари языка писателей, политиков (словарь М. Горького, словарь К. Маркса и Ф. Энгельса), в которых представлена лексика с идеологической оценкой. Значительное количество работ представляет собой переводные словари, посвященные общественно-политической лексике, в частности «Русско-английский словарь общественно-политической лексики» В. Родионовой и В. П. Филатова (1987), «Французско-русский и русско-французский словарь общественно-политической лексики средств массовой информации 90-х годов XX века» Т. М. Кумлевой и Ю. В. Кумлева (1999). Оригинальную модель англо-русского электронного словаря общественно-политической лексики, который обладает значительными преимуществами перед книжными изданиями, предлагают О. М. Карпова и С. А. Маник. Здесь следует сделать оговорку, что пока не существует словаря, который был бы полностью посвящен языку политики, хотя такого рода проекты существуют. Например, замысел создать «Краткий словарь политического языка» возник у В. В. Бакеркиной и Л. Л. Шестаковой [12, 1998]. Тем не менее существуют словари, которые, отражая языковую динамику в целом, содержат множество единиц языка, являющихся принадлежностью политического лексикона, например, серия периодических словарей «Новое в русской лексике». Преимущество таких лексикографических работ заключается в том, что они, не являясь нормативными, приводят слова и выражения в том значении, употреблении и написании, в каком они встречались в печати, то есть дают очень ценный материал для изучения развития значений единиц языка. Одним из основных источников, используемых нами при описании языка политики, динамики развития составляющих его слов и выражений, является «Толковый словарь современного русского языка. Языковые изменения конца XX столетия» (2001).
В истории изучения политической лексики русского языка (в её широком понимании) лингвисты традиционно выделяют два периода:
1)20 – 30-е гг. XX века. Сюда относятся работы А. М. Селищева, П.А. Баранникова, С. И. Карцевского, Р. О. Якобсона, П. Я. Черных, Б. А. Успенского и других исследователей, изучавших язык революционной эпохи;
2) с начала 50-х годов, когда появляется собственно сам термин «общественно-политическая лексика» (далее ОПЛ). С этого времени ОПЛ изучается как особая лексическая подсистема, при анализе которой намечаются несколько подходов:
а) номинативный, или содержательно-тематический, то есть связанный с номинативным описанием ОПЛ (Ю. А. Бельчиков, С. Г. Капралова, А. А. Бурячок, Л. А. Мурадова, И. Ф. Протченко, В. М. Мельник, Н. М. Лейберова и др.);
б) коннотативный, или номинативно-оценочный, согласно которому критерием принадлежности к ОПЛ становится сема «идеологичности», а одним из важнейших компонентов значения единиц этой лексической подсистемы является оценка, которую они могут приобретать (А. Л. Голованевский, В. И. Говердовский, Т. Б. Крючкова);
в) функционально-стилистический (Г.Я. Солганик, В.Г. Костомаров, Ю. Д. Дешериев, Д. Я. Розенталь, Ю. А. Бельчиков, Н. А. Колосова и др.). Исследователи, придерживающиеся данного подхода, основной акцент делают на работе с текстом, поэтому в центре их внимания находятся вопросы, связанные с принадлежностью ОПЛ к определённому функциональному стилю. Большинство работ посвящено функционированию ОПЛ в публицистическом и официально-деловом стилях;
г) концептуальный подход, который стал очень активно развиваться в 90-е годы XX века в работах О. Г. Ревзиной, Л. А. Ждановой, О. И. Воробьёвой и др. При структурировании концептосферы (ментального пространства) современного политического дискурса разные исследователи делают различные акценты. Так, например, В. И. Убийко считает базовым в политике концепт «власть» [13, 20], М. Р. Желтухина считает ключевым концепт «политик», так как «политик является основным действующим лицом в политической коммуникации, осуществляющим борьбу за власть» [14, с. 73], как основные в политическом дискурсе выделяются концепты «власть» и «политик» в работах Е. И. Шейгал.
Язык политики интересовал и зарубежных исследователей, в частности В. Бергсдорфа, Г. Лассвелла, Г. Клауса, Т. Уэлдона. Немецкий языковед В. Шмидт ввёл в научный обиход понятие «идеологической связанности» (Ideologiegebundenheit) лексических единиц. Следует отметить, что отдельно взятые вышеуказанные подходы отражают лишь какие-то специфические черты данной лексической группы, и исследователи, как правило, остаются внутри избранного ими аспекта изучения ОПЛ, не выходя за его рамки. Для более разностороннего описания изучаемой нами политической лексики и фразеологии мы осветим в той или иной мере каждый из подходов: что мы относим к политической лексике и фразеологии и какие тематические подгруппы выделяются в этой лексико-семантической подсистеме (номинативный аспект), что такое политическая оценка и как она изменяется (коннотативный аспект), в каких стилях преимущественно функционирует политическая лексика и фразеология, какие стилистические изменения она претерпевает (функционально-стилистический аспект), каковы самые частотные концепты языка политики, на основе которых выстраиваются метафорические модели (концептуальный подход).
Некоторые исследователи, в частности, А. Дэвис, склонны разграничивать термины «язык политики» и «политический язык». Так, под первым термином им понимается «терминология и риторика политической деятельности, где политики выступают в своей профессиональной роли (подобно дискурсам других профессиональных сфер – религия, медицина, юстиция и пр.)», в то время как «политический язык» не является прерогативой профессиональных политиков или государственных чиновников; это ресурс, открытый для всех членов языкового сообщества, он связан со специфическим использованием общенародного языка как средства убеждения и контроля, или, иными словами, это язык, применяемый в манипулятивных целях» [15,с.21].
Мы склонны придерживаться точки зрения Е. И. Шейгал, считающей, что обозначаемые этими терминами понятия пересекаются друг с другом: «Язык политики в значительном числе случаев является одновременно и языком манипуляций, хотя и не сводится к нему целиком: определённые аспекты языка политики, в частности, референтные знаки, выполняют сугубо информативную функцию. В то же время, «политический язык» используется в целях манипуляций во многих других сферах общения – в бытовом, рекламном, педагогическом, религиозном общении» [16 с. 21].
В силу того что два данных термина имеют значительную площадь пересечения, нами они будут использоваться как относительные синонимы. Чаще в работах встречается термин «язык политики», который носит условный характер и используется как при обозначении специального словаря политики, так и при изучении данного словаря с точки зрения прагматики, то есть его функционирования в речи. По мнению Е. И. Шейгал, «специфика политики, в отличие от ряда других сфер человеческой деятельности, заключается в её преимущественно дискурсивном характере: многие политические действия по своей природе являются речевыми действиями» [17, с. 17]. В этой связи мы будем использовать и термин «дискурс», который понимается нами в широком смысле, а именно как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)» [18, с. 136-137]. Таким образом, соглашаясь с мнением В. Н. Базылева, отметим, что политический дискурс предстаёт «в качестве текста, речевой практики и языкового феномена» [19, с. 7]. Под политическим дискурсом нами понимается «связный, вербально выраженный текст (устный или письменный) в совокупности с прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами, взятый в событийном политическом аспекте, представляющий собой политическое действие, участвующий во взаимодействии политических деятелей и отражающий механизм их политического сознания» [20, с. 28]. Язык политики предстаёт как «структурированная совокупность знаков, образующих семиотическое пространство политического дискурса» [21, с. 22]. В политический дискурс нами включаются речевые акты, газетно-публицистические тексты, посвященные политике, официальные тексты на политическую тему, научно-политологические статьи.
Фразеология понимается нами в широком смысле, то есть к фразеологизмам мы относим не только идиоматические обороты, но и пословицы, поговорки, афоризмы, меткие, часто повторяемые устойчивые в смысле порядка слов выражения, обороты. В языке политики постоянно возникают устойчивые словосочетания, с высокой частотностью воспроизводимые в речи. Обращает на себя внимание тот факт, что «ни одно из несвободных сочетаний политического дискурса не имеет стопроцентной устойчивости. Даже в словосочетаниях с относительно высокой степенью фразеологической спаянности (вертикаль власти, холодная война) ни один из элементов не предсказывает другой на 100% [22, с. 61]. Соглашаясь с мнением Э. В. Колесниковой, отметим, что с общеязыковой точки зрения, подобные словосочетания, не имеющие стопроцентной устойчивости, нельзя считать устойчивыми, но «внутри политического дискурса всё-таки различная степень устойчивости присутствует... Внутри политического дискурса «холодная война» является устойчивым словосочетанием, поскольку слово «холодная» фактически не употребляется вне этого сочетания», предсказывая его почти на 100% [там же]. Такую устойчивость Э. В. Колесникова называет функциональной. (Политическая фразеология обладает своими специфическими признаками, что не позволяет относить её к собственно фразеологии. Одно из главных отличий заключается в том, что собственно фразеология антропоцентрична по своему характеру, а политическая идеологизированна. Политические фразеологизмы, по мнению В. Н. Цоллер, – это «такое порождение языка массовой коммуникации в его политико-публицистическом аспекте, где ему соответствует идея (классовая, политическая, национальная и др.)» [23, с. 176]. Собственно фразеология воспроизводится веками, связана с национальной и культурной картиной мира, в ней отражены какие-то непреходящие ценности, в ней чётко разделяется плохое и хорошее, в то время как политическая фразеология привязана к определённым отрезкам времени и в своём развитии может претерпевать смену оценки. Политические фразеологизмы быстро возникают в связи с их многократным использованием и так же быстро исчезают, теряя свою актуальность.
Основным критерием отнесения того или иного словосочетания к фразеологизму мы считаем регулярность, частотность его употребления в языке политики. Если словосочетание обладает тенденцией к повторяемости, то оно включается нами в состав фразеологизмов. Кроме того, широкое понимание фразеологии позволяет нам относить к классу фразеологизмов политические афоризмы (процесс пошёл; хотели как лучше, а получилось как всегда; больше социализма), которые довольно часто используются в языке политики, а также выражения, возникшие в результате трансформации внутри политического дискурса. В них политическая реальность выступает в качестве первичного референта (пойдёшь налево – придёшь направо, на власть надейся, но дрова на зиму запасай), и в отличие от общеязыковых фразеологических оборотов, выполняющих стилистическую функцию, политические фразеологизмы выполняют функцию семантическую.
Хотя язык политики был объектом пристального внимания на протяжении всего XX столетия, политическая лексика и фразеология русского языка все же недостаточно изучена. Это подтверждается хотя бы тем фактом, что ни в одном из известных нам исследований четко не определены границы данной лексико-семантической подсистемы. Однако анализ специфических особенностей политической лексики и фразеологии показывает, что данный пласт языковых единиц можно и нужно изучать как относительно самостоятельную лексико-семантическую подсистему языка.
Актуальность настоящего исследования связана также и с тем, что язык политики конца XX – начала ХХI века претерпел значительные изменения, вследствие чего возникла необходимость осветить и систематизировать процессы, характерные для политической лексики и фразеологии в данный период.
Цели исследования:
1) выделение собственно политической лексики и фразеологии в самостоятельную лексико-семантическую подсистему, её систематизация и описание;
2) выявление специфических особенностей политической лексики и фразеологии.
Поставленные цели предопределили такие задачи исследования:
рассмотреть трактовки понятия «политика» и показать его тесную взаимосвязь с понятиями «власть» и «идеология»;
определить статус политической лексики и фразеологии внутри социально-политической, её отличительные черты, состав;
выделить ядро и периферию политической лексики и фразеологии;
выработать критерий классификации политической лексики и фразеологии;
проанализировать динамические процессы, свойственные политической лексике и фразеологии, их причины и характер.
Источниками фактического материала исследования послужили прежде всего периодические печатные издания. В меньшей степени нами задействована телевизионная речь. При изучении словарного состава языка многими исследователями отдаётся предпочтение языку газеты, что вполне объяснимо – «на страницах газет раньше всего формируются и новые понятия, и новые слова, и новые выражения. Именно в языке газеты легко прослеживаются все малейшие изменения в семантике слова, в его стилистической окраске» [24, с. 11].
Научная новизна исследования заключается в том, что в нем теоретически осмыслена прагматическая направленность политического дискурса. В рамках исследования проведен анализ лексических и фразеологических элементов, сообщающих высказыванию политическую направленность.
Теоретическая значимость исследования состоит в описании единиц политического дискурса, определяющих его прагматическую направленность. Предлагаемый подход может способствовать дальнейшей разработке данной проблематики в лингвистических исследованиях.
Практическая значимость полученных результатов заключается в том, что наблюдения и обобщения, сделанные в процессе исследования, могут использоваться в курсах лексикологии, при разработке спецкурсов по политической лингвистике, стилистике.
Для решения поставленных в исследовании задач применяется описательный метод, представленный такими приемами, как отбор, обработка и интерпретация материала, элементы когнитивно-дискурсивного анализа, а также метод трансформации.
Структура работы. Исследование состоит из Введения, трех глав, Заключения и списка использованной литературы.
Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость, ставятся цели, задачи, определяются методы, объект и предмет исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Язык как фактор политического воздействия» проводится обзор работ по проблематике исследования, описываются теоретические основания функционирования языка в политике, рассматриваются различные подходы к проблеме манипулятивного воздействия.
Во второй главе «Содержание политической лексики» определяются границы понятия «политическая лексика» и рассматриваются лексические средства языкового воздействия на массовое сознание.
В третьей главе «Особенности политического словаря казахстанских и российских СМИ» приводятся и подвергаются анализу выявленные единицы лексико-фразеологической подсистемы политического языка.
В Заключении подводятся итоги исследования, обобщаются практические результаты и определяются перспективы дальнейшего исследования.
Глава I. Язык как фактор политического воздействия
1.1. Политизированность современного языка СМИ
Все средства массовой информации в СССР были абсолютно идеологизированы, подвергались строжайшей партийной цензуре и обслуживали только и исключительно политические интересы советской власти.
У большинства государств, расположенных на территории постсоветского пространства, отсутствует государственная идеология, не сформирована национальная идея, но, с другой стороны, представлен достаточно широкий спектр политических воззрений, от крайне правых до крайне левых. При этом, как ни парадоксально на первый взгляд, ни одна политическая сила не имеет популярного органа массовой информации, так как у большинства партий и движений нет необходимых средств на «раскрутку» и поддержание своих СМИ, да, впрочем, и нет в этом острой нужды, ибо СМИ в массе своей абсолютно политизированы. Материалы, посвященные сиюминутным политическим вопросам, не составляет труда найти даже в таких изданиях, как женские журналы. Поэтому практически любая партия и движение находят «свои» газеты, журналы, телепрограммы и радиоэфиры на долговременной или кратковременной основе. Все это объясняется только одним: подавляющее большинство новых СМИ задумывалось и создавалось не как коммерческие предприятия (ибо подобного опыта раньше не существовало, да и сейчас информация не считается серьезным бизнесом), а как инструмент политического влияния, главное орудие формирования общественного мнения.
Таким образом, утратив тоталитарно-централизованную советскую схему организации, современные СМИ полностью сохранили политизированность, обслуживание в первую очередь политических интересов различных групп, как главную свою характеристику.
«Независимый орган массовой информации» – термин метафорический, так как в 99 процентах случаев он означает лишь одно – негосударственный.
Как мы уже говорили выше, на постсоветском пространстве нет опыта и, главное, социально-политических условий образования и существования подлинно независимых СМИ, то есть ни одно СМИ не обладает настолько крепкой финансовой базой, чтобы позволить себе независимую точку зрения, публикацию объективной и непредвзятой информации, равноудаленность от центров влияния.
Разгосударствление уже существовавших СМИ проходило по схеме акционирования и передачи акций «коллективу редакции». В результате контрольные пакеты через различного рода законные и полузаконные махинации переходили к ограниченной группе работников, как правило, старому руководству, которое тут же начинало искать финансового «покровителя». Дело в том, что сохранившиеся и по сей день схемы распространения и производства СМИ были рассчитаны на дотационную экономику издания или телерадиоканала, на заметное участие государственных структур в этом процессе (например, Минсвязи, почтовые отделения, транспортные предприятия). В эпоху централизованного тоталитаризма такое положение вещей мало кого беспокоило – ведь речь шла о формальном перекладывании средств из одного государственного кармана в другой.
После 1991 года ситуация резко изменилась – во-первых, ни одно СМИ, акционируясь, не сумело или не захотело приватизировать всю производственную линию, оставив за собой лишь редакционные площади, творческие коллективы, оборудование и товарный знак. В результате типографии, распространительские и транспортные организации, средства доставки эфирных сигналов образовали самостоятельные компании и стали практически монопольно диктовать цены на производство, распространение и доставку сигнала. Да и отношения между государством и СМИ перешли из сферы формальных в чисто коммерческие.
Все это поставило СМИ на грань выживания, и выжить смогли лишь те, кто начал, как и прежде, в советские времена, получать дотации. Просто сейчас изменился их источник: сегодня «независимые» СМИ получают дотации от частных лиц, политических объединений, государственных и негосударственных монополий и т.д. Причем чаще всего дотации оформляются через приобретение жертвователями контрольного или блокирующего пакета акций, а также через соучредительство.
Вновь создаваемые СМИ, как мы уже замечали выше, редко замысливаются своими создателями как коммерческое предприятие, сулящее прибыль. Как известно, нет правил без исключений. Из российских СМИ наиболее близко к понятию подлинной независимости подошло частное информационное агентство «Интерфакс», составляющее успешную конкуренцию такому государственному гиганту, как ИТАР-ТАСС. Оно создавалось, строило свою политику и развивалось как агентство, жестко ориентированное на получение прибыли от продажи информации. Однако, при видимом благополучии и ежегодном росте числа корпунктов и представительств в России и странах СНГ, «Интерфакс», тем не менее, связывается многими источниками с финансовыми и коммерческими структурами, близкими к администрации президента.
Таким образом, на сегодня в традиционно более важном и влиятельном – так называемом «центральном» информационном поле, кроме государственного блока СМИ, свыше 50 процентов акций принадлежит нескольким весьма влиятельным негосударственным, частным СМИ.
Ситуация в региональных СМИ почти в деталях копирует ситуацию со СМИ центральными, хотя, безусловно, содержит ряд региональных особенностей.
В силу того, что условия выживания СМИ в провинции были неизмеримо более жесткими, чем в центре, их зависимость от «дотаций» сильнее, а возможности избавиться от нее в обозримом будущем более эфемерны.
Поскольку в провинциях и финансовый, и промышленный, и торговый капитал более зависимы от официальных властей, в первую очередь от губернаторов и глав автономных республик, то в большинстве случаев СМИ получают финансовую подпитку именно от власти. Очень распространена смешанная форма владения СМИ по схеме: частный капитал плюс администрация, выступающие в качестве соучредителей.
Из-за постоянно ухудшающегося экономического положения населения в регионах центральные издания потеряли свое былое влияние там, дороговизна подписки вызвала резкое сокращение их тиражей. Существуют примеры, когда в целых областях с населением в несколько миллионов человек некогда весьма популярная газета выписывается в количестве 600 – 1000 экземпляров. Кроме того, в силу своей крайней политизированности и удаленности проблематики от интересов провинциальной аудитории, центральные СМИ утратили ее доверие и былой авторитет, когда выступление центральных СМИ в защиту читателя или зрителя означало, как правило, решение проблемы.
Все это привело к необыкновенному росту влияния на аудиторию местных СМИ, в особенности печатных. Именно исходя из данного феномена, локальные администрации и стараются подчинить себе как можно больше СМИ.
Безусловно, в столь кратком обзоре мы лишь коснулись главных особенностей состояния современных СМИ.
Необходимо осветить еще одну сторону проблемы: для подавляющего большинства постсоветских стран на сегодняшний день характерна ситуация, когда население в гораздо меньшей степени задействовано в политических реформах по сравнению с элитами.
Высокая степень аполитичности казахстанского населения на современном этапе развития по-прежнему сохраняется. Скорее всего, такое положение обусловлено в первую очередь тем, что на сегодняшний день демократические ценности, признаваемые в принципе, пока еще не воспринимаются массовым сознанием в качестве реального инструмента решения стоящих перед обществом проблем. В то же время, нельзя не отметить наметившейся тенденции определенного изменения общественного мнения. Активизация политического процесса в последние годы, связанная с проведениями выборов на разных уровнях не могла не найти отклика в общественном мнении.
Так, прошедшие выборы в маслихаты 2003 г. и выборы в Мажилис Парламента РК в 2004 г. продемонстрировали средний уровень явки избирателей, что говорит о небольшом повышении активности электората. На выборах в маслихаты и Мажилис явка составляла около 56% от всего электората. Это может свидетельствовать об успешности информационных ресурсов партий и об определенном росте политического сознания населения, его неудовлетворенности некоторыми моментами развития политической системы страны.
Однако данное незначительное повышение политической активности населения, скорее всего, носит временный характер. В нынешних условиях граждане не верят в возможность своего влияния на политические события через участие в том или ином политическом объединении и на выборах.
Таким образом, как показали прошедшие выборы, у значительной части казахстанцев присутствует пассивный интерес к политике. Это во многом связано с тем, что в общественном мнении политика мало связана с повседневной жизнью. Большинство граждан не верят в возможность своего влияния на политические события через участие в том или ином политическом объединении и на выборах. В результате партийная деятельность и политика в целом превратилась в занятие преимущественно самой политической элиты, а также политических партий и общественно-политических организаций.
Такая дистанцированность основной части населения и политической элиты сохраняется уже на протяжении нескольких последних лет, что подтверждается прошедшими избирательными кампаниями.
Тем не менее, как продемонстрировали прошедшие выборы в период избирательного процесса уровень участия населения в политической жизни постепенно повышается. Это обусловлено рядом объективных причин, среди которых основное место занимают динамичные и широкомасштабные PR-кампании политических партий, которые на определенное время существенно активизируют политические процессы в стране.
1.2. Роль и место языка в политике
Информационные технологии за последнее время преобразили облик современного мира. Средства и каналы доставки сведений, созданные на основе компьютерных и межспутниковых систем связи, совершили революцию в человеческом общении. Формируемые на их основе потоки сообщений создали информационную сферу, которая превратилась в самостоятельную область жизни со своими институтами, нормами, устойчивыми отношениями и связями. В этой динамично изменяющейся информационной среде политические деятели выстраивают новые отношения, формируют новый стиль общения с властью. Государственные структуры начинают осваивать технологии пиар-коммуникаций, политической рекламы и другие методы общения с гражданским обществом. Характерным показателем возникновения новых политических практик и отношений в сфере власти служат политические коммуникации.
Как показывает мировой опыт, развитие политических коммуникаций неразрывно связано с усложнением способов организации политического дискурса. Теоретические основы политической коммуникативистики как науки, изучающей природу и строение информационно-политической сферы общественной жизни, тенденции развития публичных и непубличных контактов, заложили естественнонаучные исследования Н. Винера, К. Шеннона, У. Уивера, философские, социологические и лингвистические изыскания Дж. Гэлбрейта, Т. Парсонса, Д. Рисмена, Д. Белла, Г. Блумера, М. Бубера, Т. Ньюкомба, А.Моля, А. Турена, Ю. Хабермаса, Н. Лумана, Ф. де Соссюра, Р. Якобсона, А. Тоффлера и многих других теоретиков, работающих в области изучения этой междисциплинарной проблемы. Г. Лассуэл, Р. Брэддок, С. Липсет, У. Липпман, П. Лазерсфельд, Р. Парк, Г. Маклюэн стоят у истоков политической коммуникативистики. Начало изучению этой тематики было положено в 20-е годы прошлого столетия. Следует особо подчеркнуть внутреннюю противоречивость политической коммуникативистики, становление которой происходило на стыке естественных и гуманитарных наук.
Главной задачей языка, как известно, является создание, хранение и передача информации, осуществление процесса коммуникации и обеспечения связи поколений, а, следовательно, прогресса человечества. Язык – это и орудие мышления, и средство общения. Язык принадлежит человеку и подчиняется ему. Он рассматривается людьми как данность, как нечто естественное, что становится собственностью каждого из нас по мере овладения в процессе онтогенеза. По определению Р.М.Блакара, «мы реально живем и действуем внутри мира языка» [25, 88].
Неоценима роль языка в общественной жизни: «большинство из того, что происходит в социальной сфере, опосредуется языком»[26,89]. В идеале язык призван обеспечивать естественный бесконфликтный общественный прогресс, поддерживаемый успешной коммуникацией. По теории Аристотеля, само государство возникло как «некое общение», общение ради удовлетворения общих интересов, или «человеческое общение в наиболее совершенной его форме, дающей людям полную возможность жить согласно их стремлениям ...» [27, 403]. Благодаря языку человек является существом общественным, а согласно Аристотелю, существом политическим и способным управлять во имя некоего «высшего блага», которое, в свою очередь, «относится к ведению важнейшей науки, т.е. науки, которая главным образом управляет». Аристотель говорит здесь о «науке о государстве, или политике», которая обязана своим возникновением как социального явления общению, а, следовательно, языку [28,201].
Существование тесной связи и взаимозависимости языка и политики является одной из актуальных тем научных работ не только в области политологии, социологии и философии, но и лингвистических исследований.
В основе сопоставимости политики и языка лежит их генетическая общность: и язык, и политика – явления общественные, они возникли и изменяются вместе с появлением и развитием человеческого общества. История показывает, что язык является одним из важнейших факторов осуществления политики, порождающим ее и, в то же время, подчиняющимся ей. Язык был и остается инструментом власти, на котором, по словам Р.М.Блакара, «играет тот, кто им пользуется» [29, 86].
Политика как наиболее всеобъемлющее социальное явление, управляющее основными сферами жизни, характеризуется стремлением к единению государства и общества. Реализуется данная установка в подавляющем большинстве случаев при помощи языкового общения как наиболее действенного средства, имеющегося в распоряжении политической власти. А.А.Леонтьев подчеркивает: «...общение посредством языка есть наиболее прямой, наиболее действенный путь к преобразованию сознания. Через значение слов (и других языковых знаков) мы можем воздействовать на предметное значение слова, т.е. на то, как человек осознает предмет и явление в действительности...» [30,27]. Именно «преобразование сознания» людей, общества в целом путем изменения глубинных концептуальных конструкций, или «модели мира», манипуляция сознанием является залогом успешной политики. Язык выступает проводником идеологических концепций, необходимых государству для поддержания и обоснования своего существования на определенном этапе развития общества. Нередко в политике слово заменяет дело; существует даже точка зрения, что кризисная политика характеризуется обилием слов. В целом любое политическое действие сопровождается действием языковым, адресатом которого выступает прежде всего общество. Оно направлено на осуществление конкретной прагматической задачи: поворот общественного сознания в необходимом власти направлении, оправдывающем данное действие.
В процессе достижения собственных задач политика использует все доступные языковые средства. В частности, одним из важнейших факторов выступает выбор слов и выражений, приобретающий характер политического действия. P.M. Блакар отмечает в этой связи: «Причина того, что выбор слова или фразы представляет средство или инструмент власти, состоит в том, что одно и то же явление может быть выражено несколькими синонимическими способами..., подчас в очень тонких различиях между так называемыми синонимическими выражениями заключен один из наиболее важных инструментов отправителя» [31, 102].
Виртуозное владение языком, способность превратить слово в орудие является одним из необходимых качеств профессионального политика, будь то рядовой депутат или политический лидер. Политику делают политики, а политиков делает слово. Недаром Аристотель отмечал красноречие как одно из наиболее почитаемых умений в государстве, наряду с умениями в военоначалии и хозяйствовании [32,325], а В.И. Даль определял политика как человека скрытного и хитрого, умеющего наклонять дела в свою пользу, кстати молвить и вовремя смолчать [33,261]. В современном мире, как никогда раньше, деятельность политика ассоциируется прежде всего с вербальной деятельностью. Отвечая на вопрос, почему именно вербальная деятельность становится определяющей в работе политика, А.В. Глухова отмечает: «Если трактовать политику как использование властных механизмов для достижения определенных целей, то очевидно, что такая деятельность предполагает наличие у субъектов политических действий согласия по поводу ряда общих понятий, основных терминов, при помощи которых они объясняются между собой и с населением, описывается окружающая их реальность» [34,66].
Действительно, вербальная деятельность как одно из условий профессионального успеха политика определяется необходимостью постоянного общения как в рамках политических институтов, так и в процессе массовой коммуникации.
К сожалению, виртуозная ориентация в мире языка далеко не всегда предполагает владение политиком нормами литературного языка. Язык политиков очень разнообразен и зависим от занимаемой должности или позиции, уровня развития и других личностных и профессиональных факторов. Часто политическая деятельность становится плодородной почвой для тех, кто «за словом в карман не лезет», а грамотность далеко не всегда играет позитивную роль в образе политика, ср., например, язык современных российских политиков Е.Гайдара и В.Черномырдина. Между тем, независимо от уровня владения языком, политические деятели преследуют единую цель, подчиненную цели политики в целом, а именно манипуляцию, влияние на сознание, преобразование мышления. Д. Гревер подчеркивает, что именно благодаря вербальной деятельности политиков в итоге создается «иной чувственный и концептуальный мир – гипотетический образ реальности, – который может ограничить умственные горизонты их аудитории и, тем самым, изменить ход истории» [35,43].
Преобразование мышления людей в определенном направлении является основной целью политиков, которые в процессе политической коммуникации реализуют данную прагматическую установку, преследуя в конечном итоге цель поддержания собственного статуса, удержания власти.
Следуя Д. Греверу, С.Д. Ушакин выделяет три типа политической вербальной деятельности и, соответственно, три типа политиков в зависимости от особенностей их речи:
1. риторика государственного деятеля;
2. риторика демагога;
3. риторика харизматического лидера.
Государственный деятель (1) апеллирует к рациональным и оценочным качествам публики. В основе успеха этого вида речевой деятельности заложено стремление слушателя найти рациональное объяснение текущим процессам и проводимой политике. Крайним вариантом подобного рода вербальной деятельности может стать «навешивание политических ярлыков», призванное выполнять функцию классификации и упорядочения в видении социального мира.
Риторика демагога (2), согласно Д. Греверу, не имеет четко очерченных рамок в силу своей «принципиальной беспринципности». Единственной целью здесь выступает овладение вниманием электората и для этого используются все возможные и доступные способы (поэтому речь политика-демагога может включать как высокопарные высказывания, так и сниженный стиль). Доминантой данного типа вербальной деятельности является апелляция к эмоциям, чувствам, носящим нерассудочный характер.
Речь харизматического лидера (З) представляет собой, с точки зрения Д. Гревера, наиболее интересный тип вербальной деятельности. Политик при этом делает ставку на чувства, свойственные большому количеству людей, которые в силу различных причин либо не могут, либо не хотят обнародовать их: ср. риторику Муссолини, Гитлера, использование ярких выражений, идей типа «национальный позор», «великий народ – великая страна» и т.п. [36,203].
Как правило, в чистом виде ни один из вышеуказанных типов не проявляется, но имеются доминирующие черты того или иного типа вербальной деятельности, проявляющиеся в процессе политической коммуникации. Так, в определенных ситуациях риторика государственного деятеля может приобретать и черты демагога (выборы), и черты харизматического лидера (изменение политического статуса). Политика как таковая реализуется только в единстве всех типов речи политических деятелей, детерминантой при этом выступает язык, проникающий во все сферы и уровни власти.
Использование силы языкового воздействия, языковые манипуляции способны не только сформировать необходимые политику, а, следовательно, государству, взгляды и «матрицы восприятия», но полностью изменить поведение личности, ее сознательную и бессознательную ориентацию в мире.
Очевидность того, что язык в политике играет если не главную, то одну из важнейших ролей, привлекло к политике внимание лингвистов. Сферой интересов, в частности, прагматики стала идентичность, совпадение языкового и политического действий, а также способы и методы «политико-языкового» воздействия. Отношение к месту языка в политике наиболее удачно сформулировал один из основоположников немецкого политического языкознания В. Дикманн, согласно которому политика – это и есть язык, языковые отношения.
Однако точку зрения о превалирующей роли языка в политике разделяют не все ученые-лингвисты. Мнение В.Дикманна представляется им во многом гиперболичным, так как без языка ставится под сомнение существование не только политики, но и социально-общественной жизни как таковой. В этой связи справедливо замечание Х.Й.Херингера о том, что политическая деятельность лишь реализуется с помощью языка. Г.Люббе рассматривает языковое влияние лишь как специфический случай политического действия и уделяет большее внимание неязыковым факторам в политике, не отрицая, однако, управляющей функции языка, которая может быть определена как «замена силовых методов в политике».
В этой связи возникает вопрос о том, как определить границу языковых отношений в политике и отделить их от политических, о том, насколько язык влиятелен в политике и как политика определяет его функционирование в собственных масштабах.
Глава II. Содержание политической лексики
2.1. Границы понятия «политическая лексика»
В фокусе внимания политической лингвистики находится политическая лексика, изучением которой в 90-е годы занимались В.Н.Киселев, Н.А. Купина, В.И. Максимов, С.В.Молоков, А.Б. Новиков, Л.Г.Самотик. Явления политического дискурса рубежа XX-XXI вв. освещали В.Н.Базылев, Е.А.Земская, В.Г.Костомаров, Л.П.Крысин, А.К.Михальская, А.П.Чудинов, В.Н.Шапошников.
Прежде всего, конкретизируем понятие политической лексики. В лингвистической литературе встречаются разные подходы – от включения в нее политической терминологии до рассмотрения всего лексического многообразия письменной и устной речи на темы, так или иначе касающиеся политики. В данной работе под политической лексикой понимае
·тся комплекс тех лексических средств выражения политических взглядов и интересов, которые используются для коммуникации как между политиками, так и между политиками и народом, то есть совокупность политической терминологии и того лексического пласта, который Т.Б. Крючкова в своей монографии «Особенности формирования и развития общественно-политической лексики и терминологии» [ 37, 16] выделила как общественно-политическую лексику.
Какие требования предъявляет практика политического дискурса к политической лексике, определяемой вышеуказанным образом? Прежде всего, эта лексика должна быть понятна всем участникам глобального политического дискурса. Как следствие этого происходит процесс деспециализации политической терминологии, она становится общеизвестной (легитимность, демократизация, реформы, консервативный, либеральный, радикальный и др.). Вне зависимости от национальной, культурной, конфессиональной или иной социальной принадлежности участников дискурса употребление этой лексики не должно вызывать недоразумений, неоднозначного толкования явлений, неоднозначной их оценки и неадекватной эмоциональной реакции на них.
Полное устранение неоднозначности невозможно, но данная неоднозначность не должна приводить к неприязни, конфликтам и конфронтации. К сожалению, непонимание и игнорирование различий в понятийной системе часто приводит к серьезным политическим ошибкам, к провоцированию и разрастанию внутренних и международных конфликтов. Так попытка США и их союзников «осчастливить» народ Ирака, свергнув Саддама Хусейна и внедрив демократию, терпит провал в значительной степени из-за неустранимых противоречий между западным и восточным понятиями о принципах устройства государственной власти, нормах морали, справедливости и исторической закономерности развития двух разных цивилизаций.
А.П.Чудинов предлагает отграничить политическую лексику от политической терминологии, мотивируя это тем, что политическая терминология «не относится к общеупотребительному словарному фонду и используется только в научных и иных специальных текстах, ориентированных на специалистов по политологии. Политическая лексика – это тематическое объединение общеупотребительных слов, понятых абсолютному большинству граждан» [38, 90]. Исследователи выделяют следующие группы лексики современного политического языка: просторечную лексику, жаргонную лексику, иноязычную лексику, сложносокращенные слова.
2.2. Лексические средства языкового воздействия
на массовое сознание
Важнейшим аспектом политической лингвистики является прагматическая направленность языка политики и политической лексики как его элемента. Основной функцией современного языка политики является функция манипулятивная, то есть функция управления обществом, общественным мнением, навязывание политиками своей воли аудитории. Естественно, такая направленность языка политики породила специфический арсенал лексических средств языкового воздействия на массовое сознание: политические метафоры, ярлыки, клички, идеологические штампы и клише, политические эвфемизмы и дисфемизмы.
Приведем некоторые примеры, в которых общество дает характеристики героям: «Лыска» (он же «Картавый» – В.И.Ленин), «Крупа» – Н.К.Крупская, «Отец Усатой Конституции» – И.В.Сталин, Л.И.Брежнев – «бровеносец в потемках» и «Неолит Ильич с широкоэкранной грудью»; фамилия Ю.В.Андропова способствовала образованию предмета «андропология», переименованию Кремля в «Андрополь» и Ленинграда – в «Питекантроповск». Уже ушли в прошлое президиумные старики, из-за которых расстояние от Дома Союзов до Красной площади прозвали «трупопроводом». М.С.Горбачева называли «Горби», «Минеральный секретарь», его реформы – «безалкогольной борматухой»; остров Форос – «форосским сидением», появилось новообразование «Михал-Сергеевский Посад»; сама фамилия стала расшифровкой аббревиатуры: «Граждане! Обрадовались рано. Брежнева, Андропова, Черненко еще вспомните!». Б.Н.Ельцин дал повод для появления «новых» городов «Ельцинбург» и «Нижний Ельц», Э.Брынцалов превратился в «Маленького Брынца», партия В.В.Жириновского расшифровывается как «Люблю дурачить простых ребят». По телеканалам стал транслироваться «600-секундный Шурик» – А.Невзоров, фразу «упал – отжался» не выучил только ленивый.
Россия – страна интернациональная. Появился «Блин Клинтон» (он же «Клин Блинтон»), «Агдам Сухейн», «Соединенные Штаты Армении», «Федеративная Республика Грузия» – ФРГ.
Эта лексика, эмоционально-оценочная по своей природе, является одним из основных элементов языка политики, и именно она представляет собой основное препятствие на пути глобализации.
Кроме упомянутой, существуют и прочие проблемы межъязыковой коммуникации: а) вытеснение языков национальных меньшинств языком большинства, б) насильственное внедрение языка господствующей нации. Такой подход приводит к потере языкового богатства и фактическому уничтожению культуры языкового меньшинства, что, очевидно, только углубляет взаимное непонимание, неприятие и конфронтацию. К сожалению, приходится констатировать, что рецидивы такой языковой политики еще наблюдаются.
Среди особенностей лексики политического дискурса необходимо выделить:
трансформацию значений слов (шумиха, подоплека, трущобы – бывшие диалектизмы);
изменения в лексической сочетаемости (пространство – экономическое, культурное, образовательное, партия – политическая, «зеленых»);
усиление экспрессивной окраски (беспредел, разборки, отморозки, озвучить, наработки, крышует, наехать);
положительную или отрицательную окраску спорных лексем современного политического словаря (в разных контекстах их употребления – олигарх);
использование ярлыков, прозвищ (ельцинизм, «Казахгейт», Береза – Б.Березовский, Колобок, Кепка – Ю.Лужков, «чемолганизация властных структур», «Назар-бай»);
политические метафоры (вирус распада, паралич власти, парламентский кризис, информационные войны, архитектор казахстанского успеха и др.)
Руководители всех рангов и уровней постоянно появляются на экранах телевизоров, их голоса звучат в радиоэфире. Из-за важности суждений эти выступления многократно повторяются из программы в программу и воздействуют на языковую культуру рядовых граждан. Не каждый может оценить публичных деятелей с профессиональной точки зрения. Но даже поверхностный взгляд помогает улавливать разницу между такими политиками, как думающий и говорящий в медленном темпе В.В.Путин, Н.А.Назарбаев, автор многочисленных языковых «жемчужин» В.С.Черномырдин – «хотели как лучше, а получилось как всегда», «лучше водки хуже нет», «в харизме надо родиться», обращает на себя внимание яркий и самобытный ораторский талант В.В.Жириновского. В качестве отрицательного примера можно привести предвыборную кампанию 2005 года в Казахстане, когда большинство кандидатов в президенты вызывали негативное отношение к себе слишком агрессивным настроем, призывами к кардинальным переменам – «мы наш, мы новый мир построим». На их фоне простым избирателям более импонировал образ действующего президента Назарбаева Н.А., который не дает пустых обещаний и говорит понятно и конкретно.
Глава III. Особенности политического словаря
казахстанских и российских СМИ
В заимствовании русским языком иноязычных слов в разные эпохи отразилась история нашего народа: экономические, политические, культурные контакты с другими странами, военные столкновения накладывали свой отпечаток на развитие языка. Новые слова вливались в русский язык из других языков в результате экономических, политических и культурных связей русского народа с другими народами, в результате внедрения в жизнь русского народа реалий, новых для России, но уже имеющих названия в других языках. Русский язык в Казахстане, имеющий статус официального языка, – не исключение. Заимствования из английского языка, проникающие в русский язык сегодня, приживаются и в Казахстане. В данной главе предлагается классификация общественно-политической лексики, используемой различными источниками СМИ.
Номенклатурные наименования лиц:
президент («...рейтинг президента Назарбаева среди избирателей высок и находится сейчас на уровне 80-90 процентов...»; «Казахстанская правда», 07.03.2007);
премьер - министр («премьер-министр К.Масимов провел совещание по вопросам застройки Алматы» «Казахстанская правда», 22.01.2008.);
вице-спикер («вице-спикер рассказал гостям о политической и экономической ситуации», «Казахстанская правда», 22.01.2008.);
ведомств, органов и т.п.
парламент («на заседании парламента обсуждались этические нормы поведения отдельных государственных чиновников»; «Казахстанская правда», 27.05.2006.);
мажилис (Верхняя палата казахстанского парламента Мажилиса по международным делам представила заключение по проекту закона» «Казахстанская правда», 22.03.2008)
Терминология электоральных и смежных технологий (политический маркетинг и т.д.):
баллотироваться («...кандидаты от партий «Отан», «Акжол», баллотируясь в президенты...»; «Костанайские новости»,15.11. 2006 (от «баллотировать», фр. ballotter, – решать вопрос о чьем-либо избрании подачей голосов; первоначально – посредством опускания в урну шаров, называемых баллами);
импичмент (на повестке дня вопрос импичмента, «Казахстанская правда», 2.04.2005), (импичмент – досрочное прекращение полномочий высшего государственного выборного чиновника);
инаугурация («После его инаугурации последовало затишье...»; «Казахстанская правда», 12.01.2007; инаугурация – торжественное вступление в должность);
лоббисты («Завоевывать верхнюю палату парламента уже активно ринулись представители политических партий, разного рода лоббисты...» «Казахстанская правда» 27.01.2007)
популизм («Все эти популистические идеи ни к чему не приведут» телеканал «Хабар» из предвыборных выступлений.)
рейтинг («...рейтинг президента Назарбаева среди избирателей высок и находится сейчас на уровне 80-90 процентов...»; «Казахстанская правда», 07.03.2007);
референдум («Прошел референдум по внесению изменений в Конституцию РК» «Костанайские новости» 2006);
электоральный («Одним из основных рейтингов является электоральный; хуже обстоит дело с электоральным антирейтингом»; «Перекресток», 28.04.2006);
Наименования политических партий, движений, идеологических течений и их членов (участников):
национал-сепаратистский («...одним из наиболее наглядных примеров формирования национал-сепаратистских устремлений на основе общественной организации может служить деятельность Международной черкесской ассоциации...»; «Литературная газета», 28 апреля – 1 мая 2001);
плюралисты («...что выберут наши плюралисты»; «Литературная газета», 28 апреля – 1 мая 2001);
Политический жаргон:
кланово-олигархическая система («В.Путин получил очевидный мандат на демонтаж кланово-олигархической системы...»; «Российская газета», 23.06.2000);
мандат («В.Путин получил очевидный мандат на демонтаж кланово-олигархической системы...»; «Российская газета», 23.06.2000);
олигарх («Осень олигарха»; «Некоторые наблюдатели уже успели назвать РСПП «профсоюзом олигархов»; «Нью-Йорк таймс» опасается, как бы, обжегшись на Гусинском, Путин не забыл о своем обещании уничтожить российских олигархов «как класс»; «Российская газета», 23.06.2000);
триколор («Если уж быть объективным, то семь лет – с 1993-го по 2000-й – против Конституции были триколор, двуглавый орел»; «Литературная газета», 28 апреля – 1 мая 2001; триколор – жаргонное наименование трехцветного российского флага);
спикер («Спикер поблагодарил посла за весомый вклад в развитие дружественных отношений» «Казахстанская правда 17.01.2008»);
харизма («...его харизма способна привлечь к себе одновременно молодежь, работающее большинство и неравнодушных пенсионеров...»; «Наша газета» 2008);
Термины права:
легитимный («...до самого последнего момента опасались нелегитимных действий президента...»; «Разве роспуск КПСС был конституционен? Нет, но он был легитимен...»; «Новое время», № 40, 1993; слово «легитимный» буквально означает «законный», но используется в значении «поддерживаемый и понимаемый широкими народными массами»; в противном случае выражение «неконституционный, но легитимный» звучало бы оксюмороном);
экстрадировать, экстрадиция («Вопрос экстрадиции Р.Алиева – это вопрос времени» «Айкын» 12.01.2008.);
Правовой жаргон:
грин-кард («Плюнув на только что полученную долгожданную грин-кард (вид на жительство)...»; «Комсомольская правда», 26.04.2006);
прайвэси («Знаменитое «прайвэси», право на уединение и неприкосновенность..»; «Комсомольская правда» 26.04.2001);
Среди этих слов есть слова, являющиеся достаточно старыми заимствованиями, но актуализированные в последнее десятилетие ХХ века и приобретшие новые значения или оттенки значений. Слово олигарх, например, обозначает представителя крупного капитала, имеющего серьезное влияние на власть, политику и экономику страны. Ранее это слово не употреблялось за пределами работ по истории древнего мира, где обозначало каждого из соправителей древней Спарты в отдельности. Предположим, что употребляемое в последние годы в прессе слово олигарх, строго говоря, не является результатом развития дополнительного значения у слова олигарх, означающего спартанского правителя, а образовано от слова олигархия в словосочетании финансовая олигархия – политическое и экономическое господство кучки эксплуататоров-финансистов. Словосочетание это присутствовало почти в любом советском учебнике по новой истории, основам государства и права, политической экономии, однако в выделении специального слова для обозначения отдельного представителя финансовой олигархии не было нужды. Мы допускаем, что это слово могло встречаться в каких-нибудь специальных работах, но оно не было фактом общественного сознания. В последнее десятилетие ХХ века существование таких отдельных представителей финансовой олигархии стало значимым и заметным фактом и получило немедленное отражение в языке, прежде всего – в языке прессы.
Похожая ситуация и со словом электорат (народ как выборщики). В старых советских словарях иностранных слов эта лексема не зафиксирована, хотя слова электор (выборщик) и электоральный (выборный, избирательный) присутствуют уже в словаре Лехина и Петрова 1949 года. Легко предположить, что в каких-нибудь специальных работах однокоренное со словами электор и электоральный слово электорат встречалось уже тогда, но безусловным фактом остается то, что в активный словарный запас грамотных русскоговорящих людей оно вошло именно в девяностые годы двадцатого столетия, когда в России и странах постсоветского пространства стали проводиться реальные выборы и электоральная функция населения стала по-настоящему актуальной. Пример конкретного использования слова «электоральный»: «Одним из основных рейтингов является электоральный; хуже обстоит дело с электоральным антирейтингом...»; «Перекресток», 28.04.2006).
Именно в связи с заменой фиктивных советских выборов на реальную выборную систему, со становлением демократии в России и Казахстане актуализировались и приобрели новые значения, оттенки значений и новую сочетаемость и слова баллотироваться, рейтинг, популизм. В советское время было немыслимо говорить о рейтинге того или иного политика, т.к. советские политические деятели и политические деятели «братских» стран почитались почти как святые, а у святого не может быть рейтинга, политики же буржуазные воспринимались как враги, что тоже не предполагало наличия у них рейтинга. Нынешняя публичная состязательность политиков и их зависимость от избирателей (электората) сделали возможным сочетание слова рейтинг с именами конкретных политиков, актуализировали слово популизм и наполнили слово баллотироваться (выдвигать свою кандидатуру на выборах) реальным смыслом.
Характерным примером является, например, слово «президент». Вспомним, что М.С.Горбачев, еще на Съезде народных депутатов, поправил одного из выступающих, обратившегося к нему словами «господин президент», призвав к точности и объяснив, что «президент» – это другая должность, другая реалия и т.п. Заимствованное слово «президент» было актуальным как наименование иностранных политических и общественных реалий (например: «президент США», «президент Франции»). С тех пор ситуация изменилась, и экстралингвистические факторы сделали слово «президент» актуальным и для России и стран СНГ («Президент Российской Федерации», «Президент Татарстана», «Президент Республики Казахстан» и т.п.). Такую же судьбу имеют слова мэр (фр. maire), префект (лат. praefectus – начальник), префектура, муниципалитет. Если в начале восьмидесятых годов ХХ-го века председателя горисполкома, например, и называли в приватных разговорах мэром, то сегодня слово мэр стало официальным титулом главы исполнительной власти в некоторых городах России («мэр Москвы», «мэрия Москвы»). Впрочем, местами слово мэр сохранило свой сленговый оттенок: в некоторых городах России глава городской исполнительной власти носит титул «главы города», «председателя правительства города» и т.д., однако местные СМИ часто именуют его мэром, то ли задавая моду, то ли, напротив, следуя уже сложившейся. То же касается и, например, слова муниципалитет, которое часто употребляется в значении «орган исполнительной власти городского уровня», хотя официально эти органы, как правило, носят иные наименования: «администрация главы города», «мэрия», «правительство города», «городская администрация». Это же можно сказать и о слове референдум (всенародное голосование по какому-либо вопросу).
Слова премьер и спикер также заимствованы давно, но особое распространение в языке прессы получили в последние годы. Заметим, что в отличие от, например, слова президент, они не стали официальными номенклатурными наименованиями российских чиновников, но стали элементами общего словоупотребления. Премьером (премьер-министром) называют Председателя Правительства Российской Федерации. Словом спикер называют председателя Мажилиса (Верхняя палата Парламента в Казахстане).
Собственно, слово парламент также не является номенклатурным наименованием российского законодательного органа, но является общепринятым в прессе и в обыденной речи его обозначением.
Слова лоббист, лобби (от англ. lobby – кулуары) также встречаются в русском языке давно, но, как и упоминавшиеся выше, ранее не были актуальны для казахстанской и российской действительности и употреблялись только в научных работах и редких газетных фельетонах о западном парламентаризме. Сегодня лобби такая же часть казахстанской и российской действительности, как и парламент, а потому слова лобби, лоббисты стали частью активной лексики СМИ. Заметим, что значение этого слова несколько ушло от первоначального – агенты крупных банков и промышленных монополий, оказывающие в кулуарах влияние на парламентариев. Сегодня под термином лобби понимаются непосредственно депутаты законодательного органа власти, тайно или явно представляющие (лоббирующие) интересы той или иной финансовой, промышленной или национальной группы.
Новое значение получило и давно образованное от заимствованной основы слово федеральный. То же можно сказать о словах регион, региональный. Оппозиция федеральный – региональный пришла на смену прежней союзный – республиканский (местный). Слово федеральный использовалось ранее преимущественно, когда речь шла о Соединенных Штатах Америки (федеральный закон, Федеральное Бюро Расследований и т.п.). В связи с новым государственным устройством России слово федеральный стало употребляться и по отношению к российским реалиям (федеральный закон, федеральные войска). Актуализация слова регион произошла в связи с необходимостью общего краткого обозначения для имеющих различные номенклатурные наименования территорий (субъектов федерации): республик, краев, областей, автономных округов и т.п.
Новыми для языка казахстанских и российских СМИ являются слова харизма, импичмент.
Харизма – божий дар, искра божья, обаяние, умение вести за собой, гениальность. Сложная характеристика политического деятеля или религиозного лидера, складывающаяся из множества личных качеств и PR-приемов.
Импичмент – отзыв высшего должностного лица (президента), принудительная отставка. Неудивительно, что это слово чаще встречается на страницах оппозиционных изданий.
Плюрализм, плюралисты – слова, зафиксированные в русских словарях давно, но дефинируемые как идеалистическое философское течение (и его приверженцы, соответственно), противоположное монизму и допускающее существование в мире нескольких, независимых друг от друга духовных сущностей. В новом значении – наличие множества равноправных мнений – введено в активное обращение М.С.Горбачевым.
Слова легитимный, нелегитимный встречались еще в произведениях русских публицистов начала ХХ века, но после установления советской власти стали достоянием лишь узкого круга специалистов. В конце ХХ – начале XXI века, в связи с оживлением политических процессов в России и странах СНГ, эти слова появились на страницах периодических изданий. Буквальное значение слова легитимный – законный, но в последние годы в прессе оно чаще используется в значении «поддерживаемый большинством политически активного населения».
Слово сепаратисты (сторонники отделения какой-либо территории от государства, в которое эта территория официально входит) ранее могло использоваться только если речь шла о Пенджабе, Кашмире, Ольстере или, например, «государстве Шан» в Мьянме. События в Чечне сделали это слово одним из самых употребляемых заимствованных слов в российской прессе девяностых.
Слово инаугурация, обозначающее официальное (часто – торжественное) вступление в должность главы государства, также является новым для общественно-политической лексики казахстанских и российских СМИ.
Экстрадировать, экстрадиция (от ex – из, вне и traditio – передача) – выдача иностранному государству лица, нарушившего законы этого государства. Термин международного права, получивший широкое хождение в русском языке только после падения «железного занавеса», когда российские граждане получили возможность свободно выезжать в зарубежные страны и вести дела за пределами отечественной юрисдикции.
Грин-кард – вид на жительство в США. Слово заимствовано в связи с высоким уровнем жизни в США, уже упомянутой американской культурной экспансией и актуальной в связи с этим для многих российских граждан проблемой эмиграции в США (особенно в начале интересующего нас периода). Впрочем, иногда это слово все еще требует пояснения и говорить о его «постоянной прописке» в русском языке еще рано.
Прайвэси – термин, взятый из английского и американского права, означающий право личности на уединение и неприкосновенность. Используется в СМИ для краткости обозначения этого понятия.
Экономические термины
бизнес («...счет за «игру без правил» в большом бизнесе...»; «Российская газета», 23.06.2006);
брэнд («В последнее время имя Путина стало едва ли не торговой маркой, брэндом...»)
ваучер («...идея земельного сертификата, ваучера особого толка, здесь пока не ночевала...»; «Новое время», № 45, 1993);
дефолт («...последствиями дефолта ситуация не ограничилась...»; «Наша газета» 2007);
дилер («Мы являемся официальным дилером компании, имеющей определенный вес в том числе и в политических кругах...»; «Костанайские новости» № 47,2008);
инвестиция («...привлечь западные инвестиции сегодня стремятся все...»; «Костанайские новости» № 47,2008);
инфляция («В настоящее время инфляция составляет» «Казахстанский бизнес» 2.04.2008)
консалтинговый («...сотрудников консалтинговой компании «проверяли на благонадежность...»; «Костанайские новости», 30.03 2008);
миноритарный (мажоритарный) акционер («Ассоциация по защите прав миноритарных акционеров...»; «Комсомольская правда», 26.04.2001);
приватизация («...все приватизационные проблемы на сегодняшний день решены» «Маяк» 2.02.2008)
фирма («Стал бы педагогом, учителем обществоведения в школе или преподавателем политологии в вузе. Менеджером в какой-нибудь фирме...» (Жириновский, отвечая на вопрос, кем стал бы, если бы не стал политиком); «Российская газета», 23.06.2000);
холдинг («Иволга-холдинг открывает свой филиал в Тарановском» «Маяк» 25.10.2007)
эмиссия («...результаты рублевой эмиссии гораздо более значимы...»; «Литературная газета», 28 апреля – 1 мая 2001).
Особенное место в ряду этих терминов занимают слова приватизация (перевод в частную собственность) и ваучер (приватизационный чек). Оппозиционная пресса употребляет первое из них, как правило, с устойчивым эпитетом грабительская, и, что интересно, лояльная пресса часто с ней в этом соглашается, изредка лишь заменяя этот эпитет на топорная, бездарная или дикая.
С августа 1997 года, после серьезного кризиса неплатежей, в русский язык прочно вошел экономический термин дефолт (от англ. default – невыполнение обязательств, особенно денежных).
Термины инвестиции, инфляция, эмиссия, бизнес, фирма, коммерциализация давно присутствуют в русском языке, но актуализированы лишь в последнее десятилетие.
Совершенно новым для русского языка является слово брэнд (от англ. brand – тавро, клеймо, фабричная марка) – торговая марка. Слово брэнд используют в том числе и в политическом дискурсе. Например: «... имя Путина стало едва ли не торговой маркой, брэндом...»
Наименования предприятий, организаций, трестов, объединений различных форм собственности, специализирующиеся в разных областях деятельности и хозяйствования, например: консалтинг, холдинг, – это новые для русского языка слова, пришедшие из английского. Consulting – консультирующий. Holding – арендованный участок земли, владение акциями.
Новым является и слово дилер – коммерческий представитель.
Религиозные термины
ваххабиты («В Костанае арестована группа людей, прошедшие подготовку у ваххабитов» «Костанайские новости», 26.04.2005);
талибы («Сегодня произошло очередное столкновение с талибами» телеканал «Хабар» 2007);
Ваххабиты – исламское фундаменталистское движение, сыгравшее заметную роль в эскалации вооруженного конфликта на Северном Кавказе.
Этнографические термины
туркмен-баши («Недавно и сам туркмен-баши бросил курить по настоянию кардиологов», «Газета.Ru»);
Слово туркмен-баши занимает особенное место в ряду заимствований. Это слово обозначает только одного человека – бывшего президента Туркмении – Сапармурата Ниязова, который называл себя туркмен-баши (главой туркменов), подражая в этом Ататюрку. То, что этот неофициальный титул туркменского президента не переводится, но заимствуется, имеет несколько причин, среди которых заметно выделяется несколько ироническое отношение российской прессы к диктаторским претензиям туркменского лидера. Возможно также, что таким образом российская пресса пытается показать особенное положение диктатора в современном, преимущественно стремящемся к максимальной демократии, мире. Аналогия со знаменитым Мустафой Кемалем – Ататюрком («Отцом турок») – также, вероятно, имеет значение.
Технические термины
интернет («Отдать голос можно в Интернете по адресу...»; «Портрет недели» КТК, 26.04.2006);
Интернет – глобальная нецентрализованная компьютерная информационная сеть, ставшая в последнее время очень важным фактором общественной и политической жизни.
Философские, культурологические, социологические, лингвистические и психологические термины, обозначающие реалии, имеющие большую общественную значимость
истеблишмент («Уолл-стрит джорнэл» пишет о «моральной развращенности и всеобщем неуважении к закону российского истеблишмента»; «Российская газета», 23.06.2000);
менталитет («...все еще совковый до корня волос менталитет с его неизлечимыми атавизмами»; «Новое время», № 50, 1993);
пси-фактор («Пси-фактор крадеными дозами...»; «Российская газета», 23.06.2000;.);
тинэйджер («А никто и не утверждает, что тинэйджером быть легко» Телеканал ЕлАрна, ток-шоу «Начистоту» 12.01.2008)
Истэблишмент – элита, образованная и обеспеченная часть общества, высший свет.
Тинэйджер. Это слово, как правило, переводят как «подросток». Почему же в таком случае не употреблять слово «подросток»? Зачем нужно это заимствование? Основных причин – две. Первая состоит в том, что подросток – не вполне аутентичный перевод английского слова teen-ager. Teen-ager, строго говоря, – это человек до двадцати лет, в то время как подростками принято называть молодых людей до шестнадцати лет. Вторая причина – в американской культурной экспансии. Тинэйджеры в современном российском языковом сознании – это, вероятно, не просто подростки, но подростки, культивирующие некоторые элементы массовой молодежной субкультуры, общие с американскими тинэйджерами и имеющие американские корни.
Менталитет – термин, используемый в социальной психологии, политологии и др. социальных науках. Вошел в активный словарный запас российских СМИ и политиков в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века и удерживается там по сей день. Означает набор определенных закономерностей мышления, общий для той или иной социальной группы (нации, адептов той или иной религиозной конфессии и т.п.).
Пси-фактор – фактор психологического состояния людей. Складывается из самых разных условий. Учитывается в предвыборных и др. политических технологиях, в искусстве менеджмента.
Некоторые общественно-политические термины непросто определить в ту или иную тематическую группу. Например, лексема коррупция имеет отношение, как к собственно политике, так и к экономике, а помимо этого (и даже в большей степени) – к уголовному праву.
Новое заимствование имидж («картинка», рекламный облик политика, фирмы, артиста, общественного деятеля и т.п.) широко используется в политике и, например, в шоу-бизнесе, но его трудно отнести к собственно политической или социальной лексике.
Слово менеджер (руководитель, координатор) также столь широко представлено в общественно-политическом (и не только) дискурсе СМИ, что однозначно классифицировать его затруднительно. (Можно ввести под него специальные классы: социальная роль, должность и т.п., но в нашу предварительную классификацию оно не укладывается).
Таким образом, классифицируя слова общественно-политической лексики в языке российских и казахстанских СМИ по сферам употребления, мы видим, что, помимо слов собственно политического дискурса, подразделяющихся в свою очередь на подклассы (номенклатурные наименования чиновников, ведомств, территорий, терминологию электоральных технологий, наименования политических партий, идеологических течений и их приверженцев и политический жаргон), в интересующую нас лексическую парадигму действительно входят (это видно из примеров) также и некоторые заимствованные термины права, правовой жаргон, экономические термины, наименования религиозных движений, этнографические термины, технические термины, обозначающие реалии, получившие большую общественную значимость (в наших примерах – «Интернет»), философские, культурологические, социологические и психологические термины, обозначающие реалии, имеющие заметное общественное или политическое значение.
Язык политики выступает в роли связующего звена между обществом и властью. Выражая разнообразные установки и идеи, язык является инструментом, с помощью которого граждане пытаются понять и интерпретировать политическую действительность, а также служит средством поддержания необходимого информационного уровня в масштабах всей страны. Показательно, что «политика – это система человеческих отношений, осуществляемых во многом с помощью языка. ... Именно изучение языка призвано выявить содержание мифов, иллюзий, стереотипов и в более широком смысле – всего комплекса вопросов» [К.С. Гаджиев 1994: 57]. Таким образом, язык представляется как часть мира политического, значимость которого сложно переоценить, анализируя разнообразные политические события. И наоборот, исследования языка политики не могут производиться дистанцированно от основных политических процессов, регулирующих жизнь современного общества. В связи с этим, описание моделей политической метафоры, отражающих способ осмысления и репрезентации политической реальности, представляется перспективным и актуальным.
Заключение
Существуют объективные причины современных языковых изменений: сегодня наш язык меняется и потому, что меняется жизнь, и в XXI веке, видимо будут говорить на другом русском языке. Есть опасность засорения языка иностранными словами и жаргонизмами. Необходимо найти среднюю линию, которая бы позволила язык обогащать и за счет иностранных слов, и за счет живой речи улицы, и в то же время сохранить нормированность русской речи со всеми ее неправильностями.
Глобализация человечества требует выработки средств глобальной коммуникации, прежде всего языковой. Языковая коммуникация должна стать глобальной не только в сфере науки, техники, медицине, терминология и стилистика которых уже в значительной степени интернациональны, но также и в сфере политики, язык которой идеологизирован, отличается образностью, метафоричностью, неоднозначностью семантики и преобладанием эмоциональной оценки. Исторически известные способы организации межнационального языкового общения, такие, как вытеснение языков малочисленных языковых групп, насильственное внедрение или добровольный выбор какого-либо языка (естественного или искусственного) в качестве «лингва-франка», не только неприемлемы с точки зрения сохранения национальных языков и культур, но и в принципе неспособны решить проблему глобальной языковой коммуникации в сфере политики. Примеры употребления эмоционально-оценочной лексики в языке политики США, России и стран СНГ наглядно демонстрируют, что суть проблемы взаимного недопонимания в политическом дискурсе в существенном различии политических тезаурусов различных слоев населения, партий, религиозных конфессий и других групп, различающихся по идеологии и политическим интересам.
Несмотря на сложность проблемы гармонизации глобального политического дискурса, она разрешима, поскольку истории известны прецеденты создания субглобальных языков на основе общей идеологии и политической организации, общей системы понятий и общего политического тезауруса. Таким субглобальным языком пользовались социалистические страны до распада СССР. Такой субглобальный язык формируется сейчас в рамках Евросоюза.
Существует методика гармонизация терминосистем, которая может быть обобщена и расширена на всю политическую лексику и которая поможет гармонизировать политические тезаурусы в глобальном масштабе.
Изменение общественно-политического, государственного и экономического устройства России, Казахстана и др., изменение преобладающей формы собственности, локальные вооруженные конфликты, научно-технический прогресс, – все эти события и процессы продолжаются и продолжают быть причиной заимствования новых слов и перехода слов из одной сферы общения в другую в современном языке. Как уже отмечалось, общественно-политический дискурс контактирует с самыми различными областями человеческой деятельности и использует в той или иной мере слова самых разных слоев лексики. Новые же заимствования, не освоенные еще вполне языковым сознанием и не включенные в словари, но уже используемые в СМИ, могут потребовать от воспринимающего субъекта (читателя или исследователя) обращения к словарям языков-доноров. Исходное слово может оказаться многозначным, и читателю или исследователю полезно в этом случае понимать, о какой сфере человеческой деятельности, каком функциональном стиле идет речь. Кроме того, заимствование новых слов – активный процесс, и никакое исследование в этой области не может закрыть эту тему, по меньшей мере пока существуют разные языки и культуры и происходит общение между ними.
На сегодняшний день система образования практически единственная из всех пытается сохранить традиционную речевую культуру, а это накладывает особенную ответственность и на школьных учителей, и на вузовских преподавателей, и на каждого человека, получающего высшее образование. Конечно, можно принять законы, запрещающие выпуск печатной продукции без корректуры, можно штрафовать издателей за наличие орфографических ошибок, а СМИ за нецензурные выражения, но репрессивные действия такого рода неизбежно приведут к тому, что нарушения языковых норм будет ассоциироваться у многих граждан с идеей несвободы личности. Так что, по-видимому, единственный способ сохранить русский язык как язык цивилизации, науки и культуры – это помощь человеку, получающему образование, понять, что безупречное владение русским языком в целом, и политической лексикой в частности, делает его человеком, способным аналитически мыслить, глубоко чувствовать, выражать свои мысли и чувства, убеждать других, добиваться успеха.
Из проанализированных примеров явствует, что большинство используемых лексем обусловлено изменением общественно-политического устройства государств СНГ в конце ХХ – начале XXI века и принадлежат сферам человеческой деятельности, претерпевшим в связи с этим изменением коренную ломку, ставшим более актуальными: политика, право, экономика, религия, новые технологии и т.п.
Общественно-политическая лексика – это один из наиболее подвижных пластов языковой системы: одни слова и фразеологизмы уходят из активного употребления, на их место приходят другие единицы, которые использовались в других сферах.
Анализируя современную общественно-политическую лексику и ее пополнение, следует отметить, что ряд новых слов сопровождает освоение нового опыта, новых явлений и понятий. Обновление языка состоит не только в появлении новых слов, но и в развитии новых значений.
Выводы:
1. Общественные процессы конца XX – начала ХХI века значительно повлияли на формирование лексическо-фразеологической системы языка, выделив в ней общественно-политическую лексику и фразеологию как наиболее важный аспект политической коммуникации.
2. Активные процессы характерны для русского языка рубежа веков, находят специфическое отражение в русском языке в ситуации иноязычного окружения. Активные семантические процессы в общественно-политической лексике и фразеологии привели не к созданию нового языка, а к постепенному изменению политического пространства.
3. Классификация общественно-политической лексики и фразеологии по сферам употребления кажется обоснованной и для наиболее точного определения семантики той или иной лексемы. Подводя итог, можно констатировать, что словарный состав языка наиболее подвержен общественно-политическим, социальным изменениям и идеологическим перестройкам, и особенно это проявляется в составе политической лексики и фразеологии.
Библиография
Авина Н.Ю. Родной язык в иноязычном окружении. М. 2006.
Базылев А.Т. Язык и нация. М., 1973.
Будберг А. Двойной стандарт // Московский комсомолец, 2003, 1 ноября.
Бернштейн С.И. Язык радио. М., 1977.
Валгина Н.С. Активные процессы в современном русском языке. М., 2001.
Гаджиев К.С. Введение в политическую науку. «Логос», 1997.
Глобальное интервью// Российская газета. 2004. 25.10.
Демидов А.И. Политология. М. Гардарики, 2006.
Демьянков В.З. Ошибки продуцирования и понимания. Пермь. 1989.
Единая консолидирующая сила //Костанайские новости. 2008 № 10.
Еженедельник «Аргументы и факты». 2004. №5.
Жангазы Р. К вопросу о роли молодежи в общественно-политических процессах. 30.06.2006, 141.
Заварзина Г.А. Без идеологических наслоений: Общественно-политическая лексика на исходе ХХ века // «Русская речь» - № 6. – 2000, 41-47.
Зарва М.В. Некоторые особенности языка радио как вида массовой коммуникации// Язык и стиль СМИ и пропаганды. Печать, радио, телевидение, документальное кино/ под ред. Розенталя Д.Э. М, 1980.
Захаров А.В. Народные образы власти// Полис. 1998 № 1.
Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений за языковой практикой массмедиа. СПб, 1999.
Костомаров В.Г. , Максимов В.И. Современный русский литературный язык. М. 2003.
Кристалл Д. Английский язык как глобальный. М, 2001.
Крысин Л.П. Русское слово свое и чужое. Исследования по русскому языку и социополитике. М. 2004.
Крюкова Г.А. К вопросу о формировании картины мира у иностранных студентов, изучающих русский язык// Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2005. №2.
Крючкова Т.Б. Особенности формирования и развития общественно-политической лексики и терминологии. М., 1989.
Мандрикова Г.М. Антропоцентрическая лингвистика: новые языковые единицы.// Материалы конференции. 2006.
Методические рекомендации по гармонизации терминологии на национальном и международном уровне Р 50-603-2-93. М., 1993.
Нестерская Л.А. О некоторых новых тенденциях в развитии словарного состава современного русского языка (социокультурный и лингвистический аспекты) // Вестник МГУ. Филология. 1991. № 4.
Олейник Б. Братьям-славянам: из речи на съезде славянских народов// Роман-журнал XXI век. 2004. №1.
О роли СМИ в политическом дискурсе// Преподавание русского языка и литературы в школах Казахстана. 2005, апрель.
Павлова Е.К. Лексические проблемы глобального политического дискурса// Вестник МГУ. Сер.19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2005. №2.
Политические коммуникации: Пособие для студентов вузов/ под ред. Соловьева А.А. М. 2004.
Преподавание русского языка и литературы в школах Казахстана. Алматы, «Азия-издат», май 2005.
Русский язык в конце XX столетия (1985-1995). М., 1996.
Русский язык в школе. ООО «Наш язык» М., 2007, №1.
Русский язык в школе. ООО «Наш язык» М., 2007, №3.
Сенкевич М.П. Культура радио и телевизионной речи. М., 1997.
Солганик Г.Я. Лексика газеты. М. 1997.
Стилистика и литературное редактирование/ под ред. Максимова В.И. 2005.
Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.,2000.
Феденева Ю.Б. Функции метафоры в политической речи.// Екатеринбург. 1999.
Феллер М.Д. Эффективность сообщения и литературный аспект редактирования. Львов. 1978.
Формановская Н.И. Культура общения и речевой этикет.//РЯШ. 1993. №5.
Чудинов А.П. Политическая лингвистика.- Екатеринбург: Уральский гуманитарный институт, 2003.- 194 с.
Чудинов А.П. Политическая лингвистика. Учебное пособие. М. 2006
Шапошников В.Н. О некоторых особенностях современной русской речи. М. 2000.
Шкатова Л.А., Харченко Е.В. Лингвокультурология// Электронные лингвокультурологические курсы. ЧелГУ. 2001.
Язык и стиль средств массовой информации и пропаганды. Печать, радио, телевидение, документальное кино./ Под ред. Розенталя Д.Э. М., 1980.
Ярцева В.Н. Национально – языковые отношения в СССР: состояние и перспективы/ Русская речь. 1958. №5.
Leo I. New Verbal Order// U.S. News and World Repoet. 1991. 22 july.
Словари
Васильев Н.В., Виноградов В.А., Шахнарович А.М. Краткий словарь лингвистических терминов. М. 1995.
Комлев Н.Г. Словарь новых иностранных слов: (С переводом, этимологией, толкованием). – М., 1995.
Краткий политический словарь. М. 1989.
Краткий словарь иностранных слов: Около 3500 слов / Составление и редакция Н.Л. Шестерниной. – М., 1997.
Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. – М.: Рус. яз., 1998.
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. 1996.
Миголатьев А.А. Политологический словарь. «Луч» 1994 в 2-х томах.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. Изд.-4. М. 2001.
Политический словарь. М. 1956.
Политология. Энциклопедический словарь. М. 1993.
Розенталь Д.Э. Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М. 1985.
Современный словарь иностранных слов. – М.: Рус. яз., 1993.
Скляревская Г.Н. Толковый словарь современного русского языка. М., 2001.
Хридина Н.Н. Понятийно-терминологический словарь: Управление образованием как социальной системой. Е-бург. Уральское издательство. 2003.
Приложение 1. Политическая лексика
Абсентеизм
Авторитаризм
Агрессия
Административно-командная система
Акимат
Активная политика занятости
Альянс
Антикризисное управление
Бандократия
Безработный
Беспредел
Бюджетные учреждения
Бюрократия
Вето
Власть
Власть, основанная на принуждении
Ваххабиты
Вербальная нота
Взяточничество
Война
Восстание
Выборы
Геноцид
Геополитика
Гласность
Государство
Государство правовое
Государственный долг
Государственное регулирование
Государственное управление
Государственный заказ
Глобализация
Гражданин
Гражданские права и свободы
Гражданское общество
Гражданство
Гуманизация
Дебаты
Деидеологизация
Джихад
Диаспора
Диктатура
Демография
Демократия
Демонстрация
Департамент
Достоинство личности
Желтая пресса
Забастовка
Идеология
Имидж
Инновационная стратегия
Интеграция
Информационный подход
Капитал человеческий
Катастройка
Качество жизни
Конституция
Коррупция
Космополитизм
Космоцентризм
Легитимность
Либерализм
Мажилис
Манкурт
Маслихат
Маргинал
Менталитет
Митинг
Мораль
Монархия
Мораторий
Мотив власти
Муниципалитет
Мятеж
Национальный
Национальный характер
Нация
Новаторство
Номенклатура
Нонкомформизм
Нувориш
Общественное сознание
Общество
Общественные отношения
Общность социальная
Объединения неформальные молодежные
Олигархия
Оппозиция
Оппонент
Оптимизация
Организация Объединенных Наций
Официальный
Охлократия
Партнерство
Партократия
Патриот
Перестройка
Переходный период
Пауперизм
Пацифизм
Пленарный
Плюрализм
Права человека
Популизм
Постиндустриальное общество
Политика
Политика гендерная
Политическое мышление
Политическая система
Политический кризис
Политическая кампания
Политическое решение
Политика учетная
Президент
Принцип гласности
Прогресс
Прожиточный минимум
Путч
Работодатель
Радикализм
Революция
Регион
Регионализация
Регулирование
Регулирование антикризисное
Реорганизационные процедуры
Республика
Референдум
Реформа
Родина
Русофилия
Русофобия
Саморегулируемая система
Самосознание гражданское
Самосознание национальное
Свобода
Сенат
Социализация
Социальный
Социальная защита
Социальный процесс
Социальный статус
Социум
Стандарт
Стратегическое планирование
Стратегическое управление
Стратегия
Толерантность
Толпа
Терроризм
Тоталитаризм
Унификация
Управление
Фашизм
Фашиствующие группировки
Федерализм
Форма государства
Форма правления
Характер национальный
Харизма
Ценности общечеловеческие
Ценность
Частный
Черта бедности
Электорат
Элита политическая
Этика
Этнос
Приложение 2. Политическая фразеология
Агрессивная политика
Акулы политики
Безболезненно удалить
Безопасная политика
Борьба во втором туре
Борьба за власть
Борьба интересов
Борьба с коррупцией
Быть на коне
Ветви власти
Взять реванш
Вирус распада
Возвращение к истокам
Волк в овечьей шкуре
Волчий билет
Вызов современности
Геополитические амбиции
Государственный переворот
Денежные мешки
Евразийский ритм
Евразия-крепость
Евразия-народ
Евразия-пустыня
Евразия-сердце материка
Единая ЦНС человечества
Жаркие дискуссии
Закулисные игры
Заложники идеологии
Запасной игрок
Знаковое событие
Игра в одни ворота
Информационные войны
Информационный голод
Казахстан - открытое пространство
Комплекс общечеловеческой проблематики
Коней на переправе не меняют
Круг вопросов времени
Львиная доля
Механизм разрешения кризисов
Мирные цивилизации
Мышиная возня
Наболевшие темы
Наступление по всем направлениям
Национальный фанатизм
Парад суверенитетов
Паралич власти
Паралич власти
Партийная рокировка
Переходный период
Переходный период
Позитивная этническая идентичность
Политика добрососедства
Политическая активность
Политическая пассивность
Политические стрельбища
Политические террористы
Политические тяжеловесы
Политический беспредел
Политический борец
Политический заряд
Политический разбой
Политическое отчуждение
Политическое противостояние
Последняя схватка
Предвыборная гонка
Предвыборная гонка
Предвыборные баталии
Предвыборный марафон
Прожектор перестройки
Проложить дорогу в поле
Путешествия во времени
Реалии нового мира
Решающая битва
Решающая партия
Сжечь мосты
Скамейка запасных
Тактическое мышление
Театр политической борьбы
Театр боевых действий
Темная лошадка
Теневой кабинет
Титульный этнос
Угроза потери корней
Удар ниже пояса
Финишная прямая
Холодная война
Цивилизация-мост
Человек человеку волк
Шоковая терапия
Этническая индифферентность
Этноизоляционизм
Этноэгоизм
Ядерная политика
Язва общества
13PAGE 15
13PAGE 146015
15